Месяц спустя...
Алкоголь и кокаин обжигали кровь, даря мне ложное чувство храбрости.
Внизу раздавались радостные возгласы, но я видел только бассейн.
Держа в руках бутылку «Джека Дэниелса», я решил подбодрить себя, как обычно делал мой лучший друг, Бакстер Богграт, он же Бог.
– Один! – выкрикнул я.
– Два! – крикнул снизу у бассейна Бог.
– Три! – подхватила толпа.
Залпом осушив бутылку, я спрыгнул с крыши.
– Ооох, черт, – выкрикнул кто-то внизу, но что-то менять было поздно. Ликер гудел в венах, пока воздух со свистом проносился мимо меня. Удар, и я ушел под поверхность холодной воды.
Лодыжка с силой врезалась в дно бассейна, и я ощутил острую боль в ноге. Когда я вынырнул на поверхность, все возликовали. Оглядевшись, я поплыл к лестнице.
– Вот черт! Там кровь, – воскликнул кто-то. Следующее, что я осознал – Бог вытаскивал меня из бассейна.
«Моя кровь?» – подумал я, но реальность происходящего не смогла прорваться сквозь туман опьянения.
– Мать вашу! Вызовите скорую!
Я рассмеялся, все тело стало сотрясаться от хохота.
Сейчас я не чувствовал себя человеком.
Неужели я сошел с ума?
Передо мной присел бритоголовый парень с татуировками на шее и потер подбородок.
– Выглядит дерьмово, чувак. Кость пронзила кожу.
– Тебе больно? – просил Бог, и я фыркнул, игриво пихнув его локтем.
– Убийце моего брата выписали штраф. Теперь я вообще ничего не чувствую, – честно ответил я ему, после чего смех сменился печалью. По щекам полились слезы, и я ощутил, как кто-то пытался воззвать к моему здравомыслию.
Этот кто-то стучал в дверь тайника, где было запечатано мое благоразумие. Прежний я умолял снова позволить ему сесть за руль.
«Да пошел он».
Откинувшись назад, я закрыл глаза, чтобы не видеть все эти лица, смотревшие на меня сверху.
Я ощутил пульсацию под веками, все внутри меня закручивалось наподобие торнадо, пока сознание не утянуло в глаз урагана [1] .
Слишком тихо.
Зловеще.
Я стоял посреди дороги. Асфальт оказался мокрым, но дождя не было.
– Рэтт.
Мое имя словно прошептал тихий ветерок, шелестевший в кронах деревьев, и у меня перехватило дыхание.
– Где ты, Рэтт?
Сердце учащенно билось в груди, едва не выскакивая из кожи.
Прижав к нему руку, я стал осматривать деревья, ища кое-кого... Его.
– Не забывай про меня, Рэтт.
– Робби! – крикнул я.
– Я здесь.
Вздрогнув, я прикоснулся к уху, уверенный, что шепот эхом раздается именно там.
Распахнув глаза, я пришел в сознание.
Комнату заливало тусклое желтоватое свечение, позволяя видеть обстановку.
Тени мелькали и перемещались, пока от них не отделилась одна фигура, и я прерывисто вздохнул.
Меня тут же вдавило в матрас тяжестью испытываемых эмоций, а глаза защипало от слез.
Мама подошла и встала у основания больничной койки, на которой я, очевидно, и лежал.
– Мам? – прохрипел я.
У меня создалось ощущение, что я не раскрывал рот по меньшей мере неделю, и внутри гортани поселились мотыльки.
– Знаешь, как ужасно я себя почувствовала, когда мне позвонили и сказали, что мой сын в больнице? – спросила она, измученно покачав головой.
Ее каштановые вьющиеся, как и у меня, волосы выглядели растрепанными и лежали в беспорядке, а полные губы подчеркивали красоту черт. Покрасневшие мамины глаза буквально пригвоздили меня к месту, и я тут же ощутил вину, окутавшую меня подобно одеялу.
– Прости, – ответил я.
– И ты меня, Рэтт. Я больше не могу оставаться здесь и смотреть, как ты занимаешься самоуничтожением. Это слишком больно. Я итак многое потеряла. Страдала больше, чем... – она глубоко вдохнула, не в силах закончить, но в ее голосе было столько решимости, что мое сердце сжалось.
Я открыл рот, но не смог вымолвить ни слова.
Мама положила руку на мое колено, и я только сейчас заметил, что вторая нога висела в воздухе, подвешенная на перевязь с гипсом от голени и до самых пальцев.
– Ты сломал кость. Разрушил свою футбольную карьеру еще до того, как она успела начаться.
Мама смахнула слезу, шмыгнула носом и снова покачала головой.
– Твои оценки становятся все хуже, и в школе беспокоятся, сможешь ли ты вообще выпуститься.
– Мне теперь плевать на это, – честно признался я.
Печаль на ее лице сменилась гневом, и мама обогнула койку, остановившись рядом с моей головой.
– Тебе лучше начать заботиться об этом. Ты выжил, Рэтт. Не умер той ночью, как Робби. И будь я проклята, если стану смотреть, как ты рушишь свою жизнь в память о нем. Ты обязан ему большим, чем все это! – она цедила слова, тыча пальцем мне в грудь.
Чувство вины, поселившееся где-то на уровне костного мозга, буквально заражало меня. Словно болезнь, от которой я никак не мог оправиться.
– Сукин сын, убивший его, получил лишь штраф... гребаный штраф! Это выше моего понимания! – выдавил я, слезы уже катились по лицу. Я знал, что было эгоистично вымещать на маме всю свою боль и гнев. Ей, должно быть, в миллион раз хуже, чем мне.
Я ненавидел это. Ненавидел тот день. Ненавидел водителя. Ненавидел себя.
Закрыв глаза, она обхватила себя за талию, словно ей нужно было держаться, чтобы не рассыпаться в пыль.
– Система полна несправедливостей. Вместо того чтобы быть частью проблемы, попробуй стать ее решением, – огрызнулась она. – Сделай так, чтобы твоя жизнь хоть что-то значила.
Больше не сказав ни слова, мама вышла из палаты.
А потом из нашего дома.
Города.
Она оставила меня.