— Бесполезно, Аджани, его нет… Надо возвращаться. — Пакер включил рацию и сказал в микрофон:
— «Песчаный кот Два» — «Песчаному коту Один» — мы возвращаемся на базу. Повторяю: идем на базу.
— Давай еще раз пройдем над рифтовой долиной, — попросил Аджани, не отрываясь от экрана тепловизора. «Песчаного кота» мотало немилосердно, вой бури проникал даже сквозь броневую обшивку вездехода.
Экран тепловизора отбрасывал на лицо Пакера синюю тень. Руководитель экспедиции положил руку на плечо Аджани и крепко сжал. Приглушив голос, он произнес:
— За бортом минус двадцать, а солнце зашло всего час назад. Скоро станет минус пятьдесят. А самое главное — тепловизор накрылся, посмотри, сплошной синий фон. Надо возвращаться, иначе и мы можем не добраться до базы. — Он помолчал. — Поиск окончен.
— Это я дал ему уйти, ответственность на мне, — упрямо сказал Аджани.
— Тебе еще повезло. Он мог тебя изувечить. Мы не могли его остановить. Видит Бог, мы сделали все, что в наших силах.
— Он где-то там — живой. Я чувствую.
— Даже если он еще жив, ему уже не помочь, — Пакер решительно развернул вездеход и дал команду бортовому навигатору на обратный путь, а сам отодвинулся от пульта, передав управление автопилоту.
Аджани сидел, закрыв лицо руками и раскачиваясь. Пакер отвернулся. Тишину кабины нарушал лишь стук камней по броне да завывание ветра за бортом.
Ожила рация, и голос командира корабля четко произнес:
— Сальников — базе Один. «Котам» Один и Два немедленно возвращаться на базу. Подтвердить прием.
Сообщение повторилось. Пакер подтвердил прием и сообщил расчетное время прибытия. Опять долгая пауза. В динамике стоял сплошной треск помех, и Пакер выключил рацию.
— Сожалею… Ты же видишь, что происходит за бортом… Вернемся на базу, составлю отчет. Даже не знаю, как правильно писать. Такого у нас еще не было.
— А ты не можешь подождать хотя бы пару дней? Буря уляжется, я проведу еще один поиск.
— Могу. Спешить некуда. Только это ничего не изменит.
— Может, нам удастся найти хотя бы тело.
— Аджани, буря, скорее всего, продлится еще несколько дней. А когда она кончится, искать будет уже нечего.
— Я все-таки хочу провести поиск. Пожалуйста…
— Хорошо. Не возражаю.
Они так и сидели молча, пока локатор не обрисовал на курсовом экране постройки базы.
— Почти приехали, — тяжело вздохнул Пакер.
Аджани повернулся и положил руку на плечо начальника экспедиции.
— Давай помолимся за него сейчас. Потом будет не до того.
— Конечно.
Оба мужчины склонили головы, и Аджани произнес простую, сердечную молитву. «Песчаный Кот» вошел в ангар. Закрывшиеся створки отсекли рев бури за стенами.
Спенс с трудом поднял голову. Там пульсировала боль. Ноги онемели, он их уже не чувствовал. Его неудержимо тянуло в сон. Казалось, так легко скользнуть в забвение, и больше уже ни о чем не беспокоиться. Он почти поддался этому искушению, позволив течению нести его туда, куда оно направлялось. Но что-то в том, чтобы так просто сдаться, его раздражало.
С усилием он приподнялся, стряхнул покрывавшую его каменную крошку. Оперся бесчувственными руками о землю и помотал головой. Челюсти одеревенели от холода, зубы перестали стучать. Он привстал на колени и неуверенно покачался, глядя на яркий диск Деймоса — буря ненадолго утихла, позволив призрачному свету просочиться на дно разлома.
Спенс огляделся. По телу прокатилась волна крупной дрожи. Мышцы сокращались сами собой в последней попытке согреть тело. Он знал, это скоро пройдет. И тогда он будет лежать неподвижно.
Почему-то ему не хотелось, чтобы смерть застала его на коленях. Кряхтя и постанывая, он поднялся на ноги и даже попробовал сделать шаг. Куча каменных обломков сдвинулась и потащила его еще ниже по склону. Он опять упал и ударился головой о камень. Полежал в изнеможении, думая о том, что он, наверное, первый человек, лежащий без сна под ночным марсианским небом.
Судороги улеглись. Кожу покалывало. На мгновение даже стало теплее. А может, показалось. Последние остатки защитных сил организма уходили.
Вокруг него сомкнулась туманная мгла. Поле зрения стало совсем узким, со всех сторон его обступала бархатная чернота. Однако звезды он еще видел. Одна из них привлекла его внимание. Она совсем не мерцала, как положено звездам. Казалось, что вселенная равнодушно смотрит одним глазом, как умирает человек на одной из бесчисленных планет.
— Нет! — попытался крикнуть Спенс, но услышал в шлеме только хриплый шепот. — Нет, — пробормотал он снова.
Глядя на звезды, он видел, как в воздухе проплывают обрывки белесого тумана. Он решил, что зрение его подводит. Откуда взяться туману? И все-таки тончайшие нити продолжали плыть перед глазами. Странно, подумал он. Что могло породить такое явление?
Его мозг ученого привычно переключился на поиски объяснения. Он поднял голову и заметил чуть ниже себя на склоне серебряный узор на скалах, поблескивающий в свете спутника.
На чистом волевом усилии он полускользнул, полуподплыл ниже, туда, где блестело. Заставив руку шевелиться, он дотронулся перчаткой до слабой белой полоски на камнях.
— Иней, — пробормотал он себе под нос. — Ледяные кристаллы. Мороз.
Здесь туман стал даже гуще, и поднимался он из-под земли!
Почти не думая, он кое-как спустился еще ниже и обнаружил дыру, в которой глаза не могли различить ничего, кроме сплошной черноты. Видимо, оползень открыл в стене каньона трещину или пещеру. Вот оттуда и выходили пряди тумана. Э-э… стало быть, там теплее. Недолго думая, Спенс влез в дыру.
Вход оказался намного уже, но сразу за ним проход расширялся. Он шаг за шагом продвигался в темноту и скоро понял, что пол пещеры круто уходит вниз. Тогда он сел, подтянул ноги и стал сползать по наклонной плоскости. Так не приходилось тратить силы на ходьбу.
Спенс спускался все ниже и ниже. Я выбрал себе могилу, подумал он. Ветер не развеет мои кости. Мысль странно развеселила его…
Как бы там ни было, он проник под поверхность Красной планеты. Иногда он скользил на заднице, иногда шел почти прямо, заставляя тело двигаться. Слепой, как пещерная летучая мышь, он зарывался глубже и глубже.
Он не знал, сколько продолжался этот путь во мраке. В какой-то момент он вспомнил о фонаре в шлеме. Попытался его включить, но ничего не произошло. Видимо, от многочисленных ударов о камни контакт отошел. Чернота заливала разум, смывая мысли и воспоминания, оставляя только настоящий момент и потребность двигаться.
Когда вдали замаячил неверный отблеск, он подумал, что зрение совсем садится; клетки мозга испускают мельчайшие электрические разряды и каким-то образом рождают свет в коре головного мозга или прямо в зрительном нерве.
Но слабое зеленоватое свечение не исчезало. Вместо этого оно разгоралось все сильнее. Спенс ковылял, как зомби, сосредоточившись только на том, чтобы заставлять ноги передвигаться. Спотыкаясь о неровности, стараясь не упасть, он двигался на свет впереди.
Скоро свечение стало настолько ярким, что он уже хорошо различал дорогу и отсветы на каменной стене, вдоль которой шел. Он положил руку на камень и увидел зеленый отлив на перчатке.
Он повернулся, чтобы посмотреть вперед, и ахнул. Перед ним лежал широкий туннель, сияющий переливами живого света. Зеленый налет на полу и стенах напоминал светящуюся росу.
Спенс приблизил лицо к поверхности стены туннеля настолько, насколько позволил шлем. Светящаяся субстанция покрывала скалы, подобно слизи. Он подумал о фосфоресцирующем планктоне и светящихся водорослях в океанах Земли. Может ли так быть? — спросил он себя. Это что же, на Марсе есть жизнь?
Тоннель мягко светился стараниями зеленых микроорганизмов, уходя куда-то вдаль. Стены были довольно ровными, а ширина тоннеля позволяла идти, не касаясь ни верха, ни стен. Круглое сечение тут же напомнило Спенсу земные водоводы, похоже, когда-то, давным-давно, здесь текла вода.
Он шел вперед, не зная и не особенно заботясь, куда идет. Зеленый свет на стенах волновался, когда он проходил мимо, как будто движение тревожило крошечные светящиеся существа. Свечение тускнело рядом с ним, а потом снова разгоралось за спиной. Очевидно, существа, кем бы они не были, ощущали его присутствие.
Казалось, он шел уже многие часы, прежде чем ему встретился первый небольшой изгиб туннеля.
Подойдя, он обнаружил трещину в полу. Она уходила куда-то в темноту внизу. В принципе, можно перепрыгнуть… Но Спенс вдруг стал осторожничать и положил руку на край трещины. Снизу шло тепло, он ощутил его даже сквозь перчатку.
Откуда тепло? Понятно, что из недр планеты, возможно, он набрел на какой-то древний вулканический источник или, рассуждал Спенс, трещина уходит до самого расплавленного ядра.
Дрожащими руками он взялся за шлем, с трудом повернул его застывшими руками, затаив дыхание, и снял. Тепло из трещины окатило его замерзшее лицо. Вот откуда туман, который он заметил на склоне каньона. Это пар.
Он снова надел шлем и глубоко вдохнул. Отступив на шаг от края трещины, Спенс смотрел, как пар уносится назад, туда, откуда он пришел, большими волнами. Ясно, что в туннеле было холодно, но все же не так, как на поверхности. Не тропики, конечно, но жить можно. Вопрос: долго ли? Впрочем, микроорганизмам на стенах тепла хватает…
Спенс, тщательно приготовившись, перепрыгнул трещину и побрел дальше, чувствуя усталость, накопившуюся во всем теле. Его занимал вопрос, сколько еще он сможет идти, прежде чем тело совсем откажется повиноваться. Тогда он уснет. И не проснется. Холод одолеет его. Отбросив эту мысль, он стиснул зубы и пошел дальше. Через некоторое время зеленое свечение стало ярче. Здесь на стенах странные организмы толстым слоем облепили стены. Наверное, становилось теплее. Вскоре он шел уже не в слабом сиянии, а в ярком зеленом свете лунной ночи. Светящиеся твари большими колониями облепляли каждый выступ, излучая ровный зеленый флуоресцирующий свет. Спенсу казалось, что он идет в луче прожектора.
Он радовался освещению, но зато плесень теперь густо покрывала и пол тоннеля, скользя под ногами. Спенс часто падал. Каждый раз, вставая, он замечал, что силы уходят. Скоро он понял, что в следующий раз встать уже не сможет.
И все-таки он опять поднялся на ноги. Что-то подстегивало его, заставляло снова и снова вставать и двигаться вперед шаткой от неимоверной усталости походкой. Он все глубже уходил к сердцу планеты.
Теперь тоннель извивался змеей. Иногда наклон становился таким заметным, что проще было ложиться на спину и скользить, как по ледяной горке. Спенс упорно не разрешал себе думать, куда приведет его путь под землей.
Иногда стены тоннеля становились уже. Приходилось протискиваться. Иногда в полу открывались трещины, но пока их удавалось перепрыгивать, иногда свод становился таким низким, что приходилось опускаться на четвереньки. И все же он продолжал продвигаться вперед.
Время потеряло значение. Он утратил всякое представление о том, как долго пробирается подземным коридором. Хронометр разбился еще при первом падении на дно каньона. Его показания так и застыли в его прошлом; всё последующее казалось происходившим не с ним, а с кем-то другим. Прошлое, настоящее и будущее слились в одну аморфную стихию, сквозь которую он двигался, как сквозь воду. Видимо, сознание временами выключалось, потому что очередной трещины он не заметил. Пришел в себя, только падая куда-то, как уже случилось с ним наверху. Собственно, это было не падение, просто он упал на спину и теперь скользил по слизи, покрывавшей пол не то трещины, не то все того же тоннеля, просто резко изменившего уклон. Однако скорость скольжения все нарастала и теперь невозможно было даже представить, чем закончится этот импровизированный полет.
Зато возбуждение от этого дикого спуска прогнало муть из сознания. Адреналин пошел в кровь, пробуждая тело от недавнего оцепенения.
Ему казалось, что он падает в мерцающую зеленую бесконечность, мчится все быстрее и быстрее, со свистом несясь в сияющую неизвестность.
Светящиеся водоросли обвивали его ноги и руки яркими полосами, покрыли пенящимся светом лицевой щиток шлема. Он протер небольшой участок как раз вовремя, чтобы увидеть близкое дно.
Он приготовился к удару, но тут тоннель резко изогнулся и выровнялся, немного замедлив скорость падения. И все равно он грохнулся о дно расщелины так, что захрустели кости. Подлетел в воздух, перевернулся, размахивая руками и ногами, несколько раз перекатился и замер. Ощущение было такое, словно его на полном ходу выкинуло из автомобиля.
Когда он наконец поднял голову, чтобы осмотреться, то увидел, что находится в огромной пещере. Он приподнялся на локтях и коленях и поморщился от острой боли в голове и спине.
Пещера напоминала мыльный пузырь, упавший на пол. От поверхности до свода было не менее ста метров. Стены, изогнутые и гладкие, удивительно гармонично поднимались вверх.
Он неловко встал, чувствуя каждую кость в теле, попробовал шагнуть. Получилось, хотя и с трудом. Тусклый голубовато-зеленый свет создавал иллюзию морского дна; он бы не удивился, проплыви мимо рыбий косяк.
Кое-как доковыляв до стены, он обнаружил, что из пещеры ведет несколько коридоров, а в стенах зияют большие отверстия, похожие на водостоки. Диаметром они были существенно меньше штреков, но влезть можно было и в них, только на четвереньках. Нет! Он больше не может! Надо дать телу отдохнуть. Он опустился на пол и лег под одной из дыр в стене. Через мгновения Спенс крепко спал.
… Длинный темный коридор заканчивался двумя дверьми. От них исходил мерцающий холодный голубой свет. Спенс приблизился к дверям, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Пот катился по лбу и жег глаза. Он вытер лицо рукавом и подошел ближе.
Почему-то он был убежден, что за одной из дверей его ждет Ари; она обнимет его, успокоит, исцелит изможденное тело.
За другой дверью таится монстр с огромными желтыми глазами. Он готов наброситься и сожрать Спенса с потрохами. Но кто из них за какой дверью, Спенс не знал. А выбор сделать надо. От тоски он заплакал, хотел позвать кого-нибудь на помощь, но голос не слушался.
Он взялся за старомодную ручку двери, повернул и толкнул. Дверь скрипнула на древних петлях, и он с опаской заглянул в комнату. Пусто!
Спенс прокрался в комнату, но стоило ему переступить порог, как дверь за ним закрылась. Стены и пол комнаты источали туман, скоро его плотные клубы заполнили помещение.
В облаке полыхнула молния, и перед ним туман начал уплотняться, принимать очертания, напоминающие человеческую фигуру.
Туман, змеясь кольцами, быстро рассеялся, открыв взору существо, похожее на человека, но явно рожденное под другим солнцем, этакое дитя чужого бога.
Спенс содрогнулся. Существо неподвижно возвышалось над ним, на его гладкой золотистой коже поблескивали капельки влаги. Спенс опустился перед ним на колени, охваченный страхом и благоговением.
Пока он всматривался в строгие черты худощавого лица, веки существа дрогнули и медленно поднялись. Два огромных желтых глаза уставились на него сверху вниз, и Спенс отпрянул перед этим ужасным взглядом. Он заслонился руками, лишь бы не видеть…
Но взгляд существа пронзал насквозь. Оно изучило Спенса, заглянуло в душу, взвесило и сочло легковесным. Кажется, это его разочаровало, потому что оно протянуло к Спенсу многосуставчатую руку и широко распахнуло пасть, собираясь изречь приговор. Спенс закричал, зажав уши руками…
Дрожь сотрясла каменный пол пещеры, что-то взревело. Спенс, все еще оглушенный сновидением, несколько мгновений лежал, пытаясь вспомнить, где он.
Дрожь усилилась, рев стал громче. Эти странные звуки выгнали последние следы сна из сознания. Пол продолжал вибрировать. Ему никогда не приходилось стоять на склоне просыпающегося вулкана, но именно этот образ пришел Спенсу в голову, когда он стоял на коленях невесть где, дрожа от страха и неуверенности.
Разреженный воздух внутри пещеры содрогнулся, когда из отверстий в стенах хлестнули мощные потоки воды. Одна такая струя сбила Спенса с ног, пол от очередного толчка пошел волнами, и на него обрушились тонны воды.
Мгновенно Спенса закрутило водоворотом и унесло в одно из отверстий водоводов. Он слабо брыкался, но поток тащил его с ужасной силой, больно ударяя о стены. Спенс перестал сопротивляться, расслабился, чтобы смягчить удары, и позволил воде делать с ним все, что ей угодно.
А пока она несла его все дальше и дальше. В конце концов, его вынесло в полупрозрачную чашу, соткавшуюся в конце одного из тоннелей. Она словно вырастала из тоннеля, или тоннель выдувал ее напором воды. Но вода быстро уходила и скоро оставила его лежать на животе в пересохшем русле.
Спенс снял шлем и попытался зачерпнуть ладонями воды, но сумел только намочить перчатки. Ну что же, рассудил он, это лучше, чем ничего, поднял руки и позволил воде стечь с пальцев в рот. Повторив этот процесс несколько раз, он не напился, а только больше разжег жажду.
Он продолжил свой путь на четвереньках и добрался до перекрестка с большим тоннелем. К этому моменту каждая клеточка его тела просто умоляла об отдыхе, а иначе оно грозило отказаться служить напрочь. Широкий тоннель тянулся в обе стороны, уходя в темную неизвестность. С правой стороны он отчетливо забирал вверх, а с левой — вниз.
Спенс попытался встать, но здесь было слишком скользко, и ему удалось пройти лишь несколько шагов, причем упал он не меньше пяти раз. Каждое падение приводило к тому, что он съезжал на несколько метров вниз влево.
Он уже почти смирился с мыслью, что идти придется именно влево, но тут как раз заметил в стене туннеля небольшую дыру и решил попробовать этот путь. Решение чуть не убило его.
Дважды он почти доставал до края отверстия, но оба раза руки соскальзывали и он падал обратно на пол. В третий раз ему удалось ухватиться за края, с которых во время предыдущих попыток он сорвал водоросли. Уцепившись за край, он нащупал ногами опору и попытался оттолкнуться, чтобы забросить тело в дыру. Это почти сработало.
Голова поднялась над краем дыры, и он протянул руку вперед, скребя ногами по стене. Рука нащупала удобный камень, он подтянулся и… сорвался. Словно в замедленной съемке, руки скользнули по камням, потом по воздуху. Спенс изогнулся по-кошачьи, чтобы сгруппироваться, не успел, и рухнул на пол тоннеля.
Удар вышиб из него дух. Вдохнуть не получалось, но потом воздух все-таки пошел в легкие. Болели ребра, и очень болело плечо, которым он шмякнулся об пол.
Почему-то ему казалось очень важным попасть в эту дыру. Отдышавшись, он сделал еще одну попытку. То, что не удалось сделать за счет ловкости, получилось за счет терпения и хитрости.
Спенс вообразил себя червем и буквально просочился по неровной стенке тоннеля ко входу в дыру. Он продвигался медленно-медленно, по сантиметру, но в конце концов все-таки вполз на животе в очередной тоннель. Этот шел вверх с небольшим уклоном, так что приходилось ползти очень осмотрительно, чтобы опять не выскользнуть в большой тоннель как пробка из бутылки. Он упрямо подтягивал ноги, отталкивался и полз вперед, напрягая и без того уставшие мышцы. Хорошо бы сесть и передохнуть, но тоннель для этого был слишком узок. Болело всё. Спенс опустил голову и продолжал ползти.
Его охватило оцепенение, сознание меланхолично перечисляло негативные факторы — стресс, усталость, голод и боль. Каждый метр давался с трудом, граничившим с отчаянием. Хотелось просто лечь и позволить судьбе делать с ним что угодно. Но он не поддался...
Он снова заснул и проснулся таким же измученным, но с ясной головой и с грызущим ощущением голода. Поскольку есть было решительно нечего, он просто выкинул из головы мысли о еде. Получилось не очень. Голод напоминал язык, то и дело ощупывающий дырку на месте выдранного зуба, он не хотел униматься, возвращаясь снова и снова, чтобы в очередной раз убедиться, что обед откладывается.
В таких экстремальных условиях можно было ожидать галлюцинаций. Несмотря на то, что галлюцинации входили в состав объектов его исследований, эта заставила его замереть на месте. Он даже попытался отползти от нее подальше и не преуспел. Потом пришла следующая мысль: перед ним — дверь. Ну и что? Никакой монстр с головой гидры не испугал бы его сильнее, чем эта вполне обыкновенная дверь. Сначала он решил, что это оптическая иллюзия, обман переутомленных глаз. Затем понял, что все-таки видит галлюцинацию — наверное, ему очень хотелось увидеть нечто подобное. Потом Спенс подумал, что люди, видящие галлюцинации, таковыми их не воспринимают. Для них они составляют часть реальности.
Дверь! Его разум заметался. Что бы это могло означать? Пожалуй, ничего, кроме двери.
Спенс начал обрывать водоросли с воображаемого порога. Результат его поразил еще больше. Дверь как была дверью, так и осталась. Каменная дверь, под стать стенам вокруг, без каких-либо внешних отметин. Возможно, он принял бы ее за очередную природную странность, если бы не удивительная гладкость поверхности и строгие геометрические контуры. Интересно… Он снял шлем и стукнул им по плите. Прислушался к эху, прилетевшему из темноты тоннеля. Из-за двери слышался странный звук. Охваченный жгучим любопытством, он налег на дверь всем телом, потом, стоя на коленях, попытался уцепиться пальцами за края и потянул, напрягая все силы. Когда ему показалось, что внутри вот-вот что-то лопнет, каменная плита подалась.
Она скользнула в сторону всего на несколько сантиметров, но из щели хлынул поток теплого воздуха. Водоросли возле порога ярко вспыхнули. Спенс ощутил запах спертого сухого воздуха; так могла бы пахнуть могила, отрытая в сухом грунте.
Он попробовал еще раз. Теперь дверь отошла еще на несколько сантиметров. Он протиснулся внутрь. От нехватки кислорода закружилась голова. Он упал на пол и ждал, пока не пройдет тошнота от чрезмерных усилий.
Он лежал на полу, глядя вверх, и пытался определить, откуда исходит слабое красновато-золотое сияние. Камень стен выглядел гладким и тукловато-красным, но откуда исходит свет, он так и не понял.
Спенс немного отдышался и осмотрелся. Впрочем, смотреть особо было не на что. Сухой и пыльный коридор шел вверх, повышаясь довольно круто. Придется подниматься…
Дрожа от усталости, он перевернулся на бок и попытался встать. Рука наткнулась на каменную неровность. Он посмотрел вниз и увидел рядом с ладонью отпечаток босой ноги.
Отпечаток лежал перед ним, четко очерченный красноватой пылью. Игра света, подумал он; просто какое-то странное каменное образование. Спенс наклонился и осторожно, как сделал бы любой археолог, сдул пыль. Затем кончиками пальцев стряхнул мусор, набившийся вглубь оттиска.
Совершенно непонятно, каким образом след оказался вдавленным в камень. И ведь это человеческий след, ну, хорошо, след существа, похожего на человека. Пожалуй, немного длиннее обычной ступни, причем как-то непропорционально вытянутый. И, наконец, у отпечатка всего четыре пальца! Спенс всмотрелся и убедился, что пятого пальца действительно нет, и утрачен он не в результате какого-нибудь несчастного случая, а просто существо было так задумано изначально.
Спенс осмотрелся. Других отпечатков не было. След лежал на дне неглубокой ложбинки, где некогда протекал подземный ручей.
Голова закружилась. Вот это открытие! Наверное, самая важная находка за последние двести лет, да что там двести, — за тысячу лет! Жизнь на Марсе! Он, доктор Спенсер Рестон, открыл на Марсе жизнь. Теперь никакого сомнения не осталось: когда-то Марс был домом для чего-то более значительного, чем светящиеся водоросли. Существо, оставившее этот отпечаток, прямоходящее, как человек, возможно, оно и думало, как человек, сознавало себя.
Последствия его открытия невозможно представить. Нечего и пытаться. Лучше приглядеться. Понятно, что отпечаток оставлен много веков назад. Нужно же время, чтобы глина превратилась в камень. А если бы он не окаменел, то давно бы превратился в пыль, как, наверное, все прочие предметы марсианской цивилизации.
Спенс размышлял. Отпечаток вовсе не обязательно должен принадлежать обитателю Марса. С тем же успехом он мог принадлежать случайному гостю вроде него самого. Ну и что? Это нисколько не умаляет значение его открытия. Тут мысли Спенса споткнулись. Слишком мало информации. Действительно, неизвестно, кто и когда здесь побывал. А всякие предположения… Не дело ученого спекулировать фактами. Да, отпечаток — вещь необычная, но сказать что-нибудь определенное можно лишь после детального изучения, после ответа на вопросы, как он здесь оказался, когда это случилось, кем могло быть подобное существо. А для этого нужны факты, иначе никакую теорию не построишь. Одного отпечатка мало. Нужны хотя бы кости, или какие-нибудь другие артефакты — любой из обычных археологических объектов.
А сейчас он смертельно устал… Спенс сложил руки на груди и уснул возле отпечатка с мыслями о краснокожих марсианах, беспечно прогуливавшихся по местности, заваленной красной пылью. Во сне он даже разговаривал с ними, просил. чтобы его отвели к самому главному…
Проснулся он от боли в животе. Горло немилосердно драло, во рту образовалась какая-то липкая пленка, весьма противная на вкус. Язык распух и не годился для членораздельной речи. Он слышал о людях, умирающих от жажды в пустыне, у них тоже распухали языки, чернели и в конце концов душили их. Похоже? — спросил он себя.
Спенс с трудом встал. Голова кружилась. Перед глазами плыли черные точки. Голод стал главной потребностью, а жажда — вездесущим огнем. Он знал, что скоро последует обморок. И он последовал. После нескольких падений он решил больше не пытаться встать.
Может, стоит вернуться в тоннель за дверью. Там много водорослей… Не годятся ли они в пищу? Но с таким же успехом они могут оказаться ядовитыми. Тогда первый же глоток приведет к мучительной смерти. Ведь смерть от отравления обычно бывает мучительной?
Нет уж. Лучше выбрать сценарий помягче. Но таких как раз и не усматривалось.
Спенс решил, что если не найдет воды к тому времени, когда его снова сморит сон, тогда он вернется к двери и все-таки попробует съесть немного водорослей, а там будь что будет. Все равно к тому времени сил почти не останется, а значит, можно будет рискнуть. Но не раньше.
Он снова на четвереньках начал подниматься по штреку и уже через несколько метров попал в здоровенную подземную полость. Здесь можно было ходить, расправив плечи и подняв голову.
Вскоре он с радостью заметил, что мучавший его голод утих. Он чувствовал себя чистым внутри, никакой тяжести в пустом желудке, в теле даже ощущалась некоторая энергия.
Спенс знал, что такое бывает при лечебном голодании. Медики знают. Грех не воспользоваться этой возможностью. Спенс даже чувствовал некоторый эмоциональный подъем. За неимением лучшего определения, он решил назвать его духовным подъемом.
Он распрямился, и не торопясь, с остановками пошел вперед между толстыми каменными колоннами, похожими на стволы окаменевших деревьев. Сначала он удивился, но потом понял, что колонны, как и поверхность каменной двери не содержат в себе ничего сверхъестественного, и такое можно найти в любой пещере. Просто марсианские сталагмиты немного отличаются от земных. Но росток подозрения уже проклюнулся глубоко в сознании: а вдруг они все-таки искусственные? Нет уж, лучше пока об этом не думать, слишком далеко могут завести подобные подозрения.
Он постарался отогнать эти мысли, но из глубины сознания выплыло словечко: «вторжение». Оно пришлось вполне к месту. Он чувствовал себя человеком, посягнувшим на частную территорию. Грабителем, осквернившим гробницу фараона. Он вообразил, что в любой момент из-за ближайшей колонны выступит шеренга воинов с копьями. В видениях мелькали лошади, украшенные перьями, колесницы, проносящиеся по площади, а инопланетяне со всех сторон орали вполне по-земному: «Вор! Грабитель могил! Осквернитель!»
Он понимал, что видения вызваны критическим состоянием организма. Вернулось ощущение жажды. Того крошечного количества воды, которое ему удалось зачерпнуть со дна тоннеля, было явно недостаточно. Ему нужна вода.
Он надеялся отыскать следы того потока, что смыл его в туннель. На Марсе была вода; может быть, не так много, но была. Он же видел. Надо просто снова ее найти. Эта мысль стала для него главной.
Он медленно шел по унылому красноватому полу пещеры, прислушиваясь к эху собственных шагов, попутно отмечая, что свод пещеры становится все ниже, а на стенах все чаще появляются пятна лишайника, который, подобно водорослям в тоннеле, испускал слабое свечение.
Спенса окружал тусклый туманный золотистый свет, словно он шел под кронами осенних деревьев. Вот только деревья были каменными и под ногами не росла трава.
Ритм шагов помогал ему не упасть, но через пару часов он снова заснул, а затем еще раз. Теперь от двери, за которой росли водоросли, его отделяло уже приличное расстояние. Возвращаться не имело смысла. С каждым разом сон становился все короче и приносил все меньшее отдохновение. Он списал эти факты на голод. Тело требовало пищи. Но вместе с тем Спенс ощущал легкость, какую-то одухотворенность и чистоту.
Механически шагая по марсианскому подземелью, Спенс просматривал свою жизнь отчужденно и объективно. Раньше он испытывал такое чувство только в работе, когда требовалась особая тщательность в исследованиях и напряженное любопытство: а что будет дальше? Только на этот раз предметом изучения был он сам.
Большинство считало его быстро восходящей звездой в своей области, но он понимал, что далек от цели. Другие ученые достигли большего; они заслуженно получали призы, которых добивался Спенс, их имена звучали куда чаще, чем имя Спенса, и говорили о них более уважительно. Именно зависть побуждала его превзойти их достижения. Вот что гнало его вперед. А Спенс-то считал это стремление добродетелью!
Теперь ему становилось ясно, что никакая это не добродетель, а простое честолюбие, глупое пламя, поглотившее почти все его лучшие качества. Сострадание, великодушие, радость, даже любовь — все он скормил огню честолюбия, и чуть не сгорел в этом огне сам. И что принесли ему его усилия?
Ничего, что имело бы настоящее значение. Ничего, что могло бы остаться после него. Все сгорело. Удивительно, что у него вообще сохранились какие-то человеческие чувства. Слишком многое уже сгорело в огне, который он сам же и разжег.
Годы учебы, работа, стремления — все напрасно. В результате — пустота, и эта мысль приводила его в ужас.
Долгое время он убеждал себя, что единственный успех в жизни достижим только за счет научных достижений. Как ученый, он доверял только тому, что мог увидеть и изучить. «Если это нельзя измерить, — сказал ему однажды профессор, — об этом не стоит и думать».
Он слепо купился на эту пустую философию, как и многие его молодые коллеги, хотя они называли ее по-разному и облекали в альтруистическую риторику. Он убедил себя, что цели его исследований полезны для человечества и поэтому достойны уважения. Но в списке этих целей никогда не значилась настоящая забота о ближних. И никакие это были не цели, а просто вехи на его личном пути к успеху.
Главный вопрос, занимавший его сейчас, заключался в том, что именно он сделал со своей жизнью? Стоило ли тратить на это время?
Спенс вынужден был ответить: к сожалению, нет. Перебирая факты, приходилось признать: это был такой длительный запой ради самовозвеличивания. Никому от этого не стало лучше. Погоня за славой сделала его эгоистичным угрюмым типом.
Короче говоря, он прожил жизнь, не стоившую того, чтобы ее прожить. Спенс со свойственной ему логикой и хладнокровием рассмотрел итог своей жизни и удивился, зачем так сильно стараться спасать такую никчемную вещь?
Чувство стыда, чувство вины облекали его плотным покровом. Никогда в жизни он не чувствовал себя ни в чем виноватым. А в том, что он пришел к таким выводам, когда уже невозможно ничего исправить, виделась злая ирония судьбы.
Он смутно вспомнил молитву, вознесенную в отчаянии, когда он бродил по марсианской пустыне. Сейчас слова этой молитвы вернулись к нему, словно насмехаясь над тем, что в его жизни зиял еще один пробел — отсутствие веры во что-либо, кроме человеческой изобретательности. Смотри-ка, казалось, говорил его призрачный обвинитель, вон как крутится! Умирать не хочет!
Обычно пред концом всякое существо готово уцепиться за любую соломинку. Ну и где, о неразумный, твое достоинство? Где уважение? Это все твоя самость! Нет сил даже с собой покончить!
И как ты с этим жил? А еще смеешь взывать к тому, в кого никогда не верил, кого никогда не признавал! Ты жил по собственным убеждениям, ну вот теперь и умирай с ними.
Спенс почувствовал холод в груди, словно ледяная рука сжала его сердце. Наверное, он желал бы, чтобы все сложилось иначе, но следовало признать: незримый обвинитель прав. Впервые в жизни Спенс увидел себя таким, каков он есть. Зрелище вызвало отвращение. Он очень хотел, чтобы все случившееся как-то повернулось вспять, чтобы ему дали второй шанс. Однако надежда умирала, не успев родиться. Второго шанса не будет. Никто не придет на помощь, никто ничего не изменит…
Вот в таком состоянии безжалостного самоанализа Спенс и вошел в город.
В том, что это город, Спенс не сомневался. Он не заметил, как на последних пройденных им километрах свод пещеры уходил все выше. К тому времени, как он подошел к окраине поселения, он уже не мог разглядеть купол над головой. Это неудивительно — он брел, уже не обращая внимания на окружающее, и вдруг освещение впереди изменилось. Спенс поднял глаза и обнаружил, что стоит перед странным скоплением строений.
Если бы от него потребовали описать то, что он увидел, первое, что пришло ему на ум — это термитник. Он вспомнил рисунок внутренней части такого сооружения из учебника энтомологии, и, глядя на странные, вытянутые и плавно изогнутые структуры, он, прежде всего, вспомнил этот рисунок. Но первое впечатление обманчиво. Чем дальше он вглядывался, тем отчетливее понимал: ничего подобного он никогда не видел. Изящные переплетенные строения глаз воспринимал с трудом, настолько непривычен оказался их вид. Но никакого намека на то, кто мог здесь жить, они не давали.
Спенс воспринял открытие почти спокойно, не выказывая восторга исследователя, которому открылся, наконец, Эльдорадо, или палеонтолога, случайно наткнувшегося на остов неизвестного ящера. Ничего похожего на восторг, который вызвало в нем обнаружение оттиска стопы в камне.
Он просто застыл, как вкопанный, в недоумении качая головой. Открытие оказалось слишком масштабным, чтобы сознание приняло его сразу. Он не знал, как реагировать. Придя в себя, он ступил на извилистые тропинки среди похожих на ульи жилищ, под кривыми сводами и над полузасыпанными норами. Вскоре он безнадежно заблудился в клубке изгибающихся, переплетающихся форм, как маленький ребенок в заколдованном лесу.
Свет давал все тот же лишайник, облепивший стены жилищ. Спенс двигался, словно в эльфийском мире, пронизанном магией и наполненном шепчущими голосами. Только вместо голосов его сопровождало эхо собственных шагов, когда он проходил мимо изогнутых стен.
Из чего построен город? Из какого-то неведомого, довольно твердого разноцветного материала. Красные, оранжевые, фиолетовые и коричневые жилища образовывали сложнейшую цветовую гамму: здесь были все оттенки охры и сепии, характерные для Марса, но встречались и пурпурно-красные тона, цвета ржавчины и маренго, и все это мягко переливалось в слабом свете.
Его окружали проемы и отверстия, которые он принял за окна и двери. Только форма у всех была разная, зато они прекрасно вписывались в кривизну стен, частью которых являлись. И по-прежнему Спенс не мог представить, как выглядели местные обитатели.
Он сунулся в несколько «домов» и не увидел вообще ничего, что могло бы подсказать ответ. Внутренние стены помещений точно также изящно изгибались, как и внешние, и в них было совершенно пусто. Спенсу даже показалось, что полы в «комнатах» тщательно подметены.
Блуждая в состоянии странного благоговения по городу, он наткнулся на широкую извилистую дорогу между двумя рядами высоких строений. Про себя он назвал это главной городской улицей. По обеим сторонам «улицы» стояли довольно высокие строения. Некоторые из них соединялись над ним извилистыми арками или закрытыми галереями. Он подумал, что если пойти этой дорогой, она, наверное, выведет его в центр города. Так и оказалось.
Примерно через час своих странствий он стоял, моргая, в центре широкого пространства, со всех сторон окруженного зданиями причудливой архитектуры. Чуждая восприятию красота этого места ошеломляла. Он подумал, что марсиане, каким бы обликом они не обладали, наверное, были элегантной и миролюбивой цивилизацией. При этом он ни разу не задумался о том, что может встретить здесь кого-нибудь. Все, что он видел, указывало на цивилизацию, давно прекратившую свое существование.
Он присел отдохнуть на гладкий грибовидный выступ, один из многих, попавшихся на глаза. Зрение подводило: пейзаж вокруг плыл и распадался на отдельные составные части, голова кружилась, видимо, сказывалось обезвоживание. Он представил себе группу будущих исследователей, как она бродит по тем же улицам, натыкается на его кости и принимает его за последнего оставшегося марсианина.
Спенс сидел, с трудом удерживая ускользающее сознание, и тут взгляд его упал на один из ульев на площади, стоявший отдельно от других. Строение почему-то показалось ему важным, хотя оно не особенно отличалось от других. Его можно было с большой натяжкой назвать холмом или куполом, стены которого на некоторой высоте превращаясь в отдельные отсеки.
Некоторое время Спенс тупо разглядывал сооружение, потом голова его свесилась на грудь, он соскользнул с выступа, на котором сидел, упал на бок и заснул…
Проснулся он почти сразу, во всяком случае, он мог бы поклясться, что голова его только-только коснулась земли, и вот он уже не спит. Но сильное жжение в горле и пульсирующая головная боль говорили о том, что он все-таки проспал некоторое время.
Что его разбудило? Кто-то позвал его по имени. Ему показалось, что звук шел как раз из купола напротив. Имя его произнесли так быстро, что оно вполне могло ему и помститься. Только отзвук его продолжал висеть в воздухе, и не был похож ни на эхо, ни на какой другой отголосок. Спенс медленно снял шлем.
Сухой и спертый воздух в этой части пещеры вполне годился для дыхания, хотя кислорода в нем могло бы быть и побольше. Во всяком случае, он не задыхался, как раньше. Его окружала гробовая тишина. Только звук его собственного дыхания.
Наверное, я заснул, подумал Спенс, потому что в скафандре кончился кислород. И если бы голос не позвал его, он бы уже не проснулся. Просто задохнулся бы во сне.
Он посидел, глядя на шлем со смесью тоски и облегчения. С одной стороны, благодаря шлему он избежал многих серьезных опасностей, с другой — это была бы спокойная, безболезненная смерть — заснуть и не проснуться, испытывая рези в животе от голода и жгучее ощущение в горле от жажды.
Пока он размышлял, не надеть ли снова шлем и закончить игру, опять прозвучало его имя. Только теперь звук пришел с другой стороны, хотя и невозможно было определить, откуда именно. Умирающие часто слышат голоса, напомнил он себе. Такие случаи хорошо задокументированы.
Но Спенс продолжал чувствовать, что его тянет именно к жилищу в форме холма на другой стороне площади. Он так и не решил, стоит ли верить галлюцинации, но все-таки, кряхтя, поднялся и шагнул вперед. А что, собственно, он теряет? Конечно, нет там ничего интересного, как и в других зданиях. Все они одинаково пусты. Но почему бы и не пойти?
Вскоре он уже стоял перед зданием-холмом и смотрел на темный вход.
Кое-как он протиснулся внутрь и тут же ударился обо что-то прямо возле входа. «Что-то» оказалось довольно твердым, Спенс ударился сильно и неловко упал.
Здесь, в прохладных недрах здания темнота стояла, наверное, уже много столетий. Спенс перевернулся на спину и позволил тьме окутать себя, он сдался, стал ее частью. Ему хотелось просто лежать, тяжело дыша, и никогда больше не шевелиться. Но любопытство заставило его подняться на четвереньки.
На что это такое он налетел? Какая-то плоская твердая штука. И холодная. Он до сих пор ощущал холодок на боку, в том месте, где ударился. Что бы это могло быть?
Наверное, это будет его последнее исследование. Ну и пусть. По крайней мере, он будет знать, что нашел. Не поднимаясь с колен, он подполз ко входу, уперся ладонями в гладкую поверхность и приподнялся.
Что теперь? Он задумался. В этом темном месте кое-что нашлось… и что дальше?
Надо попробовать подвигать эту штуку, чтобы свет не закрывала… Нет, не получится, он слишком ослаб, и ухватиться не за что…
Он провел руками по поверхности предмета, чтобы получить хоть какое-то представление о размерах и форме, как слепец, пытающийся угадать природу объекта, которого никогда не видел. Стало понятно, что вещь гладкая, но состоит из плоскостей, соединяющихся под небольшими углами, как пластины брони или грани драгоценного камня.
Спенс поднес руки к верхушке объекта и нащупал длинный цилиндр, торчащий из верхней грани. Наверху цилиндром оканчивался большой сферой. Еще два таких же цилиндра обнаружились по обеим сторонам прямоугольника.
Странная находка заинтриговала Спенса. Он встал — пожалуй, слишком резко для его нынешнего состояния, — головокружение нахлынуло темной волной. Он пошатнулся и упал, сзади под ноги подвернулось что-то еще, поменьше. Упал он довольно громко и, кажется, что-то раздавил. Шум от его падения давно стих, но звук не кончился, и в нем слышалось что-то знакомое. Он лежал в темноте и слушал. Не почудилось. Где-то рядом на каменный пол падали капли воды.
— Просто дай мне еще один день! Я прошу совсем немного. Отправишь отчет завтра утром.
Пакер, сгорбившись в кресле узла связи, откинулся назад и печально посмотрел на друга.
— Хорошо, — вздохнул он. — Я думаю, не так уж важно, когда отправить сообщение. Все равно уже неделя прошла. Но объясни, что ты задумал? Ведь ты же понимаешь, что шансов больше нет. Аджани, эта задержка бессмысленна.
Худощавый смуглый мужчина задумчиво кивнул, а затем заговорил, понизив голос, словно боялся, что его подслушают.
— Вчера мне приснился сон, — почти прошептал он. — Я видел Спенса. Живым. В какой-то пещере или в подземном зале. Он в плохом состоянии, но все-таки жив.
— И ты веришь этому сну?
Аджани медленно кивнул.
— Но почему? Объясни!
— Знаешь, Бог иногда говорит с людьми в снах или видениях. Я воспринял это как знак продолжать поиски.
Пакер нахмурился. Пощелкал переключателями на панели перед собой.
— Как знак? Мелодрама какая-то… Впрочем, не обращай на меня внимания. — Пакер отвернулся. — Делай то, что считаешь нужным. Но я должен передать им хотя бы то, что Спенсер пропал. А ты пока подежуришь. Разворачивать антенны — это долгое занятие. Договорились?
— Договорились. — Аджани благодарно улыбнулся огромному физику.
— Что еще? Тебе же нужны ключи от машины?
— Я просто подумал, что тебе тоже хотелось бы верить. Ты же тоже надеешься, что он все еще жив, верно?
— Конечно, я надеюсь! Погибнуть вот так...
— Я не это имел в виду, ты же знаешь. Ты тоже хотел бы поверить в мой сон. Так?
— Ладно. Признаю. Конечно, я хотел бы верить, что где-то там за нами наблюдают…
— Желание верить — это уже шаг к вере. Разве нет? — Аджани повернулся и бесшумно исчез среди оборудования узла связи.
— Ну что ты будешь делать с этим индийцем? — проворчал Пакер, встал, отодвинул кресло и пошел проверять, как там кадеты справляются со сборкой зондов для следующей стадии терраформирования.
Тонкие пальцы Хокинга стремительно летали над клавиатурой его кресла, едва касаясь рифленых клавиш. Вой, похожий на вой смертельно раненой собаки, висел в воздухе, быстро меняя тональность, уходя за пределы слышимого диапазона. Перед ним на полу возник круг света; кресло развернулось и повисло точно над центром круга.
Воздух вокруг кресла начал потрескивать. Затем прямо посреди комнаты возникло тусклое свечение, быстро превратившееся в сияющий голубой нимб. Внутренняя часть нимба искрилась, там сталкивались и перемещались неясные тени. Но вот из мелькания света соткались очертания фигуры.
Хокинг подождал, пока перед ним сформировались знакомые черты его грозного хозяина.
Орту сидел, свесив старую голову, складки желтой кожи обвисли, глаза закрыты, он неподвижен. Выглядит совершенно безжизненным, но Хокинг знал, что это лишь иллюзия.
Лысая голова медленно поднялась, и веки открылись. Два желтых глаза смотрели с холодной злобой рептилии. Тонкий, безгубый рот, вытянутый в прямую линию, изогнулся. На мысли и движения Орту тратит минимум усилий. Для него важна цель, все остальное — лишнее.
— Зачем недостойный вызывает хозяина? — Слова будто вырезаны во льду.
— Вы просили доложить о последней попытке.
— И?
— Мы нашли Рестона… на Марсе. — На последнем слове Хокинг почувствовал, как в глазах хозяина мелькнул интерес — этакая легкая искорка в тускло-желтых глазах. — Я попытался установить мысленную связь, как было приказано. Но мне не удалось взять его под контроль. Возможно, он уже мертв.
— Ты опять умудрился запороть сеанс! — отрезал Орту. — А я ведь тебя предупреждал!
Хокинг совсем утонул в своем кресле.
— Я сделал, как вы велели. Это не моя вина. Рестон изобретателен, с ним все время возникают помехи. Никому еще не удавалось пережить три проекции.
Орту колебался. Такого Хокингу еще не приходилось видеть. Но когда хозяин снова заговорил, его голос звучал ровно, как всегда.
— Возможно, мы наткнулись на чье-то вмешательство. Надо удостовериться, жив он или мертв. Выясни и доложи.
— Да, я сделаю, как вы приказываете.
Сверкающий нимб потускнел и растаял. Древние черты Орту растворились в болотцах рассеянного света и исчезли, когда растаял нимб. Пневмокресло развернулось и понеслось прочь. Хокинг мрачно улыбался и бормотал себе под нос:
— Думаю, самое время узнать, как много известно мисс Сандерсон…
Спенс лежал на полу, вокруг были разбросаны хрупкие осколки предмета, который он раздавил, падая. Там что-то капало.
Он протянул дрожащую руку в темноту и нашарил неровный край разбитого сосуда. Он осторожно провел рукой по краю, стараясь не порезать перчатку на случай, если жидкость окажется едкой. Затем он склонился над разбитым сосудом и понюхал. Ничем не пахло. Теперь в сознании проявилась форма какого-то довольно большого кувшина с отбитым горлом. Он засунул пальцы внутрь.
Да, в сосуде явно оставалась какая-то жидкость. Он отдернул руку, поднес ее к лицу и снова понюхал, а потом осторожно, не забывая об опасности, коснулся пальцев языком.
Это была вода.
Спенс чуть не выпрыгнул из скафандра. Дрожа от волнения, он содрал с рук перчатки и отбросил их в сторону, припав к отбитому горлу сосуда. Сделал маленький глоток.
Вода покалывала на языке, как электричество. Он позволил первому глотку впитаться в пересохшие губы, схватил кувшин и начал пить. Нескоро, но, в конце концов, ему удалось утолить первую жажду. Он старался не пролить ни капли. Неизвестно же, насколько хватит этой живительной влаги. А в кувшине еще что-то оставалось.
Оперевшись спиной на все еще неизвестный предмет позади, осторожно придерживая кувшин, Спенс зашарил по полу в поисках перчаток. Его рука коснулась одного из цилиндров. Да, он помнил: три цилиндра, и все три кончаются овальными сферами. На ощупь они были гладкими, как стекло. Спенс подумал и сделал то, что сделал бы любой ребенок, родившийся на Земле: он обхватил пальцами центральный овал и нажал.
Внезапно помещение полыхнуло белым светом, а в воздухе прокатился гул. Спенс зажмурился и закрыл лицо рукой. Подождал. Ничего не происходило.
Он осторожно отнял руку от лица и увидел перед собой на низком постаменте предмет в форме саркофага с тремя узкими цилиндрами, увенчанными сферами. Сферы были прозрачными и наполненными жидкостью. Рядом с ним на полу лежала одна из сфер. Это ее он смахнул неловким движением. Теперь цилиндры светились. Спенс опустил глаза и понял, что споткнулся о низкий постамент и, падая, сбил одну из сфер.
Света в помещение было сколько угодно. Исходил он из-под постамента, на котором стоял полупрозрачный саркофаг. Он тускло светился, пропуская свет через себя. Теперь можно было определить его цвет: он оказался серым. А поверхность напоминала чешуйки рептилии.
Спенс встал и подошел поближе; попробовал протереть один из цилиндров, чтобы разглядеть содержимое. Но если оно там и было, то разобрать ничего не удалось.
Спенс снова повернулся к меньшему предмету. Выбрал овал справа и осторожно нажал.
Снова раздался пронзительный гул, и на его глазах одна из сфер, наполненных жидкостью, начала медленно переливать свое содержимое внутрь цилиндра, в темные глубины таинственного саркофага. Когда опустела первая сфера, пришел черед второй, а за ней и третьей.
Спенс почему-то на цыпочках подошел к другому предмету и прижался лицом к тусклым сосудам. Внутри он увидел только массу причудливо сплетенных волокон, похожий на стебли засохшего тростника. Все вместе напоминало мумию, и оно плавало (или парило) в пяти- шести сантиметрах от жидкости, покрытой пленкой пыли.
Спенс предположил, что перед ним устройство для выращивания еды. Это была первая мысль, пришедшая ему в голову из-за сходства внутренностей аппарата с миниатюрной оранжереей, хотя человеку вряд могла прийти в голову такая конструкция.
Он подождал, пока остатки жидкости из третьего кувшина стекут в оранжерею, а затем нажал на третий овал.
На этот раз тон гула, наполнившего помещение, стал более глубоким, и ему показалось, что внутри помещения потеплело.
Он подошел к резервуару и положил руки на его борта. На ощупь он стал теплее, но с определенностью Спенс утверждать не стал бы. Он подождал немного, но больше ничего не происходило.
Тогда он решил обыскать другие помещения, чтобы посмотреть, не отыщется ли там нечто подобное. Он так и сделал и испытал разочарование. Нигде не нашлось не только второй оранжереи, там вообще ничего не было. Удрученный, он вернулся туда, откуда начал поиски.
Во время поисков Спенс ломал голову над вопросом, что это был за голос, который поманил его и вернул с самого края пропасти? Ведь голос позвал его дважды: в первый раз именно он пробудил его от сна, грозившего стать смертным сном, а второй — позвал к тому зданию, где он нашел воду. То есть голос спас его уже два раза…
Однажды Спенс видел карту мира, нарисованную моряком в восьмом веке. Несмотря на то, что мир там изображался плоским, все известные опасности были четко обозначены. А на краю мира, на границе между известным и неизвестным, картограф просто написал: «Здесь драконы».
Раньше любой, заговоривший при нем о сверхъестественном, немедленно причислялся Спенсом к той же категории людей, что и древний мореход. Религию в целом он уважал, но лишь немногим больше, чем религиозных людей. Он считал веру прибежищем слабых умов, сбитых с толку и напуганных окружающим миром, а также пониманием того, что изменить условия существования они не могут. Этакий психологический пережиток давно минувших времен, когда люди, желавшие порядка и не знающие, как его достичь, прибегали в воображении к помощи Высшего Существа, находившегося где-то за гранью мира, снаружи, и уж во всяком случае не являющегося частью окружающего хаоса. Этот Кто-то, по их мнению, если и не спешил упорядочить мир, то, по крайней мере, не делал его хуже, и потому наделялся верующими людьми добрым отношением к своим созданиям.
Он допускал, что вера в это Высшее Существо относилась к второстепенным добродетелям людей, наряду с добротой по отношению к бессловесным животным или маленьким детям. Он не позволял себе смеяться над ними, потому что видел: таких людей немало, но сам не считал нужным прибегать к вере.
А тут он сам молился — если, конечно, это можно назвать молитвой — тому же Высшему Существу, когда его приперло так, что следующего момента могло и не быть. Он пришел к выводу, что это был поступок утопающего, который, может, и не верил в спасжилеты, но все же готов попробовать воспользоваться ими, как последним средством, прежде чем вода сомкнется у него над головой навсегда. Вполне простительная слабость. Можно понять.
Но голос — это было что-то другое. Он действительно слышал его.
Спенс не мог отмахнуться от этого факта. Голос продолжал звучать в его сознании. Он сидел в помещении со странным устройством, неторопливо размышлял и ждал, как будут развиваться события. Время есть. Жажда отступила. Пожалуй, можно и поспать, и если не случится чего-нибудь нового, он возьмет остаток воды в разбитом кувшине и попытается найти выход на поверхность. План, конечно, сомнительный, уж слишком гладкими и скользкими были стены тоннелей, что карабкаться по ним наверх, но другого пока не было.
… Тоннель мягко освещался голубовато-зеленым мерцанием. Закручиваясь штопором, он поднимался из недр планеты. Спенс, цепляясь, как паук, за скользкую поверхность, напрягая все силы, дотащился до начала подземных лабиринтов. И здесь перед ним оказались две практически одинаковые двери.
Одна из них — он был твердо в этом уверен, — вела на поверхность Красной планеты, зато другая… О, за другой содержались ответы на все его вопрошания. Он в нерешительности застыл перед дверями. Его сердце забилось быстрее. Пот выступил на лице. Какую же из них выбрать? Какой свободы он желает больше?
Он протянул руку к ближайшей двери, помедлил, открыл и… вошел в совершено пустую комнату. Сердце упало. Обман. Здесь же ничего нет!
Однако пока он стоял, растерянно моргая и всматриваясь в полумрак, перед ним начал собираться туман. Его струи выходили из пола комнаты, поднимались и собирались в плотное облако. В нем проскальзывали красноватые искры¸ похожие на крошечные молнии, а потом в тумане обрисовались смутные формы, напоминавшие человеческую фигуру. Облако неожиданно отхлынуло, закручиваясь жгутами, и посреди комнаты осталось удивительное существо, похожее на человека, но созданное как будто из какого-то неведомого материала.
Существо неподвижно возвышалось над ним, гладкий безволосый корпус отливал золотом, и на нем таяли капельки тумана, словно ранним утром на зеленой траве. Когда существо сделало первый заметный вдох, Спенс содрогнулся.
Ему захотелось отвернуться, убежать, спрятаться, но тело не слушалось, словно его приковали к полу непреодолимые силы. Тогда Спенс спрятал лицо в ладонях и сквозь дрожащие пальцы вгляделся в суровые черты худощавого лица. Веки существа дрогнули и медленно поднялись. На Спенса смотрели два больших желтых глаза, похожих на кошачьи. От этого взгляда Спенс шарахнулся, как черт от ладана.
Он понял, что существо видит его насквозь, проникая до самых сокровенных уголков сознания. Оно подняло длинную руку и открыло рот, собираясь заговорить.
Спенс рухнул на колени, словно умоляя о пощаде, но существо неуловимо быстро шагнуло вперед, подхватило человека и понесло в темный угол, неожиданно превратившийся в широкий, ярко освещенный коридор со сводчатым потолком. Видимость была прекрасной, и Спенс заметил, что вдали новый тоннель пересекается со множеством других, поменьше, под прямыми углами, совершенно не похожими на знакомый лабиринт.
Золотистое существо легко и уверенно несло Спенса, и довольно быстро они оказались в большом сводчатом зале, уставленном экзотическими машинами и странными инструментами. Монстр посадил Спенса в некое подобие кресла, похожего на чашу, и нахлобучил ему на голову прозрачный шлем. Существо отошло и склонилось над невысоким рядом сфер, вмонтированных одна в другую. Спенс почувствовал, что в зале стало намного теплее.
Существо некоторое время рассматривало его, а затем внутри Спенса возник угрюмый вопрос: «Кто ты? Зачем ты пришел?»
Боль, словно лазерным ножом, рассекла его пополам. Только что он стоял на вершине одного из высоких куполообразных зданий, оглядываясь по сторонам в поисках выхода. А потом вдруг уже лежал на боку, а в голове его огненными шарами вспыхивала боль.
Крыша здания с хрупким треском обрушилась под его весом, и он рухнул вниз, приземлившись на бок, и боль взорвалась во всем теле ослепительными красками.
Он долго не мог отдышаться, ждал, пока хоть немного уляжется боль, повернулся, уперся руками в пол и попытался подняться. Это усилие привело к тошноте, но в желудке давно ничего не было, кроме воды, а та уже всосалась в организм. Поэтому он просто зашелся в приступе сухого кашля и почувствовал во рту привкус крови. Опустил глаза, и действительно увидел кровь в пыли. Спенс с ужасом подумал, что при падении сломал ребро, или даже несколько ребер, и теперь одно из них пробило легкое. Он опрокинулся навзничь, и испустил долгий рыдающий вопль; слезы катились по щекам, когда он раскачивался взад и вперед среди обломков, воя от отчаяния.
Прошло немало времени, прежде чем он смог, скуля от боли, доползти до своего импровизированного убежища. Огонь в боку разгорелся с невероятной силой. Спенс балансировал на грани сознания, часто соскальзывая в беспамятство. Когда он начинал кашлять, боль становилась нестерпимой, угрожая задушить его. Грудь сжимало раскаленными клещами.
Спенс бредил, а каждый раз, приходя в сознание, понимал, что буквально плавает в поту. Лихорадка. Сил хватало лишь на то, чтобы время от времени припадать к кувшину и делать глоток-другой. Каждый раз усилие приводило к обмороку.
Он понятия не имел, сколько прошло времени. Все спуталось, и ему нелегко было отличать короткие периоды бодрствования от сновидений — они переплавлялись друг в друга.
В один из редких моментов пробуждения он услышал пульсирующий гул машины рядом с ним и сообразил, что слышит этот звук уже некоторое время. Он повернул голову, чтобы лучше видеть.
Серые полупрозрачные стенки похожего на саркофаг ящика помутнели, словно внутри клубились облака пара. В облаках проскальзывали маленькие красные молнии, на миг освещая внутренность устройства.
Взбудораженный этим зрелищем, он медленно придвинулся к саркофагу, прижался лицом к одной из нижних граней и попытался заглянуть внутрь.
Там клокотало желеобразное вещество, поблескивавшее в свете крошечных вспышек. Оно окутывало то, что Спенс раньше назвал для себя сухим тростником. Теперь он разглядел внутри смутные очертания форм, показавшихся ему знакомыми. И пар, облака пара.
В коротких проблесках сознания, мучимый голодом, он не мог доверять глазам. Помещение, боль, странное устройство — их невозможно было отделить от коротких снов. Реальность вокруг него растворялась.
Спенс стонал, выл, пел обрывки каких-то грубых песен; иногда хохотал, как сумасшедший, временами тихо плакал, и все это под звуки, доносившиеся из устройства. А может, это он сам издавал все эти звуки: вздохи и бульканье, дрожащие хрипы и раскаты кашля.
В один из моментов цвет пьедестала машины изменился с белого на бледно-розовый, и все помещение послушно стало розоватым. Спенсу показалось, что этот цвет как-то связан с его жизненными силами. Вскоре после этого верхняя часть машины поднялась. Изнутри со свистом вырвались облака пара, и комнату наполнил едкий запах жженой резины.
Он лежал, свесив голову на пол, и задыхаясь. Но когда внутри саркофага разошелся пар или дым, он приподнялся над краем и заглянул внутрь.
Там лежало тело. Гуманоидное, с конечностями и туловищем, почти как у человека, но гораздо длиннее. Детали тела остались проработанными не до конца, словно его лепили из глины и бросили, недолепив. Тело не подавало признаков жизни. Возможно, Спенс видел незаконченную статую.
Еще дважды в моменты просветления Спенс заглядывал в машину и с каждым разом ему казалось, что изваяние внутри становится совершеннее, появлялось больше деталей и они казались более проработанными, хотя на глаз определить, что же менялось, он бы не решился.
Время шло, и Спенс терял силы. Боль в груди не затихала ни на секунду. Он лежал, свернувшись калачиком возле своего водного источника, не в силах поднять голову. Спал прерывисто, и во сне его мучили телесные и душевные недуги. Странные, фантастические сны, либо ужасные, либо никакие.
В одном из таких видений он бежал по вонючей, заваленной мусором улице, а за ним гнались черные демоны со сверкающими клыками и глазами, блестевшими как плошки. Ни спрятаться, ни убежать от них никак не удавалось. Они, как стая голодных волков, гнали его, рыча от ярости.
Был и другой сон. В нем он видел золотистую фигуру существа, встающего из саркофага. На гладкой безволосой коже блестели капельки влаги. Он слышал, как существо дышит. Он увидел, как медленно поднялись веки, как распахнулись огромные светящиеся кошачьи глаза и взглянули на него взглядом рептилии.
Затем он увидел, как мимо проносятся гладкие стены в освещенном тоннеле, и на какой-то момент ему показалось, что он в Готэме, едет в трамвае. Повернув голову, он заметил длинную трехпалую руку, обнимающую его за плечо.
В следующий раз он пришел в сознание в помещении, заполненном странными приборами. Его обнаженное тело свободно окутывало нечто, напоминающее плотную паутину, края свободно свисали по сторонам. По ткани перекатывались волны энергии. Спенс посмотрел на себя и обнаружил на боку рваную рану, по краям которой уже нарастал валик гнилостной черно-зеленой плоти. Рана явно воспалилась и оттого казалась еще уродливее, чем была. Но вот удивительно: в боку и в груди торчали две толстые белые иглы, они отчетливо потрескивали, и каждый треск отдавался во всех костях.
Потом ему приснилось, будто он стоит под широким голубым навесом на вершине высокой горы и чувствует, как прохладный воздух треплет его одежду. Прямо перед ним на вершине вздымался древний замок, над которым кружили странные твари, только отдаленно походившие на птиц. И они кричали хриплыми недовольными голосами. В их криках можно было разобрать слова, только они не имели смысла, потому что такого языка Спенс никогда не слышал. Образы, рождавшиеся в голове Спенса, были бредовыми и в любом случае лежали за пределами его опыта.
А потом осталась лишь тьма — блаженная тьма и освобождение полного беспамятства.
… Ари получила довольно загадочное сообщение, но молодой человек, стоящий перед ней, оказался не менее загадочным. Ари с подозрением посмотрела на него и ответила:
— Не уверена, что понимаю, о чем вы говорите. Я не видела доктора Рестона уже несколько недель.
— Я понимаю, — кивнул Курт. — Доктор Рестон не хотел, чтобы кто-то знал о том, где он, но мы получили от него сообщение. Он потребовал, чтобы я связался с вами.
— Сообщение? — недоверчиво переспросила Ари, но внутренне улыбнулась. Появилась надежда.
— Да, да, я как раз собирался перейти к этому. Он сказал, что с ним все в порядке, и просил передать, что скучает. Он с нетерпением ждет возвращения и встречи с вами.
— Это все? Он что-нибудь говорил о своей работе?
— О, да. Он сказал, что его работа идет замечательно. Он рад, что уехал, только вот скучает. Насколько я понимаю, он к вам неравнодушен.
Ари проигнорировала последнее замечание, но молодой человек улыбался так искренне, что подозревать его было верхом недоверия. Похоже, он говорил правду.
— Возможно, — признала Ари.
— И вам он тоже нравится — я точно знаю. Вы же знали, что он собирается на Марс?
— Конечно, я… — Ари замолчала, бросив быстрый взгляд на собеседника. Тот казался слишком заинтересованным. — Да, я догадывалась. Он, знаете ли, никому особо не доверяет.
— Да, я понимаю… Я просто подумал, что он, возможно, сказал вам — ну, этот подарок на день рождения и все такое. Мы ведь тоже не знали, что он улетел. Вам не кажется странным, что он вот так неожиданно сорвался с места?
— Значит, у него были основания, — сдержанно ответила Ари. — Все, кому нужно было знать, знали о его планах.
— Должно быть, он просто забыл нас предупредить, — рассмеялся Курт. — Ладно, я пойду, пожалуй. — Панель скользнула в сторону, и молодой сделал шаг за порог. — Кстати, не хотите, чтобы я передал ему что-нибудь от вашего имени, на случай если он снова с нами свяжется?
Ари улыбнулась и покачала головой.
— Нет, спасибо, это все может подождать. Просто скажите ему, чтобы был осторожен, и что я его жду.
— Будет сделано. До свидания, мисс Сандерсон.
— До свидания, мистер Миллен. — Переборка закрылась.
На первый взгляд, визит казался совершенно обычным, но Ари не могла отделаться от ощущения, что Миллен сказал не все. Его слова показались девушке подозрительными. Что-то за этим крылось.
Она надеялась, что не сказала ничего лишнего. Возможно, Спенс решил свою проблему, как он и надеялся, и просто хотел дать ей знать. Вот и послал своего кадета с сообщением. Выглядит правдоподобно.
Тогда почему она насторожилась? Ари была убеждена, что, если Спенс и решит нарушить молчание, она будет первой, с кем он свяжется. А тут… Это довольно предательский шаг с его стороны. Но стоит ли измышлять всякие глупости? Раз с ним все в порядке, значит, она должна быть довольна.
Но все ли с ним в порядке? Не уверена… Эта мысль не давала ей покоя до вечера, но, в конце концов, она решила, что нет никаких оснований сомневаться в искренности молодого человека, так что лучше выбросить это из головы.
Спенс осматривался, не очень понимая, что с ним происходит. Как будто его накачали наркотиками, избили до потери сознания и оставили лежать в какой-то куче. Но кто его бил, и бил ли вообще, он не помнил. Кажется, он видел что-то большое механическое; или ему показалось?
Как ни странно, боли он не чувствовал; на самом деле он вообще почти ничего не чувствовал. Казалось, его отделили от тела, и теперь он парит где-то над ним, с одной стороны, неподалеку, с другой — достаточно поодаль, чтобы не ощущать страданий. Тонкая завеса отделяла от него его же собственные чувства. Как будто он навещал больного знакомого, к которому испытывал лишь немногим большее сочувствие, чем к другим. Нет, не так. Ощущения, которые он испытывал, казалось, принадлежали кому-то другому. Он был более чем счастлив отпустить их; ничего хорошего в них не было.
Звук, похожий на хрустальный перезвон, достиг его слуха, Спенс почувствовал себя окутанным снежно-белым облаком, мешавшим и видеть, и думать. Тем не менее, он понимал, что находится в сознании, но это ощущение оставалось единственным доступным фактом. Похоже на сон, но во снах в последнее время было как-то мрачновато, а сейчас светло. В этом облаке неведения он плыл целую вечность.
Снова послышался перезвон, и облако, обнимавшее его, начало редеть. Он снова оказался в странной комнате, укутанный непонятной пленкой, насыщенной энергией. Спенс взглянул на свой бок и увидел, что иглы исчезли, а от ужасной раны, о которой он смутно помнил, остался лишь розовый шрам вдоль ребер.
Он оглядел овальную комнату, но скафандра не увидел. Только теперь до него с очевидностью дошло происшедшее. Его принесли сюда, раздели и вылечили! Его бредовые видения вовсе не являлись таковыми. О нем позаботилось существо из саркофага.
Он приподнял паутинную пленку и уже собирался выбраться из того ложа, где лежал, но тут, взглянув в сторону, заметил очень высокого гуманоида, больше двух метров ростом, наблюдающего за ним от дверей. Существо изучало его с живым интересом, скрестив на узкой груди длинные руки с тремя суставами.
Спенс узнал золотистую кожу, огромные желтые глаза и удлиненное тело существа из своих снов. Он не испытал перед существом никакого страха, только изумление от того, что их встреча происходила была в действительности.
Существо в накидке песочного цвета, блестевшей на свету, подошло к нему, Спенс не мог не отметить изящество его движений. Теперь оно возвышалось над ним, а глаза горели так, словно он намеревался проглотить Спенса со всеми потрохами. Спенс понял, что смотрит в лицо марсианину.
Чувствуя себя героем старого научно-фантастического фильма, он приветственно поднял руку.
Марсианин открыл тонкогубый рот и разразился продолжительным чириканьем. Звенящие рулады напомнили Спенсу дерево с поющими соловьями.
Марсианин смотрел на него, явно ожидая ответа. Но прежде, чем он успел придумать подходящий ответ, марсианин, все так же напряженно глядя на Спенса, с трудом произнес звенящим голосом:
— Кто ты? Зачем ты пришел?
Спенс помахал рукой перед глазами, в надежде развеять наваждение. Однако марсианин никуда не делся, он все так же пристально рассматривал Спенса, и его черты никак нельзя было назвать доброжелательными. Спенс решил, что все дело в суровой несколько рептильной внешности его собеседника. Марсианин был безволос, а глаза, непривычно большие, казались неуместными на лице с тонкими чертами и почти отсутствующим носом. Там, где начиналась шея существа, Спенс заметил ряд жаберных щелей.
Они долго смотрели друг на друга, пока Спенс не сообразил, что так и не ответил на вопрос. Неожиданным для самого себя он прохрипел:
— Я Спенсер Рестон. С Земли. — Он почти разучился говорить.
Марсианин, шурша одеждой, повернулся и что-то прихватил с ближайшей тумбы. Он протянул землянину ни на что не похожий яйцевидный предмет. Спенс взял его, повертел в руках и вдруг понял, что это трехмерная фотография удивительной глубины и четкости. Снимок показывал группу звезд. Фотографировали явно с поверхности, потому что в нижней части видны были низкие коричневые холмы. Это могло быть все, что угодно, но Спенс решил, что перед ним некое созвездие, наблюдаемое с поверхности Марса. Расположение звезд ничего ему не говорило. Он пожал плечами и вернул предмет.
Инопланетянин не стал брать вещь назад, наоборот, он снова толкнул его к Спенсу. Только теперь на снимке оказалось совершенно другое изображение. Поразительно яркая голографическая картинка изображала Солнечную систему.
Спенс с энтузиазмом кивнул и указал на третью планету от солнца.
— Земля, — объяснил он так, словно разговаривал с ребенком. Изображение тут же изменилось. Теперь перед ним был голубой шар Земли с облаками, закрывающими поверхность.
Инопланетянин негромко произнес свистящее слово, а потом, с секундной паузой перевел: «Земля».
Спенс понял, что прослушал первый урок марсианского языка. Он озадаченно посмотрел на существо.
— Кто вы? Откуда знаете мой язык? — медленно спросил он.
— Я — Кир. Я… ассимилировал, — с трудом выговорил он неуклюжее слово, — ваши языковые навыки, пока вы излечивались. Надеюсь, вам легче? То есть лучше?
Спенс содрогнулся. Рядом с ним стояло невероятное существо и говорило на английском языке. Это превосходило все мыслимые вероятности.
— Вы меня спасли. Почему?
— Любая жизнь драгоценна, ее надлежит сохранять. Вы почти прекратили свое существование.
— Спасибо. Я благодарен. — Он хотел надеяться, что инопланетянин поймет его, ведь он говорил искренне. — Кроме вас есть другие такие же?
Марсианин задумался, а потом нечто вроде улыбки скользнуло по тонким губам.
— Да. Было много посевов.
Существо — почему-то Спенс считал, что перед ним особь мужского пола — догадалось, что Спенс спрашивал не совсем об этом, и поправилось: — Вы спрашивали не об этом. Вы хотите знать, есть ли здесь сейчас такие, как я. Нет, на много земных лет. Я единственный.
— Почему? Где остальные? Куда они ушли? — вопросов было слишком много и Спенс задохнулся, не в силах задать их все разом.
Инопланетянин передал ему планшет, и Спенс увидел яркую цепочку звезд, косо пересекающую поле зрения. На дальнем плане виднелся край спиральной галактики, очень похожей на Млечный Путь.
— Они ушли к другим звездам?
Марсианин кивнул.
— Почему?
— Овс больше не мог поддерживать народ. Атмосфера истончилась, воды высохли. Чтобы выжить, мы построили подземные города, а затем, когда накопили необходимый опыт, мы отправились на поиски других миров.
— К другим звездам… но почему? Почему атмосфера истончилась?
Кир указал на планшет, и Спенс снова увидел солнечную систему, только теперь в ней насчитывалось десять планет, вместо девяти, которые он знал.
— Наш сосед, Рес, столкнулся с большой массой, прошедшей рядом с Землей и Овсом, Масса вызвала возмущения в орбитах обоих планет. Рес распался, было много обломков, много пыли, она закрыла от Солнца обе планеты на многие земные годы. Овс получил очень серьезные повреждения.
— На каком месте находился Рес?
— Здесь. — Длинный многосуставчатый палец указывал на пятую планету от Солнца.
— Пояс астероидов! — взволнованно воскликнул Спенс. — Мы давно предполагали, что там была планета.
— Очень много обломков. У нас, и на Земле. Ваша планета и раньше подвергалась таким ударам, но тогда вас было совсем мало. Каждый раз она восстанавливалась.
— Вот как… катастрофа…
— Да. И у нас многое погибло. Растения, животные, города… Овс не смог восстановиться.
Разум Спенса кипел. То, что он услышал, объясняло многие сведения о великих потрясениях и катаклизмах в прошлом Земли. Он задохнулся, представив, какие сведения еще мог сообщить ему марсианин. Марсианская философия, искусство, литература? Знает ли Кир что это такое? А история Марса? На каких кораблях они летали? Какие тайны открылись им, пока по Земле бродили кочевые племена?
Так много нужно узнать. Спенс растерянно замолчал. Перед ним открывались потрясающие возможности, но он не мог справиться с ними один.
— Теперь вам нужно спать, — сказал Кир. — Мы еще поговорим. Я хочу услышать, как вы оказались здесь и каким образом вам удалось запустить аппарат перерождения.
Спенс не возражал. Его мозг гудел от напряжения. Он откинулся на спинку овального гнезда, и инопланетянин снова укрыл его энергетической сетью. Спенс заснул сразу, и сон его на этот раз был крепким и спокойным.
… — Что это за место? — Спенс стоял, словно вознесенный над городом, и смотрел на подземный мегаполис, раскинувшийся перед ним сложными асимметричными изгибами, — на впадины, арки, эллиптические купола и шпили. Город простирался, насколько хватало глаз, прикрытый сверху огромным золотистым куполом.
— Это Тсо. Самый большой из подземных городов, построенных в Третью Эпоху. Овс насчитывает четыре эпохи: Вярта, Крынь, Овсень и Соа. Если перевести на твой язык: Эпоха Воды, Эпоха Пыли, Эпоха Камня и Эпоха Звезд.
Город поразил Спенса завораживающей жуткой красотой, хотя, сейчас он больше всего напоминал легендарное Слоновье кладбище[4].
В последние несколько дней — Спенс по привычке называл их днями — Кир водил его по древнему городу и рассказывал о культуре исчезнувшей расы. Каждая новая информация поражала Спенса как взрыв. Каждый новый факт становился откровением. Спенс многому научился, но прекрасно понимал, что для серьезного исследования ему потребуется целая жизнь, и хорошо, если одна!
Он повернулся к своему высокому другу. Эту максиму он хорошо усвоил: добрые, миролюбивые существа — друзья человека, а вовсе не враги. Братья по Солнечной системе.
Без печали он не мог смотреть на Кира и, наконец, задал мучивший его вопрос:
— Почему ты остался? Почему не ушел со своим народом?
Кир меланхолично усмехнулся.
— Я — Хранитель. Моя задача — хранить память о нашем народе и передать ее любому представителю нашей системы, когда он появится. Вот ты пришел. Я передаю память тебе. Меня избрали, чтобы хранить наши тайны, чтобы они не попали не в те руки и не могли быть использованы во вред. Видишь, мы не все смогли забрать с собой, а уничтожать такую красоту немыслимо. Нас было несколько. Остался я один. — Слова прозвучали печально, но вполне спокойно. Спенс смутился и перевел разговор на другое.
— Когда случился исход?
Кир задумался.
— Много ваших жизней назад, — наконец ответил он. — Три или четыре тысячи ваших лет, может быть, больше. Я не смогу ответить точно, пока не побываю в… — он сделал паузу и прощебетал слово какое-то слово, которое Спенс услышал как «Крассил», а может, пропел мелодию, а затем продолжил:
— Я намерен сделать это в ближайшее время. Мне нужно убедиться, что там никого не было.
— Идем сейчас. Я тоже хочу посмотреть, — Спенс давно не чувствовал себя таким бодрым и полным сил. Кир чудесно его вылечил. Теперь он старался увидеть как можно больше, и не хотел пропускать очередное марсианское чудо.
Крассил оказался наполовину музеем, наполовину — капсулой времени. Это было огромное конусообразное здание в окружении меньших построек. Его опечатали давным-давно.
Кир несколько раз обошел сооружение, пока Спенс сидел на одном из грибовидных выступов, которыми изобиловал Тсо. После обхода Кир отошел в сторону и, запрокинув голову, издал долгую ноющую ноту. Спенсу показалось, что она прорезала воздух как нож. Он зажал уши руками и жадно смотрел, что будет дальше.
Кир подождал несколько мгновений, а затем повторил процедуру, на этот раз в другом регистре, пониже.
От голоса марсианина земля затряслась. Спенс в который раз осознал, насколько могущественны эти существа. Он наблюдал, как в гладкой, похожей на раковину стене здания проступила трещина. Кир подошел к ней и осторожно убрал несколько обломков, скрывавших дверь, а потом прошептал несколько слов. Дверь беззвучно скользнула в сторону.
Голосовой замок, подумал Спенс. Такие штуки уже испытывали в Готэме. Видно, марсиане не так уж далеко опередили людей, как ему представилось сначала. Он подумал об этом и тотчас же вспомнил, что видит перед собой научные достижения Марса четырехтысячелетней давности. Разумеется, технологии марсиан остановились в тот день, когда они покинули планету. Он тут же укорил себя за тщеславие, и за то, что он осмелился сравнить две такие разные цивилизации. Кир обернулся и поманил его рукой.
Спенс вошел в овальный дверной проем и оказался внутри крассила, тесно уставленного необычными предметами. Поражало то, что выглядели они как новые, словно владельцы вышли ненадолго и скоро вернутся за оставленным добром.
То, что видел перед собой Спенс, с трудом поддавалось описанию. Многие предметы настолько органично вписывались в интерьер, словно их вырастили прямо здесь каким-то особым методом. Спенс подумал, что большинство марсианских артефактов казались такими естественными, словно их не изготавливали вручную или с помощью каких-то приспособлений.
В голове Спенса тут же зароились дикие теории о происхождении марсианской цивилизации. На Земле человек произошел от млекопитающих, но вовсе не обязательно эволюция на Марсе следовала этим путем. Марсиане вполне могли оказаться ботанической вершиной марсианского древа жизни, или произошли от рептилий — он еще не решил, на кого больше походит Кир — на растение или на ящера. А может, они и вовсе продукт невероятного синтеза растительного и животного мира.
Кир занялся, как решил Спенс, инвентаризацией, а землянин бродил среди странного скопления причудливых и завораживающих предметов, назначение которых можно было угадать, только дав волю фантазии. Он смотрел во все глаза, словно слепец, которому вдруг вернули зрение.
Арочный проем вел в другое помещение, не такое большое. Там внутри на грубом каменном постаменте стоял большой изящный предмет, который сразу же привлек внимание ученого. На первый взгляд предмет напоминал тонкие, переплетенные, полупрозрачные крылья. Он шагнул ближе и скульптура — если это, конечно, можно назвать скульптурой, — мгновенно озарилась розовым светом и начала медленно двигаться.
Спенс наблюдал, как на прозрачной поверхности выступили новые цвета: желтый, синий и зеленый. Они смешивались, пока сама форма и цвет не стали единым целым, переливаясь множеством оттенков.
Спенс замер на месте перед этим волшебством. Он не мог отвести глаз от скульптуры. Существо, которое она изображала, или которым являлась, медленно вращалось, образуя при каждом новом угле зрения новые сочетания формы и цвета, и каждое было прекрасней предыдущего. На Спенса неожиданно накатила тоска, такая сильная, что граничила с блаженством.
Он понял, что чувство вызвано неземной красотой творения. Ничего столь же прекрасного ему в жизни видеть не приходилось. Он знал, что люди испытывают подобные эмоции при виде великих произведений искусства, или слушая любимую музыку. Сам он такого опыта не имел, подобные переживания казались ему чуждыми и надуманными, видимо, поэтому сейчас был не готов к встрече с прекрасным, а буря эмоций сбивала с толку.
Он не мог оторвать взгляд от изображения, скульптура прочно привязала его к себе чудесными цепями. Он чуть не потерял сознание от восторга.
Вот, думал Спенс, именно это чувствовали поэты, любовь, которая сжигает своих адептов в пламени экстаза. Наверное, это блаженство — погибнуть вот так!
Раньше он представить не мог, чтобы рукотворное создание могло настолько поразить его. Сейчас он видел перед собой произведение непревзойденной красоты.
На глазах Спенса выступили слезы, а сердце чуть не разорвалось, когда сухие реки его души превратились в потоки слез. Его глубинные переживания вырвались наружу. Ему хотелось прыгать, танцевать, петь, плакать, и кричать одновременно. Он даже услышал странную музыку, звенящую в его ушах, и не сразу понял, что это его собственный голос, дающий свободный выход крайнему восхищению в неожиданной песне.
Скульптура, словно почувствовав его радостное волнение, в ответ начала двигаться быстрее. Причудливые тени кружились и менялись, сплетались и расходились в немыслимых сочетаниях.
Она казалась живой, становясь все больше и светлее, испуская вспышки света и принимая формы, настолько прекрасные, что невозможно было смотреть.
Спенс не вытерпел. Он закрыл глаза, но все еще чувствовал переливы чудесных красок и полутонов. Голос рядом сказал:
— Это Соа Локири.
Спенс повернулся и увидел Кира. Он не знал, как давно он стоит тут.
— Красиво… — заворожено протянул Спенс и бросил короткий взгляд на статую. — Что значит «Соа Локири»?
— Создатель звезд. Творец. Это произведение искусства, посвященное Дал Эльне, созданное рукой одного из наших величайших скульпторов, Бхарата.
— Творец, — проговорил Спенс. Это слово он уже знал. — Это название. А Дал Эльна?
Кир склонил голову набок, разглядывая Спенса.
— Дал Эльна — Вездесущий.
— Ты имеешь в виду Бога?
Кир покачал головой.
— В твоем сознании не было определения этого слова. Оно мне незнакомо.
Жестокое чувство вины заставило Спенса согнуться. Конечно, слово не имело для Кира значения потому, что оно не имело значения для Спенса. Какими бы средствами Кир не изучал английский язык , он пользовался лишь семантически определенными образами. Бог для Спенса был пустым словом. А значит, для Кира оно не имело смысла.
— Словом «Бог» люди пытаются описать весь мир.
Кир продолжал смотреть на него.
— Ничто в жизни не трогало меня так, как творение Бхарата. Он — великий художник. От него остались другие работы?
— Нет. Но это лучшее из созданного им. И только оно пережило Сожжение.
— Вот беда! Я бы очень хотел посмотреть еще… — он снова взглянул на скульптуру. Теперь ему казалось, что в глубине ее он видит горячие точки звезд, рождающиеся планеты, миры, вызванные к жизни Творением, и многое другое. — Когда я смотрю на нее, мне кажется, я начинаю понимать суть мира… но только кажется.
— В этом и гений Бхарата. Он отобразил тайну Дал Эльны и дал визуальное выражение величайшей истине наших философов: Ри шилл дал кеду кри. Это означает: «Во множестве Одно».
Спенс повторил слова, медленно покачав головой.
— Тебе придется объяснить. Кажется, я не понимаю.
— Много сотен жизней назад наши философы свели все свои теории к этой единственной аксиоме. Проще выразить ее невозможно. Но я подумаю, как объяснить тебе.
Они молча покинули нишу и кинетическую скульптуру. Спенс вышел на цыпочках, как священник, покидающий святая святых. Он ощутил острую тоску, почти одиночество, как будто сам отказался от присутствия Божества. Он чувствовал себя потерянным.
На пороге он повернулся, чтобы кинуть последний взгляд на Соа Локири, но ниша была темной, а призрачный объект неподвижным. Теперь он задавался вопросом, а правда ли он видел все эти переливы света, эти удивительные цвета. Сердцем он понимал, что ему довелось встретиться с шедевром, и эта встреча изменила его.
… Кэролайн Сандерсон попросила ручку и бумагу. Такого за все одиннадцать лет, проведенных ей в Холиок-Хейвен, никто не помнил. Эта простая просьба привела к неожиданному результату. Сотрудники приюта бросились исполнять ее, спеша и натыкаясь друг на друга. Миссис Сандерсон, жена директора Центра развития Дженерал Моторс, представлялась врачам крайне сложным и важным пациентом.
Из всех здешних постояльцев она выглядела, с одной стороны, вполне здоровой, а другой стороны — самой больной, все зависело от случая. Нередко она выглядела удивительно спокойной, называла всех по именам и выделялась среди других пациентов живым обаянием. Но хорошие дни сменялись периодами крайней тоски и депрессии. Чем лучше она себя чувствовала в спокойные периоды, тем хуже — в периоды черной тоски.
Когда на нее находили приступы безумия, очаровательная утонченная женщина превращалась в отдаленное подобие человека. Ее личность словно распадалась; она не узнавала никого, не помнила, кто она и где находится. В такие моменты она считала, что некая странная сила овладевает ей и крадет ее рассудок.
Вот почему, когда она попросила ручку и бумагу, сотрудники из кожи вон лезли, спеша выполнить ее просьбу. Все посчитали, что это знаменует начало хорошего периода, а таких в прошлом году было немного.
— Это ты, Белинда? — Миссис Сандерсон услышала легкий шум возле двери и повернулась навстречу медсестре в белой униформе, увещевавшей другую пациентку, стоя с открытых дверях. Женщиной в светло-голубом платье, целеустремленно пыталась пройти мимо нее дальше по коридору, сжимая в руке потертый чемодан.
— Сегодня корабля не будет, миссис Моузер, — мягко уговаривала медсестра.
Женщина изумленно слушала ее, время от времени повторяя: «Я же не опоздала? О! Ооо…», глаза у нее при этом были совершенно дикими.
— Нет, конечно, нет, — успокаивала медсестра, кладя руку на плечо женщины. — Вы не опоздаете. Мы обязательно сообщим вам, когда придет корабль. А сейчас вам лучше пойти в свою комнату и распаковать вещи. Скоро обед.
Женщина задумалась, потом повернулась и поплелась прочь, волоча за собой чемодан и что-то бормоча на ходу. Медсестра проводила ее взглядом, и вошла в комнату.
— Кэролайн, я принесла вам бумагу и ручку. И еще конверт.
— Конверт? — Голубые глаза миссис Сандерсон сегодня напоминали кусочки свинца.
— Ну да, конверт. Вам же понадобится конверт, если вы собираетесь писать письмо. Помните?
— О, да. Мне нужен конверт. Но главное — бумага и ручка. Давайте. — Она подошла к маленькому старинному письменному столику, стоявшему возле окна, и принялась писать. Для этого занятия ей пришлось прилагать немалые усилия. Медсестра с любопытством следила за ней. Вот что получилось у Кэролайн в результате.
Дорогая Ари!
Не пугайся, получив это письмо. Давно хотела написать тебе и поблагодарить за все чудесные письма и подарки, которые ты присылаешь, но долго не решалась. Я часто думаю о тебе, когда у меня получается думать вообще.
Сейчас я пишу, чтобы сообщить тебе нечто важное. Пожалуйста, выслушай меня и сделай, как я прошу. Ты в большой опасности, моя дорогая. В очень большой! Похититель снов заметил тебя. Даже сейчас его руки тянутся к тебе. Будь осторожна. Пожалуйста, будь осторожна!
И прими меры для защиты. Приезжай, и я объясню тебе, что надо делать. Писать не буду, у него повсюду соглядатаи. Только приезжай скорее, моя дорогая. Приезжай, пока не поздно.
С любовью
Твоя мать.
Закончив письмо, она перечитала его несколько раз, затем аккуратно сложила, вложила в конверт и надписала адрес. Оглянулась.
— О, Белинда, хорошо, что ты здесь. Возьми это письмо и проследи, чтобы его отправили по назначению. Это важно.
— Конечно, я все сделаю, Кэролайн. С удовольствием. Вы дочери пишете? Ари будет рада получить весточку от вас. Я отправлю письмо сегодня же, сразу после обеда. Хотите спуститься и поесть? Сегодня обещали салат с курицей, говорят, получился вкусный.
— Знаешь, голубушка, я лучше выпью чаю у себя в комнате, — сказала Кэролайн и с облегчением откинулась на спинку своего кресла. — Я что-то устала. Может быть, позже спущусь.
Письмо в самом деле утомило ее, словно отняло последние силы из скудного и без того резерва. Она закрыла глаза и положила голову на белую вязаную накидку. Мышцы лица женщины расслабились, и она сразу уснула.
— Вот и хорошо, — вполголоса сказала медсестра. Она прикрыла балконную дверь. — Вы немного вздремните, я попозже загляну. Она положила письмо на комод у двери и вышла из комнаты.
Спенс отхлебнул теплой жидкости со вкусом корицы. Он не возражал против такого супа — несомненно, он был очень сытным, — но все-таки это была не настоящая еда. Он постоянно испытывал легкое чувство голода. Кир объяснил, что нужно время на то, чтобы выросла другая пища, но со временем в их рационе появится кое-что более существенное. Упоминание времени заставило Спенса заговорить о возвращении.
— Мне, наверное, пора бы вернуться на поверхность, — сказал Спенс, стараясь придать своему голосу небрежный оттенок.
Кир внимательно посмотрел на него, и Спенс вдруг уже не в первый раз начал рассказывать, как он оказался здесь, особо упирая на то, что наверху его ждут друзья, и наверняка беспокоятся из-за его долгого отсутствия. Он не знал, как долго находился под землей, но полагал, что скоро рабочая группа начнет готовиться к возвращению.
— Я понимаю. Но я еще многое хотел бы тебе показать.
— Я обязательно вернусь, как только смогу, и останусь здесь хоть на год, хоть на несколько лет. Поверь мне, я хочу научиться всему, чему ты сможешь меня научить.
Однако реакция Кира оказалась вовсе не такой, как рассчитывал Спенс. Марсианин пришел в возбуждение, качая головой и беспокойно шевеля длинными руками, а потом откинулся на спинку кресла, сложив руки на коленях.
Спенс отодвинул плошку с бульоном.
— Я что-то не то сказал? Или я чего-то не понимаю?
Марсианин одним большим глотком допил свой бульон и встал. Протянул руку Спенсу и легко поднял его из кресла. Все-таки он очень силен, отметил Спенс.
— Потерпи немного. Ты не знаешь, что говоришь просто потому, что не понимаешь. Идем, я покажу.
Кир шел быстро. Спенсу приходилось почти бежать, чтобы не отстать. Когда они добрались до крассила, Спенс задыхался, от быстрой ходьбы у него кружилась голова и он жадно хватал ртом воздух слишком бедный кислородом.
Кир вошел в крассил, и Спенс шагнул следом, прижимая руку к боку и согнувшись, словно от боли в животе.
— Садись, — скомандовал Кир, и Спенс увидел ряд углублений, расположившихся полукругом перед изогнутой стеной. Он сел в одно из них и стал ждать.
Почти сразу внутри помещения потемнело и его наполнил звук. Наверное, это была музыка: в ней слышались скрипки, перемежающиеся птичьими трелями, мощные скрипы, похожие на песни китов, и все это подчинялось некоей мелодии, то взлетающей ввысь, то опускающейся до самых низких басов. Спенс подумал, что музыка у марсиан такая же, как их архитектура: плавная и органичная.
В следующее мгновение часть стены перед ним растаяла. Теперь он словно смотрел через огромное окно на пышный тропический пейзаж. Легкий ветерок шевелил листья очень высоких тонких деревьев, а над головой в сияющем голубом небе летела стая красных птиц. Невысокие горы мерцали вдали, поднимая к небу округлые вершины.
Пейзаж был погружен в какую-то легкую золотистую дымку; сам свет имел золотой оттенок, напитывая собой все, к чему прикасался. Затем он заметил стадо длинноногих животных с жирафьими шеями и маленькими круглыми головами, двигавшихся как единое целое по обширной открытой равнине. Позади них с тонкими шестами в руках шли марсиане, высокие, гибкие, бронзовокожие.
Изображение было на редкость реалистичным. Спенс понял, что видит картины жизни из давних веков планеты. Голоэкран воспроизводил такое обилие красок и полутонов, какого Спенс и представить не мог.
Он видел, как закладывались первые города, видел цивилизацию, неспешно расцветающую в мире и гармонии. Города росли, корабли шли по великим водным путям, по марсианским каналам, связывающим белые города. Позже в небо поднялись дирижабли, а большие летающие машины, похожие на гигантских воздушных змеев или драконов, изящно передвигались высоко в небе.
Перед Спенсом прошел ряд странных существ, одновременно и фантастичных, и содержавших знакомые признаки животного мира Земли. Каждое из них было по-своему уникально. Птицы, рыбы и млекопитающие самого разнообразного вида появлялись на экране в естественной среде обитания, а музыка нарастала и сеанс продолжался.
Спенс видел марсиан в городах и в домах, за непонятными занятиями, то ли играми, то ли работой, то ли обучением. Важно было то, что в этих делах на равных участвовали и дети, и взрослые.
Спенс затосковал, потому что никогда не сможет увидеть Марс таким. Прошли миллионы лет…
Но вот небо потемнело, и землю потрясли сильные взрывы. На планету рушились огромные пылающие метеориты. Постепенно растительность бурела, увядала, ее сносили ветра. Разрушенные города обратились в пыль, а некогда пышный ландшафт сменился пустыней. Огромные водоемы сжались и высохли, оставив глубокие каньоны и плоские озерные котловины потрескавшейся запекшейся грязи. Птицы и звери исчезли.
Сцена изменилась, и он увидел прокладку туннелей и обширные подземные помещения, в которые должны были перебраться города. Масштабы строительства превышали все, что он мог представить. Он был свидетелем переселения жизни под поверхность планеты и видел, как жили и процветали подземные города. Но красота прежней планеты сжимала сердце леденящей тоской.
Наконец он увидел звездолеты, поднимающиеся, словно серебряные шары, с мертвых равнин Красной планеты. Их были тысячи. Они поднимались над землей Марса, словно пузыри, всплывающие из глубин моря, замирали на миг, словно прощаясь, и уносились в черное небо над головой.
Всё. Они ушли. Отзвучала тихая траурная музыка, и Спенс снова сидел перед глухой стеной.
Он долго молчал и не шевелился. Вспоминал все, что видел только что, плыл в потоках памяти, позволяя им нести себя к трагическому концу. Как долго он сидел там? Несколько часов? Казалось, миновала целая жизнь.
Спенс услышал поблизости тихие звуки, повернулся и увидел Кира, стоящего на коленях на полу позади него с лицом, запрокинутым вверх. Спенсу показалось, что марсианин плачет.
Спенсу тоже хотелось зарыдать; настолько сильным было горе от утраты того, что было, и никогда уже не повторится.
— Я оплакиваю мертвых, — медленно произнес Кир. — И тех, кто никогда не видел наш мир таким, каким он был во времена своего расцвета.
— Так ты видел это время своими глазами?!
Марсианин покачал головой.
— Нет. Отец моего отца, возможно, жил во времена пожаров, но, скорее, это был его прадед. Много великих династий погибло. Огненный дождь длился много земных лет.
— Кир, а сколько лет тебе?
Марсианин подумал и сказал:
— Не могу сказать точно. Мы измеряем время иначе, чем вы. Но я думаю, около двух тысяч земных лет.
— Считая то время, что ты спал?
— Нет. Я говорю лишь о том времени, когда я жил. Видишь ли, марсиане жили примерно по десять тысяч лет, или даже больше.
— И они не старились?
— Я понимаю твой вопрос. Мы растем, да. Мы развиваемся всю свою жизнь, не физически — эта стадия занимает совсем немного времени. Несколько ваших земных лет. Но умственно и духовно мы растем всегда. Наше ви растет вместе с нами.
— Ви? Ты не говорил об этом раньше.
— Ви — наш… — Он сделал паузу, пытаясь найти в словарном запасе Спенса подходящее слово. — Ви — это наше истинное «я». Наши души.
— И что, на Овсе никто никогда не умирал? — недоверчиво спросил Спенс. Даже допуская тот факт, что низкая гравитация на Марсе могла способствовать радикальному увеличению продолжительности жизни его обитателей точно так же, как она увеличивала их рост, Спенс не мог поверить, что они не знали смерти.
— Смерть? Нет. Нас могут убить — болезнь, несчастный случай — Сожжение уничтожило целые города. Или мы можем просто перестать быть. Это выбор, который в конечном итоге делает каждый.
— И что при этом происходит?
— Не могу тебе сказать. Сам я пока не претерпел изменения. Но обычно мудрый человек собирает вокруг себя друзей, чтобы отпраздновать свое решение и поделиться всем, чему он научился в жизни, с теми, кого он любит. Потом его уже никто не видит. Он становится единым с Дал Эльной, Всесущим.
Спенс недоверчиво посмотрел на Кира.
— Тогда почему ты не присоединился к Дал Эльне, когда перестал существовать?
— Но я не переставал существовать!
— Ну, как же! Когда ты был в этой машине?
— Эмра?
— Да, в том саркофаге, где я тебя нашел.
Марсианин расхохотался.
— Я не переставал существовать. Я был… — Он поморщился, но так и не нашел нужного слова на земном языке.
— Ты спал?
— Нет, это не то же самое.
— Но ты же не действовал? То есть был бездействующим?
Существо покачало головой и обдумало значение слова.
— Да, наверное, «бездействующий» подходит.
— Я же смотрел туда, там не было ничего, кроме пыли и сухих стеблей!
— Вещество моего тела может многократно перерождаться.
Спенс растерянно замолчал, но потом вспомнил, что на Земле есть пустынные растения, обладающие такими же способностями. Несколько низших форм жизни тоже могли высыхать и много лет хранить себя в таком состоянии.
— А что с тобой происходит во время этого бездействия?
— Не понимаю вопроса. Я существую, просто существую не так, как раньше. Я не в сознании.
— Но все-таки что удерживает тебя от смерти? И почему ты просыпаешься, зная, кто ты такой? Если тебя воссоздали, как ты можешь помнить прошлую жизнь?
Кир смиренно развел руками.
— Вопросы, которые ты задаешь, не ко мне, а к самому Дал Эльне. Скажи, неужто все земляне такие любознательные?
Многое из сказанного Киром Спенсу принять было сложно. Например, он совершенно не понимал пока роли Всесущего в марсианской картине мира. Он честно признался в этом. Кир задумался.
— Кажется, я понимаю твою проблему. Попробую найти способ помочь тебе понять.
— Ты и так уже много мне показал. — Спенс кивнул на пустой экран, где всего несколько мгновений назад перед его глазами разворачивалось великолепное прошлое Марса. —
— Мне кажется, теперь ты понимаешь, почему о Тсо лучше пока не говорить. Если поведать о нем людям, взрыв интереса может его разрушить. Я бы подождал, пока вы сможете вернуть поверхность планеты к жизни. Тогда Тсо откроется. До тех пор лучше сохранить его существование в тайне.
— И ты доверяешь эту тайну мне? — Спенс на мгновение испугался, что марсианин не позволит ему вернуться, чтобы наверняка не допустить утечки информации.
— Да, — спокойно ответил Кир, протягивая Спенсу длинную руку. Спенс с трепетом взял ее. — Не понимаю, почему я не должен доверять тебе. И я не собираюсь тебе ничего запрещать. Дал Эльна решит, что следует отдать, а что оставить до времени.
— Кир, а что ты знаешь о Земле, о людях? Тебе приходилось бывать у нас на планете?
— Мне — нет. Но другие были. Наши звездолеты не раз посещали Землю. Но когда мы поняли, что ваша планета пестует разум, да еще в таких формах, которые мало отличаются от нас самих, последовал категорический запрет на полеты к Земле. С тех пор никто там больше не бывал.
— Запрет? Но почему? Мне кажется, что контакт с высшим разумом был бы полезен для примитивных земных племен.
— Да, у нас некоторые тоже придерживались такой точки зрения. Но тот, кто руководил земными экспедициями, очень убедительно обосновал свое решение. Его звали Орту, и он был одним из великих лидеров того времени. Землянам следовало дать возможность развиваться своим путем. Дал Эльна, сказал он, не хочет, чтобы мы мешали другим его творениям.
— И с тех пор никто из вас не бывал на Земле?
— Нет. Даже корабли-наблюдатели отозвали. Орту говорил, что это необходимо для сохранения мира здесь, на Овсе. Иначе искушение вмешаться и помочь землянам в трудные времена будет слишком велико. Они сами должны научиться справляться со своими проблемами. Так они станут сильнее.
— А потом началась миграция?
— Да. К моменту уничтожения Реса мы знали, что в Солнечной системе нет других пригодных для жизни планет. Звезды стали нашей единственной надеждой. Именно Орту руководил созданием космических кораблей и возглавил первую волну покинувших Овс.
Спенс медленно покивал.
— А теперь ответственность на мне. Теперь я должен решить, что мне лучше покинуть Овс.
— Подожди. — Кир повернулся и направился к выходу. — Прежде, чем ты уйдешь, я хотел тебе показать кое-что еще.
Спенс следовал за своим высоким хозяином по безмолвным, пустынным улицам Тсо. Он пытался представить город, когда его населяли высокие, грациозные марсиане, когда эти улицы звенели от щебета их голосов и звуков прекрасной музыки... И почувствовал тяжелое чувство утраты, испытанное теми, кто должен был оставить все это. Словно умер кто-то из тех, кого он любил.
Последние три дня для Спенса прошли в суете. Он чувствовал себя губкой, впитавшей в себя воды в десять раз больше своего веса, ведь ему пришлось так много увидеть, впитать в себя так много аспектов марсианской культуры. Сейчас они с Киром смотрели на большую модель Красной планеты, где были отмечены подземные города.
Спенс нахмурился.
— Я ничего не узнаю, — сказал он. Слишком многое изменилось. Ведь модель была сделана несколько тысяч лет назад. — Поверхность сейчас совсем не похожа на эту модель. И самое главное, я не вижу конуса вулкана. Где он?
Кир подумал, соображая, что может означать слово «вулкан», а затем решительно указал длинным пальцем на область между двумя высохшими руслами каналов.
— Во время Сожжения здесь было несколько действующих вулканов. Это недалеко от Тсо.
— Они могли объединиться в группу?
— Почему бы и нет?
— Значит Гора Олимп образовалась на месте бывших вулканов. Это та самая гора, к которой я шел, когда заблудился. — Спенс внимательно изучил модель, отметив огромный каньон, идущий прямо к западу от гигантской долины Маринер. Каньон был настолько велик, что в нем мог бы поместиться весь хребет Скалистых гор, и еще осталось бы место для Гранд-Каньона. Если довериться модели, то окраина Тсо лежала рядом с одним из притоков, впадавших в эту систему каньонов.
— Похоже, именно здесь я наткнулся на тоннель. Вот здесь. До дна каньона оставалось еще далеко. Значит, система тоннелей начинается здесь. — Он указал на равнину на востоке.
— Кали, — сказал Кир.
— Что это?
— Небольшое подземное поселение, в котором жили рабочие, строившие корабли. На модели его нет. Но именно на этой равнине строились звездолеты. Оттуда они навсегда покидали Овс.
Спенс попытался представить сотни кораблей, висящих в розовом небе Марса, прежде чем исчезнуть в пустоте.
— Интересно. Место, откуда ушли последние марсиане, оказалось как раз тем, на которое пришли первые земляне. Если я не ошибаюсь, станция терраформирования расположена примерно здесь.
— Кали соединялась тоннелями с Тсо и с другими городами. Я отведу тебя туда.
Спенс испытывал странное чувство раздвоения. С одной стороны, он не хотел покидать Тсо и его единственного обитателя, не хотел отказываться от знаний исчезнувшей расы, но с другой — очень хотел вернуться.
— Знаешь, Кир, мне очень хочется остаться, — поделился он своими соображениями. —Я бы отдал все, что у меня есть, лишь бы продолжать работать здесь.
— Ты вернешься, когда сможешь.
— Обязательно! Обещаю. Здешние сокровища не имеют цены. Никто на Земле даже представить не может, сколько здесь всего! — Спенсу казалось, что он сказал нечто приятное для Кира, но оказалось, что все не так. Инопланетянин отрицательно покачал головой.
— Я опять что-нибудь не так сказал? — забеспокоился Спенс.
— Нет, все в порядке. Просто ты напомнил мне, что я снова останусь один… — Кир отвернулся.
— Что же ты будешь делать, когда я уйду? Вернешься в саркофаг?
— Нет, не время спать. Установлен контакт между нашими планетами. Теперь я в ответе за обе планеты.
Спенс содрогнулся, представив Кира одного на всей планете.
— Я вернусь, Кир, — поклялся он. — Не знаю, когда и как, но обязательно вернусь!
Кир внимательно посмотрел на него.
— Никому не дано знать свою судьбу. Проходит время, и даже реки меняют русло. Я не требую от тебя ничего. Не стоит давать подобные обещания.
Марсианин повернулся и положил руку на гладкий выступ в виде шара. Неожиданно шар открылся, открыв два маленьких диска, лежащих на подставке. Кир взял один из них и передал Спенсу. Спенсу недоуменно повертел диск в руке. Он напоминал морскую раковину, только без желобков и узорчатых краев. Рука ощутила тепло.
— Ты чувствуешь силу?
— Я чувствую тепло. Что это?
— Это… — он подыскивал нужное слово, — бнери — устройство связи. Я Хранитель. Теперь, когда ты разбудил меня, я должен охранять и тебя. Вот, ты держишь свою защиту. Подумай обо мне, и я в тот же момент пойму, что с тобой происходит и приду на помощь.
Подобный поворот событий озадачил Спенса едва ли не больше, чем все, увиденное на Марсе.
— Как это может быть?
— Я мог бы объяснить тебе… науку об устройстве мира, но на это уйдет много времени. У тебя его нет. В остальном, слетать на Землю для меня не проблема. Здесь есть машины. С их помощью я могу путешествовать, куда захочу.
— Но почему ты хочешь защищать меня? От чего? — Спенс все никак не мог поверить в эту поразительную возможность.
— Потому что ты знаешь секрет Овса, ты знаешь о его городах. А еще потому, что ты — мой друг, первый из тех, кому дано объединить наши цивилизации. Это очень важно для обоих наших миров. Будет важно…
Спенс не знал, что сказать.
— Спасибо, Кир. Я возьму это и обязательно воспользуюсь, если придет нужда.
— Теперь я приглашаю тебя на прощальный ужин, — чопорно сказал Кир. — А потом ты уйдешь. На этот раз я приготовлю настоящую еду. Да, — ответил он в ответ на удивленный взгляд Спенса, — первый ри вырос. Для последнего ужина как раз подойдет настоящая овсинская еда.
— Не надо «последнего». Просто поужинаем.
Блестящие купола станции терраформирования поблескивали в жестком свете солнца. В небе виднелось одно еле заметное розовое облачко. Тусклая красная пыль лежала неподвижно. Даже легкий ветерок не шевелил песчинки. Вокруг станции — никакого движения, и на мгновение Спенс испугался, что исследовательская группа вернулась в Готэм без него.
Здесь, на поверхности, кислорода в воздухе было еще меньше, чем в Тсо. У Спенса начала кружиться голова, и он решил посидеть, прежде чем преодолеть последний километр, оставшийся до станции.
Кир оставил его километрах в трех от станции. Спенс не хотел, чтобы со станции кто-нибудь заметил марсианина, тогда тайну уж точно не удалось бы сохранить. Так что они расстались, и дальше он пошел один.
Он пожалел, что не надел шлем сразу же. Несколько резких движений привели его на грань обморока. Передохнув, он пошел медленнее, а последние метры преодолевал и вовсе словно в замедленной съемке. Подойдя совсем близко к станции, он в очередной раз удивился, почему вокруг не заметно движения.
Еще на подходах он заметил красный шлейф пыли на дальней стороне базы. Его можно было принять за пылевой вихрь, но в воздухе не ощущалось ни малейшего ветра.
Шлейф двигался, и Спенс догадался, что это всего лишь след от подъехавшей машины. Вскоре он увидел маленькую фигурку, мелькавшую среди зданий. Потом она исчезла.
Значит, на станции кто-то все же есть, подумал Спенс. А раз есть один, значит, есть и другие. Он оглянулся в надежде еще раз увидеть Кира, но каменистая равнина была пуста.
Итак, он вернулся…
Аджани завершил очередной поиск. Все, что он делал, кончалось разочарованием. В таком удрученном состоянии он и вернулся на станцию. С утра у него еще теплилась надежда, теперь она испарилась, как роса под палящим солнцем. Он принял душ — одно из немногих подлинных удовольствий на Марсе — и за едой быстро просмотрел ежедневный отчеты. Ни одного сообщения от Пакера. Ни одного сообщения от наблюдательных постов. Аджани задумчиво жевал питательные капсулы — они составляли основной рацион для обитателей станции — и запивал их холодной водой.
Все мысли индийца занимал завтрашний, последний поиск. Конец экспедиции неотвратимо приближался. Через десять-двенадцать часов вернутся Пакер с командой, начнут консервировать установку и готовиться к отлету. Он хотел успеть сделать еще один рейс вдоль рифтовой долины на западе. Если и он ничего не даст, придется признать правоту Пакера, и надежд обнаружить хоть бы тело Спенса уже не останется.
Именно об этом он и думал, когда услышал свист внешнего воздушного шлюза. Он повернулся, ожидая увидеть Пакера с кадетами, однако вместо этого он увидел одинокую фигуру без шлема за полупрозрачной переборкой шлюзовой камеры. Как назло, тень там лежала гуще, и поэтому он не сразу понял, кого видит.
Мгновенно его чувства обострились, как у тигра на охоте. Аджани вскочил, уже стараясь справиться с приливом возбуждения, потрясшим его, когда до него дошло, кто перед ним.
— Спенс! — выдохнул он. Переборка открылась, и его друг нетвердо шагнул в комнату.
— Аджани. Так это был ты… — Спенс сам не ожидал, насколько его обрадует встреча с другом. Он порывисто шагнул вперед, обнял Аджани и не смог сдержать слез. Надо отметить, что и у Аджани глаза были на мокром месте.
— Спенс, ты жив! Жив! Я знал, я знал, я верил! Слава Богу! Ты вернулся! — Гибкий индиец танцевал вокруг Спенса, не забывая критически оглядывать его со всех сторон.
Спенс снял перчатки и вытер глаза ладонями. Потом по-мальчишески смущенно спросил:
— Ты горевал без меня, да?
Аджани откинул голову назад и звонко рассмеялся. И в самом деле, такого смешного вопроса он давно не слышал.
— «Горевал»? Да с какой стати? Вовсе нет. Я же не верил, что ты погиб! — он опять рассмеялся.
— А где все? — растерянно озираясь, спросил Спенс. — Я ожидал шумного приема.
— На Северном полюсе, но скоро вернутся. Завтра отбываем. Вот тут была проблема. Улетать без тебя, честно говоря, не хотелось.
— Да, да, понимаю. Мне, наверное, кое-что надо объяснить. Это даже хорошо, что пока никого нет. Ты поможешь мне придумать, что сказать другим. Я все время об этом думал, пока возвращался.
— Придумать? — с интересом спросил Аджани. — Ты искал оправдания?
— А как же! Они мне понадобятся, — сказал Спенс. — Знаешь, я ведь не думал, что вообще смогу вернуться. За это время мне пришлось умирать столько раз…
— Ну, садись, рассказывай. Ты голоден? Я сейчас что-нибудь приготовлю. Садись, садись. Отдыхай. Ты вроде бы похудел. И вообще выглядишь измученным. Но лучше, чем раньше. — Он помолчал, стоя над Спенсом и широко улыбаясь. — С возвращением, друг мой. С возвращением в страну живых.
— Глазам своим не верю! — Пакер уже говорил это, но ничего другого на ум не пришло. Он так и сидел в кресле, куда рухнул, увидев Спенса. Первая его реакция напоминала реакцию человека, встретившего привидение. Так и сидел, выпучив глаза, как рыба, вытащенная на берег. — Поверить не могу!
— Вы, никак, меня похоронили, Пакер? Напоминаю: я оплатил билет в оба конца.
Спенс взглянул на Аджани и улыбнулся с хитрым видом.
— Не обращай внимания, — посоветовал Аджани. — Обычно Пакер — вполне себе подходящий собеседник.
Пакер вскочил и принялся так охаживать Спенса по спине, что тот подумал: не лучше ли было сразу умереть на дне марсианского каньона.
— Рестон, старый лис! Как тебе это удалось? Немедленно рассказывай! Я смотрю, ни следа обморожения! И обезвоживания тоже не заметно.
Спенс поведал Пакеру версию истории, которую они с Аджани тщательно выстроили и отрепетировали. Он рассказал, как наткнулся на пещеру с теплым воздухом. Она-то и спасла его от замерзания, и там был водяной пар, который, оседая на стенах, давал Спенсу некоторое количество воды. Он ее шлемом собирал.
Он говорил, что пытался отыскать дорогу назад, но буря стерла все следы, а далеко от пещеры он уходить боялся из опасения замерзнуть. Каждый раз он выбирал новое направление поисков, пока сегодня, наконец, его заметил и подобрал Аджани.
— Аджани, почему ты сразу не связался с нами, когда нашел его?
— Вы уже возвращались. Вот мы и решили устроить сюрприз.
— Да уж, у вас получилось! Спенс, я очень рад вас видеть. Я уж думал, что придется возвращаться без вас. Да что там! Я так и решил после той ночи. А потом буря и все такое...
— Я тоже не думал, что снова увижу станцию когда-нибудь. Я почти потерял надежду найти дорогу.
Пакер стал серьезным; его глаза изучающее ощупывали Спенса.
— Но с какой стати вы ушли тогда? Эта буря… настоящий пескоструйный аппарат… Не могу понять, что могло заставить человека выйти наружу в такую погоду.
Спенс огляделся. Вокруг стояли кадеты, которых он вовсе не собирался посвящать в свои личные проблемы.
— Вы правы, Пакер. Это серьезный вопрос, только давайте отложим его обсуждение до обратной дороги. Ведь завтра надо сворачивать экспедицию, дел полно… Еще успеем поговорить.
— Понимаю. Это я из любопытства.
— Аджани сказал, что я вернулся как раз вовремя, надо помогать.
— Действительно. Вовремя. Надо законсервировать станцию. А на это уйдет несколько часов. Вы же готовы к полету, не так ли? Хотя и похудели фунтов на двадцать…
— Я в хорошей форме. А на борту только и дела будет, что отдыхать.
— Ну и отлично! Сейчас мне надо связаться с Готэмом и сообщить, что вы нашлись. К сожалению, я уже послал отчет о вашем исчезновении и высказал предположение, что вас больше нет, Спенсер. С удовольствием исправлю эту свою ошибку!
— Подождите, Пакер. Зачем спешить? Нельзя подождать еще несколько дней?
Глаза Пакера сузились.
— У вас неприятности, да? Я бываю туповат, но не настолько же. Жду объяснений.
В разговор вступил Аджани.
— Будут тебе объяснения. Только незачем говорить об этом на общем совещании. Обсудим потом. Хорошо?
Пакер пожал плечами.
— Ладно. Пока не буду торопиться с отчетом, но вам придется мне кое-что объяснить на обратном пути. — Он улыбнулся, и черты его лица расслабились, превратившись в обычную добродушную ухмылку. — На самом деле, меня не волнует, что там за вами числится? Похищение Драгоценностей Короны? Да плевать! Я просто рад, что вы вернулись.
Олмстед Пакер повернулся к собравшимся и громко призвал:
— За работу! Я хочу, чтобы все лежало на своих местах, механизмы перевести на автоматику, навести порядок, и на все — три часа! Сальников сейчас занят тем же. Лично мне лишняя ночь в этом курятнике даром не нужна!
Кадеты загомонили и развили бурную деятельность. Аджани сидел у терминала и проверял программу дрона, запускавшего работу установленных на полюсе машин в автономном режиме.
Спенс вернулся в свою каюту и посмотрел на койку, на которой ему так и не пришлось поспать. Казалось, прошло много лет с тех пор, как он в полубессознательном состоянии умудрился выйти прямо в объятия песчаной бури. Да и последующие события сейчас казались сном. Но теперь, перебирая свои вещи, он остро осознавал, что все еще уязвим для таинственных провалов памяти и ни на шаг не приблизился к разгадке их причины — в этом отношении его бегство на Марс оказалось напрасным. Его рассудок висел на слишком тонкой нити. Он не знал, когда она совсем порвется…
Ари вздрогнула и села в постели. Тупая боль, которая заставила ее после нескольких недель терпения наконец лечь в постель, исчезла. Выматывающая пустота внутри отступила, и она снова почувствовала себя почти в порядке.
Сообщение о гибели Спенса стало для нее сокрушительным ударом.
Целыми днями она не выходила из каюты, а жестокие слова «следует считать погибшим» разрывали ее сердце. Она плакала до тех пор, пока не кончились слезы, а затем впала в состояние отупения и полного безразличия. Отец вызвал врачей, они покачали головами и посоветовали принимать успокоительное.
Но этим утром она сказала себе: хватит скорбеть! Пора как-то налаживать жизнь. Решение как будто поменяло температуру в каюте, прогнав удушающую жару. Вместе с переменой погоды пришла надежда на то, что все каким-то образом образуется, а может быть, будет даже еще лучше.
Самой Ари внезапность этой перемены настроения показалась странной, но, по крайней мере, стряхнула с нее свинцовую сонливость. В ней теперь поселилась некая уверенность — вот понять бы еще, в чем? — она носилась вокруг, как бабочка возле цветка. Но поймать ее и удержать, чтобы рассмотреть получше, никак не удавалось.
Ари пожала плечами. Точно. В ней жило какое-то новое знание, которое еще не оформилось и поэтому не имело имени.
Она встала и принялась за обычные утренние дела с легкостью, которые привели бы в восторг любого стороннего наблюдателя, случись он поблизости. Солнечное сияние наполнило маленькую каюту, плескалось по стенам и гнало тени, словно распахнулось окно в новое весеннее утро, полное золотого солнечного света и сияющих обещаний.
Конечно, она задавалась вопросом, что может означать эта перемена. Ответ на ее молитвы? К счастью, она приняла свое новое состояние как данность, и начала день с облегчением.
— Дочь, ты выглядишь как новенькая! — вскричал отец, когда они встретились за завтраком. Директор станции всегда завтракал у себя, попутно просматривая сводку мировых новостей, собранную для него в специальный выпуск Gotham Times.
— Да, папа, сегодня я чувствую себя намного лучше.
— И прекрасно выглядишь, моя дорогая. Я счастлив видеть тебя такой. А то я уже начал думать… Впрочем, ладно. Будешь завтракать?
— Обязательно! Есть хочу!
— Вот так-то лучше, а то ведь ты две недели почти ничего не ела!
— Иногда полезно поголодать, — Ари рассмеялась, и отец с облегчением заметил вспыхнувший в голубых глазах дочери знакомый огонек.
— Ерунда, моя дорогая. Так все девушки говорят. — Он перегнулся через стол и поцеловал руку дочери. — Я рад, что ты в порядке, Ари. В какой-то момент я начал бояться потерять тебя.
Она улыбнулась в ответ.
— Я тебя никогда не оставлю, папа.
Оба знали, что скрывалось за этим обещанием. В этой семье давно поселилась беда: миссис Сандерсон; жена директора и мать Ари. Эту болезненную тему они старались не затрагивать, даже изобрели особый язык, чтобы обходиться без нежелательных воспоминаний.
— Хорошо. Садись. Будем заказывать завтрак. Чего бы тебе хотелось?
— Заказывай для себя, мне оно тоже годится. Главное — побыстрее!
— Апельсиновый сок?
— И побольше. — Она села в кресло рядом с отцом. — И не забудь эти замечательные круассаны — если еще остались.
Директор Сандерсон позвонил в серебряный колокольчик, и тут же в каюту вошел официант в розовом комбинезоне. По его четким движениям легко было узнать в нем кадета. Директору станции полагался собственный обслуживающий персонал, у него была своя кухня; остальные питались в столовой. Он заказал завтрак и отпустил официанта.
— Да, Генри, — окликнул директор, — мне круассанов не надо. Утром у меня встреча с руководителями проектов. — Он повернулся к дочери. — Говорят, ученые изобрели новый картофель или какой-то его заменитель, хотят, чтобы я попробовал и решил, как действовать дальше. Хочешь-не хочешь, придется пробовать. Может, ты составишь мне компанию?
— Лучше я пойду, поплаваю. Я давно не заглядывала в бассейн. А потом позагораю.
— И то верно. В последнее время ты побледнела. Загар лишним не будет.
— А ты сам ешь свою новую картошку. Вдруг она окажется вкусной?
— Это вряд ли. Они каждую неделю придумывают что-то новое: то новая морковка, то кролик со вкусом рябчика. И все приходится пробовать. Мне все труднее изображать энтузиазм. Да и запах у них там такой, что с ног сбивает.
— Такова цена прогресса, папа, — Ари улыбнулась. — Со временем им удастся все-таки сделать стейк со вкусом настоящей говядины.
— Вот об этом я с ними и поговорю. Между прочим, — он сделал паузу, и лицо его посерьезнело. — Я хотел сказать тебе раньше, но…
— О чем ты, папа? — Ари перестала улыбаться.
— «Кречет» возвращается. Будет сегодня или завтра. Вермейер доложил мне вчера. Я подумал, что ты должна знать, ведь тебе бы не хотелось услышать об этом от кого-нибудь другого. — Он отечески похлопал дочь по плечу. — Надеюсь, я не испортил тебе день.
— Нет уж! Я ничему не позволю испортить такой день. Не думай, папа, что я больше не переживаю. Так что спасибо, что сказал. Не волнуйся. Со мной все будет в порядке.
Стюарт принес два больших подноса и водрузил их на стол. Ари, верная своему слову, энергично принялась за омлет со сливочным сыром; директор вернулся к изучению утренних новостей.
Проводив отца, Ари пошла в свою каюту, надела купальный костюм и спустилась на уровень парка, чтобы прогуляться в зеленом одиночестве, прежде чем отправиться в бассейн. В это время там должно быть много детей, а значит, шумно.
Тихие тропинки среди зелени снова подняли ее настроение до прежнего уровня; что-то вот-вот произойдет, сказала она себе. Что-то хорошее, я это знаю.
— Отвратительно, что приходится ему врать… Мне это совсем не нравится! — Спенс отнес наполовину полные чашки с остывшим кофе на камбуз. Сальников только что ушел по своим делам.
— Иначе не получается. Мы много раз это обсуждали. Зачем снова начинать?
— Прости, Аджани. — Спенс взглянул на обычно невозмутимое лицо своего друга. Теперь он увидел темные круги усталости под черными глазами и морщинки в углах рта, свидетельствовавшие о беспокойстве. — Мне жаль, что пришлось впутать тебя во все это. Я не имел права…
— Я дал тебе такое право, когда назвал тебя своим другом. Никогда не сомневайся в этом, Спенс. Никогда. Понимаешь? — Аджани понизил голос, они вообще всю обратную дорогу разговаривали вполголоса. — Знаю я все твои сомнения, только ты уж мне поверь: ты не смог бы хранить долго такую тайну. Для одного человека она слишком велика.
— Ты думаешь, Пакер удовлетворился моим объяснением? Вид у него был довольно скептический.
— Предоставь Пакера мне. Я давно его знаю. Я еще поговорю с ним, а вот тебе не стоит. Держись своей истории — по крайней мере, пока мы не придумаем, что делать дальше. Пообещай мне, Уилл, что ты так и поступишь?
Спенс вздохнул и медленно кивнул.
— Обещаю. Постараюсь не сделать ничего опрометчивого, не совершить какую-нибудь глупость, не посоветовавшись с тобой. Просто я не думал, что это будет так сложно.
— Ага, ты думал, что вернулся с воскресного пикника? Твоя жизнь изменилась. Ты никогда не будешь прежним, Спенс. Ты видел то, чего не видел ни один мужчина, и теперь ты знаешь то, что может… изменить мир. Поэтому призываю тебя молчать.
Спенс смотрел перед собой, вспоминая долгие разговоры, которые они с Аджани вели на протяжении всего пятинедельного полета обратно в Готэм. Теперь, когда до стыковки осталось лишь несколько часов, они еще раз репетировали всю историю.
Спенс рассказал Пакеру о том, что поссорился с Аджани и хотел просто выйти наружу, чтобы остыть. Он не хотел никого видеть и совсем забыл, что снаружи песчаная буря. Он почти сразу потерял ориентацию и не смог найти дорогу назад. Спенс признался, что в последнее время у него бывали сильные приступы раздражения — вероятно, из-за переутомления, — и его задел какой-то пустяк. Аджани просто подвернулся под руку.
Пакер выслушал эту версию событий примерно с тем же недоверием, что и версию о чудесном спасении Спенса на поверхности весьма враждебной планеты — он подумал, взъерошил волосы на голове и наконец проговорил задумчиво: «Понятно. Очень интересно».
Больше он ни о чем не расспрашивал Спенса, именно поэтому Спенс решил, что ему не поверили — Пакер попросту обиделся, что его пытаются провести так просто, и не стал настаивать на более правдивом варианте. Спенс мучился совестью и почти решил признаться во всем, но Аджани отговорил его, настаивая на варианте «поживем-увидим».
— Наверное, ты прав, — со вздохом согласился Спенс. — Просто я... эх, да что там!..
— Знаю, знаю. Тебе плохо, ты чувствуешь себя одиноким. Не волнуйся. Я с тобой. Вместе мы сумеем со всем разобраться.
Спенс очень хотел бы знать, догадывается ли Аджани о том, что в этой истории есть не только лабиринт тоннелей и подземный город. Он ведь не рассказал ему о Кире — отчасти потому, что обещал марсианину, отчасти из страха, что ему не поверят. И от этого ему было еще хуже. Он думал, стоит ли рассказать Аджани о Кире сейчас или подождать до лучших времен. И решил отложить.
Он мрачно рассматривал темно-коричневое пятно на дне чашки, словно пытаясь прочесть в нем свое будущее, и ему не нравилось то, что он там видит.
— Полагаешь, я все еще в опасности, не так ли? — сказал он наконец.
— Да, полагаю. Пока не вижу причин думать иначе. — Аджани перегнулся через маленький столик. — Как только вернемся, я запрошу данные о суевериях нагов Северной Индии и прогоню их через MIRA для получения графика достоверности. Вдруг там найдется что-то, что нам поможет.
— Ладно. А мне что делать тем временем? Делать вид, что ничего такого не случилось?
— Вот именно это и делай.
— Знаешь, все время, что я пробыл в подземном городе, никакие сны мне не снились, ну, то есть снились только вполне обычные сны. И никаких провалов памяти тоже не было. Что ты об этом думаешь?
— Пока не знаю. Но это еще один факт, который следует учитывать в наших построениях.
Спенс поднял глаза на друга.
— Я боюсь, Аджани. Очень боюсь. Я не хочу возвращаться. Мне кажется, что твой Похититель снов ждет меня, и стоит мне ступить на борт станции, со мной будет кончено. Я не смогу ему противостоять.
— Ну, почему же? Мы сразимся с ним, Спенс. И обязательно победим.
— Как сражаться со снами?
— Думаю, Бог знает, — твердо ответил Аджани, — Он нам поможет.
Прозвучал сигнал, предупреждающий о наступлении невесомости. Спенс с Аджани встали, убрали посуду в контейнер. В оставшиеся часы полета Спенс старался побыть в одиночестве. Только один раз он не мог удержаться от смеха, когда кадеты соединили остатки воды и создали мини-бассейн в одном из пустых грузовых отсеков, а потом принялись по очереди нырять в плавающий шар, осторожно просовывая руки и ноги в толщу воды и даже немножко плавая там, как рыбы в миске. Выглядело забавно, и Спенс тоже посмеялся. Он даже разделся и присоединился к веселью, на время забыв о своих тайнах.
Все остальное время он просидел в своем каюте; лежал, размышляя о том, что может угрожать ему на станции. Дело в том, что чувство опасности усиливалось по мере того, как «Кречет» приближался к финишу. На Марсе он на время забыл о зловещих провалах в памяти, вернее, заботы о выживании просто отодвинули все другие проблемы. Но теперь все вернулось, и чувство безнадежности и страха только росли.
Несомненно, даже Бог — если он существовал, чего Спенс пока не готов был признать, несмотря на то что и Кир, и Аджани верили, — даже их Бог не мог помочь ему сейчас. Если бы он существовал, то, наверное, не позволил бы ему попасть в такую переделку. Примерно так думал Спенс, часами глядя в потолок каюты.
По прибытии он думал, что в ангаре будет полно жен, возлюбленных и орущих детей, с нетерпением ожидавших мужей и любовников из полета, и удивился, что не увидел никого, кроме нескольких докеров. Никаких ликующих толп, никаких радостных приветствий.
Обычность посадки несколько разочаровала Спенса, но, с другой стороны, не могла не обрадовать. Чем меньше людей увидит его возвращение, тем лучше. Именно по этой причине он облачился в кадетскую форму. А еще он напомнил себе, что на станции пока не знают, что он жив, потому и встречать его некому. И все-таки, спустившись по трапу и быстро идя сквозь небольшую толпу, он поймал себя на том, что ищет глазами того, кого он так надеялся увидеть.
Конечно, он хотел бы, чтобы его ждала Ари. Только теперь он подумал о том, каково ей было узнать о его гибели.
Что же я наделал, ужаснулся Спенс. Зачем заставил ее пережить весь этот кошмар? Он решил тотчас отыскать ее, но пройдя не больше десяти шагов, остановился. Рано. Не стоит рисковать. Их не должны увидеть вместе. Лучше подождать и договориться о встрече в безопасном месте.
Чувствуя себя каким-то секретным агентом, он незаметно улизнул из ангара, волоча за собой дорожную сумку. Он сожалел, что во время полета не попросил товарищей сохранить в тайне его возвращение. Если бы он подумал об этом заранее, сейчас было бы проще. Однако подумав еще немного, он понял, что так было бы даже хуже, поскольку люди задумались бы, зачем ему это надо. Лучше просто не попадаться никому на глаза как можно дольше.
Наконец он добрался до своей каюты, а потом попробовал на слух определить, есть ли кто-нибудь в лаборатории. Из-за переборки не доносилось ни звука. Приложив жетон к считывателю, он с замиранием сердца ждал, что код доступа изменен, однако переборка послушно отъехала в сторону. Коды никто не менял. Он вошел.
В лаборатории было темно и тихо. Никто его не ждал. Пост управления пустовал. Похоже, здесь никого не было уже несколько недель.
Аджани советовал держаться подальше от лаборатории, но Спенс хотел убедиться, что в его отсутствие здесь ни к чему не готовились. А потом он пойдет к Аджани.
Он молча пересек лабораторию и вошел в свою каюту, осматриваясь. Казалось, все оставалось на своих местах. И все же каюта выглядела необычно. Вроде бы все то же самое, и в то же время немного другое. С тех пор, как он уходя переступил порог каюты, случилось так много всего, что теперь, в знакомой обстановке, оно казалось фантастическим сном. Он просто спал, а теперь проснулся в своей каюте; вот только каюта как-то странно изменилась. Да какой сон! Стоило опустить руку в карман и погладить похожий на раковину предмет, который вручил ему Кир перед расставанием, как реальность возвращалась. Ни о каком сне и речи не было!
Он сунул дорожную сумку под кровать, даже не подумав распаковать ее, и сел в кресло, размышляя, как лучше договориться с Ари. Он решил отправить ей сообщение, назначив встречу в парке у фонтана.
Спенс набрал сообщение и подписал его «Мэри Д.» именем одной из подруг Ари. Наверное, так будет лучше… Потом он лег на кровать и уснул.
Видимо, сон был необходим, потому что проснулся он в лучшем настроении, чем засыпал. Разделся, посетил санотсек, надел новый комбинезон, выскользнул из комнаты и поспешил на встречу с Ари.
К тому времени, как он достиг уровня парка, пульс Спенса намного превышал норму. Он воровато огляделся, а затем сошел с тропинки, укрылся в беседке и стал ждать.
Послышались шаги. Спенс выглянул и обнаружил двух секретарей, оживленно обсуждавших какие-то свои дела. Он снова юркнул в тень.
Капли пота выступили на лбу, а руки стали липкими. Веду себя как четырнадцатилетний мальчишка на его первом свидании, сердито подумал он. Несколько раз глубоко вздохнув, Спенс немного успокоился.
Ожидание становилось невыносимым. И тут он узнал легкие шаги Ари. Она пришла. Даже из засады он узнал свежий цитрусовый запах, и выскочил из беседки.
К чести Ари, она не упала в обморок. Девушка взмахнула руками, глаза ее округлились, с губ сорвался сдавленный крик.
— Привет, Ари! — Он хотел придумать что-нибудь более подходящее для этой встречи, но не преуспел.
— Ты… как? О!
В следующее мгновение она оказалась в его объятиях, дрожащие руки коснулись его лица, ощупали плечи, словно она хотела убедиться в его материальности. Он обнял любимую.
— Спенс, о Спенс… — повторяла она снова и снова.
Шее стало мокро. Спенс отстранил Ари, чтобы рассмотреть ее на расстоянии вытянутой руки, и увидел слезы на щеках.
— Прости меня, — пробормотал он, снова привлекая ее к себе. — Другого варианта не было. Я должен был…
— Молчи. Не говори ничего! О, дорогой... Они сказали, что ты... о, ты жив. Ты здесь!
— Здесь.
— Я думала, что больше никогда тебя не увижу! — Она оторвалась от него, и на лице Ари, сменяя друг друга, пронеслись несколько сложных выражений. — Я не надеялась, даже не мечтала… Я плакала по тебе. Знаешь, как я плакала по тебе?! Так долго не приходило ни слова. Ничего.
Вот теперь она рассердилась всерьез. Казалось, сейчас она затопает ногами и обрушит на него поток упреков. Спенс лихорадочно искал слова, чтобы объясниться, и не находил. Вместо этого он покаянно свесил голову.
Но уже в следующий момент он почувствовал прохладную руку на своей щеке и поднял глаза, чтобы встретиться с ней взглядом.
— Я тоже думал, что никогда уже не увижу тебя, — пробормотал он. — П-прости. Я люблю тебя.
Ари прижалась к нему.
— Я тоже люблю тебя, Спенсер. Никогда больше не оставляй меня.
— Нам нужно поговорить, только хорошо бы наедине. В Готэме никто не знает, что я вернулся — пока. И лучше бы так оно и оставалось как можно дольше.
— Идем, — Ари решительно взяла его за руку. — Я знаю здесь в парке одно местечко. Там нам никто не помешает. Я его случайно нашла, когда в первый раз бродила по парку. И с тех пор ни разу никого там не встречала.
Она довольно быстро привела его туда, где один из маленьких искусственных ручейков вытекал из зарослей папоротника. Раздвинув высокие стебли, Ари легко перепрыгнула ручей. Спенс последовал за ней и очутился в прохладной зеленой тени, благоухающей гардениями. Он огляделся и увидел кусты душистых цветов на фоне темно-зеленой листвы.
Ари потянула его на мягкий ковер из высокой травы. Спенс слышал только журчание ручья поблизости и стук собственного пульса в ушах. Потом он целовал ее, и в мире не осталось ничего, кроме этого мгновения, и оно все длилось и длилось.
Когда они наконец разомкнули объятия, темно-синие глаза Ари блестели от счастливого возбуждения.
— Ну, а теперь, — сказала она, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками, — рассказывай. Все, все. Я слушаю.
— Да теперь, наверное, это все не важно… — замялся Спенс.
— Еще как важно. Мне нужно все услышать самой, Спенс.
— Ладно. Постараюсь ничего не упустить. — Спенс набрал в грудь воздуха, но в этот момент вспомнил, что самую важную часть будущего рассказа о его пребывании в Тсо и знакомстве с марсианином он рассказывать не вправе. Сердце Спенса упало.
Должно быть, Ари заметила замешательство, отразившееся на его лице, и обеспокоенно спросила:
— Что случилось, любовь моя?
— Знаешь, я не все могу рассказать тебе. По крайней мере, сейчас.
— Почему? — обиженно спросила Ари.
— Пока не могу.
— Понимаю, — разочарованно протянула она, но видно было, что она как раз совсем не понимает.
— Обещаю, скоро ты все узнаешь. Я не хочу, чтобы между нами существовали какие-то секреты. Но сейчас — не могу!
— Тебе лучше знать, Спенс. — Голос Ари просветлел. — Тогда рассказывай все, что можешь. Я не буду ловить тебя на деталях. Тебя так долго не было, и теперь я хочу знать, что ты делал каждую минуту с тех пор, как мы виделись в последний раз.
Спенс глубоко вздохнул и начал рассказывать ей обо всем, что произошло с тех пор, как он ушел, начиная с путешествия, посадки на Марсе, первой ночи и очередного провала в памяти, из-за которого он попал в песчаную бурю и заблудился. Он рассказал об изнеможении, о том, что чуть не замерз, о случайном падении в рифтовый каньон, о том, как нашел пещеру и тоннели и на этом замолчал, не зная, как продолжить рассказ.
— Так. Значит, в этих тоннелях было что-то такое, о чем ты не можешь говорить, — сделала вывод Ари.
— Правильно. — Он кивнул. — Сейчас я не могу говорить об этом.
Ари подняла глаза. Косой луч солнца, пробившийся сквозь ветки, зажег ее волосы золотым огнем.
— Ладно. Не беда, — мягко сказала она. — Хоть я и умираю от любопытства, я не буду тебя заставлять. Сейчас не это важно. Важно только то, что ты здесь, со мной, и в безопасности.
В этом укромном уголке влюбленные держались за руки и говорили полушепотом, давали друг другу обещания, вспоминали детали их знакомства, пока солнцезащитные козырьки не закрылись и не погрузили парк в подобие сумерек.
— Нам пора идти, — сказала Спенс, поднимая Ари на ноги. Он прижал ее к себе и еще раз поцеловал. — Когда мы теперь увидимся?
— Надеюсь, завтра. Встретимся здесь в то же время. Если что-то случится, Мэри Д. тебя предупредит. Ты будешь в лаборатории?
— Нет, останусь у Аджани. Вы двое — единственные, кому я могу сейчас доверять.
— Звучит зловеще.
— Так лучше, пока мы не разберемся со всей этой историей. А пока мне лучше не попадаться людям на глаза. Сейчас такая пауза просто необходима.
— Хорошо. Пусть будет так, как ты считаешь нужным. Ты знаешь, что делаешь.
— Хотел бы я быть в этом уверен. — Он привлек ее к себе и легонько поцеловал. — До свидания. До завтра.
— До завтра! — Она повернулась и раздвинула папоротники, закрывавшие вход в тенистый альков. — Спи спокойно, любовь моя. Не позволяй Похитителю снов добраться до тебя.
Прошло несколько секунд, прежде чем Спенс осмыслил то, что услышал. Слова прорезали его сознание, как нож масло. По коже головы пробежали ледяные мурашки.
— Что… что ты сейчас сказала? — Голос Спенса превратился в хриплый шепот.
Ари с изумлением смотрела на него.
— Что случилось, Спенсер?
— Что ты сказала только что? Повтори.
— Я сказал: «Не позволяй Похитителю снов добраться до тебя».
— Где ты это услышала? — Он подскочил к девушке и потянул ее обратно в заросли.
— Я не знаю… мы так всегда говорили. Это… — Она отвела глаза.
— Что? Что? Говори! — Он крепко сжал ее руку.
— Спенс, да что случилось? Ты меня пугаешь!
— Что это значит? — настаивал Спенс. Он понизил голос и заставил себя говорить потише, отпустив ее руку. — Объясни. Это важно.
— Так говорила моя мама. Вот и все. Я от нее это слышала. А что такое? Что это значит? — Она тревожно смотрела на него, озабоченно наморщив лоб.
— Я… я не уверен, — сказал он наконец, избегая ее взгляда. — Просто это прозвучало так… не знаю. — Мне показалось это странным. — Его тон смягчился, и он улыбнулся, пытаясь успокоить ее. — Извини, если напугал. Меня это удивило, вот и все.
Ари неуверенно кивнула; в чертах ее застыло недоверие.
— Ладно. Если ты уверен, Спенс, я…
— Забудь! Со мной уже все в порядке. Но мне надо подумать. Завтра, если что-нибудь надумаю, расскажу.
— Доброй ночи, Спенс. — Ари помахала рукой и ушла. Спенс некоторое время слушал, как ее шаги удаляются по дорожке, затем покинул укрытие и вышел из парка через другой вход.
Аджани, скрестив ноги, сидел на смятой кровати. Он был бос и сейчас больше, чем когда-либо казался мудрым, всезнающим гуру, одетым в белый балахон. Руки он сложил ладонями вместе, кончики пальцев слегка соприкасались. Спенса он выслушал молча. Теперь Спенс ждал, что скажет его друг.
— Что ж, — промолвил Аджани, — теперь мы располагаем еще одним фактом, которому следует найти место в общей картине.
— И как мы будем искать ему место? — озадаченно спросил Спенс. — Я пока не вижу никаких связей… Может, это просто совпадение.
— Никаких совпадений не бывает! — категорично заявил Аджани. — Ни в науке, ни в планах Бога. Связь необходимо установить. Возможно, она нам поможет.
— Матери Ари нет в живых. Как она может нам помочь?
— Сама Ари может знать больше, чем ей кажется. Надо выяснить.
— Честно тебе скажу, я в толк не возьму, какая может быть связь между странным суеверием, бытующим в горах Индии, женщиной, которой я даже никогда в глаза не видел, и мной.
— Случаются и более странные вещи. Ты же сам решил, что связь есть, иначе не стал бы реагировать так. Подсознательно ты был уверен в существовании такой связи.
— Ничего такого тут нет. Сначала ты упомянул об этом, а потом Ари — вот меня и тряхнуло. Я думал, вдруг это подсказка такая, но теперь я в этом совсем не уверен.
— А я вот думаю, что ты просто боишься того, что можешь найти.
— Боюсь? — Спенс невесело усмехнулся. — Если бы я боялся, я бы тебе вообще об этом не стал рассказывать.
— Я имею в виду, что ты просто боишься совать нос в прошлое своей возлюбленной, — осторожно сказал Аджани.
— А что, это так заметно, что мы влюблены? Не припомню, чтобы я когда-нибудь говорил тебе об этом.
Аджани рассмеялся, и напряжение, накопившееся в комнате, ушло вместе с его смехом.
— А тебе и не нужно было ничего говорить. У тебя на лице все написано. Любой, у кого есть глаза, может это увидеть — я отличаюсь от остальных только тем, что знаю ее имя, вот и все.
— Согласен, ты проницательный. Из тебя получился бы отличный шпион.
— Все ученые немного шпионы. Мы ищем ключи к загадкам вселенной.
— Ладно. А с моей-то загадкой что будем делать?
— Мудрить не будем. Просто спросим у Ари. Возможно, она сообщит нам какие-нибудь подробности.
— Я подумал… особенно после твоих слов, Ари никогда не говорила о своей матери. Я так понимаю, для нее это болезненная тема, ну, то, что она умерла так рано. Боюсь, если я начну расспрашивать, это причинит ей боль.
— Значит, будем предельно осторожны и бережны в нашем расследовании. Это же не очень сложно, не так ли?
— Наверное, нет. Но мне это не очень нравится. Я нервничаю.
— Может быть, ты что-то чувствуешь?
— Что, например?
— Возможно, мы приближаемся к сути нашей загадки…
Яйцеобразное кресло медленно поворачивалось в воздухе. Хокинг задумчиво разглядывал пустой потолок, словно искал на нем трещины или другие изъяны. Тиклер и кадет, сгорбившись, сидели в обычных креслах и тоже смотрели вверх, подражая вожаку. Только, в отличие от Хокинга, они ни о чем не думали.
— Корабль вернулся, а Рестон так и не появился, — задумчиво проговорил Хокинг. Он бросил быстрый неодобрительный взгляд на Тиклера. — Я бы понаблюдал за швартовкой и высадкой пассажиров, но тебе это в голову не пришло. Верно?
Тиклер помрачнел.
— Да с какой стати? Его никто не видел и не слышал после того, как пришло сообщение. А если бы он здесь появился, то рано или поздно обязательно где-нибудь засветился бы. Нет его.
— Он исчез в первую же ночь после посадки. А сообщение о его исчезновении пришло только через неделю. Тебе не кажется это странным?
— Не знаю. Не думал об этом.
— Вот именно! Не думал! — взорвался Хокинг. — А мне приходится думать за всех вас.
— Я уже по горло сыт вашими придирками! — проворчал Тиклер, отводя глаза. — Просто скажите, что мы должны сделать, и все. Почем мне знать, где сейчас доктор Рестон? Он ушел, нет его. Скорее всего, упал со скалы и сломал себе шею.
— Может, так, а может, и нет. Я полагаю, что Рестон жив, и что-то подсказывает мне, что он вернулся в Готэм. Лучше нам спросить эту дурочку мисс Сандерсон. Он мог попытаться связать с ней, а если так, она знает, где он.
— Пошлите опять Курта, — проворчал Тиклер, — но это пустая трата времени. Я уже говорил, что надо искать нового кандидата, и не откладывать.
Хокинг живо повернулся к нему.
— С каких это пор ты решаешь, что нам делать? Будешь делать то, что я скажу! Или мне напомнить, кто тут главный, а? Мы начнем поиски нового кандидата, только когда убедимся, что Рестон действительно мертв. Я уже говорил, что Рестон обладает уникальными качествами, такие попадаются одно на миллион. Вспомните, сколько мы искали, джентльмены. С ним наша работа резко пошла вперед. Я не намерен бросать все достигнутое, пока не буду абсолютно уверен, что он мертв.
Тиклер пробормотал что-то себе под нос, но его никто не услышал. Он упорно избегал встречаться взглядом с Хокингом. Он вовсе не рвался снова ощутить на себе ту силу, которой владел Хокинг. Одного раза вполне хватило.
— Есть какие-нибудь другие соображения, джентльмены? Нет? Тогда доложите, как только допросите эту Ариадну. И обязательно расспросите кадетов-участников об экспедиции. Это может оказаться самый прямой путь. Идите! — Кресло плавно улетело в дальний угол, а двое подчиненных предпочли убраться, как можно скорее.
Хокинг услышал, как закрылась переборка, подождал и сам направился к выходу. «Возможно, стоит еще раз навестить отца мисс Сандерсон, — сказал он себе. — Пора нам немного поболтать».
— Аджани! Просыпайся! — Спенс потянул спящего друга за руку. Индиец что-то прошептал, и повернулся на другой бок. — Аджани! — настаивал Спенс. Он подошел к стене и включил свет.
— Что еще? — Аджани сел, протирая глаза, но очень быстро проснулся. — Ты в порядке?
— Как сторожевой пес. Просто кое-что вспомнил.
— Во сне?
— Я больше не сплю. Какая разница? Послушай, это может оказаться важно. Когда я только прилетел сюда, я встретил довольно необычного человека — у него было такое летающее пневмокресло...
— Очень дорогая вещь! — прокомментировал Аджани.
— Наверное, у него паралич. Не могу вспомнить, как его звали. Но он сразу спросил меня о моих снах.
— С какой стати? Ты что-нибудь говорил ему?
— Нет, конечно. Но мне показалось, что он о них знает.
— Почему ты сейчас вспомнил о нем?
— Не знаю. Лежал и думал о твоих словах, насчет того, что никаких совпадений не бывает, вот и пришло в голову. Это как раз из тех совпадений, которых не может быть. Ты умный, сам подумай.
— В любом случае парализованный человек в пневмокресле заметен. Завтра постараемся найти его. — Он зевнул и снова лег.
— А почему не сейчас?
— Потому что сейчас я сплю. К тому же, если ты не заметил, идет третья смена, и все закрыто. Кого сейчас выслеживать? Ложись-ка и ты, и попробуй отдохнуть. Завтра может быть трудный день.
— Извините, махатма, что осмелился прервать ваш прекрасный сон.
— Это не более чем жужжание комара, сын мой. Ничего. Иди спать.
Директор Сандерсон прошел через приемную, улыбаясь секретарше. Он миновал пустой стол мистера Вермейера, бросив взгляд на панель сообщений. Там горела красная лампочка. Директор остановился и набрал код. На экране высветилось сообщение.
Это была записка от Вермейера; там значилось: «Звонил Бродин. Благодарил за поддержку биологического проекта. Цитирую: «Для меня и моих ребят одобрение Директора много значит». Конец цитаты. Они прислали первый ящик экспериментального картофеля. Нужно ответить?»
Директор начал было набирать ответ, но дальше слова «картошка» не пошел, стер написанное и направился дальше.
Только подойдя к своему красивому столу с лакированной столешницей из орехового дерева, он заметил, что в кабинете он не один. Он повернулся и отпрянул.
— Прошу простить, если напугал, директор Сандерсон.
— Что вы здесь делаете?
— Это у вас такой оригинальный способ приветствовать друзей? — Хокинг улыбнулся своей жутковатой улыбкой. — Надеюсь, вы не возражаете. Мне нужно было вас повидать, и, поскольку в приемной никого не было, я вошел сам.
Директор подумал, что надо бы сменить код доступа.
— Что вам нужно? Мне казалось, что вы больше не собирались появляться здесь. Помнится, вы получили все, что хотели и больше не намерены меня беспокоить.
— Кое-что изменилось, директор. Мне нужна информация. Вот и все. Немножко информации.
— Вы напрасно думаете, что можно в любое время врываться в мой кабинет. Я ведь могу и не принять вас.
— Сейчас объясню. — Хокинг поцокал языком и не удержался от упрека: — Мне казалось, что мы давно договорились, не так ли? По мне, так это дурной тон — начинать возмущаться спустя столько времени. Мы свою часть сделки выполнили и ожидаем того же от вас.
— Ну и что вам надо? — хмуро спросил Сандерсон, оглядывая незваного гостя.
— Только немного внимания, — ухмыльнулся Хокинг. — Мне казалось, я ясно выразился в прошлый раз, — тон Хокинга неожиданно сменился на угрожающий. — Вы — влиятельный человек, директор. И как у всякого влиятельного человека, у вас есть влиятельные враги. Интересно, что они будут делать с информацией, которую могут получить от меня? Ну, что-нибудь сделают. Но мы обговорили условие, при котором они ее не получат. Разве я не прав?
Сандерсон прикрыл глаза и отвернулся.
— Я так и думал, — удовлетворенно произнес Хокинг.
— Вы напрасно пришли сюда…
— Не берите в голову! — отмахнулся Хокинг. — От вас тут мало что зависит. — На костлявом лице мелькнула высокомерная улыбка. Кресло едва слышно загудело и поднялось выше.
— Так что вам надо?
— Всего лишь местонахождение некоего доктора Спенсера Рестона.
Сандерсон удивленно посмотрел на своего гостя.
— Почему именно его?
— Он мне интересен, вот я и хочу знать, где он.
— Он пропал, — осторожно произнес директор. — Больше я пока сказать вам не могу.
— А потом сможете?
— Вряд ли. Я имею в виду, маловероятно, что у меня появятся дополнительные сведения. Мы еще даже не уведомили его семью.
— Интересно, почему? Надеетесь, он объявится?
— Нет. Не знаю. Едва ли. — Директор печально покачал головой. — Доктор Рестон погиб.
— Тогда почему вы не уведомили его семью? И почему об этом не было объявлено?
Директор Сандерсон потер виски и опустился в кресло.
— Вы не понимаете, — устало сказал он. — В случаях самоубийства мы не любим спешить с объявлениями. Это не лучшим образом сказывается на репутации Центра.
— А вы подозреваете самоубийство?
— Боюсь, что да.
Хокинг внимательно посмотрел на директора и решил, что тот говорит правду. Тон его сразу изменился.
— Но вот, — покровительственно произнес Хокинг. — Ничего страшного не случилось. А теперь я вас оставлю. — Кресло поплыло к дверям кабинета.
— Надеюсь, мы больше не увидимся, — сказал директор Сандерсон в спину Хокинга. — Слышите? Держись от моего офиса подальше.
Хокинг не ответил, и кресло неторопливо выплыло за дверь. Только потом до Сандерсона донесся мрачный смех посетителя. Директор посидел за столом, прислушиваясь к звукам из приемной, но там уже все стихло.
Двое мужчин пробирались по улицам Готэма, стараясь остаться незамеченными. Город обычно наблюдает за толпой, и не обращает внимания на того, кто идет, опустив голову и не глядя по сторонам.
Убедившись, что за ними не следят, они незаметно проскользнули в ответвление улицы, где было почти пусто, и поспешили дальше. В условленном месте они остановились в ожидании. Вскоре послышались негромкие голоса, открылась переборка и оба нырнули в ближайшую нишу технического обслуживания, подождали, пока шаги не стихнут в отдалении, вышли в знакомый коридор. Спенс нажал на звонок на панели доступа.
Ари, едва избавившись от одного посетителя, не торопилась открывать дверь. Она ждала времени назначенной встречи со Спенсом, и решила не обращать внимания на очередной звонок, надеясь, что незваный посетитель постоит и уйдет. Однако звонок прозвучал снова, на этот раз даже более требовательно. Пришлось подойти к двери и нажать клавишу входа.
Переборка скользнула в сторону и на пороге она увидела худощавого темного мужчину, за спиной которого скрывался кто-то еще.
— Простите, мисс Сандерсон, я…
— О, это вы, доктор Раджванди. — Она замялась. — Я, э-э, как раз собралась уходить…
— Да, да, конечно, я понимаю. Простите, ваш отец здесь?
— Нет. Думаю, он у себя, на рабочем месте. Или на каком-нибудь совещании. Если он вам нужен, я бы советовала…
Но собеседник неожиданно прервал ее.
— Спасибо. Значит, вы одна? — Заметив удивленный взгляд Ари, Аджани поспешил ее успокоить. — Я сейчас постараюсь все объяснить.
Ари попыталась заглянуть Аджани за спину, надеясь понять, кто там прячется у него за спиной. В глазах девушки мелькнуло беспокойство.
— Да, я одна. Но что вы хотите?
Второй человек вышел на свет, и оба мужчины протиснулись мимо Ари в дверь.
— Спенс! — удивленно воскликнула Ари.
— Извини, дорогая, за эту глупую скрытность. Но я должен был повидаться с тобой немедленно.
Ари уже готова была к поцелую, но заметила странный огонек в глазах Спенса и замерла, опустив руки.
— Что-то случилось?
Спенс взял Ари за руку и повел ее в библиотеку.
— Нет, — успокоил он ее, — все в порядке. Просто я вспомнил некоторые детали, которые могли бы нам помочь. Ждать некогда. Извини, если мы тебя напугали.
Они уселись на кушетку под светильником, накрытым зеленым колпаком, Аджани придвинул низкий столик и сел лицом к ним.
Спенс замешкался. Он не знал, с чего начать, и Аджани пришел к нему на помощь.
— Наш друг всю ночь приставал ко мне с неожиданными вопросами. Ради того, чтобы хоть сегодняшняя ночь прошла спокойно, мы и пришли.
— Как-то не похоже на специалиста, работающего со сном, — улыбнулась Ари. — Теперь он не дает спать другим?
— Аджани прав. — Спенс поерзал на кушетке. — Я не мог уснуть этой ночью. Все думал о том, что ты сказала вчера — о Похитителе снов. Я рассказал Аджани. Теперь мы думаем, что это может быть важно.
Ари побледнела. Спенс заметил, что девушка ушла в себя. Теперь ее голос звучал настороженно.
— Я поняла. И что вы хотите знать?
— Здесь кто-то был перед нами? — неожиданно спросил Аджани. И Ари, и Спенс недоуменно посмотрели на него.
— Что за вопрос? — хором спросили они.
— Когда мы подошли минуту назад, кто-то как раз уходил. Ваш отец?
Спенс нахмурился.
— Аджани, это не наше дело.
— Ошибаешься, мой друг. Очень даже наше.
Ари успокаивающе подняла руки.
— Все в порядке. Я бы все равно рассказала, потому что меня этот визит тоже удивил. Спенс, это был твой лаборант.
— Курт Миллен? — Спенс произнес имя так, словно выговаривал иностранное слово и не был уверен в правильности его произношения. — Зачем он приходил?
— Я так и не поняла. Это-то и было самым странным. Он не сказал, чего хотел. А теперь, после вашего прихода, мне стало совсем подозрительно. — Ари помолчала, как будто размышляя, стоит ли говорить… — О, Спенс! Я кое-что вспомнила. Уже пару недель все не понимала, что я такое забыла. Но теперь я думаю, что это важно.
— О чем ты говоришь?
— Кажется, я догадываюсь, кто за тобой охотится.
Легкие завитки дыма окрашивали воздух в тусклый, грязновато-серый цвет. Острый аромат сандалового дерева смешивался с запахом других восточных благовоний, от этого воздух в комнате казался тяжелым. Но здешнего обитателя совершенно не смущала гнетущая атмосфера.
Он сидел, скрестив ноги, сложив руки на коленях, с закрытыми глазами, и являл собой классический образец медитирующего гуру. Пожелтевшая от времени вайшнавская одежда плотно облегала истощенное тело. Впалая грудь и костлявые плечи чуть заметно приподнимались в такт очень редкому дыханию.
Безволосая голова на длинной тонкой шее парила в облаках благовоний, заполнявших комнату. На травяном коврике перед гуру стоял крошечный медный колокольчик. Очень плавным змеиным движением старец протянул руку и позвонил. На руке было всего три длинных пальца.
Через мгновение, шлепая тонкими сандалиями, в дверях возник седой слуга в муслиновой рубашке штанах.
— Я здесь, мой господин.
Орту медленно открыл глаза и вперил ужасный взгляд желтых глаз в слугу.
— Сейчас я поем. Когда закончу, увижусь со своими учениками.
— Да, Орту. — Слуга поклонился и поспешил прочь. Вскоре из какой-то дальней комнаты донесся звон колокола.
Через несколько минут слуга вернулся с подносом, уставленным едой в мисочках: рис и зеленые нежные побеги бамбука, залитые острым соусом. Он поставил поднос к ногам хозяина и молча удалился. Годы службы научили его ни в коем случае не задерживаться, если только Орту не прикажет.
Панди (так звали слугу) поспешил за учениками Орту. Он знал: у каждого мастера есть ученики. Они страстно желали научиться путям мудрости у того, чьи ноги ступали высшими дорогами. Это сейчас Панди был слугой, а в юности провел немало времени в учениках великого провидца, ставшего брахманом.
Но ученики Орту были совсем другими; сказать больше: они вообще не были людьми, по крайней мере, живыми людьми из плоти и крови. Ученики Орту представляли собой шесть больших драгоценных камней, содержащих внутри истолченные искусно вырезанные внутренности. Каждый камень покоился в своем тиковом ящичке. Дерево было очень старым, и на нем были вырезаны знаки, которых Панди не знал.
Прошли годы с тех пор, как Орту призывал своих учеников. В прошлый раз, вспомнил Панди, сразу вслед за этим пошли разговоры о демонах в холмах. Священных коров нашли мертвыми, телята почему-то тоже рождались мертвыми, молоко кормящих матерей прокисало, змеи свивались в клубки на деревенских площадях, а грамадеваты, святилища местных божеств, оказались разгромлены.
Панди содрогнулся при мысли о том, что может случиться этой ночью после того, как Орту встретится со своими «учениками». Но он ни минуты не колебался, исполняя желание своего хозяина. Когда служишь такому суровому и могущественному хозяину, не до колебаний.
Он прошел в сокровищницу, где хранились камни, и достал ключ из кожаного мешочка на шее. Здесь было собрано множество необычных предметов. Некоторые могли показаться очень старыми, но слуга знал, что ими изредка пользовались. Он никогда не рассматривал специально эти вещи; достаточно было того, что ему позволялось их видеть и время от времени приносить те или иные из них по приказу Орту.
Панди нашел глазами сундук из дерева гофера, в котором лежали шесть ящичков поменьше из тикового дерева. Он поднял сундук за медные ручки и отнес хозяину.
Глаза Орту расширились, когда перед ним поставили последний ящичек. Жестом он отправил Панди прочь.
Орту внимательно осмотрел все шесть сверкающих камней, открывая ящичек за ящичком. В воздухе раздался звук, похожий на шипение змеи. Он воздел руки над черными камнями и, качая головой взад-вперед, заговорил на странном щебечущем языке.
Его веки медленно сомкнулись над огромными желтыми глазами, а древняя голова с сухой, как старый пергамент кожей опустилась на грудь. Трехпалые руки помавали в воздухе над ящиками с камнями.
Коричневатая дымка благовоний рассеялась, словно ее разогнал прохладный ветерок, проникший в комнату. Низкий стон вырвался из горла Орту. Один за другим камни начали светиться…
— Прости, что ты сказала?
— Я сказала, что, наверное, знаю, кто на тебя охотится. Во всяком случае, у меня появилась идея.
Растерянное выражение на лице Спенса сменилось недоверием.
— А что такого произошло?
— Мне только сейчас пришло в голову. Но в начале вы спросили…
— Говори поскорее, — взволнованно попросил Спенс. Аджани тоже подался вперед.
— Вы спросили, кто был здесь… — Ари взглянула на Аджани. — Так вот. Он не в первый раз зашел. Он уже приходил сразу после вашего отлета, нет, теперь я точно вспомнила — это было через две недели после того, как вы стартовали.
— Чего он хотел?
— Сейчас. Не перебивай, — Ари нетерпеливо поморщилась. — Я должна точно вспомнить. — Она закрыла глаза и слегка нахмурилась. — Да, именно так. Твой мистер Миллен пришел ко мне и сказал, что они получили сообщение от тебя, и ты просил кое-что передать мне.
— Что именно он должен был передать? — спросил Аджани.
— В том-то и дело. Что практически ничего. По его словам, он должен был передать мне, что ты, — она ткнула пальцем в грудь Спенса, — скучаешь по мне, и что мы скоро увидимся. Вот примерно так.
— Ничего особенного, — пожал плечами Спенс, — если не считать того, что я тебе вообще ничего не передавал.
— Я еще тогда подумала, что все это довольно странно, но он показался мне хорошим парнем, хотя толку в таком сообщении никакого. Помню, мне было неловко…
— Пожалуйста, уточните, — попросил Аджани.
— Ну, когда вы улетали, у меня сложилось убеждение, что если ты и будешь отправлять какие-нибудь сообщения, то отправишь их мне, а не будешь передоверять другим людям рассказывать мне, как ты скучаешь.
— Разумеется, — фыркнул Спенс.
— И как, по-вашему, зачем это было сделано? — спросил Аджани.
Вместо Ари ответил Спенс.
— Перед отлетом мы договорились, что, если что-то случится, я свяжусь с Ари и только с ней.
— В том-то и дело, — продолжила Ари. — Ничего такого не произошло, и необходимости в сообщении не было. Но по виду этого Курта я поняла, что он в курсе не только твоих дел, но и наших отношений, — Ари слегка покраснела.
— Так он знал о наших отношениях? — растерянно спросил Спенс.
— Знал наверняка. Я подумала, что ты говорил ему об этом. Я посчитала, что ты связывался с ними по работе, а заодно поговорил и на личные темы. Хотя это и странно, но вполне допустимо. Поэтому я просто приняла к сведению его слова.
— Но ты же ничего ему не говорила?
Ари удивленно посмотрела на Спенса.
— Надеюсь, ты понимаешь, что у меня хватило ума не обсуждать с ним наши дела. Да он ни о чем и не спрашивал. Нет, подожди… Он спросил, знаю ли я, что ты собрался на Марс. Меня это удивило, ведь ты никому об этом не говорил. Ведь так, Спенс? Ты же никому не доверял…
— М-да, это нам не много дает. — Спенс почесал в затылке. — Если, конечно, не считать того, что я не отправляла никаких сообщений. Все остальное вроде бы в порядке вещей.
— Подожди, это еще не все, — Ари потерла лоб, припоминая. — Я еще вспомнила! Спенс, они знали о подарке на день рождения.
— Ты о сувенире, который я просил послать отцу?
— Да! Я совершенно забыла. Они же застали меня в твоей каюте, когда я пришла забрать твой подарок, как ты просил. Помнишь? Ты просил меня переслать эту штуку твоему отцу.
— Конечно, помню. И что там случилось?
— Ничего особенного. Я уже уходила, и столкнулась с ними в дверях. Я сказала им, что просто ищу тебя.
— Хорошо. А потом?
— Потом я ушла. Но они видели у меня модель станции. А когда Курт приходил ко мне, он определенно говорил о подарке на день рождения. Спенс, он не мог этого знать!
Спенс ахнул от удивления.
— Ты права! Господи, конечно, ты права! Но откуда узнали они?
— Это просто, — вступил в разговор Аджани. — Достаточно было отследить посылку. Если только не было другого способа получить эту информацию.
— Я точно не говорила им, — сердито сказала Ари.
— А я и подавно, — мрачно кивнул Спенс.
— Очень интересно, — пробормотал Аджани.
Некоторое время все сидели молча, обдумывая положение. Наконец тишина стала невыносимой.
— Что вообще происходит? — жалобно спросила Ари.
— Если бы я знал, — Спенс медленно покачал головой.
— Ничего не понимаю, — пробормотал Спенс. — Наверное, все так и было, только смысла я здесь не вижу. Что они от меня хотят, Тиклер с Куртом?
Теперь они все втроем пытались решить эту головоломку.
— Но ты же видишь, что они ведут себя подозрительно, — Ари теперь уже волновалась только за Спенса.
— Получается так, — Спенс рассеянно потер подбородок. — Но зачем? Тиклер не захочет срывать мои опыты. Он, конечно, так себе ученый, просто старый негодник, суетящийся без толку…
— Но есть еще человек в кресле, — напомнил Аджани.
— Вот тут может быть что угодно, — ответил Спенс. — У меня от одного его вида озноб начинается.
— О ком вы говорите? — спросила Ари.
— Сейчас я тебе расскажу, — Спенс повернулся к Ари. — Только прежде объясни, зачем Курт приходил на этот раз?
— В том-то и дело. Что никакой особой причины не было. По крайней мере, он говорил с таким видом, будто это ему не особенно важно. Но, может, только делал вид… Он сказал, что до него дошли слухи, будто ты пропал на Марсе, вот и зашел посочувствовать. Но, по-моему, ему важно было понять, что я знаю об этом деле.
— Выглядит не очень подозрительно.
— Вот именно — выглядит, — загадочно произнес Аджани. — Так что вы ему сказали?
— Я сказала, что не знаю подробностей. Конечно, это неожиданно, но прошло еще мало времени, отчеты изучаются… — Ари с тревогой посмотрела на мужчин. — Я что-то не так сделала?
— Наоборот, ты отлично справилась. Вряд ли им это много даст. — Спенс взял ее за руку.
— А вот я бы не был так уверен. — Аджани предостерегающе поднял палец. — Возможно, им нужна была не информация, а ваша эмоциональная реакция, чтобы подтвердить то, что они уже и так знали или подозревали.
— Ох, Аджани, в тебе проснулся талант следователя!
Индиец широко улыбнулся.
— Это обязательная часть восточного склада мышления, сахиб. С этого момента нам всем неплохо бы мыслить именно так. Под подозрением все, никому нельзя доверять. Нам понадобится хитрость собаки, иначе ей не поймать лису.
Некоторое время они увлеченно обсуждали вопрос о том, кому помешали исследования Спенса, или, может, сам Спенс. Но пока фактов набиралось маловато. Спенс рассказал Ари о случайной встрече однажды на лекции с неким странным человеком в пневмокресле.
— Хорошо бы проверить записи персонала и научного состава, чтобы посмотреть, кто из них соответствует этому описанию, — заключил он.
— Это легко, Спенс. Я прямо сейчас могу сказать, что на станции «Дженерал моторс» нет ни одного паралитика. Я же просматривала личные дела, надо решить, кто останется на следующий год. В первую очередь следует отправить людей с высоким уровнем стресса, это те, за которыми установлен особый контроль. Они могут уйти в отпуск в любое время, не ожидая подмены.
— Я бы не стал утверждать, что он был инвалидом, — неуверенно произнес Спенс.
— Но есть же еще посетители, — спросил Аджани.
— Теоретически он может относиться к посетителям, — Ари задумалась. — Но у любого из них должен быть допуск, а тем более, с такими устройствами. Иногда такие штуки могут создать помехи на определенных частотах, а здесь у многих очень точная аппаратура… Впрочем, вам это лучше знать. Но в любом случае, такие посетители должны получить разрешение директора. Насколько мне известно, никто ни с чем подобным не обращался. Я сама разбираюсь с папиной корреспонденцией, а уж с такими вещами — в первую очередь.
— Тогда стоит проверить еще раз. Мы должны быть уверены.
— Конечно. Я проверю. — Ари энергично кивнула. — Может, для кого-то это проблема, но не для меня. Это же тянет на самое настоящее приключение…
Ее тон задел Спенса. И Ари это заметила.
— Я ничего такого не имела в виду, Спенс. Просто мне еще не доводилось принимать участие в настоящем расследовании.
— Надеюсь, это расследование не закончится большими неприятностями, — проговорил Аджани.
Глаза Ари округлились.
— Вы считаете, что такое возможно?
Спенс кивнул.
— Пока мы не поймем, что происходит, мы все в опасности. А мы до сих пор представления не имеем, что все это значит.
— Да, наверное, ты прав. — Ари резко сбавила тон. Теперь и она выглядела озабоченной.
Аджани, небрежно откинувшись назад, повернулся к Ари и резко спросил:
— Ари, ваша мать когда-нибудь посещала Сикким?
— М-моя мать? — Ари была настолько огорошена, что стала заикаться.
Спенс хотел возразить против того, что подобный деликатный вопрос задан в такой грубой форме, но Аджани жестом остановил его.
— Сикким — это в Индии, — пояснил он. — Маленькая провинция на севере, в предгорьях Гималаев.
Ари ответила, не поднимая головы:
— Я знаю, где это.
— Не так уж много людей знают, где расположен Сикким.
— Да, моя мать была там. Можно сказать, она там выросла.
— Я прошу вас рассказать об этом.
— Однако… — начал было Спенс. Аджани оборвал его одним взглядом.
— Но почему вы спросили?
— Все очень просто. В разговоре со Спенсом вы упомянули Похитителя снов. Он сказал мне, что вы слышали это от матери. А поскольку это малоизвестная местная легенда, я и предположил, что она, должно быть, бывала там когда-то или знала кого-то оттуда.
— Мой дедушка был профессором герменевтики в семинарии Рангпо. Они прожили там двенадцать лет и уехали, когда он стал деканом семинарии Западного побережья. В Штаты она вернулась в шестнадцать лет.
— Еще что-нибудь? — Аджани пристально смотрел на Ари, подавшись вперед
— Да, пожалуй, и ничего больше. Она почти не рассказывала о жизни в Индии, так только, один раз обмолвилась. — Ари говорила почти шепотом, очень напряженным голосом.
Спенс удивился быстрой перемене, произошедшей с его возлюбленной. Всего мгновение назад она была беззаботной, очаровательной особой. Теперь она казалась бледной и напряженной. Эта перемена могла объясняться лишь вопросами Аджани.
Индиец, внимательно наблюдавший за каждым движением девушки, мягко спросил:
— Когда скончалась ваша мать, Ари?
Девушка долго молчала. Наконец она медленно подняла голову и настороженно взглянула на мужчин, словно пытаясь определить, от кого из них исходит большая опасность.
— Она… — начала было Ари, но тут же замолчала, снова повесив голову на грудь. Кажется, внутри нее шла некая борьба. Наконец Ари медленно произнесла:
— Моя мать жива.
— Как? — восклицание вырвалось у Спенса непроизвольно. — Но ты же говорила…
— Я сказала, что ее больше нет с нами. Ее и в самом деле нет. Лучше уж пусть люди думают, что она умерла. Я обычно так и говорю, когда приходится.
— Но почему? — Спенс был совсем не силен в том, что касалось человеческих переживаний.
Ари закрыла лицо руками.
— Потому что мне стыдно.
Спенс озадаченно глядел на нее. Он просто поверить не мог, что такое ангельское создание способно что-то утаивать.
— Около восьми лет назад мама заболела. С ней стали случаться приступы безумия. То она спокойна и нормальна, а то вдруг начинает кричать, плакать и нести что-то ужасное. Мне было так страшно... — Ари судорожно вздохнула и продолжала: — Ничего не удавалось сделать. Папа возил ее по лучшим врачам. Никто не мог помочь. О, это было ужасно. Иногда она убегала, и проходили дни, прежде чем мы снова находили ее. Она не знала, где была, что делала, ну, и все такое…
Хорошие периоды сокращались, наблюдать за ней становилось все труднее. Папу ждало повышение по службе, такую возможность нельзя было упускать, он всю жизнь к этому шел. Пришлось подыскать клинику. С тех пор она там.
— Но почему все считают, что она умерла?
— Не знаю. Поначалу казалось, что людям проще поверить в смерть, чем в безумие. Так задают меньше вопросов. Это была папина идея. Для него невыносима была сама мысль о том, что она никогда не станет нормальной. А потом уже поздно было говорить людям, что мама жива. И мы продолжали придерживаться этой версии. Наверное, папа боялся, что если кто-нибудь в Совете узнает правду, начнутся расспросы и вообще…
— Он может лишиться директорского поста?
— Не знаю. Возможно. Если кто-нибудь затеет скандал, его могут уволить.
Аджани сидел неподвижно, не отводя глаз от Ари.
— А когда она рассказала вам о Похитителе снов?
— Я не помню… Просто она всегда так говорила, чтобы я хорошо себя вела. А потом, когда я немного подросла, укладывая меня в постель, она всегда говорила: «Не позволяй Похитителю снов забрать тебя», вот так. Ну, типа присказка у нее такая была. А откуда она взялась, я не задумывалась. Однажды я даже спросила ее об этом. Она сказала, что это пристало к ней с тех пор, когда она была маленькой девочкой в Индии. Какое-то суеверие, она не помнила, или делала вид, что не помнит.
— И это всё? — спросил Аджани. Он посмотрел на Ари поверх переплетенных пальцев.
— Она вообще мало говорила об Индии. Насколько я понимаю, ей там не очень нравилось. В детстве она много болела — однажды, когда ей было двенадцать лет, она чуть не умерла. Почти месяц пробыла в коме.
— А что это было?
— Лихорадка, наверное. Она не говорила. — Теперь, когда секрет перестал существовать, Ари успокоилась. Она оглядела своих инквизиторов и спросила:
— Вы думаете, это важно?
— Вполне может быть, — важно произнес Спенс, а Аджани просто кивнул.
— Понимаешь, — Спенс даже руки протянул к Ари, пытаясь объяснить, — когда ты вчера в парке произнесла эти слова, во мне будто что-то щелкнуло. А ведь до этого я никогда не слышал ни о каком Похитителе снов. А тут два самых близких мне человека вдруг говорят об одном и том же. Совпадение? Думаю, нет.
Ари вопросительно посмотрела на Аджани.
— Да, я знаю о Похитителе снов. — Аджани откинулся на спинку кушетки. — Но то, что я знаю, выходит далеко за рамки детских сказок о призраках и прочих суеверий. — Он помолчал, а потом рассказал Ари историю, которую слышал во время своего визита на родину, и о том, что видел своими глазами.
Ари выслушала его и покачала головой.
— Теперь я понимаю, почему ты так обеспокоился. Я бы еще не так разволновалась.
— Ты же не знала, что говоришь об очень важных вещах, — попытался успокоить ее Спенс. — Только, по-моему, все равно ничего яснее не стало. Просто количество вопросов растет.
Аджани пожал плечами.
— Этого следовало ожидать. Сложные проблемы, как правило, не имеют простых решений. Придется потрудиться, чтобы разобраться со всем этим.
— Ну и с чего начинать? Похоже, что мы на перекрестке, можем идти в любую сторону.
— Но я бы на твоем месте не стала сейчас возвращаться в лабораторию. Там засада, — решительно сказала Ари.
— Я бы лучше последовал за той нитью, которую мы получили от Ариадны, — сказал Аджани. — Любопытно, куда она нас приведет.
— Да никуда! Единственный человек, который может что-то знать обо всем этом, — это мать Ари. Ты же не думаешь, что нам надо…
— Вот именно, — кивнул Аджани. — Ты прав. Надо нанести визит миссис Сандерсон.
Олмстед Пакер просматривал результаты последних тестов, проведенных в его отсутствие. Он ворчал и что-то бормотал в окладистую рыжую бороду. Ворчание означало недовольство. Пока его не было, дело не сдвинулось с места.
Он встал и налил себе еще чашку кофе из кофеварки, стоявшей на книжной полке, среди распечаток и кучи дисков. Из селектора на столе раздался четкий голос:
— Доктор Пакер, к вам джентльмен из следственного отдела.
— Да? И что ему надо? Впрочем, мне скрывать нечего. Впускай.
Он только успел взять чашку, а переборка приемной скользнула в сторону, и в комнату вплыло пневмокресло яйцевидной формы. В кресле покоился человек, больше всего напоминающий скелет, настолько он был худ и непропорционально высок. К тому же на лице, обтянутом кожей, застыла какая-то совсем уж загробная ухмылка. Именно она повергла Пакера в состояние, близкое к прострации. От пришельца веяло холодом.
— Доктор Пакер? — с неопределенной интонацией произнес скелетообразный пришелец, когда кресло зависло в нескольких дюймах от края стола.
— Да. Я бы предложил вам присесть, но вижу, вы уже присели.
— Замечательно! — рассмеялся посетитель. — Нужно запомнить.
— Чем могу служить? — Пакер сложил руки на столе.
— Я из Объединенной федеральной страховой группы, отдел расследований.
— И что же вы намерены расследовать? — Пакер поднял брови.
— Нас кое-что интересует. — Мужчина в кресле склонил голову набок, изучая физика за столом. — Полагаю, вам знаком доктор Спенсер Рестон, не так ли?
— Ну да. Да, знаю. Мы были знакомы до его исчезновения.
— «Исчезновения?..» Как интересно! — Скелет прищурился. — Не могли бы вы рассказать об этом подробнее?
Пакер явно колебался, об этом говорило то, как он то и дело менял положение рук на столе. Следователь заметил его затруднения и сказал:
— Уверяю вас, это не официальное расследование. Я просто проводил ежеквартальный аудит — вы понимаете, что с таким большим счетом, ну… — Он закатил глаза, чтобы показать, во что обходится содержание космической станции плюс полет на Марс. — И кто-то упомянул о проблеме с одним из наших клиентов, то есть из ваших сотрудников. Я просто подумал, что, пока я здесь, я мог бы предварительно ознакомиться с ситуацией и сэкономить время. Полагаю, иск будет подан в должное время, и наша компания все равно назначит официальное расследование. Но… может, до этого и не дойдет… Вы понимаете?
Пакер сомневался, что правильно понимает гостя. Он не был уверен, что должен вообще что-то говорить этому необычному посетителю, но полагал, что отказ может вызвать затруднения там, где их не должно быть. Кроме того, что-то в этом следователе ему не нравилось. Памятуя слово, данное Аджани, он решил придерживаться версии, которую предложил индиец.
Пакер откашлялся.
— Это был не мой сотрудник.
— Но он же принимал участие в полете?
— Принимал. Только, насколько я знаю, он входит в состав подразделения BioPsych.
— Но вы были начальником партии, не так ли?
— Да, конечно. Но в таких полетах часто принимают участие члены других подразделений. Если позволяет место на корабле.
— Понятно. Так что случилось с доктором Рестоном?
Вопрос был задан слишком быстро, Пакер не успел к нему приготовиться. Приходилось блефовать.
— Он пропал, как я предполагаю.
— О! Разве вы сомневаетесь?
— Не так чтобы сомневаюсь, — Пакер лгал, и его желудок сжался от напряжения.
— И что же, по-вашему, с ним случилось?
— Замерз.
— Разве это возможно, профессор?
Пакеру начало казаться, что он присутствует на перекрестном допросе, и допрашивают его. Наверное, не стоило вообще затевать этот разговор со страховщиком. Он глубоко вздохнул.
— А что же тут невозможного? Для человека, оказавшегося вне убежища в марсианской ночи это неизбежно.
— Понятно. Значит, доктор Рестон покинул убежище?
— Именно.
— Вот это и кажется мне невероятным, профессор Пакер. Как мог такой умный человек, а доктор Рестон, несомненно, является таковым, покинуть убежище? Зачем? Что-то тут не сходится.
Пакер взглянул на стол, как будто держал карты в руке и решал, с какой из них ходить. Он вздохнул.
— Я вам кое-что скажу, мистер э-э…
— Хокинг.
— Мистер Хокинг. Это не для протокола, как вы понимаете. Не мне судить о состоянии доктора Рестона...
— Понимаю. Продолжайте.
— Доктор Рестон был не очень уравновешенным человеком. Я думаю, он просто не понимал, что делает, выходя ночью со станции.
— И что же? Он заблудился? Вряд ли он ушел так далеко.
— Вы представляете, что такое песчаная буря? Тогда все возможно…
— И что? Больше его никто не видел?
— Нет. Мы искали восемнадцать часов, но во время бури это бесполезно. Атмосфера успокоилась только через три дня, а к этому времени… — Пакер пожал плечами, — искать уже не имело смысла. Я изложил все это в отчете, — хрипло произнес Пакер. — Хотите подробностей, посмотрите отчет. — Пакер голосом подчеркнул, что сказал все, что мог, и больше не собирается беседовать со страховщиком.
— Спасибо за информацию, профессор Пакер. Вы позволите побеспокоить вас еще раз, если позже возникнут какие-нибудь вопросы?»
— Заходите, — совсем не дружелюбно кивнул Пакер.
— Непременно. Но, по моему мнению, расследовать здесь особо нечего. Так что мы вряд ли еще увидимся. — Кресло Хокинга с негромким жужжанием направилось к двери. — Ах да, вот еще… — посетитель обернулся и хитро посмотрел на Пакера.
— Что еще?
— Вы не думаете, что это было самоубийство?
— Кто вам сказал? …Директор Сандерсон сделал такое предположение, но я не собираюсь комментировать домыслы.
— Да я просто поинтересовался. — Пневмокресло начало разворачиваться к двери. — Но вы не считаете, что доктор Рестон может оказаться жив?
— Не считаю. — Пакер встал из-за стола. — Всего доброго, мистер Хокинг.
Следовало закончить разговор еще раньше. Пакеру показалось, что посетитель знал куда больше, чем следовало, особенно если учесть, что ответы самого Пакера на его вопросы никак нельзя было назвать убедительными.
Ари целый день ощущала на себе чей-то внимательный взгляд. Теперь враги представлялись ей за каждым углом. Но ничего необычного не происходило. В парке она оглядывалась куда чаще, чем следует, но никакой слежки за собой не заметила.
Она остановилась, глядя по сторонам вдоль тропы, а затем перепрыгнула через небольшой ручеек и вошла в зеленое уединение папоротникового уголка.
— О, ты уже здесь! — По выражению лица Спенса было ясно, что ему не терпится узнать новости.
— Где Аджани?
— Он не смог прийти. Занят на работе. Но это неважно. Что ты узнала?
— Разные новости, плохие и хорошие. Хорошая заключается в том, что мы все можем улететь отсюда на следующем шаттле. Следующим рейсом предполагается привезти еще одну партию строителей. В салоне установили дополнительные сидения. Планировалось, что полетят двадцать пять человек, так что новые места будут свободны. Я уже оформила три проездных документа. Можно лететь.
— Когда шаттл прибудет на станцию?
— В четверг, через два дня. А обратный рейс на следующее утро.
— Хорошо. Пусть это будет запасной вариант, — сказал Спенс. Ари видела, что он о чем-то глубоко задумался, что-то подсчитывая в уме.
— Ничего себе! Ты называешь это «запасным вариантом»? Ты хоть представляешь, как трудно будет оформить вылет в любое другое время? Придется месяцами ждать дополнительных мест. График очень плотный, мой дорогой.
— Ну, что поделаешь? — Спенс улыбнулся, извиняясь, и посмотрел на нее так, словно видел впервые. — Сожалею, но сейчас я не могу лететь. Разные заботы…
— Да какие могут быть заботы? Ты просто хочешь настоять на своем. — Ари надулась. Спенс подумал, что даже это ей идет.
— Я же сказал, что сожалею.
— Ладно. С тобой не заскучаешь. Я просто хотела проверить…
Спенс бросил на нее быстрый взгляд. Ари торопливо заговорила дальше.
— Остальные новости не такие важные. Я проверила весь состав на борту станции. Так вот, за последние шесть месяцев не нашлось ни одного человека, подходящего под ваше описание.
— Не стоит об этом думать. Он был здесь, я его видел. — На самом деле Спенс все еще сомневался, не выдумал ли он эту загадочную фигуру. — Ты не напрасно поработала, дорогая. Теперь мы точно знаем, что никаких записей о его пребывании на станции нет. Значит, он здесь нелегально. Ну, без разрешения. Но кто-то должен был его сюда направить?
— Только правление «Дженерал Моторс». Видишь ли, для его пневмокресла нужно особое разрешение. Его работа может влиять на результаты исследований, которые проводят другие. Разве что он попал на станцию без него?.. Но как?
— Есть только один способ, — Ари нахмурилась. — Такое разрешение мог дать только папа.
— Он действительно мог это сделать?
— Конечно, если бы хотел. Но он бы не захотел.
— Но как-то он все же попал на станцию…
— Постой! Ты же говорил, что видел его на лекции. А там было полно курсантов, значит, его видели многие. Какой это был курс?
— Не знаю, — Спенс мучительно скривился. — Не помню. Я зашел в аудиторию случайно. И даже не слышал, о чем лекция. Но какое это имеет значение? Я же его видел, и что меняется в том случае, если его видели и другие? Я просто хочу узнать, кто он такой.
— Ты уверен, что это неважно? Ведь другие…
— Я уже не знаю, что важно, а что не важно. Все так запуталось. Для меня это важно! — он для убедительности стукнул себя в грудь. — И не спрашивай, почему. Я все равно не знаю. Я просто делаю то, что нужно.
Ари погладила его по щеке.
— Все в порядке, Спенсер, — попыталась она его успокоить. — Не горячись. Ты же не один. Мы как-нибудь с этим разберемся, вот увидишь.
Прикосновение девушки действительно успокоило Спенса. Он заглянул в голубые глаза и положил руки ей на плечо.
— Ты ангел.
— Как ты думаешь, Спенс, не стоит ли рассказать обо всем отцу? — По ее глазам Спенс понял, как ей не хочется иметь от отца какие-нибудь тайны.
— Скоро мы ему все расскажем. Обещаю. Но сейчас лучше, чтобы об этом знало как можно меньше людей. Так меньше шансов совершить ошибку.
— Хорошо. Но я очень не люблю утаивать от него что бы то ни было. Я чувствую себя виноватой.
— Ты же его не обманываешь. В любом случае, мы скоро ему расскажем.
А потом он поцеловал ее. Впрочем, Ари скоро отстранилась.
— Мне нужно возвращаться в офис. Сегодня я опять подменяю мистера Вермейера. Он проводит совещание по пластмассам. Там будет не то конгрессмен, не то еще какой-то лоббист, в общем, очередной злодей. Ты держись от них подальше.
— Я думал, это как раз работа твоего отца — развлекать всяких злодеев.
— Обычно — да, но сегодня он почему-то отправил на встречу помощника. Я его даже не видела утром. — Ари грустно улыбнулась.
— Но вечером мы увидимся?
— Вечером — обязательно.
Ари послала ему воздушный поцелуй и исчезла среди папоротников. Спенс смотрел, как стройная фигурка сливается с зеленью и растворяется в солнечных лучах. Тряхнув головой, он начал анализировать информацию, сообщенную Ариадной. Аджани должен знать все, даже малейшая деталь может оказаться важной…
Глаза Хокинга горели, а сам он дергался от волнения.
— Итак, джентльмены, — даже голос его из динамиков по сторонам головы сегодня звучал громче, чем обычно. Двое его помощников переглянулись, не зная, как расценивать настроение хозяина, менявшееся непредсказуемо. — У меня отличные новости.
Судя по всему, новости, какими бы они ни были, привели начальника в благодушное настроение. Они посмотрели друг на друга, но предпочли подождать, пока Хокинг не расскажет им, что ему удалось обнаружить.
— Доктор Рестон, — Хокинг почему-то произнес имя Спенса с каким-то шипящим звуком, — наш своенравный молодой гений найден. Он здесь, на «Дженерал Моторс», и умирать пока не собирается!
— Сиди здесь и не шуми, — шепнул Аджани. — Я посмотрю, кто это, и постараюсь спровадить побыстрее.
Аджани сменил код доступа на дверях своей каюты, и теперь тот, кто хотел войти, вынужден был звонить. Спенс юркнул в ванную и плотно прикрыл за собой переборку.
Спустя мгновение он услышал голос Аджани:
— Все в порядке. Можешь выходить.
Чувствуя себя почему-то грабителем, которого обнаружили хозяева, он открыл дверь и вышел в комнату. Первое, что он увидел, была огненно-рыжая голова Пакера.
— Мне это не нравится, — говорил руководитель проекта. — По-моему, ситуация выходит из-под контроля.
— Нам нужно еще немного времени, — примирительно произнес Аджани.
Пакер повернулся к Спенсу.
— Сегодня ко мне заходил довольно неприятный тип. Любознательный парень из страховой компании. Расспрашивал о вас.
Спенс чуть не подавился воздухом от неожиданности.
— Он откуда-то узнал о вашем исчезновении; дескать, решил проверить информацию, раз уж все равно оказался на станции.
— Что вы ему сказали?
— Что вы ушли в монастырь! Что, по-вашему, я должен был ему сказать? — Челюсть Пакера выдвинулась вперед; лицо покраснело от раздражения.
— Подождите. Я знаю, что вы и так тянули, сколько можно. Но нам нужно еще несколько дней…
— Мы серьезно продвинулись в своем расследовании, — тихо сказал Аджани.
Озабоченное выражение лица Пакера сменилось озорной ухмылкой.
— Да знаю я! По-моему, я задурил ему голову. Особой необходимости в этом не было, но парень вел себя так, как будто я украл у него драгоценного доктора Рестона. Он пытался устроить мне форменный допрос, но со мной так себя не ведут. — Аджани и Спенс переглянулись. — Кроме того, — продолжал Пакер, — этот парень вывел меня из себя. Тоже мне, дознаватель! Просто скелет какой-то в своем пневмокресле! — Пакер замер на полуслове, удивленно разглядывая своих слушателей. — Эй, в чем дело? Я что-то не так сказал?
Перед Спенсом лежал незнакомый гористый пейзаж — гладкие скалы, окруженные зигзагообразной угольно-черной стеной. Прямо перед ним к небу вздымался утес, на вершине которого стоял мрачный замок, мерцающий в лунном свете.
Спенс сидел на каменном уступе на краю глубокого ущелья, отделявшего его от дворца. Через ущелье был переброшен висячий мост. Откуда-то снизу, со дна пропасти, вырывался поток холодного ветра. Древний мост раскачивался, растрепанные концы ветхих канатов, похожие на старушечьи волосы, мотались на ветру. Вся хлипкая конструкция скрипела, качаясь, и звук напоминал издевательский смех, эхом отдававшийся в чернильной глубине пропасти. В ушах Спенса этот звук превратился в голос врага, насмехающегося над ним. Враг издевался, уверенный, что Спенс не решится перейти пропасть, добраться до дворца, чтобы встретиться с ним лицом к лицу.
Спенс скорчился, обхватив руками колени, дрожа от холодного ночного воздуха, но потом собрался с силами, встал и пошел к качающемуся мосту, ухватившись руками за обтрепанные канаты. Он осторожно поставил ногу на первую дощечку. Мост угрожающе содрогнулся. Спенс отпрянул.
Ему понадобилось время, чтобы набраться храбрости и осторожно ступить на мост. Он услышал где-то глубоко внизу рев водопада, подобный голосу разъяренного зверя, бьющегося в темном логове. Он прижал ладони к ушам, чтобы не слышать угрожающих звуков, и осторожно, шаг за шагом, пошел по мосту.
Он дошел уже до середины моста и в этот момент все звуки неожиданно стихли. Остался лишь голос молодой женщины. Он поднял глаза и увидел на дальнем конце моста Ариадну. Она плакала. Слезы сверкающими жемчужинами катились по ее щекам. Ари плакала и простирала к нему руки. Ее длинные волосы, белые в лунном свете, летали вокруг головы девушки как лунная пыль.
— Ари! — с каким-то нелепым рыданием воскликнул Спенс и услышал, как дорогое имя повторяется снова и снова далеко внизу.
Он сделал еще один решительный шаг и почувствовал, что опоры нет. Нога не ощутила очередной дощечки, и он рухнул вниз головой в ущелье. Его тело беспомощно поворачивалось в воздухе, падение ускорялось. Он закричал от ужаса и увидел, как знакомая фигура на том берегу вдруг превратилась в дряхлого старика. Он заглядывал за край ущелья и смеялся. Смеялся над ним. Камни вокруг звенели от его смеха, и тогда Спенс закрыл глаза и закричал сам, лишь бы не слышать отвратительного старческого смеха.
Почти сразу он осознал себя стоящим на коленях на грязной, вонючей улице, между обваливающимися фасадами зданий. Луна заглядывала сверху между зданиями, и в ее неверном свете Спенс различил, что его улица заканчивается далеко впереди широкой серой лентой реки.
Он кое-как поднялся на ноги и пошел к реке. Его внимание привлек приглушенный топот ног за спиной. И тогда он побежал.
По обе стороны от него мелькали темные фигуры. Он не мог рассмотреть их, потому что они то и дело скрывались в тени. Он оглянулся через плечо и заметил бурлящую черную массу, накатывающуюся сзади.
Спенс резко свернул в какой-то двор, со всех сторон окруженный высокой стеной, остановился посреди, прижимая руку к боку, пытаясь унять жгучую боль в ребрах. Прислушался. Преследователи были совсем рядом: сотни узких желтых глаз и оскаленные клыки. Он услышал громкий рык, вырвавшийся из сотен глоток, когда твари бросились на него, вздыбив грязную шерсть и прижав уши к уродливым головам.
Спенс упал. Под щекой он ощутил холодный камень, но уже в следующую секунду стая диких собак начала рвать его одежду и плоть. Их зубы впивались в ноги и тело, рождая нестерпимую боль…
— Спенсер, послушай меня. Это я, Аджани. Если слышишь, скажи «да».
— Да.
— Ты спишь, Спенс. Это всего лишь сон. Ты понимаешь?
— Сновидение…
— Не надо бороться со сном, пусть он идет сам по себе. Сейчас ты проснешься и будешь помнить свой сон. Это важно. Я хочу, чтобы ты запомнил его.
— Запомнил… — Слово было мягким, как каша. Спенс снова спал.
Аджани опустился рядом с ним на колени, приблизив губы к уху Спенса. Он говорил медленно и веско, как гипнотизер со своим пациентом.
— Спенс, я хочу, чтобы ты проснулся. Я буду считать до трех, и на счет «три» ты проснешься. Понял?
— Да.
Аджани начал считать и как только он произнес «три», Спенс открыл глаза и увидел друга, склонившегося над ним.
— Аджани! — В словах Спенса смешались страх и облегчение. — Я спал…
— Да, знаю. Ты кричал во сне.
— Ты меня разбудил…
Аджани кивнул.
— Это было ужасно. Я видел кошмар. О! — Спенс попытался подняться, но Аджани удержал его на постели.
— Расскажи, что ты видел, быстро! Иначе забудешь.
— Нет, не могу я забыть такое… — Он начал рассказывать сон со всеми подробностями.
— Да, страшно, — кивнул Аджани, выслушав Спенса.
— Еще как! Но я помню, Аджани. Все помню. А раньше ничего не помнил!
— Это был не простой сон. Я слегка добавил гипнотическое внушение. Мне показалось, оно может помочь.
Внезапно до Спенса дошел смысл того, что говорил Аджани.
— Похититель снов!
Аджани медленно кивнул.
— Они уже знают, что я жив. Они снова пытаются добраться до меня.
— Давай подумаем, было ли в твоем сне что-нибудь такое, за что можно зацепиться и понять, кто они такие и что им нужно?
— Не знаю, все довольно странно. Собаки, замки, мосты… для меня это ничего не значит. — Он невольно вздрогнул, вспомнив клыки, впившиеся в него, и снова услышал тошнотворный хруст собственных костей. — Но ты не представляешь, как это все было реально! У меня и раньше бывали реалистичные сны, но все-таки не такие. В этот раз все происходило как будто на самом деле.
— Может, не стоило будить тебя так рано?
— Что ты! Я рад, что ты меня разбудил! Они бы меня убили!
Аджани внимательно посмотрел на него.
— Эй, погоди! — запаниковал Спенс, — ты же не думаешь, что они действительно могли… нет, это невозможно! Сны не могут убить. Ты, действительно, можешь это себе представить?..
Тазер смотрелся в руке Тиклера очень естественно. Держал он его уверенно; ни малейшего намека на то, что он нервничал. Спенсу пришло в голову, что его помощник умеет обращаться с оружием и уже бывал в подобных переделках.
Спенс сидел в каюте Аджани и ждал его возвращения.
— Я захвачу Ари и вернусь через несколько минут, — пообещал индиец, — а потом подумаем, как нам быть дальше. — Он вышел.
Заслышав сигнал, Спенс открыл дверь, но вместо Ари и Аджани обнаружил Курта и Тиклера, одетых в черные комбинезоны и кепки службы безопасности GM.
— Вы!
— Пришлось погоняться за вами, Рестон. — Тиклер улыбнулся змеиной улыбкой. — Но теперь бежать некуда, придется вам пойти с нами.
— И не подумаю! — воскликнул Спенс.
Тиклер достал электрошокер — маленькое приспособление, стрелявшее крошечными наэлектризованными дротиками. После выстрела жертва падала, парализованная, и теряла сознание на пару минут. От такого оружия защититься было невозможно.
— Будете делать, что я говорю, Рестон. — Тиклеру эта фраза заметно понравилась. Он с удовольствием играл роль крутого парня.
— Уберите эту штуку, Тиклер. Вы с ума сошли?
— Вовсе нет. Мы так волновались за вас. Когда вы не вернулись с Марса, мы думали, что потеряли вас. Оказывается, мы ошибались. Ну, теперь-то вам от нас никуда не деться!
— Что вам надо? Зачем это все? — Спенс очень надеялся занять их разговором до возвращения Аджани. Собственно, больше ему надеяться было не на что.
— Вы, как всегда, любопытны. Только сейчас у нас нет времени на вопросы. Кое-кто ждет вас.
— И куда же мы идем? Я хочу знать! — как можно громче крикнул Спенс.
— Мало ли чего вы хотите! Главное — чего хотим мы. И нечего орать, а то придется вас тащить волоком. Вперед! — Тиклер махнул электрошокером. — Пошевеливайтесь!
— Хорошо. Но мне нужно обуться! — Спенс указал на свои голые ноги.
— Принеси ему ботинки, — скомандовал Тиклер. — Хотя там, куда мы направляемся, они вам вряд ли потребуются.
Спенс взял у Курта ботинки и присел за стол Аджани. Ботинки он нарочно положил на клавиатуру. Он взял первый ботинок и неторопливо надел. Поднимая второй, он нажал клавишу записи голосовых сообщений. Монитор мягко засветился. Никто из злодеев этого не заметил; они стояли спиной к экрану.
Спенс встал, потопал и сказал:
— Вы что, намерены везти меня в шлюзовой отсек? А потом куда? Не на Марс же обратно. — Говоря это, он нажал кнопку сохранения сообщения. Он очень надеялся, что у Аджани компьютер настроен так же, как у него.
— Мы отправимся в другое место, — ответил Тиклер и снова махнул электрошокером в сторону двери. — Уверяю вас, прогулка скучной не покажется. Вперед! И предупреждаю вас, Рестон, не вздумайте бежать или звать на помощь, иначе вам будет довольно больно. Выходите! Машина ждет.
— Что-то я не помню, чтобы меня судили, — проворчал Спенс. Он надеялся, что система связи компьютера записала разговор.
— С этим мы сами управимся, — высокомерно заявил Тиклер. — Сбежать не удастся, и не надейтесь. Я не промахнусь, мне приходилось стрелять и раньше.
— Похоже на то.
Курт вышел и сел за руль маленького электромобиля. Тиклер и Спенс уселись сзади лицом друг к другу. Открытая машина с мигалкой на капоте бесшумно тронулась с места. Прохожие, завидев знаки службы безопасности на бортах автомобиля, подавались в стороны.
— Здесь его нет! — воскликнул Аджани, войдя в каюту и осмотрев помещение. — Что-то случилось.
Ари ошеломленно взглянула на него.
— Хотите сказать, что его похитили?
— Именно! Но, может быть, мы еще успеем их перехватить.
— Смотрите! — Ари кивнула в сторону светящегося экрана компьютера.
— Отлично! Он оставил сообщение. — Аджани метнулся к панели и нажал клавишу воспроизведения. И тогда они услышали: «Уверяю вас, прогулка скучной не покажется. Вперед! И предупреждаю вас, Рестон, не вздумайте бежать или звать на помощь, иначе вам будет довольно больно. Выходите! Машина ждет». Потом знакомый голос произнес: «Что-то я не помню, чтобы меня судили». Послышался неясный шум, словно несколько человек выходили из каюты. Зашипела переборка и все стихло.
Ари в ужасе смотрела на Аджани. Впрочем, голос ее был довольно ровен, когда она спросила:
— Они хотят убить его?
— Не думаю. Во всяком случае, пока. Он специально сказал про суд, намекая на вооруженную охрану.
— Куда они его повезли?
— Полагаю, они собираются покинуть станцию, например, вернуться на Землю.
Аджани склонился над клавиатурой и закрыл глаза, его пальцы на мгновение замерли над клавишами. Потом он улыбнулся, и очень быстро начал набирать что-то.
— Вот так, — удовлетворенно произнес он, отход от стола. — Будем надеяться, это их задержит.
— А что нам делать?
— Давайте сделаем так…
Курт подвел машину охраны к одному из причалов. Тиклер не упустил случая еще раз грозно предупредить пленника.
— Сейчас мы покинем Готэм, доктор Рестон. Не пытайтесь привлечь к себе внимание. Служба безопасности в курсе, что мы перевозим заключенного с серьезным нервным расстройством.
— Я смотрю, вы обо все позаботились.
— Молчать! — прикрикнул Тиклер. — Шагай вперед и помни, что я иду сразу за тобой.
Курт достал из-под водительского сидения длинный сверток, запер машину и повел их в шлюз. Над створками шлюза горел красный свет. Это служило предупреждением, что внешние створки открыты. Спенса подтолкнули к длинной веренице скафандров на стойках. Пока он напяливал скафандр, его не оставляли мысли о том, сможет ли дротик электрошокера пробить плотное покрытие. Он пришел к выводу, что, скорее всего, пробьет, но при случае все-таки стоит рискнуть.
Пока Тиклер облачался в скафандр, Курт держал его под прицелом.
— Знаете, кадет, не забудьте отметить в отчете о практике это ваше умение, — попытался пошутить Спенс. — Впрочем, это же не самое главное ваше достоинство. Например, с компьютерами вы действительно здорово управляетесь.
Молодой человек сплюнул на пол.
— Молчать! — злобно рыкнул он. — У нас из-за вас и без того хлопот хватает. Так что лучше заткнись.
— Что поделаешь? Такова работа похитителя. Профессиональные риски.
— Заткнись, я сказал!
Спенс предпочел промолчать, полагая, что в данный момент не стоит злить и без того взвинченного курсанта. Если, кончено, Курт был курсантом. Подошел Тиклер, похожий в своем скафандре на сдувшегося снеговика.
— Что такое, Тиклер? Вы не нашли подходящий размер? — поинтересовался Спенс.
— Хватит болтать! Надевай шлем, — приказал Тиклер и нажал кнопку прокачки.
Спенс все еще возился со своим шлемом, когда услышал свист выходящего воздуха. Уши заложило, из носа потекла струйка крови. Тиклер слишком быстро захлопнул клапан скафандра Спенса вместо того, чтобы ждать, пока давление уравновесится. Грязный трюк.
— Готов? — Тиклер махнул электрошокером и толкнул Спенса вперед.
Они вошли в огромный стыковочный отсек. Впереди, на широкой блестящей платформе стояли два корабля. Транспортник «Кречет» выглядел огромным по сравнению с шестиместным шаттлом, личным кораблем директора станции. Несколько роботов двигались по отсеку, выполняя свои здания. Спенс быстро огляделся и не увидел ничего, что могло бы поспособствовать побегу.
Они все предусмотрели, подумал он. Даже время подобрали такое, когда ремонтной бригады нет, а наружные створки открыты.
Теперь, кто бы не решил войти в отсек, должен будет сначала надеть скафандр, а это лишнее время. Если кто и намеревается спасти Спенса, он опоздает. Если кто-то действительно будет его спасать…
Тиклер толкнул его к маленькому шаттлу. На полпути к кораблю Спенс увидел, как из «Кречета» появился кто-то очень большого роста и направился к ним. Спенсу показалось, что фигура ему знакома.
Человек встал у них на пути и поднял руку. Сквозь широкую лицевую пластину шлема Спенс узнал улыбающееся добродушное лицо.
— А-а, доктор Рестон! Рад снова видеть вас!
— Здравствуйте, капитан Сальников. Я тоже рад вас видеть.
Сальников беззаботно взглянул на двоих мужчин, сопровождавших Спенса и улыбнулся, продемонстрировав ряд белых зубов.
— Вы с друзьями куда-то собрались? — спросил русский, его гулкий голос отдавался в шлеме, заглушая все остальные звуки.
— Можно сказать и так, — неопределенно ответил Спенс. — Небольшое путешествие. Позвольте представить вам… — Спенс мгновенно включился в игру, предложенную Сальниковым, — тянуть время.
— В этом нет необходимости, — резко сказал Тиклер.
— Ну, почему же? — возразил Спенс. Его разум метался в попытках найти способ сообщить Сальникову о своем бедственном положении. — Капитан, позвольте представить вам двух моих бывших помощников — доктора Тиклера и кадета Миллена. Очень исполнительные люди, оба.
— Прекрасно, — буркнул Тиклер. Он не отводил взгляда от директорского шаттла.
— Вам доводилось бывать на борту «Кречета», господа? Не хотите взглянуть? — предложил Сальников.
— Спасибо, нет, — резко ответил Тиклер. — Возможно, как-нибудь в другой раз. — Он сделал шаг вперед, намереваясь обойти капитана. Однако попытка не удалась. Сальников положил большую руку на плечо Тиклера.
— Не думайте, что я навязываюсь, — сказал Сальников с извиняющейся интонацией. Улыбка оставалась у него на губах, но глаза стали холодными. — С удовольствием устрою вам экскурсию по кораблю.
Спенс видел, что Тиклер колеблется, и решил сыграть на опережение.
— Конечно! — с энтузиазмом воскликнул он. — Мы были бы рады! Почему бы нам, в самом деле, не подняться на борт?
Вся группа двинулась к огромному транспорту. Спенс чувствовал волну возбуждения. Игра переходила на нейтральную площадку, и у него появлялся шанс набрать несколько очков.
Он уже поставил ногу ступень трапа, когда в шлеме раздался знакомый голос: «Спенс! Мы уже идем!» Это был Аджани. Он повернулся и увидел, как створки переходного шлюза открылись, выпустив две фигуры в скафандрах. Быстрый взгляд на лицо Тиклера показал, что похитители забеспокоились.
К ним быстро подошли Аджани и Ари.
— Мы тебя искали, Спенс, — сказал Аджани.
Ари с капризным выражением встала рядом со Спенсом.
— Ты же обещал пригласить меня сегодня на обед. Помнишь?
— Боже, совсем забыл! — сокрушенно воскликнул Спенс.
— Хватит! — рявкнул Тиклер. — А ну, стоять всем! — Он выхватил электрошокер и угрожающе взмахнул им.
Сальников вышел вперед, прикрыв спиной Спенса и Ари.
— Маловато у вас оружие, — с сомнением произнес он. — Там всего один заряд. И как вы собираетесь остановить им всех?
Тиклер кивнул Курту, и тот быстро развернул сверток, который прихватил из машины. У него в руках оказался еще один многозарядный электрошокер.
— Я ответил на ваш вопрос, капитан? А теперь всем отойти! Рестон, сюда!
— Хорошая была попытка, — сказал Спенс. Он хотел обойти Сальникова, и в этот момент случилась странная вещь.
Сальников поднял руку, перчатка вдруг сорвалась с его руки и полетела в лицо Тиклеру. Послышался приглушенный свист, и Тиклер ахнул, когда его окатила струя белой пены.
Никто еще не успел шевельнуться, а струя пены уже направилась на кадета, напрочь залепив щиток его шлема. В шлемофонах раздались проклятия похитителей. Сальников толкнул Спенса к трапу.
Спенс первым добрался до люка и повернулся, чтобы помочь Ари. Аджани прошмыгнул мимо него и скрылся внутри корабля. Сальников крикнул Спенсу: «Закрой люк!»
Однако добравшись до люка сам, русский пошатнулся, глаза его закатились, из горла вырвался сдавленный звук, а по всему могучему телу прокатилась волна судорог. Он рухнул на трап, и Спенс увидел дротик электрошокера, торчащий из его все еще дергающегося тела.
Он прыгнул в люк и побежал внутрь корабля. Аджани махал рукой от входа в следующую секцию.
— Я не закрыл люк, — сдавленно прохрипел Спенс, когда они оказались в соседнем отсеке. — Они скоро будут здесь.
— У меня есть идея, — крикнул Аджани. — За мной!
Их преследователи, естественно, слышали их переговоры, поэтому Аджани жестом указал в сторону кормы. В следующем отсеке он втолкнул Спенса и Ари в лифт, заскочил сам, и лифт опустил их на уровень ниже.
Все трое поспешили на корму. Они слышали Тиклера и Миллена, их быстрое дыхание в шлемофонах. Казалось, они были совсем рядом.
— Стоять! — заорал Тиклер.
Спенс повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как его бывший помощник поднимает электрошокер. Он бросился на палубу и перекатился в соседний отсек. Аджани нажал на пластину доступа, и переборка закрылась. Спенс огляделся — они оказались в трюме транспортника. По бокам располагались гнезда посадочных капсул. Сейчас все они были безжизненны, кроме одной, готовой к старту. Аджани махнул рукой в ее сторону.
Ари нырнула в капсулу следом за Спенсом. Аджани тоже запрыгнул внутрь, и Спенс закрыл люк. Теперь они были в относительной безопасности. Аджани поднял давление в кабине, подождал несколько секунд, пока свет на указателе не сменился с красного на зеленый. Потом быстро снял шлем.
— Что дальше? — спросил Спенс. Снаружи Тиклер и Курт колотили кулаками в створку люка.
— Пристегнитесь, — сказал Аджани. — И побыстрее!
— Ты серьезно? — Спенс еще не понял намерений Аджани. — Что ты собрался делать?
— Куда мы хотим попасть? — спросил Аджани, усаживаясь в пилотском кресле.
— На Землю, куда же еще? Мы же так и собирались. Разве нет? — Он уставился на своего смуглого друга, деловито застегивавшего ремни.
— Это же посадочная капсула, верно? Вот и посадим ее. Пристегнулись?
Спенсу как-то не приходило в голову, что посадочные капсулы рассчитаны на такое путешествие, но по крайней мере, Тиклер их теперь не достанет. А там видно будет.
— Хорошо, — кивнул он, застегивая ремни. — А ты умеешь управлять этим корытом?
— Не вопрос! Все готовы? Держитесь!
С довольно ощутимым грохотом капсула покинула борт транспорта. Перегрузка вдавила пассажиров в кресла. «Месячный заработок отдал бы, чтобы посмотреть сейчас на лицо Тиклера», — подумал Спенс. — «Как он теперь будет отчитываться перед своим боссом?»
С тех пор, как они вошли на борт капсулы, Ари не произнесла ни слова. Спенс встревожено посмотрел на нее, и она неуверенно улыбнулась ему.
— Прости, что впутал тебя во все это. Ты могла пострадать...
— Я сама впуталась в это уже давно — с того дня, как встретила тебя. Со мной все в порядке.
— Уверена?
— Вполне. Только жалею, что мало времени уделяла боевой подготовке.
— Неважно. Теперь все позади. — Спенс пытался говорить уверенно, но прозвучало не очень убедительно. По правде говоря, он чувствовал, что проблемы только начинаются.
…Изможденное лицо Хокинга приобрело цвет спелого помидора. Казалось, он вот-вот лопнет. Но когда он заговорил, голос его был ледяным.
— Вы позволили ему уйти! Идиоты! Орту узнает об этом! И я надеюсь, что он поступит с вами так, как вы того заслуживаете. На этот раз я не собираюсь его останавливать!
— Не надо, пожалуйста! — воскликнул Тиклер. Его лицо исказилось тоской и страхом. — Мы не виноваты. Этот русский Сальников заранее знал, что мы там появимся.
— Откуда он мог узнать? Это же вопиющая ваша неосторожность. Вы позволили Рестону предупредить их.
— Нет. Он не мог. Клянусь! Пожалуйста, верьте мне!
— Ты все испортил. Рестона теперь не поймать, силой, во всяком случае. Он знает, что мы идем по его следу. — Хокинг отвернулся от своих дрожащих подручных. Казалось, он немного расслабился, обдумывая ситуацию. Он снова заговорил прежним спокойным голосом. — Нужно что-то новое, потоньше. Лучше пусть сам придет к нам. Да, сделаем именно так. Так будет даже лучше.
Тиклер ощутил проблеск надежды.
— Эта девица… Мы же можем заполучить ее? Как думаете, он пойдет за ней?
— Хоть на край света! — истово закивал Тиклер.
— Он в нее влюблен, — вставил Миллен.
В глазах Хокинга сверкнули недобрые искры. Бледная улыбка растянула почти незаметные губы.
— Возможно, это именно то, что нам надо, — теперь он размышлял вслух. — Это та возможность, которая нам нужна. — Неожиданно он рявкнул: — Хорошо! Мы пока не знаем, куда они направляются, так что придется импровизировать. Вот что мы сделаем…
Они еще немного поговорили, но все закончилось тем, что Тиклер и Миллен бросились к дверям выполнять новый приказ, радуясь, что на этот раз удалось спасти свои шкуры.
Как только они ушли, Хокинг направился к консоли связи. Он набрал код и стал ждать. Через несколько секунд ему ответили.
— Вермейер слушает.
— Операция началась. Первая фаза.
— Так скоро? Но… — Голос в динамике казался растерянным.
— Немедленно! Это шанс, которого мы ждали.
— Их необходимо задержать. У них посадочная капсула, и они беглецы. Вы — директор этой станции, вы должны отдать приказ об их аресте. Надеюсь, вы так и сделаете.
Директор Сандерсон с бледным от беспокойства лицом с трудом подбирал слова:
— Я не уверен, возможно ли это.
— О, вполне возможно. Уверен, так оно и будет.
— Я не хочу вмешивать сюда Ари, она ни причем, она ничего не знает.
— Ари нас вообще не интересует. Ее немедленно отпустят. — Хокинг, наконец, понял, что страх за дочь лишил директора станции более опасных для него, Хокинга, доводов рассудка, и поэтому сменил тон на убедительное воркование.
— Не беспокойтесь. Мы постараемся избавить вашу дочь от любых неприятностей.
— Позвольте, а что с остальными? Рестон и Аджани? Зачем они вам?
— Видите ли, они виновны в краже нескольких очень дорогих секретов — такой своего рода технический шпионаж. Мы хотим, чтобы их остановили, прежде чем они успеют продать информацию.
— Я до сих пор не могу поверить. Вы уверены в своих подозрениях?
— Совершенно уверен. Сами посудите, зачем им иначе замышлять такой побег? Я не хотел вас беспокоить, поэтому ничего не говорил раньше, но теперь думаю, что они хотят использовать Ари в качестве заложницы на случай возникновения проблем.
Это последнее замечание моментально отвлекло директора от смысла происходящего.
— Они не посмеют!
— О, это отчаянные люди, они еще и не такое способны.
— Господи, а я ведь доверял Рестону, я сочувственно встретил сообщение о его гибели. Я никак не думал, что он жив и все это время прячется здесь, на станции.
— Ну, вот видите! — веско проговорил Хокинг. — Так вы отдадите приказ о задержании?
Директор Сандерсон нажал кнопку селектора и заговорил в микрофон.
— Мистер Вермейер, свяжите меня с наземной базой.
Через несколько мгновений помощник доложил:
— Готово, сэр. Есть связь. Второй канал.
Директор переключил линии связи, и из динамика прозвучал тональный код подтверждения, а затем женский голос произнес: «Наземная база GM. Чем могу помочь?»
— Здесь директор Сандерсон. Соедините меня с главой службы безопасности. Это срочно.
— Минуточку, — ответил мелодичный голос. В нем не было ни капли удивления, словно директор заказал букет цветов на чей-нибудь день рождения.
Вскоре директор уже разговаривал с начальником службы безопасности. Он сдержанно описал ситуацию и приказал задержать двух подозреваемых и освободить его дочь. Он особо подчеркнул, что действовать следует с осторожностью, чтобы Ари ни в коем случае не пострадала. Об аресте подозреваемых следует немедленно доложить ему лично. Начальник службы безопасности заверил его в профессионализме своих людей, и запросил подробности о корабле и расчетном времени прибытия.
— Полагаю, они приземлятся около пяти часов по вашему времени. Следовательно, в четырнадцать по Гринвичу.
— Я сообщу, как только ваша дочь будет в безопасности, директор. Не беспокойтесь.
— Спасибо, Татум. Жду вашего звонка.
Прихлебатели Хокинга ждали, когда босс вернется после разговора с директором станции.
— Учитесь! — заявил Хокинг с довольной миной, входя в помещение. — Я гений!
— Ну что, он купился? — с беспокойством спросил Тиклер.
— Еще как! Клюнул, — ухмыльнулся Хокинг. — Вы бы слышали! Я запросто убедил его, что они специально похитили его драгоценную дочь. Он в наших руках, джентльмены.
Тиклер позволил себе робкую улыбку. Миллен тоже довольно улыбался.
— И не надейтесь, — продолжал Хокинг, — что я забуду о вашем провале. Но на этот раз все получилось, как надо. Даже лучше. Пусть теперь группа перехвата GM поработает, а мы посмотрим. Сандерсон сбит с толку, он не знает, чему верить. Похищение посадочной капсулы — довольно убедительный аргумент.
— А дальше что? — простодушно спросил Тиклер. Его пока не очень радовало радужное настроение босса.
— На выход! — приказал Хокинг. — Времени мало, мы должны ударить быстро. Наземная служба безопасности уведомлена, нам надо узнать, где они намереваются приземлиться, это избавит нас от лишних хлопот. Я вернусь в офис Сандерсона и подожду там, не хочу упускать его из вида. И звонок надо отследить.
— А Сальников? — спросил Курт. — Он же может рассказать, как все было на самом деле?
— Да пусть говорит, что угодно! Главное, я убедил Сандерсона, что электрошокер был у Рестона, а Сальников тоже замешан в заговоре. Что бы он теперь не сказал, ему никто не поверит. Пока доктор Уильямс держит его в одной из своих палат. Еще некоторое время он нам не помешает. Захват начался. Скоро станция будет нашей.
Аджани вел посадочную капсулу. Топливные баки небольшого корабля не предназначались для длительного полета, но поскольку они не собирались возвращаться на станцию, Аджани прикинул, что топлива хватит для безопасной посадки. Спенс и Ари полностью доверяли ему.
— Нас, конечно, будут ждать, — проговорил Спенс. — Прошло четыре часа с тех пор, как мы стартовали. У них было достаточно времени, чтобы подготовиться.
— Надо связаться с отцом, — предложила Ари. — Сообщить, что все в порядке и рассказать о Хокинге и его подручных. Тогда он сможет добиться разрешения на посадку прямо на базе.
— Я бы не хотел лететь на базу. Лучше выбрать для посадки место поспокойнее, — Аджани говорил, не прекращая работать с компьютером. — Можем приземлиться где угодно в радиусе двадцати пяти километров от базы. Так будет безопаснее. Если есть другие предложения, я слушаю.
— Так мы что, летим пока вслепую? — обеспокоился Спенс.
— Не совсем так. Просто в памяти компьютера не так уж много возможных мест для посадки с точными координатами в континентальной части США.
— И что же мы будем делать? — в голосе Спенса звучало уже нешуточное беспокойство.
— Можно выйти на орбиту и за два оборота подобрать место.
— Я так понимаю, что большие города следует исключить?
— Не обязательно. Эта машина может приземлиться практически где угодно. А вот топлива у нас маловато, долго выбирать некогда. Но, в общем, ты прав. Приземляться в Питтсбурге в час пик — так себе идея.
— Раз уж мы все равно летим в сторону Бостона, почему бы не присмотреться к старому бостонскому аэродрому? Там полно заброшенных взлетно-посадочных полос. Сейчас же оттуда летают только реактивные самолеты.
— Папа может получить разрешение, — вставила Ари. — Да и с координатами он поможет.
— М-да, — протянул Аджани, — я мог бы и сам сообразить.
— Не только у вас мозги работают, — Ари тряхнула головой.
Аджани повозился с узлом связи и через несколько мгновений нашел канал космической станции и отправил идентификационный код. В динамиках раздался четкий, спокойный голос оператора связи. Ари назвала код доступа к директорскому каналу и почти сразу выкрикнула в эфир: «Привет, папочка!»
— Ари! Дорогая! С тобой все в порядке? — В голосе директора звучали панические нотки. Видно было, как он взволнован.
— Я в порядке, папа. Правда, правда, в порядке. Тебе, наверное, уже доложили все подробности?
— Да, дорогая, я в курсе. И я уже отдал нужные распоряжения, чтобы исправить ситуацию.
Спенс и Аджани обменялись вопросительными взглядами. Возможно, Тиклера и Миллена уже поймали. Тем временем директор Сандерсон продолжал:
— Должно быть, ты очень волновалась, верно?
— Да все со мной в порядке! Не беспокойся обо мне.
— Куда они тебя везут? Ты знаешь?
— Мы хотим попасть на старый Бостонский аэропорт. Но нам нужно твое разрешение! И координаты. Если ты дашь нам эти две вещи, все будет хорошо.
— Конечно, я сделаю все, что ты попросишь, дорогая. Все, что угодно. — Последовала долгая пауза, а потом директор обеспокоенно спросил: — Они нормально с тобой обращаются?
— Ну что за ерунда, папа! Не глупи. Мы собираемся к маме. — В эфире повисло молчание. — Папа? Ты еще здесь?
Директор долго не отвечал, а потом задушенным голосом спросил:
— Я здесь, Ари. Но почему?
— Ой, это все очень непросто, я не буду тебе объяснять прямо сейчас. Но как только мы разберемся с делами, я тебе позвоню. Не волнуйся, все будет хорошо. Следи за своим давлением.
— Хорошо, дорогая. Ждите. Я передам разрешение и координаты в ближайшее время.
— Спасибо, папа! — Ари оглянулась на мужчин и сказала: — Наверное, это пока все. Я позвоню, когда мы повидаемся с мамой, и все тебе расскажу.
— Я буду очень ждать твоего звонка, дорогая. — Директор Сандерсон голосом подчеркнул слово «очень».
Ари попрощалась с отцом и повернулась к остальным.
— Знаете, как-то мне его голос не понравился. Похоже, он очень нервничает. Он даже про вас не спросил.
— Думаю, я бы тоже волновался, если бы моя дочь носилась в космосе, отстреливаясь от злодеев. — Спенса передернуло.
— А вот мне показалось другое, — медленно произнес Аджани. — По-моему, он думает, что тебя похитили.
— Да с какой стати? — рассмеялась Ари. — Это же бред какой-то! Он бы никогда в такое не поверил.
— Ну и как я говорил? Убедительно? — спросил директор Сандерсон.
— Замечательно! — одобрил Хокинг. — Вы очень хорошо провели разговор.
— Надо сообщить службе безопасности. Пусть заберут их прямо на Бостонском аэродроме.
— Не спешите! У меня есть план получше, директор. Лучше я сам задержу их.
— Вы? Но почему?..
— Послушайте меня, директор. Лучше пока не предавать дело широкой огласке, особенно, учитывая, что с ними ваша дочь. Вам же не нужно, чтобы об этом проведала пресса?
— Нет, Хокинг. Я вам не доверяю.
— Тогда отправляйтесь со мной, директор. Да, прекрасная мысль! Отправимся вместе.
Спенс видел искусственные интерьеры Готэма, он оставил следы в красной марсианской пустыне, и потому смотрел теперь на белый трехэтажный особняк, окруженный прекрасно подстриженной лужайкой, как на средневековый замок. Холиок-Хейвен совсем не изменился за последние триста лет. Некогда он был домом богатого владельца многих судов, а теперь стал гаванью для беспокойных душ, бродивших по его коридорам и невнятно бормотавшим у живых изгородей.
Спенса удивило отсутствие ограды.
— А зачем? — беспечно ответила Ари. — Здесь прекрасно заботятся о пациентах. При каждом из них есть сопровождающий, он не оставляет их даже на минуту. Здесь держат особых людей, но агрессивных или опасных просто не берут.
Спенс удивился еще больше, когда узнал, что в этих величественных стенах живут родственники знатных старых семей, королей, торговцев и политиков — те, чье появление на публике могло бы навредить имиджу высокопоставленных лиц.
Они отметились на ресепшене за маленьким антикварным столом и теперь шли прохладными коридорами в сопровождении пожилой дамы с пурпурной орхидеей, приколотой к униформе.
— Ваша мама будет очень рада видеть вас, Ари. И ваших друзей-джентльменов тоже. — Дама легким взмахом руки пригласила их в гостиную, стены которой недавно окрасили в приятный цвет кофе с молоком.
Спенсу нелегко давалось сопоставление помпезной роскоши с безумием здешних пациентов. Он никак не мог отделаться от мысли, что и сам вполне мог бы оказаться среди этих людей. Он осматривал приют так, словно примерялся к роли одного из его постояльцев.
Они остановились перед деревянной дверью, и Ари тихонько постучала. Дверь приоткрылась. Выглянула медсестра и тут же расплылась в улыбке.
— Мисс Ариадна! Рада вас видеть! — Медсестра бегло, но внимательно осмотрела двух молодых людей за спиной Ари. — Вы пришли повидаться с матерью...
— Конечно, Белинда. Познакомься с моими друзьями. — Она представила Спенса и Аджани и спросила: — Когда я могу увидеть маму?
— Она как раз спрашивала о вас сегодня. — Медсестра распахнула дверь пошире и впустила их. — Замечательно, что вы пришли! Она сказала, что вы придете, а я не поверила!
— Спасибо, Белинда. Вы можете идти, я позвоню, когда мы закончим.
— Я как раз собиралась вести ее на прогулку. Может, вы хотите с ней погулять?
— Обязательно. Только сначала нам надо поговорить. Спасибо.
Медсестра явно предпочла бы остаться, но Ари довольно ловко выпроводила ее и закрыла за ней дверь.
— Мама? — Ари приблизилась к красному креслу в дальнем углу комнаты. Сидевшая в нем женщина ни разу не взглянула на них, пока они стояли у двери, но теперь она развернулась к вошедшим.
Спенс поразился, — настолько мать и дочь были похожи; встретив их на улице, он наверняка принял бы их за сестер. Женщина в кресле выглядела молодо, хотя ее волосы выцвели до темно-русого цвета, а в уголках глаз и рта образовались крошечные морщинки. Глаза у нее были такие же голубые, как у Ари, но другие: это были глаза затравленного человека.
— Ари! Ты, наконец, пришла! Ты получил мое письмо?
Женщина протянула руки, и Ари обняла мать. Так могло бы выглядеть обычное возвращение домой после долгой отлучки. Спенс отвернулся и посмотрел через широко открытые балконные двери на прекрасный газон снаружи.
— Я не получала никакого письма, мама. Ты мне писала?
— Да, писала… По крайней мере, я так думаю.
— Да ладно. Я же пришла. Что ты хотел мне сказать?
— Сказать? Тебе?
— Ну да, ты же зачем-то писала мне. — Ари говорил с женщиной спокойным, терпеливым тоном, как будто с застенчивым ребенком.
Спенс подумал, что они напрасно приехали сюда. Вряд ли здесь удастся получить какую-нибудь полезную информацию.
— Ты прекрасно выглядишь, дорогая, — говорила меж тем миссис Сандерсон. — Я обязательно сошью тебе красивое новое платье. Оно тебе понравится.
— Конечно, понравится. Так что ты хотела сообщить мне в письме?
— Да. Я хотела сказать тебе о Похитителе снов.
Спенс напрягся. Видимо, он был не прав, и кое-что они все-таки здесь обнаружат.
— А что насчет Похитителя снов, мама?
Аджани, который все это время держался на заднем плане, выступил вперед и встал между креслом и балконными дверями.
— Кто эти люди? — резко спросила миссис Сандерсон. — Они на него работают?
— Ну что ты, мама! Это мои друзья. Они хотят узнать о Похитителе снов. Ну, чтобы остановить его. Ты же хочешь его остановить, мама?
— Его никто не может остановить! — неожиданно выкрикнула женщина. — Поздно! Он слишком силен! Ты знаешь, он был здесь. Приходил повидаться со мной. — На лице женщины появилось хитрое выражение.
— Он здесь был? Похититель снов?
— Да. Пришел ко мне и сказал, что скоро вернется.
— А зачем он приходил?
— Хотел сделать мне подарок. Маленький красивый подарок.
— И где же он? Я его не вижу, — Ари оглядела комнату.
— Он принесет его, когда вернется. Сказал, что принесет. Надо немножко подождать и сделать, как он говорит.
— Когда вас навещал Похититель снов, миссис Сандерсон? — спросил Спенс.
— Я вас не знаю, молодой человек», — высокомерно ответила женщина, как будто Спенс был незнакомцем, обратившимся к ней на улице.
— Мама, это Спенсер Рестон. Мой друг, помнишь? А это Аджани. Тоже мой друг. Они хотят задать тебе несколько вопросов.
Женщина внимательно осмотрела мужчин, как будто запоминая, чтобы потом описать.
— Рада познакомиться с вами, джентльмены. — Она протянула руку. Мужчины почтительно пожали ее.
— Приятно познакомиться с вами, миссис Сандерсон, — произнес Аджани. В его тоне не было ни малейшего следа смущения. — Не могли бы вы рассказать нам о Похитителе снов? Меня очень интересует эта тема.
Женщина в кресле словно пробудилась от долгого сна.
— О, — тихо вздохнула она, — я снова сказала что-то не то?
— Нет, мама, — поспешила успокоить ее Ари. Мать протянула руку и рассеянно погладила дочь по плечу.
— Надеюсь, твои друзья простят меня. — Она печально улыбнулась.
— Да не о том речь, — досадливо сказал Спенс. — Мы хотим помочь вам, если сможем.
— Хорошо бы. Я бы очень хотела, чтобы мне помогли.
— Давайте вы просто расскажете нам, что вам известно о Похитителе снов. — Аджани говорил вроде бы обычным голосом, но казалось, что от него исходит особая теплота. Спенс даже подумал, что здесь вполне уместно слово «любовь». Видимо, женщине тоже так показалось, потому что она как-то разом успокоилась. Спенс никогда не видел ничего подобного. Следовало согласиться, Аджани влиял на окружающих магически.
— Это было давным-давно, — начала говорить миссис Сандерсон. Ее ярко-голубые глаза устремились вдаль, словно она смотрела сквозь годы. — Я была маленькой. Мой отец был профессором, суровым, но очень честным человеком. А еще с нами была моя мать. Я каждый день играла на улице с детьми. Мы жили в горах, милях в семидесяти от города, в крохотной деревушке под названием Рангпо.
Там было очень красиво. Отец преподавал в семинарии, в старом монастыре. Монастырский двор превратили в сад. А у нас был маленький домик неподалеку. Я до сих пор вижу яркие фиолетовые полевые цветы, росшие вдоль дороги. Мы называли их страстоцветами. А еще там росли сафлоры — красные и желтые, по всему склону холма.
Рядом располагались развалины старинного дворца. Мы ходили смотреть на него. Издали. Подходить близко нам не разрешали, слишком опасно. Мост был совсем ветхий. Говорили, что во дворце полно сокровищ — золота, рубинов. Ну, дети всегда так говорят. Но сокровища охраняют демоны Похитителя снов, и тот, кто посмеет прикоснуться к ним, тут же падет замертво.
Однажды я спросила отца о демонах. Он сказал, что это просто местное суеверие. Но мы все равно боялись подходить к развалинам близко.
Спенс заметил, что голос женщины стал мягче. Она заново переживала свое детство. Ари сидела рядом с ней, держа мать за руку. Вполне возможно, что она никогда раньше не слышала рассказов о детстве матери.
— Но однажды вы все-таки пошли туда, не так ли, миссис Сандерсон? — вкрадчиво спросил Аджани.
Женщина кивнула.
— Да, но я никому об этом не говорила. Боялась. — В глубине глаз матери Ари плеснулся давний страх.
— Там с вами что-то случилось?
— Да… Это было через несколько дней после моего двенадцатого дня рождения. Мать сказала, что я теперь молодая леди и могу сама судить обо всяких вещах. Вот я и решила заглянуть во дворец, посмотреть на сокровища. Отец же сказал, что никаких демонов не бывает, а я теперь взрослая, поэтому могу ни у кого не спрашивать разрешения.
Дворец стоял довольно далеко от деревни, так что я добралась туда уже к вечеру. Тени гор сползали в долины. Я перешла через мост, и он выдержал, хотя там зияли большие дыры в настиле. Ворот не было. Во дворе пусто и полно сухих листьев, камни покрылись мхом. Никто там не жил, ну, разве что кроме демонов. Что бы там не говорил отец, в демонов я продолжала верить.
Откуда-то доносилось пение… не совсем пение, скорее, мелодия, странная такая, ничего подобного мне слышать не приходилось. Кто-то там был, внутри. И музыка становилась громче. Я ждала, что сейчас кто-нибудь выйдет, поэтому спряталась за кустом возле остатков ворот. Но никто не пришел.
Внутрь я пробраться не могла, хотя от ворот почти ничего не осталось, замок окружали высокие стены. Да я и не хотела внутрь, так только, посмотреть… Я подождала, пока стихнет пение. Ничего не происходило. Я решила уходить. Не хотелось идти по горам после наступления темноты. Вот тогда и появился Похититель снов. Это злой и могущественный бог. Отец говорил, что есть только один Бог, и Он — любовь, но мои уличные друзья говорили, что это такой специальный христианский бог, а у них здесь — другие.
Я побежала к мосту. Тени легли поперек тропы, я не заметила яму, свалилась и подвернула ногу. Ничего серьезного, просто очень больно Я села на дорожке и потерла ногу, понимая, что должна торопиться, и надеясь, что нога мне не очень помешает.
И вот пока я сидела там, я услышала… нет, на этот раз не музыку, что-то другое. Не могу описать, просто очень странные звуки. Они доносились со стороны дворца и напоминали шелест крыльев большой птицы, но с таким характерным потрескиванием, как огонь трещит в камине.
Я оглянулась на замок и увидел его, Похитителя снов. Он стоял в воротах и смотрел на меня. Очень худой, высоченный, с длинными руками. Глаза большие и желтые, как у кошки. Он не шевельнулся, но я поняла, что он меня зовет. Как поняла? В голове почувствовала. В общем, не знаю, как это описать, но я его слышала, хотя он не произнес ни слова.
Голос миссис Сандерсон превратился в едва слышный шепот.
— Позади него я увидела три огромные черные фигуры, сгорбленных, как гигантские насекомые, с крыльями, сложенными на спинах. Они вышли из дворца и встали рядом с Похитителем снов. Наверное, он говорил с ними, но я не слышала ни слова, просто поняла, что они говорят друг с другом. Двое повернулись и улетели, а третий направился ко мне. Я поняла, что он меня заберет, и бросилась бежать.
Не помню, как я долетела до моста. Я даже не подумала, что идти по нему опасно, и опомнилась только на другой стороне. Я помчалась домой, но перед этим оглянулась. Существо стояло на той стороне моста и смотрело на меня. Я неслась изо всех сил, но оглянулась еще раз. Там уже никого не было. Я решила, что он ушел. Но… — Ее голос внезапно оборвался.
— Что было потом, миссис Сандерсон? — участливо спросил Аджани. — Не беспокойтесь, мы вам верим. — Голос у индийца был такой, каким взрослые говорят с ребенком, опасающимся вызвать гнев родителей за какой-нибудь незначительный проступок. — Пожалуйста, расскажите, что вы видели еще.
Глаза женщины стали совсем пустыми. Она была не здесь, а где-то там, далеко в прошлом, заново переживая те события. Лицо исказил ужас. Пальцы напоминали птичьи когти, с силой впиваясь в подлокотники кресла, все тело напряглось. Она заговорила, но на этот раз ее голос отчетливо дрожал. Всем троим пришлось склониться к ней поближе, чтобы разобрать слова.
— Меня накрыла тень. Я подняла голову и увидела над собой ужасное лицо. Демон широко раскинул крылья и тянулся ко мне. Я чувствовала, как он грубо подхватил меня руками и оторвал от земли. Руки у него твердые, но какие-то ломкие, как лапки у насекомого. Крылья в полете жужжали, именно этот звук я слышала возле дворца. Он отнес меня обратно к Похитителю снов и опустил на землю. От страха я даже кричать не могла, и вообще едва понимала, что происходит.
Похититель снов протянул руку и коснулся моей головы, а затем все скрыла тьма. Следующее воспоминание: я лежу на дороге за городом, недалеко от нашего дома. Не знаю, как я туда попала, но солнце почти село. Закат окрасил небо красным и оранжевым, оно было словно в огне.
Я вскочила и побежала домой. И я ни слова никому не сказала. Впрочем, говорить особо нечего, я ведь не помнила почти ничего. Но иногда во сне память возвращалась ко мне. Похититель снов звал меня без слов, я чувствовал его голос внутри себя, только образы, чужие, не мои, но я старалась не отвечать на его зов.
Примерно через неделю меня свалила лихорадка. Болезнь что-то меняла во мне. Я была и та же, и не та, но я никогда никому не рассказывала об изменениях, происходивших внутри меня. Я перестала играть с другими детьми. Я сидела в своей комнате и даже дверь запирала, чтобы Похититель снов меня не достал. Мне снились плохие сны, иногда я не спала по нескольку ночей.
А потом, во время одного из приступов, я впала в кому и спала долго-долго, хотя мне показалось, что прошло совсем немного времени. Когда я снова пришла в себя и открыла глаза, я забыла о Похитителе снов с его демонами, словно этого никогда не было. Только где-то глубоко внутри меня жило знание — было. Я не вспоминала, не думала об этом, просто знала.
Болезнь оставила меня. Через некоторое время мы уехали домой в Америку, и я попытался забыть о жизни в Индии, выкинуть ее из головы…
Миссис Сандерсон замолчала. В комнате стало тихо, как в могиле. Никто не двигался, кажется, даже не дышал; никто не хотел разрушать жуткое ощущение от ее рассказа. Но у Спенса появился вопрос, он не мог не задать его, потому что рассказ женщины вызвал некий образ в его сознании.
— Миссис Сандерсон, как выглядел дворец? Вы могли бы его описать?
— Да, — ответила она механическим голосом, словно все еще пребывала в трансе. — Старинный дворец. У него красивое название — Калитири. Вокруг высокая каменная стена, с резкими поворотами. Купола, круглые, как шары, и очень высокая башня, тонкая, как игла. Очень высокая, — повторила она. — И деревянные ворота, совсем старые.
— Спасибо. Вы мне очень помогли, — Спенс удовлетворенно кивнул.
Миссис Сандерсон, казалось, пришла в себя; она откинулась на спинку стула и наклонила голову вперед. Глубоко вздохнув, она подняла дрожащую руку и потерла лицо, оглядела посетителей и слабо улыбнулась.
— О, ты еще здесь, Ари?
— Да, все здесь, мама. Ты рассказывала о своем детстве в Индии.
— Правда? А я и не помню. Надеюсь, я не наболтала лишнего.
— Нет, нет. Я только боюсь, что ты устала.
Мать Ари и в самом деле выглядела так, словно готова была уснуть в любой момент. Ее лицо побледнело, веки тяжело опустились на глаза.
Аджани встал и сделал знак Спенсу.
— Ари, мы немного прогуляемся на лужайке. Ты можешь побыть со своей мамой, а потом присоединишься к нам.
Мужчины вышли на лужайку. Отойдя от здания, Спенс возбужденно заговорил.
— Ты слышал? — Он схватил Аджани за руку. — Я видел его — этот дворец — во сне! Он существует! Она была там, она знает. Он настоящий!
Аджани кивнул.
— И Похититель снов, Аджани? Она тоже его видела!
— А ты его видел? — Аджани внимательно посмотрел на него.
Спенс колебался.
— Ну, в этом есть что-то странное… — но тут его прервал женский крик. — Ари! — воскликнул Спенс. — С ней что-то случилось!
Они помчались обратно через лужайку. Ворвавшись в комнату, они обнаружили миссис Сандерсон крепко спящей, но Ари нигде не было видно.
Спенс бросился через комнату в коридор. Он быстро посмотрел налево и направо, но увидел только женщину с чемоданом, крадущуюся вдоль стены. Решительно подойдя к ней, он спросил:
— Вы не видели, из этой комнаты кто-то выходил?
Женщина смотрела на него широко раскрытыми невидящими глазами. Он понял, что вопрос останется без ответа.
— Корабль пришел? Мне надо спешить, я должна его встретить. Опаздывать нельзя!
Тогда Спенс бросился ко входу и спросил администратора, не видела ли она кого-нибудь?
— Нет, — ответила дама, глядя на него поверх очков. — Кроме вас, других посетителей сегодня не было.
Спенс метнулся обратно по коридору в комнату миссис Сандерсон. По пути он заглядывал в открытые двери комнат, мимо которых проходил, но там было пусто. Только одна дверь оказалась закрыта. Он со всей силы дернул ручку и влетел в комнату.
Пожилая дама повернулась и посмотрела на него с материнской улыбкой. В руках она держала какое-то растение в горшке и оглаживала его блестящие листья. Дама была абсолютно голой.
Смущенный, он быстро закрыл дверь и вернулся в комнату, где его ждал Аджани.
— Ее нигде нет, — выдохнул Спенс. — И никто ее не видел.
— Ты ее не найдешь, — со странной интонацией сказал Аджани. — Она ушла. — Он протянул Спенсу маленький черный камень, изрисованный какими-то изображениями. — Они оставили вот это, и хотели, чтобы мы нашли его. Это ключ к ответу на вопрос, куда они ее увезли.
— Что это такое? — ошарашенно спросил Спенс.
— Я пока не очень уверен, но знаю, кто может нам помочь — мой отец.
Спенс растерянно переводил взгляд с камня на Аджани. Ему показалось, что на улице резко потемнело, словно солнце закрыла грозовая туча. Острый укол страха пронзил его с головы до пят.
— Мы должны найти ее, Аджани. Пока с ней ничего не случилось. Мы должны найти ее!
Спенс плохо запомнил поездку в Лондон. Он сильно нервничал, донимали жара, усталость и неизвестность. Ко всему прочему его не оставляла головная боль. Любое движение вызывало новый приступ. Короче говоря, он чувствовал себя несчастным.
Последние двадцать четыре часа прошли очень напряженно. Они прилетели в Лондон, и как раз поспели на обед к родителям Аджани. Мать индийца настояла на том, чтобы приготовить сыну и его другу еду, которую оба запомнят надолго. Возражения не принимались.
Подали плов, обильно сдобренный бамией и множеством других овощей. И если рис и шафран Спенс узнал, то в отношении остальных остался в недоумении. Йогурт домашнего приготовления и огуречный соус помогли смягчить огонь кари. К рыбе, запеченной в пакетах из особой бумаги, полагался укроп, арахис и чатни. Вопреки ожиданиям, каждый новый компонент подчеркивал вкус основного блюда. Конечно, не обошлось без стопки чапати, традиционных индийских лепешек, а на десерт — множество маленьких чашечек сладкого чая с молоком.
К началу ужина Спенс совсем не ощущал голода; тем не менее, он без уговоров съел все, что ему предложили. После обеда отец Аджани пригласил их в кабинет. Раджванди жили скромно, почти аскетично, в небольшой четырехкомнатной квартирке в старом здании рядом с университетом. Кабинет профессора с внушительной библиотекой характеризовал отца Аджани как серьезного ученого.
Стеллажи с книгами тянулись от пола до потолка. Небольшой письменный стол покрывала желто-зеленая ткань, по сторонам стола высились горы папок и словарей. Большое окно выходило на городской пейзаж, охваченный сумерками. На улицах уже зажигали фонари, и они мерцали сквозь зелень деревьев, как тускловатые звезды.
Профессор Четти, как привыкли называть его студенты, устроился в кресле и жестом пригласил Спенса и Аджани сесть по обе стороны от него. Похоже, он немного нервничал. Достал трубку, набил, раскурил и с удовольствием сделал несколько первых затяжек.
— Эту дурную привычку я подхватил в Англии, — несколько смущенно произнес он.
Он достал из кармана камень, найденный Аджани в комнате миссис Сандерсон.
— Вы хотите знать, что это такое? Я вам скажу. Очень интересный экземпляр. Я давно такого не видел, и в последний раз это было в музее.
Он встал, подошел к одной из книжных полок и некоторое время разглядывал ряды книг. Потом достал одну и вернулся на свое место. Он полистал страницы, попыхивая трубкой, нашел нужное место и протянул гостям.
— Смотрите. Вот ваш камень. — Он указал на фотографию в книге.
Спенс пригляделся. Верно. На фотографии был изображен точно такой же камень, который они привезли с собой. Он напоминал фигурку человека с телом насекомого. Но на фотографии в книге фигурка имела хвост, как у змеи, и частично распростертые крылья. Руки подняты над головой, в руках — какой-то круглый предмет.
— Что это? — спросил Спенс.
— Это талисман, можно сказать, оберег, — ответил профессор. — В Индии, во многих местах люди считают, что такой амулет отпугивает демонов, поскольку он олицетворяет демона еще более могущественного.
— Это как бороться с огнем с помощью другого огня, — сказал Аджани.
— Да, в каком-то смысле. Это Нага, змеиный дух. Один из старейших демонов. На вашем камне можно заметить детали: глаза, рот и ноздри. Даже чешуя на хвосте тщательно проработана. Это очень старая вещь. Поздняя резьба попроще, там все стилизовано. — Он камень в руках. — Где вы это нашли?
— В комнате одного нашего друга, — неопределенно ответил Аджани.
— Не хотите говорить — ваше право. Только не потеряйте. Это очень ценная вещь.
— Пожалуйста, расскажите о нагах, — попросил Спенс.
Профессор Четти откинулся на спинку кресла и переплел длинные пальцы.
— Я бы с радостью, только вот с чего начать? Это длинная и запутанная история. Но я постараюсь объяснить…
Индия — древняя страна. Культуры многих народов со временем перемешались, как воды ручьев, впадающих в большую реку, и создали то, чем является Индия сегодня.
Однако по некоторым из этих притоков все-таки можно проплыть назад, к истоку, хотя многие из них для нас кажутся странными. Таковы наги. Мы мало знаем об этой вере, но зародилась она, без сомнения, среди горных племен северной Индии.
Люди в древности смотрели на Гималаи как на жилища богов, демонов и других странных существ. Они верили, что среди заснеженных горных вершин расположены волшебные города, скрытые от глаз смертных. Там живут боги, занятые своими делами. Их объединяет одно: они предпочитают держаться подальше от остального мира.
Дивные существа исследователи условно разделяют на три основные группы. Наги, или божественные змеи, жили в подземном городе под названием Бхогавати. Они охраняют великие сокровища. Их обычно представляли наполовину людьми, наполовину змеями. По отношению к людям они выполняют роль опекунов.
Затем следуют видьядхары, или небесные маги. Это они создали магические города в Гималаях, они могли передвигаться по воздуху, могли изменять тело по своему желанию. О них очень мало известно, с людьми они почти не общаются.
Среди них встречаются так называемые риши, или провидцы, легендарные мудрецы. Говорят, что некоторые из них когда-то были смертными, но преуспели в мудрости и стали богами. Это — Видьядхары, к которым люди могли обращаться в трудные времена. Они могут являться и без просьб в особые моменты истории, чтобы учить и наставлять людей. Они учат праведной жизни.
Когда-то любого праведного человека называли риши, если он обладал магическими способностями. Но изначальные семь риши считаются предками всех богов, а также людей. Их имена: Маричи, Атри, Ангирас, Пуластья, Пулаха, Крату и Васиштха. Они пришли с небес и построили волшебные города, потому что им понравилась Земля. Они долго наблюдали за ней издалека.
Мудрецов возглавлял Браспути. В легендах он предстает странной фигурой — его изображений практически нет ни в камне, ни на картинах, а если и попадаются изображения, то довольно уродливые — с длинными руками и трехпалыми руками. Однако именно он привел богов в Гималаи. Они прибыли на виманах, удивительных летательных машинах. От них люди получили начатки цивилизации и философии, научились основам законов. Единственное, что позволяет идентифицировать Браспути — одна из планет Солнечной системы, Марс или Юпитер. Браспути правит демонами холмов, хотя, возможно, это намного более поздняя трактовка его образа.
Спенс зачаровано слушал отца Аджани. Имена, которые называл профессор, с трудом доходили до него. Он думал о туманном прошлом новорожденного мира, где среди людей ходили боги, а люди, не способные понять их, тупо поклонялись этим высшим существам как богам. Но его не оставляло ощущение, что он уже слышал это однажды, и сравнительно недавно.
Оказывается, Аджани все это время внимательно наблюдал за ним.
— Что с тобой происходит? — спросил индиец. — Ты выглядишь так, словно увидел привидение.
— Не приведение — бога. — Спенс с трудом отвлекся от своих мыслей. В следующее мгновение он уже стоял перед ними, глаза его горели от волнения. — Сходится! Все сходится! Как я раньше не сообразил!?
— Что ты должен был сообразить?
— Аджани, мне нужно кое-что сказать тебе. Если бы я догадался раньше, может, мы бы и не попали в такую переделку. Я не все рассказал тебе из того, что случилось со мной на Марсе.
— Да? Там еще что-то было?
— Аджани, ты и половины не слышал.