Покорители шторма. Бриз

Глава 4

— Устраивать обыски в порту, Френ! Ты хоть понимаешь, как унижаешь мореходов, бросивших якорь в Бризоли?

Услыхав через открытое окно этот голос, Делла вздохнула и вышла на балкон. Так и есть: в саду с её отцом разговаривал капитан Хёлвер де Циклон.

Ох уж этот капитан! Лихой, как сказочный разбойник, и порывистый, как ветер, предвещающий шторм, он еще год назад без всякого на то намерения покорил сердце младшей дочери тана, Олы. Пока что Делла была единственной, кто догадался об этом, но сестра в последнее время стала такой буйной и непредсказуемой, что Делла отнюдь не поручилась бы за честь семьи, если нынешний приезд капитана Хёлвера в Бризоль затянется.

Как будто Делле мало было волнений из-за проделок Болтона, так еще и это!

— Так надо. Переживут, — пробасил тан, повернулся к Хёлверу боком, сложил руки за спиной и поправился: — Переживёте.

Хёлвер де Циклон вскинул голову, тряхнул гривой черных волос, и Делла против воли залюбовалась его осанкой и гордым профилем, потому даже не поняла, что именно он ответил отцу, и тут же на себя рассердилась. Следовало бы послушать, а не вести себя как эта безответственная Ола!

Хёлвер был почти так же властен, как верховный тан Френ дель Бриз, и уж точно никак не менее упрям. Именно поэтому их добрые отношения и взаимное уважение регулярно подвергались проверке на прочность и, кто знает, быть может, давно бы уже оказались разрушенными, если бы к уважению не примешивалась также ощутимая взаимная выгода.

Делла наблюдала с балкона за ожесточённым спором отца и капитана Хёлвера и в который раз думала, что извечные большие и малые противоречия, столкновения характеров и стремлений, которые сопровождают отношения Бриза и Циклона на протяжении столетий, происходят не от разности их сутей, а от схожести.

Мысль была колючей, противной, но Делла никуда не могла от неё подеваться.

— Меж тем, мой друг, — неспешно и веско продолжал тан дель Бриз, — я предлагаю тебе важное и трудное дело, если ты не побоишься сурового испытания… впрочем, я знаю: под светом Матушки нет ничего, способного тебя испугать.

На соседний балкон вылетела Ола — вихрь белокурых локонов, лихорадка сверкающих глаз, пожар на щеках, нервные тонкие руки в пышных оборках. Она вцепилась в балконные перила, почти легла на них, жадно ощупала Хёлвера взглядом, и было в её глазах такое бесстыдство, что у Деллы от негодования тоже вспыхнули щёки.

— Держи себя в руках! — строго велела она сестре.

Ола отшатнулась, только теперь обнаружив Деллу, и даже уши её запылали, отражаясь розовыми пятнышками в жемчужных серьгах.

— Дочери верховного тана не пристало… — начала Делла, но Ола не дослушала.

— Не твоё дело! — она стукнула кулачком по перилам. — Не смей вмешиваться, не смей, не смей, я всё равно…

— Ола! — шёпотом крикнула Делла.

Сестра развернулась и убежала обратно в дом.

***

Холодной называли полуподвальные помещения, расположенные в главном корпусе Академии. Несколько небольших комнат из серого камня с арочными окнами, забранными решетками, из удобств — дырка в полу да деревянные полки для сна и стол, который располагался на равном удалении от каждой из полок, так чтобы арестанты вынуждены были принимать пищу, толкаясь локтями друг с другом. По замыслу создателей, это должно было объединять особо горячих акваморов, показывая, что между ними нет особых различий, что кланы — это причудливая игра политиков, а люди… они остаются людьми, которые потом начинают играть свои роли, согласно интересам своих семей. Так Болтону рассказывал его отец Френ дель Бриз, которому в его бытность аквамором доводилось сидеть в холодной с хорошими учителями.

На деле же это тесное соседство выливалось в новые противостояния, споры, конфликты, но все за пределами узилища. В холодной же акваморы мирились друг с другом, хотя и случались мордобои, которые чреваты были последствиями. Бузотеров переводили в одиночку, из которой лишь один путь — прочь из Академии. Такой исход родственники наказанного воспринимали очень агрессивно. Незавидна участь бывшего аквамора, который после одиночки вернулся в родной клан. Потраченные на его обучение деньги ложились тяжелым ярмом на его же плечи, и отныне он влачил жалкое существование, берясь за любую работу, чтобы погасить долг отчему клану. Обычно отщепенцы не заводили семей, потому что семью надо содержать, а большая часть заработка уходила на погашение долга. Но случалось, что родственники смирялись с убытком и возвращали такого изгоя в лоно семьи, но ничего толкового ему не поручали, да и на приличные должности рассчитывать он был не вправе. Таких людей называли дейджи. Они даже не могли отречься от клана, потому что в таком случае вынуждены были сначала полностью расплатиться по своим долгам, но мало кто из них готов был на это пойти.

Болтону дважды приходилось сидеть в холодной. В первый раз он провел здесь всего несколько часов. Невинная поначалу перепалка с Циклонами довела до рукоприкладства, после чего его как зачинщика препроводили в арестантскую. Второй раз он здесь был в качестве секунданта и тоже долго не задержался. Теперь же он не надеялся рано получить вольную. Валентайн грозился довести дело до ректора и можно было не сомневаться, что он это сделает.

Разорванная щека продолжала кровить и болела. Болтон сидел, прижавшись щекой к стене, мечтая заморозить рану: быть может, тогда боль уйдет и кровь остановится. Он старался не смотреть на своего соседа по арестантской. Рауль де Циклон лежал на деревянном настиле, подложив под голову скатанный в валик сюртук, и безмолвно смотрел в потолок. Он даже дышал так тихо, что закрадывалось подозрение, будто наглец давно испустил дух.

В соседней комнате царило веселье. Два секунданта травили акваморские байки, давно известные всем, но в то же время не успевающие надоесть. Януш пан Мистраль громко хохотал, но разобрать, что ему рассказывает Блеско фон Бора, секундант Циклона, Болтон не мог. Делить им нечего. Оставалось только позавидовать.

Ему с Циклоном тоже делить нечего. Если задуматься, то они в чем-то даже похожи. Решительные, целеустремленные, задиристые. Слепленные из одного теста, только разделенные интересами кланов.

От размышлений Болтона оторвал неожиданно прозвучавший голос:

— Я неправ был. Твоя сестра не свихнутая, а просто увлекающаяся. И это хорошо, — сказал Рауль и отвернулся к стене.

Больше он не сказал ни слова.

Болтон улыбнулся. Циклон извинился перед ним! Похоже, мир медленно сходит с ума.

До ужина оставалось еще часа полтора.

***

Делла вошла в комнату сестры без стука, и лицо ее выражало решимость. Ола сидела за столом и что-то писала, улыбаясь листу бумаги нежно и задумчиво, лучи Матушки через открытое окно заливали комнату, играли бликами в светлых, высоко заколотых волосах, поглаживали пальцы, подсвечивали линию длинной шеи и совсем еще детских щёк. Звук открывшейся двери выдернул Олу из мечтательной задумчивости, она вздрогнула и обернулась, сердито нахмурившись, но при виде Деллы залилась краской, быстро смяла недописанное письмо и почти отбросила перо.

Делла стояла и смотрела на сестру своим обычным выжидающим взглядом, от которого люди посмелее Олы впадали в нервическую тревожность, и глаза Олы бегали, пальцы терзали несчастный лист бумаги, щеки пламенели, как закат в ветреный день.

— Сестра, — наконец сказала Делла строго, — подобное поведение недостойно твоего клана и положения. Так пристало вести себя безграмотной островитянке без рода и герба.

Ола опустила голову, но было видно, как упрямо сжались ее губы. Грудь тяжко вздымалась от прерывистого дыхания.

— Мой долг, — ровным голосом продолжала Делла, — удержать тебя от поступков, которых ты будешь стыдиться позднее. Которые запятнают честь твоего клана, подобно чернилам каракатицы…

Крепче стиснув кулаки, Ола замотала головой.

— Ты сама знаешь: твоё тайное увлечение недостойно Олы дель Бриз, поэтому так прячешься ото всех, так страшишься, что кто-нибудь узнает, заметит. Самым разумным было бы отказаться от него в своих мыслях, но ты не пытаешься вести себя достойно, ты подпитываешь тление этого…

— Отстань от меня! — закричала Ола, и её ненавидящий взгляд полоснул Деллу по лицу. — Это не твоё дело! Не твоё!

— Моё дело, — Делла повысила голос, — всё, что касается чести клана и репутации моей семьи!

— Бризы вступали в браки с Циклонами! — понизив голос, горячечно зашептала Ола. — Ты знаешь, что вступали. Ничего в этом нет такого, позорного и недостойного, нечего мне стыдиться или…

— Разве Хёлвер де Циклон предлагал тебе брак? — подняла бровь Делла. — Он, кажется, вообще не помнит, что ты существуешь на свете. Не притворяйся, будто не понимаешь меня! Твои попытки обратить на себя его внимание — вот что позорно, твоя готовность… пойти на что угодно, потеря достоинства — вот что недостойно, вот что пристало лишь безродной островитянке, которая только и ждет, когда на горизонте покажется корабль!

— Отстань, — стиснув зубы, повторила Ола. — Ты мне надоела. Ходишь везде, лезешь во всё. Когда ты уже уедешь к дьяволу отсюда, к своим растениям, когда перестанешь во всё совать свой нос, когда, когда…

Делла не отвечала, молча и презрительно смотрела на Олу, пока та не умолкла, пока взгляд ее не начал метаться, словно ища, куда можно деться от молчания и осуждения сестры. Потом повернулась и вышла, затворила за собой дверь и прижалась к ней спиной, размышляя о чем-то.

Наконец лоб Деллы прорезала решительная морщинка, и танна отправилась в сад. Отец с Хёлвером сидели в беседке с самого полудня, неспешно пили что-то крепкое, ели томлёную над огнём рыбу, делились новостями и живо обсуждали планы каких-то исследований подле Барьера. Ола наверняка рассчитывала передать Хёлверу письмо, когда он будет уходить. Позорище.

Идя к беседке, Делла слышала, что капитан снова спорит с таном из-за обысков, которым теперь подвергают всех и всё, что поднимается на борт стоящих в порту кораблей, и по голосу Хёлвера было ясно, что его это очень сердит, а Френ, как и раньше, давал понять, что решение важное и не подлежит обсуждению.

Вежливо дождавшись паузы, Делла вышла из-за живой изгороди и произнесла:

— Отец, — почтительный кивок, на который тан ответил удивленным шевелением густых бровей.

— Хёлвер де Циклон, — менее почтительный кивок и короткий взгляд, однако и его было достаточно, чтобы Делла в который раз признала: увлечение её сестры более чем понятно. Капитан не только был молод и хорош собой, от него еще исходили невидимые глазу волны, в которых смешивались дух приключений, лихая сила и бесшабашная уверенность непонятно в чём, и всё это было… волнительно. Да, волнительно, и само это слово Делле не нравилось.

Хёлвер поднялся из-за стола, чуть склонил голову в ответ и тут же сел обратно, переключив свое внимание на рыбу.

— Так как время пребывания капитана в Бризоли подходит к концу, — Хёлвер недоуменно уставился на Деллу, но она смотрела на тана, — может быть, он согласится немножечко изменить свои планы и отвезти меня в земли Сирокко?

Де Циклон поперхнулся рыбкой, закашлялся и принялся колотить себя по груди.

— Я больше не в силах затягивать начало более глубокого изучения растений, — твёрдо проговорила Делла, глядя тану в глаза, — тем более, что недавно до меня дошли весьма удивительные слухи о талантах ткачей в обращении с ними. Может ли дочь верховного тана рассчитывать на доброту и содействие славного Хёлвера де Циклона?

***

— Иди! Оты! Маль! Чишки! — припечатывал Аэртон, сопровождая каждый возглас размашистым ударом кулака по воображаемой столешнице.

Кортон внимал. Они только что вышли из Академии, и Аэртон находился в том редком состоянии, когда ему требовалось проговаривать факты перед слушателем, а не только вертеть их в голове так-сяк и бормотать себе под нос.

— Клуб Вис-сельников. Тьфу!

Редкие прохожие с удивлением посматривали на Аэртона, а тот целеустремленной бригантиной несся по улице, ни на кого не глядя.

— И что с ними делать? Сдать серым шапкам? Все вокруг с ума посходили. Все!

Аэртон рыкнул, возмущенный мировым несовершенством, и еще ускорил шаг. Кортон, отдуваясь, поспешал за ним. От самой Академии их догонял мальчишка, которого пока ни Аэртон, ни Кортон не заметили.

— Старик Жайкоб говорит, сам тан озаботился этим делом. Это значит, что мне нужно быть скорым и проницательным, как никогда, а я столько времени убил на ложный след и повесил себе на шею ту еще задачу! Что делать с мальчишками, как правильно, а? Забыть — не годится, нехорошие там р-разговорчики! Сдать их — поломать судьбы юным придуркам, большинство из которых безвредней головастика!

Дыхание Аэртона сбилось от быстрого шага, и он замедлился, а потом и вовсе остановился.

— А тут еще внимание к делу самого верховного тана!

— Жайкоб, возможно, преувеличивает это внимание, — наконец сумел вставить словечко Кортон. — Конечно, вопрос в том, что именно было в тех бумагах, но… У тана своих дел по горло, да теперь еще и Делла отправляется в плаванье, слыхали? А ведь на Деллу тан очень полагается во всяких мелких важностях, и что теперь? Через два дня на корабле Циклона Делла дель Бриз отправится в земли Сирокко и будет там…

Сзади раздалось удивленное восклицание, и Аэртон с Кортоном обернулись. Мальчишка, бежавший за ними от Академии, наконец догнал их, и что-то в словах Кортона его потрясло: он стоял, прижав ладонь ко рту, и даже не думал извиниться за хамское подслушивание чужой беседы или задать стрекача, пока не схлопотал подзатыльник за такое непочтение.

Мальчишка был самый обычный, из рабочих кварталов, наверное: босые ноги, одежда аккуратная, но много раз заштопанная, на штанах несколько чешуек, лицо закрывает большая, явно чужая шляпа, из-под которой видны только рот и подбородок.

— Чего тебе? — Аэртон шагнул к мальчишке, еще не понимая, что хочет сделать: выдать пинка под зад или сорвать шляпу с его головы.

— Я… вот! — паренек отступил на шаг и спешно принялся вытаскивать из-за пояса замызганную тетрадь. — Это просили передать расследователю! Человек, которого я не знаю, просил!

Он протянул было тетрадь обалдевшему Аэртону, потом быстро отдернул руку, отступил еще немного и положил тетрадь наземь. А потом сделал еще пару шажочков назад.

Аэртон подался вперед, мальчишка снова отбежал. Отчего-то он не уходил, хотя видно было: ему очень хочется оказаться как можно дальше отсюда, и Аэртон с Кортоном думали, что он расскажет про человека, от которого получил тетрадь, но вместо этого мальчишка задал совершенно неожиданный и дикий вопрос:

— А на каком корабле поплывёт Делла дель Бриз?

***

Кто этот странный мальчишка? И откуда у него взялась записная книжка профессора Мареля? Поверить в его невнятную историю о каком-то незнакомце, что попросил передать тетрадку, невозможно. Наигранно и неубедительно. К тому же мальчишка явно сильно храбрился, прежде чем с ним заговорить. И откуда он знает Деллу дель Бриз? Малёк явно знает и что-то еще. С ним надо будет потом поговорить по душам. Кажется, Аэртон видел его где-то в Академии, но вот только не помнил где. Паренек мал для аквамора, стало быть, кто-то из прислуги. Найти его при желании будет нетрудно.

Но это сейчас не самое главное. Главное — это тетрадочка, в которую старательный Марель записывал свои заметки по работе с акваморами. Аккуратные списки имен с датировками и закорючки, значки напротив, которые несли в себе какой-то смысл, пока ему не доступный. Но с этим в Тайной канцелярии разберутся. Там сидят хорошие крючкотворы, шифровальщики. Да и вряд ли Марель изобретал свой шифр. Скорее воспользовался чем-то стандартным.

Любопытное наблюдение. Первые записи в тетрадке сделаны двадцать с хвостиком лет назад, почерк твердый, уверенный. Таким почерком заполнена большая часть тетради. Лишь последние три года почерк стал ухудшаться, буквы сделались неровными, в конце вообще перешли в трудночитаемый пляс. Так что слухи о пьянстве Мареля дель Бриза не были такими уж слухами. И куда только смотрел Жайкоб, продолжая держать на столь ответственном месте запойного. Неужели командор не мог заменить его кем-то более достойным?

Аэртон отодвинул тетрадку в сторону. Поднялся из-за стола и подошел к окну кабинета, откуда открывался вид на гудящую от повозок и суетящегося народа улицу Счастливую.

Теперь не оставалось сомнений, что непрошеный гость в кабинете профессора искал именно эту тетрадку. Что приводило Аэртона ко второй версии: профессора убил кто-то из выпускников Академии, агент влияния, который вернулся в Бризоль с целью сорваться с крючка, или же решил обстряпать это дело параллельно своему основному занятию. Осталось только найти, кто из бывших акваморов сейчас находится в столице. Судя по ночному визиту, убийца еще не успел покинуть Бризоль. Но действовать надо быстро, преступник тетрадку не нашел, и у него единственный выход — отчалить из столицы, сверкая парусами, и затеряться где-нибудь в сопредельных водах.

Аэртон вернулся к столу и позвонил в колокольчик. Дверь тут же открылась, и появился Кортон дель Бриз.

— Готовь экипаж. Мы отправляемся в Канцелярию!

Прогулка по переполненным улицам Бризоли в разгар дня в экипаже — сомнительное удовольствие. Душно, тесно и пахнет нечистотами вперемежку с ароматами свежей выпечки из пекарен, овощей и фруктов из лавок, благовоний из парфюмерных, вина и пива из кабаков и магазинчиков. Аэртон в который раз отметил, что в испорченном обонянии есть и свои плюсы. Не приходится дышать через залитый дорогим парфюмом платок, как это делали господа в проезжавших мимо экипажах.

На площади легендарного мореплавателя Холлы дель Бриза, которую в народе прозвали площадь Красный Нос, экипаж резко подпрыгнул на колдобине. Колесо попало в трещину, и обод лопнул. Экипаж остановился, и с облучка послышалась отборная ругань Габбса. Судя по всему, дело серьезное и застряли они тут надолго.

Остаток пути до Тайной канцелярии Аэртон проделал пешком в сопровождении Кортона. На тротуарах было так же оживленно, как и на проезжей части. Толкотня, суета и десятки лиц, даже приятные прогуливающиеся барышни вызывали у него только раздраженные мысли «что ты забыла на улице, куда смотрит твой отец». Неудивительно, что к тому времени, когда Аэртон попал в свой кабинет, он кипел как котелок на огне.

Первым делом Аэртон вызвал к себе младших расследователей и поставил перед ними задачу: срочно предоставить ему список всех бывших акваморов, которые сейчас находятся в Бризоли. Но тут же, здраво рассудив, что добрая часть Бризоли могла учиться в Академии, решил сузить задачу.

Спустя несколько часов расследователи стояли перед его столом с отчетом.

Списки бывших агентов из числа акваморов зашкаливали. Больше полусотни человек. Из них только дель Бризов пара десятков. Расследователи запросили службы порта, и те предоставили списки новоприбывших, и там тоже было около двадцати имен, совпадавших со списком агентов профессора Мареля. Проверить всех — задача трудоемкая и маловыполнимая. Тут можно несколько недель ходить по домам и опрашивать подозреваемых, а в это время убийца уйдет.

Аэртон готов был признать, что они медленно, но верно заходят в тупик, когда из отдела шифрования пришел отчет. Крючкотворы полностью разобрали все каракули профессора и сделали читаемый список его комментариев напротив каждого имени. В архиве Тайной Канцелярии имелась копия списка профессора, но она была неполной и без его комментариев, в которых и крылся самый смысл.

Несколько часов расследователи потратили на то, чтобы сравнить комментарии профессора и списки бывших агентов-акваморов, что в данный момент находились в Бризоли. Наконец после отсева на стол Аэртону лег листок, содержавший три имени.

Кез эль Торнадо, двадцать шесть лет, завербован был на третьем курсе. Допустил много хвостов, готовился к отчислению. Ради патента морехода заключил с Бризом сделку. Прибыл за три дня до смерти профессора Мареля дель Бриза. Остановился на постоялом дворе «Тележное колесо» на окраине города. Род занятий неизвестен.

Натан де Циклон, двадцать девять лет, на четвертом курсе проигрался в пух и прах, заложил даже часть родового острова, что по документам был отписан ему, чтобы отыграться. Но проиграл и закладную. Бриз выкупил его долги в обмен на службу. Капитан корабля «Ракуна», пришвартовался в порту Бризоли за неделю до преступления. Капитан этот — темная лошадка. В Тайной канцелярии на него было собрано небольшое досье, в котором было столько же дыр, сколько в рыболовной сетке. В деле имелась докладная записка от одного из агентов в клане Циклон, что де Натан занимается морским разбоем и в кругах пиратов имеет прозвище Старый Пес, также занимается контрабандой и нередко бывал возле Барьера. Но поскольку Натан де Циклон являлся ценным агентом, в деле имелось распоряжение его не трогать, подписанное лично Тайным канцлером.

Аэртон почувствовал, что преступника он нашел. На эту роль лучше всего подходил Старый Пес. Но он все же прочитал третье имя в списке.

Гиш яр Пассат, тридцать два года, на дуэли по неосторожности заколол своего противника из клана Бора. При содействии Тайной канцелярии дело удалось замять. Торговец. Занимался поставками стекла в Бризоль. Собственная флотилия из трех кораблей. Выучиться на морехода, чтобы потом возить посуду в столицу — великий карьерный рост. Впрочем, объемы продаж Аэртона впечатлили. Столько он не смог бы заработать и за всю свою карьеру. Эх, не тем он делом занимается.

— Надо проверить каждого из этого списка. Организуйте отряды к Торнадо и Пассату. Кортон, отправляйся в Управу к серым шапкам. Заручись их поддержкой. Бумагу я тебе справлю.

Торнадо и Пассат — пустышки. Аэртон это чувствовал, но проверить они должны каждого. Порой за овечьей шкурой скрывается самый настоящий шакал. Аэртон решил возглавить визит к Старому Псу. В справке, что ему представили расследователи, значилось, что Натан де Циклон в городе не останавливался, а проживает на борту своего корабля. Но идти туда с голыми руками опасно. К визиту надо основательно подготовиться. Перекрыть порт, и чтобы на каждом шагу по серой шапке.

Аэртон придвинул к себе бумагу и чернила и стал писать прошение главе городской стражи о содействии в поимке опасного преступника.

***

Когда Болтон и Рауль вошли в портовую таверну, там мгновенно повисла вязкая глухая тишина. Все сидевшие за столами моряки уставились на вошедших из полутемного зала, увешанного заскорузлыми рыбацкими сетями и лакированными рыбами. Взгляды моряков почти осязаемыми мелкими букашками побежали по их молодым, не обветренным всеми ветрами лицам, и акваморы тут же сами себе показались какими-то слишком маленькими, чистенькими и мягкопузыми. Гнусное это было ощущение, и чувство опасности легонько сдавило горло и уши Болтона, но он поборол желание закрыть дверь с обратной стороны, упрямо расправил плечи, скрипнул зубами.

Он — Болтон дель Бриз!

Некоторые моряки тут же отвернулись, продолжили прерванные разговоры и трапезы с таким видом, словно не было в дверях никаких парней. Другие продолжали смотреть и криво ухмыляться. И неизвестно, чем бы закончилось это стояние в дверях, если бы Рауль вдруг не воскликнул:

— Гундер! Эй, Гундер, это ж ты?

За вторым справа столом, где мрачно выпивали четверо моряков, поднялся темноусый здоровяк лет сорока, прищурился, глядя на Рауля.

— Ба! — удивился он. — Кого я вижу! Ты чего потерял тут, заноза?

Болтон следом за Раулем пошел к столу, и тогда посетители таверны действительно расслабились, вернулись к своей еде, выпивке и разговорам.

Рауль быстрым шепотом пояснил, что этот Гундер — тоже Циклон, его сосед по острову, а потом они сели за стол, взяли себе хмельного, и Болтон постарался стать как можно менее заметным, пока его приятель предавался воспоминаниям вместе с Гундером и осторожно подводил разговор куда надо.

Правда, акваморы не очень-то понимали, где именно это «надо». Просто сегодня утром тан Френ дель Бриз заявил Делле, что ее отбытие в земли Сирокко откладывается на день, поскольку в порту запланирована облава на убийцу профессора Мареля. И Болтон, слышавший этот разговор, немедленно взвился. Он прекрасно знал, что глава городской стражи Грог дель Бриз (а никому помельче такое дело не доверят!) — самовлюбленный зазнайка, который своими буйными действиями скорее спугнет убийцу, чем скрутит или хотя бы пристрелит! Ох, если бы этот увалень не был родичем покойной матери Болтона, то давно бы уже лишился своего места, а так…

Болтон сорвался в порт. Он понятия не имел, что собирается делать, но знал, что убийца его учителя не должен уйти безнаказанным. Однако Дерен и все другие друзья дель Бриз, которых Болтон попытался подбить на непонятную авантюру, наотрез отказались вмешиваться: дескать, если Френ про это узнает — а он узнает, — то ничего хорошего не воспоследует. Так же отказались Януш и Нирнус, и Болтон едва не впал в отчаяние, а потом подумал про Рауля. Тот не шибко любил Мареля, это верно, но если на кого не давит авторитет верховного клана — так это на де Циклона.

Сейчас Рауль, пересказывая события морякам, ничего не сказал про официальные расследования и готовящуюся облаву — он выставил себя прирожденным детективом, умным, цепким и бесстрашным, который в одиночку уже почти распутал убийство! Болтон старался следить за лицом и не закатывать глаза.

— Словом, теперь мне осталось только узнать, кто есть в порту из таких, ну… — Рауль тихонько постучал по столешнице перстнем. — Из сорви-голов, совсем отчаянных, понимаешь? Кто мог быть замешан в убийстве?

— А мне откуда знать? — произнес Гундер после долгого раздумья. Потом испросил взглядом согласия других моряков за столом и добавил: — Я не знаю, но вот наш капитан — он может знать. Он человек бывалый, зоркий, и много разных вестей стекается в его каюту. Мы могли бы отвести вас на наш корабль.

Он поставил на стол пустую кружку, утер пену с черных усов. Гундер не нравился Болтону, и усы его не нравились, и тяжелый взгляд, и остальные моряки за столом тоже не вызывали никакого доверия, да и предложение это звучало не очень-то хорошо. Болтон начал было прикидывать, как бы вежливо от него отказаться, и тут же встал перед вопросом: а тогда что делать дальше? И ответа на этот вопрос не было.

— Если хотите, конечно, — добавил Гундер и пожал могучими плечами. — Нам-то что.

Болтон посмотрел на него исподлобья, уже понимая, что придется соглашаться, и, просто чтобы потянуть время, спросил:

— Как называется ваш корабль?

— «Ракуна».