27. ПЕЙЗАЖ ПОСЛЕ БИТВЫ

У-о-у! Ой, мамочки, больно-то как!

Я скорчилась, спешно изгоняя из своего тела вцепившихся всеми клыками и когтями зверей — повреждения, несовместимые с жизнью. Идиотка, нужно было прогнать их прежде, чем нырять в тело. Я же ограничилась лишь беглым взглядом сверху, показавшим, что видимых ран на мне нет. В следующий раз надо будет обязательно проверить. Как в сказках: сперва побрызгать мёртвой водой, чтобы всё зажило, и лишь потом — живой.

Когда боль отпустила и в глазах немного прояснилось, первым, что я увидела, было белое как мел лицо стоящего на коленях Кристиана, а потом — что вокруг меня собрались Эрика, Жерар Шевалье и ещё какие-то смутно-знакомые личности. Бой ещё продолжался, я чувствовала напряжение столкнувшихся Сил, но вокруг меня образовался островок спокойствия, обеспеченный державшимися на пределе мощными щитами. Судя по всему, времени прошло совсем немного. Стоило мне шевельнуться, как Кристиан тут же просунул руку мне под плечи, помогая сесть.

— Как ты? — спросил он.

— Нормально, — быстрое сканирование собственного тела показало, что больше повреждений в нём не осталось, но мозг и нервы, видимо, отказывались признавать столь быстрое исцеление, и шевелиться было всё ещё больно. — Мог бы и сам заняться целительством, — не удержалась от претензии я.

— Извини, — слабо улыбнулся он, — я мёртвых исцелять не умею.

— Как наши дела?

— Пока держимся, — сказал один из мужчин. Глядел он при этом не на меня, а куда-то поверх моей головы, видимо, отслеживая ход событий.

— Хорошо, — я прикрыла глаза и сосредоточилась, восстанавливая связь со своими вассалами. Ой, что-то дыр в этой сети стало многовато… Надеюсь, что противник тоже понёс потери. Не похоже, чтобы он был близок к победе, так как Тёмные сопротивлялись вовсю — лопались в щепу ещё уцелевшие деревья, налетавшие вихри разбрасывали в разные стороны обломки, искры и клубы дыма.

— С вашего позволения, Повелительница, — человек, доложивший мне, что мы держимся, теперь смотрел прямо на меня, — я хотел бы пустить в ход несколько заклинаний… но на все у меня не хватит Силы. Вы поможете мне?

— Действуйте, — кивнула я.

Маг прикрыл глаза. Направив к нему поток своей Силы, я на мгновение почувствовала то же, что чувствовал он. А он вбирал в себя боль и смерть, щедро отдаваемые сейчас участниками этого локального сражения вечной войны, о которой большая часть мира и не подозревает. Вбирал — и преобразовывал во что-то иное, в какое-то оружие, направленное против Светлых. И снова я восхитилась, поняв, что мне ещё учиться и учиться управлять своей магией, прежде чем я смогу хотя бы приблизиться к уровню умения иных из своих вассалов.

Прямо из земли, пепла, уцелевшей измочаленной древесины стали формироваться фигуры, отдалённо похожие на людей. Грубые руки, ноги, головы, сидящие прямо на плечах, без каких-либо признаков шеи — создания мага даже не пытались казаться живыми существами. Но они двигались, вставая с земли и целеустремлённо направляясь в сторону наших противников. С помощью Кристиана поднявшись на ноги, я совсем близко увидела прорвавшегося почти вплотную к нам Светлого. Две неуклюжие куклы шли прямо к нему, и Светлый бросил какое-то заклятие, заставившее их взорваться изнутри, но создания моего вассала не разлетелись на куски. Их наружная оболочка лопнула, выпуская какую-то серую слизистую массу. Зрелище было отвратительным, но главное — в этой массе тонула вся направленная против неё магия, в то время как она сама с завидным проворством рванулась вперёд, к врагу, став похожей на огромную амёбу. Да, такое можно сделать лишь при подавляющем превосходстве в Силе, ведь поглотить чужую магию куда труднее, чем отразить.

Светлый, поняв в чём дело, попытался отскочить, но серая слизь уже коснулась его руки, и теперь потянулась следом за ним, клейкая и тягучая. Пошатнувшись, Светлый маг упал, и слизь обволокла его, стремительно высасывая из него силы и жизнь. Не выдержав, я отвернулась. Остальные Светлые, надо отдать им должное, не бросили своих попавших в объятия «амёб» товарищей. Теперь они сосредоточились на агрессивной слизи, и та, всё же не выдерживая объединённого напора светлой магии, корчилась и распадалась, превращаясь в бесформенный, сползавший на землю кисель. Но Силы бороться одновременно с ними, и с Тёмными магами у Светлых уже явно не хватало. Они начали отступать, уводя и унося с собой тех своих, кого успели спасти. Но мои вассалы не собирались отпускать их, не сделав им хотя бы ещё один подарок на прощанье. Чем именно они порадовали наших врагов, я смотреть не стала, так как знала, что Светлые уже не вернутся. Но по меньшей мере одним покойником у них стало больше, я и на расстоянии почувствовала смерть.

Внезапно накатила слабость, которой я прежде не чувствовала, голова закружилась. Я обвисла, цепляясь за поддерживавшего меня Кристиана. Не я одна, впрочем — сотворивший големов маг сел прямо там, где стоял. Наконец разглядев его лицо, я его узнала — командир принадлежавшего ещё Барру боевого отряда, ещё имя у него какое-то вычурное…

Сад выглядел, как после миниатюрной ядерной войны. Весь в воронках и колдобинах, здесь и там блестят пятна спекшейся земли, торчат обугленные остовы деревьев, на некоторых уцелело по несколько зелёных листков. От клумб и дорожек не осталось и следа, скамейки и беседки превратились в горки щебня, на месте одного фонтана — яма с торчащей трубой, из которой толчками била вода, от второго осталась половина чаши. Я оглянулась на дом. Здание уцелело и даже не особо пострадало, только в одном месте часть стены осыпалась, явив взору находившуюся за ней комнату, лопнуло несколько стёкол в окнах, да штукатурка по всему фасаду покрылась щербинами.

— Ничего, — бодро сказал Кристиан, проследивший направление моего взгляда. — В два счёта исправим.

— Можно не торопиться, — проворчала я. — Всё равно я здесь больше жить не буду.

— Почему? А, понял.

— Раз Светлые узнали, что мы здесь, то для проживания этот дом и в самом деле не годится, — подтвердил Жерар. — Лучше всего будет его кому-нибудь продать.

— Кому? И в таком виде?

— Вид можно исправить, хоть и не так быстро, как считает месье де Лиль. А пока ограничимся иллюзией.

— Вам помочь? — спросила я у всё ещё сидевшего на земле командира штурмовиков.

— Благодарю вас, Повелительница, я как-нибудь сам. Осмелюсь заметить, что вы тоже нуждаетесь в отдыхе. Мы доложим вам обстановку, как только в ней разберёмся.

— Это тонкий намёк на то, что я вам мешаю? — и, не дожидаясь, пока он запротестует, я обернулась к Кристиану. — Ну, что ж, пошли в дом.

— Как его зовут? — шёпотом спросила я у Криса, когда мы отошли на пару шагов.

— Я не помню, спроси у Жерара.

Обстановка в доме уцелела, только лишь кое-где валялись осколки оконных стёкол и цветочных ваз, а пол в малой гостиной был усыпан хрустальными подвесками разбитой люстры. Крис усадил меня в столовой и положил руки мне на плечи, прогоняя головокружение и слабость. Это помогло, но мне почему-то стало холодно.

— Так бывает, — объяснил Кристиан. — Ты всё же отдала много сил. Магия магией, но такое издевательство над организмом бесследно не проходит. Тебе бы надо поесть, я прикажу принести чего-нибудь.

Он шагнул к двери, но она уже открылась и появилась Марта с подносом. Кристиан одобрительно хмыкнул и вышел, а горничная поставила поднос на стол.

— Вы не завтракали, мэм.

— Спасибо, Марта, — сказала я. — Как там у вас? Не очень испугались?

— Не в первый раз, мэм, — спокойно отозвалась девушка, расставляя тарелки. — Стекло в окне треснуло, а так всё в порядке. Дюваль говорит, что ленч будет вовремя.

— Передайте ему мою благодарность. И, наверно, надо будет что-нибудь приготовить для раненых?

— Конечно, мэм, но я не думаю, что их здесь оставят, разве что двоих-троих самых тяжёлых. Ими уже занимаются целители. Что-нибудь ещё, мэм?

— Нет, спасибо, Марта. Ступайте.

Кристиан вернулся, неся переброшенный через руку норковый палантин, который и накинул мне на плечи. Я поплотнее закуталась в мех и взялась за вилку.

— А ты есть не хочешь?

— Не особенно. А вот выпить, пожалуй, не помешает. Тебе налить?

— Немножко. Постой, в угловой гостиной, кажется, остался мой недопитый коньяк.

— Я посмотрю.

Через пару минут он вернулся с бокалом и тарелкой.

— А себе? — спросила я.

— Уже, — Крис сел рядом со мной и сгрёб с тарелки несколько маслин. — И с кем же ты пьянствовала?

— С Симоном. Крис, — нерешительно сказала я после паузы, — ты извини, что я на тебя наорала…

— Забудь. Тут у любого сдали бы нервы. А уж коли на то пошло, то я тоже однажды на тебя наорал, и даже не извинился потом.

— Когда же это? Я не помню.

— В больнице.

— Ах, это… Но я тогда почти ничего не поняла. Меня учили только литературному французскому.

— Так мне выпала честь расширить твой словарный запас? Тогда почему же я от тебя ничего покрепче, чем «иди к чёрту», не слышал?

— Так ведь и не заслужил, — усмехнулась я. — И потом, я не сочла нужным запоминать твой монолог. Я была не права?

— Да нет, пожалуй, всё-таки права. Услышать его повторение из твоих уст мне как-то не хочется, — признался Крис, и мы рассмеялись, сбрасывая напряжение прошедшего часа.

В столовой появился старший Шевалье, живой и здоровый, но со ссадиной на щеке. Протянув руку, я убрала её.

— Благодарю, — поклонился Симон, — но вам следовало бы поберечь силы. У нас есть серьёзно раненые, и даже несколько убитых. Последние — исключительно ваша забота.

— Конечно, — кивнула я, — я верну тех из них, кто захочет вернуться.

— Я в этом не сомневался, Сандрин. Но, собственно, я пришёл сказать вам, что госпожа Чернова не пострадала и по-прежнему спокойно спит.

— Спасибо, Симон, — стыдно сказать, но о маме я почти забыла. Не напомни мне Шевалье, я, наверно, ещё долго не спросила бы о ней.

— Не стоит благодарности. Сейчас придёт Эспозито, и мы точно узнаем, каковы наши потери. Что же касается имущества, то, если говорить о доме, ущерб относительно невелик. Мелкие разрушения можно исправить без особого труда, Жерар и Элоди уже этим занимаются. Пострадал в основном сад, похоже, его придётся разбивать заново. Полагаю, поскольку госпожа Чернова не подозревает об истинном положении вещей, следует создать иллюзию?

— Да, — согласилась я, — создайте.

Эспозито и в самом деле вскоре появился, и выглядел при этом куда бодрее, чем четверть часа назад.

— Итак, Повелительница, наши потери: одиннадцать погибших, тела двоих из них восстановлению не подлежат. Мы немедленно приступим к поиску тел для них, в случае, если вам будет угодно их вернуть.

— Разумеется, — кивнула я.

— Кроме того, у нас тридцать два раненых, девять из них тяжело, но вся необходимая помощь им уже оказывается. Пленных нет. Теперь потери противника: по меньшей мере семеро убиты, точнее определить сложно, поскольку всех, кого могли, они забрали с собой.

— Я бы сказал, по меньше мере, восемь, — пробормотал Симон. — Семь тел осталось, и ещё один точно погиб при отступлении.

— О количестве раненых Светлых также трудно сказать что-либо наверняка, но их больше десятка, — продолжил Эспозито, не обратив на его реплику внимания. — А кроме того, один Светлый захвачен в плен.

— Да? — с интересом спросила я, откладывая вилку. — И что нам теперь с ним делать?

— С вашего позволения, Сандрин, я хотел бы с ним побеседовать, — сказал мгновенно оживившийся Симон.

— Думаю, что мистер Рен тоже не отказался бы с ним побеседовать, — пристально глядя на него, произнёс Эспозито.

— Не сомневаюсь, — пожал плечами Шевалье и деловито направился к двери. Надо полагать, чтобы не дать Рену себя опередить. Эспозито вздохнул и обернулся ко мне:

— Разрешите идти, Повелительница?

— Идите, — кивнула я. — Когда подберёте тела, доложите.

Крис хихикнул, не дожидаясь, пока Эспозито выйдет.

— Борьба за место у трона в самом разгаре, — объяснил он причину своего веселья. И добавил с материнской заботливостью: — Ты ешь, ешь, не отвлекайся.

— Думаешь, Эспозито болеет за Рена?

— Разумеется, как-никак они из одной команды. А Шевалье, во-первых, чужой, во-вторых, много власти забрал, в-третьих — стал твоим вассалом раньше них.

— Это тоже имеет значение?

— Конечно. Те, кто принесли тебе присягу ещё в Париже, стоят выше, чем те, кого ты получила по наследству от Барра. Ну, а про то, что все твои личные вассалы дерут нос перед вассалами других Хозяев, я и вовсе молчу. Но твоё расположение всё же играет решающую роль, вот за него и идёт непрекращающаяся борьба.

Я вспомнила разговор, недавно состоявшийся у меня с Алви.

— Хорошо, что хоть не пытаются наезжать на тебя, — с вздохом сказала я.

— Начнут ещё, вот увидишь.

На этой оптимистичной ноте разговор и оборвался, потому что в комнату заглянула Марта.

— Повелительница, госпожа Чернова проснулась.


Я стремительно взлетела по лестнице и толкнула дверь, даже не успев перевести дыхание. Мама сидела на кровати, держась за висок, и вид у неё был всё ещё несколько сонный.

— Мама… — я запнулась, не зная, что говорить дальше. Потом шагнула вперёд, села на кровать и обняла её.

— Ну, — спустя несколько секунд сказала мама, чуть отстраняясь. — Быть может, хоть ты объяснишь мне, что всё это значит? Как я здесь оказалась, где это «здесь», и почему ты исчезла так внезапно? Что вообще происходит?

— Да, мам, я тебе объясню, я тебе всё обязательно объясню… — я опять запнулась, под маминым пристальным взглядом непроизвольно поправив палантин. К счастью, прожжённые в платье дыры я уже успела ликвидировать, но вот всё остальное… И почему в моём гардеробе, подобранном в лучших бутиках Нью-Йорка и Парижа, не нашлось какой-нибудь простенькой кофточки, которую Крис мог бы набросить мне на плечи? Я ещё могла что-то соврать про дом, в котором мы оказались, и про одежду, ведь мама всё же не настолько разбирается в таких вещах, чтобы на глазок определить, что на мне платье от DolceGabbana и туфли от Chanel. Но палантин из голубой норки выглядел прямо-таки вызывающе дорого.

— Я тебе всё объясню, — повторила я, в то время как мой мозг лихорадочно работал, просчитывая варианты.

— Объясни, только… — мама взяла меня за плечо, испытывающе заглянув мне в глаза. — Саша, с тобой всё в порядке?

— Со мной всё хорошо.

— Точно?

— Конечно, мама! А ты? Как ты себя чувствуешь?

— Сносно. Сколько я проспала?

— Долго. Я даже не знаю, сколько. Но врач говорит, что для тебя всё обойдётся без последствий.

— Меня осматривал врач? Да что со мной случилось? И с тобой?

— Со мной всё в порядке, мам, честно. Просто я… — я глубоко вздохнула и бухнула: — Я вышла замуж.

Чтобы переварить это известие, маме потребовалось несколько секунд.

— За кого?!

— Ты его не знаешь, мама. Я вышла замуж и уехала в Америку. Собственно, в ней мы сейчас и находимся.

На этот раз мама молчала дольше.

— Мы в Америке? — переспросила она.

— Ага, — кивнула я, благодаря бога за кратенькую передышку, и одновременно преисполняясь к ней сочувствия. Заснуть в России и проснуться в США — да тут у кого угодно ум за разум зайдёт. Не стоило мне всё так вываливать, но я просто не успела придумать, как повести разговор. Эх, эмоции, эмоции… Услышав, что мама проснулась, я спешно кинулась к ней, даже не задумавшись, что скажу. А теперь поворачивать назад было поздно, разве что применить магию, чего я поклялась себе не делать.

— Как я здесь оказалась? — наконец спросила мама.

— Тебя похитили.

— Кто? — на этот раз вопрос прозвучал менее эмоционально, кажется, мама начала привыкать к валившимся на неё потрясениям.

— Бывшие… как бы это сказать… противники моего мужа. Мама, тебе всё расскажу по порядку, но мне трудно решить, с чего начать. В общем, я вышла замуж за американца, он был богат… Его звали Луис Барр, так что теперь я миссис Барр. Мы были недолго знакомы перед свадьбой, но любовь, и всё такое… В общем, я бросила учёбу и уехала с ним.

— А почему ты мне ничего не написала?

Это был самый сложный вопрос, потому что у меня не было на него вразумительного ответа. Более-менее связная версия событий в моей голове уже сложилась, но эта прореха была в ней самой крупной.

— Я боялась, мам.

— Чего?

— И того, как ты на всё это посмотришь. И муж просил не распространяться. Но главным образом я боялась, что ты меня не так поймёшь. Ведь всё это очень походило на то, как если бы я вышла замуж за его деньги. Он ведь действительно был очень богат. Я думала — обживусь, освоюсь, и тогда всё тебе подробно и расскажу, может быть, приеду в гости, или тебя к себе приглашу… — я замолчала, разглядывая свои руки.

— Саша, — укоризненно сказала мама, — неужели ты действительно думала, будто я заподозрю тебя в корыстных побуждениях? Я, слава богу, знаю тебя вот уже двадцать семь лет. Но даже если бы и так… Твоя жизнь — это твоя жизнь, и как ею распоряжаться, это твоё личное дело. Но это ещё не повод пугать меня до полусмерти.

Ответить было нечего, и я ограничилась исполненным раскаяния вздохом.

— Я получаю от тебя какую-то маловразумительную записку «жива, здорова, больше не пиши». Пытаюсь связаться с этой твоей Школой, и получаю от ректора ещё менее вразумительный ответ, что ты исключена. И ни слова о причинах. И никто не знает, где ты. Я оборвала телефон посольства, я уже хотела сама ехать тебя искать, и не сделала этого только потому, что у меня в тот момент не было заграничного паспорта. А там от тебя и другие записки подоспели, но ни в одной ничего конкретного. Чего я только не передумала за эти месяцы.

— Прости, пожалуйста, — чувствуя, что на глаза наворачиваются самые непритворные слёзы, сказала я. — Честное слово, я бы тебе очень-очень скоро написала, или позвонила, но тут у меня началось такое, что я… в общем, мне…

— Но почему нельзя было сделать всё по-человечески? Те, в Школе, хотя бы знают, что с тобой случилось? За что тебя исключили?

— За то, что я сбежала посреди учебного года.

— Зачем тебе это понадобилось? Неужели брак — помеха учёбе? В крайнем случае, перевелась бы на заочное отделение.

— Я, скорее всего, всё равно провалила бы сессию… да и Луис настаивал, — со вздохом «призналась» я. — Он настаивал, чтобы я никому ничего не говорила о нём. И чтобы мы поженились тайно и тут же уехали. Я согласилась, это показалось мне таким романтичным. Я думала, что с такими деньгами смогу продолжить образование в Америке.

— А зачем ему это понадобилось? И, кстати, почему ты всё время говоришь о нём в прошедшем времени? Он что, умер?

— Почти.

— Это как?

— Я сейчас всё расскажу. Он был человеком со странностями, но пока мы просто встречались, это не бросалось в глаза, разве что это его стремление разводить тайны на пустом месте. Он был такой… весёлый, озорной… щедрый. Ухаживал, как в романах — цветы, стихи, комплименты, ужины при свечах… Мог бросить мне под ноги охапку роз… или приводил меня к ювелиру или в магазин мехов и говорил «выбирай»… Девчонки в Школе прямо иззавидовались. Но вот когда мы приехали в Нью-Йорк и зажили одним домом, я начала подозревать неладное. Он жил затворником в своей тамошней квартире, и заставлял меня жить так же. Даже удивительно, как он вообще отважился выбраться в Европу, хоть и сделал это анонимно. Я только на свадьбе узнала его фамилию, и пока сюда с ним не приехала, даже не подозревала, насколько он на самом деле богат. Вернувшись домой, он и вовсе стал параноиком, встречался только с самыми доверенными людьми — своим управляющим, адвокатом… Я её просто возненавидела, эту квартиру! С тех пор в ней не живу, я её сдала… У него была самая настоящая мания преследования.

— Постой… Не хочешь же ты сказать… Он был душевнобольной?

— Да, мама.

— Господи ты боже мой!

— Не волнуйся, мне он ничего не сделал! Хотя, конечно, приятного было мало. А в конце весны он свихнулся окончательно. Перестал кого-либо узнавать, почти ни на что не реагирует, большую часть времени просто лежит, уставясь в одну точку. Врачи разводят руками и говорят, что из этого состояния он вряд ли когда-нибудь выйдет. Но я, честно говоря, испытала только облегчение.

— Я думаю, — негромко заметила мама.

— В общем, он теперь лежит в одной из лучших частных клиник Нью-Йорка, а я, как его официальный опекун, осталась разбираться со свалившимся на меня наследством.

— Ну и как? — после паузы спросила мама. — Справляешься?

— Да вроде да… Ну и его советники помогают. Они неплохие люди, и тоже устали от выкрутасов Луиса, так что не особо огорчились, когда выяснилось, что отныне им придётся вести дела со мной. Один, кстати, родом из России, его фамилия Гаврилов, он финансовый советник. Вот только… Когда я начала разбирать дела, выяснилось, что кое-какие основания для опасений у Луиса всё же были. Конечно, он довёл их до абсурда, но он и в самом деле влез в грязную историю. У него была плантация коки где-то в Колумбии. И когда его тамошние компаньоны поняли, что от него ни гроша не получат, то попытались нажать на меня. Вот тебя и похитили.

На мамином лице снова отразилась тревога.

— И ты?.. У тебя точно всё в порядке? Саш, ты понимаешь, чем это может кончиться?

— Понимаю, мама. Поэтому я отдала им эту чёртову плантацию, и ничего, кроме тебя, за неё просить не стала. Ну и ещё обещания, что они оставят меня в покое. Они пообещали.

— Пообещали, — повторила мама. — Да вот можно ли верить их обещаниям? Между собой они, может, и блюдут свою этику, но ты же для них — чужая. Может, стоило обратиться в полицию, или кто тут в США занимается борьбой с наркобизнесом?

— И рискнуть тобой? Нет, мама. К тому же им и в самом деле больше нечего со мной делить. С этим согласны и начальник моей службы безопасности, то есть моей корпорации, и мой адвокат, и все советники. Нас больше не тронут, ты можешь спокойно вернуться домой, или остаться жить здесь, если захочешь.

— Хорошо, коли так, — всё же с некоторым сомнением сказала мама. Потом, видимо поражённая новой мыслью, глянула на меня. — Но выходит, раз ты обошлась без помощи властей, то я здесь нахожусь нелегально?

Об этом я как-то не подумала.

— Да, но я уже дала задание своим юристам подумать, что тут можно сделать. Всё будет хорошо. В крайнем случае… Деньги открывают любые двери. А у меня их теперь много.

— Не сказала бы, что мне это по душе. Но, раз уж так получилось… — мама замолчала, глядя в окно. Я посмотрела туда же. К счастью, кто-то уже позаботился наложить иллюзию на сад, так что мама не могла видеть, что бассейн под окнами заполнен мутной, грязной водой едва наполовину. Остальное в процессе схватки попросту испарилось.

Снова шмыгнув носом, я прижалась к ней.

— Я так испугалась, когда тебя…

— Бедная моя, — мама, как в детстве, погладила меня по голове. — Ну ничего, всё обошлось.

— Угу, — господи, сколько я уже не виделась с родной матерью? Около года. До сих пор, по горло занятая свалившимися на меня делами, я сама не замечала, как я по ней соскучилась.

Мы посидели ещё некоторое время. Потом я осторожно высвободилась.

— Ты, наверно, проголодалась? Сейчас тебе принесут поесть. У меня хороший повар, француз, между прочим. А потом приляг, полежи ещё. Я тебе попозже снова врача пришлю. Мы с тобой ещё наговоримся.

— Да уж надеюсь, — мама улыбнулась. — Расскажешь мне, как живут миллионерши.

Выйдя из комнаты, я первым делом связалась с Симоном, сообщила ему версию, рассказанную мной маме, и попросила проследить, чтобы ей не попалось на глаза ничего, что бы этой версии противоречило. А заодно обдумать её на предмет деталей, прорех и нестыковок. Симон ответил: «Есть», и отключился. Удобно иметь такого опытного и исполнительного подчинённого. Моё дело — отдать приказ, а как его выполнять, будет думать он.

Из особняка нужно было убираться как можно скорее, и я предложила маме поехать со мной в мой домик во Франции или куда-нибудь ещё, но она отказалась. Её можно было понять — попасть в чужую страну, оказаться среди чужих людей, не зная даже толком языка… Конечно, она была рада встрече со мной, но всё же не хотела оставаться здесь дольше того времени, что мне потребовалось для подготовки к переезду. Мама плохо переносила жару, и хотя она нашла мой дом красивым и удобным, но в нём было слишком много народу, чтобы она могла чувствовать себя свободно. Её стесняла прислуга и угнетало безделье. После первого же обеда, прошедшего в почти полном молчании — мои вассалы были слишком хорошо воспитаны, чтобы говорить на языке, которого не понимает гостья — она попросила подавать ей еду в её комнату. Её удивило, что в доме нет телевизора, но когда я объяснила, что он недавно испортился, и предложила купить новый, она отказалась, боясь, что всё равно не сможет ничего понять. Большую часть времени мама проводила в своей комнате или на террасе с одной из немногих найденных в доме русских книг, и даже, по-моему, ни разу не искупалась в бассейне, хотя ей в первый же день было доставлено из города всё необходимое, включая купальник. Наконец, ей просто было скучно, а я, как ни хотелось мне побыть с ней, с трудом выкраивала для этого время. К тому же трудно было найти безопасную тему для беседы, всё время приходилось следить, чтобы не ляпнуть чего-нибудь лишнего. А постоянно лгать — это очень тяжело. Но я всё же познакомила её с Кристианом, объяснив, что он по происхождению француз, но образование получил в Америке. Погрешить против истины пришлось только раз, когда я рассказывала об обстоятельствах нашего знакомства, сократив его с двух лет до нескольких месяцев. Друг другу они понравились, однако пообщаться у них почти не получалось, поскольку Крис не знал русского, а мама почти не говорила по-английски, а французского не знала совсем. Мне приходилось быть при них переводчиком, и нельзя сказать, чтобы я блестяще справлялась с этой задачей, постоянно отвлекаясь на разговор то с одним, то с другой.

Словом, уже через три дня я проводила маму в ближайший аэропорт, отправив с ней Гаврилова, который должен был доставить её в Нью-Йорк, посадить там на самолёт и сразу же вернуться. Кроме того, я попросила Эспозито послать кого-нибудь из его отряда подстраховать их. Мало ли что взбредёт в головы Светлым, маму они, быть может, больше не тронут, а вот избавить мир от ещё одного Тёмного вполне могут попытаться. Терять же своего финансового советника мне отнюдь не хотелось.

На прощание мама взяла с меня клятвенное обещание отныне писать и звонить регулярно, а также обязательно приехать её навестить. Я пообещала, помахала ей вслед, и направилась к поджидавшей меня машине, которая почти тотчас нырнула на Пути. Я решила поселиться в Европу, но в «Дё турель» мне возвращаться не хотелось. Решив, что поеду туда будущим летом, я ещё месяц назад попросила Кэлем поискать мне что-нибудь в той же Франции, желательно на севере, поскольку я устала от жары. Эви выбрала и купила на мои деньги дом в Нормандии, почти на самом берегу моря, немного восточнее городка Сен-Леонар. Его постарались запрятать получше — не в Тирфо Туинн, от чего я отказалась наотрез, а в пространственный карман, вроде того, что постоянно таскал с собой Крис, только намного больше. Вход в карман тщательно замаскировали. Вот уже в который раз мне придётся обживаться на новом месте, но я надеялась, что здесь мне удастся задержаться подольше.

По дороге я связалась с Симоном — Пути телепатии не помеха — и спросила его, как продвигаются его дела с пленным, и удалось ли ему узнать, каким образом Светлые на нас вышли.

— Да, это мы выяснили, — доложил Шевалье. — К сожалению, Службе удалось прицепить к госпоже Черновой магический маячок, который мы не смогли вовремя обнаружить. Когда её привезли на место назначения, он активировался.

— Надеюсь, вы его удалили?

— Я счёл это нецелесообразным, — в мысленном «голосе» Симона мне почудилась лёгкая неуверенность. Но, можно не сомневаться, не в своих действиях, а в том, стоит ли говорить о них мне. — На мой взгляд, будет лучше, если Светлые решат, что мы ничего не нашли. Тогда они будут и впредь использовать это заклинание, а мы теперь научились его выявлять. К тому же мне удалось подключить к нему наших наблюдателей, и теперь они всегда будут знать, где находится госпожа Чернова.

Я поморщилась. Не сказать, что это пришлось мне по душе, но, с другой стороны, не сама ли я приказала установить наблюдение за мамой? И, пожалуй, это всё-таки лучше, чем подслушивать телефонные разговоры.

— Ну и лиса же вы, Симон… Ладно, поступайте, как знаете.

Отключившись от него, я откинула голову на спинку и прикрыла глаза. Ехать предстояло довольно долго, и я решила попытаться немного подремать. Но стоило мне опустить веки, как я отчётливо услышала:

— …Александре Черновой. Мне очень хотелось бы получить разъяснения по одному маленькому вопросу.

Перед моим мысленным взором предстала комната, выглядевшая как рабочий кабинет весьма высокопоставленной особы. За окном виднелся тусклый пейзаж Тирфо Туинн. У массивного стола красного дерева друг напротив друга сидели двое мужчин в строгих, отлично сшитых костюмах: один полный и лысый, другой — моложавый и подтянутый.

— Да, господин Итурби?

Я подняла брови. Насколько я помнила, Хуаном Итурби звался никто иной, как Председатель Ассамблеи, то есть — правитель светлого магического сообщества. Похоже, что я удостоилась обсуждения на самом высоком уровне.

— Видите ли, господин Адамиди, — доверительным тоном заговорил лысый, — я прочёл отчёт о стычке, происшедшей у нас с этой новой Хозяйкой. Отчёт, составленный не вами, а одним из людей Курселя, принимавшим в ней непосредственное участие. И он утверждает, что одному из наших бойцов удалось отправить госпожу Чернову за Грань. А в том докладе, что был представлен вами и вашими подчинёнными, чёрным по белому написано, что оной Черновой удалось объединить Силы своих вассалов, доверив одному из них роль фокуса, и именно этот объединённый отпор и вынудил вас в конце концов отступить. Кстати, очевидец вполне с этим согласен — к концу схватки Чернова была жива и, судя по всему, здорова. Вы не могли бы объяснить мне сей феномен? Как убитая женщина ухитряется продолжать руководить боем?

— Меня несколько удивляет уверенность этого очевидца, господин Председатель, — заметил господин Адамиди. — Как он в горячке боя сумел так точно определить, что Чернова была именно убита, а не оглушена, не лишилась временно сил? Кстати, господин Итурби, могу я сам взглянуть на этот отчёт?

— Да ради бога, господин Адамиди. А его уверенность объясняется очень просто — этот человек не только боевой маг, но ещё и целитель. Целители же в таких вещах не ошибаются. У Черновой остановилось сердце. И лично я вижу только одно объяснение её чудесного воскрешения.

— Тогда, вероятно, это была клиническая смерть. Если её мозг не был повреждён…

— Хватит пудрить мне мозги, Стефанос! — неожиданно рявкнул Итурби, мигом оставив свой вкрадчивый тон. — Ты не хуже, нет, ты лучше меня знаешь, что это значит! У Тёмных вновь появился Повелитель, а я, Председатель Ассамблеи, узнаю об этом не от тебя, а от третьих лиц! И не надо врать, что ты ничего не знал! Потому что если ты этого не знал, то тебе пора в отставку, а твои подчинённые — просто сборище зажравшихся бездельников, которых надо гнать со службы поганой метлой! Ну, что молчишь? Уж признайся мне, как старому другу, что ты затеял свою игру, а мне бы сказал, если б сказал, не раньше, чем выжал бы из этой ситуации всё, что можно, отчасти для Службы, но в первую очередь — лично для себя. Счастье ещё, что Курсель знает тебя не хуже, чем я!

— Это обвинение? — спросил заметно побледневший Адамиди. — Я должен расценивать ваши слова как заявление, будто я способен на измену?

— Как будто кто-то в этом сомневается, — криво усмехнулся Председатель. — Ладно, Стефанос, проехали. Я даже не буду говорить, что делаю тебе последнее предупреждение, таких последних предупреждений ты получил уже не меньше десятка — и от меня, и от моего предшественника. Как там говаривал русский царь Пётр — быть бы твоей голове на колу, не будь она столь умна? Я только понять не могу, почему ты сам не стал Председателем, а предпочитаешь рядиться в серую рясу, а, отец Жозеф?

— Каждому своё, господин Итурби, — сдержанно ответил Адамиди.

— Ну-ну. Что ж, я рекомендую тебе заняться составлением настоящего отчёта, который я смогу представить на рассмотрение Ассамблеи. Ситуация изменилась кардинально, и, что бы ты там не думал, мы должны это учитывать. А теперь иди.

Видение погасло. Я нахмурилась, потом усмехнулась. Значит, не одна я страдаю от выходок чересчур много позволяющего себе подчинённого.

Машина выехала с Путей прямо в «кармане», во дворе довольно красивого двухэтажного дома современной постройки, но в традиционном нормандском стиле — из серого камня, под высокой шиферной крышей, с мансардой и двумя каминными трубами — и подрулила к крыльцу. Нас встретила Эви Кэлем и провела в небольшой холл, где меня ожидали двое: Морис Эспозито и ещё один маг, имя которого я вспомнила сразу же, хотя видела его лишь однажды, несколько месяцев назад — Каспер Кролл.

— Симон говорил, что вам понадобятся новые учителя, — сказала Эви после первых приветствий.

— Верно, — Шевалье решил вернуться в Париж, пообещав найти себе заместителей по части обучения.

— Тогда, если не возражаете, с вами будут заниматься Каспер и господин Эспозито. У господина Эспозито большой опыт обучения боевой магии, своих бойцов он по большей части готовит сам. Что до Каспера, то он — один из лучших теоретиков и тоже имеет опыт преподавания.

Я с сомнением взглянула на тонкие, словно вечно поджатые губы Кролла, но кивнула. Как и во время первой встречи, симпатии он у меня не вызвал, но я решила, что отказаться от его услуг, если мы не сработаемся, я всегда успею.

— Кто такой господин Адамиди? — спросила я у Эви, когда мы поднимались по лестнице, ведущей на второй этаж.

— Начальник СТМ.

— А господин Курсель?

— Руководитель боевого отдела Службы Безопасности.

— Редкий мерзавец этот Адамиди, — заметил Кролл. — Это даже Светлые признают.

— А по-моему, в тебе говорит личная ненависть, — усмехнулась Эви.

— Личная, безличная… Какая разница? Просто для этого человека нет никаких запретов.

— В охоте на нас их никогда и не было.

— Он занимается не только охотой. Впрочем, и в этом… Если Светлые считают нас всех поголовно злодеями, то Адамиди решил, что справиться с нами можно, только превзойдя нас по всем статьям. Я не удивлён историей похищения госпожи Черновой. Скорее можно удивляться, что мы так легко отделались.

— Ну, о господине Адамиди и иже с ним мы поговорим позже, — сказала я. — Вы уже выбрали себе комнаты, господа? Надеюсь, вам будет здесь удобно.

Загрузка...