Пожиратели миров. 5 том

Глава 109

— Так, держите, — адвокат протянул нам два небольших устройства, которые были похожи на маленькие радио. — Крепите.

— Что это? — покрутил я коробку в руках, разглядывая с разных сторон.

— Наша защита. Взял в аренду на сегодня.

— Наша защита? — переспросил я.

— Ваши бронежилеты. Защитная сфера. Короче, надеваешь, нажимаешь на кнопку и не боишься, что получишь пулю. А мы можем, пока будем идти к суду. Учитывая наших противников и их недовольство, думаю, можно ожидать теперь что угодно от них.

Значит, это и есть те самые щиты, которые закрывали человека. Устройство крепилось на пояс. Оно не сильно выпирало, однако постоянно с ним ходить не получится. И если верить сети, то заряда там немного. Лишь на то, чтобы пройти по улице или, например, как в нашем случае, дойти до здания суда.

— Ожидаются проблемы? — спросил я, цепляя её на пояс.

— Не думаю, что в первый же день они что-то учудят, но я достаточно долго веду дела аристократов, чтобы понять — чего ты ожидаешь от них меньше всего, того и надо ожидать больше всего. Вот! А теперь держите! Вы тоже возьмите Грант, ознакомьтесь.

Он протянул мне несколько листов, где были написаны наши претензии по поводу предприятий. Какие мы хотим вернуть, с чем конкретно мы не согласны и так далее. Что я знал и так.

— Зачем нам это?

— Чтобы ознакомились и не получилось так, что все вроде думают об одном и том же, а по итогу говорят о разных вещах, — ответил Галешоп. — Это то, что вы будете говорить, если вас спросят. Но если не спросят, говорить буду, естественно, только я.

Ничего нового в них написано не было, однако я всё равно прочитал от и до, пока мы не остановились около двухэтажного здания с большим широким крыльцом, навес которого поддерживали массивные колонны.

— За нами слежка, — предупредил я, бросив взгляд на машину, которая встала в начале улицы подальше от нас.

— Да, они весь день следят и будут следить. Я бы после суда попросил вас воздержаться гулять по улице одним. Да и вообще гулять.

— Даже если мы выиграем, получается, это не закончится, да? — спросила Триана. — Они просто будут хотеть отомстить?

— Получается, что так, — пожал он плечами. — А может и нет, так как смысл тратить на вас силы и рисковать, если уже ничего с этого не получишь. Как бы то ни было, разве вам не нужны те предприятия?

С этими словами он открыл дверь, где нас уже ждала охрана.

— И не забудьте включить свою защиту, — предупредил он, выходя из машины.

Под прикрытием людей в строгих костюмах мы поднялись по ступенькам наверх, пока не оказались внутри, где нас заставили снять с себя все металлические вещи и пройти через рамки металлодетектора.

После этого Галешоп уверенным шагом направился по коридорам, ведя нас по зданию суда.

— Этот суд занимается исключительно делами семей и домов, — произнёс он, будто проводил экскурсию.

— Для господ один, для черни другой? — спросил я, вспомнив, как меня назвали однажды.

— Ну не совсем. Просто здесь решаются вопросы в немного другой плоскости, отличной от гражданского и уголовного суда. Как бы то ни было, мы здесь ни первые, мы здесь ни последние гости.

Пройдя по коридорам, мы сели на деревянные лавки около одного из залов, после чего Галешоп попросил его подождать и ни с кем не разговаривать без его присутствия. Но это было легче сказать, чем сделать, так как, едва адвокат скрылся из виду, будто только этого и ожидая, прямо напротив нас на скамейку села чета Даркмод.

Узнал я их сразу не в последнюю очередь благодаря рыжеволосой жене главы семьи и дома Валерии, которая смерила меня внимательным взглядом с лёгкой недоброй улыбкой. Её муж был куда менее щедр на эмоции. С квадратным подбородком, покрытый лёгкой щетиной и широкоплечий, он лишь внимательно разглядывал меня, не произнеся ни слова.

Помимо них здесь же были два адвоката и, как я понимаю, телохранители, тоже двое.

Мы сидели в полной тишине, пока Валерия не спросила:

— Не передумали?

— Я могу задать тот же вопрос, — ответил я спокойно.

— Не вижу Марианетты. Что-то случилось?

— Она неважно себя чувствует.

— Жаль это слышать, — улыбнулась она.

И всё, больше никто ничего не произнёс. Может инициативу и проявляла жена, однако анализировал нас именно что муж. Я не удивлюсь, если именно он подослал ко мне в прошлый раз её, чтобы попробовать издалека найти общий язык. Мог бы и сам поговорить, не понимаю, почему так не сделал, но это вряд ли что-то изменило.

Вскоре вернулся и Галешоп. Он не обронил ни слова, когда увидел наших противников напротив. Лишь спокойно сел, облокотился на стенку и стал ждать. Через полчаса нас впустили в зал.

Я не знаком с судебной системой Империи, так как сам с ней не соприкасался, однако имел общие представления, насколько сурова эта система, и насколько она может быть беспощадной. И этот зал не был похож на суды в Империи, где ты заходишь в зал и уже понимаешь, что виновен. Сами помещения давили на тебя, лишний раз напоминая, насколько неотвратима справедливость.

Здесь же было светло и как-то даже уютно. Казалось, что это место специально освещено получше, чтобы любой даже самый злостный преступник чувствовал себя комфортно. Не одобряю, не понимаю. Система правосудия должна сеять страх. Страх рождает уважение.

Мы разделились. Галешоп направил меня с Трианой за один стол, когда семья Даркмод сели за другой.

Начался судебный процесс.

Насколько помню, сейчас должно было быть слушание. Другими словами, мы поочерёдно высказывали свои претензии и мнение по поводу нашего спора.

Первым, как подавший заявление, выступал Галешоп, сразу обрисовав ситуацию в общих чертах. Он говорил достаточно много, целых десять минут без передышки на одном дыхании он зачитывал достаточно пламенную речь, которую можно было сократить до нескольких пунктов. Предприятия принадлежали Барбинери, Даркмод своевольно присвоили их, воспользовавшись слабостью и беззащитностью семьи заслуженных охотников и теперь отказываются их вернуть, что является рейдерским захватом.

Много пустых слов, я бы сократил всё в несколько раз, но он говорил красиво, не буду отрицать. Я бы даже сказал, зрелищно.

Со своей стороны Даркмод заявили, что получили все предприятия на официальной основе. Что не было ни рейдерского захвата, ни обмана, о чём говорят документы. Претензии Барбинери смехотворны и даже не заслуживают судебных разбирательств. Говорили они ещё больше, пятнадцать минут, притом что большую часть времени они скорее выставляли себя в хорошем свете, чем говорили по сути дела.

После этого был перерыв, когда мы сдали все имеющиеся документы и вышли в коридор. Остались в зале суда лишь адвокаты, чтобы утрясти некоторые вопросы.

— Не думай, что тебе удастся выиграть это дело, — произнёс глава дома Даркмод, внезапно нарушив своё молчание, когда мы стояли в коридоре. Он смотрел в окно, всем видом показывая, что я ему неинтересен.

— Раз это так, то какой смысл было уговаривать через меня Марианетту отказаться от этого дела?

— Это был твой шанс, который тебе предоставили.

— Шанс согласиться на вашу просьбу не начинать? Не интересует, — ответил я невозмутимо.

— Даже если ты каким-то чудом выиграешь…

— Теперь вы не исключаете возможности моей победы, — перебил я его. — Слишком быстро меняется мнение для человека, уверенного в своей победе, господин Даркмод.

— Я бы посоветовал тебе придержать свой длинный язык, юноша.

— Я не нуждаюсь в ваших советах, господин Даркмод. Оставьте их для своих подчинённых.

Я говорил спокойно, с уважительным и невозмутимым тоном. И всё же он посмотрел на меня. С каким-то лёгким омерзением, будто один разговор со мной его пачкал.

— Если даже ты выиграешь, мы это так не оставим, имей в виду это, Грант.

— Ага, как скажете, — пожал я плечами.

Следующее заседание было через день. Как мне объяснили, этот день отводится суду для того, чтобы ознакомиться с позициями сторон, документами, которые они предоставили, выяснением обстоятельств и деталей произошедшего и формированием собственного мнения.

За этот день я успел забрать свою работу по литературе и сдать её преподавателю, закрыв последний долг по учёбе. Близился конец школы, и все уже готовились к финальным экзаменам. Я ждал этого момента не меньше, чем дети, желая поскорее закончить с непонятными обязанностями и получить заветные документы.

Остальные долги так или иначе уже были сданы, если не считать домашних заданий, с которыми я бы поступил как и с литературой.

Хотя почему нет?

Достаточно было одного звонка, чтобы из поместья прилетел Фарен и забрал всё моё домашнее задание, после чего отвёз прямиком к Триане. Она ведь секретарь, должна разбираться со всевозможными бумагами, верно? Вот пусть и разбирается. Правильное распределение труда по возможностям — залог крепкой системы. На мне были другие задачи, которые я старался выполнять в полной мере.

Наступает следующий день, и мы вновь оказываемся в зале суда. На этот раз проходит заседание, которое мне больше напоминает дебаты, где каждый пытается убедить судью в своей правоте, попутно привлекая свидетелей, которые бы смогли повлиять на решение суда своим авторитетом и свидетельством.

В основном говорили адвокаты. Начал в первую очередь говорить наш адвокат, на этот раз начав не с обычной речи, а с фактов, которые указывали на то, что предприятия изначально принадлежали именно Барбинери, но потом каким-то образом внезапно перешли во владения дома Даркмод.

Ответ последовал незамедлительно. Едва предоставилась возможность, адвокат уже Даркмод сообщил, что все предприятия были официально переданы его подзащитным, на что имеются все необходимые документы. Он долго перечислял акты, которые подтверждали его слова, пока Галешоп не спросил, было ли на это согласие самой Барбинери.

— Если я правильно помню, то по законам нашего великого государства Тринианского любая передача объектов собственности, от бизнеса до вещей, должны сопровождаться согласием от собственника или решением суда. Мне надо говорить, что входит в состав согласия собственника?

— У нас есть официальное разрешение от…

— От Барбинери? — сразу уточнил он, улыбнувшись и заставив скривиться адвоката наших противников.

— От заседания…

— Семьи Барбинери? — вновь уточнил он.

— Мистер Галешоп, я попрошу проявить уважение к суду, — вмешалась суровая женщина, что была судьёй, следившей за процессом. — Хватит устраивать балаган и перебивать мистера Фондера.

Она бы отлично вписалась в судьи Империи.

— Я прошу прощения у суда, — чуть-чуть поклонился Галешоп с улыбкой.

— От заседания муниципального совета города Перта-Фронта, где было решено передать перечисленные в заявлении предприятия дому Даркмод, — закончил он хмурясь.

А вот Галешоп улыбался во все тридцать два зуба, которые ярко поблёскивали на свету.

— Ваша честь, с каких пор муниципальный совет имеет право распоряжаться имуществом семьи Барбинери? Я ни разу не видел такого закона. Может мистер Фондер просветит меня?

— Ваша честь, по окончании войны между семьёй Барбинери и домами Лорье и Даркмод проигравшая сторона обязывается возместить весь ущерб. Иначе говоря, заплатить контрибуцию, что установлено законом по делам семей и домов, статья двенадцатая, пункт первый.

— И вопрос остаётся прежним, ваша честь, почему муниципальный совет взял на себя такие полномочия? Это первый. Но есть второй. Всем известно, что война была между Лорье и Барбинери при участии ещё нескольких семей. Однако Даркмод там не числятся. Когда они успели принять участие? Третий вопрос — почему Лорье, которые напрямую участвовали, не просили возмещения ущерба, а Даркмод, участие которых осталось незамеченным даже самими Барбинери, присвоили на правах победителей их предприятия?

— Даркмод оказывали содействие семье Лорье, — теперь уже ответил мистер Фондер. — Технически, они участвовали в войне.

— Документально подтверждено? Переводы денег, договоры купли-продажи, дарственные? Хоть какие-то документы, что подтвердят связи Даркмод и Лорье в тот период, а иначе это будет незаконным оборотом денег и военно-стратегических ресурсов. Или же сейчас мы наблюдаем незаконное присвоение чужого имущества.

­— Я протестую! Это голословное обвинение, порочащее честь и репутацию достопочтенного дома Даркмод.

По итогу сторона Даркмод подала какие-то документы, которые якобы подтверждали их участие, но Галешоп сразу начал настаивать на том, что это совершенно не доказательства, так как те никак не заверены и никак не подтверждены.

Мы несколько часов сидели над этим вопросом, после чего судья сказала, что продолжение будет завтра.

Завтра наступило очень скоро и вновь адвокаты схлестнулись между собой.

Я не понимал и половины происходящего, из-за чего Триане приходилось пояснять для меня что сейчас конкретно происходит. Больше это было похоже на цивилизованный спор, а не на суд, если быть честным. Будто соревнование, где судья и не судья вовсе, а человек, который лишь следит за правилами.

По итогу, как я понял, ничего вещественного, чтобы подтвердить своё участие, они предоставить не смогли. Сказать можно было что угодно, переведённые деньги тоже ничего не значили, так как далеко не факт, что это было из-за участия в войне, а не оплата каких-либо услуг. Адвокат Даркмод пытался давить на то, что Барбинери сама молча согласилась отдать предприятия, но никаких документов они тоже предоставить не смогли.

Поэтому в ход пошли свидетели, сначала со стороны Даркмод, потом со стороны нас. В этом плане мы были в более выигрышной позиции, так как их пришли поддерживать Лорье и обычные семьи в то время, как у нас было сразу два достаточно весомых дома Фон-Ларьер и Шнейрдентов. Правда они не пришли, и причину я понял позже.

Здесь был опрос с нашей стороны, где Галешоп расспрашивал главу Лорье. И по большей части удар пришёлся именно на Лорье, так как именно им надо было доказать, что Даркмод действительно им помогали.

— Господин Лорье, я хочу ещё раз поблагодарить, что вы пришли помочь прояснить эту запутанную ситуацию.

— Я рад помочь суду в этом вопросе, — кивнул тот.

— Тогда позвольте сразу спросить, какую именно помощь оказывали Даркмод вашему дому во время семьи?

— Денежную. И разведку. Это была очень важная информация, без которых война бы была проиграна.

— Можно ли подтвердить это документально?

Адвокат Даркмод протянул ему папку, которую Галешоп тут же отдал одному из своих людей, которых взял с собой на суд.

— Правильно ли я понимаю, напрямую они не участвовали?

— Да, им не пришлось.

— Главный удар пришёлся именно по вам, верно?

— Мы были одной из ударных армий в войне, но все сделали вклад в победу, как бы это ужасно и неуважительно ни звучало по отношению к Барбинери, — скорбным голосом сообщил Лорье.

— Судя по данным из министерства по делам семей и домов, ваши потери в войне были самыми большими, поэтому я осмелюсь предположить, что вы были главным участником тех событий. Я понимаю, всё в рамках закона, но… — он выдержал паузу, чтобы все её прочувствовали. — Почему тогда вы не потребовали контрибуции на правах победителя и главной силы, что одержали верх в той войне?

— Нам это было не нужно, — пожал он плечами с невозмутимым видом.

— То есть вам это было не нужно…

Раздался щелчок пальцами от человека, которому Галешоп передал папку. Наш адвокат быстро подошёл к нему, они тихо зашептались, после чего тот вернулся к свидетелю.

— Так, спасибо, что предоставили нам данные о переводах. И как получается, вам, понёсшим такие потери и тем, кто имел право просить контрибуцию, ничего не было нужно. А дому Даркмод, которые за всё время войны против Барбинери перевели вам… миллион, всего лишь один миллион, потребовалось почти всё?

— Я не могу сказать ничего по этому поводу, — ответил Лорье.

­— Что ж, господин Лорье, вы уже очень помогли нам и суду, поэтому… — он поклонился, — я более чем благодарен уже за то, что вы пришли и высказались. Просто, госпожа судья, я бы хотел обратить внимание на тот факт, что это не расходы на годовую войну домов и семей. Это расходы обычных людей за год, которые не аристократы. Отсюда следует вывод, что дом Даркмод если и участвовал каким-то образом в войне против Барбинери, то уж никак не мог претендовать на их предприятия или что бы там ни было. А раз достопочтенный дом Лорье не предъявили своих интересов и своё право на контрибуцию в течение первых трёх лет, то предприятия Барбинери должны принадлежать только им и никак не могли отойти кому-то другому.

Когда он сел обратно к нам, я негромко спросил:

— Есть шанс, что они найдут способ не вернуть нам их?

— Вряд ли. Очень вряд ли. Документов, подтверждающих право получить те предприятия у них нет. Права победившей стороны, которая может требовать возмещения, тоже нет, так как нет серьёзных доказательств, что они воевали. А сейчас будут свои свидетели, и там вообще всё станет глухо.

— Сколько займёт времени?

— Что именно?

— Возвращение?

— Да по-разному. Зависит от того, насколько они сильно будут сопротивляться. От недели или двух, чтобы просто аннулировать их права, поднять или восстановить старые, до нескольких месяцев, если будет апелляция, а она будет.

— Нельзя это сократить?

— Можно. Достаточно убрать главных зачинщиков.

— Нет, не подходит, — покосился я на Даркмод.

Нам ещё не хватало войны с ними.

Но даже слушанье свидетелей не уложилось в один день. И я понял, почему не пришли наши свидетели — они бы просто не успели за сегодня ответить на все вопросы, и потому никто не стал заставлять ждать господ просто так. Но со мной хотели поговорить и очень.

— Вижу, мистер Роковски, вы подготовились, — улыбнулся Арден Лорье. — Нашли много чего интересного про старую войну…

— Не я, но всё равно спасибо, господин Лорье, — ответил я непринуждённо. — Не буду скрывать, мы очень старались.

— Не боитесь её повторения?

— Нет, не боюсь.

— Очень зря. Прошлые Барбинери тоже её не боялись…

— И у них не было того, что есть сейчас, — не моргнув глазом, ответил я.

— И что же? — полюбопытствовал он.

— Если война начнётся, я вам первому дам знать, господин Лорье, не беспокойтесь.

— Но это вряд ли. Знаешь, у меня есть хорошие друзья, которые могут завернуть ваше обращение в два счёта.

— Да? — приподнял я брови, сделав удивлённое лицо. — Наверное, не зря мы отправили письмо в какое-то ведомство внутренней безопасности.

— Вряд ли оно вас спасёт.

— Если нет, то я всегда буду знать, кого надо будет отблагодарить первым, господин Лорье.

Я говорил, не проявляя ни единой эмоции. Не менялся даже тон. Я прекрасно понимал, что из меня пытаются выбить эмоции, заставить ими затуманить мой разум, но попытки слишком слабые.

— Вижу, пытаетесь безуспешно вразумить глупого юношу, господин Лорье? — подошёл к нам и глава дома Даркмод.

— Глупого? — приподнял я бровь. — Возможно. Но по крайней мере мы удосужились приготовить все документы заранее. Как поживают ваши траты на миллион, господин Даркмод?

— Не зарывайся, Грант. Ты молодой, бойкий и с горячей головой. Ты думаешь, что весь мир лежит у твоих ног и не уважаешь авторитеты. Ведёшь себя вызывающе, будто тебе ничего не будет. Но жизнь — это непредсказуемая штука. Я сейчас смотрю на тебя с высоты своих лет, и ты выглядишь для меня просто дерзким и наглым подростком, считающим себя самым умным, который забывается, не более.

Если заходить с такой стороны, то тогда с высоты уже моих лет все их интриги и игры выглядят не более чем, заговором детей в детском саду. Имперские заговоры, где одним словом решаются судьбы колоний и даже планет, где одни аристократы исчезают за сутки, уступая место другим — вот это действительно политические игры и интриги. А здесь… ради каких-то предприятий, которые даже не один процент от всего производства государства Тринианского.

— Как скажете, господин Даркмод, вам виднее, — ответил я.

Мне не нужны нравоучения от людей, которые при первой же возможности встали бы под знамёна хаоса. Да и его угрозы выглядят смешно. Учитывая тот факт, что псирайдеры были всегда самым главным врагом космодесанта, мне было бы достаточно… десять человек, чтобы сравнять их с землёй, не сильно напрягая силы.

И рано или поздно так оно и случится, если Даркмод не образумится. Только на него хватит и троих.

Катэрия вставала на ноги медленно. Даже несмотря на то, что теперь были деньги, жить одной было всё равно сложно.

Она не считала себя избалованной, но быстро поняла, что не знает о самостоятельности ничего. Внешний мир был другим, и с высоты жизни аристократа она никогда не замечала тех мелочей, которые прочувствовала сейчас сама.

Например, тот факт, что теперь надо делать всё самой: искать квартиру, договариваться с незнакомыми людьми, которые недоверчиво косились на неё. А выбирать продукты? Она около часа бродила по нему, пытаясь что-то выбрать, и не понимала, в чём разница между двумя одинаковыми буханками хлеба. По итогу взяла обе. Или создать собственный счёт: она тыкалась как слепой котёнок, пока сотрудники её буквально за руку не отвели и не показали, что нужно сделать.

В её жизнь… прошлой жизни всё уже было готово и лежало на столе, а здесь это надо было ещё и приготовить. В прямом и переносном смысле, так как Катэрия на себе прочувствовала, как долго готовка занимает времени. А готовить надо каждый день и желательно по три раза.

Но она не унывала. Даже получала какое-то удовольствие от этой самостоятельности, потому что для неё это было запахом свободы. Её проблемы теперь её проблемы. Никто не скажет, куда ей надо идти, с кем нужно встретиться и что сделать. Она сама по себе отныне и до конца…

Так Катэрия наивно полагала до тех пор, пока с ней по дороге в больницу на плановый осмотр однажды не поравнялся автомобиль её рода.

— Катэрия!

Её отец выскочил из автомобиля с такой прытью, что мог ли бы позавидовать даже молодые охотники. Вот уже действительно кто был полон сил. Сказать, что она удивлена его увидеть здесь, было не сказать ничего. Вот уж совпадение так совпадение. Однако, завидев его, она лишь прибавила шагу.

— Катэрия, стой…

Отец попытался поймать её за руку, но Катэрия, будто дикая кошка, отпрыгнула от него и разве что не зашипела, прижимая к себе сумку.

— Катэрия, погоди, не убегай, нам надо поговорить, ­— мягким и просящим голосом произнёс отец. Казалось, он был готов расплакаться оттого, как сильно отдалились они за этот короткий промежуток времени.

И Катэрия была бы лгуньей, если бы не призналась себе, что это её проняло. Как-никак, но это был её отец. Отец, который всеми силами пытался заменить ей и мать, окружив защитой и заботой. Тёплые чувства и прошлые заслуги родного человека нахлынули на неё, но гордость всё равно заставили Катэрию отступить ещё немного назад.

— Нам не о чем разговаривать, отец, — холодно произнесла она.

— Катик, послушай, пожалуйста… — жалобно произнёс он, и её сердце вновь скрутило тоской по семье. — Дай хотя бы слово сказать…

— Ты уже сказал мне. И не одно слово. Извини, но лучше бы тебе не появляться в обществе шлюхи, которая раздвигает ноги перед простолюдинами, опасно для репутации, — едко ответила она, но яд от слов обжигал её сердце не меньше отцовского.

— Я… дурак, я не должен был этого говорить тебе, — тихо произнёс он. — Я должен был поддержать тебя, а… я… Я просто был так шокирован, Катик, я даже не думал о том, что говорю!

— Зато я думала. И приняла решение, что мне не по пути с семьёй Голд, отец.

— Пожалуйста, давай просто поговорим! Просто поговорим и всё обсудим, хорошо? — попросил он. — Давай… — он огляделся. — Давай поговорим в машине? Давай я подвезу тебя. Не за чем ходить по таким улицам.

— Я сама решу, где мне ходить, отец, — отрезала Катэрия.

— Ладно, прости я… я просто не знаю, какие слова подобрать… Я знаю, да, я хуже, чем дурак. Я предатель. Предал твоё доверие и семью. Но пожалуйста, прошу тебя, дай мне возможность исправить всю ситуацию… Просто садись и всё обсудим. Куда тебя отвести?

Катэрии не хотелось отвечать, но сложно отказать человеку, с которым ты прожил двадцать пять лет. Человеку, которым был одним из самых близких и родных тебе людей.

— В больницу, главную городскую на обследование, — нехотя ответила она.

— Отлично! Давай, как раз довезу тебя, а то из этой части города до неё достаточно долго добираться, — обрадовался он, как последнему шансу, что ещё сильнее надавило на жалость.

Она с сомнением кусала губу.

Перед ней стоял мужчина, совсем не похожий на её отца. Пропала та строгость, пропал тот налёт жёсткости и лёгкого цинизма, с которым он окидывал взглядом мир. Перед ней был просто её папа, уставший, слегка растерянный с надеждой в глазах, что всё можно было исправить. Это был её отец, её кровь, человек, которому она доверяла без тени сомнений.

Если человек один раз оступился, разве это значит, что теперь он не имеет второго шанса? Разве она сама не оступилась уже? Так почему не даёт возможности всё исправить другому человеку, если сама требовала того же к себе?

Катэрия вздохнула.

— Хорошо, отец, давай прокатимся до больницы…

Она села в машину.