Глава 4. На грани краха


Анжела с Андрюшкой вскоре и впрямь улетели отдыхать на Канарские острова. Василий, не скупясь, дал им денег. И каждый день звонил, интересовался, как там отдыхают жена с сыном? И закончив разговор с ними, радовался:

— Отрываются на всю катушку!

В этот вечер он предупредил тещу, что пойдет к друзьям «на капустник» и вернется поздно. Едва

Василий выехал, в гости к Варваре наведался Дмитрий Иванович. Он очень посетовал, что не застал дома Василия. И все же присел напротив Вари, не спеша пил кофе, разговаривал с женщиной, спрашивал, как живется ей с молодыми.

— Уживаемся без проблем, нам нечего делить. Ведь мы родные люди. Мне важно чтобы они между собой ладили и понимали друг друга. У них ребенок, его нужно растить вдвоем. Конечно, Васе нелегко. Он постоянно занят. На сына времени почти не остается. Но теперь большинство живет вот так. Крутятся, кто как может. Кусок хлеба дается нелегко, что и говорить, — посетовала баба.

— А когда он был легким этот заработок? — улыбался гость, рассматривая Варвару шельмоватым, бегающим взглядом:

— Знаете, сейчас люди уже не говорят, как трудно им приходится, не жалуются на неудачи. Тема слишком банальна, стара и избита. Стараются работать чище, чтоб меньше возникало проблем, тогда самим спокойнее.

— Кому как везет! — вздохнула Варя.

— Вот у меня по соседству живет простой человек. Нет у него богатой родни, влиятельных друзей и знакомых, даже приличного образования не получил. Так и остановился на среднем, школьном. Дальше не пошло, не дано ему вершить большие дела. Он свои способности не переоценил и выучился на обычного водителя.

— Короче, серой мышкой остался, — подытожила Варвара, гость, будто не услышал реплику и продолжил:

— Работал он в извозе у предпринимателя, возил грузы по всем городам, был дальнобойщиком, потом по городу таксовал, дальше купил себе машину, поначалу одну грузовую, потом еще две. И колесит. Ничем не брезгует. Одним поможет в переезде, перевезет пожитки, другим стройматериалы, иным грузы — в центр подкинет, короче, без работы не сидит. И никогда ни на что не жалуется и не ноет. У него, как у большинства, семья есть, дети, жена, старые родители, все вместе живут без споров и ссор. Я никогда не слышал у них ругачек или громких попоек. Тихо и незаметно живут люди. Но за все годы не видел я, чтобы кто-то из этой семьи плакал или попал в беду. Никто о них не сказал ни единого плохого слова. Они подчас забывали закрыть двери на ночь, но их никогда не обворовывали. Нет у них сомнительных знакомых. И живут соседи светло и тихо, по-своему счастливо. Им никто не укоротит жизни. А ведь это здорово!

— Скучно живут, — заметила Варя.

— Они не хотят привлекать к себе внимание, не живут на показуху. Как-то я спросил того соседа, не тоскливо ли ему без друзей? Знаете, что он ответил:

— Избави меня, Господи, от друзей! От врагов я сам избавлюсь!

— Не поняла, Дмитрий Иванович, к чему о нем рассказали?

— Чем скромнее живут люди, тем меньше обращают на них внимание, и обходят таких зависть и пересуды, — пристально глянул на Варю.

— С одной стороны это правильно. Но согласитесь не все могут есть пряники ночами из-под подушки, опасаясь соседей. Другие живут с душой нараспашку, не прячась от людей и принимая всех гостей, как ближних. Жизнь и так коротка, к чему по тараканьи прятаться от праздников, от знакомых? Разве в радость кусок хлеба, съеденный в одиночку в своем углу? Щедрость человеческая не бахвальство. И чем чаще люди делятся, тем больше получают от Бога! А жлобы наказываются. Жизнь коротка, не стоит себя лишать праздников. Их и без того не так много! Зачем самих себя обделять и наказывать? — не согласилась Варя и рассказала гостю как серо и скучно жила она в своей деревне:

— Ну и что получила я в затворничестве? Хандру и депрессию! Меня ничто не радовало и не хотелось жить. Да если б ни дети, давно ушла б на тот свет. Здесь я нужна!

— Вы уверены? — спросил гость.

— Я это чувствую в каждом дне! — ответила твердо. Гость, едва приметно усмехнулся:

— Варя! А как вы видите свое будущее?

— Лично свое? Конечно, вместе с детьми. О чем-то другом не задумывалась.

— Вы еще неплохо смотритесь. Неужели не берете в расчет личную жизнь? В вашем возрасте уже пора задуматься. Женщина бывает счастлива, когда она любима!

— Меня любят в моей семье, и мне этого хватает. О своей семье просто не вспоминала. Пока нет никого рядом, кто мог бы сравниться с Виктором. А связывать свою судьбу с первым подвернувшимся не хочу. Я должна полюбить. Но не получится, все ушло и отгорело навсегда. Оно так и лучше, себе спокойнее. К тому ж я уже бабка…

— Варя! Любви все возрасты покорны, так сказал поэт. Не стоит зарекаться и отрицать данное природой.

— А вы женаты? — спросила Варя гостя.

— Нет! Хотя не ангел и женщины у меня были всегда.

— Не нашли единственную, свою? — спросила кокетливо, вызывала на откровенность.

— Вовсе не в том дело. Мне нравились многие. Но я, наверное, не годен для семейной жизни.

— Проблемы со здоровьем? — спросила участливо.

— А разве похож на больного? Нет, Варенька, на свое здоровье не жалуюсь. С ним все в порядке. Дело не во мне. Вся проблема в самих женщинах. Одни — натуральные хищницы. Они идут на все, лишь бы поиметь навар. Такие не знают чувств, им безразлично, кто с ними рядом, только бы ободрать партнера до нитки. Другие и вовсе ничтожества. Глупы и ленивы, полная никчемность во всем, везде. Общенье, сплошное раздражение. Ну и третьи, те какие во всем разочаровались. Им уже никто не нужен, отвыкли от семьи, растеряли все тепло и заживо себя похоронили.

— Вероятно, я отношусь к последним, — вздохнула Варвара.

— Нет! У вас не все потеряно, живете в семье и любите каждого. Много сохранилось в душе нерастраченного тепла…

— Значит, не все потеряно?

— Ничего не утрачено. Это правда, если я верно вас угадал. Вы умеете сочувствовать и помогать, вот как Василия пожалели… И меня заставили вмешаться…

— Дмитрий Иванович! Но как иначе? Ведь Вася ни в чем не виноват! Водители поехали в объезд таможни, не предупредив зятя. А он остался крайним! Нас ободрала таможня, конфисковала весь товар и сорвала непосильный штраф, оставила нищими, без копейки денег, — сыпала жалобы баба и не заметила, как исчезла улыбка с лица гостя, а глаза стали злыми, серыми.

— Варя! Вы меня слишком мало знаете. Я давно не мальчик и на таможне работаю много лет. Зачем из меня лепите дурака? По-моему, я не давал такого повода. Кому вы рассказываете, что водители поехали в обход таможни не получив команды Василия? Это детский лепет или пьяный бред! Такое никогда не случается без ведома хозяина груза! Любой подтвердит мою правоту! И пусть Василий не косит под невинного! Таможню его водители хотели миновать не случайно. Потому что перевозимый товар не был сертифицирован. А значит, мобильники куплены за гроши, именно потому не лицензированы, нет на них гарантии качества. Но в продаже они стоют нималые деньги, хотя конечно дешевле лицензированных. Потому пользуются спросом. И вы знаете, что прибыль с этих телефонов ваш Василий получает нималую. И нищими не прикидывайтесь. Не плачьте мне в жилетку, обзывая и пороча в то же время таможню! Мы

этот штраф не делим меж собой, а сдали государству по соответствующим документам. Понятно вам?

— Да вас ни в чем не упрекаю! — вставила баба.

— А я ни в чем не виноват! Замечу, между прочим, что нищие не отдыхают на Канарах, не катаются в «Мерседесах», не ужинают каждый день в самых дорогих ресторанах. Я уж не говорю о саунах, салонах красоты, павлинах, фазанах и фонтанах во дворе!

— Завидуете? — напряглась Варя, похолодев от нехорошего предчувствия.

— Ничуть! Я лишен этого недостатка. Мне по человечески очень жаль вас всех. Вы, как бабочки, на свет летите, на блеск, на яркое пламя роскоши. Оно ослепляет и жжет ваши крылья, души, но и, погибая, так и не понимаете, что сами виноваты в своей беде! Других обвиняете, что оборвали ваш праздник. Но любой праздник никогда не бывает долгим. Вот этого вы не учли. Я считал вас иною. Более порядочным человеком, а вы даже меня хотели провести на водилах. Но ведь это так наивно, — встал гость:

— А знаете, я почти увлекся вами. И представлял своим идеалом. Оказалось, можете произвести впечатление, но не более того. Нет честности. А ведь знакомы ни первый день. Нельзя вам доверять. Значит, и помогать не стоит. И если вы вот так, чего ждать от Василия? — пошел к двери,

— Дмитрий Иванович! Погодите! За что вы на меня осерчали? Я лишь повторила слова зятя. Может и впрямь не стоит лезть туда, где не разбираюсь. Но не пойму, за что обиделись? Я так не хочу терять нашу дружбу! Простите, если что-то глупое сказала. Я не хотела обидеть вас!

— И не дано! Никому не удалось обвести меня!

— Простите! Хотя так и не поняла в чем виновата! Я никогда не занималась бизнесом и ничего в нем не смыслю!

— Бизнес — это жизнь, а в ней вы не новичок! Хорошие советы давали зятю. Хвалился он. Вот только

выводов не сделал! Не вставите ему свои мозги. А потому всегда станете проигрывать. Слабый у вас партнер! Жаль вас, Варя, что ни до конца просчитываете все ходы в игре! — кивнул головой и со словами: «Честь имею», — вышел за дверь.

Вася вернулся уже за полночь. Варвара, не дождавшись зятя, уснула на диване и не услышала, когда он пришел. Она ждала его, тревожно выглядывая в окно, и, весь день не переставая, болело у нее сердце. И не случайно… Васю забрали, как только он сел поужинать.

И в этот раз ничего не сказала милиция. Короткое: — Собирайтесь! Поехали! А утром следующего дня коттедж был опечатан, а Варю увезли в общежитие.

Баба всю неделю ходила с мокрым полотенцем на голове. И все думала:

— Что делать теперь? К кому обратиться за помощью? Зять по телефону обещал выкрутиться самостоятельно, говорил, что ничего серьезного нет, и его снова вздумали тряхнуть. Но на этот раз он не станет отслюнивать, потому что ни в чем не виноват. А ее, свою тещу, просил потерпеть совсем немного и ничего не говорить Анжеле.

— Я сам выпутаюсь! Я докажу! — обещал Вася, но шли дни, а зять все оставался в следственном изоляторе.

Варвара уже не раз побывала у прокурора города и начальника милиции, звонила Дмитрию Ивановичу, всем друзьям и знакомым Василия, какие частенько бывали в гостях, занимали хорошие посты, и, конечно могли бы помочь при желании. Но в том-то и беда, что все приятели будто оглохли в одночасье. Одни, заслышав голос Вари, бросали трубку на рычаг, другие просили с раздражением не беспокоить их. Третьи ссылались на то, что с органами закона никаких соприкосновений не имеют и помочь ничем не смогут. А время шло…

Варя, отчаявшись от бессилья, навестила Марину. Она едва узнала в ней родственницу, оно и немудро, прошли годы, общенье прервалось. И только теперь узнала Варвара, что Марина третий год вдовствует. Ее муж Анатолий умер следом за младшим сыном- наркоманом. Тот решил завязать с иглой, но не перенес ломки. А старший сын получил ранение в Чечне и остался инвалидом. Сама Марина понемногу спивалась. Она и Варю встретила с похмелья, охая от головной боли и почти не слушая, что она говорила о себе и семье. Марина думала, как подлечить голову? И устав от жалоб родственницы, сказала напрямую:

— Купила б ты пузырек, чтоб встречу сбрызнуть! Какого черта пришла с пустыми руками, иль вовсе перестала уважать?

Варя ушла, решив для себя никогда сюда не возвращаться. Она поняла, что после потери сына и мужа, Марина потеряла всех друзей, оборвались все связи и знакомства. Когда-то умная, влиятельная женщина неумолимо катилась в пропасть. Удержать и остановить ее у Вари не было сил. Она зашла в магазин, купила себе продуктов и медленно шла к общежитию, думая о Васе, Анжеле и Андрее. О каждом из них болела душа.

— Что теперь ждет нас? Будем ли снова жить вместе, или раскидает судьба всех по разным углам? Сколько жалоб написано и подано во все инстанции, ни на одну нет ответа! — вздыхает баба, приготовясь к тому, что и сегодня всю ночь станет строчить новые послания:

— Нет! Не имели они права опечатать коттедж! Ведь в него вошло мое прежнее жилье, моя квартира! А бизнесом я никогда не занималась. Вот и потребую, чтоб с коттеджа сняли арест хотя бы на мою часть, что мне принадлежит по закону! А то вон как распоясались! Слушать не хотят! Указывают на дверь, негодяи! Устроили беспредел! Я вас всех на чистую воду выведу! — грозит баба обидчикам. И вдруг испугалась. Кто-то сзади совсем внезапно взял у нее из рук две тяжеленные сумки и предложил простуженным голосом:

— Давай подмогну! Все ж соседи по комнатам! Да не пугайся! Не сбегу. Я не вор! — увидела женщина смеющегося человека, шагавшего рядом, с ее сумками в руках.

— Я сама понесу! — было воспротивилась Варя, но мужчина шел быстро и она еле успевала за ним.

— Давай, бабочка, шустрей!

— Ты чуть сбавь скорость! Поскакал, не догнать, дай отдышаться! — взмолилась женщина, человек, словно не услышал. Он шел к общежитию быстрым шагом и лишь на ступенях остановился, открыл двери:

— Проходи! — пропустил вперед Варю, пошел следом. Занес ей сумки в комнату:

— Ежли что надо, я тут рядом, сбоку у тебя. Можешь в стенку постучать кулаком. Ты, не стесняйся. Оно мало ль что стребуется. А я на все руки от скуки. Не гордый! — вышел в коридор, даже не назвав имя.

Баба и поблагодарить его не успела.

Варя забыла о нем тут же. Она за прожитое время сдружилась с комендантом общежития, рыжей, горластой женщиной, какой боялись все жильцы. Она бойко заходила в любую комнату, разгоняла теплые компании, выкидывала пьяных из общежития на улицу, орала на женщин, не поддерживавших порядок в комнатах, а уж если нарывалась на уединившуюся пару, кричала и позорила так, что все жильцы сбегались на эти вопли и визги. Комендантша была безжалостна и непримирима. Ее не уговорить и не успокоить не удавалось никому. Выражений она не выбирала. А потому, любого из жильцов материла, не сдерживая себя.

Варю Людмила Петровна признала сразу. Ей льстило, что в ее общежитии поселилась эта женщина, за какую просила милиция.

Коменданту порекомендовали создать для новой жилички максимум удобств и комфорта, проследить, чтоб никто не обидел и не докучал. Конечно, попросили, чтоб предоставила Варе отдельную комнату, светлую и теплую, подальше от запахов туалета и лестницы.

— Отнеситесь к ней бережно, — попросили сопровождавшие Варвару молодые офицеры, и Людмила Петровна с первых минут решила окружить новенькую своей заботой и вниманием. А потому, войдя к ней в комнату, первым дело выгнала соседских баб, живших в комнате напротив:

— Наталья! И ты, Прасковья, чего тут сопли сушите? Вас сюда звали? Нет? Пиздуйте отсюда обе! Не хрен человеку глаза мозолить! Чтоб я вас тут не нюхала! — поставила на стол вазу с яблоками из своего сада:

— Ешь! — предложила коротко и спросила:

— Надолго ли ты к нам?

— Пока сама ничего не знаю, — ответила Варя.

— Менты, какие тебя привели, сказали, что ненадолго. Но им, козлам, разве можно верить?

— А кому теперь доверять можно? — расплакалась новенькая и комендантша поняла, что у бабы срыв и лучше при ней не задевать скользкие темы.

— Варя, меня Людмилой зови. Ты, успокойся! Это, блин, теперь главное! Все можно наладить и восстановить кроме здоровья! Слышь, меня? Не мотай сопли на кулак! Что у тебя стряслось, колись, пока время имеем. Может, что-нибудь вдвоем сообразим. Я баба тертая. Прошла все огни и воды, знаю жизнь насквозь. И столько пережила, что мне уже ни черт, ни ад не страшны. Я уже их передышала при жизни! Никому своей доли не пожелаю. А по себе знаю, когда с кем-то поделюсь своим пережитым, самой на душе легче становится. Так ты давай, вали, что там у тебя не заладилось, где треснуло по швам?

Когда Варвара рассказала, Людмила Петровна хмыкнув, ответила:

— Не ссы! С твоим зятем разберутся, никуда не денется. Но мудило он отменный и к тому ж, последний дурак! За столько лет в бизнесе, этот недоумок не сделал главное, не создал для семьи тыл!

— Какой тыл? — не поняла Варя.

— Обычный, как у всех новых русских, какие едва оперившись покупают недвижимость за рубежом. И получив для семьи второе гражданство, отправляют своих жить за границу, где не достанут никого наши милиция, прокуратура и налоговая! Руки у них коротки. А люди там приживаются, учатся, получают пенсии и пособия, льготы, а потом и сам бизнесмен к ним перебирается, как только видит, что его хотят поиметь. Пока наши хватятся, он уже в Англии или Австралии. Сыщи там одного русака, у какого в кармане несколько паспортов и все на разные имена. Теперь имея «бабки», можно купить что хочешь. А уж смыться от ментов, легче, чем перднуть! Были б у меня сбереженья, я б минуты не размышляла. Когда прошло бы время и все забылось бы за сроком давности, можно и вернуться, если есть в том смысл! Я не пойму твоего придурка зятя! Он что? Грязной морковкой сделан в перерыве? Теперь иначе не дышут все, кто предпринимателем себя назвал. Ведь прежде чем прикрыть жопу, защити голову! Или вам про то не говорил никто?

— Вася ни словом не поделился, видно, не знал, не хотел за рубеж!

— И ты поверила? А чего этот притырок свою жену с ребенком послал на Канары, а не в свой санаторий или в засратое Черноморье? А тебя опять в залоге оставил! Хитер, поганец! Вряд ли ты все знаешь! Этот подлый хорек не такой лопух, под какого косит! Если у тебя еще есть сбереженья, держи для себя и ему не отдавай, не выкупай падлюку! Нехай сам выкручивается из той сраки в какую попал! Они тебя вытряхнут до нитки и сдадут в богадельню, сами за границей кайфовать будут, посмеиваясь над тобой. Такие они теперь наши детки! Сколько я бабья знаю, все несчастны от сыновей и дочек. Да и сама увидишь, вдоволь наслушаешься всякого, как в детективе, чем дальше, тем страшнее. Ведь в нашей общаге молодых совсем мало. В основном стародежь. А почему здесь канает плесень, скоро услышишь. Там и сама, глядишь, поумнеешь! — вздохнула комендантша тяжко.

— У меня хорошие дети! — упрямо твердила Варя.

— Все они хорошие, пока поперек лавки лежат. Но стоит чуть подрасти, куда их добро девается? Сплошные черти из них получаются, — тянула с сочувствием и сказала:

— Умней, баба, дозревай мозгами до нужной кондиции и помни, ты не только мать, а и теща!

Варя гнала от себя все сказанное Людмилой. Но слова комендантши засели глубоко и сверлили мозг:

— А ведь и впрямь обобрали детки до нитки. Все деньги забрали, а вместе с ними квартиру. Ни с чем осталась, докатилась до общаги. Куда уж хуже в мои годы чуть ли не под забором оказаться. Анжелка с Анд- рюхой на Канарах, их беспокоить нельзя. А мне все можно терпеть! Но почему? За что? Иль уже выписали из семьи? Неужели за доброе злом отплатят и мне? Не может того быть! Они любят меня! Просто очередная неудача постигла, надо суметь переждать и пережить ее! — думает баба и улыбается, вспомнив, что у нее на личном счету еще есть деньги, о каких не знает Вася и забыла дочь. Эти она взяла у Марины, и сама крайне редко о них вспоминала. Доллары… Конечно, не так и много, но на приличную двухкомнатную квартиру — достаточно. Вот эти Варя берегла от всех неосознанно. При подсчетах с дочкой их не упоминала, случалось, часто забывала.

— Конечно, этими деньгам Васю все равно не выкупить, но сколько ж денег на него ушло! А может, и впрямь правы люди, говоря, что дети внаглую обобрали? Я ж их не проверяла. Да и у кого спросишь, стыдно своих контролировать. А и кто скажет, сколько с зятя сорвал? Хотя, можно спросить у Дмитрия Ивановича. Но станет ли он говорить со мной? Встретиться нужно, по телефону о таком не спросишь. А согласится ли он приехать? — набирает женщина номер телефона.

— Дмитрий, мне очень нужно увидеться с вами. Вопрос очень важный!

— Я могу подъехать после работы! — услышала в ответ.

— Только меня выселили из коттеджа!

— Знаю. Слышал. Я, перед тем как встретиться, позвоню вам, — пообещал человек.

Варя еле дождалась вечера. Она торопила время, а оно, как назло, будто остановилось.

Дмитрий Иванович позвонил, когда баба уже была уверена, что он не придет.

— Варя, я только освободился. Выходите из общежития, там подумаем, где можно поговорить без помех…

— Куда ж нам деться? В кафе или в баре слишком многолюдно. В общежитие Дмитрий Иванович отказался войти. Вести бабу к себе домой он тоже не хотел. Вот так и оказались на промозглой скамейке в глухом углу парка. Человек, оглядевшись, рассмеялся:

— Ну, прямо как в студенчестве! Хоть целуйся, как тогда! — присел рядом с Варей.

— Выкладывай, что у тебя стряслось, чего вся дрожишь, иль приболела?

— Нет!

— Выходит, влюбилась, может, в меня? — хохотнул раскатисто.

— Дима, мне не до шуток. Язык немеет спрашивать о таком. Но только ты можешь сказать правду.

— Варя! Ты о чем? — придвинулся поближе.

Баба спросила не сразу. Было неловко узнавать

о своих от чужого. Но ее измучили сомненья, и Варя вздумала их развеять:

— Дим, скажи, какой штраф дали зятю и за что? Почему меня выселили из коттеджа? Ведь я к его бизнесу не имею отношения, а в коттедже есть моя доля!

— Погоди, не вали все в одну кучу, давай разберемся по порядку, — предложил человек. Он объяснил Варе, что Василий не хотел растаможить свой груз, потому как стоимость растаможки отразилась бы на цене товара, и, конечно, мобильники стали б дороже. Их уже не раскупали бы так охотно, ведь дорогие сотовики подолгу лежат на прилавках, продаются вяло. Но никто не станет торговать себе в ущерб. Потому, идут на все хитрости люди, связанные с поставками товара.

— Но у него не просто уклонение от пошлин, на товаре нет сертификата качества. Нет гарантий, понимаешь, Варя! А это называется обманом покупателей. Для нас нет понятия дешевый иль дорогой товар, есть определение — черный рынок, где продается левая продукция, нарушающая все правила торговли. Там охмуряют и людей, и государство.

— И какой был штраф?

Дмитрий назвал сумму. И сказал жестко:

— Много! Но Варя, до этого штрафа Василий продал пять партий контрабандных мобильников. Сами водители признались. От общей выручки за те мобильники таможня взяла лишь десять процентов, согласитесь, это по-божески. И нищими вы не стали, с вас не сняли последнюю рубашку…

— Коттедж арестовали, куда же хуже? — заплакала Варя.

— Пусть Василий выплатит штраф и в тот же день будет снят арест с имущества. Иначе жилье продадут с аукциона в уплату за долги. Это общее правило для всех.

— Но ведь коттедж собственность семьи. А ведь у меня, Андрейки и Анжелы есть своя доля. Мы с Василием не в деле!

— Жили вместе, одной семьей, никто не работал, значит, за его счет! Ну да к коттеджу у таможни нет претензий, им другие органы заняты. А вот штраф оплатить придется, хотя Василий отказывается. Валяет ваньку, что называется. Сам проблемы создает, ищет дурнее себя. Но чем дольше находится под следствием, тем хуже ему. И не только. Пора вспомнить человеку, что мучает семью. Ладно, Анжела с Андреем отдыхают на Канарах, а вам каково? Кстати, отдых лишь эпизод, он все равно кончается. Куда вернутся жена с сыном? О том Василий подумал? Ни у кого терпенье не безгранично, ваш зять играет с огнем. Он должен понимать, чем все может кончиться.

— Неужели его могут посадить? — ахнула женщина.

— Безусловно! И срок дадут крутой!

— Сколько ж ему нужно уплатить?

Когда Дмитрий Иванович назвал сумму, женщина вздрогнула:

— Да где ж столько взять? Нет у нас таких денег! И одолжить не у кого. Никто не даст.

— Понятно, Варя! Забрал он у вас все что было. Оставил без гроша. Но это вас… У самого, конечно, есть заначник. В нем никому не признается. Разве только жена, приехав с отдыха, достанет «кубышку».

— Откуда она у них? Жили бездумно…

— Хотите, Варя, мой совет услышать?

— Конечно!

— Не трепите себе нервы. Вам их зять и без того намотал. Не терзайтесь, где найти деньги, не ищите кредиторов. Не продавайте украшения, подаренные мужем. Этим не погасите штраф. Пусть все идет своим ходом. Ваши дети пусть сами найдут выход и перестанут впрягать и ездить на вашей шее. Найдут они возможность рассчитаться, и при этом не обобрав никого.

— Так думаешь? — изумилась Варя.

— Уверен!

— Неужели они от меня скрывали?

— Не то, что прятали от тебя, они создали свой семейный заначник на черный день. Так делают многие. И пускают его в ход только в самом крайнем случае.

— Но зачем им было таиться от меня?

— От тебя — в первую очередь. Как иначе из тебя выдавить? Это простая логика, доступная любому.

И давно пора было догадаться самой. Ведь как иначе можно объяснить, что мужа взяли за долги, а жена на Канарах отдыхает, купаясь в роскоши. Вас, простите за грубость, банально охмуряют, голубушка. На доверчивости попались. И вроде, жизнь била, но так ничему не научила.

— Наверное, вы правы!

— Станьте самою собой. Не доверяйте никому. Ведь неспроста от Василия отвернулись все его знакомые и друзья. Никто не захотел помочь. Разве случайно? А вы подумайте и сами найдете ответ.

— А вы меня не оставите одну?

— Варя! В этом случае я мог и сегодня отказаться от встречи. Мне очень жаль, что такая умная женщина попала в ловушку. Впредь надо быть осмотрительнее.

—Я ради дочери жила, старалась…

— Живите для себя! Это разумнее… Пока не отняли детки все без остатка, устройте свое будущее и не бросайте им под ноги последнее — саму жизнь. Я говорю вам вполне серьезно.

Варя глянула растерянно на человека, сидевшего рядом, она считала его другом своих детей, но и здесь ошиблась, поняв, что Дмитрий никогда и ни в чем им не доверял.

— Мы никогда не дружили. И здесь вас обманули. Я помогал Василию, но никогда не перешагнул рамки дозволенного. Я ничего не просил и не брал от вашего зятя. А помогал, потому что его отец однокурсник моего отца. Они дружили много лет. И теперь кентуются. Вот только Василий сам в себя, а может, в мать пошел. Его отцу я рассказал все. Поверите, не расстроился. Сказал, что нет у него таких сбережений, а сын, в конце концов, должен научиться жить по средствам. Ну, а если у его жены повышенные запросы, пора обдумать развод.

— Развод? Вы подумали, что сказали? У них ребенок! — отшатнулась баба.

— Что с того? С троими разводятся и живут нормально, заново семьи создают. Такое не внове, говорят так даже полезно! — хохотал Дмитрий и, взяв Варю под руку, повел из парка.

— Вы все еще живете в старомодном прошлом. Проснитесь, Варенька, за окном двадцать первый век! Сейчас о разводах говорят чаще, чем о поносе. А вас перспектива пугает. Вон у нас на работе, да. и вокруг, женщины по пять раз в году замуж выходят. И ничего, все счастливы. Вокруг только и слышишь:

— Эй, девки, а я нового хахаля заклеила. Завтра к нему жить ухожу!

— Вот так, Варя! Обдумай свое будущее, взвесь все и оглянись вокруг. Когда такое случится, я с удовольствием встречусь с тобой вновь! — подвел бабу к общежитию и, сев в машину, укатил в темноту.

— Хахаля заклеила? — появилась на пороге Людмила Петровна, едва женщина вошла в комнату.

— А ничего! Прикольный мужичок, продвинутый, с косичкой, козел! Видать, кобель редкий! С манерами и гонором! Ты ему не отдавайся враз. Помурыжь, держи форс, пусть, блин, побесится! Он из «шишек»?

— А это кто? — не поняла Варя.

— Из начальства?

— Не знаю. Вроде, на таможне работает. А кем, не спрашивала его.

— Где ж ты с ним болталась дотемна?

— В парке просидели на скамье. О дочке с зятем говорили. Он как и ты советует мне не доверять и оглядеться. О себе подумать, о своем будущем. Даже страшно становится, неужели они, свои, родные, обманули меня? Выходит, я и впрямь дура, если так случилось, что даже дочь променяла меня на мужика и перешагнула еще живую!

— Варь, не реви! У меня не легче. Тебя дочь, меня все мои бросили. И тоже ни за хрен собачий из квартиры выкинули. Видишь ли, мне нельзя доверять воспитание внуков. Я невоспитанная, матерюсь, а как тут еще заговоришь, коль нормальные слова не доходят до отморозков? Каждый день с ними гавкалась. А как иначе? Собрались невестки на работу. У одной юбка заканчивалась на поясе. Из кофты, как глянула, разом окосела! Сиськи сами по себе наруже гуляют. Пупок как шиш, и в нем иголка с бусиной торчит. На голове всамделишное курячье гнездо! Пока ее в матюгах изваляла, вторая дура возникла из спальни. Я глянула, еле на ногах устояла! Жуть! Мне, уж на что в своей общаге всякого насмотрелась, а и то худо сделалось! Жопа в джинсах так затянута, что не бзднуть, не вздохнуть. На плечах какие-то тесемки с кисточками, как у дикаря. А и все наруже. Рожа так намалевана, что моя болонка Юлька глянула на нее и взвыла со страха. Спряталась под койку, до вечера дрожала. Только ночью успокоилась. Ну так вот, стала невесток срамить, пугалами назвала. А они меня в ответ старой мартышкой обозвали! Нет, ты представляешь, эти две кикиморы, бритые мандавошки, на меня хвосты подняли! Ну, они схлопотали в тот день! Я ихние биографии часа два всему дому кричала, в каждой квартире пятиэтажки жильцы все доподлинно слышали. Я их высрамила на целую улицу. Прямо с балкона орала им вслед чистую правду про двух сученок, какие внаглую повисли на моих ребят. А они, две задрыги, нарожали детей, прописали их, а меня выселили за невозможностью совместного проживания. Ну я не пропала и на улице не канала. Ушла я к Юрию Алексеевичу. Хороший был человек. Дом у него громадный, я и нынче в нем живу.

— А сам хозяин где? — перебила Варя.

— Умер, царствие ему небесное! С чердака спускался по лестнице, упал с нее, позвоночник хрястнул, и все на том. Жаль его, хороший человек был.

— Как же к нему ушла, иль знакомы были?

— Конечно, сколько мы с ним тайно встречались! Еще его Клавдия была жива, она от рака умерла. Считай, три года человека мучила, от себя на шаг не отпускала.

— А дети у них имелись?

— Этим Бог обделил. Не рожала она.

— Как же теперь ваши дети? Наверно, сразу к вам пришли, прощенья просили?

— Ты это о ком? О моих недоносках? Они никогда не умели прощенье просить. Если б это были люди!

— Неужели не приходят к вам?

— Поначалу, когда хозяина похоронили, сыновья сами возникли. На дом враз позавидовали. И предложили вернуться в квартиру, а им дом отписать. Я и отмерила обоим по самое плечо.

— Сколько ж жили вы с тем человеком, с хозяином дома?

— Двенадцать лет. Вот уж про кого как ни тужься, плохого слова не скажешь, — обронила слезу Людмила:

— Он же с чердака с соседкой спускался. Уж чего поторопился, не знаю. Видать, надоела она ему за ночь. Бабе хоть бы что, а он вот помер. Не зря говорят, что Бог шельму метит. Но во всем другом худого слова не скажешь. Хотя половина детей нашей улицы на него лицом похожие. Почти все Куприяновской породы.

— А почему именно тебя принял?

— Я и не спрашивая согласья к нему заявилась. Куда деваться было. Невмоготу стало ждать, покуда сам позовет. Вот и ввалилась с узлами и слезами. Он пожалел и оставил. Со дня смерти Клавдии второй год пошел. Ну, я ж не дура пальцем деланная. Ублажаю, ласкаю его и все уговариваю записаться и прописать меня. Так целых три года раздумывал, все мучил. Я все терпела и ждала. И уломала. Уж когда стала законной хозяйкой, перестала ходить перед ним на цыпочках. Потребовала к себе уваженье. То как иначе?

— Давно он умер?

— Кто?

— Мужик!

— Какой? У меня их пятеро было!

— Я про хозяина дома! — рассмеялась Варвара невольно.

— Тот барбос уже третий год в земле лежит. Я после него вскоре нового хозяина привела. Ну, деловой хмырь! Считал, что если он в постели на что-то гожий, баба его содержать должна! Ну так-то вот и валяется в постели целыми днями. Ждет, когда ему в койку подам пожрать. Первое время терпела сквозь зубы. Потом надоело, а чем я хуже его? И завалилась рядом. Он покрутился и спрашивает:

— Когда жрать будем?

— Я ответила, мол, встань и приготовь. А он как встал, так и ушел насовсем, пошел искать другую дуру.

— И нашел?

— А кто его знает? Но не вернулся, значит, где-то застрял. Ну, я недолго была одна и вскоре другого зацепила! Много старше, зато редкий трудяга. Минуты без дела не сидел. Ну так за день выматывался этот мухомор, что домой уже на карачках возвращался.

— Пьяный, что ли?

— Ну, конечно!

— А говоришь, трудягой был! — не поняла Варя.

— Его ж мужики даром не поили. Заставляли задницей гвозди выдирать из стенки. Короче, аттракцион устраивал в пивнушке. Народу собиралась тьма, чтоб на цирк посмотреть. Хозяин доволен, у него выручка отменная. А мне никакого навара с того представленья. Ни денег, ни единого гвоздя не принес из-за какого жопу рвал. Я, честно говоря, даже не знала, где и кем он работает. Это уже потом до меня дошло, и я все своими глазами увидела. Ну, уж тут меня достало, я родной гвоздь, что меж ног, чуть с корнем у него не вырвала. Во, придумал, козел, как выпивон с алкашей выколачивать! Ох, и подналадила его! Он, мышонок неподмытый, так и стреканул на четвереньках с крыльца, когда увидел в моих руках коромысло. Я его до самой пивнушки гнала, а уж там этот огрызок алкаши защитили, отняли у меня, а саму коленом под задницу и обратно домой отправили, чтоб потехе не мешала.

— Он последним был?

— Кой там? Последние на погосте, а мы покуда живые, — рассмеялась комендантша:

— Как же ты, не узнав, принимала в дом тех мужиков? — спросила Варя.

— Вот так же, как ты на зяте погорела! Все они поначалу в ноги стелются, несчастными выставляются. А как поживешь, задохнешься от козлов! Ну ладно эти двое! Я от них быстро отделалась. Но вот средний— третий, ну и говно попался, хуже некуда. С кулаками ко мне примеряться стал.

— А за что?

— Ну, получку должен мужик приносить в дом. Этот за четыре месяца ни копейки не дал. Я потребовала, он мне по морде. Ну, блин, такое не стерпела. Тут как раз утюг под руку попал. Горячий, как сама на тот момент. Вот и приложила его к голой спине сожителя. У него глаза через рога чуть ни вывалили. Повернулся, чтоб меня поддеть, а я ему утюг к пузу…

— Он хоть жив остался?

— Два года судился со мной. Хотел поиметь с меня деньги за ожоги, да не на ту нарвался. Его и теперь по городу Паленым дразнят.

— Приходил он к тебе потом?

— Ко мне не заявлялся, в судах виделись. Он все успокоиться не мог. А тут я не выдержала, вышли из суда, а я ему цыганскую иглу по самое ушко в бок впорола. И предупредила, коль еще в суд выдернет, я его ножом достану. Поверил! А я устала от судов, да и от иждивенца тоже. Всякой бабе хочется иметь опору в мужике. Иначе зачем он нужен? Развлекашку на ночь можно найти за любым углом, то не проблема нынче.

— Ну, а с детьми так и оборвалось? — поинтересовалась Варя.

— Я обоим своим ребятам сказала, пока они живут с этими чмо, Чтоб ко мне ни ногой. Не хочу видеть облапошенных полудурков. Тем более, что грызутся целыми днями. Чую, обдерут моих ребят, выгонят из квартир, а себе приведут других кобелей. Они и так мужикам изменяют.

— Заставали?

— И без того не слепая. Все время на них обновки меняются, украшенья дорогие носят. Откуда берут? Их получки на хлеб не хватит, а они всякую неделю в новых цепочках и перстнях щеголяют.

— Может, ребята наряжают?

— Только не мои! Это знаю доподлинно. Эти скорей снимут с них! Чтоб купить и подарить, до того мозги не созрели. Они мне никогда ничего не дарили. Чужим и тем более! С них не выдавишь копейку! Мое воспитание!

— А как же с квартирами будут, если разойдутся? — округлила глаза Варя.

— Не получат те прокунды ничего! Или я своих сынов не знаю. Уж говорю, что обдерут, а на самом деле мои сами кого хочешь облапошат. Вон младший мой похвалился, что жену и детей от себя выписал, а к теще прописал. Это уже к разводу готовится сын. Старший тоже не пальцем делан. Надумал свою к брату прописать в квартиру. Тот после Чернобыля совсем плохой, пусть сестра о нем заботится. Он уж на двор не выходит вовсе. Совсем худой, аж прозрачный сделался, а квартира хорошая. И пенсию ему прибавили. На нее гурьбой жить можно и не работая. Одно плохо, всю квартиру он провонял, смердит от него, как от трупа. Терпеть тяжко. Когда сдохнет, жилье с год придется проветривать. Ну, это ихние заботы! Пусть сами в них кувыркаются.

— А теперь одна живешь?

— Я? Ты что? Когда я сама прокисала? У меня дом! С ним забот по макушку! Вот и пользую хахалей на хозяйских заботах. Первый, какой в койке валялся, ни хрена не делал, зато железо и брус привез для ремонта, он, зараза, сторожевал на стройке ночами, потому днем отсыпался. А покрыл крышу тот, какой жопой гвозди дергал. Но вот, козел облезлый, другого не умел. Кровельщиком был. Третий — дом изнутри весь подтянул. Как игрушку сделал. И еще за это хотел деньги с меня сорвать! А я его кормила, обстирывала, в постели была, про это вовсе позабыл, выродок проклятый, ну, разбежались мы с ним вничью. Правда, грозился, таракан кастрированный, спалить меня вместе с домом, так я собак завела таких, что близко не подойдет. Не веришь, другой хахаль чуть ни в окно влезал. Так и его за жопу прихватили. Целый месяц псы к нему привыкали. Ну и тут не повезло. Этого вышибла кулаками со двора. Он, змей ползучий, ворюгой оказался. Хотел за моей спиной отсидеться и время выждать. Но менты его нащупали и спросили меня. Я все доподлинно им выложила, что ночами на работу ходит, говорит, будто в личных телохранителях «пашет» вместе с напарником. Ну, деньги он давал мне неплохие. А где их брал? Короче, выгребла его от меня милиция. И враз в наручники взяла. Жалко мужика, спокойный был человек, а главное денежный! — вздохнула комендантша:

— Ну, эти все — хренатень. Самый смешной был последний. Сантехник! Чтоб он в той канализации задохнулся, козел зловонный! Таким продвинутым прикинулся, говорил, что без него никто не продышит, будто он главный во всем городе. А сам канализации городские чистил! Во, хмырь прокаженный! Было, вернется домой с работы, от него не то псы, все мухи в обмороки падают. В избе, как в том люке, не продохнуть! Все провоняло канализацией. Двери всегда открытыми держала, чтоб проветрить дом. Что ни приготовь, все говном воняло. Сущее наказание не человек! Меня от него тошнило! Ни пожрать, ни заснуть не могла. А он все хохочет, мол, что воняет, то и пахнет… Случалось, даст деньги, а от них дерьмом несет. Я и сама от него провонялась. Люди меня обходить стали и косились, думая, что я обосралась и вот-вот из меня повалит наружу прямо из-под юбки. Даже в магазин не хотели пускать. Случалось, воду зачерпну кружкой из ведра, чтоб попить, поверишь, от нее не только запах, а и вкус дерьма. Ну никакого спасенья от вони. Так-то сознанье потеряла однажды, тот сантехник — жеваный катях, потешаться надо мной стал. Ну, блин, что тут случилось, мама родная! Я как вскочила на свои мослы, сгребла в охапку того сожителя да за ворота выбросила, а по пути пиздюлей отвалила, сколько успела. Он уже не хохотал, волком взвыл, зараза вонючая! Побежал от дома так, будто сто чертей за ним гнались. Пятками жопу доставал. Ну, а я дом проветрила и отмыла от козла. Нынче, прежде чем хахаля в избу привести, со всех концов проверяю и обнюхиваю. Сама понимаешь, мужик для здоровья нужен, а не для вреда организму! Вот так решила! Нынче присмотрела одного таракана. Старый шельмец, из бывших военных, в отставке канает. Он в грядках возле своей избы ковыряется. Говорит, что ему важен не результат, а процесс, а работа на участке нервы успокаивает. Так вот тот полковник ко мне в гости повадился, слышь, Варя? То пучок редиски иль луку принесет. И сидит бахвалится, что лучше чем он хозяина на земле нет. Я и спроси его, нешто кроме редиски с луком он ничего не ест? Он себя вегетарианцем назвал и сказал, что мясо не жрет. А тут жарю котлеты, тот мудило заявился с пучком укропа. Ну, я его за стоп, котлеты подвинула, целую тарелку сожрал! Я так и поняла, что он домой мясо не покупает, но от халявного не откажется. А значит, жлоб! С таким надо осторожней. Но не спешу его привечать, дальше кухни не пускаю. Разговоров о личном не веду. Пригляжусь, на что он кроме грядок годится? Мужики, они теперь как зоопарк, одни павлинами перья распускают, а кроме хвоста ничего нет, другие, сущие крокодилы, ловят баб, где б у них кусок отхватить пожирнее, иные, вовсе обезьяны сущие, настоящие алкаши и бездельники. Вот только львов среди них нету, одни волки.

— Видно, Людмила, мы с тобой лучших не достойны, — рассмеялась Варя.

— Чего? А чем мы не бабы? Ты погляди, все при нас и кругом шестнадцать, что положь, что поставь! Пусть сдохнет тот, кто другое скажет! Я, если под настрой, любого укатаю до седьмого пота! А мужики на что годны? Смех признаться, из всех моих бывших

хахалей ни один не сумел хотя б мало-мальски согреть.

— Крепкая ты — женщина! — похвалила Варя.

— Ой, милая, какой иначе быть? Я ж первый раз замуж в пятнадцать лет вышла. Конечно, под кустом поженились. Он уж армию отслужил. Ну и заделал мальчонку, пришлось ему на мне жениться, иначе в тюрьму мой отец его отправил бы. Так-то и стала мамкой в шестнадцать лет.

— Зачем так рано?

— Уж так приспичило. Транда не голова, ей не прикажешь, она своим умом живет.

— Двоих сыновей родила?

— Не-е, мальчишки от разных мужиков! С первым через полгода разбежались. Лупить стал, и все по животу кулаками. Видать, хотел, чтоб я ребенка скинула. Но хрен ему по самые уши! Пацан за меня зубами держался и не выскочил на свет раньше времени! А отец мой увидел синяки на моем пузе и подал в суд за издевательства. Мужик отцу в ноги упал, уговорил забрать заявление, не позорить, пообещал, что пальцем больше не тронет. А вскоре напился опять. А утром на чердаке повесился. В записке меня и отца во всем обвинил. Будто я виновата, навязалась и повисла на шею. Но это брехня! Он пережрал самогону! Почти двухлитровую банку один высосал! Вот и опозорил ни за что, не хотел ни растить, ни алименты платить. Зато со вторым шесть лет жили! Но его дети увели от меня, уговорили в семью вернуться. Что тут поделаешь, не стала мешать людям. А моему, нашему с ним сыну, он все время помогал. Со мной и по сей день связь не теряет, звонит, все с ним по-доброму и поныне, грех обижаться. Никого не забывает, настоящий мужик, потому со мной не остался. Сперли его, из-под носа увели!

— Так теперь вы с этим — полковником с грядки?

— Нет, я еще не с ним, я только присматриваюсь к тому вегетарианцу! Чего спешить? У меня на примете помимо него еще два кролика имеются. Одна беда, вовсе старые! Не успею привыкнуть, а уже хоронить надо! Вот и думай, с кем закадрить?

— С тем, кто помоложе и поздоровее! Глядишь, дольше проживет! — встряла Варя.

— Вовсе дура иль косишь под нее? Да зачем мне помоложе и поздоровей? Наоборот, нужен такой, какому жизни на один бздех осталось! Только бы успеть расписаться с ним!

— Зачем в такие годы роспись? Можно и в гражданском браке жить, вам уж не рожать!

— Совсем тупая! Я не о наследниках, а о наследстве! Чуешь разницу? Сдалось мне с дряхлотой возиться и горшки из-под него носить! — скривилась Людмила.

— Тогда выбирай кто богаче!

— Во! Это уже умный совет. Ты тут с полгода по- канаешь, станешь совсем продвинутой! Как я! — самодовольно смеялась комендантша.

— Молодчина ты, Людмила! Весело живешь. Себя не забываешь! — похвалила Варя комендантшу, та внезапно посерьезнела, ответила живо:

— Я что ж, впустую тарахтела иль бахвалилась? Для чего о своих бедах тебе говорила? Чтоб и ты задумалась! Все мужики козлы! И твой зять не лучше! Перевелись порядочные мужики, извелись как мамонты. Выжили только отморозки. Присмотрись к Васе, куда он, задолбаный лишай, подевал «бабки»? Проиграл их, проссал иль на какую курву спустил? Проверь, узнай, на чем он тебя наколол? А уж «бабки» верни! Зятьев до Москвы раком не переставишь, а вот жизнь одна и та куцая! Дошло, что тебе делать надо? — опросила уходя.

Варя всю ночь строчила жалобы. А рано утром ей позвонил Василий:

— Варя, голубушка, поднатужься, сыщи еще деньжат! У знакомых в долг возьми, я, как выйду, верну! Помоги, родная! Анжела возвращается. — Ну, где им жить? Выручи, милая! — просил взахлеб.

— Да где ж возьму? У меня вы все повыбрали. И тоже обещали вернуть. По сей день ни копейки не отдали. Совсем обобрали. И просить мне не у кого даже на хлеб. Никто не одолжит, все от нас поотвернулись. Даже здороваться не хотят. О чем говоришь? А коль наши завтра вернутся, поедем в деревню жить, другого выхода нет…

— Варя! Напрягись! В последний раз прошу! — услышала баба и горько усмехнулась, впервые не поверила, не отозвалось сердце на мольбы зятя. Она говорила с ним как с чужим человеком.

— Анжелка с Андреем приезжают, это хорошо! На Канары они нашли, сыщут и на жилье, пускай выкупает своего придурка, а я им не банк с бессрочной ссудой! Сколько можно меня трясти? — злилась женщина, радуясь, что сумела отказать и поговорить достойно.

— Нет, ну и нахал! Еще денег просит! — возмущалась баба, понимая, что разговоры с Дмитрием и Людмилой не прошли для нее бесследно.

И все же жалобы, написанные ночью, она перечитала и отправила их в тот же день, не веря в результат. Варя чувствовала, что попала в ситуацию, похожую на каменный мешок, из какого наружу не просачивается голос.

Она поначалу плакала от бессилья. Потом пришло отупение. Варя начала уставать. Прошел уже месяц, и никаких сдвигов.

— Что будет с нами? — думала баба и услышала стук в дверь.

— Анжелка! — мигом повернула ключ. Но на пороге вовсе не дочь.

— Не узнала? А это я, сосед по комнате, рядом тут живу. Антоном зовусь! Еще лавочником прозывают. Я не обижаюсь! — переминался с ноги на ногу человек.

— Что вам нужно? — перебила мужика, любопытно заглядывавшего в комнату через плечо бабы.

— Я вот хочу тебя пригласить к себе!

— Зачем?

— По-соседски, в гости.

— Теперь не могу. Не то настроение. Как-нибудь потом, — хотела закрыть дверь, но сосед обронил:

— У меня сегодня день рожденья! Уважь, Варя! Уж так не хочется отмечать его в одиночку.

Женщина согласилась неохотно, предупредив, что ей нельзя отлучаться из комнаты, к ней могут прийти или позвонить. Она очень ждет…

— Тогда давай у тебя отметим! — шустро перенес к Варе угощенье и, усевшись напротив, в упор разглядывал бабу.

— А ты красивая женщина. И серьезная! Вот только не возьму в толк, чего ты тут маешься? Иль дети со своего угла выперли, иль мужика здесь заклеить хочешь? Так, честное слово, путних мало и выбор плох.

— Да зачем мне мужики? — рассмеялась невольно женщина.

— Ну, это ты не смеши! Бабе бет мужика никак не прожить. Куда ни кинь! Ни королевна, ни деревенская Дунька не обошлись без нашего брата! А и ты, как ни хитри, себя не проведешь, мужик каждой нужен. Разве не прав?

— Антон. Мне уже никто не интересен. Я здесь не охотник. Беда загнала. Век бы не знала это общежитие!

— А я тут тоже случайно и ненадолго. Ремонт у меня делают. Пришлось на время сюда перебраться. Не задыхаться же в краске? Уже месяц, как здесь живу. Наверно, еще столько придется мучиться. Людмила, тутошняя комендантша, не гонит. Говорит, мол, хоть все время живи, никому не мешаешь. Но… в своем дому куда как лучше.

— А где живете? — перебила Варя.

— На Луговой! Не центр и не окраина. Зато свой дом! Теперь мне все удобства поставят. Туалет, ванну установят, опять же газовый котел, чтоб с дровами не возиться. Все остальное имел. Воду и свет, даже телефон провел. А нынче и вовсе заживу культурно, без трудностей.

— А семья? Где ж ваша родня?

— Один живу! Сын есть, но далеко. Его телефон не всегда достает. Так вот и маюсь один, — вздохнул человек.

— Жену куда дел?

— Давно померла. Уж годов двадцать взад. Чего-то по женской части не заладилось.

— Почему другую не привел? Иль не нашел?

— Была! Самая первая. И не повезло. Больше не ищу.

— Да разве одному лучше?

— Оно, может, и не краше, но спокойнее…

— Сколько же тебе годочков, Антон? — хотела спросить, давно ли он на пенсии.

Антон будто угадал невысказанное:

— Я еще не на пенсии. До ней целых десять лет вкалывать. Знаю, что гляжусь старым совсем. Да куда деваться? Судьба не баловала. Оттого и рожа, как стоптанный валенок, вся в морщинах. Зато все остальное в порядке, не потрепано и не пропито, — хохотнул коротко и налил вино в стаканы:

— Выпей за меня, Варя, — попросил тихо.

— Видишь, как жизнь подставила? Свой день рожденья отмечаю в одиночку.

— А что, друзей нет?

— Как так, полно! Да только куда их позову? Да и на работе они теперь. Занятые по ухи. До вечера спины не разогнут.

— Сам работаешь?

— То как же? Я на мебельной самый что ни на есть известный человек. Антон-лавочник, таким, от начальства до сторожей, все знают. Мои лавки и скамейки повсюду имеются, почти у каждого! В банях и палисадниках, в парках и на кладбищах, возле домов и около детсадов, в поликлиниках и на остановках, в общем всюду, где человеку нужен отдых. Заказов всегда много и я без работы не сижу. Особо летом, во где запарка! До ночи вкалываю как негр. Ну, а теперь отдых, по зиме на меня завсегда спросу нет. Разве вот в прошлом месяце сделал Для бань с десяток лавок и все на том. Зато погоди, весна скоро придет. Уж тогда развернусь снова. Я от весны до осени на пять зим зашибаю. Ты не гляди, что вот такой теперь сижу здесь. Все у меня есть, и дом, и машина…

— Сам ее водишь? — поинтересовалась Варя.

— Понятное дело! Кто ж еще? Езжу мало, это верно, потому что некуда. Работа рядом, магазин через дорогу. На базар не хожу, свой участок возле дома, я с него все, что надо беру.

— Как же успеваешь всюду? — удивилась женщина.

— Чего мудрого? Никто нигде не грызет и не точит. Не пилит шею никакая хвороба. А в тиши и в покое все само собой ладится.

— Счастливый человек! — позавидовала Варя.

— Не так давно таким стал. Раней, как все суетился, переживал, сам себя поедом ел. Оттого только здоровье губил. А потом сам себе сказал стоп, и уже под себя и свои силы стал все подгонять. Психовать завязал. Приказал своей душе не изводиться по пустякам. Заказов много? Ничего! Даст Бог, справлюсь! Но уже до ночи не мантулю как прежде, себя жалеть научился. Теперь домой вовремя прихожу. Всех денег, едино, не забрать, верно говорю? — подморгнул Варе и продолжил:

— И стараться ни к чему. На том свете они не нужны, это верняк! А здесь, для детей, вовсе пустая затея! Потому как-то что легко дается, то не ценится. Такое много раз проверено. Оттого я перестал сыну помогать. Он на севера подался. Думал, там сугробы не из снега, а из денег наметает, когда сопли подморозил, сразу образумился и поумнел. Сам себя на ноги поставил. И теперь уж не просит деньги, а мне отстегивает. Почти всякий месяц. Вот это уже другое дело. Дети должны помогать родителям. Неважно, что я в той помощи не нуждаюсь, главное сын про меня помнит и заботится. А у тебя дети есть? — спросил при щурясь.

— Дочка и внук!

— Они отдельно, в другом городе?

— Скоро приедут. Были на отдыхе да вот беда случилась, — вздохнула Варя, коротко рассказав человеку о своих несчастьях.

— Знаешь, Варь, а у меня нужный человек имеется. Редкий пройдоха, адвокат. Он все про всех знает и сумеет помочь тебе вернуть твой коттедж. Я ему позвоню, чтоб пришел. Он живо все концы разыщет, даю слово! Ты не пожалеешь, что я тебя с ним сведу. Его, почти как меня, весь город знает. Сама пальцем не шевельнешь, как он дом воротит. Ты отдохни душой, а то глянь, как вся извелась, навовсе позабыла, что женщина и для чего свет коптишь. Вон ко мне бабы свататься приходят. Сами — ну, шельмы, глаза озорные, из себя, как яблочко. Задницы крутятся так, что в глазах мельтешит. Сиськи почти голые, юбки выше коленок. И при том они старше, чем ты. Им не просто хозяин в семье, опрежь всего мужик нужен. Ну я, конечно, не могу отказать женщинам. Случалось, уважу иную, оставлю на ночь под боком. Но ведь она, плутовка, и на другой день приходит, да без зову, уже как к себе домой, а я нахальных не уважаю. Да и зачем мне баба на каждый день? А им по нескольку раз на день требуется. Это уж чересчур!

— Антон, к чему ты мне это рассказываешь?

— Завожу тебя. Глядишь, расположишься ко мне на ночь. Чего нам терять? Тебе не рожать, а и я уж два месяца безбабный. Но все же живой человек, иногда тоже припекает прыть. А ты вон какая вся сдобная да холеная, глаз не оторвать. Давай согреемся, друг дружку побалуем. Я тебе с адвокатом помогу, ты мне в постели угодишь, — подошел к Варе, обнял.

— Не могу я вот так сходу! Ну ведь не скоты, люди мы, Антон!

— Ия про то! — запустил руку в вырез кофты, и баба почувствовала, как задрожал человек. Но в это время раздал»! стук в дверь. Варвара открыла. На пороге стояла Людмила, а за ее спиной Анжела с Андреем:

— А я тебя подругой считала! Ты ж такой порядочной прикидывалась! Сама тут шашни крутишь со старым козлом! И не стыдно? — заорала комендантша во все горло.

— Какие шашни? Ты что не проснулась? У человека день рожденья, пятьдесят лет исполнилось! Анжела! Девочка моя! Проходи в комнату! Чего в коридоре стоишь? — протаскивала дочку Варвара из-за спины Людмилы.

Антон виновато огляделся. Махнул рукой на накрытый стол, облизнулся на вино, оставшееся в бутылке. Как только в проходе опустело, он тут же выскочил из комнаты.

Анжелка послушав мать, попросила ее сварить кофе, сама села за телефон.

Она, казалось, ни о чем не просила, не жаловалась, шутила, смеялась, а Варя смотрела на дочь во все глаза, не понимая, о чем говорит она?

Лишь через пару часов, сделав все звонки, дочь подсела к матери:

— Что ж думаешь, я в голос выть должна, умолять, падать перед всеми на колени? Не дождутся! Они знают, что натворили сами и что могут за это получить! Одно дело арестовали Василия, а на коттедж у них нет никаких прав! И ты как юрист должна это знать! — покрылись красными пятнами щеки дочки.

— Я каждый день писала жалобы, — оправдывалась Варя.

— Ты позволила вывести себя из коттеджа!

— Что могла сделать против милиции?

— Не уходить!

— Меня вывели!

— Не имели права! Это и твое жилье!

— Кто слушал?

— Услышат! Я по телефону сказала все. Обещали завтра разобраться. Я потребовала — сегодня. Обещала иначе надавить и на другие рычага, повесомее местных. Через час, сказали, приедут, — пила Анжелка кофе. Андрюшка сидел в кресле тихо, слушал разговоры взрослых.

— Ты же хохотала по телефону! Кто тебя воспримет всерьез? — не поверила Варя.

— Слезы и жалобы для слабых, для тех, кто признал поражение и смирился с ним! Это твой метод! Мой стиль другой. Посмотрим, кто из нас прав? — усмехнулась одними губами.

Через час им позвонили. Анжела торопливо сняла трубку, напряженно слушала, вскоре подморгнула матери, и сказав в трубку:

— Всего доброго! — положила на рычаг и сказала Варе:

— Арест с коттеджа снят! Можем вернуться хоть сегодня, ключи сейчас привезут. Правда, у меня есть свои.

— А что с Васей? — напомнила Варя.

— Мам! Есть первая победа! Все сразу не бывает. Мне сказали, что следствие ведется, что по этому делу проходят еще несколько человек. И если б не было повода, их на минуту не задержали! Так что давай успокоимся на первом этапе!

— Что будешь делать дальше? Что задумала?

— Ситуация подскажет. Одно обещаю, голову не подставлю. Как ты всегда советовала, стану действовать осторожно и с оглядкой.

Когда им прямо в общежитие привезли ключи от коттеджа, Анжела помогла матери собрать вещи и вызвала такси.

— Уезжаешь? А я так привыкла к тебе и полюбила как родную сестру. Жаль, что быстро уезжаешь от меня! Ну да встретимся! Ты ж заглянешь сюда? Я ждать буду. Не забывай, чему учила! Как своей говорила! И еще, Варь, скажи честно, ты с Антоном ничего не имела? Не успели иль я помешала? Ни то, ни другое! Тогда ты и вправду дура! А я его закадрить хочу. Староватый лопух, но в доме по хозяйству сгодится. Все же, какой-никакой, мужик! Но он на тебя завис. Только облом получился. Ну а у меня с крючка не сорвется. Все из него вытрясу! — пообещала Людмила вслед уходящей Варваре, молча завидуя ей…

Анжела включила отопление, обошла комнаты, спустилась в гараж, проверила цветы и кусты, пальмы в зимнем аду, все полила. Погрустила у китайской беседки, тихо вернулась в дом. Она кому-то звонила, и Варвара прислушавшись к разговору, заподозрила, что у дочери появился любовник. Баба пытливо вгляделась в дочь, та покраснев отвернулась. Вместе они прибрались в детской спальне и, накормив Андрейку, уложили его спать. Сами присели в столовой:

— Как отдохнули, расскажи?

— Мам, я почувствовала случившееся. И, честно говоря, все время дергалась.

— На ком? — резко прервала Варя.

— Я ж с Андрейкой была…

— Ты другим повесишь лапшу на уши, но не мне. Я не слепая! Вижу тебя насквозь и знаю, кого-то зацепила, потому с Василием не торопишься!

— Прикольная ты у меня! Что смогу с мужем? Он не мальчик, знал куда влез!

— Сейчас я ни о нем спрашиваю! Чего выкручиваешься? Кого заклеила?

— Мам, нет никого!

— Не ври! Меня не проведешь, я слышала твой разговор!

— Да это просто пустяшное общенье, ничего серьезного нет. Я помогла ему с рефератами, а он сводил меня в кафе. Там поели мороженое, попили кофе. Вот и все.

— После этого он с тобою целый час говорил по мобильнику! Ты что, за дуру меня держишь или вовсе совесть потеряла? У тебя сын и муж. Как посмела завести хахаля?

— Успокойся, не кипи! Нет у меня никого! И потом, пора бы тебе вспомнить, что я взрослый человек и сама распоряжаюсь собой. Чего ты на меня орешь, как колхозница на базаре! Немного пожила в общежитии, а так испортилась, что не узнать! Оставь меня в покое. Я не хочу отвечать на глупые вопросы. А то саму спрошу, с кем мы тебя застали в общежитии, в твоей комнате?

— Дурочка! Этот сосед приблудился впервой, у него день рожденья был, и он один остался…

— Мам, для этого не обязательно расстегивать кофту на груди. У тебя уже юбка держалась на одном крючке. Два других уже были расстегнуты, — ядовито посмеивалась дочь.

— Не выдумывай. Уж если было бы нужно, нашла бы партнера достойного. Этот не моего плана, он не в моем вкусе и не пытайся пристегнуть человека, оказавшегося рядом совсем случайно.

— Да меня не чешет, как вы оказались в одной комнате и пили вино. но и ты ко мне не лезь в душу, сочту нужным, сама расскажу!

— Ах, вот так! Что ж, и с меня не взыщи. Кстати, постарайся вместе с мужем вернуть те деньги, какие вы у меня брали, и квартиру, ту, в которой я жила с твоим отцом. Вы выманили, выпросили под обещанье вернуть. Но прошло много времени, когда возвратите долг?

— Вон как заговорила! Но я напомню, что деньги отец давал нам на двоих, а ни тебе одной. Теперь у меня сын, значит, и ему своя доля причитается.

— Ты мне не гони чушь. Я могла не дать тебе ни копейки. Деньги были положены на мое имя! — взорвалась Варя и дала Анжелке звонкую пощечину.

— Я не хочу больше жить с вами и видеть вас. Мне многое стало понятно за то время, пока жила в общежитии. Вы обнаглели и обокрали, вытрясли до нитки, а теперь еще издеваетесь, глумитесь? Так вот знай, я ни перед чем не остановлюсь, но свое верну, хоть и через суд…

— Мамка» Подумай, о чем говоришь! Да забирай все! Мы с Андрюхой поедем в деревню и выживем там. Дождемся Васю, снова на ноги встанем. Одно жаль, мы навсегда потеряем друг друга, а нас и так очень мало. Я никогда не думала, что ты способна из-за денег так озвереть. Поверь, я приложу все силы и отдам этот долг. Мне другое больно осознавать, что мы стали чужими. Что ты отказалась от меня и внука. Я не понимаю, что с тобой произошло, но о случившемся пожалеем все и очень скоро, — ушла на кухню и заплакала.

Варя пыталась себя удержать, но не смогла. Она подошла к Анжелке, гладила спину, плечи, голову дочки и все приговаривала:

— Ну, прости старую за перегрев! Видишь, как много пару выпустила. Всем жарко стало! Успокойся! Все образуется, наладится, и мы заживем как прежде. Возьми себя в руки. Ты у меня умница! Только приехала, а уже сумела коттедж вернуть. Я над этим месяц билась, а не смогла того добиться, гладишь и Васю выручишь, — села рядом, обняла за плечи.

— Мамка, прости! Мы, конечно, виноваты перед тобой. Но как тяжела эта жизнь, как она мне надоела! — впервые призналась дочь сквозь глухие рыдания.

— Чего это ты так заговорила? — спросила Варя.

— Эх, мама, вот теперь приходится кривляться и врать. Думала, замужем буду жить спокойно. Да видишь сама, все как у тебя, будто на лезвии ножа балансируем. Я всегда боялась нужды и нищеты, потому вышла замуж за обеспеченного. На разницу в возрасте не глянула, а беда и тут поймала на лету.

— Кому теперь легко? — согласилась Варя.

— Мама! Я отказалась от всего ради нашего общего. Только бы всем хорошо жилось. А судьба-сука всех в одну пригоршню скрутила и никому не дает дышать. Ни у кого нет счастья. Заметь, даже ребенок разучился смеяться, боится радоваться в полный голос. Все дышим с перехваченным горлом! И даже во сне плачем. Мамка, скажи, за что мы наказаны?

— Поверь, не больше других! Им еще хуже! Угомонись, малышка! Мы живем, у других еще живых нет тепла ни в сердце, ни в душе, — вспомнила комендантшу и лавочника из общежития.

Мамка, я о Другом! Вот ведь ты жила с отцом столько лет, а не любила, Просто привыкла к нему, притерпелась. И я вот так же жила, без радости и огня, — всхлипнула Анжела, по девчоночьи кулаком вытерла слезы с лица.

— Нет, дочка, я любила твоего отца. Пойми, любовь она у всех бывает разной. У одних, костром горит, ярко, с шумом, со столбами искр, со страданиями и слезами ревности, со ссорами и трепетным ожиданием. А у других, она спокойная и тихая, чистая и светлая, без бурь и гроз, как цветастый лужок, на каком ничего не меняет время.

— Мамка, но ведь такая любовь бывает только у стариков. Говорят, что иные под старость с ума сходят и на них накатывает вторая молодость. И тогда старые мужики начинают заглядываться на молодых девчонок и говорить, что они влюбились. А ты знаешь, что эти чувства называют старческим помрачением, синдромом сексуального помешательства на почве переоценки своих возможностей.

— Погоди, Анжела! Ты к чему это клонишь. Скажи понятнее, что у тебя случилось? — насторожилась Варя.

— Понимаешь, я во всем подражала тебе и старалась идти за тобою следом. Но, чувствую, не надо было так жить.

— Ты о чем?

— Скажи, только честно, отец устраивал тебя как мужчина?

— Я не думала о том, — смутилась Варя, не ожидавшая такого вопроса от дочери.

— А как же ты жила с ним столько лет даже не зная, хорош ли он для тебя?

— Анжелка! Я выходила замуж за человека, а не за член, раз уж ты завелась на эту тему. Твой отец у меня был один, и я не знала сравнений.

— В том его счастье и твоя беда, — вздохнула дочь.

— Выходит, ты уже познала разницу? — нахмурилась Варя.

— Да! И сравнила! Хорошо, что теперь, а не под старость, когда ничего не выправить и не изменить.

— Выходит, сравненье не в пользу Василия?

— В том все горе! Проживи я с ним еще годочков пять, сама стала бы не лучше истрепанной мочалки. Ведь только у никчемных мужчин больные жены. И тут ничего не исправить, выход только один, надо заменить мужа. И чем скорее, тем лучше.

— А сын?

— Я ему нужна здоровой, а не развалюхой. С Василием долго не протяну. Он за последний год совсем прокис. Были мы с ним у врача. Тот спросил обо всем и говорит:

— Конечно, разница в возрасте отразилась на всем. Не совпадают потребности и возможности. Попытайтесь почаще путешествовать, желательно врозь, не нервничать и не увлекаться спиртным…

— Мам, если Васька не долбанет коньяку, у него все в отрубе. Я уж думала, что сама виновата, стала уродиной, какую муж по трезвой не хочет. Уже комплекс появился. Оказалось, заблудилась, поспешила с выводами. Убедилась, нет моей вины. Вся проблема в муже.

— И что? Ты хочешь развестись с ним?

— А может не стоит торопиться? Хотя, теперь я совсем иначе отношусь к Васе. Он не только престарелый сучок, а еще и неудачник.

— Кто тот, какой стал лучше? — присела Варя.

— Ой, мамка, мы с ним познакомились на Канарах. Он из Сибири, деловой человек! Но ни в нем суть. У него пахан большой авторитет, настоящий воротила, понимаешь? — округлила глаза дочь.

— Так кто из них твой?

— Пока сама не знаю, кого из них закадрить!

— Как так? Ты с обоими была?

— А что здесь такого? — удивилась дочь.

— Остановись, Анжелка!

— И не подумаю. Они оба клевые, натуральные мужики! Без коньяка меня трахали всю ночь.

— Вдвоем?

— Мам! Какая ты отсталая!

— А ты распутная дрянь.

— Эх-х, луковица моя горькая, иди сюда, загляни в сумку! — позвала Анжела Варвару. Баба ахнула, увидев пачки долларов, множество дорогих украшений.

— Они подарили?

— Понятное дело!

— Теперь Ваську можно выкупить!

— Еще чего придумала! Он меня в упреках утопит, когда узнает, как заработала! Хотя, даю слово, проституткой меня никто не посчитал. Я была любимой женщиной у двоих мужчин. Там собирались компании покруче. Секс давно не считают пороком, он часть жизни, а ее принимаем такою, какая она есть.

— Срам какой, — качнула головой баба.

— Ничуть! Ведь я люблю их обоих. Конечно сына — посильнее. Это он звонил, говорил, что соскучился и хочет увидеться, — хвалилась дочь.

— У тебя семья? А наш город — не Канары!

— А я свои взгляды никому не навязываю!

— Где ж встретишься с хахалем?

— Конечно не у себя. В гостинице, так принято.

— Зачем он тебе, Анжела?

— Нужно для будущего.

— Как познакомилась с ними?

— Это они ко мне подошли. И спросили, не сгорю ли я под таким жарким солнцем? А я как раз задремала на пляже, рядом Андрей спал. Они меня комплиментами засыпали. Предложили соки, сладости, разговорились. Я сына отправила с няней, чтоб покормила малыша, присмотрела за ним, сама осталась. Мне было интересно общаться с этими людьми. И хотя русских там много, мои хахали выделялись изо всех.

— А если Вася узнает, что тоща?

— Разведемся. Это в худшем случае. Но я не думаю, что так далеко зайдет. Вася-человек умный и практичный, свою выгоду не упустит.

— А кому ты на завтра пообещала встречу?

— Услышала? Так вот знай, я согласилась на встречу. Но поставила условие, чтобы отпустили Василия. Выручу его в последний раз, но когда придет, скажу, какой ценой вытащила.

— А может не стоит ему рассказывать, пощади человека! — вступилась Варя за зятя.

— Он сам виноват, пусть поймет, хватит жалеть престарелого! — сморщилась Анжела.

— Послушай, девочка моя! Но у тебя с твоими хахалями, никакой перспективы нет впереди. Никто из них не возьмет тебя замуж. Ты сама это понимаешь!

— А мне и не нужно иметь кого-то в мужьях. Главное, деньги от них имею, как мужики вполне удовлетворяют, я не забочусь о них. Что еще требуется? Чего не хватает? Теперь о таких отношениях мечтают многие бабы. Мужьями бет проблем называют хахалей и встречаются с ними, когда нужны деньги или прижала натура.

— Неужели так и будешь порхать? Ведь годы катят, придет старость, о ней подумай!

— А что, разве муж поддержка в старости? Посмотри вокруг! Бабки своих дедов содержат, возятся с ними, кормят, обстирывают, а старики на скамейках и завалинках яйцы сушат. Мне такая радость не нужна. Не хочу до старости с ног сбиваться и козла ублажать. Роль прислуги не по мне, — фыркнула дочь.

— Не пойму тебя, как жить собираешься! — сокрушалась Варвара.

— Как все! Теперь многие так живут. Сейчас никто ни на кого не надеется. Устали люди от этой жизни, от постоянных проблем и забот. Я только глаза на свет вылупила, а уже сколько пережила! Какую радость увидела в замужестве?

— Ну, тебе жаловаться грех! Василий всегда заботился и любил семью, никого не обижал. Если сегодня он в беде, ему помочь нужно…

— Ой, мамка, оставь в стороне свои пещерные представленья. Сейчас никто уже так не живет. Это вы с отцом ладили, ворковали как голубки вокруг друг друга. Нынче иначе, самые родные люди в глотки вцепятся за копейку. Сыновья родителей убивают, матери на помойку выкидывают детей. Где увидишь теперь человеческое тепло и понимание, они только в анекдотах остались.

Варя, услышав такое от дочери, похолодела, отошла к окну, схватилась за сердце, застонала тихо.

— Мамка, держись, нам нельзя падать. Сразу растопчут всех! Ты сама знаешь, кто вокруг.

— Но ведь ты любила Василия, сама его выбрала, а теперь что получается?

— Мам, не волнуйся! Он никуда не денется, поверь мне. Ведь в этом коттедже и его квартира! Ему некуда уходить. А жить надо, вот и будет как все, делать хорошую мину при плохой игре. Нет у Васьки другого выхода. Тут еще и Андрюша, его отец любит и не оставит сына. Как будет относиться ко мне, честно говоря, уже безразлично, — налила чаю Анжелка и продолжила:

— Он в последнюю неделю вообще мне не звонил, и я все поняла. Его телефон был выключен, а и ты молчала. Но ничего, я нигде не опоздала. Может, завтра этот козел будет уже дома.

— Это ты о муже? За что ж вот так его ругаешь?

— А думаешь мне охота подстилаться из-за него? Поверь, никакого желания, но другого выхода нет. Если его отдадут под суд, он уже никогда не поднимется, я лучше всех знаю мужа! — вздыхала Анжелка.

Они до обеда прибирались в доме. Потом дочь стала приводить в порядок себя. Скоро у нее должна состояться встреча, к ней нужно подготовиться, как следует. Варя тем временем вывела во двор Андрюшку.

— Бабушка, а где наши птички? Они тоже улетели в отпуск на море?

— Нет! Они в зоопарке, мы скоро их вернем.

— А папка когда придет?

— Наверное, уже скоро, — вытерла глаза Варя.

— Я сильно скучал за него! Ждала, он не приехал. Мама говорила, что папка работает много. А это что?

— Чтоб было вам на отдых, — усмехнулась грустно.

— А теперь мы приехали. Почему папки нет?

— Подожди еще немного, он обязательно вернется! — утешала Варя внука.

Анжела уехала из дома уже под вечер. Варвара читала Андрею сказки и ждала, когда вернется дочь. Анжела приехала под утро. Она выглядела очень усталой. Поняв, что мать не спала и всю ночь ждала ее, дочь сварила кофе, налила по чашкам, присев рядом, сказала:

— Через три дня обещают отпустить, теперь документы подготовят.

— Бедная ты моя! — пожалела Варвара дочь, заметив слезинки, выкатившиеся из глаз.

— Ладно, мам, все уже позади. Давай не дергай душу вопросами. Но теперь Васька для меня сплошное ничтожество. Он не только семью, себя защитить не сумел. Разве он мужчина после всего? — заплакала горько, но быстро взяла себя в руки:

— Вот и живи с ним! Выручай, как можешь, козла. Я состарюсь, уже не спасу его. Он же не остановится, ничто не образумит придурка. Не дано ему быть воротилой, его удел — постоянный проигрыш. Я так не выдержу. Уже устаю от дури.

— Анжелка, но так жить невыносимо! Вам нужно обдумать все, может, Вася займется чем-то другим.

— Мам, он пытался! Взялся за автозапчасти. И тоже прокол. Вместо импортных ему подсунули кооперативные. Знаешь, его за тот облом чуть не разорвали в магазине! Еле убежал, так его по всему городу искали новые русские, урыть хотели. Пришлось вернуть им деньги. А на складе, где получил те запчасти, их отказались принять обратно. Сказали, что срок претензии истек. Ну, Васька покатил на них бочку, жульем назвал, грозился милицией, прокуратурой, ему вломили так, что он еле домой вернулся. Враз завязал с автозапчастями и вспоминать не хочет, — шмыгала носом Анжелка:

— Брался за продукты. Погорел еще круче! И везде у него проколы. Я пыталась говорить со свекром. Но того сын не интересует. Он, как и мать Васи, считает, что взрослый сын должен сам о себе заботиться. Я его не переубедила. Он отвык от Васи, погасло отцовство. Старым стал. Закостенел в одиночестве, никого к себе не подпускает и сам не хочет помогать никому.

— Не горюй, лучше так, чем стал бы совать свой нос повсюду, — успокаивала Варя дочь.

Прошли три дня. Василий вернулся домой под вечер. Позвонил громко, заливисто и, шагнув в коридор, тут же закрыл за собою двери на ключ. Он не поспешил обнять Анжелу и Варю. Неспешно разделся, переобувшись, коротко приобнял своих, погладил по голове сына, когда тот попросился на руки, отказал, сказав коротко:

— Ты уже большой!

Анжелка исподволь наблюдала за мужем. Она была спокойна. И только Варвара не находила себе места.

Василий долго мылся в ванной, молча ел. Выйдя из- за стола, не поблагодарил тещу, как обычно, а, глянув на жену, сказал:

— Пошли, поговорим, — кивнул на свой кабинет и, сутулясь, пошел впереди.

Вася предусмотрительно закрыл за женой дверь комнаты. Но Варина спальня была рядом и, воспользовавшись старым методом, баба взяла пустой стакан, приложила дном к стене и стала вслушиваться в разговор зятя с дочерью:

— Я знаю все. От меня не стали скрывать. Тебя вынудили! Но я не виноват! Ты поспешила! У них нет никаких доказательств!

— А почему ты просил деньги? — сорвалась дочь на крик.

— Не ори! Не для себя! Там наши водилы, понимаешь? Я хотел, чтоб их отпустили. Сам, конечно, выпутался бы!

— Сколько времени прошло, ты больше запутывался, и шансов уже не было!

- Мне даже обвиненье не предъявили! А ты влезла,

кто тебя просил? Испозорила меня и себя! Ты хоть соображаешь, что натворила? Невольно подтвердила мою виноватость?

— И тебя отпустили! Будем считать, что помиловали всех одним махом! — язвила Анжела.

— Водилы еще там, под следствием!

— Сейчас узнаем, — стала звонить по телефону.

— Они, как и ты, уже по домам, — сказала вскоре Василию, тот вздохнул с облегченьем:

— Слава Богу! Их трясли нещадно.

— Василий! Тебе давно пора понять, что ты неудачник и никчемность! Бизнесмен из тебя не состоялся. Ты промотал все наши с матерью деньги. На что теперь полагаешься и как собираешься жить дальше. Я не буду содержать тебя. Нет больше ни сил, ни средств. Я не железная. И не хочу всякий раз вытаскивать из пропасти, в какую постоянно падаешь.

— Что предлагаешь мне? — спросил зять.

— Сам не понимаешь?

— Выпихиваешь из семьи? Я правильно понял?

— Нам нужно расстаться!

— У тебя уже есть другой вариант? — спросил Василий глухо.

— Пока нет…

— И на том спасибо! Не успела отдать предпочтенье никому…

— Вот с этим просчитался. Я проснулась, и, наконец, стала бабой! Поняла, что мужик, это не только грязные носки и трусы, возня на кухне, а и радость… Пусть она короткая, но памятная. С тобою ее не познала!

— А ты вспомнила о сыне?

— Никогда не забывала, но…

— Послушай, стебанутая! Меня Андрюшке никто не заменит, никакой отчим! И я уверен, что, повзрослев, сын не простит тебя.

— Если узнает всю правду, поймет!

— За что так озверела? Когда я успел стать ненавистным? Я пылинки сдувал с тебя.

— Это точно! До пылинки вытряхнул с нас…

— Анжела! Все можно вернуть, если удержать семью. Я не представляю себя без вас! Пойми, моя девочка, слишком велика моя любовь к нашей семье. Пока нужен вам, я живу! Если выгонишь, я уйду. Но это все равно, что убьешь меня. Я не смогу без тебя и Андрюши, без Вари! Вы во мне каждую секунду Отними, и жизнь перестанет быть нужной! Скажешь, что я старый дурак? Ну что поделать, если никого, кроме вас, не любил, — не увидела Варя горьких слез. Человек сидел, закрыв лицо руками. Ему было стыдно и горько.

Анжелка потерянно молчала. Она готовилась к громкому скандалу, громким упрекам, даже к мордобою, но ни к этому…

— Спасибо, что ради меня пошла на все, прости! Я ведь не сумел оградить и защитить тебя. Поверь, если б было можно, отдал бы свою голову без раздумий, но время не вернуть, оно меня наказало. Дай немного, чтоб оглядеться и, если не сумею восстановиться в семье, я сам уйду от вас навсегда, даю слово!

— Но ведь ты все знаешь, — дрогнул голос Анжелы.

— В случившемся сам виноват, мне не за что упрекать тебя. Ты пошла на все и доказала как безгранична твоя любовь.

Они еще долго говорили о своем, очень личном сокровенном. Варя отошла от стены, теперь ей нечего было бояться. Дети помирились вопреки всем страхам. Но надолго ли…

Варя позвонила в зоопарк, спросила, когда сможет забрать домой павлинов и фазанов.

— Я понимаю, что их нам передали лишь на время. Но куда деваться? Последний месяц был очень холодным, и павлины погибли от переохлаждения. Они плохо ели, потеряли много пера. И мы не смогли спасти ни одного, — ответила директор.

— Фазаны все живы. Можете их забрать. Они даже привыкли к нам, и посетители полюбили этих красавцев…

Варя договорилась, что завтра фазанов заберет хозяин. И только пригорюнилась возле замерзшего фонтана, услышала голос соседской бабки:

— Варя! Ты во дворе?

— Ага!

— Не уходи, я к тебе иду, открой калитку! — юркнула во двор и, оглядев Варвару мышиными глазками, спросила:

— Выпустили вашего мужика?

— Ну да! Сегодня воротился, — разулыбалась в ответ.

— Я ж сказывала, что павлины беду приносят. Увезли их к чертовой матери, удача воротится. Это много раз проверено. И еще не забудь позвать батюшку — освятить дом. Пусть все плохое с ево уйдет. Мы вот так сделали. Дети уже разбегаться удумали, нынче живут душа в душу, не нарадуюсь на них глядя! И прибыль пошла, и беды сбегли куда-то. Ты тож не медли, да павлинов больше не заводи! — советовала соседская бабка и вдруг вспомнила:

— А к тебе сродственник приезжал. Сыскал ли тебя? Братом твоим назвался, имечко хорошее — Илья! И вправду громовержец! Весь при погонах и в звездах, а все равно милиционер. Сказал, что в соседней области работает. Повидаться хотел, сказывал, много годов не виделись. У него двое детей выросли, и внуки уже есть. А вот старший ваш брат давно помер, током убило человека, хоть и молодым еще был. Просил передать адрес и телефон, ежли сам тебя не разыщет! — достала из необъемного кармана листок бумаги. На нем помимо адреса и номера телефона рукой брата было написано: «Варенька, сестричка, отзовись!».

— Нашелся! — обрадовалась баба и поблагодарила соседку.

Весь вечер до ночи писала письмо брату, а краем уха слушала разговор дочки с зятем.

— Уж хоть бы не ругались, пусть бы жили! Все до копейки им отдам, лишь бы не разбежались, пожалели б ребенка! — оглядывалась через плечо и видела, как Андрей, забравшись к отцу на колени, тихо радуется своему счастью, ведь вот он отец! Он дома! И вся семья в сборе. Значит, ушли беды, пронесло тучи над головами. Может, они никогда уже не вернутся вновь.

Анжела кормит Василия жареной картошкой, домашними котлетами, слушает мужа, что-то рассказывает ему. Они смеются громко, словно и не было над домом беды.

Молодые помирились, и только сердце Варвары все болело, как близка была беда…

Загрузка...