Подземный флот маркшейдера Вольфа

Глава 8

Глава Восьмая.

С роковыми решениями и немыслимыми обещаниями,

а заодно с разбитым автомобилем и старым хронометром,

которые стали как новенькие.

Первое, что увидел Кит, когда беспомощно лежал на боку, был ящик граммофона. Он аккуратненько стоял рядом с Китом на асфальте… На асфальте?!

Кит отжался на локте — и увидел, что черная пластинка на граммофоне продолжает крутиться под иглой… А еще он кое-что услышал. Короткий рожок, этот остаток роскошного раструба-цветка, всё тужился услаждать слух Кита старинным романсом… тихо так. Хриплым шепотом.

Кит вскочил на ноги… Но они, ноги, вдруг разом так ослабли и занемели, что Кит рухнул и снова отбил руки и колени. Больно ударился, но боль помогла Киту прийти в себя.

Рассевшись на асфальте, он уже осмысленно огляделся… Всё вокруг плыло в сиреневой дымке. Впереди была тёмная стена, над головой нависал тёмный свод. Неужели снова какой-то большой подвал?!

Кит повертел головой. Нет, не подвал… Справа открывался знакомый двор, заполненный фиолетовым туманом, а слева — выезд из него… ну да, на Старомосковскую улицу! Там, на выезде, в таком же сиреневом тумане, совершенно неподвижно, как в стоп-кадре, торчала пара прохожих. Оба с удивлением смотрели на что-то невидимое, находившееся между ними перед выездом из арки… или перед въездом в нее, это уж с какой стороны посмотреть.

Романс вдруг закончился. В тот же момент сиреневый туман начал мерцать, а прохожие — двигаться. Только очень-очень медленно, как в предельно замедленной съемке… И тут Кита осенило!

Он рванулся к граммофону, вернул иглу в начало пластинки и еще покрутил ручку… Все правильно! Сиреневый туман снова стал сгущаться, а прохожие опять застыли в стоп-кадре.

Время! Пока этот расчудесный граммофон играл, время в двадцать первом веке стояло! Или текло очень-очень медленно — для всего окружающего мира… но только не для самого граммофона и находившегося рядом с ним Кита.

Двигаться было трудно вот почему: в почти неподвижном мире Кит преодолевал сопротивление как бы застывшего, уплотнившегося воздуха.

Что делать, стало ясно. Бежать! Вопрос — куда! Ну, не в школу же… Он был одет, как на карнавал, изображавший какое-нибудь дворянское собрание… Да еще с граммофоном в руках — не оставлять же это уникальное изобретение в подворотне! Он представил себе, как вваливается в класс… Все обалдевают, Ленка Пономарева крутит пальцем у виска, а училка по русскому сразу вызывает «скорую» из психушки. Да что училка, он и в школу войти не успеет — его охранники тормознут, скрутят и саперов пришлют агрегат изучать, не бомба или это и не хочет ли свихнувшийся Кит взорвать к чертям родную школу, которая его так достала.

Кит тяжело поднялся… Тяжело и мощно, как Геракл. Потом осторожно поднял старательно поющий граммофон и тяжелой Геракловой поступью двинулся… куда? Ясно куда — до дома на такой далекой теперь улице Космонавтов.

Путь с нелегкой ношей да еще при отчаянном сопротивлении воздуха, а вернее самого времени, казался не то, что неблизким, а просто невообразимым — прямо как путь хоббитов до Мордора. Но делать было нечего: взялся — иди. И Кит шел.

Странно было смотреть на абсолютно застывшую Москву… Прохожие — как статуи… Машины… Вроде как вечная пробка… Голуби — как на невидимых ниточках подвешены.

Кит шел, не напрягаясь и не торопясь. Да и невозможно было торопиться. И так-то ноги еле двигались, пот катился со лба. Пару раз Кит опасно спотыкался… обо что бы вы думали? Об тонкие травинки! Они почти не гнулись в этом мире почти остановленного времени! Трижды Кит тормозил, чтобы поставить граммофон на асфальт, нагнуться, кряхтя по-стариковски, вернуть иглу в начало и с трудом покрутить ручку… Невыносимый старинный романс «Последний рейс» практически стал его личным гимном.

По ходу он понял: был бы огромный раструб, была бы громкость повыше, так он бы сюда, в родное время, в подворотню, вместе с аэропланом вломился. Тогда бы точно погибли оба — и он, и Лиза. Всё продумали княжята, чтобы, если что, Кит смог бы спастись… А так… Кит холодел от собственных домыслов — и проталкивался дальше… Мыслями и ногами.

Люди, предпочитающие думать логически, могут спросить: а зачем, вообще, такие муки? Остановить пластинку, запустить… вернее, отпустить время — пусть движется себе нормальным ходом. И быстренько добраться до дома… Загвоздка была в ясной и понятной логике самого Кита: разве мог он позволить себе в таком вот невероятном дворянском прикиде, с невероятным граммофоном в обнимку переться мимо школы до дома на глазах у изумленных прохожих… А так-то он практически летел домой сквозь сиреневый туман сгустившегося времени в сотни раз быстрее болида Формулы-1… Хотя ему самому казалось, что он еле ноги волочит!

Измученный походом сквозь пространство и время, изможденный донельзя, Кит тормознул только перед подъездной дверью. Мозг его работал четко: пора глушить пластинку, а то в почти остановленном времени, чего доброго, домофон не сработает, ток зависнет, хотя это была полная ерунда — явная «пара» по физике.

Он огляделся — в непосредственной близи прохожих не было, — опустил граммофон на крыльцо и осторожно снял иглу…

Сиреневый туман сгущенного пространства-времени стал рассеиваться… Ближайший прохожий начал вяло выдвигать ногу вперед… Кит шустро открыл дверь подъезда, подхватил с крыльца граммофон…

И только дома, перед дверью родной квартирки, его проняло. Попросту говоря, он позволил себе испугаться. Да мамы родной…

«Только бы мамани дома не было!» — вот какая вспыхнула сверхужасная мысль Кита.

Папаня мог бы сходу принять любую, самую отчаянную небывальщину. Даже если бы он в нее не поверил, то хотя бы похвалил за выдумку. А вот мама…

Еще одну маленькую вечность Кит простоял перед дверью, обливаясь, холодным потом. Сейчас дверь квартиры казалась страшнее двери в самый глубокий и таинственный подвал, набитый монстрами, как консервная банка — сладкой кукурузой…

Кит машинально пошарил по карманам… Все-таки хорошая, правильная у него была привычка — сначала пристегивать к брюкам ключи, а потом уж надевать их!

Кит осторожно отпер дверь… прислушался… Мама сейчас должна была вести занятия в своем институте, папаня — вдохновенно писать новые гениальные полотна в студии, но мало ли… В квартире стояла глухая тишина.

Кит зашел на цыпочках в прихожую… А через пять секунд он уже был в своей комнате… А еще через четыре секунды граммофон был засунут в шкаф и накрыт свитером… Еще через тридцать секунд вся аристократическая одежка была сброшена, сложена и спрятана на верхней полке шкафа. Одежка была влажной от пота, но не сушить же ее, развесив по комнате или в ванной!

Скрыв все улики, Кит бухнулся на постель, чтобы остыть и подумать… Но еще через десять секунд он не просто остыл, а — похолодел до мозга костей!

Все происшедшие события собрались в памяти воедино, как мозаика, — и все стало понятно и объяснимо! Перевести бы дух в родном доме, да куда там… Разгадки и объяснения оказались еще более ужасными, чем потенциальная встреча с маманей в прихожей квартиры — эти разгадки «молыньями» и пулеметными очередями стали долбить и добивать бедные Китовы мозги!

Теперь нечего было удивляться бредовой княжеской идее спустить в полете граммофон прямо ему, Киту, в руки. Все было рассчитано князем. В том числе и смертельный риск. Их княжеский риск. Они взялись выручить его, выхватить из лап врагов и знали, что страшно рискуют. Граммофон был спасательным кругом на всякий случай. Но только для него — для Кита! В случае чего они готовы были отправить его домой в будущее, а сами… сами погибнуть…

Он, Кит, вернулся в ту же самую точку времени и пространства, из которой выехал в прошлое на старинном «Рено» выпуска 1913 года! Всё логично! Но он, конечно же, не мог вернуться сюда на аэроплане — посадочка в узкую арку была бы еще та! Крылышки бы разлетелись во все стороны! Они оба разбились бы в лепешку, не успев превратиться в мотоциклетных ездоков… Да еще прохожих с десяток угробили бы!

Значит, княжата решили обязательно спасти его, Кита… пусть и ценой собственной жизни! Да, та мысль буллы точной: раструб с граммофона был снят, чтобы сбросить мощность звучания и значит… значит, уменьшить объем переносимой во времени массы. Масса это он — Кит. Аэроплан-трансформер слишком большой, и таинственная сила граммофона без раструба не могла его вытащить… Всё правильно! Они все рассчитали правильно… Но только все, все теперь на свете неправильно! Потому что он здесь, целый и невредимый, а храбрая авиаторша-княжна через минуту, а может, и раньше, разобьется насмерть!.. А может, все-таки сумеет посадить подбитый аэроплан?.. Может, аэроплан еще успеет превратиться в какой-нибудь спускаемый аппарат с парашютом, как у космонавтов… И почему, почему князь не сбивал вражеские самолеты «молыньями» или еще чем-нибудь, ведь наверняка какое-то невиданное по тем временам оружие у них есть?!

Кит уже не лежал на постели, а сидел на ней голый и неподвижный, как йог в нирване, и тупо смотрел в холодные глаза Чужого, глядевшего на него со стены и улыбавшегося холодной космической улыбкой. «Чего гадать, и так все ясно, — тихо шептал Чужой с постера на стене. — Разбилась твоя распрекрасная княжна, разбилась давно, сто лет назад… Сами же они и виноваты, сами заварили всю эту кашу, ты тут вообще не при чем. Расслабься».

Представить катастрофу было легко… Торчащий из луга хвост аэроплана, заломленные крылышки, горящие обломки… и труп княжны посреди них… ниточка крови тянется с уголка губ. Все красиво, как в кино. Только там, сто лет назад, настоящий труп красивой и храброй девчонки. Его, считай, ровесницы, спасавшей Кита ценой своей жизни.

Кит еще никогда всерьез не размышлял о смерти. Он, конечно, понимал умом, что есть такая неминучая напасть в мире, видел всякие ужасы в новостях… но это, сами понимаете, не то. Она, смерть, проходила мимо Кита пару раз, но — не очень близко и не очень страшно. Первый раз давно, когда мальчишку из соседнего подъезда, которого он иногда встречал во дворе, сбила насмерть машина. Он не видел самой аварии и не видел похорон, но пару месяцев дверь соседнего подъезда казалась ему страшнее двери в подвал, от нее веяло жутью. А еще год назад умер от инфаркта папа одноклассницы Кита. Она две недели не ходила в школу, а потом еще долго была вся бледная, молчаливая, с заплаканными глазами. Учителя ее почти не вызывали и за любой ответ ставили «четверки»-«пятерки». Ее все жалели, но… но подходить к ней было как-то не того, не то чтобы страшно, но как-то не очень… в общем, понимаете.

Еще Кит знал, что люди, не верящие в Бога или хотя бы в какой-нибудь Космический Разум, считают, что смерть — это всё, полные кранты. Умер, закопали, сгнил — и всё. Глухая тьма. Радуйся тому, что потомки будут помнить, хотя, если разобраться логически, радоваться в далекой перспективе будет некому и нечему. Так же, если по логике, случится со всем человечеством, даже если оно, как муравьи по лесу, расползется по всей вселенной: ухнет вселенная, сгорит или еще чего — и закопают ее, вселенную, вместе с человечеством. Тогда уж точно никто ничего не вспомнит… А люди верующие считают, что всё наоборот: душа, разум только готовятся в этой земной жизни, набирают опыт и силу, чтобы развернуться в полную мощь где-то там, в новом измерении, где тебя уже никак не будут ограничивать всякие телесные недостатки, а заодно — пространство со временем… Стоп! Время!

Все правильно! Время! Ведь он, Кит, теперь живет и действует в своем времени — и пока оно течет здесь, можно считать, что там, сто лет назад, время остановилось… и аэроплан княжны завис, застыл в воздухе… И если он, Кит, сможет вернуться туда — в ту же точку и в ту же секунду… и погасить огонь, починить пробитый пулями двигатель… Он же великий Сборщик! А они его недооценили!

Кита прямо жаром обдало!

Он вскочил на постели и врезал кулаком Чужому в челюсть. Понятное дело, кулак об стену отбил, но зато пришел в себя. Чужой продолжал ехидно скалиться, все бесчисленные зубы у него остались на месте.

Время? Кит глянул на свой будильник у постели — и снова растерялся… Что делать? До конца большой перемены — две минуты. Ничего себе, переменочка затянулась! На «русский» он уже не попадает. Прогулять весь оставшийся день? Заняться делом посерьезнее?.. А что если князь вернется за ним туда же, к школе? Если у них там всё не так уж плохо кончится… Может, у них еще один граммофон есть… И почему-то его забирали именно от школы, в определенный час этого века, а не из дома… хотя прошлой ночью лезли прямо сюда, в его комнату… «Прошлой ночью» — когда ж это было!

Сейчас главное, чтобы крыша от всех этих расчетов не съехала. Крыша не съедет, если есть четкая и правильная цель. А такая цель у Кита теперь была — во что бы то ни стало спасти княжну… а то жизнь до конца жизни будет не в жизнь, одни ночные кошмары про падающий аэроплан и мучительные угрызения… чего? Сами знаете чего!

Кит как был голышом, так и побежал в душ, окатил себя холодной водой, вытерся, потом врубил чайник, сожрал бутерброд с телячьей колбасой, выпил чашку чая — и все делал, чуть ли не посекундно глядя на часы…

После «русского» была литература.

— Извините, Мария Трофимовна, у меня были проблемы, — для начала честно признался Кит, когда Марьяша, как ее звали все, спросила, почему да отчего он прогулял «русский» и вообще не в форме: — Я штаны порвал… и рукав… случайно… на перемене упал, на лестнице… пришлось домой бежать, переодеваться.

Марьяша смотрела на Кита, одетого не по школьному дресс-коду в синий свитерок, с большим сомнением. Правда, она была подругой завуча-математички, с ее подачи уважала таланты Кита и отчасти разделяла ее мнение, что из одаренного математика гуманитарий никакой, то есть требовать от Кита, чтобы он стал еще и великим писателем, это как от быка — молока.

— Ты что, подрался? — заподозрила одаренная глубокой гуманитарной интуицией Марьяша. — Ты на бандитов Думенко совсем не похож… Ну, смотри, раз прогулял, значит, сейчас тебя точно спрошу.

В общем, с училкой поначалу обошлось. Куда более суровый ответ пришлось держать Киту чуть раньше, перед своими.

Разговор с Думом и даже с Ленкой Пономарёвой Кит запомнил, как смутный и неприятный сон. Дум наезжал с разными вопросами, А Кит не придумал ничего лучшего, как объявить, что его будут снимать в кино про старинную жизнь… ну, и заехали со студии имени Горького (до нее тоже было недалеко от школы) на олдтаймере. Съемочная группа так прикалывается. Дум почти не поверил, подумал и потребовал от Кита одного — чтобы он из кожи вылез, но прокатил Дума на том самом олдтаймере.

Кит вдруг вспомнил, что на «литературе» Дум сидит вместе с Леной Пономаревой на последней парте у окна… И на «литературу» не распространяется запрет, действующий на уроках по точным наукам.

— Идет! Только еще одна просьба! — воодушевленно ответил Кит. — Мне на литре нужно сидеть у окна. Сзади! Врубился?

Дум слегка оторопел. Что и нужно было!

— Не врубился! — честно признался Дум.

— Мне на литре с тобой нужно сидеть! У окна! Меня могут снова позвать… — Этого Кит и вправду больше всего хотел, так что не врал ни капельки. — Тогда, может, сразу и прокатимся! Ну…

Дум постепенно врубался..

— Чего не ясно-то? Я отследить должен, — втолковал Кит.

— Ну, смотри… — пробормотал Дум и пошел прямиком к Ленке Пономаревой.

Слыханное ли дело! Кит нагло сгонял ее со своего законного места!

И теперь он смотрел вслед Думу во все глаза.

Дум подошел к Лене, что-то коротко ей втолковал… и Лена… что Лена? Угадайте!

Ну, конечно! Ленка издали, из далекого далека, метров эдак с десяти, так посмотрела на Кита, будто впервые в жизни его заметила — и увидела, что это не Кит какой-нибудь, ботаник математический, а натурально… ну, как если бы Дум сказал ей, что Кит и есть Человек-Паук… только это еще не совсем проверено…

Кит о таком Ленкином взгляде мог только мечтать… но сейчас почему-то не чувствовал себя человеком со сбывающейся мечтой… Честное слово, его сейчас больше волновала не сама Лена, а согласится ли она уступить ему место за партой. Киту даже было наплевать, разозлится она или нет.

А Ленка взяла и подошла к Киту. И он почему-то ничуть не струхнул и не оробел. А так и смотрел на нее… как? А по-деловому: сгонится или не сгонится.

— Тебя что, правда, в кино собираются снимать? — спросила она, испытующе глядя на Кита в упор.

В другое время у Кита бы дыханье сперло…

— Ага… — просто ответил он.

— Пригласишь? — прямо-таки кокетливо спросила Ленка.

Так кокетливо, что Дум зыркнул на нее сурово.

— Куда? — без всякого вдохновения спросил Кит.

Вот так в жизни и бывает: мечты сбываются, а счастья нет.

— Ну… — как-то смутилась и сразу похолодела взглядом Ленка. — На премьеру твоего фильма хотя бы.

Что-то невиданное происходило с Леной Пономаревой прямо на глазах Никиты Демидова, а ему было хоть бы хны… Как такое может быть?

— Приглашу, если снимут… если все пробы пройду, — сказал Кит, как отрезал.

Ленка оглянулась на Дума, словно прося его поддержки: типа, надави на него, а то ведь не пригласит, проигнорирует гадёныш.

Тут и прозвенел звонок на урок.

Не прошло и десяти минут с начала урока литературы, как Лена Пономарева, сидевшая перед ним справа, получила полную компенсацию за все унижения, которым ее успел — честное слово, не нарочно! — подвергнуть Кит.

Потому что Кит получил «кол». Это был его личный рекорд: «колов» ни по каким предметам Кит еще не получал. И даже рекорд класса: никто в классе еще ни разу не получал «кола» по литературе. Даже на Дума Китов «кол» произвел неизгладимое впечатление.

— Ну, ты отжигаешь! — почтительно отстранился Дум, когда Кит сел со своим «колом».

А Ленка Пономарева что? Она просто оглянулась, сверкнула зелеными глазками и хмыкнула. И еще сказала что-то обидное — типа, «отстойно зарулил». Но Кит не обиделся, не устыдился, не смутился, не покраснел… Вообще, он поставил рекорд по пофигизму двадцать первого века только потому, что именно в этот самый момент был самым героическим антипофигистом прошлого века. Но об этом никто не мог знать, никто не мог это оценить по достоинству.

Киту, конечно, стоило прислушаться на перемене к благожелательному предупреждению училки и хотя бы пролистать то, что было задано на сегодня… и хотя бы одним ухом слушать, что происходит в классе. Но Кит, чего греха таить, с первой же секунды урока был в полной отключке. Он таращился в окно, мучительно ожидая появления старинного «Рено», а сквозь самую привычную и обыкновенную картину осенней улицы он видел, как в стоп-кадре, зависший в небе старинный аэроплан, хвост дыма, языки пламени… и прекрасные темные глаза княжны. Неужели это последнее мгновение ее жизни?! Там, в уже не досягаемом прошлом…

Тут Кита и вызвали.

Марьяша, конечно, видела, что Кит только и делает, что таращится в окно. Она терпела-терпела, злилась-злилась — и резко вызвала. И когда Кит, не сумев врубиться, стал что-то мямлить и бубнить, она резко тормознула его. И дальше произошло то, что еще ни разу не происходило на уроках литературы.

— Стоп! — сказала Марьяша. — Хватит, Демидов! Слушай меня внимательно. Случаются с людьми явления, которые нормальным литературным языком описать невозможно. Нет в нем адекватных определений. И вот сейчас я употреблю два таких слова. Надеюсь, что это произойдет в первый и последний раз. Не только в отношении тебя, Демидов, но и, вообще… Эти слова примитивного уличного языка вы все знаете. Может, ты сам подскажешь, Демидов?

Кит стоял, как будто время раз и навсегда остановилось только для него одного.

— Может, класс подскажет… а то мне как-то не по чину-званию, — на полном серьёзе, сказала Марьяша.

Но, оказалось, что и для класса время тоже остановилось — такой нестандартной училку по русскому и литературе никто никогда не видел.

— Ладно, согрешу раз — и это тебе, Демидов, дорого обойдется, — твердо решила всегда предельно интеллигентная Марьяша. — Первое слово — это глагол «оборзеть». Вот ты, Демидов, на этот раз совершенно оборзел… А второе слово — существительное… «Беспредел». И это, Демидов, уже полный беспредел, когда ты торчишь вот так передо мной и продолжаешь таращиться в окно… Что ты там боишься пропустить?

— Кино, — хихикнула Ленка Пономарева, но ее шутку почему-то никто не заметил.

— Ничего, — пробубнил Кит. — Извините, Марья Трофимовна…

— Кол! Кол, Демидов! — сказала Марьяша. — И это очень серьезное предупреждение. Это последнее китайское предупреждение, Демидов. Тебе три дня на размышление, до следующего урока… Иначе, боюсь, мне придется экстренно вызывать службу вывоза городского мусора.

На перемене после литературы Кит пытался оторваться от всех возможных интервью… и вообще. Не хотелось никому попадаться на глаза. Поторчал в туалете, потом сунулся на лестницу… Там его и настигла староста класса — Грач, тоже, между прочим, Ленка.

— Вот ты где! Еле нашла… — запыхалась Ленка Грач. — Тебя Нонна зовет. Срочно! Беги быстрей!

— А чего? — невольно спросил Кит.

— Сам знаешь чего, — махнула рукой Ленка Грач и сразу исчезла, потому что Кит ее никогда не интересовал.

Побежать Кит не побежал, но дошел до кабинета завуча довольно быстрым шагом.

Нонна Николаевна для начала только посмотрела на него издали, так что степень угрозы трудно было оценить. А потом посмотрела на свои настольные часы начальника.

— У тебя какой сейчас урок? — задала она вопрос, какого Кит не ожидал.

— Биология. — Это Кит еще помнил.

— Постарайся не получить «кола» по крокодилам, а то, честное слово, я тебя им скормлю сегодня же после уроков, — совершенно без всяких эмоций и тоже на полном серьезе сказала Нонна-математичка, она же завуч школы, так что сомневаться в ее обещании не приходилось. — И сразу после уроков зайди ко мне…

На биологии Кит просидел, как в танке. Его не вызвали. В окно он почти не глядел. Потому как понял, что князь за ним больше вот так не приедет, а если появится, то уже каким-то другим способом. А на Ленку… на Ленку Пономареву его глаза б вообще не глядели.

А потом он пошел сдаваться Нонне.

— Пойдем, — вдруг сказала Нонна, когда он пришел к ней в кабинет с таким настроением, как если бы уже пришел в зоопарк, на обед к крокодилам.

Кит очень удивился.

И пока он удивлялся себе, Нонна встала из-за стола, собрала свою сумочку, надела свой модный, но не яркий плащик.

— А куда? — наконец решился спросить Кит.

Ему в голову вдруг пришла дикая, жутко детская мысль — а вдруг Нонна возьмет, да и поведет его прямо к маме! Тогда уж лучше прямо к крокодилам… или прямо в колонию для малолетних преступников… Куда угодно, только не к маме!

— Сейчас посмотрим, — как-то неопределенно ответила Нонна Николаевна. — Только тут не годится. Слишком угнетающая обстановка. Как в полиции, на допросе…

И Кит потащился за ней.

Одноклассники, попадавшиеся по пути, смотрели на него так, будто его и впрямь уводила полиция, омоновцы в масках. Дум подмигнул и махнул рукой. И Кит представил себя на его месте. Вернее — Дума на своем. А что, собственно, произошло? Подумаешь, урок пропустил, «кол» схватил по литературе… никого ж не убил, наркоту в школу не таскал, матом при учителях не ругался. И чего на него так все пялятся? Будто что-то знают такое…

В таких смешанных чувствах и мыслях Кит и вышел, вернее был выведен на улицу.

— Тебе не холодно? — спросила Нонна.

— Не… — ответил Кит.

И Нонна снова надолго замолчала и куда-то все вела и вела Кита. Они вышли на шумный проспект Мира, и там Нонна повернула не к дому Кита, а в противоположную сторону. Кит не знал, что будет дальше, но все равно с облегчением вздохнул.

— …Вот сюда давай зайдем, — вдруг сказала завуч.

Кит по ходу очнулся и увидел, что она предлагает зайти в маленькое кафе со смешным названием «Троллейбус». Ситуация становилась все более экзотической: почти как с крокодилами. Завуч приглашает ученика школы в кафе… Расскажешь, не поверят. Да теперь бедному Киту, что бы он ни рассказывал, — ни за что не поверят.

— Что будешь? Может, пирожное какое?.. Чай? — спросила Нонна, когда они устроились за столиком у окна.

Кит машинально посмотрел на улицу: нет, здесь князь точно не появится в фиолетовом фейерверке на своем роскошном «Рено».

Потом Кит пошуршал в кармане мелочью.

— Не суетись, сегодня я угощаю, — с грустной улыбкой сказала завуч школы. — Выбрал?

В другое время Кит сидел бы, удивленный до глубины души. А теперь он любые чудеса воспринимал, как неизбежное зло.

— Давайте просто сок, — сказал машинально Кит, заметив на соседнем столике высокий желтый бокал. — Апельсиновый.

— А я двойной эспрессо возьму, — почему-то опять с грустью сказала завуч Нонна.

Пока не принесли кофе и сок, Нонна нарочито молчала, отрешенно наблюдая за плотным траффиком на проспекте. Когда официантка подошла, она с таким же отрешенным видом сняла со спинки стула свою сумочку, открыла ее и… чуть не вынула пачку сигарет. «Чуть» — потому что успела вынуть наполовину, спохватилась — и убрала.

— Да, ничего… — вдруг сам от себя такого не ожидая, сказал Никита. — Вы курите, Нонна Николаевна. Здесь можно.

— Ну, знаешь, — усмехнулась и покачала головой завуч. — Есть корпоративная этика. Знаешь, что это такое?

— Вроде того, — кивнул Кит. — При нас вам курить нельзя…

— К тому же это очень вредно для здоровья, ты слышал? — как-то не шутя, спросила Нонна.

— Точно, — кивнул Кит.

— Ты и не куришь… — сказала Нонна так, как будто ей об этом постоянно докладывали. — А вот многое другое, что очень вредно для этого здоровья. — она постучала пальцем по виску, — делаешь… Может, расскажешь, что с тобой происходит… если, конечно, есть настроение. Что такое сегодня случилось?

— Да так… — зажался Кит.

Ему стала понятна идея этого похода, этой хитрой ловушки завуча. За такой нестандартный подход к работе с трудным подростком ей надо было сказать «спасибо».

— Просто не мой день, — сказал вместо «спасибо» Кит.

— Какое у тебя прозвище? — вдруг спросила Нонна.

— Кит, — удивился Никита Андреевич Демидов.

— Так вот, Кит, слушай.

Нонна поставила чашечку и так пронзительно посмотрела на Кита, как раньше смотрел на него, наверно, только суперопасный Лев Константинович. Только во взгляде завуча не было чего-то такого… Душевно-сладкого и одновременно коварного, что ли…

— Я очень хочу вытащить тебя из этого… — Она осеклась. — Из этого тупика.

Марьяша, пожалуй, могла сказать более определенно — «из чего»… если бы снова вышла из себя.

— Я бы никогда тебе этого не сказала… потому что не люблю типичных вундеркиндов. А ты — не типичный вундеркинд. И я никогда не хотела сделать из тебя такую публичную надежду школы. Хотя могла. Тебя бы тащили, на ручках носили бы… до медали бы дотянули. Как тебе роль «великой надежды»?

— Не очень… — честно признался Кит.

— Вот-вот, директор со мной согласился, и мы приостановили этот процесс, — сказала Нонна.

«Надо же!» — еще немного удивился Кит.

— Как ты понимаешь, это большой секрет, — добавила Нонна.

Надо думать!

— Я очень хорошо знаю, на что ты способен, — сказала Нонна.

И это Киту уже растолковали по полной программе сто лет назад.

— И я вижу, что по натуре ты не типичный «ботаник», и если дать волю твоему самолюбию, то лет через пять, из тебя выйдет совершенный интеллектуальный киборг, презирающий всех и вся.

А вот такой прогноз был для Кита новостью.

— И сейчас ты на распутье… и я, представь себе, не знаю, что делать. — Нонна вдруг снова осеклась, и глаза ее словно потухли.

Она сделала глоток кофе, подумала. И стала вдруг говорить очень тихо, очень доверительно:

— У меня когда-то был очень близкий друг… он был во многом похож на тебя. Очень талантливый математик. И такой же отъявленный пофигист, как ты.

Вот оно! Есть и вправду в мире людей вещи и явления, которые нормальным литературным языком ну никак не назовешь!

— Таким пофигистом и остался… — Нонна почему-то говорила всё тише, всё глуше. — До конца школы у него всё было вроде бы нормально. Школа его тащила в математические гении… Мама с папой убеждали, что он — прямо супергерой. А потом вдруг, после школы… полный срыв… Он стал наркоманом… В конце концов повесился… Накануне своего двадцатилетия.

Кит сидел, будто влипнув в стул, и не то, что свой сок пить, вздохнуть-то боялся. Что-то жуткое накрыло его вдруг — такое, с чем он еще не имел дело ни в каком самом темном подвале.

Нонна Николаевна опустила глаза, потом снова подняла взгляд на Кита. И Киту совсем не по себе стало. Казалось, Нонна Николаевна силится перетерпеть приступ сильной боли.

И она вдруг сказала:

— А я, между прочим, его очень любила… Первая любовь, представь себе…

Киту показалось, что в глазах Нонны Николаевны собираются слезы — и уже блестят, блестят… вот-вот прольются.

— Меня мама с папой не убеждают, что я супергерой! — вырвалось у Кита, словно только такие слова и могли успокоить Нонну Николаевну.

— Я знаю… и это радует, — улыбнулась она.

Несколько мгновений они молчали.

— …И я ничего не могла сделать, понимаешь? Ничем помочь не смогла, — вдруг едва слышно добавила Нонна Николаевна и вдруг сразу же спросила… без всяких-таких взрослых усмешек: — Может, ты влюбился, а? Поэтому и голова не на месте… У тебя самый хороший возраст для первого взрыва…

— Какого взрыва? — не понял, но слегка вздрогнул Кит.

От всей этой обстановки, от такого разговора с завучем он растерялся никак не меньше, чем от первого знакомства с князем, его сестрой и всем прошлым веком вместе взятыми.

— Атомного… Сердечного, — улыбнулась Нонна Николаевна и… и резко сжала и разжала кулак прямо против своего сердца.

Кит попытался разобраться в себе. Ленка Пономарева?.. Только теперь он скорее ненавидит ее от всей души, чем… это… того… И вообще, не до Ленки, когда княжна Лиза погибает… вот-вот разобьется насмерть на своем аэроплане, подбитом какими-то неизвестными гадами! А он тут сидит и апельсиновый сок спокойненько попивает! И тоже ничего не может сделать…

Нонна Николаевна что-то заметила.

— Что-то случилось, да? — тихо спросила она. — Извини, что лезу тебе в душу. Но момент, по-моему, критический. Дальше так не может продолжаться.

Да, момент, похоже, действительно наступил критический. «Момент истины» — так его вроде называют… Надо было что-то срочно делать. И опять не просто так вскочить и побежать: надо было что-то делать разом со всей жизнью.

— Вы не поверите, Нонна Николаевна, — выдавил из себя Кит, когда представил, что будет, если он начнет тут признаваться во всем и во вся.

Может, она и вправду подумает, что он стал наркоманом и теперь весь живет в жутких глюках…

— Я очень постараюсь, — пообещала Нонна.

— Понимаете, сейчас одному человеку очень плохо… — проговорил Кит, стараясь не отводить глаз, а то Нонна уж точно не поверит. — Совсем плохо. Он… этот человек… может просто погибнуть… по-настоящему. И ему никто сейчас не может помочь… Похоже, только я один, и всё… Вот.

— Ты так уверен, что больше никто? — напряженно прищурилась Нонна Николаевна. — Родители… врачи… полиция…

— Может, её брат… если успеет, — сказал Кит. — Извините, Нонна Николаевна… Я пока больше ничего сказать не могу. Но я действительно смогу ей помочь, если успею придумать как.

— Все-таки «ей», — удовлетворенно отметила Нонна.

Кит дрогнул: он и не заметил, как проговорился о главном… раскололся… Но что ж теперь?

— Это хорошо, что — «ей», — с облегчением вздохнула Нонна. — Я уж думала, что все это куда более опасно.

Если бы Нонна знала, как это опасно! Но не скажешь же…

А она все смотрела на него, смотрела… и, наконец, нашла еще кое-какие правильные слова:

— Тогда подумай — может, в этой ситуации я могу чем-нибудь помочь тебе… А?

Кит сначала опешил. Потом тоже смотрел, смотрел на Нонну… и вдруг понял, что его действительно не принимают сейчас за дурачка-вундеркинда и безнадежного пофигиста. И, значит, за такой базар, который он тут развел, теперь придется отвечать. Точно!

— Нонна Николаевна, дайте мне одну неделю, — сказал Кит.

И тут же с ужасом прикинул, а почему это именно «одну неделю», ведь сколько бы он ни находился здесь в своем веке, там, в прошлом, аэроплан будет висеть в небе и дымить неподвижным дымом, как на картинке… Вот если ему удастся снова попасть туда, в прошлый век, и спасти её, то… А если не удастся, то можно уже считать, что всё кончено… Если княжна Лиза всё-таки не успеет посадить горящий аэроплан, превратив его при посадке в мотоцикл…

Наверно, просто больше одной недели он не вытерпит — с ума сойдет. И одной недели точно должно хватить, чтобы найти способ…

— Так… — кивнула Нонна. — И что?

— Я должен все успеть, — твердо сказал Кит. — А потом я всё исправлю. И вообще. Честное слово! Всё выучу. Хотите, отличником стану?

Вот это уже было чересчур!

— Ну, это уже чересчур, — улыбнулась Нонна Николаевна. — Второго такого отличника в восьмом «бэ», как Пономарева, будет многовато. Я просто хочу, чтобы ты вовремя вышел из пике…

У Кита мороз по спине пробежал: ну, интуичит Нонна!

— …и просто нормально отучился в школе, — добавила Нонна.

— И если я еще один или два дня не приду в школу… — рискнул Кит.

— Торг так торг, — жестко осекла его Нонна. — Минимум половина «пятаков» в четверти, остальные — «четыре». Тогда прикрою. Идёт?..

Серьезный получался «базар». Теперь отступать было некуда!

— Идёт, — кивнул Кит.

— И даже перед твоей мамой тебя прикрою, если выполнишь обещание, — добавила Нонна.

Потом подумала напряженно и добавила еще:

— Ведь мы с ней однокашницы по институту. Только скрываем от тебя… Догадываешься, почему?.. И почему твоя мама не делает из тебя супергероя, зная мою историю?

Кит остолбенело хлопал глазами. Мир вокруг полон великих тайн! Сплошные тайны!

— Ты только не говори маме, что я раскололась, ладно? — с хитрющей улыбкой очень опытного заговорщика попросила завуч Нонна Николаевна. — И вообще, про то, что мы тут так хорошо посидели… Теперь это наша общая тайна на двоих…

— Ладно, — запоздало и тупо кивнул Кит, прогибаясь под грузом упавшей на него ответственности… хорошо, что не — горящего аэроплана.

— А твоя мама тоже ничего не знает, да? Про этого человека, которому нужно помочь? — спросила завуч Нонна Николаевна.

— Нет, не знает, — осторожно подтвердил Кит.

«И никогда не узнает, если вы перед ней не расколетесь!» — хотел добавить он, но сдержался.

— Ты только постарайся не пугать ее сильно, хорошо? Я имею в виду твою маму, — попросила Нонна Николаевна. — А то ей докторскую диссертацию надо готовить, не отвлекаться.

И это пообещал Кит… сгибаясь еще ниже под бременем обещаний… Но не прогибаясь!

— Вот самая великая мировая проблема, — с философским видом подвела итог завуч Нонна Николаевна. — Мы всегда пропускаем момент, когда вы внезапно взрослеете… Ну, допивай свой сок и иди. Времени у тебя в обрез.

Времени, и правда, было в обрез. Потому что не было у него в запасе никакой недели! Это всё яснее понимал Кит, топая домой и невольно ускоряя шаг. Сто лет в запасе есть, а недели нет — вот какой получался парадокс. Нужно было успеть всё сделать сегодня… ну, в крайнем случае завтра, иначе обязательно случится непоправимое.

Он сдерживал себя, чтобы не добежать до дома бегом, необъяснимо страшась, что на него, бегущего, обратят внимание. Хотя, казалось бы, кому он нужен здесь, в своем времени?

Свернув с проспекта Мира на свою родную улицу Космонавтов, он как-то машинально, по ходу, подобрал с края тротуара несколько мелких стекляшек — пару оранжевых покрупнее, несколько мелких беленьких… Потом — еще пару каких-то маленьких винтиков положил в карман и поспешил дальше. И только через сотню метров опомнился: Чего это он?! Как в далеком-предалеком детстве пособрал по дороге из детсада всякую дрянь в карманы!

Кит тормознул, повернулся и посмотрел назад. Нет, не мог он впасть в такое сопливое детство! Что-то произошло… Эти мелкие стекляшки, эти винтики остались на месте автомобильной аварии, случившейся здесь недавно. Похоже, машина на большой скорости ударила ту, которая ехала впереди и внезапно затормозила. Ощущение было такое, что он даже видел эту аварию, но почему-то совершенно забыл о ней.

Ничего так и не поняв, Кит разозлился на себя, выкинул из карманов автомусор и снова поспешил домой. Но только вошел в свой двор, как остолбенел!

Вот он — жутко разбитый «жигуль»! Проклюнувшаяся интуиция подсказывала Киту, что это — та самая машина, которая долбанулась на повороте с проспекта… Наверно, хозяин в этом доме живет — вот и поставили ее у подъезда. Приговор этой «десятке» был — «восстановлению не подлежит»… хотя если очень постараться… То — раз плюнуть!

Кит хлопнул себя по лбу — и побежал назад, за выкинутыми стекляшками и винтиками. Он уже знал, что этой «десятке» и ее хозяину, если он жив остался, еще один раз очень сильно повезло!

Странно заныло внутри, где-то в солнечном сплетении. Да, да, это снова открывался его дар, раскрывался, как бутон таинственного цветка! Такое было с Китом давно, на свалке у завода «Калибр», когда он чуть не собрал вертолет… и еще на той лесной поляне, где были развешаны разные предметы старинного интерьера. Только тогда он этой несильной, сосущей боли не придал значения. А теперь вдруг заметил.

Кит чувствовал, что если сейчас ему удастся разобраться с машиной… точнее собраться, то он наверняка найдет способ спасти аэроплан… ну, и конечно же, княжну заодно!

Он набил карманы всеми оставшимися на месте аварии вещественными ее доказательствами и вернулся во двор.

Вот он — покореженный агрегат!.. И вот он, Никита Демидов, вроде как великий фокусник, еще не вполне знающий, на что способен… Хотя и предупрежденный… Так с чего начинать?

Для начала — оглядеться: не привлечет ли он чьего внимания. На угонщика он в этой ситуации мало похож, а вот за мелкого грабителя-мародера может и сойти.

Народу поблизости не было. Кит пару раз обошел битый «жигуль», делая вид, что просто глазеет и сочувствует. Покореженные узлы двигателя, как ни странно, сочувствия не вызывали, а вот несчастный оттопыренный «дворник» над растрескавшимся лобовым стеклом вызывал нестерпимую жалость… И еще сильнее заныло в солнечном сплетении, когда Кит обратил внимание на несчастную разбитую фару левого переднего габарита.

Какая несправедливость: люди учатся годами чинить машины, становятся мастерами… а тут подошел пацанчик-вундеркинд с уникальным даром «сборщика» — и всё! И вот еще одна вопиющая несправедливость: у машины разбит двигатель, корпус жутко покорежен… а в этой еще неизвестной никому науке интуитивной сборки важен для дела всего лишь маленький осколочек фары, прилаженный в нужное место уникальной рукой уникального «сборщика» и без пяти минут супергероя. Только знать бы еще, когда и какую цену заплатит пацанчик-вундеркинд за свой уникальный талант и что с него когда-нибудь, в каком-нибудь веке спросится…

Кит залез в карман и вынул горсть стеклянных осколочков, пригляделся… Ему показалось, что один оранжевый осколочек начинает светиться, и даже искорки из него начинают вылетать, как из бенгальского огня. Он глянул на битый «жигуль»: краешек на последнем оставшемся осколочке габаритного стекла тоже как будто искрил.

Дух захватило от легкого страха-предвкушения. Кит взял один осколочек с ладони, а остальные снова высыпал в карман и еще потряс там рукой, чтоб отлипли от вспотевшей ладони.

Когда Кит подошел к машине, сердце стучало, как пулемёт, и во рту пересохло… Казалось, он и вправду впервые в жизни собирался угнать авто, а вовсе не починить его чудесным образом.

Еще раз воровато оглядевшись, Кит присел на корточки и осторожненько приставил один искрящийся осколок к другому, оставшемуся в корпусе машины.

В тот же миг Кита едва не опрокинул на спину удар горячего воздуха. Кит отскочил от машины. Она вся переливалась оранжевыми огоньками-искорками. Огоньки взлетали, быстро сливаясь и образуя над машиной дугу прозрачного оранжевого сияния. Оно было не ярким — таким, какой бывает в солнечный день радуга над небольшим фонтаном… А тот оттопыренный «дворник» над белой паутиной лобового стекла как будто чадил, он был похож на застывшую струйку коптящего дыма.

Несколько секунд Кит заворожено смотрел на эту черненькую штуковину, уже зная, что с ней делать. Потом он, забыв о страхе, быстро подошел к машине, потянулся к «дворнику» — и приставил его к стеклу, вернул его в то самое положение, в котором тот был за миг до аварии.

Страшный удар в лицо огромной и горячей подушкой! Только с этим можно сравнить то, что испытал на себе Кит. Его отшвырнуло назад и в сторону. И пока Кит летел, он еще чувствовал, что от его любимых джинсов страшным рывком отдирают карман. Тот самый, где были стекляшки!

В полете Кит успел увидеть, что произошло с автомобилем. Есть такие воздушные шарики-фигурки — с головой, руками, лапами, крыльями, хвостами. Надуваешь — и все конечности, хвосты и головы толстеют и расправляются. Вот представьте, что такой шарик, только очень большой и слегка сдувшийся, лежал на земле, и вдруг его одним залпом надули. Что-то похожее случилось с битым «жигулём». Он вдруг подпрыгнул, раздулся, потом снова чуть сдулся и… и стал как новенький! И еще, прежде чем шмякнуться спиной на газон, Кит увидел, как к жутко надутому и от этого ставшему почти прозрачным «жигулю» роем искр и огоньков летят прорвавшие карман стекляшки. Ясно, зачем летят — чтобы занять свои законные места и превратиться в целые и невредимые стекла фар.

«Фигассе!» — подумал Кит, уже приподнимая с газона голову и уже потирая рукой затылок. «Только бы хозяин не вышел!» — еще успел подумать он…

— Фигассе! — сквозь звон в ушах донесся до него знакомый голос.

Тут уж Кит испугался, так испугался! Он взлетел на ноги, будто его снова подкинула неведомая сила.

В сторонке, у дерева, невинно так — мол, шел мимо, никого не трогал, а тут такое! — стоял… кто бы вы думали?.. Не угадали!

Кимон! Там стоял Кимон.

— Ты чего тут?! — обалдело спросил его Кит, даже не собираясь подходить к Кимону.

— Я? Ничего, — осторожно отозвался Кимон, обалдело глядя то на Кита, то на круто восстановленный, как томатный сок — из пасты, «жигуль» десятой модели. — Это ты чего?.. Чего это было?!

Кимон как будто боялся подойти к Киту.

«Он что, следил за мной? — послышалась Киту сквозь шум в мозгах очень неприятная, мысль, а за ней — просто ужасная: — Его что, Дум послал следить?!»

И тут Кит собрался с мыслями не хуже, чем битый «жигуль» со всеми своими деталями и осколками.

— А чего было? — также тупо и невинно спросил он. — Что ты видел-то?

— Ну… — Кимон сделал такое движение руками, будто нечаянно поймал мяч, упавший сверху, а потом осторожно так двинулся к Киту. — Он вроде весь разбитый был, а теперь — целый… Я не понял, ты это как его?

— Фары горели? — хитро спросил Кит.

— Не… — не особо понял Кимон.

— Ты великого фокусника Дэвида Копперфильда знаешь? — провел Кит неотразимый прием.

— Ну, видел… — дернул плечами Кимон.

— Что видел? — наступал Кит.

— По телеку. Фокусы его, — признался Кимон, не отрывая глаз от свеженького «жигуля». — Как он сквозь Китайскую Стену проходит…

— А видел, как у него целый вагон появляется и исчезает? — спросил Кит.

— Ну… — кивнул Кимон.

— У меня лучше будет, — твердо пообещал Кит. — Я сейчас на фокусника учусь…Тренируюсь. Научусь нормально — всем покажу.

— А еще раз можешь? — с надеждой спросил Кимон и пристально посмотрел на Кита.

— Могу, — не моргнув, сказал Кит. — Только сейчас ломать ничего не буду. Это самый долгий и трудный подготовительный процесс — всё правильно сломать. Этому труднее всего учиться…

Кимон смотрел на Кита, как на внезапно появившегося в московском дворике снежного человека, йети… троглодита! И явно не знал, что ему делать, — верить или не верить.

— А карман-то чего такой? — вдруг сказал он, ткнув пальцем в лохмотья, свисавшие у Кита на месте кармана.

Это был самый опасный «удар» наблюдательного каратиста Кимона. Кит «увернуться» не смог… Он с замиранием сердца посмотрел на свои испорченные джинсы.

— Да, это фигово, — признал он. — Ошибочка вышла…

— Не, ты все-таки покажи… — зацепился было Кимон и вынул из кармана свой мобильник.

«Снять хочет!» — со страхом подумал Кит.

Но тут случилось новое спасительное событие!

— Никита! — услышал вдруг Никита Демидов голос не просто знакомый, а прямо-таки родной-роднющий.

По дорожке, прямо к восстановленному «жигулю», то есть в перспективе мимо него, шла мама Света, шла с работы со своим фирменным профессорским портфелем, а заодно — и из универсама, потому что в другой руке у нее висел большой и тяжелый пакет с названием этого универсама.

Мама шла в своем красивом блестящем плаще нараспашку. Под плащом был элегантный серый костюм. «Почти как у княжны…» — подумал Кит. Хозяйственный пакет маме совсем не шел.

Все чинно поздоровались. Кит сразу повернулся к маме боком и прижал рукой лохмотья на джинсах. И сразу протянул руку к пакету.

— Да-да, помоги… — с удовольствием сказала мама, не подозревая, что выручает Кита из беды, — а потом выйдешь к другу.

— Пока, Кимон, увидимся, — с большой симпатией к Кимону сказал Кит и поспешил стать послушным сыночком. — Я позвоню…

Через десяток шагов он оглянулся: Кимон все еще стоял и смотрел на «жигуль», как в зоопарке — на какого-нибудь экзотического зверя, броненосца или слоновую черепаху.

«Вот если сейчас хозяин выйдет! — подумал Кит не то, чтобы со злорадством, но как-то не очень сочувственно. — Вот фокус Копперфильда с Кимоном будет — зашибись!»

А все-таки было непонятно и подозрительно, как тут оказался Кимон — один, без банды зомби…

И уже другие важные проблемы и вопросы нахлынули на Кита, пока он шел рядом с мамой и нес большой пакет с продуктами. Просто глобальные проблемы! Если князь не появится, то где и как ему, Киту, найти в своем двадцать первом веке какую-нибудь, хоть крохотную, детальку от модели того старинного мотоцикла или аэроплана… А потом, даже если такая деталь чудом отыщется, каким способом отправиться назад, в начало века двадцатого — да так, чтобы угодить точно в кабину падающего аэроплана, а не мимо… Парашют, что ли, еще заранее достать и надеть на всякий случай?

Мама, тем временем, задавала совершенно мелкие и неважные вопросы про школу и все такое… Умеют же мамы цепляться со всякими совершенно неважными вопросами и делами именно тогда, когда весь мир рушится, десять миллиардов людей могут вообще не родиться и на Москву из будущего через раскаленный центр Земли движется зловещий подземный флот великого и ужасного маркшейдера Вольфа!

Кит на все вопросы только угукал, думая о своем, и только когда мама начала сердиться, он вдруг взял и сказал такое, чего раньше ему даже в голову прийти не могло:

— Ма, успокойся. В четверти у меня будет полный порядок. Обещаю. Ни одного трояка. И минимум пятьдесят процентов «пятаков».

Это неправдоподобное, сказочное обещание Кит дал, когда они уже стояли в подъезде и ждали лифт. Дал — и ужаснулся. Он никак не видел себя в будущем отвратительным отличником вроде Ленки Пономаревой… Ну, ей-то, красивой такой, этот недостаток можно было простить.

Мама посмотрела на Кита… Как посмотрела? Да как на внезапно вошедшего в подъезд снежного человека, йети! Она и сама никогда не слышала, чтобы ее сын Никита таким крутым, серьезным голосом просто что-нибудь говорил, а не то, что обещал такое серьезное дело.

— Это ты серьезно? — уточнила она, как математик.

— Ну… — кивнул Кит и, поняв, что отныне такие ответы совершенно не достаточны, добавил твердо: — На сто один процент.

Мама задумалась. Лифт спустился. Они сели в него и поехали вверх.

— Ты обещаешь, прямо как наш министр экономики — полное процветание страны… — задумчиво проговорила мама. — В таких процентах, что кровь в жилах стынет.

— Я не министр, — честно обиделся Кит.

— Извини, — сказала мама. — Тебе я верю больше, это точно… А когда сегодня спать ляжешь?

Кит понял, на что почти издевательски намекает мама и… И не выдержал — ответил, как министр:

— Вот только «Спокойной ночи, малыши» посмотрю — и сразу лягу.

По ходу Кит подумал: хорошо бы еще успеть после «Спокойной ночи…» слетать хотя бы на недельку в прошлое, чтобы там все уладить, тогда ночи у него станут действительно спокойные.

Мама ничего не сказала в ответ. Лифт остановился. Они вышли.

Мама никогда не звонила в дверь, даже когда папа точно был дома, а всегда сразу открывала ее ключами. Так она и сделала на этот раз.

Они вошли в квартиру — и тут же из своей комнаты вышел навстречу родных и близких папа.

«Вот это облом…» — с досадой подумал Кит. Он как раз собирался заглянуть в папину комнату в надежде обнаружить у него какую-нибудь старинную мелочь, железку, которые папа страшно любил и собирал, хотя был художником, а вовсе не технарём, влюбленным во всякие новые и старые железки… Может, какая-нибудь пригодилась бы.

— Привет, па! — сказал Кит.

— Привет, солнце, — сказал папа маме, а потом — Киту: — Привет, Никитос.

И двинулся навстречу.

Папа был в синих спортивных штанах и просторном рыжем свитерке.

Все-таки удивительно разные были у Никиты мама и папа. Мама всегда такая элегантная, вся как будто из красивых прямых линий… а папа весь такой… какой? Ну, вот какой-то мягкий, уютный и теплый… Весь как небрежно оставленный на диване плед, состоящий из разноцветных ровных клеток, но кривых линий. Кит был весь прямой в маму, только вот волосы были у него не прямые и светлые, как у мамы, а торчали в разные стороны какими-то бурыми вихрами, как у папы… Только однажды, перед тем невероятным обедом в княжеской усадьбе, удалось их прилизать какой-то специальной жидкостью, поданной Евсеичем… Предательским Евсеичем!

Папа чмокнул маму в щеку, помог ей снять плащ, потом принял у Кита пакет. И… увы, Кит не успел прорваться к себе…

— Чего это у тебя? — совсем не сердито, а с искренним любопытством спросил папа, ткнув пальцем в лохмотья на джинсах Кита.

Кит так и замер.

— Был стиль рваных и содранных коленок, а теперь — стиль взорванных карманов? — всерьез предположил папа, оказавшись недалек от истины.

— Ой-ёй-ёй!!! — наконец увидела и оценила «новый стиль» мама. — Что это?!

Что мог сказать Кит? Что мог, то и сказал:

— Так получилось… Извиняюсь.

— Сам-то хоть цел? — прозорливо спросила мама.

— Угу, — кивнул Кит.

Мама как будто совершенно не собиралась ругать Кита. Видно, была очень удивлена и даже горда его крутым обещанием завязать с пофигизмом. Знала бы она про рекордный «кол» по литературе и «пару» по истории… и вообще, про нелегкий денёк Кита, который еще неизвестно как мог закончиться и закончиться ли вообще в ближайшую неделю, или месяц, или век!

— Тут не зашьешь… — грустно оценила мама ущерб, подергав за один лоскуток.

— Ничего, до свадьбы заживет, — весело оценил ущерб папа. — Давайте-ка сначала перекусим, а то я вас заждался.

— А вы что тут, не обедали? — с удивлением спросила мама.

Папа же с удивлением переглянулся с сыном. Кит догадался: мама естественно подумала, что Никита зашел домой после школы и переоделся, когда папа уже был дома… А всё ведь было не так!

— Ну, я сегодня не в форме ходил, — соврал Кит. — У нас уборка была… Я сейчас.

И он, скинув кроссовки, поспешил скрыться в своей комнате.

Переодеваясь в свой бело-красный спортивный костюмчик, он напряженно прислушивался. Судя по звукам, доносившимся с кухни, мама как всегда взялась за готовку, сама едва переодевшись… Обычное дело. Значит, у него есть в запасе минут десять-пятнадцать, пока папа будет развлекать маму всякими разговорами.

По ходу дела загружался ноутбук. Кит быстренько просмотрел картинки, изображавшие старинные аэропланы. Ни один из них не был похож на биплан княжны Елизаветы Веледницкой… Видно, это был индивидуальный проект. Зато похожий мотоцикл был найден: Индиан Твин, модель 1914 года. Вытянутый, с двумя сиденьями, приземистый и с «тараканьими усами» руля. Может, эта фабричная модель и послужила основой для трансформера, превращавшегося в нестандартный аэроплан?..

Затея, в общем-то, была безнадежная: найти в папаниной коллекции малоценного антикварного старья хоть какую-нибудь детальку хоть от какого-нибудь аэроплана или древнего, как граммофон, мотоцикла… Но оставалась надежда, что папа знает, где и как какую-нибудь старинную детальку можно найти и приобрести. Вот идея: попросить у него на день рождения такую запчасть! Вот удивления-то будет… Только до дня варенья еще далеко.

И вот еще стоило раскрыть одну загадку. Кто такой Том Эдисон, Кит знал: будущий великий изобретатель. Кто такой «греческий гость Алек-сан-дер», которому можно было есть руками в присутствии князей, он давным-давно догадался: будущий великий полководец Александр Македонский. А вот кто такая слегка высокомерная, но явно компанейская София Христиановна… Были у Кита смутные подозрения на ее счет — и эти подозрения нужно было развеять чем скорее, тем лучше… чтобы потом не попасть впросак и не схватить еще одну «пару» по истории, которая может дорого обойтись…

Он набрал в поисковике: «София Христиановна». Появились ссылки на какую-то старинную придворную фрейлину, а еще — детскую писательницу, одну содержательницу пансиона для девочек и даже одну аптекаршу. Ни одна из них на «ее высочество» явно не тянула. Тогда Кит правильно предположил, что высочество так вот по отчеству, на русский лад, в ее время не называли и набрал два имени — София и Христиан. И тут сразу появилась ссылка на императрицу Екатерину Вторую, отцом которой был весь из себя прусский генерал Христиан Август и к тому же, язык сломаешь, Ангальт-Цербстский…

Деваться было некуда: выходило, он, Никита Демидов, совсем недавно пожимал руку будущей Екатерине Великой… Расскажешь о таком — в очередной раз потащат в психушку. И посадят в палату к будущему Наполеону.

Звякнул-брякнул в левом, целом кармане джинсов коммуникатор. Кит даже вздрогнул: хорошо, что он не высыпал те стекляшки в тот же карман!

Пришла эсэмеска. И не от кого-нибудь, а от Дума!

«Выйди — поговорить надо!»

Кит решил не отвечать. Он вырубил компьютер… и осторожно глянул в окно.

Внизу, около восстановленного «из пасты» автомобиля, стоял какой-то мужик и смотрел на «жигуль»… как? Прямо как на снежного человека, йети… А поодаль, за деревьями, стояли… кто? Правильно! Дум и Кимон. Похоже, опасное подозрение насчет слежки оправдывалось…

Заглянуть в папину комнату до любимого папиного «перекуса после работы» не удалось. Мама позвала к столу, а в ближайшие часы Киту полагалось быть исключительно, рекордно послушным. И он сразу же сел за стол, не дожидаясь стандартного маминого окрика «Сколько можно ждать!»

За столом Кит нарочно набивал рот побольше, чтобы лишнего не отвечать, а стандартно угукать. Даже папа заметил то, на что он обычно внимания не обращал.

— Ты где это так проголодался? — спросил он с любопытством. — Хомячишь, как голодный лев.

Кит, конечно же, сразу вспомнил про железных львов, которые могли схомячить пару грузовиков и броневичок на десерт… и, прожевав, ответил:

— В школе… тяжести носили.

И ведь не скажешь, что сильно соврал… с учетом того, что теперь стояло у Кита под кроватью… а чуть раньше — в шкафу.

После «перекуса» папа сразу пошел к себе, побросав тарелки в раковину. И тогда Кит решил действовать честно и открыто.

Он сразу двинулся вслед за папой и, когда они оказались в его комнате, честно и прямо спросил его:

— Па, ты можешь достать какую-нибудь деталь от старинного мотоцикла… — Кит потянул несколько секунд, оценивая удивление папы, и добавил: — …или аэроплана.

Папа Андрей постоял немного в молчании, глядя на сына, потом сел в кресло и еще несколько секунд посидел в молчании, глядя на Кита с тем же неподдельным интересом… ну, почти как на зашедшего в комнату снежного человека, йети.

Поболтав ногой, закинутой за ногу, папа, наконец, спросил. Кит ожидал, что папа сначала необидно съязвит, спросит что-нибудь вроде такого: «Это что, у вас новый стиль пирсинга? Вставлять в нос болты от „Титаника“? Ретро-пирсинг, да?» Но папа спросил удивительно прямо и открыто, без всяких шуточек:

— А какую конкретно? От какой модели? И для каких целей, если не секрет?

Кит присел к папиному старинному письменному столу, на котором стояли такие старинные настольные часы — маленькие, со стеклянным колпаком, который в тот момент лежал рядом. Часы явно ожидали очередного ремонта, потому как рядом с ними лежали еще пара шестеренок и несколько крохотных винтиков.

— Ну, скажем, от мотоцикла Индиан Твин… Тысяча девятьсот четырнадцатого года… Любая деталь… — сказал Кит и стал лихорадочно соображать, «для каких целей».

Папа вгляделся в сына, качнул головой, улыбнулся и сказал тихо:

— Это наверняка очень редкая модель…

— Я знаю, — кивнул Кит.

Папа снова качнул головой и улыбнулся:

— Неужели в тебе начинают просыпаться мои гены, моя любовь к старью?

На это Кит уж совсем не знал, что ответить. По ходу напряженных размышлений он совершенно машинально стал перебирать пальцами винтики на столе и… и так же машинально, невольно повинуясь неким уникальным генам, взял один винтик, странно сверкнувший, и ткнул в механизм.

И тут… что? Правильно! Произошло именно то, что должно было произойти!

Волна горячего воздуха, подобная несильной взрывной волне, раскатилась со стола в стороны — смахнула со стола пару листов исчерченной набросками бумаги, качнула разносторонние вихры на папиной голове.

В мгновение ока облако разноцветных искр окутало механизм. Всё — и часы, и стеклянный колпак часов, и их детальки — подпрыгнуло на столе, раздулось, словно под огромным увеличительным стеклом, повертелось маленьким торнадо, соединилось воедино… и со стуком приземлилось на стол.

Облако искр исчезло.

Старинные часы были теперь целыми, в отличном состоянии… И они явно шли!

Зато Кит замер, не дыша. Он просто весь окаменел! Он вперился в часы, боясь посмотреть на папу… Только краем взора он отмечал, что папа тоже замер в кресле так, будто время остановилось вокруг весело тикавших и крутивших шестеренками старинных часов!