Людовик
Большего унижения я никогда не испытывал. За всю свою долгую жизнь легендарного полузверя. Меня, барона, закованного цепью, повезли в дурно пахнущей клетке через весь город! На глазах у многих тысяч людей.
— Павлов, включи сирену и люстру, пробки достали.
Стражники хвалятся на весь город редкой добычей. Чтоб сделать экипаж более заметным для горожан, подожгли люстру снаружи крыши. Но и этого им показалось мало. Усадили туда живую сирену и, судя по воплям, жарят на медленном свечном огоньке, оглашают улицы города воем несчастной. Сирена оплакивает свою жалкую жизнь так ужасающе, что даже мне становится искренне жаль прекрасную нечисть. Сирены и так-то не терпят открытых пространств, а уж тем более сурового ветра. А едем мы, надо сказать, весьма быстро.
Казенное здание встретило меня ещё большим позором. На глазах у толпы вылезти наружу из клетки, будто я преступник и вор! Все свои новые земли и богатства я заполучил в честном бою! Захватил в поединках. Ни пера не прибавил уловками. Что они себе позволяют! Ведут под конвоем, тычут в плечо, только дверь и отворили в знак уважения к титулу. Пальцы чешутся спалить этот дом, выжечь до камня грязные стены. Жаль, сын от меня так далеко. Вдруг устроят облаву, проникнут в дом, кто защитит малыша? С ним и остался только один гоблин из всей моей стражи. Да и тот, считай, безоружен. Всего-то десяток сюррикенов, пять ножей и короткий меч спрятаны у него под одеждой. На гувернантку я не надеюсь, женщина, что с нее взять. Такая не защитит и не спрячет, просто станет визжать при малейшей опасности, даже если мышку углядит. В лучшем случае догадается позвать на помощь. Только кого? Огр спит и до ночи его не поднять. Гоблин и так рядом, опасность заметит первым. Да только легиона врагов ему не одолеть. Мало я взял с собой защитников особняка, зря поверил Эмилю. Рисковать жизнью наследника, любимого сына — безрассудство и глупость.
— Дурить не будешь? Ну-ка посмотри на меня, — обратился ко мне страж на "ты" и я опешил.
— Я барон! Что вы себе позволяете?
— Наполеона, случайно, не знаешь? Не встречался тебе? Тоже из ваших. Может, Николая Второго застал? Распутина?
— Местной знати я не был представлен. Пока что.
— Павлов, достаточно. Снимай браслеты. Вроде тихий. Не будем пугать врача.
Ещё и ограбят, — вяло шелохнулась в голове мысль. Черт с ними с перстнями. Лишь бы не узнали, где живёт моя семья. Сам я буду молчать о Джошуа под любой пыткой. К огромному удивлению руки мне расковали. Уж не для того ли, чтоб снять дорогой сюртук? Нет, проводят в небольшую мрачную комнату. На каземат или пыточную это помещение никак не походит, хоть окно и забрано толстой решеткой. Седенький старичку за столом облачён во все белое, должно быть, жрец. Я кивнул головой в знак уважения сана.
— Присаживайтесь, голубчик. На освидетельствование? Документы при вас? На учёте состоите?
— Благодарю, — отодвинул я хлипкий стул, уселся и пристально взглянул на жреца. Глаза того прикрыты от магического воздействия словно щитом, толстыми искажающими стеклами в дешёвой оправе, — На учёте состою. Документов не имею. Убийств и суда на этих землях не совершал.
— Барон, — хихикнул страж, что так и остался стоять позади от меня.
— Вот как. Употребляете?
— Употребляю что?
— Алкоголь, к примеру?
— Исключено. Только холодную ртуть.
— Гурман. Позвольте взглянуть в ваши глаза. Мне отсюда плохо видно. Тень, что ли так ложится, я не пойму, — мужчина встал, обошел стол по широкой дуге и пристально уставился в мое лицо. Что он там пытается рассмотреть? Признаки надвигающегося оборота? Но я пока умудряюсь сдерживать зверя. Тот спит в глубине.
— Зрачок немного расширен. Так-с. А что у нас с реакцией?
— В подвижную мишень попадаю с трехсот шагов. В бою с химерами мне нет равных.
— Замечательно. Положите ногу на ногу, будет любезны.
— Вы хотите, чтоб я закрылся от магического воздействия колдуна? Нет власти такого над моей волей. Можете убедиться лично, — скрестил я ноги, за что получил молотком по колену. Внезапно и совершенно не понятно зачем. Чтоб оскорбить? Не похоже. Чтоб спровоцировать на агрессию? А! Понял, чтоб разбудить во мне зверя. Но от такого мой дракон ни за что не проснется, даже ухом в груди не пошевелит.
— Нормальной реакции нет. Зрачки широкие. Необходимо сдать биологический материал. Но существует высокая вероятность того, что наш барон такой загадочный от рождения. Сейчас я вам направление выдам, — заскрипел жрец необычным пером по желтоватой грубой бумаге. Какие жидкости собираются с меня взять? Безусловно, здесь все поняли, кто я на самом деле. И жидкости им нужны для алхимических опытов. Вряд ли сразу убьют, скорее всего, будут отливать по ведру крови каждый день. Драконы в этом мире редкость, постараются беречь мою жизнь, чтобы слить как можно больше крови. Вот чешую выберут сразу и всю. Это уж точно. Она, конечно, за год отрастает новая, но все равно не хотелось бы оказаться лысым ящером.
— Ясно. И что тогда? В отделение его забирать? У нас там приличные люди сидят, только бомжи, даже проституток сегодня не завезли.
— Кровь сольете всю сразу? — решил уточнить я, — жрец оцепенел.
— Столовую ложку.
— Так мало? Даже кружки не наберёте?
— Столовой ложки, барон, будет вполне достаточно. Идите.
И снова меня ведут под конвоем. Ещё одна комната, в ней миловидная дама. Мне любезно предложили самому снять сюртук. Драгоценности так и не отнчяи. Даже кольцо с родовой печатью не привлекло конвоиров.
— Закатайте рубашку до локтя.
— Может быть, вы отвернетесь?
— Зачем?
— Простите, я запамятовал, что в этом мире обнаженной плоти стыдиться не принято, — демонстративно я вытащил запонку, та полыхнула дивным сиянием голубого природного турмалина. Женщина только фыркнула и туго перетянула руку жгутом. Проткнула руку острой булавкой и споро набрала кровь. Зеленоватую как и всегда у драконов. — Это что надо было сожрать, чтобы так?
— Он говорил, что пьет холодную ртуть.
— Помер бы уже. Такой цвет способен дать только мышьяк, вроде. И то если употреблять каждый день понемногу. Одевайтесь, цацку свою не забудьте. И пройдёмте в соседний кабинет.
Невзрачный сосуд, укутанный в прозрачную пленку опустошенного рыбьего пузыря. Что? Невиданный позор! Меня, барона, заставили помочиться в сосуд на глазах у лекарки! У женщины! Позор! Повезло ещё, что на мне был длинный сюртук, удалось хоть как-то прикрыть стыдное место. Чертов Эмиль! В какой поистине жуткий мир он меня заманил! Здесь нет черни, нет рабства. Но черти их разбери! Если так можно поступить с бароном, со мной, то как могут здесь поступить с моим крохой, с ребенком? Зачем я только вышел из дома? Как додумался отпустить Джошуа на прогулку? Идиот! Кретин!
— Вам плохо? — бросилась ко мне женщина, — не расплещите! Черт! Сюда ставьте. На стол. И выйдите в коридор. Пусть продышится. Скорой нам дожидаться ещё только здесь не хватало!
Сижу, спрятав лицо за раскрытой ладонью. Стыд пробрал до самых костей, конвоиры смилостивились и принесли воду в прозрачной бутыли.
— Может, полегчает?
— Благодарю, я не испытываю жажды.
Женщина вышла в коридор растрёпанная и немного нервная.
— Следов веществ нет. Техника с ума посходила. Выдает, что это не кровь и не моча. Забирайте, не наш клиент.
— И куда его? На улицу вот такого выпустить?
— Родственников ищите. На руки сдайте, пусть они разбираются. В дурку его не положат, не буйный же.
— Барон, у вас есть родня? — задали тот вопрос, которого я боялся. Уже представляя, как сына потрошат на драгоценную шкуру. Хоть и безоборотный, но все же дракончик.
— У меня нет никого в этом мире!
— Совсем? Может, друзья есть? Знакомые? Ну не тащить же тебя в участок?
— Друг есть. Один.
— А номер друга ты знаешь?
— Допустим.
— Диктуй.
Эмиль на Землю, судя по всему, ещё не вернулся. Стражи после короткого совещания повезли меня в узилище. Думали, я поверю, что они готовы отпустить меня на свободу, стоит сообщить номера или адреса других членов моей семьи. Ну уж нет, кто как не я поистине искушен в интригах. На такую глупость ни за что не куплюсь. Сирена продолжила оглашать город диким воем. Странно, но на крыше я ее не заметил. Может быть, нечисть помогает крутить колеса?
— Вылезай, несчастье.
— Простите за нескромный вопрос. Но где сирена?
— Где кто?
— Прекрасная нечисть?
— В участке тебя дожидается. Там нечистых на руку красоток уже до одури, должно быть, об эту пору.
Стальная дверь, открывающая путь в преисподнюю, подсвечена потусторонним белесым сиянием. Люди, похожие на жалкие тени живых, полупрозрачные и серые что одеждами, что цветом лица, да, наверно, и душами снуют туда и обратно. Ни один человек из бывших заключённых в этой темнице не вышел наружу при мне, здесь не мелькает счастье в глазах. Только тьма полонит сердца и души тех, обречённых служить этому месту. Я зябко поежился, ощущая себя в преддверии личного ада. Сбежать не пытаюсь, погоня за мной, скорей всего, будет успешной, слишком много в этом городе стражей, да и не затеряться так просто дракону среди людей. Как-то же меня выследили, распознали мою звериную суть.
Выпрямил спину, скинул с лица отражение того смятения, что торжествует в душе. Если идти навстречу пыткам, если шагать в преисподнюю, то только так, с гордо поднятой головой. С телом моим они могут поступить как угодно, но душу и честь дракона не удастся сломить никому.
— Проходи, не задерживай. Павлов, придержи дверь, господину барону! Нервно мигает светильник под потолком, будто среди ламп у одной сдали нервы, густой запах пота и страха, добротная форма стражей, удивительная чистота для такого жуткого места. Кровью не пахнет, почти не слышна вонь нечистот. Должно быть, казематы расположены в подземельях и сюда запах пыточных не доходит. Великие боги, помогите мне сохранить ребенка, не обмолвиться о нем ни единым словечком, какую бы суровую пытку не приготовили люди дракону. И зачем я только послушал темного эльфа?
Здесь меня наконец-то ограбили. Сняли все, включая ремень от штанов. Даже толстую цепь с шеи и ту отобрали. Родовая. С нею было особенно жаль расставаться.
— Подпись.
— Опять? Прямо здесь? Я не способен так часто испускать из себя жидкость.
— Что?! Очешуел? Вконец?!
— Вроде бы нет, — посмотрел я на свои пальцы. Чешуйки даже и не думали проступать.
— Он… того. Крестик вот здесь черкани, сиятельство. Ниже. Ага.
— Уведите! Развели балаган!
— Господин барон, вам туда.
— Хватит паясничать, Павлов! Набери лучше ещё раз этого черта, как его там… Эмиля! Или родственников сам будешь искать?
— Тут визиточка завалялась, смотрите, в вещичках. Может, сюда позвонить?
Жуткая вонь, просторная клетка, в которой при желании даже удастся совершить оборот. Иномиряне, жмущиеся друг к другу в дальнем конце помещения у стены. Сколько же их держат тут, что они настолько грязны? Эмиль! Только бы до тебя удалось дозвониться! Только бы ты смог меня вытащить отсюда! Клянусь, золотоносный прииск станет твоим без оплаты! Великие боги, сделайте так, чтоб с моим наследником ничего не случилось до того, как я покину клетку. Наступит ночь, замрут стражи, я обернусь, разнесу узилище, долечу до особняка и скроюсь вместе с ребенком и домашней челядью в портале. Только бы за это время с Джошуа не сотворили дурного.
— В картишки перекинемся? Эй, сиятельство?
— Отчего бы и нет. Как я могу к вам обращаться?
— Николай.
— Второй?
— Наполеон!
— О вас меня спрашивали недавно.
Надежда
Правильно ли я поступлю, бросив ребенка одного дома? Вдруг что учудит? Но и в полицию его брать не стоит, да он и сам упирается. Вставила ключ в замочную скважину. После улицы кажется, что внутри дома темно. И свет погашен везде. Может, нет никого? Тогда Джошуа придется брать с собой. Черт. А нет, вон старик нам навстречу вышел. Хоть кто-то. Надеюсь, на него можно оставить мальчишку? За пару часов ничего же не случится? Или случится?
— Присмотрите?
— Безусловно. Не торопитесь. Людовик будет вам сильно обязан, Надежда. Меня зовут Федор Игнатьич, берегу особняк и слежу за порядком уже несколько сотен лет, — улыбнулся мужчина своей шутке.
— Очень приятно. Джошуа, веди себя хорошо.
— Конечно. Вы разговаривали с призраком? Не знал, что люди их видят. Или вы тоже ведьма, как Марцелла и Эльза?
— Я гувернантка, а это круче, чем ведьма. И так просто меня не напугать, имей это ввиду.
— Вы предполагаете освободить Его Светлость, моего папу?
— Если он ничего серьезного не сотворил, то обязательно. Ты случайно не знаешь, где его паспорт? Он у него?
— Отец хранит все бумаги у себя в сейфе.
— Жаль. Ну да ладно. Накорми кота, не забудь. И поставь ему воду, если найдешь, во что ее налить. Никуда не уходи. Я обязательно вернусь через несколько часов самое большее. В розетки ничего не суй. Если будет страшно, сядь у окна и смотри на прохожих.
— Я ничего не боюсь.
— Вот и отлично, — захлопнула я дверь и почти сразу остановила машину. Даже такси заказывать не пришлось.
— Уф. До отделения полиции не подбросите? Триста рублей хватит? У меня больше нет.
— Подброшу.
Немногословный таксист. Вид усталого города за окном. Дома выстроились в ряд вдоль канала, словно усталые красотки перед зеркалом. Одни наклонились чуть вперёд, разглядывают в темной воде отражение фасадов, сияющих окон. Другие, напротив, откинулись чуть назад, слишком уверенные в своем непревзойденном величии. Ни один дом не стоит ровно, коварные болотные воды точат фундаменты особняков, раскачивают почву, прорезают асфальт в одних и тех же местах паутиной трещин, разрывают старинные, доставшиеся городу ещё со времён шведских гатей, ложбинки, копят в них воду. Сизая дымка тумана укутывает чугунное ограждение канала, делает его ещё более призрачным, ненастоящим. Ярко подсвечены дворцы, парадные, холеные, ухоженные, настолько нереальные в своем величии, что кажутся миражом, тем, чего коснуться нельзя, сколько ни пытайся. Мерное движение машины убаюкивает, то и дело я пытаюсь провалиться в дурман сна, выпасть из мутной реальности. День, ночь, вечер, утро — все смешалось. Трудно понять какой сейчас час, ещё только вечер, или уже наступила ночь. Все погрузилось в неясную дымку, растворилось и потеряло четкие очертания. Есть только намеки, какие оставляет акварель на холсте. Узнаваемые образы, разноцветные пятна, перетекающие одно в другое. Воспоминания этого сумасшедшего дня одно за другим встают перед глазами, не дают забыться, расслабиться по-настоящему. Туфли спадают с усталых ног, таксист хмурится, нервно дергает рычаг переключения скоростей.
— Снижаемся? — бурчу ему сквозь дрёму.
— Уже сели.
— Как? — окончательно прихожу в себя я и обнаруживаю улыбчивого парня.
— Вон там участок. Идите.
— А деньги?
— Со стюардесс не беру. Удачи вам, девушка, все наладится. Напился, козел, и подрался?
— Кто?
— Парень ваш?
— Людовик? А черт его знает. Спасибо, — выбралась я наружу, путаясь в туфлях. Скорей бы домой. Интересно, воспитанника придется укладывать спать? Может, и мне место в особняке найдется на эту ночь.