Когда интерн с белокурой бородкой в отделении экстренной помощи Центральной больницы на Полк-стрит спросил: «Что с вами случилось?» — я после короткого раздумья ответил: «Упал с дерева».
Падильо и я торопливо покинули сцену «Критериона», сбежав по ступенькам в подвал, мимо распростертого тела Крагштейна. Поднялись по другой, лестнице, попав в узкий переулок.
— Он умер почти что богачом, — заметил я, мотнув головой в сторону Крагштейна.
— Он умер бедняком в трущобах Сан-Францнско, — возразил мне Падильо, не сбавляя шага. — Так случается с каждым, кто слишком долго варится в этом котле.
— Умные сбегают раньше?
— Умные вообще обходят такие дела стороной.
Мы поймали такси как раз в тот момент, когда к «Критериону» подкатили две патрульные машины, набитые полицейскими и детективами в штатском.
— Наверное, кончили какого-то алкоголика, — прокомментировал их появление умудренный опытом водитель. — Подрались небось из-за четвертака.
— Насколько мне известно, речь шла о более крупной сумме, — ввернул я.
У больницы Падильо высадил меня без четверти восемь. Пока интерн накладывал мне гипс, я вскрикнул лишь однажды.
— Болит ужасно, — пожаловался я после того, как он закрепил руку на перевязи.
— Я дам вам обезболивающие таблетки.
В пакетике с надписью «По одной каждые четыре часа, если боль не утихнет», их оказалось четыре. Я проглотил все разом, но рука болела по-прежнему.
В четверть десятого Падильо вернулся с большой продолговатой картонной коробкой.
— Как рука?
— Мне сделали рентген. Осколков нет, перелом без смещения, но чертовски болит.
Из коробки он достал серое габардиновое пальто.
— Накинь его, и никто не заметит, что ты одет, как бродяга.
Я оглядел свой измятый, грязный костюм.
— Действительно, вид непрезентабельный. А к кому мы собираемся в гости?
— К нефтяным королям. Я купил пальто и себе.
— А как насчет бритвы?
— Привез тебе электрическую.
— Вижу, ты позаботился обо всем.
— Да уж, пришлось возложить на себя эти обязанности.
Побрившись, я набросил пальто на плечи, словно накидку. Надел свое и Падильо. Выйдя из больницы, мы поймали еще одно такси, и Падильо назвал водителю адрес штаб-квартиры нефтяной компании.
— А что с Вандой? — спросил я.
— Ванда позаботится о себе сама.
— Как кошка.
— Совершенно верно, — кивнул Падильо. — Как кошка.
Один из двух небоскребов, что стояли друг напротив друга, построили в 1923 году. Тогда это было самое высокое здание Сан-Франциско. Второй появился на семь лет позже. Но и имел на семь этажей больше. Злые языки говорили, что вторая компания очень уж хотела утереть нос своему конкуренту.
— И что ты собираешься сделать? — спросил я, когда мы вылезли из такси у дверей двадцатидевятиэтажного здания. — Выжидать до последнего момента, а затем выступить вперед и сказать: «Мистер председатель, я мог бы сообщить вам кое-что интересное о короле Ллакуа».
— Тебе бы это понравилось, не так ли?
— Я обожаю драмы.
— Давай подождем и посмотрим, как будут развиваться события.
— Ты думаешь, король и Скейлз действительно пойдут на эту авантюру?
— Полагаю, что да. А у тебя другое мнение?
— Ну, не знаю.
Мы поднялись на двадцать девятый этаж. Мне понравились дубовые панели стен и мягкий, пружинящий под ногами ковер. В коридоре толклось с полдюжины широкоплечих парней в темных костюмах и при галстуках, пожелавших узнать, кто мы такие и по какому делу пожаловали сюда.
Падильо назвал наши фамилии.
— Начальник представительского отдела мистер Бриггс должен был внести нас в список, — добавил он.
Один из парней пробежался глазами по листку бумаги, что лежал у него в папке. Поставил карандашом две «птички» и кивнул.
— Они записаны.
Второй парень знаком предложил нам пройти.
— Третья дверь направо, господа.
— Как ты это устроил? — спросил я.
— Позвонил Бурмсеру.
— Ты рассказал ему, что произошло.
Падильо покачал головой.
— Еще успеется.
Третья дверь привела нас в большой конференц-холл, середину которого занимал огромный полированный стол. Вдоль него выстроились стулья с обитыми кожей высокими спинками. За столом могло усесться не меньше сорока человек.
Операторы, вооруженные двумя стационарными камерами, готовились заснять торжественную церемонию. В дальнем конце конференц-холла занимали восемь рядов стулья, на которых сидели тщательно накрашенные, разодетые дамы средних лет, в основном в мехах. Мы с Падильо сели в последнем ряду.
Ровно в десять часов в конференц-холл гуськом вошли представительные мужчины, чинно расселись за столом. Каждое их движение фиксировалось кинокамерами. Тут и там сверкали вспышки «блицев». Фотографы компаний не отставали от операторов.
Еще через пару минут появились король и Скейлз. Их сопровождали два джентльмена, судя по всему, президенты нефтяных компаний. Они заняли места у дальнего торца. Кто-то догадался снабдить короля и Скейлза новыми костюмами. Скорее всего, начальник представительского отдела.
Молодой человек, вероятно, секретарь Совета директоров, раздал всем сидящим за столом зеленые кожаные папки. Король не отрывал глаз от полированной поверхности стола. Руки Скейлза пребывали в непрерывном движении, ощупывая то узел галстука, то пуговицы, то лацканы пиджака.
Последней в конференц-холл вошла Ванда Готар, в накидке из норки и темно-сером, превосходно сшитом костюме. Она заняла место в первом ряду, вероятно заранее оставленное для нее. Положила на колени большую черную сумку. Король и Скейлз оказались прямо перед ней.
Первым увидел ее король. Его лицо исказилось, он вцепился в плечо Скейлза, стараясь привлечь его внимание. Скейлз проследил за взглядом короля и побледнел как полотно. Президент одной из компаний это заметил, наклонился к Скейлзу, что-то спросил. Тот покачал головой.
Ванда позволила им с минуту любоваться своей персоной, затем встала и неторопливо направилась к дальнему концу стола, где король и Скейлз испуганно прижались друг к другу. Правую руку она не вынимала из сумки.
Я не сомневался, что в руке у нее зажат пистолет, а потому уже приподнялся, но Падильо удержал меня.
— Это ее право.
Ванда остановилась в двух футах от короля и Скейлза. Рука ее медленно двинулась. Появилось запястье, тыльная сторона ладони, костяшки пальцев. Она не отрывала глаз от лиц короля и Скейлза. Даже со своего места я видел застывший на них ужас.
Из сумки Ванда вытащила не пистолет, но лист бумаги. Протянула его королю. Я видел, как тряслись его руки, когда он брал листок. Прочитал написанное, и облегчение разлилось по его лицу. Он согласно закивал лысой головой и передал листок Скейлзу. Тот отреагировал точно так же. Ванда постояла, глядя на их мерно кивающие головы, затем повернулась и вышла из конференц-холла.
Падильо встал.
— Пора и нам.
Ванду мы догнали в коридоре. Бледную, с мрачно горящими глазами.
— Вы, я вижу, пришли, — удивления в голосе не чувствовалось. — А Крагштейн с Гитнером?
— Нет, — покачал головой Падильо. — Они мертвы.
— Хорошо. Вы не собираетесь прерывать начавшийся спектакль?
— Мы думали, что это сделаешь ты.
— Я получила то, что хотела.
— Они могут провернуть эту аферу, — заметил Падильо.
— Я знаю. Почему бы вам не остановить их?
— Маккоркл просто мечтал об этом. Даже приготовил речь.
Она повернулась ко мне.
— Так чего вы ждете?
— Я подумал, что нефтяные компании смогут сами позаботиться о себе. И меня больше интересует записка, которую вы отдали королю.
— Понятно. Записка, — повторила она.
— Какую ты попросила часть, Ванда? — спросил Падильо.
— Часть я не просила, — холодно ответила она.
— Не просила?
— Нет. Я взяла все. Все пять миллионов.
— Что ж, можно считать, что за Уолтера ты отомстила.
Ванда покачала головой.
— Мертвые в мести не нуждаются. Им уже все равно.
— Этой мудрости тебя научили пять миллионов? — полюбопытствовал Падильо.
— В определенной степени да, — не стала отрицать Ванда.