Покорители шторма. Бриз

Глава 2

Занятия по навигации у старших учеников неожиданно отменили. Об этом сообщил акваморам лично ректор Академии Людоль дель Бриз, сорокалетний полный мужчина, всегда одетый с иголочки, ухоженный и лоснящийся — сегодня он выглядел мрачным, помятым и каким-то потерянным. Оттого новость не принесла акваморам желания с облегчением выдохнуть и потратить это время на какие-нибудь веселые занятия. Они просто сидели в учебной комнате, искоса поглядывая друг на друга и на развешанные по стенам карты, а комната казалась такой грустной и пустой без крупного краснолицего профессора с его громким голосом и размашистыми жестами. И как немое свидетельство, что случилось нечто страшное и непоправимое, возле окна застыла изваянием кафедра красного дерева, за которой обычно стоял Марель, а его большое лицо освещали лучи Матушки.

Болтон дель Бриз не мог смотреть на кафедру. Ему казалось, что он видит за ней темно-синий профессорский камзол с меловыми разводами на воротнике и чернильными пятнами на манжетах.

Только двое братьев де Циклон, Рауль и Катриэль, не выглядели удивленными, и на них, казалось, совсем не подействовало всеобщее внезапное уныние. Они какое-то время оживленно перешептывались и иногда поглядывали на остальных акваморов самодовольно и свысока, и в конце концов Рауль нарушил тягучее молчание учебной комнаты:

— Так Мареля грохнули вчера. Вы чего, не знали?

На миг тишина стала совсем оглушительной, а потом комната взорвалась восклицаниями и вопросами двух десятков акваморов. Рауль оглядывал их своими колючими черными глазами, ноздри его длинного носа шевелились, словно вынюхивая след, чуть подрагивали худые пальцы — Рауль не мог оставаться полностью неподвижным, даже когда сидел смирно. Казалось, в его голове сейчас работает самописец, фиксирующий каждую реакцию акваморов, каждое слово, жест, взгляд.

— Гро-охнули, — медленно повторил медлительный Катриэль и брезгливо поджал губы. — Пьяного. Он всегда ж был пьяный вечерами.

— Захлопни пасть! — Болтон дель Бриз грохнул кулаком по столу, Катриэль на миг втянул голову в плечи, и все другие акваморы на всякий случай тоже заткнулись.

— Это ж правда, — очень тихо проговорил Рауль, рассматривая свои руки. Указательный палец правой был увенчан массивной золотой печаткой в виде волчьей головы.

Болтон услышал, откинул со лба вечно лезущую в лицо светлую прядь, чтоб хорошенько стало видно, как негодующе сверкают его голубые глаза.

— Захлопнись, — повторил он Раулю.

— Не-а, — тот продолжал изучать свои руки, и было заметно, что ему приходится напрягать пальцы, сдерживая их дрожь. — Я ничего не придумал. Марель был в доску пьян, и его убили в подворотне, как подзаборного голодранца. Нравится это его любимчикам или нет.

— Любим-чхи! — кам, — шутканул Катриэль и, как обычно, первый рассмеялся своей немудреной шутке, а потом по комнате прокатилось еще несколько смешков акваморов, которые вечно оказывались на стороне братьев Циклон.

— Ага, — ощутив малую, но поддержку, Рауль поднял взгляд на Болтона и прикинул, куда ему увернуться, когда Болтон сиганет на него через стол. — Кто теперь будет таскать вас, избранненьких Бризиков, на дополнительные занятия в испытательный комплекс? Лучшие наши ученички, тьфу!

Болтон, вопреки ожиданию и своему обыкновению, никуда сигать не стал, а неожиданно и мерзенько, совсем не по-болтоновски, ухмыльнулся, демонстрируя мелкие хищные зубы:

— А зато у вас, не лучшеньких ученичков, теперь будет чему порадоваться на ваших тайных сборищах, да?

Лица Рауля, Катриэля и еще нескольких акваморов застыли.

— Как вы там себя называете? — Болтон картинно пощелкал пальцами, будто бы вспоминая, а на деле — убеждаясь, что всё-всё внимание приковано к нему. — Спуск Вёсельников, нэ? Треск Бисерников?

— Союз Висельников, — обиженно процедил Катриэль.

Рауль выругался и отвесил ему подзатыльник, и тут Болтон сиганул на него через стол. Вместе они полетели на пол, опрокидывая стулья, расталкивая столы. Рауль пропустил удар в челюсть, клацнули зубы, брызнула кровь. Болтон тряхнул его, и Рауль ударился головой об пол, двинул коленом. Медленный Катриэль наконец вскочил на ноги, бросился на помощь брату и стащил с него Болтона, позволяя Раулю подняться на ноги. Биться с Болтоном не стал, не дурак он был на него лезть.

Кто знает, чем бы кончилась эта потасовка, если бы в кабинет не ворвался стремительный Валентайн дель Бриз, преподаватель зоологии.

— Ну-ка, разошлись! — рявкнул он. — Давно в холодной не сидели? Или вас серым шапкам сдать? Они как раз в Академии!

Появление в стенах Академии серых шапок — городской стражи — могло означать только одно: профессор Марель действительно убит. И это понимание вмиг сбило боевой пыл даже с Циклонов.

— Сегодня я закрою глаза на вашу выходку. Но если повторится — поставлю в известность ректора! Позор! Дель Болтон! Как вы будете смотреть в глаза своему отцу? Мальчишка!

Двадцатилетний «мальчишка» не мог поднять взгляд на Валентайна, хотя знал, что тот ничего ректору докладывать не будет: драки акваморов в стенах Академии — явление нередкое и, в общем, не такой уж это серьезный проступок. Сам Валентайн когда-то был таким же «мальчишкой» и так же задирал Циклонов и прочих акваморов из других кланов.

— Используйте свободное время на что-то более полезное, чем банальная драка!

Валентайн развернулся на каблуках и вышел из учебной комнаты покойного профессора Мареля дель Бриза.

***

Этой ночью у Карася сводило зубы от мысли, что придется приблизиться к Академии, а уже к полудню он потерял счет котлам и мискам, которые ему надо было перемыть на академической кухне, и рыбинам, которых довелось очистить и выпотрошить. Он даже умудрился ни разу не порезаться острыми плавниками окуньков, за что удостоился кивка и одобрительного хмыканья повара — скалоподобного здоровяка, которого проще было представить за откусыванием голов недоброжелателям, чем заботливо снимающим пену с рыбного бульона.

Карась попал на кухню чудом. Сегодня утром, когда он бродил вокруг Академии и прикидывал, как бы половчее забраться внутрь, его принял за поварёнка сторож, один из тех, что проводили утренние обходы вокруг Академии с единственной целью — считаться при деле и важно надувать щеки. Сторож, совершивший такой выдающийся поступок: схватить Карася за шкирку и втолкнуть в кухонную дверь, что находилась в десяти шагах, — должен был лопнуть от ощущения собственной полезности.

Пахло тут упоительно, еще вкуснее, чем у Карася дома, когда мама была жива: свежим хлебом, пряным травяным отваром, а еще чем-то сладким и чем-то сытным, и чем-то острым, отчего приятно щекотало в носу. Сквозь всё это упоение едва пробивался запах еще живой рыбы, корзины с которой стояли у стены. Повар, искоса глянув на доставленного мальчишку — на растерянное, а вовсе не наглое выражение лица, на одежду, которую Карась старался держать в хоть сколько-то опрятном виде, на чисто вымытое лицо — не погнал постороннего мальчишку взашей, а махнул рукой на корзины с рыбой и вручил небольшой нож с узким лезвием: за дело, мол. Скоро стало понятно, почему Карася не выставили: в гигантской кухне было еще пяток мальчишек и трое поварят постарше, но рук всё равно отчаянно не хватало. К полудню Карась натурально вымотался, но ни за что на свете не покинул бы это место — тут было тепло, вкусно пахло да еще и кормили: для работников сварили сытную кашу на бульоне из рыбьих голов, выдали по толстенному ломтю серого хлеба и по чашке отвара из повторно заваренных листьев чего-то пахуче-ягодного.

— Можешь остаться, — буркнул ему повар, — работать с рассвета до полудня, платить не обещаю, а накормлю от пуза, и еще недоедки с собой можно забирать. Но если чего стибришь — руки оторву, ясно?

— Ясно, — поспешно заверил Карась и затолкал в рот остаток хлебной краюхи.

Он едва мог поверить в такую удачу и даже не вспомнил, зачем пришел к Академии нынче утром. И даже не подумал, как собирается искать кабинет Мареля дель Бриза, если целыми днями будет драить котлы.

***

Единственный человек, который знал истинную личность Аэртона дель Бриза, был ректор Академии мореходства Людоль дель Бриз. Сразу по прибытии Аэртон вручил ему документ, подписанный лично Тайным канцлером, в котором прописывались неограниченные полномочия агента по особым поручениям. Также в документе прямо указывалось, что ректор обязан оказывать всяческое содействие расследованию, которое будет вести податель сей бумаги. Аэртон согласился выпить с ректором отвар по особому рецепту Сирокко (тайну трав, входящих в ее состав, клан ткачей держал в секрете, но охотно продавал сушеные травы, которые в последние несколько лет пользовались популярностью в Бризоли среди аристократии) и за чашечкой «Бодрости духа» обсудить сложившееся положение вещей. Снаружи возле дверей ректорского кабинета остался верный Кортон, он должен был проследить, чтобы приватной беседе никто не помешал.

— Скажите, дорогой дель Людоль, чем занимался покойный Марель в стенах вашей Академии? — задал вопрос Аэртон.

— Как — чем? Он преподавал навигацию, — удивился ректор, забылся и хлебнул горячего отвара, тут же обжег язык и часто-часто задышал.

— С этим все понятно. Чем он еще занимался? Может, какие-то предметы вел или работал с какими-то документами? Занимался какой-то научной работой? Меня интересует все, — вкрадчивым голосом продолжал Аэртон. Эта манера вести допросы, которые больше были похожи на доверительные беседы, приводили собеседника в состояние неуверенности, а затем страха. Допрашиваемый начинал думать, что он главный подозреваемый во всех смертных грехах, а затем от страха признавался в любых преступлениях, даже в том, в чем не участвовал, а вычитал об этом в старом выпуске «Вестей Бризоли». В большинстве случаев метод срабатывал; похоже, и ректор не станет исключением.

— Лекции. Еще раз лекции. Занимался копированием чертежей для нашей лаборатории. Вернее, не сам копировал. А сверял копии. Ну, и занимался разработкой усовершенствованной астролябии. Правда, в последнее время он все больше пил. После того как его сын Морс пропал в одной из экспедиций к Барьеру, дель Мареля словно подменили. Он места себе не мог найти. Сын-то его был одним из лучших выпускников Академии. Отправили поисковые корабли. Только они вернулись ни с чем. А тут его жена Дерба слегла с кровавым кашлем. Это в прошлом году, помните, по Бризоли прокатилась волна эпидемии. Многих тогда она унесла, — торопливо говорил ректор, периодически перемежая слова резкими выдохами, которыми он пытался остудить ошпаренный язык.

— Меня в ту пору в Бризоли не было. Служба.

Об эпидемии кровавого кашля, или, как его в народе прозвали, Хохота смерти, Аэртон слышал. Но сам в это время находился в Бора-Бо, куда его привело следствие по делу Высоких отравителей. Ниточка оказалась ложной и быстро оборвалась, но вернуться из-за проклятого кашля он не смог. Порты Бризоли в течение двух месяцев были перекрыты для гражданских лиц, даже патент Тайной канцелярии не помог ему найти место на военном корабле Бриза. Пока бризольские медики не справились с эпидемией. Потом еще несколько недель столица никак не могла избавиться от смрада. Всех пострадавших от эпидемии сожгли на кострах, чтобы зараза не поползла дальше. Аэртон тогда сам себе позавидовал, что нос его давно уже не работает и он не чувствует этой вони, от которой прятались остальные горожане.

— Мареля смерть Дербы добила. И он стал все чаще и чаще закладывать за воротник. Вот, видно, и докатился совсем. Любил он по кабакам ходить. Таким образом все больше оттягивал время возвращения в дом, который без жены и сына стал совсем холодным и пустым.

— А где жил профессор?

— На площади Урожая, в конце улицы Гулящей.

Стало быть, поход по кабакам был всего лишь затянувшейся дорогой домой.

— Скажите, уважаемый дель Людоль, а вчера вечером профессор не имел при себе каких-либо бумаг? — спросил Аэртон и, судя по тому, как побледнел ректор, догадался, что попал в самый центр мишени.

— Дель Марель работал над чертежами. В работе у него было много чертежей. Боюсь, что-то из них он мог вынести из Академии, — севшим от нервического возбуждения голосом сказал Людоль.

— А что это за чертежи? Чем пропажа их может угрожать Академии?

Ректор сам ничего рассказывать не будет. Надо его разговорить. Будь он простой человек, можно было бы прихватить его с собой в подвалы Тайной канцелярии, там и не таким языки развязывали. Каленые щипцы и особые составы травников еще и не такие чудеса с людьми творят. Но ректор уважаемый человек, с ним надо деликатнее, хотя Аэртон и не любил все эти политесы и шарканье по паркету.

— В стенах нашей Академии есть закрытый корпус, где ведутся работы над созданием паровой машины. Это особо секретный проект, совместный с военными и Академией Наук. Место дислокации выбрали у нас, поскольку есть свободные помещения и легче всего обеспечить должную охрану, — взахлеб откровенничал ректор.

— И все равно произошла утечка, — парировал Аэртон.

— Господин Аэртон, я хотел бы сразу подчеркнуть, что я рассказал вам об этом, поскольку предписание требует от меня оказывать всяческое содействие. И вы должны знать о произошедшей утечке. Быть может, это пустяки, и ее не было. А может, это очень важно, и если вы не найдете документы, то случится непоправимое. Каждый должен выполнять свою работу. Я — учить людей. А вы — искать преступников, — неожиданно расхрабрился Людоль дель Бриз.

— Хорошо. Хорошо. Не переживайте так, — примирительно поднял руки перед собой Аэртон.

Дверь кабинета распахнулась, и в дверном проеме вырос Кортон дель Бриз.

— Серые шапки направляются к ректору. Вероятно, для допроса.

— Спасибо, что предупредил. Дай нам минуту, — попросил Аэртон.

Кортон хмыкнул и закрыл дверь. Можно было не сомневаться: он задержит стражников.

— Слушайте меня внимательно. Всем вы представите меня как замену профессору Марелю. Если будут особо спрашивать. Я пару дней как прибыл из Университета Муссона, где проходил практику. От лекций меня пока избавьте. Я должен освоиться на месте. Серым шапкам ни слова о документах и секретном корпусе. Они копать особо не будут. Им поручили понюхать на месте для видимости…

Больше Аэртон ничего сказать не успел. Дверь вновь распахнулась, и на этот раз в кабинет вошли представители бризольской стражи — хмурые, суровые лицами, все как один в серых мундирах с серебряными пуговицами и высоких сапогах с пряжками, на головах треуголки с красной опушкой и перекрещенными шпагами на фоне языков пламени на бляхе.

— Больше я не стану красть ваше время, — поднялся из-за стола Аэртон. — Я прогуляюсь по окрестностям, осмотрюсь, так сказать, на месте.

— Не смею вас задерживать, доктор Аэртон, — пожал ему руку Людоль дель Бриз.

Выходя из кабинета, Аэртон услышал, как ректор докладывал серым шапкам, что это новый преподаватель, которого они взяли сегодня утром на замену покойному Марелю.

— Как же могло случиться такое несчастье? В голове не укладывается.

Серые шапки убрались из Академии лишь к вечеру. Все это время Аэртон бродил по территории учебного заведения в сопровождении Кортона. Он старался не привлекать к себе внимания, но и не прятался. Мало ли кто решил осмотреть Академию. Вдруг это богатый папаша, который надумал пристроить своего сына к мореходству, или один из серых шапок, только в штатском, или, быть может, инспектор из Канцелярии Наук прибыл проверить качество обучения будущих мореходов Бриза? Ни у кого из акваморов прогуливающаяся парочка не вызывала любопытства. Все были погружены в свои проблемы и мысли. Процесс обучения был в разгаре, и до окончания последних лекций оставалось полно времени.

Во время прогулок они прошлись по учебным корпусам. Аэртон искал столовую: где, как не в столовой, можно услышать свежие сплетни да понять, чем дышит местное общество? Он смотрел на все широко открытыми глазами, жадно вдыхая недоступные ему запахи. В далеком детстве он мечтал стать мореходом и должен был поступить в Академию. Его готовили к этому с детства. Но случилось непредвиденное — скоропостижно скончался отец, матушка потеряла все состояние, доверившись проходимцу, не смогла грамотно распорядиться деньгами, и оплачивать обучение оказалось нечем. Пришлось распрощаться с детской мечтой.

В столовой они неспешно пообедали. Кормили акваморов, надо сказать, не разнообразно, но сносно — тушеные овощи, морковь, свекла, капуста, и несколько кусочков рыбы, отличный ржаной хлеб и овощной бульон. В этот час народу в столовой оказалось предостаточно. Акваморы сидели за длинными дубовыми столами группами, в основном каждый со своим кланом или с союзниками из других кланов, и старались не лезть к другим. Слух у Аэртона был отменный, и очень скоро он узнал, что в Академии хозяйничают серые шапки и связано это то ли с некой выходкой Клуба Висельников, то ли с трагической смертью профессора Мареля дель Бриза, которого часть акваморов любила за добрый нрав и цепкий ум, другая же часть презирала за непреодолимую тягу к стакану и вечный спиртной дух по утрам.

Больше ничего толкового узнать не удалось, а лезть к акваморам с расспросами Аэртон сейчас не стал. Не стоит идти в лобовую атаку, можно дождаться, когда он вступит в должность преподавателя навигации, и тогда они сами ему все расскажут.

После столовой они совершили променад, наблюдали за акваморами, которые занимались гимнастикой на открытой площадке, рядом шли занятия по фехтованию. Учитель фехтования кричал, ругался, иногда подскакивал к особо нерадивым ученикам, выхватывал шпагу и показывал, как правильно провести тот или иной выпад. Учитель гимнастики незлобиво подтрунивал над ним, что еще больше злило фехтовальщика.

Во время этой прогулки Аэртон дель Бриз обнаружил закрытый корпус, где, по всей видимости, и велись работы по созданию парового двигателя. Что это за чудо, Аэртон не знал, да и не хотел вдаваться в подробности без необходимости. Ему и своих проблем хватало. Корпус, небольшой двухэтажный дом с оконными решетками и мутными стеклами, так что даже не заглянуть и не увидеть, что там творится внутри. К тому же рядом расхаживали из стороны в сторону добрые молодчики с дубинками, на акваморов не похожи, по всей видимости, академическая охрана из числа вышедших в отставку городских стражников.

Смеркалось, когда на улице их нашел высокий молодой господин, немного дерганый, так что хотелось схватить его за руку и успокоить легкой пощечиной. Он представился Валентайном дель Бризом и сказал, что ректор отправил его на их поиски. Людоль дель Бриз ждет нового преподавателя навигации в кабинете покойного дель Мареля. Валентайн предложил показать им дорогу к кабинету, и Аэртон любезно согласился.

***

— …и потому, как ни крути, всё развалится без клана Бора! — закончил свою краткую, но пламенную речь Блеско, тряхнул длинными спутанными волосами и стукнул по столу кружкой.

Остальные дружно фыркнули, а потом Катриэль неспешно проговорил:

— Блеско фон Бора блеснул остроумием, — и, как обычно, рассмеялся, довольный своей шуточкой. Двое его соседей растянули губы в улыбке, все прочие закатили глаза.

Пировали они за тремя сдвинутыми столами: двенадцать парней из Академии и трое девушек дель Бриз, которые держались так прямо, сдержанно и невозмутимо, словно их всё происходящее вообще не касалось. На почетном месте, на углу у окна, сидела старшая дочь тана и младшая сестра Болтона, Делла — золотоволосая, осанистая и самая ледяная из всех.

На пирушку их созвал Болтон. Очень ему стало тоскливо из-за смерти профессора и как никогда захотелось почувствовать себя живым и беззаботным.

— Нет, Блеско, — без улыбки проговорил Рауль, сидевший рядом с Катриэлем, — Бора — вовсе не самый важный клан. Конечно, вы строите корабли, и каждый мореход скажет, что не было бы жизни на Бет без ваших бригов, бригантин и каравелл. Но поговаривают, кое-кто ведет исследования, которые положат конец вашему клану.

Почему-то при этих словах побледнел Болтон, а не фон Бора. А Януш пан Мистраль расхохотался так громко, что трактирщик за стойкой подпрыгнул, а разносчик на другом конце зала едва не выронил кувшин с отваром.

— Брось, Рауль! — воскликнул Януш и махнул рукой с зажатой в ней кружкой. — Ты веришь в эти байки про корабли на пару?

Немного вина выплеснулось из его кружки, брызги попали на рукав платья одной из девушек, и та чуть сжала тонкие губы. Будь на её месте соотечественница Януша из Мистраля — эта кружка, пожалуй, полетела бы Янушу в голову.

— Я-то, может, и не верю, а вот кое-кто в Академии — да, — процедил Рауль, буравя взглядом Болтона. Но тот уже пришёл в себя и лишь издевательски отсалютовал де Циклону своей кружкой. Рауль скрипнул зубами и добавил: — И даже говорят, что испытательный комплекс в Академии, куда есть ход только ученикам из Бриза — никакой не испытательный, а этот, ну, разрабатывательный. Что они там строят такую машину, которая будет двигать корабли паром и положит конец парусным судам.

Болтон покрутил пальцем у виска и принялся накладывать себе жареной рыбы. Блеско фон Бора рассмеялся и вместе с остальными переключил своё внимание на вино. Рауль при виде такого отклика лишь вздохнул: так и знал, что слушок дурацкий. Паровая машина, придумают тоже!

— Ну допустим, без кораблей нам не выжить, — рассуждал Януш пан Мистраль, — но согласись, Блеско, у нас уже есть очень много кораблей! Даже если Бора завтра прекратит строить новые — мы не скоро это заметим! А вот что мореходы станут делать без оружия, хочу я спросить? А? Без кого на самом деле всё развалится в течение года — так это без нас, Мистралей! Кто-то хочет мне возразить?

Заданный громким, не очень трезвым голосом вопрос заставил трактирщика нервно забарабанить пальцами по бочке с вином. Нет бы погоду обсуждали! Или мечтали о море! Обязательно говорить на такие темы, которые к добру не приводят, да еще на пьяную голову? Трактирщика тревожила сегодняшняя пирушка, поскольку на ней было всего три девушки — слишком мало, чтобы разбавить сдержанностью буйный нрав молодых людей! Такое уже бывало… да что там! Частенько бывало, откровенно говоря.

Потому хозяин трактира «Манар», конечно, очень почитал акваморов, особенно тех, которые дель Бриз, но предпочёл бы, чтоб свои пирушки они устраивали в каком-нибудь другом месте. Сегодня оставалось уповать лишь на то, что с опасных тем акваморы скоро свернут в иные дебри или что присутствие Деллы дель Бриз остудит наиболее горячие головы — должны же они проявить почтение к старшей дочери верховного тана!

— Конечно, мы против, — негромко, но твердо сказал Янушу Рауль. — Без кого все вы закиснете и передохнете — так это без нас, Циклонов. Вообще забудете про дух приключений и жажду знаний, только и будете сидеть, жиреть и временами вяло драться меж собой за никчемные острова с унылыми аборигенами!

Раулю никто возражать не стал — не потому что не хотел, а потому как ну его к дьяволу, этого Рауля! Единственный, кто не боялся его задирать — это Болтон, а тому вовсе не был интересен спор о важности кланов: ведь все они стояли ниже Бриза.

Подбежал разносчик с огромным подносом, ловко расставил на столах блюда с жареными рыбешками, маринованными в уксусе водорослями, икрой, перемешанной с луком и травками. Только что казалось, столы уже заставлены снедью и выпивкой — дальше некуда, но разносчик ловко организовал свободное место, сдвинув ближе к краю несколько тарелок. Акваморы с удовольствием принялись за еду, а в процессе уговорили еще по паре кружек вина. Девушки со скучающим видом ковыряли салаты из водорослей и пили отвар.

— Ладно, что там, — с хмельным добродушием заявил в конце концов Януш и помотал головой — от съеденного и выпитого ему сделалось жарко. — Все мы важны: и Мистраль, и Бора, и Циклон.

Акваморы нестройными восклицаниями поддержали это заявление и налили в кружки еще вина.

— И Муссон, — великодушно решил Блеско фон Бора. — Без почтарей тоже никуда. А впрочем…

Он задумался, сосредоточенно морща лоб, хотя не так легко было задуматься после изрядного количества выпитого.

— Какой там Муссон! — Рауль стукнул по столу кулаком с зажатым в нем рыбьим хвостом. — Он почти такой же бесполезный, как другие, кто не мы! Только Муссон еще и хитрый, вот и всё! Они ж даже не учатся в Академии почти никогда. Все эти, ну…

Взгляд его уперся в покрасневшего от негодования аквамора из клана Пассат, и Рауль растерянно заморгал, но тут же снова поймал за хвост ускользающую мысль:

— У остальных, всех этих ткачей и гончаров, у них важности — как у островитян! Я ж говорю, они даже в Академии почти никогда не учатся, а почему? Потому что им без надобности! Зачем нужна Академия, если ты Торнадо и всю жизнь будешь горшками торговать? Или если ты Фён или там Сирокко и всю жизнь проведешь среди идиотских растений?

Делла резко выпрямилась на лавке, её глаза блеснули, как ледышки под солнцем.

— Что? — в запале Рауль даже не подумал заткнуться, уставился на нее в упор. — Ну да, ты тоже обожаешь растения! И что? Они всё равно идиотские!

Можно было ожидать, что Делла ответит лишь своим особенным взглядом, долгим и выжидающим, под которым люди начинали метаться, как мыши при свете свечи, но танна добавила ко взгляду еще и слова:

— Растения поумнее некоторых из вас, сударики! Кроме того, вы просто вымрете без растений, тогда как они без вас отлично проживут!

В другое время все просто почтительно умолкли бы, но пирушка есть пирушка.

— Все знают, что ты увлекаешься растениями, — провозгласил Рауль, — вроде даже изучаешь их. Только никто в толк не может взять, зачем они тебе нужны. Что в них интересного?

Он просто спросил, без ухмылки на лице, без издёвки в голосе, и Делла, плохо знавшая Рауля, не удивилась, но Болтон нахмурился и отставил свою кружку.

Увлечение растениями — казалось бы, что может быть скучнее? Оно легко стало бы поводом для всеобщих открытых насмешек, не будь Делла дочерью тана и не держись она с таким бесконечным достоинством. Даже дома редко кто подтрунивал над ней, только тан иногда отпускал едкое замечание — дескать, такой ум и так глупо пропадает! — да Ола, младшая сестра, в запале могла выкрикнуть что-то о никчемности подобного увлечения.

Делла отвечала на эти выпады подчеркнутым равнодушием и долгим ледяным взглядом, и глаза её тогда казались не серо-голубыми, а просто серыми, как сталь.

Быть может, один Болтон понимал, что её задевает такое небрежение. Быть может, один Болтон видел, что точно таким же образом Делла реагирует на неискренние сожаления окружающих о недавно расстроившейся свадьбе с Рокком фон Бора. Болтон крепко подозревал, что самой Делле с высокой мачты наплевать было и на Рокка, и на Бора, околонаучные изыскания занимали её куда больше, а вот плохо скрытое злорадство в выражаемых сожалениях злило сестру. Она прекрасно понимала, что «доброхоты» на самом деле думают: «Врут эти Бора, никуда их Рокк не пропал, просто сбежал от такого счастьица, вот и всё».

Словом, когда Рауль, случайно или нет, наступил Делле на больную, тщательно скрываемую ото всех мозоль, Болтон подобрался.

— Растения были тут до нас, — ответила Делла. — Мы думаем, это мы самые умные и важные, потому что ходим на двух ногах и плаваем на кораблях, покорили все воды и склоняем природу к своей воле. Но правда в том, что мы зависим от растений и умрем, если они исчезнут, а если вдруг исчезнем мы — они едва ли это заметят.

Многие акваморы опустили головы, пряча улыбки. Некоторые смотрели на Деллу во все глаза и пытались сообразить: танна что, шутит? Кто бы подумал, что она это умеет!

— Я слышал нечто подобное, — вкрадчиво проговорил Рауль, — в землях Сирокко.

— Кому понимать растения, как не кланам Фён и Сирокко, — Делла кивнула, щеки её слегка порозовели, — но именно Сирокко, как я слышала, занимается не только разведением растений, но и изучением их природы, способов взаимодействия с ними…

Януш хрюкнул и уткнулся в свою кружку, скрывая смешок — понимал, что иначе Болтон тут же сделает из него мореходскую отбивную.

— Вза-имо-действия, — едва ли не по слогам повторил Катриэль и уставился на Деллу.

— Они живут в симбиозе со множеством насекомых, — чуть подавшись вперед, пояснила она, — у них есть способы подавать друг другу сигналы опасности, удаляться от неё, искать свет и питательные вещества! В целом их уровень организации не ниже, чем у животных, а некоторые растения достаточно умны, чтобы питаться животными! Раз они так умны, то с ними можно и взаимодействовать, не так ли?

К этому моменту уже все акваморы прятали лица, низко склонив головы или уткнувшись в еду и питье, только девушки да братья Циклон смотрели на Деллу, выпучив глаза и разинув рты.

— Да чтоб меня каракатица обняла, — выдохнул Рауль. — Ты же совершенно свихнутая!

И тут же, к отчаянью несчастного трактирщика, Болтон сиганул на него через стол.

***

В это самое время хозяин другого кабака под названием «Три офицера», папаша Лонг дель Бриз, тоже пребывал в большом волнении, оттого ронял бутылки, рявкал на разносчиков еды и даже едва не наорал на повара, что было бы уж совсем некстати. Повар его был настоящим мастером, способным состряпать обед-объедение для целой компании, имея под рукой буквально горстку крупы и обглоданный рыбий хвостик, но при душевных волнениях повар начинал еду пересаливать, недоваривать и сжигать, тем самым вызывая яростное возмущение гостей и отчаяние папаши Лонга.

Сейчас он, в который раз протирая стойку почти чистой тряпицей, с беспокойством поглядывал в угол зала, где за маленьким столом пили два капитана де Циклон: Натан по прозвищу Старый Пёс и Хёлвер с корабля под названием «Сель».

Натан Старый Пёс тащил за собой дурную репутацию, последствия нескольких серьезных ранений, груз множества приключений и душок смутных историй, в которые капитан попадал из-за своего буйного нрава и совершенной несгибаемости. Был он коренаст, чуть сутул и космат, обладал впечатляющим носом и выдающейся вперед челюстью. Никто не мог сказать наверняка, получил он своё прозвище благодаря внешности или характеру. Хёлвер де Циклон, тоже лихой и упёртый, был известен куда большей гибкостью, удачливостью и изрядным умом.

На столе у них лежал знакомый трактирщику кожаный футляр, и видно было, что между капитанами по этому поводу идет отчаянный торг, причем не за обладание бумагами внутри футляра, а скорее против такого обладания.

Трактирщик почти вываливался из-за своей стойки и отчаянно напрягал слух, но улавливал только обрывки фраз.

— Да ты рехнулся… обыски в порту… крыса не проскочит!

— … в бочке с селёдкой, а?

— И в бочке крыса не проскочит!

Папаше Лонгу, конечно, нравилось вести маленькие выгодные делишки с Натаном, но теперь, соображал папаша, теперь над Старым Псом может нависнуть тень в серой шапке или в чём похуже, и тогда непременно выплывут на свет их выгодные тёмненькие дела, да еще какие-нибудь другие Пёсьи грешки повесят на него, Лонга, как на подельника.

— …твоя сделка, не впутывай…

— …забывай… за тобой должок после Корды…

Ну почему Натан не уплыл из Бризоли после убийства профессора?! Зачем он теперь сидит за столом с Хёлвером — все же знают, что тот, помимо всего прочего, ведёт дела с самим верховным таном, Френом дель Бризом! Пёс совсем потерял нюх, если не понимает, как близко он подобрался туда, куда подбираться вовсе не следует!

Если, конечно, подумалось папаше, и он надул щёки, размышляя, если только Пёс не знает про Хёлвера что-то неизвестное папаше Лонгу, а такое очень даже может быть!

— …выгодно продать…

— …не пойми что там начерчено!..

— …Бора не зря копают… заплатят хорошо!

Мысли, которые сейчас метались в голове Лонга, были куда больше и сложнее, чем могла вместить голова обыкновенного трактирщика, и от осознания огромности этих мыслей ему становилось еще тревожней и страшнее.

В конце концов, после того как Натан Пёс еще несколько раз напомнил про «должок», Хёлвер с большой неохотой забрал со стола футляр и сунул под куртку.

— …что Марель тебя не узнал? — услышал его голос папаша и покрылся холодным потом.

Вовсе он не хотел наверняка знать про всякое такое! И вообще хотел забыть о профессоре! Мало того, что папаше Лонгу пришлось наврать следователю про тот вечер, когда был убит Марель — сказать, будто вечер был самый обычный, притвориться, будто он не видел, как Пёс караулил профессора, а потом пошел следом за ним до следующего кабака… Так теперь еще и этот разговор двух капитанов, по которому выходит, что история отнюдь не закончена, а может быть, и не началась-то еще толком.

История, вполне возможно, и не началась, а папаша Лонг уже на грани сердечного приступа. Опасны в его годы такие волнения, вот что! — …если и узнал… разница…

— …нюх потерял, что ли, Пёс?.. думаешь… наизусть помнил всех, кого прищучил?.. быть записи, и тебя по ним вмиг…

Натан Пёс выругался, затейливо и во весь голос, вдобавок еще ахнул кружкой по столу, и было это так неожиданно и громко после едва слышного бормотания, что папаша Лонг с перепугу едва не обделался.