Проигнорировав входящий звонок от Бога, я припарковал машину и вышел.
Прошлой ночью я спал, как младенец. В лекарствах не было нужды. Аудио-чтение от Честити стало откровением.
Ее голос меня убаюкивал.
Она что-то со мной вытворяла, но я пока не знал, чем это закончится, когда исполню свою роль.
Меня охватило чувство вины, когда я увидел бежавшую ко мне Честити.
Она отличалась от большинства девушек нашего возраста. Честити была мудра не по годам, но ее все время оберегали, это было видно.
Я готов был поклясться, что она чертова девственница, что в десять раз усложняло мою задачу.
Я думал, что декан тоже должен состоять в рядах могущественной «Элиты», но, похоже, нет. Потому они решили прибегнуть к этой дерьмовой тактике для будущих нужд.
– Привет, ты пришел, – выдохнула она с придыханием после бега.
– Конечно. Думала, я не приду? – усмехнулся я.
Она ответила пожатием плеч.
– Куда, миледи? – спросил я, указывая на машину.
Покачав головой, Честити запахнула кардиган на своей тонкой талии и кивнула в сторону дороги.
– Там есть парк. Давай пройдемся.
Я не слонялся по паркам с семи лет, но эта девушка была другой, потому мне следовало играть по ее правилам, если вознамерился соблазнить Честити.
«А ты действительно этого хочешь?» – раздался голос в подсознании, но я тут же его заглушил.
– Итак, мисс Гриффин, да? Каково это быть дочерью декана и ведущего психолога?
– Она мне не родная, – покачала головой Честити, переводя взгляд с дороги на меня.
Больная тема?
– О, мне жаль...
– Нет, все нормально. Она просто жена моего отца. Это его выбор, а не мой.
Я понимающе кивнул.
– Ты единственный ребенок? – спросил я.
Честити кивнула, и локоны упали ей на лицо. Мне до боли захотелось заправить эту прядь за ухо, провести пальцами по нежной щеке и прижаться к ее губам своими.
– Да, моя мама умерла при родах, – черты Честити исказились от боли.
Это плохо.
– А что у тебя? – невинно спросила она, но меня все равно будто бы ударили.
Ее глаза стали невероятно большими, округлившись от испуга. Честити потянулась ко мне и обняла.
– Прости меня, – выдохнула она. – Не знаю, как у меня это вырвалось, я ведь итак все знаю. Это было бесчувственно и глупо, просто ужасно... Я не хотела тебя расстраивать. Вообще никого бы не хотела так обижать, – бормотала она. Освободившись, я улыбнулся ей, чтобы ослабить напряжение.
Запустив пальцы в волосы Честити, я, наконец, позволил себе убрать за ухо прядь ее волос и погладить большим пальцем щеку.
– Все в порядке. Не переживай, – после молчаливой паузы мы продолжили прогулку.
– Я погуглила тебя, – призналась Честити, бросив на меня смущенный взгляд и снова останавливаясь. – Оттуда я узнала о... – она судорожно сглотнула, начав теребить невидимую нитку на своем кардигане, – твоем брате.
При упоминании Робби сердце сдавило знакомыми тисками.
– Мне очень жаль. Это было...
– Смерть, – прохрипел я. – Как смерть, – добавил через мгновение, втягивая в сжавшиеся легкие воздух. – Я словно умер вместе с ним.
– Но это не так, – прошептала Честити, у нее вышло скорее задать вопрос, чем сделать заявление.
Я невесело рассмеялся.
– А что это значит? Что вас не убивает, то заставляет желать смерти? – выдохнул я свою правду, удивив при этом нас обоих.
– Ты всегда выглядишь таким жизнерадостным, счастливым...
Глаза Честити наполнились печалью, позаимствованной у нас обоих.
– Просто маска. Я тону, но с улыбкой на лице, зная, что меня уже не спасти, – признался я, раскрывая перед ней душу.
– Должно быть, это выматывает, – пробормотала Честити, на ее лбу появились морщинки.
«Выматывает, черт побери».
Сознание превратилось в своеобразную карусель, крутившуюся по кругу. Каждый новый сценарий давал свой результат, но я никак не мог изменить саму схему, независимо от того, как сильно этого хотел. Я говорил себе эти истины, как теперь делился и с Честити.
– Теперь мой мир состоит из сожалений и печали, – голос почти сорвался на последнем слове, меня захлестнуло горе от кончиков пальцев ног до корней волос. Мир задрожал, угрожая поглотить меня.
В мою ладонь скользнула теплая рука. Честити сжала мои пальцы, даря успокоение и силу. Земля перестала дрожать, и я смог вдохнуть полной грудью.
– Ты здесь, – почти шепотом проговорила она. Другую руку Честити положила мне на грудь, накрывая медленно колотившееся сердце. – Ты не можешь умереть вместе с ним. Тебе нужно жить за вас обоих.
Мои плечи поникли, и я склонил голову, поскольку она вдруг стала слишком тяжелой.
– Я пообещала себе, что стану жить ради своей мамы, – сказала Честити дрожащим голосом. – Она бы не хотела, чтобы жестокость судьбы помешала прожить мне лучшую жизнь, потому мама всегда со мной, словно призрак, привязанный к сердцу. И оно бьется за нас обеих. Мы словно обе живы.
Не задумываясь, я поднял руку и прижал ее к сердцу Честити. Она не отстранилась и даже не дрогнула. Дело было не в прикосновении. Просто два человека разделяли боль, учились жить без нее, искали связь, способную помочь нам двигаться дальше, дышать, стоять, переставлять ноги, пока зияющая рана не перестанет болеть.
Тук. Тук. Тук.
– Пойдем, – улыбнулась Честити, разрывая наш контакт и возобновляя путь к месту назначения. Я ни с кем не говорил о Робби, но ощутил, что это мне помогло.
Мы шли в тишине несколько шагов. Но молчание не напрягало, просто было.
Честити подтолкнула меня к зарослям деревьев и сама стала пробираться вперед.
– Собираешься заманить меня туда и делать все, что тебе захочется? – протянул я.
Игриво шлепнул ладонью, она повела меня дальше среди деревьев, на ботинки моментально приземлились капли грязи.
– Если ты говоришь о том, чтобы надрать тебе задницу, то возможно.
– Тогда, может, я побуду садистом, – рассмеялся я, прошагав дальше.
– Думаю, ты имел в виду «мазохистом», – заметила она, уворачиваясь от веток.
Как раз в тот момент, когда я собирался спросить ее о разнице, деревья расступились, и нам предстал старый парк. Местность была покрыта подлеском, горка и качели проржавели за годы забвения. Это жутко, но одновременно прекрасно.
– Избегай змей, – сказала она мне, ее южный акцент стал отчетливее, когда Честити заговорила об опасностях.
– Почему здесь? – спросил я, взяв ее за руку, чтобы помочь перебраться через ветки.
– В конце пятидесятых это место было частью владений Миллеров. Они умерли более двух десятилетий назад, и теперь их земля заброшена. Природа стала возвращать себе свое. Дом разрушился, и его, в конце концов, снесли, когда неподалеку напали на девушку и привезли ее сюда.
Нахмурившись, я опустился на качели и попытался их сдвинуть. Они громко запротестовали, но все же поддались, осыпая мою голову оранжевой пылью.
– Стемнело, – прокомментировал я, и Честити улыбнулась, демонстрируя белоснежные зубы. – Не боишься приходить сюда? – спросил я, осматривая лес и садящееся солнце. Температура как-то резко упала, и место стало куда более жутким, чем раньше.
– А чего мне бояться? Каковы шансы, что мы оба окажемся серийными убийцами? – спросила она, прищурившись.
Спустя несколько мгновений мы оба разразились смехом.
Честити нравилась мне все больше и больше.
– Но я серьезно, не приходи сюда одна, – предупредил я, желая ее защитить, что удивило нас обоих.
– Не буду, обещаю. Это может быть нашим местом.
«Наше место». Мне понравилось.
Мы говорили долгие часы, ни о чем и обо всем, пока над нашими головами не засветила луна. Я знал, что скоро наша ночь подойдет к концу, но мне очень этого не хотелось.
Здесь было так спокойно. Вдали от суеты и университетского напряжения. Подальше от репутации и слухов.
– Почему хороших девушек всегда привлекают плохие парни? – спросила Честити, когда мы подходили к моей машине.
– А я плохой? – вызывающе выгнул я бровь.
– Тебе следовало спросить, хорошая ли я, – возразила она. Мы медленно затормозили возле машины.
– И как?
Воздух между нами стал буквально осязаем. Кожа загудела, когда Честити подошла ближе.
– Я не хочу быть такой рядом с тобой, – прошептала она.
Ее губы были так чертовски близко, но и далеко одновременно. Обхватив ладонями лицо Честити, я прижался к ее губам своими, целомудренно, но так сладко. А потом отступил.
– Тогда позволь мне быть хорошим за нас обоих, – произнес я, игнорируя восставший член и пульсацию крови, призывавших к ночной охоте и желавших поглотить Честити целиком.
Она приложила палец к губам, ее глаза потемнели, а щеки пылали.
– Спокойной ночи, Рэтт Мастерс.
– Сладких снов, Честити Гриффин.
Я наблюдал, как она шла к дому, а потом исчезла из виду, и только тогда позволил себе выдохнуть. Уперся руками о крышу машины, стараясь успокоить дыхание.
Честно говоря, никогда прежде я не испытывал такого желания. И это должно было произойти прямо сейчас.
«Я в полном дерьме».