Покахонтас

Глава 16

Уттамуссак, январь 1609 года

Смит и Перси ежились под одеялом. Они наметили разведывательный поход к сокровищницам, во время которого предстояло углубиться в лес на добрые четыре мили. Укрытием им должен был послужить глубокий овраг. Двое мужчин поделились с Ньюпортом своим планом совершить набег на богатства великого короля. Все трое согласились, что это должно остаться между ними. Если остальные обитатели форта узнают о ценностях, начнется волнение.

— Не могу вспомнить, сколько человек охраняют каждый из домов, — сказал Смит, — но это неважно. Как только мы взорвем заряды, они все разбегутся. Эти стражники никогда не слышали выстрелов и взрывов, на этом и построен наш план.

Хотя земля подмерзла, Смит почти не чувствовал холода. Он не страдал от него, как это было два года назад. «Я становлюсь таким же стойким, — как дикари, подумал он. — Интересно, Перси тоже?» Он был самым преданным другом, но не очень крепок здоровьем.

С наступлением темноты они должны были подобраться поближе к Уттамуссаку и заложить порох. Когда он с грохотом взорвется, виргинские дикари в панике сбегут в лес, уверенные, что их боги мстят им и наступил конец света. Риск состоял в том, что они могли быстро вернуться назад. Хватит ли Смиту и Перси времени оценить сокровища? И смогут ли они что-нибудь унести?

— Это наша единственная возможность, — тихо сказал Перси. — Взрыв напугает их только в первый раз.

Жители форта думали, что Смит и Перси отправились на поиски пропитания. «Бог видит, как мы в нем нуждаемся, — вздохнул про себя Смит. — Нам, к несчастью, не повезло. Никто не мог вообразить, что такое количество крыс окажется на корабле и что они так быстро расплодятся».

— Если нас схватят, пощады ждать не придется, — отозвался Смит. — После коронации Паухэтан стал даже более надменным. Правда, меня это не удивляет.

— Почему он не уничтожает наше поселение? — Перси слегка дрожал. Он чувствовал холод и закутался поплотнее. Доспехи они оставили в форте. — Он запросто может собрать две или три тысячи воинов.

— Сколько ни спрашивай об этом, у меня ответа нет. — Смит тихо усмехнулся. — Разве что он воздерживается от нападения на нас, потому что не хочет ссоры со своей дочерью. Смотри, темнеет.

Мужчины вглядывались в лес, покрывавший холмы. Сумерки начали размывать очертания деревьев.

— Подождем еще несколько минут, потом пойдем, — сказал Смит. — Запомни, у нас будет очень мало времени, чтобы добежать до сокровищницы, открыть ее, набрать золота и драгоценностей, сколько сможем унести, и быстро вернуться к шлюпке. Нечего и думать, чтобы воспользоваться мушкетами. Это будет слишком опасно, потому что руки у нас будут заняты. — Смит встал и потянулся. Мышцы у него затекли.

Мужчины крадучись шли по лесу. Смит перенял у индейцев умение скрывать следы и двигаться бесшумно. Перси не был столь опытен, но тем не менее оба они, нагруженные мешками с порохом и запалами для взрывов, двигались быстро.

Когда они, насколько смогли близко, подошли к деревне, уже почти совсем стемнело. Ночь обещала быть темной, даже темнее, чем хотелось бы Смиту, но назад пути не было. Откуда-то издали донесся вой волков. Мрачное, зловещее подвывание заставило заколотиться сердце Смита.

Подползая ближе, мужчины услышали громкие голоса дикарей. Некоторые отдыхали у костра, распевая песни и рассказывая сказки. Смит вспомнил, как Покахонтас говорила, что никто никогда не дерзал даже приблизиться к сокровищницам. Страх перед королем-богом был слишком силен. Во всяком случае, каждого пойманного ждала смерть после целого дня пыток.

Молча, бесшумно Смит и Перси опорожнили мешки и заложили заряды на расстоянии двадцати пяти футов, соединив их пороховой дорожкой, чтобы обеспечить несколько взрывов подряд. Потом они еще ближе подобрались к деревне. Быстро переглянувшись, они перекрестились и подожгли порох. Оба молились про себя в течение нескольких секунд, прошедших до первого взрыва.

Первый заряд со свистом выбросил пламя и грохот в молчание леса. Стало светло, как летним днем в полдень. На секунду наступила жуткая тишина. Потом начался кромешный ад. Шум оглушал. Все живые существа бросились в лес. Подхватив мешки, Смит и Перси помчались к сокровищницам. Они увидели, что дикари врассыпную бегут от взрывов. В один миг деревня опустела, словно вымерла.

Подбежав к первой огромной сокровищнице, мужчины откинули деревянные пластины, защищавшие дверь, и ворвались в длинное здание. Они резко остановились. Внутри по обе стороны от входа возвышались деревянные изваяния, одно представляло собой дикую кошку, другое — огромную ящерицу. Два этих устрашающих стража пристально смотрели на них. Позади каждой статуи мерцал факел, отбрасывая неяркий тревожный свет.

— Боже милосердный, — пробормотал Перси, в свою очередь таращась на завораживающие создания.

— Быстрей, мы должны найти золото. — Смит потянул Перси за руку.

Мужчины поспешили по проходу между грудами всевозможных мехов, кож, лежащих кипами, луков и тысяч стрел, сотен богато расшитых накидок, дюжин и дюжин медных изделий и шкатулок с жемчугом. Но ни следа золота и других драгоценностей.

— Черт, где же они прячут свое золото? Где рубины и алмазы? — Смит в нетерпении добежал до конца здания.

Миновав кучи добра, они ненадолго остановились у заднего выхода из капища. Здесь также стояли две статуи, на этот раз на них мрачно глянули мужчина и медведь.

— Другие боги, — сказал Смит. — Здесь ничего, надо осмотреть остальные капища. Быстро!

Они выскочили из хранилища в опустевшую деревню, добежали до второго капища и вломились туда, плечами вышибив деревянную перегородку при входе. Их уже не удивили деревянная дикая кошка и такая же чудовищная рептилия, обнажившие свои зубы прямо над ними. Мужчины пробежали по всей длине восьмидесятифутового сооружения. Эта сокровищница ломилась от съестных запасов: зерно, сушеная оленина, рыба, орехи и другая еда; эти горы великий король получил со своих подданных в качестве дани.

— Ну уж в третьем доме должны быть ценности, должны! — крикнул Смит, и мужчины во всю мочь бросились к последнему строению. Они взмокли от спешки и нетерпения, сломав дверь и стремительно обследуя капище. Но все было то же самое. Ни золотых самородков, ни изумрудов.

Под злобным взглядом скалившего клыки деревянного медведя мужчины остановились, на лицах их отразилось страшное разочарование.

— Ничего! Совершенно ничего! — воскликнул Перси.

— Надо вернуться в лес. Скорей! Скорей! Стража может появиться в любую секунду, — подгонял Смит, пока они выбирались наружу.

Людей в деревне все еще не было, хотя обыск занял больше времени, чем они думали. Мужчины понеслись к деревьям, словно все местные боги гнались за ними по пятам. Они не останавливались, пока от деревни их не отделили две мили. Здесь они упали ни землю.

— Нам повезло, — сказал Смит. — Мы убрались оттуда вовремя. Но, Перси, невероятно, чтобы у Паухэтана не было сокровищ.

— Для него все это — богатство, Джон. В своем мире, который теперь стал и нашим, он неимоверно богат.

— Ба!

— Да с этой провизией может пережить зиму не одно такое поселение, как наше.

— Верно, но я надеялся, что мы сможем послать в Англию драгоценности, подобные тем, что нашли в Новом Свете испанцы.

— Они встретились с другой цивилизацией к югу отсюда. У меня такое чувство, что единственный способ найти золото и камни — грабить у наших берегов испанские корабли.

— И правда, я уже отправил в Лондон письмо, где упоминаю о такой возможности, — отозвался Смит.

Внезапно Смит схватил Перси за руку:

— Ш-ш-ш. Ты слышишь птиц?

— Да.

— Ночь хоть глаз выколи. Это не птицы!

Смит осторожно двинулся вперед, Перси следовал за ним шаг в шаг. Любой слабый звук, произведенный ими, двадцатикратно усиливался в их воображении. Каждая тень казалась зловещей.

— Мы должно постараться быстро добраться до шлюпки. Никаких остановок, — прошептал Смит.

Мужчины двигались как могли тихо и быстро. Они прошли еще примерно мили полторы. Неожиданно прямо над ухом Смита раздалась птичья трель. «Они нас догнали, — подумал Смит, и по спине у него побежали мурашки. Он вытащил мушкет и сделал Перси знак последовать его примеру. — Боже мой! И я мог подумать, что мы от них ускользнули!»

Мужчины продолжили свой путь среди мертвой тишины леса. Еще одна птичья трель и ответы на нее зазвучали со всех сторон. «Они играют с нами, — внутренне вскипел Смит. — Если они собираются убить нас, почему не хватают?»

В непроглядном мраке ничего не было видно. Смит понимал, что спасти их может только чудо, но он совсем не был уверен, что Бог сотворит для него еще одно.

Плечом он коснулся дерева, веточка зацепилась за ткань его камзола. Повернувшись, чтобы освободиться, он разглядел, что толстые ветви дерева растут низко. Он выставил назад руку, поймал Перси и приложил губы к его уху.

— Дикари нас окружили. Если мы заберемся на дерево, возможно, нам удастся перестрелять их с удобной скрытой позиции.

Смит подтянулся, Перси за ним. Веток на дереве было много, и Смит с легкостью лез вверх, находя одну подходящую опору за другой. Ночная тьма сгустилась, и ему приходилось искать ветки наощупь. Еще рывок — но, дотянувшись, он ухватился за человеческую ногу. В ту же секунду он почувствовал, как чья-то рука вцепилась ему в волосы.

В этот момент Перси тихо сказал:

— Меня схватили за ногу.

— А меня за волосы, — громко ответил Смит.

Лес внезапно наполнился голосами. Перси и Смита сволокли с дерева. Было ясно, что их собирались взять в плен целыми и невредимыми, дикари вели себя резко, но не грубо. «Они хотят сберечь нас для пытки», — подумал Смит.

Пока дикари вели их по лесу, Смит смог понять из их разговора, что они знают, кто он такой. Когда рассвело, отряд из двадцати человек остановился. Они быстро искупались в реке и поели кукурузы и сушеной оленины, прежде чем сесть в каноэ и взять курс на Веровокомоко. Смит также понял, что его с Перси поведут к самому Паухэтану. С другом его разлучили, так что у них не было возможности обсудить, как держаться перед великим королем. Однако он был уверен, что Перси позволит ему взять инициативу на себя. Смит с досады саданул кулаком в ладонь другой руки. Он не забыл, как его насильно притаскивали в Веровокомоко, а на этот раз веселье уж точно ему не грозило. Усилия целого года, ожидание, составление планов — и ни единого кусочка золота, ни одного драгоценного камешка в сокровищницах.

Он постарался не показывать своего мрачного настроения, когда вместе с Перси предстал перед великим королем. Однако Паухэтан не стал скрывать негодования и презрения. Он тоже был раздражен новой встречей с красноволосым капитаном.

Он не обременил себя обменом любезностями, а, чтобы быть уверенным, что его понимают хорошо, снова попросил Томаса Сейведжа переводить, поскольку Покахонтас нигде не было видно.

— Сразу после большого огня, — сказал Паухэтан, — мои люди нашли отпечаток твоей обуви в деревне Уттамуссак.

— Да, мы искали деревню, где могли бы выменять еды, — ответил Смит.

Перси стоял молча.

— Это что же, ваш обычай — разжигать волшебный огонь, который делает ночь светлой, как день, когда вы приезжаете для обмена?

— Мое колдовство случилось по ошибке. Мы собирались сделать это на реке, чтобы умертвить рыбу для нашей кладовой.

Паухэтан скептически поджал губы.

— Я тебе не верю, — сказал великий король. — Твои люди не говорят мне правды. Когда вы впервые приплыли к нашим берегам, ты сказал, что это продлится недолго, что вы спасаетесь от другого племени воинов, испанцев, и что скоро уйдете. Это было давно. Вы все еще здесь, и вас стало больше. Вы пытаетесь захватить мою землю для себя и своего короля. Вы мне не нравитесь, моим жрецам тоже. Я избавился от вашего рода на юге много лет назад, и здесь вы мне не нужны. Ты лжешь.

Беседа принимала опасное направление. Смит попытался перевести ее на предмет, наиболее интересный для Паухэтана.

— Мы все еще здесь, потому что твоя земля прекрасна. Мы бы хотели остаться на ней. Мы хотим обменять пушки и мечи и кое-что из нашего колдовства. Мы бы хотели жить с тобой в мире.

Искорка интереса смягчила выражение неприязни на лице великого короля. Он так и не получил свои мечи и пушки. Смиту удалось переключить его внимание на этот предмет. Он с жаром пустился обсуждать возможности обмена их на пищу. Мужчины рядились, и Смит испытал огромное облегчение оттого, что разговор ушел в сторону от темы присутствия колонистов на земле Виргинии. Он, однако, был потрясен признанием Паухэтана в уничтожении англичан на юге. Он, должно быть, имеет в виду Рэли, подумал Смит. Король впервые открыто заявил, что настроен против англичан. Это было серьезно.

Смеркалось, когда после часа напряженных переговоров Смита и Перси отвели в дом для гостей, находившийся сразу за поселком. Они с королем пришли к соглашению относительно мечей. Смит был уверен, что Паухэтан на время забыл об их посягательстве на сокровищницы. По крайней мере, не видно было, чтобы это его сильно заботило.

— Похоже, мы легко отделались, — сказал Перси, когда они остались одни.

— Согласен, но это только сейчас. Король открыто выразил свою враждебность по отношению к Англии. И неизвестно, какие это будет иметь последствия. Вероятно, эта вспышка произошла из-за его личной нерасположенности ко мне. Боюсь, как бы он не пожалел о сказанном, а если так, мы оба отправимся в небытие.

— А как же соглашение о мечах? — спросил Перси.

— При помощи Покахонтас он может договориться с любым из колонистов. Я удивлен, что ее здесь нет.

Мужчины устали. Они не спали целые сутки. Они быстро перекусили оставленными им мясом и сыром и провалились в глубокий сон.

Смит почувствовал прикосновение к своему плечу. Он вскочил на ноги, схватился за ножны.

— Пожалуйста, тише! — донесся из темноты нежный голос Покахонтас. — Не шуми. Я пришла помочь вам.

Приветствуя ее, Смит постарался скрыть свое удивление. Напротив, успокаивающе тронул ее в темноте за руку.

— Вы должны уходить, — продолжал тихий голос. — Мой отец собирается убить вас. От него придет посланный и пригласит вас еще на одну встречу с отцом. Вместо этого вас поведут к жрецам, которые приготовят вас к пытке.

Мужчины молчали, а голос — почти шепот — продолжал:

— В укромном месте, там, где купаются женщины, только подальше, вас ждет каноэ. Я сейчас отведу вас туда. Вы должны плыть по реке ночью, а днем прятаться, пока не доберетесь до моего брата Починса в Кекоутане. Оттуда вы сможете дойти до форта.

Смита новость не удивила, его поразила безжизненность ее голоса, хладнокровие, с которым она подготовила их побег, и кажущееся отсутствие страха за себя.

В полной темноте она подошла к Смиту, уже приготовившемуся уходить. Он положил руку ей на грудь, и так они постояли несколько секунд. Потом она отодвинулась и сказала:

— Сейчас время новой луны. Будет очень темно. Мы должны идти, касаясь друг друга, но молча. Звук каждого шага может оказаться опасным.

Ночь была холоднее предыдущей. Смит возблагодарил Бога, что еще не начались морозы. Они медленно переходили от дерева к дереву. Порой ненадолго останавливались и прислушивались к отдаленному уханью филина. Это отвлекало Смита, которого Покахонтас то и дело прижимала к дереву. Защищая его, она обхватывала его руками. Смит слабо улыбался. В этой ситуации хозяйкой была она.

Они уже отошли на некоторое расстояние от дома для гостей, когда Покахонтас внезапно остановилась, ее тело напряглось. Она слушала. Спокойно, бесшумно обернувшись в сторону дома, она на этот раз намеренно прижалась к Смиту. Его выводило из себя, что индейцы слышат и видят гораздо лучше, чем он. Сейчас в безмолвии ночи он различал то тут, то там слабый шорох или затихающие крики филина, но дикари воспринимали эти звуки по-другому. Он знал, что ему потребуются годы, чтобы достичь их знания леса.

Едва слышно Покахонтас прошептала ему в самое ухо, что ненадолго вернется в дом для гостей. Они должны ждать ее и не шевелиться.

Она тихо скользнула прочь. Ей не хотелось оставлять их одних, но кто-то шел к дому. Она должна была узнать, кто это и что ему надо. Любой, подошедший к дому близко, почувствует неладное, и поднять тревогу будет для него делом нескольких минут. Она нащупала на поясе кинжал. Его ей дал Смит, и она была рада, потому что он был куда действеннее их кремневых ножей.

Это, должно быть, посланный, подумала она, идет забрать двух мужчин. Сейчас она двигалась легко, бесшумно, но быстро. Она должна обнаружить этого человека. Обнаружить прежде, чем он уйдет. Воздух был неподвижным, и она все еще не уловила никакого запаха. Почти ничего не было видно, но земля под ногами была настолько знакома ей, что она положилась на свое чутье. Здесь подъем, а тут куча листьев рядом с маленькой ложбинкой. А, вот он — слабый запах мужчины. «Он рядом, мне придется убить его, — подумала она. — У меня нет выбора. А если это кто-то, кого я хорошо знаю? — Она почувствовала, как перевернулось ее сердце. Но в следующее мгновенье она справилась с собой. — Я не могу об этом думать. Я должна спасти Джона Смита. Я сделала свой выбор. Я иду на обман отца ради него и должна быть готовой, ко всему».

Как хитрая кошка за добычей, кралась она, полностью сосредоточившись на своей задаче. Она услышала что-то похожее на шаги. Звук был таким слабым, что трудно было сказать наверняка, но доносился он с расстояния двадцати пяти футов. Потянул слабый ветерок, и лесные запахи усилились — едкий — папоротника, затхлый — палой листвы, густой дух влажной коры, но человеческий пропал. Как жаль, что сейчас не полнолуние! Она напрягла слух. Звук шагов изменился. Охранник или посланный, должно быть, зашел в дом. А может, это убийца! Да, отец послал кого-то убить их, пока они, как он думает, еще спят. Это объясняет, почему они с такой легкостью прошли мимо обычной охраны, выставляемой вокруг дома. Их, вероятно, убрали оттуда.

Последние ярды до дома Покахонтас пробежала. Ей пришлось смириться с тем, что пришелец внутри. В любой момент он мог выскочить, обнаружив, что пленники улизнули. Она распласталась у стены дома и принудила себя дышать коротко и неглубоко. Никогда она не слышала, чтобы человек двигался так явно. Он думает, что он один. Но потом шаги неожиданно прекратились. Он уловил ее запах? Но это трудно сделать в комнате, наполненной разнообразными запахами. Возможно, он услышал ее. Внимательный человек может даже уловить дыхание, каким бы слабым оно ни было. Все ее чувства обострились до крайности. Уши болели от напряжения. Где он сейчас? Ни звука, мертвая тишина ночи. Не слышно было даже обычного шороха ночных зверей.

Рука схватила ее руку, она круто развернулась. Перед ней стоял Раухант, доверенный воин ее отца, один из старших советников, человек, которого она знала всю жизнь.

— Покахонтас? Что ты здесь делаешь?

Одним уверенным движением Покахонтас выхватила кинжал и вонзила в его грудь, между ребрами. Он умер мгновенно, и на лице его осталось удивленное выражение, когда он осел на землю.

Другим быстрым движением Покахонтас наклонилась, вытерла кинжал о меха Рауханта и вернула его в ножны на поясе. Все продлилось лишь несколько секунд.

Быстро, насколько могла, она пробиралась от дерева к дереву, пока не присоединилась к двум мужчинам. Прошептав им на ухо, что тревога оказалась ложной, она с предосторожностями повела их к бухте и каноэ.

Приблизив губы к уху Смита, она сказала:

— На дно каноэ я положила немного еды. Примерно час держитесь вдоль берега. Потом гребите на другую сторону и вниз к Кекоутану.

К рассвету в Веровокомоко поднялось волнение. Великий вождь приказал высечь виновных стражей, позволивших грязным тассентассам бежать и убить Рауханта, одного из самых его преданных людей. Не имело значения, что охране было приказано уйти. Было сказано, что им еще повезло, что их не станут пытать до смерти.

На следующий день после того, как Покахонтас проводила уплывших Смита и Перси, она, как обычно, пошла совершить утреннее омовение. На этот раз она держалась поближе к остальным женщинам. Она старалась не слушать пересуды. Ей приходилось делать над собой огромное усилие, чтобы чем-то заниматься. После того, как тассентассы скрылись, она вернулась в поселок и упала поблизости от того места, где держали жертвенных животных. Она никогда не убивала человека, и воспоминание об удивленном лице Рауханта вызвало у нее приступы тошноты. Одно дело убить животное или даже врага, но друга, всегда бывшего с нею таким добрым! И хотя все ее тело сотрясала дрожь, она знала, что должна вернуться в постель, лежать тихо и утром явить окружающим спокойное лицо. Она была рада, что Кокума не ждали с охоты раньше утра. Выдадут ли ее сестры? Она не знала. Они привыкли к ее полуночным и ранним утренним уходам и вполне могли спать, когда она вернулась.

В разгар утра великий вождь послал за своей дочерью. Покахонтас постаралась успокоиться. Она знала, что встреча будет ужасной, но оказалась не готовой к буре ярости, которую отец обрушил на нее с высоты своего нового трона — английской кровати с наваленными на нее грудами мехов.

Отец сказал, что он не до конца уверен в ее неучастии в исчезновении грязных людей, но твердо знает, что она не имеет отношения к смерти его советника Рауханта. Тем не менее, он больше не желает видеть ни одного тассентасса. Лицо его окаменело, когда он заявил, что под страхом смерти запрещает ей встречаться с ними. И хотя совершенно очевидно, что живот у нее плоский, как у девственницы, свадьба с Кокумом состоится в следующую полную луну. Она непослушная, неблагодарная дочь, и он предпочитает какое-то время не видеть ее. И еще раз сказал со всей ясностью:

— Запомни мои слова: если пойдешь к тассентассам или снова встретишься с ними, будешь отдана на смерть.

Покахонтас поняла, что больше отец не станет уступать. Она оцепенела. Слишком много всего произошло за последние сутки. Она обманула отца. Ее возлюбленный потерян для нее. Она убила друга и обрекла себя на жизнь с человеком, которого ненавидела. Вороньи крылья забили над ней. Она едва могла двигаться, все тело ее застыло.

Она с трудом пережила этот день. Натерла свое тело золой в знак скорби по Рауханту, и скорбь по нему дала ей возможность скрыть свое собственное горе. Она заставила себя присоединиться к женщинам, причитавшим на его телом, в то время как ее сердце разрывалось на части от противоречивых чувств. На какое-то время, пока она раскачивалась в такт вместе со своими сестрами, ее мозг очистился. Но потом ее вина, ее потеря, ее растерзанные чувства, безнадежность будущего затмили ее разум, и она провалилась в полубессознательное состояние.

Наконец Мехта резко ткнула ее. Наступили сумерки, и плакальщицы расходились по домам. Она посмотрела на Мехту, которая внезапно показалась ей более полной, чем обычно. Покахонтас вяло подумала, не носит ли она в себе семя? Чье семя? Она понадеялась, что Кокума! Но нет, это ничего не изменит. Что бы ни случилось, отец не смягчится.

В ту ночь Кокум увел ее, и она шла за ним, как прирученная собака, с горечью думала она. У нее больше нет союзников. Она не сможет отказаться от него перед жителями поселка и отцом. Когда он овладел ею на кипе мехов и накрыл ладонями ее груди, память вернула ее в прошедшую ночь — к прикосновению Джона Смита. Внезапно она подумала: «Теперь мне не нужно притворяться перед этим человеком. Мне не нужно обманывать его, чтобы вернуться в форт». И когда он склонился над ней, она плюнула ему в лицо.

Он вытер плевок, а когда заговорил, в голосе прозвучала забота:

— Твоя скорбь по Рауханту не должна так захватывать тебя. Мои ласки помогут тебе забыть об этом.

Она посмотрела на него с отвращением. Со всей силы оттолкнула, ударила ногой. Но он был слишком сильным, а она — слишком измученной. Бормоча успокаивающие слова, он брал ее снова и снова на протяжении ночи. В конце концов она отозвалась на ставшее знакомым прикосновение. Она отозвалась! Ужас происходящего почти лишил ее рассудка.