Поиграем?

Глава 2

На мой ответ мужчина лишь хмыкнул и как ни в чем не бывало продолжил свои действия. Прикладываю историю болезни к своему горящему во всех смыслах лицу. А вскоре чувствую, как он вырывает ее из моих рук.

— Только покойник не мочится в рукомойник, — неожиданно произносит он.

— Спасибо, что просветили.

— Ну вот день прожит не зря, Евгения Михайловна, — приподнимает бейджик на моем халате. — Сегодня ты узнала сию страшную мужскую тайну. Что ты об этом думаешь? — переводит взгляд на раковину.

— Безобразие, — честно призналась я. — Зачем вы это делаете?

— Ты знаешь объем сливного бачка унитаза?

— Нет.

— Шесть-девять литров. Мужчина в среднем мочится шесть раз в день. Путем несложных математических подсчетов — шесть на шесть — тридцать шесть. Итого столько литров можно спустить в унитаз. Никакой экономии. То ли дело в раковину. Экономия и чистота. Очень удобно для тех, кто соблюдает гигиену. Открою тебе еще одну страшную тайну, так делают если не все, то большинство мужчин. Просто не все в этом признаются, боясь вот такой реакции своей женщины.

— Ну да, ну да, видимо не только мужчины. У меня в детстве был кот Мотя, так вот он начинал с раковины, а закончил туфлями и горшками.

— Это ты мне такую перспективу рисуешь? Мерси. И что в итоге стало с Мотей?

— Умер. От старости.

— Вот. А писал бы в лоток — помер молодым. Бери пример с кота.

— С кота…

— С кота, с кота. Ты когда моешь голову, никогда не мочишься в душ? — отвожу взгляд в сторону. Мы это будем обсуждать?! Что за придурок без комплексов? У меня сейчас лицо сгорит от стыда. — Ну? — не унимается мужик.

— У меня нет душа.

— В ванную? — спокойно произнес он.

— Ну, допустим.

— Что допустим? — вновь допытается он.

— Допустим, бывает.

— Вот так и развенчивается миф о благоухающих принцессах. Женщины мочатся в ванную во время душа, а мы потом моемся в этом грязном опороченном месте. Безобразие, — насмешливо произносит он. — Не это ли причина раннего облысении у мужчин?

— У вас хороший волосяной покров, — не задумываясь бросаю я, смотря на его волосы.

— Где? — сказала бы я где.

— На голове. Ну может в других местах тоже, — как отсюда свалить?! — У нас в сестринской кушают врачи, так как она большая и там есть кухонная зона, а в ординаторской нет. И в этой зоне есть…раковина, — вот на фига я об это сейчас думаю?!

— Едят, а не кушают. И? Ты предлагаешь мне там пометить территорию тоже?

— Нет, хотела бы поинтересоваться, если я правильно поняла, вы любите раковины, — не успела договорить всю фразу, как мужчина открыто усмехнулся, демонстрируя мне, чего уж греха таить, обворожительную улыбку. — Так вот, вы ходите только в ванной в раковину или на кухне тоже?

— Истинный джентльмен, прежде чем пописать в раковину убирает оттуда посуду. Шутка, — быстро добавляет он. — Только в ванной, на кухне брызги могут попасть на котлеты.

— Ну прям отлегло. Спасибо.

— На здоровье. Выбирайся уже отсюда, — подает мне руку. Долго смотрю на нее и не решаюсь подать.

— А вы руки мыли с мылом?

— С хлоркой, — сжимает мою ладонь и тянет на себя. — Итак, ты ничего не хочешь мне сказать? — как бы невзначай интересуется он, как только мы выходим из туалета. На меня не смотрит, в данную минут он увлечен надеванием на себя халата. Черт возьми, он ведь реально наш новый заведующий. Зорин Алексей Викторович. Спасибо бейджику.

— Не хочу, но надо. Если я правильно понимаю вы наш новый заведующий и… извините меня за вчерашнее. Я была не права.

— Неправильный ответ, — нахмурившись произнес он. — Точнее правильный в нашей ситуации, но лживый. Ты считаешь, что ты была права. И если бы сейчас, не оказалась в таком положении и не знала, что я твой непосредственный начальник, ты бы снова сказала что-нибудь в таком духе или показала мне средний палец. В этот раз обошлось бы без вылитого виски. Но только из-за его отсутствия, — уверенно произнес он. Да, вот так и забивают последний гвоздь в крышку гроба.

— Вы чертовски проницательны.

— Так и должно быть у хороших врачей, — еще и не в меру самоуверенный.

— Все? Мне писать заявление на увольнение по собственному желанию?

— Зачем? — удивленно поинтересовался он. — Я, конечно, злопамятный, но не настолько. Тем более я тоже был не прав, — вот тебе и нежданчик. — Забудем о вчерашнем. Не обижайся на меня за сказанное, — вполне искренне произносит он. — Обижайся на себя, — тут же добавляет этот…козел. Правда уже не так громко. — Итак, Женя, третий раз, надеюсь будет информативным. Ничего не хочешь мне сказать по делу? Например, зачем сиганула обратно в кабинет, когда увидела меня и главного, и зачем вообще сюда приходила.

— Значит вы сразу видели меня?!

— Конечно, у меня хорошее зрение. И в туалете я тебя тоже видел, халат ног не прикрывал, — офигеть!

— Так если вы видели меня, почему позволили себе делать это при мне?! — возмущенно бросаю я.

— Как это почему? Потому что я хотел в туалет, — офигеть.

— У вас железная логика.

— Титановая. Титан в два раза прочнее железа. Или вольфрамовая. Это самый прочный металл. Кстати, ты знаешь где он используется?

— Да.

— Где?

— Где-то.

— О, у тебя тоже неплохо с логикой. Итак, — берет в руки ранее кинутую им на диван историю болезни.

Вкратце обрисовала зачем сюда пришла, рассказала о больном, на что Зорин нахмурился. Кажется, вообще выглядит злым.

— Ты сколько здесь работаешь?

— Два месяца.

— А вообще медсестрой?

— Столько же.

— Хм…очень интересно. То есть ты после двух месяцев работы медсестрой просто так без назначений врача херакаешь больному капельницы?

— Я примерно знаю, что в таких случаях используют. Я этим интересуюсь, и сама будущий врач. Ничего такого я ему не поставила, дозировки не превысила.

— Будущий врач? — с сомнением интересуется он, доставая из пакета фонендоскоп. — И какой же курс?

— Пятый.

— Замечательно. Однако, даже если ты умная, способная и все в этом духе, все равно не делай так, чтобы не подставлять саму себя. Кстати, ответ на вопрос, где используют вольфрам — пули и ракеты. Понимаешь к чему я это сейчас?

— Пулей или ракетой дуть в коридор показывать вам больного?

— Ну вот, а говорят женской логики нет. Пойдем. Кстати, раз ты будущий врач, то надо подмечать все детали, в том числе и такие важные пункты как то, что он наркоман, — с явной долей презрения произносит Зорин, как только мы подходим к моему посту.

— Я это и так подметила. Но это было восемь лет назад. К тому же я сама его спросила о принятии каких-либо веществ, когда он еще был не в таком загрузе как сейчас. Он ничего не принимал.

— Тебе сколько лет, Женя?

— Двадцать один. А это тут причем?

— При том, что в твоем возрасте пора знать одну простую вещь — абсолютно все врут. И пока этот нарик не в полном отрубоне, надо понять, чем он кололся или что принимал. Или исключить этот вариант и искать другие причины его загруза.

— Ничего он не колол себе. У него вены чистые. Да и их почти нет, я еле-еле нашла.

— Значит что-то глотал.

— Вы не можете это знать наверняка.

— Не могу, но я предполагаю, учитывая его анамнез и не списываю факт наркомании в прошлом со счетов, а ты сразу отрицаешь. Понимаешь разницу между нами?

— Понимаю.

— Это хорошо, что понимаешь. Тонометр прихвати.

Зависть, да это, пожалуй, именно то, чувство, которое я сейчас испытываю, смотря на то, как ведет себя мой вчерашний «объект». Или это мечта вот так же держаться с пациентами и окружающими людьми? Дико хочу, чтобы от меня исходила такая же уверенность. Ноль сомнений и непроницаемое лицо. Ничего и никого не бояться.

М-да…мне до этого как до Китая пешком. Словила себя на мысли, что хочу видеть собственными глазами то, как он облажается. Ведь все мы рано или поздно ошибаемся. Зорин поди пританцовывает сейчас внутри себя победоносный танец, ибо оказался прав, а я…А что я? Ладно, нечего расстраиваться, все приходит с опытом. Было бы желание, а оно, к счастью, есть.

— Ты ему не навредила, Женя. Это главное, так что, не грузись, — неожиданно произносит он, оторвав взгляд от истории болезни. — Бездействие и равнодушие — хуже, чем просто ошибиться. Все, отнеси, пожалуйста, историю в реанимацию.

— А дальше что? Его переведут в токсикологию?

— Не думаю. Так, это и есть дежурный? — указывает в сторону идущего Соколова.

— Он самый, — не скрывая эмоций выдаю я и направляюсь в ОРИТ.

Не думала, что по возращению стану свидетельницей занимательно спектакля. За то с каким отточенным мастерством Зорин опустил Соколова — ему как минимум надо дать премию. Ни криков, ни нецензурных слов. Однако, этого хватило, чтобы на лице взрослого мужчины узреть откровенный страх. Я — не исключение. Бить словами, Лешка вовсе не блошка, умеет на пять с плюсом. Страшный человек, ей-Богу. Однако помимо страха за собственную шкуру, я испытываю невероятное наслаждение за то, что хоть кто-то пристыдил Соколова за алкоголь. И не только за него.

— Ты чего такая примороженная? — резко перевожу взгляд на возвышающегося передо мной Зорина.

— Да так, вспомнила, что санитарки-то сегодня нет, мне надо поменять подгузник.

— В твоем возрасте, Женечка, надо бы уже ходить самостоятельно в туалет. Для начала попробуй хотя бы на горшок. Принести?

— А вы тоже только недавно отучились?

— Женечка, ты про раковину забыла.

— Да. Съязвить не удалось, вы правы.

— Все впереди, какие твои годы.

— Подгузник мне надо поменять в пятой палате, — зачем-то как дура поясняю ему я.

— Мм…тогда учись правильно выражаться. Не тебе поменять, а больному. Или больной.

— Обязательно буду учиться, Алексей Викторович.

— Ну и правильно. Работай, Евгения.

И все-таки не в меру самоуверенный козел. Посмотрим, как он запоет со всем коллективом завтра. Жаль, что я увижу только начало. Радует то, что старшая медсестра ему точно не уступит в выражениях.

Кажется, сегодня первое дежурство с Соколовым, которое продолжилось без лозунга «найти дежурного». И если бы не инцидент с туалетом, то дежурство можно было бы назвать прекрасным.

— Женя, пойдем ко мне. У меня к тебе важно дело, — резко поднимаю голову на нависающего надо мной…увы уже заведующего.

— Сейчас? — перевожу взгляд на часы. Половина девятого. Что он здесь делает в такое время?! Не говоря уж о том, что у него сегодня нет официального дежурства.

— В сию секунду.

— Я не могу оставить пост, — откровенно говоря, дерьмовая попытка.

— Ну да, ну да. Пойдем. Палаты, к счастью, оборудованы кнопками. Пойдем.

Вот как-то одним местом чувствую — не к добру. Вечер, а я одна в компании человека, назвавшего меня шлюхой. Он мужчина в конце концов, а я уж я-то знаю, что у них у всех на уме. Становится неприятно. И страшно, чего уж скрывать. С опаской захожу в кабинет, косясь на дверь. А Зорин, как назло, ее закрывает на ключ. А затем отправляет его в карман брюк. Чувство такое, словно я в западне. Рюкзака с собой нет, стало быть, и ничего такого, чем можно будет треснуть мудака в случае чего. Так, ладно, это очередной приступ паранойи. Он же уважаемый человек, с чего ему делать столько неприглядные вещи. Как только я чуть успокаиваю себя, он неожиданно берет меня за руку. Это что еще за хрень?

— Что вы делаете?!

— Трогаю твою руку. Она у тебя легкая? — затрудняюсь что-либо вымолвить просто потому что завороженно наблюдаю за тем, как Зорин поглаживает подушечки моих пальцев.

— Наверное, легкая, я же…не толстая.

— Я имел в ввиду легкая как у медсестры, — тут же поясняет он с усмешкой.

— Да, — киваю как дура и тут же резко одергиваю свою ладонь. — Больные не жалуются. Наоборот.

— Вот и отлично, — отходит к окну и начинает копошиться в пакете.