Поехали

Как проехать таможню

Когда едешь за границу, тогда, понятно, незачем тревожиться о том, как проехать таможню

А вот когда оттуда…

Ой, бог ты мой, чего эта таможня стоит!

За добрых три недели до отъезда из Германии только и слышишь:

— Все, в общем-то, хорошо, а вот как Шепетовка…

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Были в Тиргартене?

— Был

— Ну как? Ведь правда, прекрасный парк?

— Парк чудесный… Да вот не знаю, проверяют на таможне карманы или не проверяют?

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Вы из Потсдама?

— Да.

— Не дурак был Вильгельм, избрав себе там резиденцию. Вот парк! А палаты! А водопады! А чистота! А порядок!

— Даа-а… Диву даешься, и только. Что верно, то верно А вот интересно, таможня только одну пару обуви разрешает провозить?

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Вы что, из музея?

— Да вот только что пришел.

— Сильное впечатление, правда?

— Великолепно! А пудру мужчинам провозить можно?

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ох, эта таможня!

Страшно мало вещей разрешается провезти из-за границы.

Ну до чего ж маленькая норма! Прямо плакать хочется!

Подумать только: всего три костюма.

Всего лишь два пальто!

Шесть пар белья!

Один золотой крестик и одну золотую иконку.

Всего только одну нитку жемчуга и одну пару часов.

Ну и власть!

В инструкции сказано, что вещи разрешается провозить те, которые необходимы в дороге и для проживания во время двух-трехмесячной командировки.

Ну неужели же Советской власти не известно, что обойтись в дороге одной парой часов — это просто смехотворно?!

Нужно по крайней мере штуки три, не меньше!

Ну как же может какой-нибудь научный работник, или литератор, или деятель искусства, или индустриальный рабочий пробыть месяц в командировке, имея на руках только три костюма?

А разве обойдется он в дороге одной ниткой жемчужного ожерелья?

Разве сможет он осматривать немецкие заводы, если ему разрешается нюхать только (всего лишь) пятьсот граммов (пол-литра!) духов Coti, да и то непременно распечатанных, к тому же взвешенных вместе с флаконом!

Просто не понимаешь в данном случае Советскую власть.

Как же это все-таки так?

Выходит, если я еду такую даль, как из Берлина в Харьков, то не имею права провезти с собой медведя?

Да ведь это нужнейшая в дороге вещь!

Как же это мне ехать просто так, без всяких развлечений?

Да что ж это за поездка такая?

А Шепетовка медведей не пропускает.

Говорит, "не положено".

Вся трагедия — в карманах.

У немцев почему-то очень маленькие карманы в костюмах.

Сунешь медведя ногами — голова торчит.

Сунешь головой — ноги торчат…

Сядешь, как-нибудь неловко повернешься, а он, чертова перечница, в кармане как заревет…

А вокруг — хохот.

Ну, а что тут смешного, скажите?

Никогда командировочный не бывает более взволнован и взбудоражен, чем перед возвращением из командировки домой.

Это естественно. Чего, собственно, волноваться, отправляясь в Германию или во Францию?

Что может вас взбудоражить: новые незнакомые города, новые люди, новая жизнь, достижения культуры и всякие такие вещи?

С этими новшествами вы очень быстро осваиваетесь…

Настоящие волнения начинаются перед отъездом "нах хаузе".

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Послушайте, вы, никак, женские панталоны надели?

— Неужели заметно? Я ведь резинки вытащил. Да и потом — лето теперь, а летом мужчины такие же коротенькие штанишки носят, как и женщины.

— Да, но не носят мужчины штанишек с этакими хризантемами впереди… И потом, насколько мне помнится, у мужчин такие вещи обычно с ширинкой…

Неужели Шепетовка и ширинки проверяет? И в конце концов что вы мне все с этой Шепетовкой? Что хочу, то и ношу и не желаю считаться с тем, что угодно шепетовским чиновникам. Где, в каких правилах написано, чтобы я носил кальсоны обязательно без хризантем?!

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Сколько мук, сколько страданий доставляет наука нашим людям! Сколько забот и волнений приносит заграничная командировка нашим молодым ученым!

Только здесь начинаешь понимать пословицу:

"Корень учения горек"…

Шепетовка. Лето. Жара.

И вот видишь, как из вагонов выползают краснощекие молодые граждане, одетые в котиковые манто, в меховые шапки, с плюшевыми на шее или на руках пледами, в теплых перчатках, в двух-трех парах теплого белья…

— Что это вы так утеплились, словно Амундсена разыскивать собрались?

— Простудиться боюсь. В вагонах, знаете, сквозняки… А у моей матери такой лютый был ревматизм… мучилась невероятно!

Шепетовские таможенные чиновники — веселый народ!

Когда такой вот полярного вида субъект появляется в таможне, у них на лице смеется каждый мускул.

Они кусают себе губы, чтобы не фыркнуть.

Результаты их веселого нрава я видел после того, как они "проинтервьюировали" одну такую "котиковую мадам"…

На столе лежали: длинная, сажени в три, нитка жемчуга, флакон духов (в бутыли на добрых полведра), всяческие кружева и множество подобных вещей.

Мне неудобно было спрашивать, как все это уместилось на ней и что было обмотано этими жемчугами.

"Котиковая мадам" в течение какого-нибудь получаса заметно похудела и побледнела.

Больших мучителей с веселыми на лице улыбками, чем шепетовские таможенные служащие, я не видывал…

Просто какие-то изверги!..

Не берут их ни слезы, ни кокетство, ни убедительные доводы о том, например, что женская шелковая комбинация — это прозодежда для молодого инженера, прокладывающего в Донбассе новую шахту.

Любимейшая у них фраза: "Не положено".

Убийственная фраза.

И все из-за этих проклятых двух букв _"не"_.

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ну, а как же все-таки проехать таможню?

Не скажу! Это очень большой секрет.

Я, например, проехал ее блестяще.

И даже служащих обвел вокруг пальца: незаметно провез резинового верблюда в натуральную величину.

— Как?

— Я его в подошву засунул.

Подошву у меня не отрывали — я и провез.

А теперь не знаю, что с ним, дьяволом, делать: в комнату не лезет, дети боятся, жена ругается.

— Ты бы лучше, — говорит она, — вместо верблюда котиковое манто в ботинки засунул.

Ну что ж: ошибся. Бывает!

1928

Перевод Т. Стах.