Покорители шторма. Бриз

Глава 3

Сегодня Карасю во второй раз удалось улизнуть из кухни после окончания работы. В первый раз — пару дней назад: он подбил одного из кухонных мальчишек устроить ему «путешествие» по опустевшему второму этажу, где обучали младших акваморов и где занятия оканчивались рано. В комнатах выше еще вовсю вещали профессора, на лестнице слышны были их голоса и размашистые шаги, а еще — шепотки и приглушенный смех акваморов, которые, как видно, неспособны были сохранять полную тишину. Спутник Карася тогда провел его по нескольким коридорам и показал среди прочих кабинет покойного Мареля дель Бриза.

Перед приятелем Карась делал вид, что интересен ему был вовсе даже не кабинет, а развешанные вокруг него карты. Но стоило ему увидеть эти карты — он забыл и про Мареля, и про саламандру, и про то, что они наверняка получат нагоняй, если кто-нибудь из профессоров или сторожей застукает их, шляющихся по второму этажу. Потому что карты показали Карасю что-то невообразимое, гигантское, сплошь укрытое водой, в которой обитаемые земли рассыпаны были до невозможности скупо и казались такими беззащитными и маленькими, что аж коленки подгибались и в животе что-то сжималось.

Карась долго изучал остров Бриз, похожий на мосластую кость, и крохотную точку в его узкой части — Бризоль. Казалось, отсюда рукой подать через пролив до Ская, столицы Сирокко, и Карась никак не мог оторвать взгляд от острова, принадлежащего его родному клану. А потом мальчишки начали искать, где же находятся остальные земли Сирокко, и оказалось, что это страх как далеко, на другом краю воды. Спутник Карася, правда, уверял, что если плыть не в их направлении, то есть к западу, а наоборот, к востоку, то попадешь в земли Сирокко куда быстрее, но это была чушь какая-то, потому Карась на неё только фыркнул и продолжал жадно рассматривать россыпи островов, названия которых столько раз слыхал от родителей. Во-он там они, далеко-далеко, Хенна, Эвора, Трох и другие. А вот Фару, родной остров его матери, и где-то там, наверное, Карася ждёт его род, ведь мама говорила, у них была очень, очень большая семья…

А потом на третьем этаже захлопали двери, громче зазвучали голоса, и мальчишки помчались к лестнице, чтобы кубарем скатиться вниз, пока их не застукали расходящиеся с занятий акваморы. Но эта карта осталась в памяти Карася, словно чеканка на монете, и много раз за минувшие два дня он рисовал палочкой на земле островки, которые ему удалось запомнить. Карась сделался так рассеян и задумчив, что едва не оттяпал себе палец, нарезая зелень, а потом, вынося очистки, оставил открытой дверь во внутренний двор, в кухню оттуда вбежала кошка и наделала кучу переполоха, а Карасю достался подзатыльник от повара.

Карась страшно устыдился и распереживался, что повар его выгонит, и тогда — прощай, теплая ароматная кухня, веселые лица новых приятелей и сытная еда два раза в день! Однако повар ограничился сердитым взглядом и велел возвращаться к работе.

Так что сегодня Карасю потребовалось нешуточное усилие над собой, чтобы выбраться на второй этаж. «Зачем рисковать навлечь на себя гнев повара? — спрашивал его осторожный голосок в голове. — Мы же так хорошо устроились! Нам тепло, светло и весело здесь! Плюнь ты на эту саламандру!»

Решительно сжимая кулаки, Карась поднимался по широким ступеням, и в янтарно-желтых лакированных перилах плыло смазанное светлое пятно — отражение его бледного лица. Вот и второй этаж, теплый запах пыли, обувного крема и чернил. Теперь второй коридор направо, повторил он про себя, а потом четвертая дверь.

Откуда здесь взялся запах мяты? Только что ничего похожего не было!

— Эй, мальчик, ты не видел Валентайна?

Карась едва не заорал, подпрыгнул, загребая в воздухе ногами, и наверное, выглядело это ужасно глупо, потому что вслед за вопросом раздался звонкий смешок. Карась втянул голову в плечи, взглянул исподлобья. Перед ним стояла девушка, совсем взрослая, лет восемнадцати, но невысокая, не очень-то выше самого Карася. Золотоволосая, с бледным, усыпанным веснушками лицом, и Карась каким-то образом понял, что обычно это лицо хранит очень серьезное, строгое выражение. Но сейчас она улыбалась, глядя на него, и её серо-голубые глаза тоже улыбались, и блестели зубы, мелкие, как у детей. Карась выдохнул. Авось не станет ругаться. Почему вообще девушка разгуливает по Академии?

— Так ты не видел Валентайна? — переспросила она и после запинки добавила: —…дель Бриза. Нет?

Он поспешно замотал головой. Она задумалась, постукивая мизинцем по подбородку. На запястье её небрежно болтался дорогущий браслет из мелких розовых и черных жемчужин. И вообще, разглядел наконец Карась, она одета как очень знатная дама. И это её наряд источает запах мятных листьев. Наверняка девушка — из тех, кто живет на острове, в Центре Бризоли! Что она делает здесь?

— Да ты и не знаешь, кто такой Валентайн, — сообразила она. — У тебя рыбья чешуя на штанах. Ты на кухне работаешь? Сбежал, что ли?

Он покраснел и кивнул. Её это почему-то снова развеселило.

— Да ты не бойся! Я не выдам. Я и сама, когда сбегала от…

— Делла? — раздалось откуда-то сверху. — Делла, я правда слышу здесь твой очаровательный смех?

Карась снова подпрыгнул, а девушка подмигнула и указала ему глазами на коридор. Карась немедленно туда шмыгнул, она же стала быстро подниматься по лестнице.

— Валентайн! — её голос, чуть прерывистый от движения, стал серьезным и набрал такой властной уверенности, что Карась в своем убежище снова втянул голову в плечи. — Я ищу вас по всей Академии уже полчаса! На самом деле мне вовсе не до смеха! Я встревожена! Вы знаете, что затеял мой неугомонный брат?..

Делла, повторил про себя Карась, тараща глаза в темноту коридора, Делла дель Бриз — старшая дочь верховного тана! Вот с кем он только что разговаривал! Точнее, она разговаривала с ним, ну и ну!

Ошарашенный этим открытием, он как во сне слушал затихающие наверху голоса, а потом, отчего-то поверив в сегодняшнюю свою удачу, прошмыгнул в нужный коридор и остановился напротив двери кабинета Мареля, уставился на неё в большом волнении. Заперта она или нет? Там саламандра или не там? На кухне говорили, кабинет обыскивали, но ведь расследователи не знали, что искать!

Ну, ему же сегодня везёт, так ведь?

Вспотевшей от волнения рукой Карась взялся за полированную ручку, толкнул дверь. Она не поддалась. Он едва сдержал досадливое восклицание, а потом, рассердившись на собственную глупость, потянул дверь на себя, и она без звука отворилась. Изнутри пахнуло тяжелыми пыльными портьерами, деревянной мебелью и безлюдьем.

Какое-то время Карась стоял на пороге, унимая колотящееся сердце, потом сделал глубокий вдох, сжал кулаки до боли и шагнул внутрь.

Пол оказался устлан тонким и мягким ковром, который давно не чистили и в который еще впитались пыль и грязь со всех тех ног, что прошлись по нему за последние дни: серые шапки, еще какой-то таинственный расследователь, — о нём никто ничего толком не мог сказать, — и еще, наверное, любопытствующие профессора и акваморы. На подернутой пылью столешнице лежал перевернутый стакан, высыпавшиеся из него перья как попало валялись рядом. Кто-то случайно или нарочно смахнул на пол бумаги и не потрудился их поднять, а потом еще и наступил на них, даже, кажется, не раз. Рядом стояло большое тяжелое кожаное кресло. Небрежно отодвинутый стул одной ногой опирался на стену и словно кланялся столу или пытался упасть в его объятия. На спинку стула был наброшен край тяжелой портьеры — кто-то хотел осмотреть подоконники или же получить больше света для своих изысканий. На полках всё было в полнейшем беспорядке, тут кто-то бесцеремонно рылся среди карт и книг, отодвигал в стороны пустые футляры, какие-то неизвестные Карасю коробочки, песочные часы и странные штуки с многочисленными подвесками… Кабинет Мареля дель Бриза превратился в доступную всем ветрам подворотню, подобную той, в которой сам профессор нашел свою смерть, и, подобно истекающему кровью Марелю, его обиталище оказалось беззащитным, открытым перед всеми, кто желал взглянуть на него во всей его распахнутой настежь безответности.

Если тут и хранилась какая-то тайна, едва ли у неё был шанс дождаться прихода Карася. Он вздохнул, признавая своё поражение в не начавшемся толком бою, и тут же увидел саламандру.

Моргнул раз, другой. Потер пересохшее горло. Саламандра была прямо напротив книжных полок, над бесполезным с виду круглым столиком, где валялись вскрытые конверты, тряпочки для очистки чернильных перьев и смятые листки «Вестей Бризоли». Саламандра оказалась небольшим невзрачным панно — серая выпуклая ящерка с ладонь величиной, выбитая на гладкой металлической пластине.

Понимая, что медлить нельзя, Карась шагнул к панно, завис над ним, скрючившись над столиком в неудобной позе. Ощупал фигурку саламандры, ее хвост и когти — всё оказалось монолитным, никаких скрытых кнопок и пластин. Нажал на панно — безрезультатно. Обстучал стену вокруг, но не смог ничего понять: все звуки заглушал стук его собственного сердца, которое колотилось в горле и отдавало в уши прибойным грохотом. Потом Карась, кажется, вечность стоял в раздумье, глядя на саламандру нетерпеливо, сердито, взволнованно, а потом бросился отодвигать нелепый столик и поднимать пыльный ковер под ним.

Одна из досок пола щелкнула под его руками и «клюнула» пустое пространство под собой, застыла качелькой. Панно откинулось, открыв нишу в стене и её небогатое содержимое — небольшую пухлую тетрадь. Карась схватил ее только с третьего раза, так сильно тряслись руки. Открыл, пролистал, увидел сплошь непонятные рукописные закорючки. Карась не умел читать, но это точно не было похоже на обычное письмо — знаки сложные, закрученные, и каждый писан отдельно. Какое-то время Карась стоял, не в силах пошевелиться, и смотрел на свою добычу, а чернила под его вспотевшими пальцами слегка расплывались и пахли конторскими крысами.

А потом, очнувшись, Карась вернул на место доску и ковер, даже потопал по нему немного, чтобы разбросать пыль и скрыть след залома, поставил обратно столик и засунул за пояс тетрадь. Теперь, если его поймают на втором этаже, да с этой вот тетрадкой, точно сочтут сообщником убийцы профессора и повесят!

Уже выскользнув из коридора, Карась услышал, как кто-то поднимается по лестнице, и снова шмыгнул в тот первый коридор, где прятался по указке Деллы. К счастью, он был темным, и одна из дверей оказалась утоплена в стенной нише, так что Карась распластался по этой двери, сливаясь с тенями. Ему казалось, что шаги, которые он слышит — знакомые. Запах отсюда не услыхать.

Человек пошел от лестницы к тому коридору, который только что покинул Карась. Шагал уверенно, словно знал: в это время никого тут не встретит, а если и так — встреча его не очень-то страшит, но в то же время он явно старался ступать тихо, желая по возможности остаться незамеченным. Карась видел его лишь миг: большой хищный нос, выдающаяся вперед нижняя челюсть, словно у охранного пса диковинной породы, чуть сутулые плечи, широкий шаг человека, не привыкшего к суше.

Еще миг — и он пропал из виду, а Карась, крепко зажмурившись, сильнее вжался в дверь спиной. Он был уверен, что от этого человека пахнет кожей и солёным ветром.

***

Нанесенное сестре оскорбление Болтон считал слишком сильным, чтобы его мог искупить выбитый в трактире зуб Рауля. Делла кричала, топала ногами и запрещала Болтону рисковать своим местом в Академии, здоровьем и жизнью из-за «невежества, которое достойно лишь презрения, а вовсе не низменной драки», но дуэль была назначена и обязана состояться.

Для тайных встреч с оружием, как акваморы называли дуэли, которые хоть и были запрещены, но активно практиковались в их среде, использовался старый портовый пустырь. После страшных пожаров, случившихся четверть века назад, пустырь оказался заброшен, как и выгоревшие дотла доки. В том пожаре погибло много народу: портовые служащие, чернорабочие, торговцы и ремесленники, приехавшие за своими заказами, да несколько десятков пожарных, в течение суток боровшихся с огнем. С тех пор Жженая плешь пользовалась дурной репутацией, уличные мальчишки слагали легенды о призраках погорельцев, которые бродили по этим местам, и считалось особой удалью вечером забраться на территорию доков и провести там всю ночь.

Акваморы давно присмотрели это место для решения своих разногласий. Подальше от зорких глаз преподавателей, поближе к воде. Вода позволяла привести себя в порядок и вернуться в Академию в более или менее достойном виде, так чтобы цепкий преподавательский взор не мог сразу определить правонарушителя. А то иначе не миновать холодной, да к тому же тяжелого разговора с ректором.

Акваморы сражались больше для того, чтобы выплеснуть накопившуюся злость, стравить пар и поставить на место обидчика. Поэтому дуэль шла до первой крови, хотя нередко дуэлянты входили в такой раж, что кровь проливалась нешуточная. В особенности если в поединке сходились Бризы и Циклоны — только за прошлый год на дуэли погибло двое Циклонов, один Бриз отправился в лекарню с тяжелыми колотыми ранениями, а их соперники были с позором изгнаны из Академии.

Впрочем, наказания не могли остановить забияк, которые постоянно задирали друг друга, кичась каждый своим кланом, достатком и положением в обществе их семей. И особым шиком среди акваморов считалось поставить на место выскочек из верховного клана Бриз. На это требовалась особая смелость.

Представителей Бриза в Академии было большинство. Так что основными задирами дель Бризов были Циклоны. Только они вели себя столь же раскованно и вызывающе. Верховный клан и этих морских разбойников связывали особые отношения. Семьи Бриза активно прибегали к услугам Циклона, поэтому отпрыски этих кланов, казалось, ничего не боялись, оттого дерзили всем, невзирая на положение в обществе, и нарывались на неприятности.

Болтон дель Бриз, будучи младшим сыном верховного тана, дуэлей и прежде не избегал, но нарывался. Чаще всего на Жженой плеши он выступал в качестве секунданта, следил за точностью соблюдения дуэльных правил, но дважды и самому ему доводилось драться с наглецами. Однажды с одним из Циклонов, в тот раз он пронзил руку обидчика, после чего поединок был остановлен. Второй раз Болтон фехтовал с выскочкой из Мистраля, после четверти часа танцев со шпагами они заключили перемирие.

Эта дуэль должна была стать третьей на его счету. Секундантом у него выступал Мистраль, тот самый, с которым он бился в прошлый раз. Через него Болтон передал вызов Раулю де Циклону. Встречу не стали откладывать на потом. Мало ли что случится завтра. К тому же дуэль любит горячие головы, и нельзя откладывать ее — мало ли гнев успеет остыть, а кровь охладеть. Мистраль договорился о встрече после последних лекций, когда башенные часы Академии пробьют четыре часа. В это время года еще было достаточно светло, и до закрытия казарм оставалось полно времени.

Болтон в сопровождении секунданта и двух старых друзей, Нирнуса и Дерена, выехал заранее в своем экипаже. Остальным сказали, что они отправляются в портовую таверну «Манар», в которой так любили зависать все акваморы, пользуясь свободным временем. Оставшиеся в стенах Академии акваморы нисколько не сомневались, куда отправились Болтон и компания. Слухи о предстоящей дуэли ходили все предыдущие дни.

По дороге пошел дождь. Капли барабанили по крыше экипажа. И у Болтона заныли зубы, так часто бывало в непогоду. Самое плохое, что дуэль не принято отменять или переносить. В непогоду или при недуге, но дуэлянты обязаны скрестить шпаги, иначе того, кто посмеет уклониться, прославят трусом на всю Академию. Но сражаться в слякоти и лужах — значит изрядно наследить. Ломай потом голову, как не попасться на глаза преподавателям или не вызвать новую волну слухов у акваморов.

Но несмотря на столь ранний выезд, к Жженой плеши они прибыли все равно вторыми. Первым из экипажа выбрался Януш пан Мистраль и отправился навстречу секунданту Рауля де Циклона. Некоторое время они разговаривали, после чего Мистраль вернулся, засунул голову в экипаж. С полей шляпы стекала вода, лицо его было мокрое и довольное, усы блестели от влаги.

— Мы предлагаем вам перенести поединок. Погодка не фехтовальная. Перенос состоится по взаимной договоренности.

— Ни в коем случае, — отрезал Болтон.

— Я так и предполагал. Тогда пойдемте. Все готово.

Болтон выбрался из экипажа. Сапоги тут же заскользили по земле, раскисшей от дождя. Пахло болотом и мокрой парусиной. Нирнус и Дерен высунули носы наружу. По их лицам было понятно, что они совсем не жаждут прогулки по Жженой плеши. Нирнус тут же спрятался назад, а Дерен заявил, что он чувствует себе неважно, поэтому будет следить за ходом поединка из повозки, а то окончательно простудится и Валентайн дель Бриз засчитает ему очередной прогул, за которым может последовать отчисление, а этого ему отец точно не простит.

Болтон презрительно хмыкнул и направился навстречу сопернику, который стоял под навесом в сопровождении своего секунданта и родного брата Катриэля. Мистраль стоял чуть в отдалении от них, внимательно наблюдая за противником. Приблизившись к Раулю, Болтон положил руку на эфес шпаги, пытаясь придать лицу безразлично-пренебрежительный вид. Только получилось у него плохо. На улице было холодно, а еще этот проклятый дождь.

— К нам припожаловал великий и ужасный Бризик. Хорошая погода, чтобы умереть? Не правда ли, дель Болтон? — Рауль старался говорить насмешливо, только получалось у него жалко. Было видно, что он нервничает и старается спрятаться за напускной развязностью.

— Меньше пустопорожней болтовни. Уйми язык, иначе я отрежу его тебе, наглый болтун.

Болтон выхватил шпагу из ножен, которые тут же полетели в сторону. Дорогой клинок, фамильная драгоценность, подарок отца, которому в свою очередь достался от деда. Старшие братья смотрели на эту шпагу с плохо скрываемой завистью, но выбор отца никто из них не мог оспорить. Правда, этот подарок мог оказаться прямым намеком. Отец показывал другим, что правопреемник верховного тана уже выбран. И им станет юный Болтон дель Бриз, в обход всех остальных братьев и сестер. Отец имел на это право. В клане Бриз верховный тан мог передать власть любому из своих отпрысков. Если же кто-то посчитает, что тан ошибся в своем выборе, он может заявить об этом на летнем празднике во время ритуала Камнепада. Правда, за последние множество лет никто не осмеливался на такой отчаянный поступок. Ведь в случае если дерзкого выскочку не поддержит большинство, то камнями забьют его, а не неугодного тана.

Рауль обнажил шпагу и вышел из-под навеса. Шел он вразвалочку, нехотя, всем своим видом показывая, что не считает Бриза сколь-нибудь серьезным противником. Болтон не стал ждать, пока юный Циклон налицедействуется, и атаковал его. Стремительный выпад, страшный удар на поражение, который де Рауль с легкостью отклонил. Началась отчаянная рубка. Шпаги свистели, вспарывая воздух, рассекая дождевые капли, и с лязгом встречались друг с другом. Болтон почти сразу почувствовал, что противник превосходит его в силе и умении. Рауль слыл очень опытным и жестким фехтовальщиком. Никогда ранее они не встречались в поединке. К тому же драться оказалось тяжело. Ноги постоянно разъезжались в грязи, и приходилось следить, чтобы не поскользнуться и не упасть. Этим падением тут же воспользуется противник, и тогда поединок будет проигран, а слава об упавшем в грязь дель Болтоне разлетится по всей Академии со скоростью муссонского голубя. Тут можно будет и не мечтать о верховной власти в Бризе.

Сближение. Шпаги встретились. Болтон увидел искаженное яростью лицо Рауля. А ведь он, в сущности, не такой уж плохой парень. Заносчивый и гордый, как все Циклоны, вспыльчивый, иногда его язык говорит больше, чем следовало бы, но и Болтон такой же. Они во многом похожи.

Задумавшись, Болтон пропустил пинок в голень. Это было не по правилам, но кто сейчас будет разбираться. Да к тому же из-за дождя секунданты прятались под навесом, и не все детали были им видны. Болтон зашипел от боли и запрыгал на одной ножке. Рауль не стал играть в благородство. Он хотел добить противника, провел серию ударов, которые Болтон с трудом отразил.

Появление нового экипажа оказалось неожиданным для дуэлянтов и зрителей. Коляска остановилась в опасной близости от сражающихся, дверцы распахнулись, упала подножка, и изнутри выскочил Валентайн дель Бриз в сопровождении трех крепышей из числа охраны Академии. Они были вооружены гладко обструганными дубинками, которыми было принято разгонять особо шумные акваморские волнения, будь то пирушка или пьяный бунт, поднятый по случаю переноса комендантского часа на более ранний срок.

— Шпаги в ножны, господа! — рявкнул Валентайн.

И этот окрик подействовал на Болтона как отрезвляющий душ. Он опустил шпагу и бросил взгляд на карету, возле которой топтался Валентайн с вооруженным сопровождением. Изнутри кареты выглядывало встревоженное лицо сестры Болтона — Деллы. Вот кто сообщил о дуэли преподавателю и призвал его вмешаться в благородный поединок. Рауль же словно не услышал Валентайна. Он перебросил шпагу в левую руку, резко дернулся навстречу Болтону и ударил его кулаком в лицо. Волчья пасть, украшавшая печатку, распорола щеку Бриза, и кровь залила воротник его рубашки.

Болтон взревел от ярости и вслепую отмахнулся шпагой. Рауль отпрыгнул, но острие шпаги все же вспороло его камзол, оставляя след на груди.

— Схватить их! И в холодную! — приказал Валентайн.

Охранники тут же набросились на акваморов. Привычные к усмирению драк и бунтов, они мгновенно обезоружили дуэлянтов, приложили в педагогических целях дубинками по мягким местам и скрутили. После чего, особо не церемонясь и не делая различий между Циклоном и Бризом, потащили к преподавательской карете.

— А вы возвращайтесь в Академию. Завтра утром я жду вас у ректора! — объявил Валентайн остальным акваморам.

Секунданты обреченно переглянулись и сказали в один голос:

— Мы просим сопровождать друзей.

Дуэльные правила акваморов гласили: если дуэлянты оказались схвачены руководством Академии на месте поединка, то секунданты обязаны понести равное по силе наказание или по крайней мере составить компанию страдальцам в холодной.

— Марш в карету! — согласился Валентайн.

В бытность свою аквамором он и сам не раз участвовал в дуэлях, то в качестве поединщика, то в роли секунданта. И ему приходилось сидеть в холодной в обоих ипостасях, но каждый исполняет свою работу. Когда он был аквамором, сам сидел в холодной, теперь вынужден был сажать бузотеров в нее. Таковы правила.

***

Первые допросы акваморов, замаскированные под доверительные беседы, результатов не дали. О чем акваморы могут доверительно беседовать со своим новым профессором, который у них даже лекции не ведет. Можно было набраться терпения, влиться в учебную атмосферу, а уж через некоторое время возобновить расспросы, но Аэртон понимал, что у него нет на это времени.

Скоро старик Жайкоб начнет требовать с него результаты — и будет в своем праве. Смерть профессора Мареля не просто убийство, а политическая акция, направленная против клана Бриз. В этом Аэртон нисколько не сомневался.

Последние сомнения рассеялись после того, как на второй день кто-то проник в кабинет профессора и учинил там форменный погром. Перевернули все, до чего только можно было дотянуться. Разве что стены не вскрыли, и то, видно, побоялись, что шум привлечет внимание охраны. Связываться с громилами, пускай и бывшими, но стражниками, непрошеный гость не захотел.

По характеру проведения обыска стало понятно: работал явно дилетант, который толком не знал, что он ищет, где ему это искать, при этом сам процесс его ужасно злил. На мысль эту Аэртона натолкнул молчун Кортон, из которого обычно и слова не вытянешь, а тут он не смог сдержать возглас возмущения.

— Вот же изверги. Книги-то зачем рвать?

Аэртон обошел комнату, еще раз внимательно осмотрел ее и тут обнаружил, что многие вещи оказались повреждены: у фарфоровой кошки, стоящей на каминной полке, отбиты лапки, несколько книг разорвано, словно погромщик пытался заглянуть за переплет, ящики из письменного стола вывернуты на пол и днища их выколочены, а кожаная обивка кресла нервно разрезана.

— Об этом никто не должен знать, — сказал Аэртон. — По крайней мере, пока мы не вычислим дикаря.

Могущество клана Бриз держалось на лояльности к нему других кланов. И эта лояльность обеспечивалась через агентов влияния, которых вербовали в Бризоли и которые служили потом у себя на родине, принося пользу верховному клану. Разработанная множество веков назад схема работала без ощутимых сбоев. И главным инструментом вербовки агентов, а затем и управления ими являлась Академия мореходства. Профессор Марель отвечал за вербовку агентов среди акваморов и их подготовку. Разъезжаясь из Академии, выпускники занимали достойное место в родных кланах. Многие из них были на крючке у профессора Мареля, а до этого — у его предшественника. Платили им звонкой монетой, но и услуги, которые они оказывали клану, стоили того. Вовремя погасить пожар протеста против политики Бриза, провести необходимые для верховного клана решения в жизнь, сбить цены на новые поставки оружия, кораблей и других товаров.

Тот, кто убил Мареля, пытался сбросить с себя ярмо чужого влияния. Аэртон чувствовал, что он близок к разгадке преступления. Вариантов тут два: убийца из нынешних акваморов или из прошлых. И тут же на ум пришел Клуб Висельников, о котором Аэртон услышал в первый свой день в Академии. Еще тогда он обратил внимание на эту фразу. Что за клуб? Почему они называют себя висельниками? Какие бучи они устраивают, что их деятельностью могли заинтересоваться серые шапки?

Первым делом Аэртон решил расспросить об этом ректора Академии, но, поразмыслив, отказался от этой идеи. Вряд ли птица, сидящая на самой вершине скалы, способна рассмотреть, что делается у ее подножия. Тут надо говорить с кем-то пониже рангом. Аэртон решил найти Валентайна дель Бриза, с которым ему уже доводилось общаться.

Покидая кабинет, он приказал Кортону:

— Наведи тут порядок. Мало ли кто сунет свой нос…Аэртон нашел Валентайна дель Бриза в аудитории, где тот как раз начинал читать лекцию третьекурсникам: морские чудовища, реальные и легендарные, и методы взаимодействия с ними. Дожидаться окончания лекции Аэртон не стал, вошел с достоинством и попросил преподавателя зоологии уделить ему минуту. При этом он сразу почувствовал на себе заинтересованные, настороженные взгляды акваморов и даже мог побиться об заклад, что на секунду услышал еле уловимый аромат страха. Быть может, ночной гость находится в этой аудитории, и он же является убийцей профессора Мареля. Аэртон окинул взглядом аудиторию. За учебными столами сидело несколько десятков мальчишек, ничем не похожих на преступников. Хотя он не сомневался, что и за ними водятся грешки. Быть может, кто-то из них состоит в Клубе Висельников, о котором он и собирался расспросить дель Валентайна.

Как оказалось, преподаватель зоологии очень сведущ в делах акваморов. Хотя Аэртон и подозревал, что вытянет тут пустышку и Валентайну никто не интересен, кроме его морских уродов, но вынужден был признать, что ошибался. Про Клуб Висельников дель Валентайн, конечно, слышал, при этом он усиленно делал такое беззаботное лицо и натужно хихикал, что Аэртон стал подозревать самое худшее. В стенах Академии зреет правительственный заговор. Руководство в курсе и покрывает юных преступников. Валентайн пытался убедить его, что это все невинные шалости мальчишек и придавать им значения не стоит, но Аэртон настаивал на своем. Он хотел узнать о Клубе Висельников всё. Пришлось даже пригрозить, что если Валентайн ему не поможет, то мгновенно, первым же экипажем, отправится в подвалы Тайной канцелярии. Это мигом остудило зоолога. Он поклялся, что во всем поможет дель Аэртону, только вот беда, сам он не знает, где собираются мальчишки. Грозный взгляд, нахмуренные брови, жевательное движение челюстей тут же отрезвили Валентайна, и он поспешил добавить, что сам никогда не был на их собраниях, но знает, кто может им помочь.

А помочь им мог Нирнус фон Бора. Так представил юношу Валентайн. И Аэртон сразу догадался, что парнишка ради своих интересов сотрудничает с администрацией Академии. Стало быть, он и правда может оказаться полезным.

— Что ты знаешь о Клубе Висельников? — спросил Аэртон, когда дверь кабинета профессора Мареля захлопнулась за ними.

— Я ничего о них не знаю, — запричитал Нирнус.

Только Аэртон видел, что он лжет. Осталось чуть-чуть надавить, и мальчишка раскололся. Рассказал, что акваморы и правда собираются в клуб. Заправляют там Циклоны, есть и другие кланы, только вот Бризам в клуб вход запрещен.

— Но только там ничего серьезного. Мы собираемся. Болтаем о всяком.

— О чем всяком? — поднажал Аэртон.

Хотя уже сейчас отчетливо почувствовал, что ничего серьезного из этого Клуба Висельников не выйдет. Ну какие из этих мальчишек заговорщики. Так, смех только один. Они не способны ничего толкового придумать. Да и оснований для возмущений у них нет. Сыночки богатых кланов. С детства не знали, что такое нужда. Все, в чем они нуждались, получали тут же, по праву происхождения. Нирнус фон Бора полностью подтвердил догадки Аэртона.

Клуб Висельников собирался по вечерам практически каждый день. В основном в свободных аудиториях, куда попасть после захода солнца было трудно, но возможно. Обсуждали быт акваморов в стенах Академии, вспоминали былые деньки на родине, ругали профессоров и прочих преподавателей самозабвенно, в особенности доставалось старику Марелю дель Бризу. Тут удивляться не стоило. Небось на каждого из них у профессора имелся свой крючок, на котором он их плотно и держал. Потому и называли себя висельниками. Впрочем, это было всего лишь его предположение. Помимо критики преподавателей, доставалось и выскочкам из Бриза. Их обсуждали чаще всего, насмехались, делились соображениями, кто бы что сделал, будь он на месте верховного тана. Высказывания опасные и глупые, но на то они и мальчишки, не казнить же их.

Нирнус фон Бора рассказал все, что знал. Больше с него нечего было взять. Но Аэртон не мог доверять словам мальчишки. Он должен был проверить все сам.

— Я хочу попасть на их собрание. И ты проведешь меня, — голос его был полон горечи и разочарования.

— Я не могу. Я не могу, — в глазах испуг и ненависть.

— В таком случае я вынужден буду оповестить твоих родных, что ты предал интересы клана.

Аэртон видел: чтобы добиться желаемого, ему нужно надавить, и не колеблясь сделал это. Если бы Нирнус хоть на минуту задумался, то понял бы, что не в интересах расследователя что-либо сообщать его родственникам и тем самым ставить под удар интересы верховного клана, но на то он был и сопливый мальчишка, что в критический момент отключил свой разум и поддался чувствам.

— Хорошо. Я покажу, — смирился он со своей участью. — Ближайшая встреча сегодня. После захода солнца в правом крыле. Рядом с кабинетом профессора. Возле статуи первого Морехода.

***

Интересно, думал Карась, удалось ли акваморам узнать, что их новый профессор навигации на самом деле — очень важный расследователь, который наверняка появился в Академии из-за убийства Мареля? На кухне об этом стало известно очень скоро. Один из рыбаков, что привозили утренние корзины окуньков, спросил повара, чего это в Академию повадился ходить агент Канцелярии со своим помощником, которые выглядят так-то и сяк-то и которые точно агент и его помощник, потому как именно они пару лет назад болтались с важным видом в Бора-Бо, где рыбаку на него указывал свояк, которого тот навещал, когда…

Слушая эту усыпанную ненужными подробностями историю, повар и поварята перебивали говорившего восклицаниями и вопросами, а Карась покрывался мурашками и чувствовал, как волосы на загривке встают дыбом. Он понимал: расследователь тут вовсе не по его душу, просто были у него счеты к ним, расследователям. Кому как не Карасю было знать, какие гады среди них попадаются! Похуже чудовищ с тремя ртами, которые, как говорят, снуют у Барьера и пожирают корабли вместе с командами!

Отец Карася до сего дня был бы жив, если б не один из них, расследователей. Потому что отец рассказал серым шапкам про готовящееся ограбление склада, а кто-то из них, серых шапок, выдал его заговорщикам. В результате ограбление не состоялось, но и поймать никого из злоумышленников не успели: предупрежденные, они покинули свою нору и перебрались в какую-то другую, а потом трое из них выбили дверь в дом Карася, и отец успел велеть ему спрятаться под кроватью, и Карась прятался там почти сутки, наедине с темнотой, мышиным писком под полом и запахом засыхающей крови.

Теперь, по всему выходило, ему придется приблизиться к расследователю, потому как Марель дель Бриз держал его за руку своей умирающей рукой и просил найти саламандру, и Карась саламандру нашел, но что делать с ней дальше — это мог понять только кто-нибудь постарше и поумнее.