Подставные люди

Глава 5

Детективы отбыли после того, как мы пообещали прибыть в полицейский участок в два часа пополудни, и я прошел на кухню, налил в кофейник воды и поставил на огонь. Вода уже начала закипать, когда в дверь позвонили. Я открыл ее и тут же пожалел о содеянном.

Я узнал человека, стоявшего передо мной в наглухо застегнутом плаще, из-под которого торчали пижамные штаны. Несколько лет тому назад, в Бонне, он причинил нам немало неприятностей, так что и сейчас я не ждал от него ничего хорошего, а потому не стал притворяться, что несказанно рад видеть его у себя.

— Не могли подождать до утра? — буркнул я.

Стен Бурмсер хмуро покачал головой.

— Он здесь, не так ли?

— Помогает мне справиться с мармеладом.

Бурмсер вновь покачал головой, в голосе его слышалась печаль.

— Все шутите.

— Тебе что-нибудь нужно от выпускника Гарварда? — обернувшись, крикнул я Падильо.

Он вышел в холл, оглядел Бурмсера с ног до головы.

— Симпатичная у вас пижама.

— Моя жена того же мнения.

— А в спальне установлен полицейский телетайп?

— Достаточно и телефона.

Падильо пожал плечами, повернулся и направился в гостиную.

— Давайте поскорее с этим покончим.

Я указал Бурмсеру на кресло, в котором совсем недавно нашел покойного Уолтера Готара, и он сел, не испытывая при этом никаких неудобств. Я подумал, а не сказать ли ему, кто занимал это кресло перед ним, но отказался от этой идеи, поскольку мои слова едва ли могли пронять его.

— Что случилось с Готаром? — спросил Бурмсер Падильо.

— Его убили.

— Почему здесь?

— Может, не нашли более удобного места?

— Мы знали, что близнецы в городе. Мы знали, что они виделись с вами. Теперь нас интересует цель их визита.

— Спросите у Ванды.

— Я не хочу устраивать за вами слежку, Падильо.

— А я не против, если он не вознамерится пить за счет нашего заведения.

Я встал.

— Хотите кофе? — спросил я Бурмсера.

Тот взглянул на часы.

— Уже третий час ночи.

— Я же не спрашивал, который теперь час.

— Нет, благодарю.

Я насыпал в две чашки по ложке растворимого кофе, залил их водой и принес в гостиную. Одну протянул Падильо, который всегда говорил, что кофе не мешает ему уснуть. Бурмсер наблюдал за нами, не пытаясь скрыть, что не одобряет наши привычки.

— Я понимаю, что вы уже не один из нас, Падильо.

— Я никогда и не входил в ваш тесный кружок. Работал на вас, да, но не более того.

— Ваш труд оплачивался.

— Далеко не в полной мере. Вы хотели слишком многого, а платили чуть-чуть.

— Вы могли бы отказаться.

— Теперь могу, а тогда — нет. Я пытался, помните?

Сколько раз я отказывался? Десять? Пятнадцать? И всякий раз вы находили убедительные доводы, чтобы заставить меня согласиться, запаковать чемодан и ближайшим рейсом лететь на восток, к примеру, в Бреслау, причем шансы на возвращение никогда не поднимались до пятидесяти процентов.

— Но вы уже вышли из игры.

— И слава Богу.

— Мне нужна только информация.

— У меня салун, а не справочная служба.

— Близнецы чего-то хотели от вас. Чего именно?

Падильо поднялся, подошел к окну, чуть отдернул занавеску. Не думаю, что он углядел в темноте что-нибудь интересное.

— Помощи.

— От вас?

— Да.

— Но почему?

— Они думали, что за мной остался должок перед Паулем.

— Паулем? Он же мертв.

Падильо повернулся к нам, но, вместо того, чтобы ответить, принялся разглядывать довольно неплохой ирландский пейзаж, которым мы с Фредль украсили гостиную три или четыре месяца тому назад. Бурмсер откашлялся.

— Чем они занимались?

— Кого-то охраняли.

— Кого именно?

— Они не сказали. Но персону достаточно важную, раз этот человек смог их нанять.

— Почему им понадобилась помощь?

Падильо закончил осмотр пейзажа и впервые улыбнулся Бурмсеру.

— Франц Крагштейн, — не без удовольствия произнес он. — Вы помните Франца?

Напряжение разом покинуло Бурмсера. Он откинулся на спинку кресла, положил ногу на ногу, достал сигарету, прикурил от хромированной зажигалки. Падильо переместился к другой картине, портрету, написанному в начале века, который мне посчастливилось купить за бесценок.

— По-моему, им не было нужды пугаться Крагштейна.

— Парень выдохся, не так ли? — Падильо все еще оценивающе всматривался в портрет. — Тревожил их не Крагштейн, но его новый напарник. Или помощник.

— Кто?

— Амос Гитнер, — и Падильо резко повернулся, дабы понаблюдать за реакцией Бурмсера.

Зрелище того стоило. У Бурмсера отпала челюсть. В следующее мгновение он с такой яростью вдавил сигарету в пепельницу, словно решил раз и навсегда покончить с курением. Лоб его прорезали морщины. То ли он задумался, то ли заволновался. Он торопливо поднялся.

— Могу я воспользоваться вашим телефоном? — этот вопрос относился уже ко мне.

— Пожалуйста, — великодушно согласился я.

— Он уже в Штатах? — Бурмсер вновь повернулся к Падильо.

— Амос? Не имею понятия.

— Кто клиент близнецов, Падильо?

— Теперь это клиент Ванды, но я все равно не знаю, кто он. Я вообще ничего не знаю, хроме того, что он едет сюда или уже здесь, и Амос Гитнер ни в коей мере его не тревожит. А посему мне представляется, что клиент этот не слишком умен.

— Полностью с вами согласен, — и Бурмсер поспешил к телефону. Взял трубку, положил, взглянул на меня. — А второй аппарат у вас есть?

— В спальне. По коридору налево.

Несколько минут спустя Бурмсер вернулся, с растрепанными седыми волосами, словно во время разговора он непрерывно теребил их то ли от раздражения, то ли волнуясь. Судя по возрасту и по продолжительности службы в том таинственном агентстве, что постоянно отправляло Падильо в срочные поездки, он наверняка занимал генеральскую должность. Падильо удалось выйти из игры, но с немалым трудом и не без потерь: раненый, он едва не утонул в Рейне. И вот теперь меня более всего интересовало, а удастся ли ему остаться за кромкой поля.

Бурмсер вновь пробежался рукой по волосам.

— Он хочет поговорить с вами.

— Кто? — переспросил Падильо.

— Наверное, президент, — вставил я.

— Я за него не голосовал.

— Может, об этом он и хочет с тобой поговорить.

— Ради Бога, Падильо, он ждет.

Падильо пересек гостиную и взял трубку. Поздоровался, потом долго слушал, никак не меньше трех минут. Я догадался, что слушает он человека, который руководил агентством Бурмсера, избегающего известности мультимиллионера, когда-то увлекавшегося историей Древней Греции, но во время второй мировой войны попавшего в разведку. Там он и остался. Вероятно, потому, что современный мир показался ему куда интересней исторических реликвий.

— Пусть все напишут на бланке Белого дома, — произнес наконец Падильо. Послушал секунд пятнадцать-двадцать, потом добавил: — Вы можете называть это шантажом, но мне нужны гарантии, — на его лице отразилось раздражение, пока он выслушивал очередную тираду собеседника. — Это не мой стиль... Хорошо... Я понимаю... Да, он здесь, — и он протянул трубку Бурмсеру.

Тот послушал секунд пятнадцать, сказал: «Да, сэр», — но попрощаться не успел, потому что на другом конце провода бросили трубку.

Бурмсер повернулся к Падильо.

— Он говорит, что вы действуете в одиночку.

— Совершенно верно.

— А как же он? — Бурмсер кивнул в мою сторону, намекая, что меня не приглашали к участию в разговоре.

Падильо задумчиво посмотрел на меня.

— Мы можем связать его, засунуть в рот кляп и спрятать его в стенном шкафу.

— О Господи, — Бурмсер шагнул к двери. — Ну почему я должен говорить с такими людьми? — взявшись за ручку, он обернулся. — Вы знаете, как найти меня. Падильо.

— Не проводите у телефона слишком много времени.

— Амос Гитнер, — повторил Бурмсер. — Вы думаете, что справитесь с ним?

— Не попробуешь — не узнаешь, — философски заметил Падильо.

— Это точно, — Бурмсер широко улыбнулся. — Полагаю, это относится не только к вам.

Он уже распахнул дверь, когда я остановил его.

— Вы кое-что забыли.

Он вновь обернулся.

— Что?

— Вы забыли положить трубку на телефоне в спальне.