За кормой вьются чайки. Блистая на солнце снежной белизной, они с размаху бросаются в прозрачную речную глубь. Из окна каюты видно, как птицы поднимаются над водой, держа серебристых трепещущих рыб, и исчезают в прибрежном мареве.
Илька осторожно запер дверь, тихо прошел по узорчатому линолеуму и спустился по трапу вниз. Здесь — в самом интересном отделении парохода — пахло машинным маслом, соленой рыбой и свежими яблоками. На белых спасательных кругах крупными красными буквами было написано: «Владимир Маяковский». Крученые чалки сохли возле груды пробковых поясов.
Сквозь стекло Илька увидел, как размеренно двигаются маховики. В их беспрестанном движении было что-то веселое — в такт им ударяли лопастями колеса, быстрые и шумные.
Мальчик прошел на нижнюю палубу. В этот ранний час пассажиры еще спали. Только изредка проходили по палубе вахтенные матросы да торопливый кок, часто семеня ногами, проносил из камбуза поднос с жареной рыбой.
Илька удобно устроился на корме, на большом заколоченном ящике. По сторонам проплывали зеленые берега, песчаные отмели, нарядные селения. На отвесных кручах сосны цепкими корнями держались за почву, буйная поросль орешника прикрывала овраги. На крутоярах возвышались маяки, видные издалека.
На берегу, усеянном галькой, стояла избушка на сваях, словно в сказке — на курьих ножках. Возле нее лежали бакены, рыбацкие сети, опрокинутые вверх дном лодки. Бородатый старик, должно быть, бакенщик, возился у огня.
«Хорошо бы сейчас посидеть у такого костра, — подумалось Ильке, — попечь картошку в горячей золе, сварить уху. Скорее бы пристань Соколиные Горы!»
Мальчику вспомнились шумные московские улицы, по которым еще позавчера он шел вместе с матерью…
Ветер раздувал длинный воротник илькиного матросского костюма, перебирал ленточки бескозырки. Этот костюм, купленный родителями по горячей просьбе мальчика, был тайной гордостью Ильки. Да и как было не гордиться — даже у настоящих матросов на пароходе не было таких матросок и бескозырок с надписью «Герой». Кто знает, может быть, и станет когда-нибудь Илька настоящим героем-матросом!
Легкий шорох раздался за его спиной.
Илька оглянулся и вздрогнул.
Из подвешенной над кормой шлюпки торчала вихрастая рыжая голова. Веснущатый мальчишка, по виду ровесник Ильке, глядел на него насмешливо и дерзко.
— Герой! Моряк с разбитого корыта, — сказал он, осматривая Ильку с головы до ног.
Илька вспыхнул, но отвернулся и промолчал. Незнакомец не отставал:
— Матрос — утри нос!
Тогда Илька не выдержал:
— Будешь приставать — я тебе ототру веснушки!
Мальчишка вылез из лодки и с развальцем подошел к Ильке. Свысока, презрительно он осматривал его бескозырку, матроску, брюки, ботинки.
— Отойди, — сказал Илька.
— Сам уходи, — ответил мальчишка.
— А ну!
— Не замахивайся! Моряк сухопутный!
— Лягушонок пучеглазый!
Соперники отступили в сторону, занимая боевые позиции. Илька изогнулся и бычком пошел на обидчика. Через секунду, сцепившись, мальчики уже катались по корме.
Вахтенный показался на мостике:
— Что за шум?
Но на корме уже никого не было. По воде медленно уплывала белая бескозырка. Потом на поверхность вынырнули две мальчишечьих головы.
Раздалась команда:
— Люди за бортом!
— Шлюпку на воду!
Тревожно взвыла сирена. С палубы полетели пробковые пояса, спасательные круги. Пароходные колеса замерли на месте — с них ручьями стекала вода. Гребцы на шлюпке увидели, как мелькнул над водой матросский воротник, и сильней налегли на весла: драчунам, видно, приходилось туго.
Что было дальше — ни рыжий, ни Илька как следует не помнили.
…Илька очнулся в каюте медицинского пункта. Напротив, на койке, укутанный одеялами, лежал обидчик-драчун.
Мальчики долго лежали молча. Наконец, Илька сказал:
— Чуть не утонул из-за тебя.
— Сам виноват, — угрюмо ответил сосед.
И опять наступило молчание.
— Ни с того — ни с сего, — пробормотал опять Илька, — к людям не пристают.
Видно было, что его укоризненные слова произвели впечатление.
— Тебя как звать? — примирительно спросил рыжий.
— Илька.
— А тебя?
— Волька Салаженков.
Забыв недавние раздоры, мальчики разговорились…
Волька Салаженков был родом из лесной деревеньки в верховьях Волги. Мать у него умерла рано. Отец до войны работал комбайнером на машинно-тракторной станции и во время уборки неделями не бывал дома. За мальчиком присматривала тетка.
Когда отец ушел на фронт, тетка взяла мальчика на полное попечение. Одно смущало тетку:
— Уж больно ты, малый, рыжий…
Мальчишки в деревне смеялись:
— Рыжий — к солнцу ближе.
Потом настало невеселое время. Фронт придвинулся к Яблонькам.
В избе было холодно. Долгими предзимними вечерами Волька крутил жернов ручной мельницы, перемалывал зерно, спасенное из горевшего амбара. Тетка пекла лепешки на воде.
Однажды на несколько дней в деревне остановилась военная часть, шедшая на передовые позиции. Подружился Волька с сапером дядюшкой Лагуновым. Все умел делать сапер, и этим напоминал он Вольке отца. Он мастерил табуретки, вырезал из фанеры петушков, лагуновские глиняные свистульки пели на разные голоса. Волька устраивал такой пересвист, что тетка затыкала уши и уходила к соседям. А Лагунов говорил мальчику:
— Эх, Волька, кабы не война, кабы мирная жизнь сейчас. Взял бы я тебя с собой на Каспий — родина там моя. Ты море не видел? Ширь-то, ширь какая… Красота ненаглядная. Мы — Лагуновы — потомственные рыбаки.
И, помолчав, спрашивал:
— А знаешь ли ты, сколько матерая белуга весит?
Волька пытался угадать:
— Здоровая, верно, не меньше пуда…
— Сразу видно, что соленой воды не пробовал… В хорошей белуге сто пудов веса.
Волька свистел от удовольствия. А Лагунов восхищенно спрашивал:
— А сколько, думаешь, в белуге длины?
Волька силился себе представить громадную рыбину и, боясь ошибиться, говорил:
— Надо думать, не меньше стола.
Лагунов смеялся и спрашивал опять:
— Еж-рыбу видал?
И принимался рассказывать про еж-рыбу, про молот-рыбу, про чорт-рыбу. Мальчик слушал, затаив дыхание.
Ночью Вольке снилось море, почему-то похожее на деревенский пруд. Диковинные рыбы плыли мимо Вольки, блистая чешуей, и глядели на него мутными глазами.
Навсегда сохранились в благодарном мальчишечьем сердце воспоминания о Лагунове и его рассказах.
С тех пор Вольку потянуло на море.
…А время шло своим чередом. Кончилась война, с фронта стали возвращаться солдаты. Но среди них не было волькиного отца — смертью храбрых пал он на полях далекой Померании. Мальчик дал слово стать таким же, как и отец, — храбрым, умелым.
Одиннадцатилетний Волька отлично пас лошадей в ночном, бесстрашно лазил по деревьям, прыгал с обрыва в Волгу вниз головой. Он слыл неплохим бегуном, ловким городошником.
Однажды Волька вбежал в избу радостный и возбужденный, с конвертом в руках…
— Ответил, ответил…
— Кто ответил? — испуганно спросила тетка.
— Дядя Лагунов, с Каспия. Помнишь, у нас гостил?
— Как не помнить. Хороший человек — дай бог ему здоровья.
— Меня к себе зовет, на море. Я ему писал, что отец погиб.
— Тебе, Волька, еще учиться надо.
— А дядя Лагунов меня и зовет к себе учиться — у них там школа юнг открывается.
Вечером уже вся деревня знала, что Волька Салаженков собирается ехать на море, в школу юнг. Мальчишки глядели на него с нескрываемой завистью. Девчонки преисполнились к Вольке такого уважения, что обращались к нему только на «вы». Так и спрашивали:
— Вы не скажете, Воля, говорят, на море вода соленая?
— Точно, — важно отвечал Волька.
Ходить он стал вразвалку, как и подобает моряку. Закурил бы и трубку, если б не боялся теткиного гнева. Сердить тетку было никак нельзя — она еще колебалась: отпускать Вольку за тридевять земель на море или не отпускать.
Все решилось, когда Лагунов прислал тетке длинное письмо и деньги — на дорогу Вольке.
Тетка поплакала и отпустила. Это было как раз вовремя. Девчонки уже ехидно спрашивали Вольку:
— Не раздумали ехать?
Волька испытывал сильное желание оттаскать девчонок за косы, но сдерживал себя и сквозь зубы цедил:
— Отплытие задерживается по непредвиденным обстоятельствам.
Вскоре на деревенском сходе тетка сама объявила о том, что Волька едет в морскую школу. Девчонки замолчали.
Вечером в воскресенье Волька надел шапку набекрень, взял старую отцовскую гармонь, вышел на улицу и заиграл. К дому Салаженковых со всех улиц сбежались ребята. Изо всей мочи Вольна пел под гармонь:
Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали…
Под песню вся ватага двинулась по улице. Мальчишки дружным хором подхватывали слова:
Товарищ, мы едем далеко,
Подальше от этой земли.
Старухи открывали окна и сочувственно вздыхали. Одни осуждали тетку, решившую отпустить Вольку, иные, наоборот, говорили с одобрением:
— К хорошему человеку почему не отпустить?
— Путь далек…
— Не маленький — доберется.
— Парень-то сорви-голова.
Утром Волька взял билет до Соколиных Гор, где должен был пересесть на транзитный пароход, идущий до Астрахани.
По палубам «Владимира Маяковского» Волька разгуливал важно. С видом знатока он присматривался к работе матросов, а возле капитанского мостика даже высказался в том смысле, что, де, неплохо бы прибавить ходу.
И вдруг он обнаружил на судне еще одного моряка — юнгу и даже в матроске и бескозырке. Моряк этот, по мнению Вольки, сильно задавался. Такого дядя Лагунов никогда бы на море не пригласил.
На корме парохода и произошла встреча, закончившаяся столь неожиданным и стремительным падением обоих мальчиков за борт.
…Пароход быстро двигался по речному раздолью. Блестящие брызги воды от колес долетали до иллюминаторов. Приветливый кок принес в медпункт для пострадавших горячее молоко с малиновым вареньем.
— Ну как, ребятки, — ласково приветствовал он драчунов, — Помирились, как в водичку попали, а? Водичка, да еще холодная — враз приведет в сознание.
Кок хитро посматривал на ребят.
— Да мы нечаянно сорвались, — ответил Илька.
— Он поскользнулся, — в тон Ильке врал Волька, — а я хотел его поддержать и полетели вместе за борт.
— Полетели… вместе, — смеялся кок. — Ишь как! И что люди зря придумывают! Ну, поправляйтесь. — Кок еще раз внимательно и хитро посмотрел на ребят и вышел.
Мальчишки весело расхохотались.
За иллюминатором вздымались белые гребешки волн.
Настала Волькина очередь спрашивать.
— Я еду до Соколиных Гор, — рассказывал Илька, — там у меня живет друг Тимка Токмаков. Ты бы знал, сколько он книг прочитал! О его коллекциях даже в журнале «Вокруг света» писали. Я с Тимкой на слете путешественников познакомился.
— Ты путешественник?
— Да, то есть, нет… Я в шестой класс перешел. В прошлом году мы, кружок туристов, путешествовали вокруг Москвы. А зимой к нам в столицу юные туристы со всего Союза съезжались. Даже были ребята с Таймыра и из Туркмении. Тимка выступал с докладом: «Как я собираю коллекции». Вот я с ним и познакомился. Он все знает, как профессор!
Через полчаса приветливый кок пришел за порожней посудой.
— Дяденька, попросить вас можно, а? — сказал вдруг Илька.
— Варенья еще захотел али что? — удивился кок.
— Да нет, просьба одна есть.
— Говори.
— Лежать нам здесь скучно.
— Так что я тебе — концерт в медпункте устрою? Лемешев я, что ли?
— Да нет! Книжку бы принести, в каюте, в моем саквояже она…
— Ну, за этим дело не станет.
Через несколько минут толстая книга с картинками была в руках у Ильки. Но мальчик не стал показывать книгу, а вынул из нее большой конверт и подал Вольке.
— Читай!
Волька развернул голубую бумажку, сложенную треугольником. Красными чернилами на ней было четко написано:
«Подвиг и слава. Немедленно приезжай к нам, в Соколиные Горы. Тебя ждут необычайные приключения. Начинаем поиски подземных сокровищ. Захвати батареи для карманного фонаря. Жду.
Токмаков».
У Вольки от этого сообщения мурашки забегали по спине.
— А что это за подземные сокровища? — спросил он.
— Ничего не знаю. Но если Тимка пишет — значит сокровища есть. Тимка зря не болтает.
— А что за приключения будут?
— У Тимки всегда какие-нибудь приключения…
Смеркалось. Врач, убедившись в том, что мальчики чувствуют себя отлично, разрешил им покинуть медицинский пункт.
Ребята вышли на палубу. Вечернее звездное небо медленно плыло в темной воде. И ярче звезд светились, чуть покачиваясь на волнах, зеленые и красные бакены.
— Скоро мне сходить, — сказал Илька, — до Соколиных Гор осталось не больше тридцати километров.
Волька откровенно признался:
— Знаешь, мне хочется твоего Тимку повидать. Илька задумался. Потом неожиданно предложил:
— Задержись на неделю. Вместе будем искать сокровища.
— Боюсь, Лагунов начнет беспокоиться, что я долго не еду.
— А мы дадим Лагунову телеграмму. По рукам?
— По рукам!
— Мы с тобой друзья?
— Друзья!
Помощник капитана, заметив, что мальчишки тянут друг другу руки, крикнул:
— Держите их — опять драка начинается!
Мальчики обиделись:
— Мы вовсе и не собираемся драться.
Но вахтенный матрос не поверил и скомандовал:
— Марш в каюту!
В Соколиные Горы приехали поздно ночью.
Прямо с пристани послали телеграмму Лагунову. Один из пассажиров показал мальчикам дорогу к дому Токмаковых:
— Слышите, собака лает — туда и идите.
Хотелось спать, мальчики мечтали о теплом ночлеге. Ветер сдул холодные звезды с неба, с востока шли тяжелые тучи.
В ночном сумраке темнели ворота старой крепости.