Подземные робинзоны

Глава 11 ВСТРЕЧА С ОДИНЦОВЫМ

Туристы снова зажгли фонари и пошли быстрее, сворачивая в первые попавшие ответвления коридора, пока не оказались в тупике.

— Передохнем здесь, Николай Павлович, — взмолился доктор. — У меня ноги подгибаются от усталости.

Иван Антонович тяжело дышал, пот обильно струился по его лицу, фетровую зеленую шляпу он где-то потерял, и седые волосы торчали в разные стороны. Не лучше выглядели и остальные путешественники. Начальник отряда понял, что отдых нужен всем.

— Привал на двадцать минут.

— Ты испугалась? — тихонько, чтобы не слышали другие, спросил Володя Светлану.

— Скажешь тоже! — она попробовала засмеяться, но смеха не получилось.

— Если хочешь знать, так я и сам немножко испугался. Они налетели так неожиданно.

Миша услышал их.

— Конечно, Светка испугалась! Уж я-то знаю, как она боится мышей. Помнишь, когда к нам в комнату забежала мышь, ты взобралась на стол и подняла визг на всю квартиру?

Светлана смутилась, но запальчиво возразила:

— Ну и что же? Это было давно. Тогда я была маленькая. Вспомнил! А сегодня… сегодня я, ребята, уж если по-честному, тоже испугалась. Они так пищали и лезли в самое лицо.

Отдышавшись, доктор зажег свечу и учинил всему отряду осмотр. Последний переход не прошел бесследно: туристы до синяков побили ноги, исцарапали руки. Достав походную аптечку, Мухин смазал йодом ссадины и царапины пострадавшим.

При этом разговор, естественно, пошел о летучих мышах.

— Жизнь рукокрылых еще мало изучена, — говорил Иван Антонович. — Мы знаем, например, что эти интересные животные при полете ориентируются в пространстве с помощью эхолокационного «чувства». Мышь не налетит ни на тончайший провод, если он встретится ей на пути, ни на стекло, ни на другое препятствие. Она распознает любую преграду заранее и вовремя свернет. Подсчитано, что эффективность эхолокации у летучих мышей в 22 миллиарда раз выше, чем у приборов, созданных человеком. Почему? Пока неизвестно. Миша, подойди, твоя очередь. Так вот, с наступлением холодов летучие мыши исчезают. А куда? Оказывается, как и многие птицы, они улетают в теплые края: в Крым, на Кавказ, в Турцию, Болгарию. А весной возвращаются. Ты что, Света, качаешь головой?

— Мне непонятно. Птицы улетают потому, что зимой им у нас и холодно и нечего есть. А летучие мыши зимой спят, да? А разве не все равно, где им спать: на Урале или на юге?

— О, моя милая, большая разница. Летучие мыши гибнут, когда температура опускается ниже нуля.

— Не так давно, — вмешался Санин, — в пещерах Урала были найдены зимовки летучих мышей. Они не улетали на юг, Иван Антонович, и не гибли от морозов.

— Вы это точно знаете? Тогда объясните, Николай Павлович.

— А тут и объяснять нечего. В пещерах даже в двадцатиградусные морозы температура держится примерно на плюс пяти. Для мышей этого оказывается достаточно. Вблизи Свердловска есть Смолинская пещера. В 1956 году в ней зимовало около тысячи летучих мышей. Говорят, это была самая крупная из всех известных ученым зимовок в Европе. Теперь Смолинской зимовки уже нет, ее уничтожили «любители природы». А ведь летучие мыши — полезные животные.

— Еще бы! Рукокрылые уничтожают громадное количество вредных насекомых. Причем ночью, когда главные защитники наших садов и лесов — птицы — спят, — доктор спрятал аптечку. — Ну вот и все. Завтра покажете мне ваши царапины.

— Иван Антонович, — Миша застенчиво переминался с ноги на ногу.

— В чем дело? Говори.

— Когда… откроется ваш «гастроном»?

— Проголодался? Великолепно! Если человек после такого приключения хочет есть, значит, он крепок и телом и духом.

— И я хочу есть, — поспешил добавить Володя. — И Света. Мы тоже крепкие.

— Великолепно, друзья мои, великолепно! Рад сообщить: «гастроном» уже открылся.

С этими словами доктор вытащил из рюкзака хлеб и консервы. Каждый получил хорошую порцию и быстро с ней управился.

— Куда же мы теперь? — Мухин посмотрел на краеведа.

— Выберемся из тупика и пойдем в прежнем направлении.

— Только не надо возвращаться в ЗЛМ, — попросила Светлана.

— Это еще что такое? — удивился Николай Павлович.

— Зал Летучих Мышей, — объяснила Светлана. — А сокращенно — ЗЛМ.

— Все понятно. Только уговоримся на будущее: не надо придумывать больше сокращенных названий, они звучат не очень-то красиво, да и не сразу поймешь, что означает вот такое…

— ЗЛМ, — тихо подсказала Светлана.

— Возвращаться через Зал Летучих Мышей и у меня нет желания. Но если пойдем по этому вот коридору, то не заберемся ли еще дальше в подземный лабиринт? И не забывайте — Аргус-то остался там… по ту сторону зала с мышами.

— Мы не знаем расположения гротов и коридоров в пещере, — вмешался Мухин, — а потому нельзя сказать — удаляемся от входа или приближаемся к нему.

— Так вы, Иван Антонович, за то, чтобы пойти дальше, а не возвращаться?

Доктор утвердительно кивнул.

— Но вы опять забыли. — краевед не договорил.

Миша Глебов, прислонившись к стене, громко захрапел.

Светлана и Володя тоже задремали.

— Умаялись ребята, — с внезапной теплотой в голосе тихо сказал Санин. — Жалко будить.

— И не надо. Пусть спят, сон укрепит силы. Они очень устают, недоедают, но держатся молодцами. Да и нам не мешает отдохнуть.

Николай Павлович тоже чувствовал непреодолимое желание лечь, закрыть глаза хоть на десять минут. «Старею, — невесело подумал он. — А, бывало, по трое суток в окопах не спал.» Он еще пытался бороться с одолевающей дремотой. Рядом засвистел носом доктор. И начальник отряда положил голову на рюкзак.

Первым проснулся Мухин. Чиркнул спичкой, зажег свечу и посмотрел на часы. Свет разбудил чутко спавшего краеведа.

— Который час, доктор?

— Девять. Только вот не пойму — утра или вечера.

— Как, разве вы не ведете учета суткам?

— Вел… но, понимаете, Николай Павлович, где-то сбился — и все перепуталось. По моим подсчетам выходит, что пошли третьи сутки, а очень возможно — и четвертые.

— Досадно. Все равно, ведите учет. Потом проверим.

Иван Антонович понимал, что «потом» — это когда они выберутся из пещеры. «Когда?» — тоскливо подумал доктор.

Разбудили ребят. Съели по сухарю, запили водой с сахаром и вышли из каменного мешка, в котором отдыхали.

— Друзья, ищите воду, — говорил Мухин, шагая последним. — Осталось всего несколько глотков и фляга неприкосновенного запаса. Вода в пещере есть, мы уже убедились. Могут встретиться лужи, ручей и даже река. Прислушивайтесь, не раздастся ли где журчание или шум падающих капель.

Отряд шел, сворачивая из одного коридора в другой. Порой протискивались в узкие щели, порой пригибались или ползли. Но чаще все-таки шли в полный рост, ненадолго останавливаясь в небольших гротах, представлявших собой лишь более расширенную часть того же коридора. Иногда попадали в коридоры, сплошь заваленные камнями или настолько узкие, что пролезть было невозможно, и поворачивали назад. Несколько раз путь преграждали широкие и, вероятно, глубокие трещины. Если был обход — шли дальше, если обхода не находили — возвращались, ругая подземных архитекторов. Трудный путь быстро утомлял. Все чаще делали привалы, и каждый такой привал был длиннее предыдущего.

В одном из гротов доктор запнулся о камень и упал, но тут же быстро поднялся.

— Эврика!

— Что вы сказали? — не понял Санин.

— Повторил классическое восклицание Архимеда. Эврика, друзья! Смотрите! — Мухин протянул полную горсть песку.

— Песок! — разочарованно протянул Миша.

— Песок. Но какой! Мокрый! Мок-рый!

Иван Антонович объяснил, что упал он лицом в мокрый песок.

— Близко есть вода. Ищите ее, ищите. Каждый возьмите по свече.

Немедленно достали свечи, и желтые огоньки разбежались в разных направлениях, словно огромные светлячки.

— Эврика! — раздался вскоре звенящий от радости крик Володи Одинцова. — Эврика! Сюда, ко мне! Вот он, ручей.

Светлячки слетелись на крик мальчика. Володя стоял, высоко держа свечу. У его ног ласково журчал подземный ручей. Он был невелик. Вода, вытекая из широкой щели, образовывала лужицу, а затем вытягивалась в узкую полоску, исчезая в темноте.

— Великолепно! Вволю напьемся и умоемся. Умоемся! Воды много, хватит на все, — приговаривал Иван Антонович, очень страдавший от жажды.

— Большой привал, — коротко объявил Санин.

— Назовем ручей именем доктора Мухина, — сказал Володя, считая, что ему по праву можно первому предложить название. — Ручей доктора Мухина. А?

— Очень признателен, но почему ты именно меня удостоил столь высокой чести? — доктор насторожился, ожидая подвоха.

— Так ведь вы упали на мокрый песок.

— Понятно… А не лучше ли Ручей Владимира Одинцова?

— Не спорьте, — примирила их Светлана. — Назовите ручей Хрустальным. Вода в нем, как хрусталь.

Доктор обнял Светлану.

— Хрустальный? Очень хорошо звучит. Как по-твоему, Володя? Тоже нравится? Великолепно! А ты, Миша, чего молчишь?

— Я, Иван Антонович, думаю. Куда бежит ручей? Вот что я хотел бы знать. Вдруг это тот ручей, что протекал у входа, помните?

— Это мысль. И великолепная! Николай Павлович, если нам пойти за ручьем?

— Подождите. Допустим, ручей где-то выходит из подземелья. Но пройдем ли мы там? Вообразите: маленькая трещина на склоне горы, из нее пробивается вода. Вот мы близко от этой трещины, но… мы не щепки. А может, ручей впадает в подземную реку. Под землей много рек.

— Тогда пойдем вверх по течению, — сказал Миша.

— Тоже мало шансов. Истоком может оказаться крохотный родник. Но я за твое предложение. Идя за ручьем, мы всегда будем с водой. Не исключено, что ручей укажет нам верное направление, а может, и выход.

— Ура Мише Глебову! Ура Хрустальному ручью! — провозгласил доктор. — И да здравствует «гастроном»!

Доктор и Светлана занялись бутербродами, открыли две банки консервов. Иван Антонович нарезал хлеб тоньше, чем обычно: в его «гастрономе» осталась последняя булка и несколько пачек сухарей. Светлана уже хотела пригласить товарищей «к столу», когда в пещеру залетел посторонний звук. Разговоры смолкли на полуслове. Все насторожились.

— Лает собака, — сказал Санин изменившимся голосом.

— Да, да, — подхватил Мухин. — Это собака! Нас ищут.

Ребята побежали к выходу, громко крича:

— Аргус! Аргус!

Доктор торопливо завертывал бутерброды в бумагу и запихивал обратно в «гастроном», краевед отыскивал свою палку, которую он куда-то сунул и не мог найти.

Вернулись ребята, ликующе крича:

— Это Аргус! Вот он! Вот он!

В освещенном свечой пространстве показалась собака. Сеттер был рад встрече с людьми не меньше, чем они. Он тыкался влажным носом в ладони туристов, прыгал и повизгивал от восторга.

— Аргуска! Славный умный песик, — Светлана обняла собаку, но та вырвалась и бросилась к Володе. Повертевшись среди людей и каждого наградив вниманием, Аргус побежал к выходу.

— Аргус, куда ты? — закричал Володя. — Назад! Назад!

Сеттер подполз на брюхе к юному хозяину, молотя хвостом по полу и тихо повизгивая. Потом вскочил и снова бросился к выходу.

— Назад, Аргус! — сердито приказал мальчик.

— Собака зовет нас за собой, — догадался Николай Павлович. — Там люди, которые ее послали. Берите вещи и пойдем за Аргусом. Не беспокойтесь, теперь он нас не бросит.

Иван Антонович и ребята, схватив рюкзаки, устремились за Саниным. Увидев, что люди идут, Аргус скрылся в коридоре. Туристы пошли в том же направлении.

Время от времени кто-нибудь призывно выкрикивал:

— Аргус! Аргус!

Но пес будто сквозь землю провалился. Даже лая не было слышно. Коридор привел людей в длинный и узкий зал. Начальник отряда остановился.

— Тут несколько выходов, можно ошибиться, — он посмотрел на Мухина. И доктор, тяжело дыша от быстрой ходьбы, ответил:

— Подождем здесь. Собака вернется. А с ней и люди.

— Да, так будет лучше.

Ребята тоже остановились. Сердца пяти человек, затерянных под землей, учащенно бились. Вот сейчас замелькают огоньки, покажутся люди…

— Эге-гей! — зычно крикнул Санин.

Эхо гулко повторило возглас, и едва замерли последние отголоски, как из глубин лабиринта донеслось:

— Охо-хо-о!

— Эге-гей! — отозвался Николай Павлович.

— Ого-гой! — ответили каменные своды.

— Сюда! Сюда! — крикнул Миша. — Мы здесь.

Путешественники стояли, оглядываясь по сторонам, не зная, откуда появятся люди. Прошло еще несколько минут. И вот мелькнул и исчез огонек. Показался снова и уверенно задвигался к группе туристов.

— Это они, — почему-то прошептал доктор. — Они идут.

Вбежал Аргус, а за ним человек с фонарем в руке.