Полет над пропастью

Глава 5. Мера везучести

Василий теперь уже не кидался на первый зов, не верил в басни о сказочных наварах, какие снимают шутя недавние друзья и партнеры. Его звали, убеждали вложить деньги то в одно, то в другое дело, Василий слушал молча и уходил, не сказав ни слова.

— Все еще держат меня за лоха! А сами — сущие лопухи! Нашли кого наколоть? Да я за время следствия столько всего познал, что вам и во сне не снилось! — вспомнил полутемную, тесную камеру В ней всегда было холодно. Предназначенную для двоих арестованных, в нее впихнули четверых.

Пока двое разминали ноги, другая пара вжималась в углы, чтоб дать возможность первой паре не закоченеть в позе эмбриона и не выронить душу на бетонном полу

Уж кого только не запихивал сюда злой рок. Случались здесь большие начальники и махровые рецидивисты, убийцы и ворюги всех мастей, растленные развратники и крупные воротилы. Попадали в эту камеру даже женщины! Нет, проституток тут не замечали. Им тут нечего было делать. Здесь канал «крупняк». Мелкую рыбу держали «в обезьяннике», где доставленные с улиц и подворотен алкаши валялись в обоссанных портках, захарканные и заблеванные посередине камеры. Алкашей вбивали, впихивали подзатыльниками и коленями дежурные опера. В четырехместную забрасывали прямо из двери.

Вот в такую «десантировали» и Василия. Его согласия находиться здесь никто не спрашивал. Мужика втолкнули как упрямого барана, дав для надежности пинка под зад. За ним на целую неделю закрылась тяжеленная, бронированная дверь. Из-за нее хоть волком вой иль медведем рычи, ни один звук не просочится. Человечий плач тут совсем не воспринимался. За него здесь высмеивали жестоко и зло. Отсюда если уводили на допросы, то очень надолго. Человека после них часто притаскивали волоком, за ноги. И облив ведром холодной воды, даже не интересовались, жив мужик или уже нет? Его приводили в чувство сокамерники.

Васе много раз пришлось испытать на себе все, что называют теперь способами и методами дознания. Его мордовали наравне с рэкетом. Ему вламывали до потери сознания, все потому, что Вася отказался давать показания и «не стал доиться». Он понял все, а то, что не дошло сразу, ему объяснили уже в камере такие же коммерсанты.

— Нет улик против тебя, понимаешь? Доказать не могут. Не нащупали рынок сбыта. А водилы что знают? Где получили груз и куда должны доставить его! В другой раз, если повезет живым отсюда слинять, помни…учил и человека всем тонкостям и хитростям, как проверить надежность партнеров, как подобрать хороших шоферов, как говорить с гаишниками и таможней, как и где оформлять груз, где теперь процветают коммерсанты, за какие дела не стоит браться.

Вася запоминал все. Здесь, в камере люди знакомились быстро.

— Ты, если выйдешь раньше меня, запомни адрес и телефон. Я возьму тебя в партнеры. Но помни, вкалывать будем день и ночь. Другого варианта нет. Эти строительные плиты мы развозим по всей России. Мы их сами закупаем на Урале. А продаем аж до Кавказа и в Мурманск! От Хабаровска и до Омска! Да не строительный тот камень, отделочный. Плитами выпускается, годен везде, на стены и полы офисов, в ванные комнаты и на стены кухонь, на полы, короче это европейский стиль. Закупаем по одной цене, продаем дороже. Порою вдвое! Разницу, понятное дело, на карман к себе кладем. Конечно расход на железную дорогу, но оплата погрузо-разгрузочных работ оплачиваем сами. В итоге получается неплохо.

— А как у тебя с налоговой? — поинтересовался Вася.

— Мы показываем сумму, за какую купили плиты. За сколько продали это наше дело.

— Потому ты тут канаешь? — спросил Вася.

— Нет! Совсем на другом погорел! С этими плитами полный порядок и никакой мороки. Ко мне на плиточный бизнес много мужиков просятся, да я не беру, жульничать начнут, а я не уважаю нечистых на руку.

— Давай ко мне прикипайся! — предложил через неделю другой, добавив, что занимается спецодеждой.

— Сначала выбраться отсюда надо, — отвечал им Василий и добавлял, что на воле легче решить, чем заняться дальше.

Вот и теперь, вспоминая все советы сокамерников, не спешил давать согласие на партнерство. Да и на что соглашаться, если в карманах и за душой ни гроша. Как без денег закрутить дело, если дома ему отказали и жена, и теща. Он понимал, что какая-то сумма у них есть. Вася это чувствовал. Но стоило ему заговорить о бизнесе, о новом деле, жену начинало трясти, а лицо тещи мрачнело грозовой тучей. Продолжать тему становилось небезопасно. Того гляди, возьмут бабы за шкирняк и выкинут из дома, запретив ступать на порог. Вася не хотел для себя такой участи. Но сколько можно слоняться без дела? Человек устал от отдыха. И вот тут услышал мужик о том, что в городе продается автостоянка. Большая, в самом центре, доходная. Хозяин ее внезапно умер от сердечного приступа, а дочь решила избавиться от дела, в каком не разбиралась.

Вася позвонил бабе, узнал ее условия и вернулся домой взбудораженный. Он тут же завел с женой разговор об автостоянке.

Анжела поначалу ни о чем говорить не хотела, сорвалась на крик, упреки прошлыми неудачами, заявила, что нет денег.

— Ну, давай оформим ее на тебя или Варю, я только за порядком стану следить. Пойми, желающих приобрести ту стоянку полно. Нам надо успеть опередить всех.

— А почему дочь хозяина сама не хочет ею заниматься? Видно, неспроста продает? — засомневалась Анжела.

— Говорил я с нею. Мало того, что в бизнесе ни хрена не волокет, сама баба насквозь больная. А тут постоянный контроль нужен. Ей-то и вовсе не с руки, ноги не носят. Дальше квартиры никуда не выходит.

Хочешь, сама с нею поговори. Знай, нам успеть нужно, слишком много конкурентов, — торопил Вася жену.

И все ж сломал, уговорил Анжелу и на следующий день поехал договариваться.

Василий обстоятельно расспросил женщину обо всем, что знала она о работе отца. Та не скрывала ничего:

— Нет, это раньше пытались угонять машины с автостоянки. Охрана была слабой. Но когда сперли какую-то «Ауди», отец мигом сменил охрану и взял к себе ментов. Уж и не знаю, работали они в милиции на тот момент или уволены уже были, с тех пор все наладилось и стало тихо. Ту «Ауди» гаишники задержали быстро. Угонщика уделали так, что до больницы не доехал. Все ему отбили. Вот об этом город тут же узнал, и вся городская перхоть стала обходить стоянку Отец всегда злился, что городские власти постоянно повышали на нее арендную плату и самому оставались колотые гроши. Но на жизнь хватало, отец любил пожаловаться. Прижимистым был, жадным человеком, ему веж время не хватало денег. Он всю свою юность прожил в нужде, потому любил копить на «черный день». Такому, сколько ни дай, все будет мало.

Вася, торгуясь с женщиной, превзошел самого себя, удивил тем и Анжелу. Он мигом нашел кучу недоработок и все сбрасывал цену.

— Рядом нет воды! Далеко от милицейского пункта и постов ГАИ.

— Помилуй, человечек, если стоянку охраняет милиция, зачем пункт? А вода при чем? Это стоянка, но не мойка! ГАИ в двух шагах. А если договоришься и будешь приплачивать, ребята поближе подвинутся, — советовала неназойливо.

Василий договорился о цене, обо всех условиях покупки. Анжела осталась довольна торгом и вскоре стоянка стала собственностью семьи. Ее оформили на Анжелку Так было решено на семейном совете.

Вася целыми днями пропадал на стоянке. Он окружил ее множеством модулей, киосков и ларьков, где торговали горячим чаем, кофе, бутербродами, всякой едой, свежими газетами. Посуетившись, подвел к стоянке воду, осветил со всех сторон. Здесь всегда было чисто, но человек положил асфальт, и стоянка стала самой посещаемой в городе.

Она давала ежедневный доход, несмотря на погоду, и за год окупила не только свою стоимость, но и все затраты.

Охранниками Вася взял бывших сотрудников милиции, какие уволились из органов из-за низкой зарплаты, либо вышедших на пенсию по стажу. Были и уволенные из милиции за незначительные провинности. За мелкие поборы, грубость и мордобой. Вася охотно брал таких на работу. Знал, именно эти парни не подведут его и себя не дадут в обиду.

Человек приезжал на стоянку с утра. Проверял, все ли охранники на месте, как идет работа? Поначалу было всякое. Случалось, какой-то небрежный водитель задевал другую машину при парковке, оставлял на боках царапины и вмятины, приходилось извиняться, искать виновника, заставлять его оплачивать ущерб. Конечно, не обходилось без брани и коротких потасовок. Охрана стоянки вскоре и с этим справилась. Перестали биться машины, охранники стали не просто следить, а и помогали в парковке.

Вася учился всему на ходу. Его стоянка начинала работу раньше всех, а закрывалась гораздо позднее остальных. Может, потому доход от нее был высоким, и охранники держались за свои места.

Анжела редко навещала стоянку Вася каждый день отдавал ей деньги и женщина радовалась, что наконец-то в семью вернулись доход и удача. Успокоилась и Варвара. Дети стали отдавать ей долги. Она поначалу не хотела их брать, а потом стала класть их на книжку, написав заранее завещание на вклад на Анжелку.

Та тоже работала в офисе старшим представителем туркомпании и неплохо получала. Даже Варя решила вернуться в нотариат. Но дочь с зятем отговорили, убедили, что коттедж нельзя бросать на домработницу, да и за Андрейкой присмотр нужен. Теперь вся семья собиралась дома лишь вечерами. Делились событиями и новостями, перебивая друг друга, рассказывали, как прошел день, выкладывали на стол деньги, пересчитывали и, обмотав пачки резинкой, прятали подальше от глаз, чтоб не вводили в соблазн.

К концу года уже никто в семье не называл Васю неудачником. Он снова научился улыбаться, приобрел былую уверенность, отбросил комплексы и уже присматривался ко второй автостоянке, какую собирались продать с торгов за долги хозяина.

Анжела задумалась, стоит ли соглашаться на вторую стоянку? Конечно, деньги за нее придется вложить большие, а когда они окупятся? Почему, имея стоянку, хозяин оказался в долгах? Есть ли смысл покупать ее, если первый хозяин разорился?

— Нет, Вася, что-то душа не лежит, не хочу! Репутация у той стоянки подмочена. Ты только послушай, что рассказывают о ней! Трижды оттуда угнаны машины. И это в нынешнем году! До сих пор ни одну не нашли. Хозяину пришлось оплачивать стоимость владельцам. На той автостоянке постоянно происходят драки с поножовщиной. Сам знаешь какой там район! Сплошные алкаши! От них жди что угодно!

— Анжела! Но и нашу стоянку пришлось, приводить в чувство. Многое умалчивал, чтоб тебя не отпугнуть. Теперь можно признаться как досталось. Одни конкуренты, у каких мы увели из-под носа стоянку, сколько крови мне испортили! То ночами поджигали будку охраны, сторожа магазинов тушили. То обрезали провода, оставляли без света, то ломали шлагбаум на выезде. А сколько ограждений испорчено было, ни счесть! Я терял терпение с громадными убытками.

Конечно, понимал чьих рук дело. Но не пойманный — не вор. И все ж однажды прихватили мои ребятки ту сволочь, какая пакостила нам чуть ли ни каждый день. Это одноглазый Захар. Его душманом зовут. В Афганистане воевал, говорил, там ему глаз повредили. Но мужики утверждали, что Афган ни при чем и выбили глаз мужику за пакость. Он девчонку силой взял. Обесчестил сироту Она бомжам рассказала. Поймали мужики того Захара и приволокли к себе на свалку С неделю продержали на цепи как пса. Жрать не давали. Всадили так, что белый день ночью показался. Взвыл как собака. Но бомжи ни жалеть, ни прощать не умеют. Всю шкуру с Захарки содрали до самых коленок. А девчонка, какую обидел, глаз ему высадила. За свое. Хотела колом проткнуть, чтоб землю не марал паскуда, но отговорили, не дали брать грех на душу. Вот так и остался одноглазым. Он не за себя вредил. Ему заплатили. Назвал того, кто подсылал, мои ребятки-охранники отловили «запевалу», вместе с Захаром тыздили так, что забыли, где их дом. Все печенки с мозгами отшибли. С той поры нашу стоянку бегом проскакивают без оглядки. Тут от хозяина много зависит, как дело поставишь, каких людей подберешь. Что ж до алкашей, так они по всему городу живут. Мне они теперь не мешают и к охране не прикипаются. Это раньше было, все клянчили на похмелье.

— С чего ради? — удивилась Анжела.

— Ну, как иначе? Головы болят…

— А наши при чем?

— Просились подмести иль снег почистить за бутылку. Охрана, да и я, давали подработку. Но потом увидели, как убирают территорию забулдыги, и отказали им. Ну, поначалу обижались. Что только ни устраивали, ночами обсерали, закидывали мусором. Да только мои ребята быстро смекнули и накрыли на шкоде. Натыкали рожами в дерьмо, вывозили в говне, короче, вытерли асфальт алкашами, — смеялся Вася:

— На том и закончились наши разборки с пьянчугами. Но проблемы еще остались, сама понимаешь, одолело нас бабье! — рассмеялся мужик громко.

— А этим что от вас потребовалось? — ахнула Анжела удивленно.

— Первыми возникли цыганки. Понимая, что водители дорогих машин люди денежные, предлагали погадать, когда мужики отказывались, просили милостыню, вымогали подать хоть что-то. Понятно, их гнали взашей, и вот тогда поднимали скандал, обзывали, грозили, желали всякую гадость и достали нас всех. Вот и решили перекрыть им доступ к нам. В десяток минут сгребли, выловили и выкинули через огражденья всех цыган, от старух до детей. Предупредили, что с каждой пешей будем брать штраф или отпускать на них сторожевых собак. Дважды пришлось это сделать. Была такая баба, Розой звалась. Подошла к хозяину «Мерседеса», давай с него вымогать, а ребята увидели и отпустили овчарку. Та свирепая, мигом подлетела к Розе, да как разинула пасть. Баба на нее сумкой замахнулась и ударила по башке. Псина вовсе озверела и набросилась на цыганку. Свалила с ног и как рванула одежду на бабе, с самого воротника и до низу все барахло сорвала. Та встать не может. Осталась в чем мать родила, а собака никак не угомонится, носится вокруг, кусает со всех сторон. Охрана овчарку еле оттащила.

— А что с цыганкой?

— Пыталась хай поднять. Ей пообещали снова собаку отпустить, так поверишь, бегом припустила. Голая бежала, чтоб только овчарка не догнала. Сколько времени прошло, Роза ни разу не появилась. Потом еще одну отвадили. С той спокойнее обошлось.

— А я и не знала…

— С нищими настоящая война была. Накидывались гурьбой и просили у людей. Да так нагло, будто им весь свет обязан. Дети и старухи допекали. С теми даже милиция занималась. Когда нескольких притормозили за попрошайничество, другие осторожнее стали. Уже не гурьбой, поодиночке подкрадывались к машинам. Но и тех поотловили, предупредили о последствиях. Теперь боятся соваться к нам.

— Спокойно стало?

— Как бы не так! — вздохнул Вася.

— Что же еще достает?

— Проститутки! Самые наглые бабы на всей земле! Против них все остальные просто мелочь! Я если бы своими глазами и ушами не убедился, просто не поверил бы, что вот такие прикипелись в городе! А с виду глянешь, бабы как все. Ну малость макияжа перебрали, одеты смело. Но не приведись хоть чуть замедлить шаг или приостановиться, считай, пропал!

— Ну не преувеличивай! Что могут они?

— А что хочешь, то и утворят с мужиком! У них совести нет! Даже понятия о ней не имеют. Я по не-знанью сижу в нашей машине покуриваю, опустил стекло. А для этих шлюх — открытое окошко — сигнал к наступлению. Вот так и подвалили две клизмы. И спрашивают:

— Чего ж стекло открыл, а дверь закрытой держишь? Давай отворяй! Иначе, как резвиться станем?

— Я ответил, что никого не приглашал и не жду Тоща одна из них, совсем зеленая, заявляет:

— Слушай, мужик, ты чего, не живой что ли или ничего не хочешь? Давай потрахаемся! Глянь, как у тебя классно! Я с ночи никем не согрета. Остываю! Не медли, открой, — просунула руку через стекло, открыла дверь и плюхнулась на колени. Я сообразить ничего не успел. Она открыла другую дверь, в нее тут же вскочила вторая сучка и обе взялись за меня. Я глазом моргнуть не успел, как все оказалось расстегнутым и наруже. А эти курвы уже седлают и приноравливаются, не спросив моего согласья. Я начал сталкивать, выпихивать, а они, ровно паучье, обхватили. И вот тут меня зло взяло, а может страх подцепить заразу. Собрал в комок все силы и вытолкнул ту первую. Она и говорит:

— Ты че, красавчик, не проснулся? Чего лягаешься? Иль не видишь, что у тебя полный ажур! Давай до конца доведем!

— И снова на меня полезла. Ну я поначалу отшучивался, пытался по-человечески тихо от них избавиться, но вижу, не получается, и применил силу. Выкинул обеих с треском. А они, видно, уже ни первый день промышляли у нас. Не все мужики им отказали. Кое-кому понравился этот сервис, никто не жаловался и не прогонял их. Я оказался первым. Чего ж только не услышал о себе! Полную биографию и всю матом! Я и не знал, и никогда не предполагал такое! Женщины ведь, а матерились грязнее алкашей! Охрана, когда узнала в чем дело, прогнала потаскушек, но долго хохотала над их бранью. Уж выставили меня, испозорили хуже некуда. Даже теперь вспоминать стыдно.

— Что ж не воспользовался их услугами? — рассмеялась жена.

— Я никогда в своей жизни не связывался с дешевками и не был с ними знаком. Уж слишком наглые, отчаянные бабы! И чем моложе, тем борзее!

— Всего один раз тебя зацепили?

— Видишь ли, я после того случая никогда не открывал стекла в машине. Но даже при закрытых стучались и просились в машину И тут подключилась милиция. Сделали несколько облав, продержали в камерах особо перегретых. Поубавилось сучни на стоянке. Но еще теперь, нет-нет, да и возникают. Даже овчарок не боятся. Видно, суки сучек чуют издалека. Как ни странно, сторожевые на путан не бросаются. Не видят в них никакой опасности. А может охрана не обращает на них внимания или время от времени пользует девок в будке.

Анжелка промолчала, но от покупки второй стоянки отказалась, сказав, что не стоит спешить, нужно все разузнать, почему ее хотят продать?

Вася, пропадая на работе, не знал о том, как живет его семья, чем занята жена? А она жила своею жизнью и не посвящала в нее никого.

Анжела работала, но офис был лишь прикрытием. Она все позднее возвращалась домой, ссылаясь на большую загрузку, непосильную занятость.

— Если тяжело, увольняйся, сиди дома. Ведь нет нужды! Стоянка дает хорошие деньги, и мы спокойно обойдемся без твоего заработка! — говорил Вася. Но жена отвечала, что деньги в семье никогда не бывают лишними.

Человек убеждал, что здоровье дороже денег, но так и не переубедил. Он говорил, что не понимает непосильных нагрузок, если их можно избежать.

Он обычно уезжал на работу к восьми утра. А в этот день решил отдохнуть и провалялся в постели до девяти часов.

Прикинувшись спящим, наблюдал, как Анжела собирается на работу. Не хотел мешать жене. Та одевалась не спеша. Любовалась своим отраженьем в зеркале. Надела золотую цепочку, серьги, браслет и перстни. Вася вспомнил, что все эти украшения стоят очень дорого. Из надетых Анжелой он купил ей лишь серьги и кольцо. Откуда у нее браслет и эта цепочка?

Конечно, у жены было достаточно украшений, он сам покупал их и хорошо помнил даже цену каждой безделушки. Но вот эти он точно не покупал, — привстал невольно, всмотрелся и пропала дремота. Вася вскочил с постели, подошел к жене:

— Скажи, Анжела, откуда у тебя появились вот эти цепочка и браслет? — почувствовал, как дрогнула Анжелка, она на секунду растерялась, но тут же взяла себя в руки и ответила:

— Купила в ломбарде. Стоили недорого.

— Сколько же заплатила?

Жена ответила неуверенно.

— Мы с тобою более мелкие покупки делаем вместе и обговариваем каждую. А тут… Разве в них была необходимость? Смотри сколько у тебя всякой всячины! — открыл шкатулку жены и замер от удивленья. Он увидел как она пополнилась. Колье с бриллиантами,

кулоны из платины, перстни, все это сверкало, блестело, поражало воображение.

— Анжела! Присядь! Объясни, откуда эти вещи? Только не сочиняй, что купила сама. Нужно иметь громадное состояние, чтобы приобрести такое. Лично мне подобные покупки не под силу. Так откуда они?

— Я их купила…

— Врешь! Это наглая ложь! Я знаю обо всех тратах. Почему об этих смолчала? Скрывала не случайно! Было что прятать. Почему молчишь? У тебя появился любовник? И, скорее всего, не один. Ты продаешься за эту мишуру? Позоришь всех, всю семью! Как же смотришь в глаза сыну? Я, мужик, не разменял себя на дешевок! Почему ты пошла по рукам? — кипел Василий, входя в ярость.

Анжелка сидела, сжавшись в комок, сцепив руки.

— Сука! Шлюха! Дешевка! Это на какую работу мотаешься каждый день, грязная потаскуха! — подскочил к жене, влепил пощечину, та, будто проснулась, встала:

— Что?! Ты, ублюдок, руки распускать вздумал?

А что собой представляешь, иждивенец престарелый? Как смеешь хайло отворять, нечисть? Да кто ты в семье, ничтожество? Тебя за мужика давно не держим! Заткнись, придурок! Ты посмел проверять меня? На себя оглянись, дрянь вонючая! Ведь не зря уже два месяца с тобой в постель не ложусь! Надоел!

И не просто не хочу, я презираю, ненавижу тебя, кретин!

— Остановись, стерва! — подошел вплотную к жене, но та уже распалилась, вошла в раж и не выбирала слова, не контролировала сказанное:

— Гнилой гондон! Идиот шибанутый! Раскормленный бурдюк с говном! Разве ты мужик? Отброс, за-! бывший всякую честь, слепой дурак! Да на твоем месте любой другой давно бы все понял! Ты ноль! И никому не нужен, старый лапоть!

— Заткнись, шизофреничка, дура стебанутая! — отбросил жену к стенке и влепил несколько сильных

пощечин, чтоб образумить бабу, остановить поток брани, но не тут-то было… Анжелка рассвирепела:

— Ненавижу тебя, импотента брюхатого! Уходи, оставь нас! Навсегда слиняй, сволочь! Иначе прирежу ночью как кабана!

Василия будто током прошибло:

— Ты все сказала? — начал быстро одеваться.

Варя повела Андрейку в школу и ничего не знала

и не слышала. Она возвращалась домой и столкнулась с зятем на крыльце. Тот выскочил в расстегнутой куртке, без шапки, бледный, разъяренный.

— Вась, что с тобой? Ты куда?

Зять, ничего не ответив, вывел свою машину и помчался, не оглянувшись на дом.

Нет, он и не думал о стоянке. Она сразу перестала интересовать человека. Позвонил отцу, сказал, что едет к нему, попросил дождаться. Тот по голосу сына понял, что у него случилась неприятность, и стал ждать.

Тем временем Варя, узнав от дочери о ссоре с мужем, села напротив Анжелки, уронив на колени руки, сказала глухо:

— А ты и есть сука! Какая порядочная женщина, имея семью, таскаться будет?

— Ой, хоть ты не грузи! Устала я от всех вас! Надоели со своими наездами! Тебе чего не хватает? Сидишь дома сложа жопу! Никаких забот нет! Не вкалываешь! Какого хрена суешь нос не в свои дела? Захлопнись и сиди молча, старая дура!

— Ты что? Совсем озверела? Ну, что ж, живи сама, — достала чемодан и начала складывать свои вещи.

Анжелка сидела за столом в столовой и уже не таясь курила. У нее дрожали руки. Она не видела, что мать собирается уходить от нее. А когда заметила, испугалась ни на шутку:

— Мам, прости меня! — подошла к Варваре, та ничего не ответила, продолжала сборы.

— Мамуль, виновата я, ну, давай забудем. Не уходи! Ну, довел меня дебил. А ты своя, родная? Дала бы продышаться, пойми меня, я тоже не железная. Сорвалась с дури, погорячилась малость. Хочешь, побей! — подошла к матери, но та словно не увидела. Собрав вещи, вызвала такси, вынесла во двор чемоданы. Дочь попыталась помешать, но баба резко оттолкнула ее, сказала глухо:

— Всему есть свой предел. А ты наконец-то сказала правду, как ко мне относишься. И дело не в настроении. Это твое истинное… Я не хочу больше знать тебя. Для меня ты умерла. И не ищи, не появляйся ко мне никогда.

Анжелка была уверена, что мать поехала в деревню. Но Варя решила иначе. И едва машина отошла от ворот коттеджа, попросила подвезти к общежитию мебельной фабрики. Там она быстро договорилась с Людмилой Петровной и через десяток минут рассказала комендантше, почему ушла из дома. Та сочувственно вздыхала, жалела Варю.

— Она меня в деревне искать станет через неделю. Как опомнится, так и примчится. Одной не управиться. Мало того, что работает, надо сына отвезти в школу, а после уроков вернуть домой. На стоянке каждый день показаться. Там дел тьма. Андрею с уроками помочь. Ладно, домработница уберет, приготовит, но мамку не заменит. Вот и придется на куски рваться, она от этого отвыкла. Все на меня и Васю свалила, сама барыней жила. От того и зажирела. Ну да скоро этот жир стряхнет…

А вечером того же дня в гости к Варе заявился Антон — лавочник. Широко улыбаясь, он сказал, что ремонт в его доме закончен. Все получилось, как он хотел. Вот только краска на полах подсохнет и можно переходить в свою хату

— Отвезу тебя в гости. Глянешь, как живу! — подморгнул Варе. Та спросила смеясь:

— Неужели жену не завел?

— Нет, Варюха! Хотели тут меня схомутать, да не обломился я им! Хочу ни тех, какие сами на шею сигают, а ту, что на душу солнышком ляжет, — глянул в вырез кофты и вскоре принес бутылку вина и конфеты.

Допоздна засиделись они за разговорами. Антон не лез к Варе за пазуху. Вел себя прилично, спокойно, только уж очень внимательно слушал женщину и пристально разглядывал. Варвара этому не придала значения.

Совсем иначе сложилось у Василия. Тот приехал к отцу

весь взъерошенный, пунцовый. И прямо с порога начал склонять Анжелку.

— Ты, погоди! Кончай бухтеть! Чего кипишь? Или твоя баба единственная на земле? Остановись, малыш! Никогда всерьез не воспринимай ни одну. Женщины для нас — игрушки, от частого общения они надоедают. Нужна замена: новые куклы, так и скажи.

— Я ей надоел! Она меня выгнала!

— Вот в этом никогда не признавайся даже самому себе, по глубокой пьянке о таком молчи, иначе перестанешь уважать в себе мужика!

— Так вот именно мужика во мне она оплевала.

— Васька! Ты еще малыш! Знай, твоя мамаша тоже на это замахнулась. Уж чего только ни несла в мой адрес! Я решил проверить себя. И знаешь, обе женщины остались весьма довольны. Знай, только у ничтожества, либо у гулящей бабы — мужик плохой. Если женщина любит, она так обласкает, что не устоишь и сам удивишься своим способностям. Откуда что возьмется. Эта любовь чудеса творит!

— В том моя беда! Я только Анжелку люблю, — выдохнул Вася.

— Это ты брось! У тебя давно нет сравнений!

— И не хочу! Все они дешевки!

— Что делать? Надо из них искать самую дорогую!

— Не верю ни одной!

— А зачем грузить себя? Ты просто расслабься и все само собой наладится!

— Советуешь с путанкой спутаться?

— Зачем из лужи в кучу грязи влетать? У меня есть другое предложение! — прищурился хитро и продолжил:

— Я сегодня приглашен в гости к одной женщине. Очень известная в городе дама. Чертовски умна, недурна собой, очень богата, но одинока.

— Ну а я при чем? — удивился Василий.

— У этой дамы есть приятельница. Я ее несколько раз видел, но никаких отношений с нею не имел. Она моложе той, с какою я встречаюсь время от времени, знаю от своей, что дама очень влиятельная, обеспеченная, но очень разборчива. Попробуй с нею завязать отношения. Она знает и, кажется, симпатизирует тебе. Не теряйся. И мой тебе совет, не порочь Анжелку. Женщины такие вещи воспринимают по-своему. Вообще лучше молчи о ней. Забудь ее! Держись рыцарем. Постарайся отвлечься.

— Не получится!

— Ну и дурак! Я со своею уже несколько лет знаком! Другой давно б женился. Но я не спешу, хоть и она намекала уже много раз. Не хочу попадать в зависимость от бабы. Тем более, что она у меня не одна.

Василий от этого признанья открыл рот:

— Пахан! Тебе сколько лет? И все еще одной бабы мало? Я с женой не справился!

— Потому и не сладил, что она у тебя одна! Вот если б менял как носки, совсем другое было бы дело! Ведь если все время жрать сало, когда-то селедку захочешь! Разве неправ? Так и в постели, не привязывайся к одной, обязательно надоест! Это жизнь, сынок, ты от нее никуда не денешься! А если сам себя к одной привяжешь, вскоре и впрямь станешь импотентом. Понял, малыш!

— Мне надо время! Не смогу вот так сходу.

— Кончай базар! Приводи себя в порядок! Прими ванну, побрейся, погладь костюм, начисти ботинки, не забудь почистить зубы! И чем скорее отвлечешься, тем лучше для тебя. А я позвоню своей, что с тобою приду. Пусть она предупредит приятельницу…

Когда Вася отмылся и почистился, отец усадил его за стол:

— Ешь плотнее, чтоб в гостях жратва не отвлекала внимание. Это плохой тон. Общайся с женщинами, постарайся произвести хорошее впечатление. И еще, поменьше жалуйся на жизнь. Сегодня в высшем обществе такая тема считается дурным тоном.

— Выходит, нужно рассказывать анекдоты?

— Только не скабрезные. Не советую. Помни, рядом будут дамы.

— Нет! Давай я останусь дома. Может эта стерва опомнится и позвонит. Все ж у нас сын! Да еще какой малец! Он любит меня один изо всех!

— И что если позвонит? Ты ее простишь после всего услышанного? Тогда и впрямь дебил! Если колеблешься, не нужно ничего затевать. Возвращайся к ней, падай на колени, проси пощады, но ко мне ни шагу! Ты еще не проучен и не дозрел до мужчины! Мне больно представить, что ждет тебя!

— Но ведь в том коттедже и моя квартира!

— Там твой сын! С детьми не судятся и не забирают жилье!

— А где же жить стану?

— Что-нибудь придумаем. На улице не останешься, это точно, — пообещал человек и вечером вместе с Васей отправился в гости.

Их встретили так тепло и приветливо, что Василий вскоре забыл о своих неприятностях. Милая, моложавая женщина очень охотно показала ему особняк.

— Это не мой. Я тут неподалеку живу, всего через два дома. Как-нибудь и ко мне заглянете. Поверьте, у меня не хуже, — покраснела от собственной торопливости, какая могла показаться поспешной и назойливой.

— С удовольствием приму приглашение! — живо отозвался Василий.

— Да! Мы с вами не познакомились! Какая досадная забывчивость, меня зовут Олей, — подала руку, Василий поцеловал ее, сказал, что это имя всегда считал самым красивым изо всех женских имен.

Они задержались в зимнем саду перед громадным аквариумом. Василий разглядывал множество рыбок и удивлялся, как они такие разные, а спокойно уживаются в одном аквариуме и даже дружат меж собой. Совсем чужие, они резвились, удивленно смотрели на людей.

— А у меня попугаи и канарейки есть! Забавные они, одни матом ругаются, другие целыми днями поют, — рассмеялась Оля.

— Я павлинов держал вместе с фазанами. Они так и не сдружились, — заметил Вася.

— Честно говоря, я цветы люблю. У меня их много, всякие есть. Всю зиму цветут.

— Значит, вы добрый человек! Цветы не приживаются и не цветут у плохих людей. Они, как дети, очень чувствительны.

— Василий! Вы предприниматель? — спросила Оля, сев за столом совсем близко.

— Сейчас я никто. Ничем не занят. Сложил свои полномочия.

— Почему? Разорились?

— Наоборот! Процветал, но получил отставку.

— Почему? Или хозяин глупый?

— Хозяйка! Но не будем о ней! Не останусь без дела. Вот осмотрюсь и что-нибудь подыщу! Было бы желание…

— Это верно! А давайте у меня встретимся. Поговорим. Я давно ищу надежного партнера. Может, поймем друг друга!

— А чем вы занимаетесь?

— Василий, только не за столом и не в гостях. Договорились? — предложила тихо.

— Хорошо, Оля, я понял вас, — погладил руку.

Они целый вечер обменивались взглядами, шутили,

что-то рассказывали, спохватились лишь, заметив, что за столом кроме них никого больше нет.

— Выходит, что мы засиделись? В таком случае я провожу вас домой, если вы не против, — предложил Вася, женщина согласилась.

Человек довел Олю до двери особняка.

— Проходите! Там уже никого не ждут. А мы немного пообщаемся, если вы не против.

Они прошли в небольшую, но очень уютную комнату.

— Василий, чем вы занимались в своей жизни? Расскажите, если можно! — устроилась Оля в кресле.

— Брался за многое. А вот получилось далеко не все и не так, как хотел, — рассказал женщине коротко о своей жизни.

— У нас с вами много похожего. Но такого, как вы, можно слегка примять, сломать не получится. У вас натура медвежья, терпеливая, но уж если кто наступит на хвост, не обрадуется. Взорвешься мигом и обидчика в клочья понесешь. Хотя под остыв, потом себя ругать будешь, но это уже запоздало…

— Медведь зверь сильный, но сентиментальный, — согласился Вася и рассказал слышанную еще от деда былину о медведице, укравшей из леса молодого парня:

— Он никогда не был охотником. И тайгу не уважал. Пришел вместе с братом на зиму дров заготовить. Таскают они в одну кучу сушняк да перестой. Уже целую гору натащили. Вот тут младший взял котелок, чтоб чай сообразить, а его хвать за хребет и куда-то бегом поволокли. Кто и куда — не враз врубился. А потом разглядел медведицу. Сунула она парня в берлогу, сама вокруг ходит, обнюхивает, рычит. Человек подумал, что она присматривается, откуда его начать жрать. Но зверюга к нему не прикасается. Легла у дыхала, той дыре, что вверху над берлогой, и следит, чтоб парень в нее не выскочил. Ну что тут делать? А старший брат ходит неподалеку, кричит, зовет младшего. Тот голос подать, боится. Медведица огромная лежит рядом. Такая одной лапой махнет, от человека только мокрое пятно останется. Сидит бедолага, дышать боится. Решил, что медведица взяла его про запас и сожрет, когда проголодается. Но зверюга была старой. От голода не мучилась. Ее заело одиночество. Она уже несколько зим не рожала и жила одна. Уж очень она стосковалась в своей берлоге. А тут еще зима приближалась. Все медведи давно в пары сбились, а этой никого не досталось снова. Вот и притащила человека, чтоб хоть он был рядом с нею. Все ж кто-то живой зиму с ней перезимует. Как она своей удаче радовалась! Всех своих блох отдала бы парню в подарок, только бы не ушел никуда. Мясо выкопала для него из-под кучи листьев. А человек не стал его есть. Зверь самый лучший кусок отдал, парень не притронулся. Медведица три дня его стерегла. Потом видит, дело плохо, человек тоже затосковал по своей «берлоге». Осерчала зверюга, да как рявкнет в лицо парню. Тот со страху чуть жив остался. А она взяла и выкинула его из дыхалки прямо в лес. Сама следом шла, чтоб никто другой парня не обидел. Довела его до опушки, откуда до деревни рукой подать, остановилась, лизнула его в лицо и пошла обратно. Когда по весне пошли в тайгу тамошние мужики, увидели, что померла медведица прямо в берлоге. С тоски, от одиночества кончилась. Вот тебе и зверюга. Куда до нее иным людям? Она любому была рада, чтоб только спастись от одиночества. В человечьей стае все наоборот. На любую пакость идут, чтоб только о другом не заботиться и не делиться с ним ничем. Жадность и зависть людей губят. Зверям эти «болезни» не знакомы.

— Вася! Не надо мрака. Давай о светлом. Оставь свою боль за порогом, давай попробуем сначала! Не стоит о грустном, — внезапно погладила голову и плечи человека. — Василий, не оглядывайся во вчерашний день. Он прошел! Забудь его! Не зацикливайся, дружок! В этой жизни всегда так: кто-то теряет, другие находят!

К утру они все обговорили. И Вася стал хозяином гаражей. Распределили они с Ольгой обязанности. Она занималась грузами, он транспортом. Всю прибыль решили делить поровну. Груз был нехитрым — продукты питания, ими женщина занималась много лет. Знала всех поставщиков, продавцов и представителей, нередко сама ездила в другие города и поселки, свое дело знала, но вот с транспортом возникали проблемы. И теперь, договорившись с Василием, она успокоилась. Тот на следующий день сам осмотрел все машины, составил список необходимых запчастей, график ремонта, назначил слесарям контрольные сроки и первым делом поручил им отремонтировать, отрегулировать, довести до идеального машину Ольги. Через неделю он сам проверил ее на всех режимах и, передавая ключи, сказал:

— Как для себя сделано! Можешь быть спокойной! Душу в нее вложил!

— А для меня что-нибудь оставил? Мне так хочется украсть тебя в свою берлогу! Неужели не поймешь, что я тоже болею одиночеством…

— Оля! Прости меня, но пока не готов ответить тебе взаимностью. Я все еще жду, что жена что-нибудь поймет и образумится.

— Вася, ты напрасно ждешь! Мне трудно говорить тебе об этом, а и врать не могу. Когда женщина вырвалась на волю, она уже неуправляема и для семьи — чужая. Ты бездарно теряешь время. А я в другой раз свое предложенье не повторю…

Оля ушла в свой кабинет, а Василий вернулся в гараж раздосадованный. Вчера ему позвонил один из охранников стоянки и сказал:

— Куда вы все подевались? Твоя жена не появляется, а тут с налоговой приходили, требуют арендную плату. Мы Анжеле звонили, а у нее телефон выключен. Как быть нам? Налоговая обещает закрыть нас! Вы меж собой сколько хотите беситесь, но работа не должна страдать. Мы тоже, случается, брешемся со своими женами, но делу урона нет. Разберись, слышь, Василий! Нельзя стольких людей держать в подвешенном состоянии. Это непорядочно. Будь мужиком! Не тянет баба, бери власть в свои руки.

Василий звонил Анжелке на работу. А потом, не выдержав, набрал домашний номер. Трубку поднял Андрюшка:

— Папка! Это ты! Почему так долго не звонил? Зачем из дома убежал? Я совсем один. Мамка меня одного закрыла! Знаешь, как страшно. Бабушка тоже не с нами. Она на такси уехала в тот же день, как ты сбежал. Где мамка? Откуда знаю, наверно на работе! Почему я не в школе? А как из дома выйду? Может, мамка приедет и выпустит.

— Андрюш, где же домработница?

— Они с мамкой поругались, на другой день она уже не пришла.

— Мамка не сказала, когда придет?

— А вон она во двор заехала только что. Подожди, я позову. И приезжай скорее домой. Я совсем соскучился один!

Вскоре Анжела взяла трубку. Она запыхалась, и Василий понял, торопилась к телефону

— Послушай, разберись со стоянкой. Иначе ее отберут у тебя за неуплату налогов! Плохо шутишь. Погубишь дело, а восстановить уже не сумеешь, — старался говорить жестко, убедительно. Анжела слушала молча. — Мне охрана звонила, разберись там! И еще одна просьба, не оставляй сына одного, не закрывай на ключ, он человек! Почему пропустил занятия в школе?

— Я на работе была, не успела, — ответила тихо.

— Где домработница?

— Я отказала ей. Ищу замену, на это с неделю уйдет. Слышишь, Вась, я нигде не успеваю. Все комом летит. Вы меня одну бросили. Мамка тоже ушла. Обругала за тебя и смоталась. Наверное, в деревню. Я ей звоню, она не хочет со мной говорить. Но мне не разорваться. Хоть бы кто из вас помог, — всхлипнула баба в трубку.

— Привыкай жить сама! Да и чем помогу тебе? Мы чужие! А помогают только своим.

— Я ни о себе! Сын у нас общий! Ты его отец!

— Пока мне некуда его забрать! Как только устроюсь с жильем, тут же заберу его!

— А кто отдаст?

— Сама же просишь помочь! — напомнил Василий. Анжелка в истерике зашлась:

— Помочь, это не значит забрать сына!

— Так чего ты хочешь? Как и чем помочь?

— Ты все понял! Но ставишь меня на колени. Тебе доставляет удовольствие увидеть, как я реву. Да, не получилось жить самостоятельно. Не хватает времени ни на что!

— Меньше шляться будешь. Займись делом. Иначе, потеряв стоянку, и впрямь лишишься всего. А за сына, знай, вдесятеро с тебя спрошу!

— Ты тоже не чужой сыну! Мы с тобой оба виноваты, что ему плохо! — ответила осмелев.

Василий выключил телефон, но всю ночь ворочался без сна, спорил сам с собой, стоит ли вернуться к семье или оставить все как оно есть.

— Анжелка не просит вернуться, она говорит о помощи! Это разные понятия, малыш! Ее еще не прижало как следует. А сказанное раньше слишком серьезно, чтобы вот так наспех забыть все. Она привыкла кататься на тебе и матери. Думала и у самой все легко получится. Ан просчиталась. Не спеши с примиреньем. Пусть взвоет птичка! А ты не будь лопухом, обрати внимание на Ольгу. Она того стоит, — советовал отец.

Василий допоздна задерживался в гаражах, домой к отцу возвращался уже к полуночи. И не успевал отдохнуть.

Вот так в один из дней зашел к Ольге. Надо было отчитаться за работу слесарей. Заодно сказать, какие запчасти нужны теперь. И, главное, порадовать, что восстановлены еще три большегруза, а оставшиеся два можно отремонтировать за неделю, если к ним привезут детали.

Василий называл запчасти, Ольга записывала каждую и заметила, что человек засыпает. Голова невольно клонится на плечо. Мужик пытается сбросить дремоту, но ничего не получается, усталость оказалась сильнее.

— Ложись, поспи. Потом разберемся с деталями! — положила под голову Василию подушку и вышла из комнаты.

Человек лег на диван. И тут же провалился в сон. Вот он бежит с Андрейкой к реке, вода в ней чистая, теплая. Сын плескается совсем рядом, а по склону бежит Анжела. Что-то кричит, но Василий никак не может разобрать слова.

— Она домой нас зовет, слышишь, папка?

— Мы же только пришли!

— Тебя давно не было, пошли, а то мамка опять злиться будет! — тянет за руку сын.

Вася выходит на берег и слышит, как звонит его телефон. Странно, жена стоит совсем рядом, в руках ничего нет, а в трубке ее голос:

— Вернись домой!

Человек удивленно смотрит на жену, Анжелка улыбается и говорит:

— Это сердце мое зовет тебя…

Василий проснулся, сон как рукой сняло. Почувствовал, как чьи-то руки расстегнули на груди рубашку, заботливо укрыли его одеялом.

— Анжелка, — прошептал тихо.

— Я Ольга, — услышал в ответ.

— Прости, я все еще спал, — смутился человек.

— Василий! Тебе нужно определиться самому. Здесь никто не поможет. Я через это уже прошла. Очень трудно приказать себе. Но медлить еще хуже, — присела женщина рядом.

— Тебя тоже предали? — спросил Василий, приподнявшись на локте.

— Суди сам, — посерели глаза, и голос изменился до неузнаваемости:

— Мне тогда было шестнадцать лет. Я жила без печали и забот, пока ни встретила его. Много парней ходили вокруг. В их взглядах видела море любви и тепла. Но сердце не откликнулось, не заметило никого. Не хотела я слышать признаний в любви. Я ждала своего, единственного, самого лучшего, и встретила. Он и вправду оказался очень необычным. Любил тишину и лес, голоса птиц, смех ручья, он подолгу наблюдал за облаками, грел в ладонях капли дождя, называл их слезами несчастных. Он любил всех и вместил в себя целый мир, слышал и понимал голос каждой травинки и козявки, и был не от мира сего.

— Сколько лет ему было? — перебил Вася.

— Мой ровесник. Он казался мне неземным созданием. Я ходила за ним по пятам целыми днями, мокла под дождями и мерзла от стужи. Он видел, но не замечал меня, был очень близко, но не рядом. Я тянулась к нему, как жаждущий к воде. Мучилась, страдала, плакала и радовалась, что мы рядом. Но однажды не выдержала. Ударила в голову весна. И я взяла его за руку. Он впервые увидел меня, я сказала, что люблю его больше всего на свете. Сильнее травы и ручьев, птиц и облаков, дождей и солнца, что не могу без него жить…Он слушал, но мои слова не дошли, рассеянно улыбнулся, сказал мне, что не готов ответить взаимностью. И я уехала в другой город, меня убедили, что он дурак, а с таким лучше не связывать судьбу, что он не мужчина и не человек, его нужно забыть и поскорее выкинуть из памяти.

— Ему просто нужно было повзрослеть, дозреть до мужчины и все само собою наладилось бы! — встрял Вася.

— Так оно и случилось, — подтвердила Оля:

— Я поступила в институт и приказала себе забыть своего чудака-ботаника, не фазу мне это удалось. Но на третьем курсе я повстречала будущего мужа. Мы стали встречаться и о своей первой любви, казалось, забыла окончательно, была уверена, что никогда больше его не увижу. Из дома о нем мне, конечно, ничего не писали. И вот однажды, на конференции, куда меня чуть ли не насильно выпихнули мои коллеги, я увидела его. Он стал ведущим специалистом по экологии и выступал с докладом перед руководителями региона. Я села в первом ряду, слушала внимательно, он много раз смотрел на меня и, как показалось, увидел и вспомнил. А в перерыве разыскал. Мы разговорились. Оказалось, что он женат. И на ком думаешь? На моей родной сестре. Она похожа, но только внешне. Мы слишком разные с нею. А он полюбил мою тень, — вздохнула Оля.

— Почему он не искал тебя?

— Ему не дали мой адрес, ведь я уже стала женою другого. Мои родители не хотели разбивать семью. И вывели к нему в утешенье мою сестру. Ей, как и твоей жене, было все равно за кого выйти замуж, лишь бы он был обеспеченным человеком, и она не прогадала. Сестра не любила и не понимала своего мужа. Мне об их свадьбе ничего не сказали. А когда мы все ж увиделись, всю неделю не разлучались ни на минуту. Он полюбил, а я, как оказалось, и не забывала его.

— Так почему вы не вместе?

— Мы с ним решили остаться навсегда. Я вскоре развелась с мужем, сказала правду. К его чести он не препятствовал и не чинил скандалов. Все обошлось спокойно. Но моя сестра сказала, что никогда ее муж не увидит своего ребенка и общения не допустит. А он любил дочь больше всех на свете и не смог уйти из-за нее.

— Сестрица подкузьмила! — крутнул головой Вася, досадливо поморщившись. И продолжил:

— Видно любила мужа!

— Да ни его! У него были очень богатые родители. А сын единственный, вот она и пошла на пакость, пригрозила, а он поверил ей. Хотя, куда она делась бы? Но ведь свои мозги не вставишь.

— Они живут и теперь?

— Нет. Он застал ее с любовником и ушел из жизни сам. Не перенес увиденного. В последней записке обвинил сестру не только в своей смерти, а и в том, что она отняла у него меня — его любовь, и он не мог ко мне прийти из чувства вины. Ведь я ждала, а он предал нашу договоренность. Конечно, я уже не поверила бы ему. Да и о чем говорить, если мужчина сам не знает, что ему нужно? Не сумел определиться и весь свой внутренний спор с самим собой сунул в петлю. Это не решение и не доказательство любви. Теперь все вокруг винят меня в смерти человека! Даже забывают, что стало первопричиной. И сестра клянет! Но я при чем? — хрустнула пальцами рук.

— Оль! Выбрось его из памяти! Слабый он был человек, непонятный с самого начала. Козявок, травку, ручьи любил, а человека проглядел! Мужское ли это дело облаками любоваться? Я таких не понимаю!

— Да ты и сам такой! У вас много общего! — обронила женщина.

— Чего? Ну уж никогда не сунусь в петлю!

— Головой не полезешь, а вот душу свою на куски каждый день терзаешь. И самолюбие, достоинство свое готов швырнуть ей под ноги, простить все оскорбленья, унижения и даже измену. Ну разве я не права?

— Я один дышу. Конечно, сына увидеть хочется. Но терплю. Ни разу у них не был. И, честно говоря, Анжелку все реже вспоминаю.

— Вася! Она и не любила, только пользовала тебя. А ты верил вслепую. Твоя и сегодня не одинока, как моя сестра, года не прошло с момента похорон, зато уже хахалей завела, домой их водит. Такая порода баб нынче часто встречается. По-разному их зовут: путанами, дешевками, плутовками. Но все они — хищницы! Нет у них ни совести, ни тепла, о любви понятия не имеют. Зато ничто не мучает и не жжет их души. Порхают как мотыльки от мужика к мужику. Обидно, что при этом еще и плодятся!

— А у тебя не было детей?

— Нет. С этим не повезло. Обделил Господь. Хотя так хочется своего малыша, родного, не приемыша! Но от любимого, от желанного. Совсем иною стала бы жизнь, — выплеснула наболевшее.

— А есть кандидатура?

— Вася, ты что? Слепой? Я ж тебе о том говорю!

Человек обалдело уставился на женщину:

— Ты меня выбрала?

— Тебя Вася! Тебя, мой милый!..

Разрывался в крике телефон мужика на столе.

Кто-то упрямо звонил, решив помешать. Вася не обращал внимания. Он впервые за годы узнал, что это за радость быть любимым и обласканным не за деньги.

Шла кругом голова, куда-то исчезла с души тяжесть. Он нужен и дорог, его воспринимают мужчиной и человеком! А значит, есть для чего жить…

Теперь он не спешил к отцу. Ольга поначалу приезжала за ним в гаражи и, увозила домой человека, не давая ему задерживаться допоздна. А через месяц? Василий заметил, что он перестал думать и вспоминать об Анжеле. Человек даже внешне изменился. Стал снова следить за собою, теперь он даже ходил иначе, расправил плечи, не сутулился, сбросил лишний вес, пропали круги под глазами, исчезла отечность, он помолодел и выровнялся. Казалось, человек забыл все прошлое. Но однажды вечером закричал телефон и сын повзрослевшим голосом сказал:

— Пап! Мать решила продать стоянку. Мы не потянули, не справляемся с нею. Да и охрана поувольнялась. Остался всего один человек. И тот хочет уйти с работы. Хоть самим становись на дежурство. А мне учиться нужно, заканчивать школу. Мать целыми днями на работе. Ничего у нас не клеится. Помоги продать стоянку, мать не рискует сама за такое браться. Говорит, что только ты с этим справишься. Да и много сил в нее вложил. Приди, поговорить нужно. Не хочется отдавать за копейки то, во что столько вложили.

— Андрей! Я часто звонил вам, чтобы узнать как ваши дела, но мне отвечали, что такой номер в телефонной сети не зарегистрирован.

— Номер заменили давно. Мать выбрала «Мегафон». Там звонки дешевле, А я не звонил, потому что мать запретила. Она видела тебя с женщиной. Сказала, что ты завел другую семью и нам не стоит тебе навязываться, — сорвался на всхлип голос сына.

— Андрюша, у меня и впрямь есть семья. А у тебя растет братишка, хороший мальчонка, ему третий год. Он очень сообразительный и добрый, вы можете дружить. Если захочешь, конечно я привезу, вы познакомитесь.

— Зачем? Он отнял тебя у меня! Эта тетка увела тебя от нас насовсем! Мамка говорит, что вы еще могли помириться.

— Нет, сынок! Мать обманула. Она сама прогнала меня. Зачем говорить пустое? Разве она одна?

— Конечно! Бабка тоже уехала от нас и даже не звонит. Ладно, вы все на мамку обиделись, а я при чем? Совсем забыли.

— Тебя я помнил всегда. Скажи свой номер телефона, — попросил Василий. Андрей поспешно назвал:

— Так ты помоги развязаться со стоянкой.

— Кто из вас это придумал?

— Мать так решила.

— Но ведь это ваш кусок хлеба, зачем его отдавать в чужие руки? Ты растешь, самому пригодится, — отговаривал Василий сына, но Андрей ответил:

— Я в военку пойду. Не хочу между вами кувыркаться. Сами разбирайтесь, кто из вас прав. Я знаю одно, никому до меня нет дела. Все от нас отвернулись. Забыли, что я еще живой. Значит, так любили…

— Не говори пустое, сын. Давай увидимся и обсудим конкретно все. Хочешь, хоть сейчас за тобою приеду.

— Я без мамки ничего не скажу, не знаю, как лучше. Она скажет. Так будет правильно и я соглашусь, она одна не бросила и не отказалась. Ей одной поверю.

— Скажи, чтоб позвонила насчет стоянки. Мой номер телефона прежний. Думаю, что не стоит вам спешить с продажей, это всегда успеется.

— Сегодня она не будет звонить. Завтра я ей скажу. Теперь вся их фирма в кабаке чей-то юбилей отмечают. Придет поздно. А ты, когда сможешь, звони мне сам…

Анжелка и впрямь позвонила утром:

— Встретиться нужно, Василий! — предложила сипло.

— Знаю, стоянку хочешь загнать. Но мой тебе совет — не спеши, сбереги сыну.

— Ему не нужно. Собирается в Суворовское училище поступать, уехать от всех. О стоянке не хочет слышать.

— Андрей еще пацан, но ты то взрослый человек. Жизнь на училище не закончится.

— Ты отец! Сам говори с ним! — ответила зло.

Василий пытался дозвониться сыну. Но тот выключал телефон, явно не желая говорить и видеться с отцом…

Много раз пыталась Варвара увидеть внука. Но как? Приезжать к нему не хотела, не желая встречаться с дочерью. Останавливала обида на последний разговор с Анжелкой и, уехав от нее, женщина решила для себя никогда не переступать порог ее дома.

Варя навсегда простилась с прошлым, забыв все, что с ним связывало. И приехав в общежитие, хотела пожить тут немного, пока подберет себе подходящее жилье, а потом, перебравшись, устроиться на работу и начать жизнь заново.

— Дура ты, Варька! Забери у Анжелки свое. С чего вздумала дарить ей свою квартиру? Она того стоит, эта сучка? Еще посмеется над тобой! За что ей делаешь подарок? Хоть раз в жизни накажи лярву, заставь уважать себя! Пусть покрутится, когда придется разменивать коттедж на квартиры! Требуй, чтоб тебе нашла равноценную той, какую отдала в свое время, — зудела в уши комендантша общежития:

— Нечего жалеть такую стерву!

— Да ни ее, внука жалко. Он при чем? Ладно я, но ведь отец ушел. Андрюшка, считай, совсем сиротой остался. Тяжко ему придется с матерью. У ней добра в душе не сыскать. Несдержанная, грубая, кто с такою уживется. Уж на что покладистый и добрый ее Вася, а и он сбежал.

— Видать, по мужской части слабак оказался, иначе не таскалась и не выперла б его! — догадалась Людмила.

— Тут о сыне должна была подумать, — не согласилась Варя.

— Прикольная ты баба! Иль только что из пещеры вывалилась? Да пока сын вырастет, дочь твоя на-вовсе стопчется, старухой станет. Кому будет нужна? Мужиков к себе в постель бутылкой придется заманивать, если к тому времени не все отгорит. А разве не обидно, целую жизнь выбросить придется, а кому? Под хвост сыну! Он того достоин? Никто в том не уверен. И, прежде всего, сама Анжелка, вмиг себя вспомнит. И твой промах не повторит.

— Андрюшка характером в отца пошел. Тихий, добрый мальчонка! — вспомнила Варя внука.

— Закинь подруга! Все они хорошие, покуда взрослыми не сделались. Ты, лучше про себя вспомни. Заклей какого-нибудь придурка, пока сама не износилась вконец, стреножь понадежней, чтоб не дергался, и живи ни чешись.

— Отошло наше время, Людка! Теперь мужики совсем девчонок клеют. Мы в стороне!

— Это верняк! Бесится плесень. Глянешь, идет иной, ноги враскорячку, портки на коленках, башка трясется, а сам на соплячек смотрит. Здесь в общаге такие имеются. Небось с Суворовым походы помнят. Так то вышла в вестибюль, глядь, ползет один. А тут кучка девок собралась. Он к ним вознамерился повернуть. На каждой ступеньке пердит, спотыкается, но тащится. Да мало того, говорит им:

— Девчонки! Кто сегодня ко мне уговорится? Ни одна не пожалеет! Подарю незабываемую ночку! Давайте, уламывайтесь озорницы, покуда я на взводе!

— Ну, девки хихикают. И спрашивают:

— Дед! А зачем тебе баба?

— Знамо дело! Ить мужик покуда! Кости разомну, кровь разогрею!

— Дед! Тебе клизьму поставить? — хохочут девки.

— Я сам поставлю! Да такую, что вприпрыжку за мной бегать будете! Вон за мной на улице три бабы увязались, я еле от них отбился. Потому что с шалашовками делов не имею. А только с путними. Вот и вам сказываю, уламывайтесь, покуда я тут готовый и теплый стою. Не то раздумаю, и тогда надолго…

— Поверишь, Варька, я офонарела! Тому старику уже восемь десятков. А он к молодым девкам лыжи вострит. А ведь ветеран, чтоб его клопы погрызли! У него медалей и орденов, от плеч и до коленок!

— Ты не заметила главной награды на нынешний день, что у него меж ног растет и покоя не дает. Он в свои годы еще помнит, что мужиком родился и к молодым бабам пристает. Мы в его годы о шалостях и не вспомним, — отмахнулась Варя.

— Вот и я про то! Нельзя нам терять время.

А и что поделаешь? Вона целый месяц, как последняя дура, носилась сюда с кастрюльками. Все голубцы, котлеты, пельмени, хотела хахаля прикормить. Старалась, как для родненького! Поверила, что любовь у мужиков появляется в сытом пузе! Как бы ни так! Он все сожрет, и даже спасибо не скажет. Про какую любовь с ним тарахтеть, если этот гад мое имя никак не запоминал. Вот так однажды доедает он последний голубец, я и спроси его:

— Антошка, когда мы с тобой про нашу любовь поговорим? — рассмеялась Людмила, вспомнив:

— У моего хахаля глаза по тазику сделались, а голубец колом поперек горла встал. Антошка задыхаться

начал. Я его кверху ногами сдернула. Выскочило все, что сожрал! Иль я не комендант, что свое отнять не смогу? Ну, а хахаль продышался и уполз, ни слова про любовь не сказал. С того дня, как только увидит меня, ищет как миновать, обойти. И уже не приходит. Отбило ему аппетит в тот день напрочь. Ну, я еще попыталась зайти к нему в комнату, да все неудачно. Видно окончательно одичал без женщины! Хотя, в общагу, к себе в комнату вертается уже к ночи! А где шляется? Небось с подзаборными алкашами, каких за бутылку пива уговорить без труда можно. Такие они все теперь. Не хотят в семье жить и заботиться об ней. Им переменку дай, чтоб как кобель, сорвавшийся с цепи, носился вольно от сучки к сучке! — возмущалась Людмила.

— Да у тебя здесь этих Антонов полная обойма! С одним сорвалось, отлови другого, невелика потеря!

— Оно конечно, но неохота цеплять первого попавшегося козла. Мне не только мужик, а хозяин в доме нужен! — скульнула баба жалобно.

Варя не думала о мужиках. Она купила кучу газет с объявлениями о продаже жилья и внимательно их изучала. Подчеркивала, какие приглянулись.

— Вот неплохой вариант! Двухкомнатная, в самом центре, но цена занебесная! За такие деньги совсем недавно можно было коттедж купить. Пусть поскромнее Анжелкиного, зато свое, собственное жилье! — оторвал от газеты стук в дверь.

Антон прямо с порога позвал:

— Поехали ко мне! Я уже совсем перебрался За тобой приехал.

— Не смеши! Чего мне у тебя делать?

— В гости зову! Я же обещал показать свой дом! Ты соглашалась!

— Не помню! И что там забыла? Я вот себе жилье присматриваю. Видишь, объявления изучаю. Вечером обзванивать буду.

— Так ты бери жилье враз с хозяином. Чтоб все в одном комплекте! — смеялся Антон.

— И чего скалишься? Не буду ж вечно здесь жить! Нужен свой угол. Если не хватит у меня денег, продам деревенский дом. Одной он не нужен. А тут, глядишь куплю что-то путнее, — сняла очки баба.

— Варя, поехали ко мне. Я уже все подготовил к встрече. Не откажи, уважь мое старанье! — просил Антон.

Варвара села в машину, оглядывалась по сторонам:

— Погоди, Антон, притормози, — попросила человека, взяв его за локоть, и добавила:

— Вот в этом доме я прожила много лет с Виктором. Тут росла Анжела. Подожди немного, выйду на минуту, — вылезла из машины, подошла к дому, задрав голову, смотрела на окна.

Как давно и как недавно была она здесь своею. Но прошло время. Другие люди прижились здесь, вытеснив из квартиры память о чужом прошлом. Повесили свои занавески, убрали с подоконников цветы. Даже свет стал другой, чужой, незнакомый.

А когда-то, кажется еще вчера, она спешила сюда, сбиваясь с ног, вот в эту дверь. Здесь Варю любили и ждали. Тут никто не обижал. Виктор любил искренне, безгранично. Дочь бегала за нею тенью. Как все изменилось. Никто больше не ждет, никому не нужна, опускается голова, и льют из глаз слезы горькой памяти:

— Пошли, Варь! Не стоит себя бередить! Не воротишь прошлое, как ни терзай душу. Поехали! — взял бабу за плечи Антон и вернул в машину.

Варя ехала молча, вытирала глаза платком. Настроение вконец испортилось:

Глянь! Голый мужик бежит! В одних трусах и тапках! Бородища до пупка, а озорует, как пацан! — указал Антон на человека, бегущего по тротуару.

— Спортсмен! Закаляется на морозе! — тихо отозвалась Варвара.

— Хрен там! От очередной жены линяет. Уже штук семь сменил! Его весь город знает. Не может долго с одной жить. Все не клеится. Чудаковатый человек, он пешком всю Россию прошел, все искал свою половину. Дурак! Ему в джунгли надо, там голожопые средь дня бегают. Любую отловить смог бы без труда! А и тут он просто выделывается, привлекает к себе вниманье баб.

Варвара оглянулась, человек бежал совсем неподалеку. Он не оглядывался по сторонам, не обращал внимания на прохожих. Было похоже, что он тоже убегал от своей беды и памяти. В глазах грозовые тучи, руки сцеплены в кулаки, мышцы напряжены до предела. Только бы хватило воздуха и не подвел бы «мотор»… Только бы вынесли ноги в завтрашний день, вот так, налегке, без одежды и денег, с единственной и последней в жизни надеждой: — «А вдруг встретится сегодня на пути человек…»

А вот на этом перекрестке уже много лет побирается женщина. Вся в черном, она как могильный памятник, не меняется ни зимой, ни летом. Двое сыновей ее погибли в Афганистане. Их похоронили в чужой земле. Мать никогда не видела их могил. На поездку туда не было денег, да и как туда добраться, как найти, кто покажет несчастной могилы ее детей, кто поймет ее боль?

Сколько лет прошло, не считала. Она просила у прохожих милостыню на дорогу к сыновьям. Доехать бы до них, поклониться могилам, посидеть бы хоть немного, поговорить бы с детьми как когда-то давным-давно. Посыпать их могилы горстью земли от дома и взять по горсти с их погоста. Попросить бы у них прощенья, что так долго не приходила. А и как доберешься, если на пути так много границ развелось. Заблудились в них жизни, вот только сердце болит. Большая земля, а могилы такие маленькие! Но как найти их? — трясутся руки женщины от холода. А мимо идут люди, торопливо, не оглядываясь, но нет, вот звенькнула мелочь в ладони матери. Еще кто-то положил коротко. Милиционер, проходя мимо, отвернулся, не захотел обижать старуху, не стал прогонять, сам недавно из Чечни вернулся. Целых полгода там служил. Из них три месяца — в госпитале пролежал с ранением. Окажись на пяток метров ближе, уже не остался б в живых. Может и его мать стояла бы вот так на паперти и сиротами остались бы дети… Но судьба пощадила, оставила жить. Как знать, надолго ли? У всякой жизни свой путь, своя мера горя и радости, удач и крушений. Они не спрашивают, когда им ворваться в человеческую жизнь и поставить ее с ног на голову.

А вон там у магазина цыганки остановили ребят. Гадают, предсказывают, взяли парней в плотное кольцо. Вот так бы от беды спрятали…

— Варя! Мы приехали! Вот моя хата! Выходи! — открыл дверцу машины Антон и подал женщине руку, помогая выйти.

Варвара вошла в дом так, словно много раз раньше бывала здесь. Все надежно и прочно, без вычурностей и наворотов. Повсюду строгий мужской порядок, ни одной лишней вещи на глазах.

Антон явно гордился своим домом, его уютом и, чувствовалось, берег этот уклад.

— Ты, первая женщина, какая входит сюда после ремонта! — объявил хозяин и повел показывать дом.

— Во, гляди! Тут моя спальня! Правда, тихо? И я об том! Завались и храпи как в берлоге! Никто не грызет и не точит! Никакая блоха не кусает! Я ж все дырки-щелки заделал и замазал. Вишь полы стянуты накрепко! И покрашены аж на три раза. Они столько краски за всю жизнь не видели, — хвалился Антон:

— А это моя зала, самая большая комната в доме! Я ее цельный год обставлял. Вишь, телик агромадный, ковер и на стенке и на полу. Диван и кресла, даже стол, все новое, прямо с цеха привез, мне со скидкой продали, как своему труженику. Я тоже не сплошал, отобрал лучшее, что самому понравилось, — улыбался своей удачливости и хвалился напропалую.

— Да ты присядь! Куда сама захочешь, там и приютись. Я на стол соберу!

— Не суетись Антон. Немного посидим, и вернусь к себе, посмотрю варианты…

— А тебе что, не тянулось у меня? — моргнул обиженно.

— Ты о чем? — растерялась Варя.

— Ну, че юлить? Я ж тебя неспроста к себе привез. Приглядись. Я еще не все показал. Есть большая кладовка, подвал и гараж, даже сарай и участок, чердак имею. Все покажу, живу хозяином.

— А я при чем?

— Да разве тебе мужик не нужный? Я, если хошь знать, в большом спросе. На меня бабы, как мухи летят, сами предлагаются. Ухаживают, обхаживают, уговаривают в мужики. Ну да я тоже ни на каждую гляну, сам с выбором, свою ищу, чтоб в душу солнцем легла, а таких немного. Я ж из дефицитных…

Варя невольно рассмеялась.

— А че? Свой дом, при нем машина, участок! Я не старый. Еще мужик хоть куда! При работе и заработке, даже очень неплохом. Можно сказать непьющий. Иногда рюмку вина пропущу и все на том. Не скандалю, ни к кому не лезу Про меня на работе, да и соседи худого слова не скажут. Ничем и никем не замаранный. Никто на хвосте не висит и вслед не плюнет, ни обзовет вонюче. Чем же я тебе не подхожу? Че носом крутишь?

— Пойми, Антон, мы слишком мало знаем друг друга.

— А че знать? Ты, баба, я мужик! Вот и все дела! Чем больше друг про друга знаешь, тем больше споров. А оно надо? Важнее то, что завтра будет, прошлое надо выкинуть, перечеркнуть и позабыть. Сколько той жизни осталось?

— Кого вычеркнуть?

— Все и всех! К едрене-фене! Ну, вот скажи мне, у тебя есть дочь, она тебе всю душу обосрала. А сколько сил положила на нее? Стоила того? Вот и говорю, давай решайся, переходи сюда, и заживем с тобой одним гнездом, тихо и спокойно, как голуби, на радость друг другу.

— Антон, я не могу вот так сразу, мы слишком мало знакомы.

— Чего? Сколь я подле тебя кружу? Считай, сколько времени убил. Мне уже три бабы на закорки прыгали. С ними совсем мало знался, так сами набивались, а ты чего кобенишься, чем не подхожу? Да я ежели в бане отпарюсь, побреюсь и оденусь, лучше твоих навороченных буду глядеться. Они, козлы, полжизни по зонам сидят, а я с милицией никогда никаких дел не имел. Живу спокойно, ни стука в дверь, ни телефонных звонков не боюсь, врагов у меня нет. А если ко мне приходят, так это заказчики. Им я всегда рад и двери открываю нараспашку.

— Антон, у нас с тобой разные ценности!

— У меня тоже на сберкнижке есть! Ответил мужик, не сморгнув.

— Я не о деньгах! Сам знаешь, помимо дочки внук имеется.

— Да не пугай родней. Она у тебя как блохи. Чем больше ты для них стараешься и потеешь, тем сильней кусаются! Закинь печалиться. Твой внук при мамке, и весь в нее будет! — усмехнулся криво и повел Варю знакомиться с домом полностью.

В кладовке баба увидела связки лука и чеснока, пучки сушеной мяты и зверобоя. В подвале как у хорошей хозяйки было все, картошка, капуста, всякие соленья и грибы, ящик соленого сала и даже копченая рыба. Свекла, морковь и яблоки пересыпаны опилками.

Варя похвалила Антона:

— Да ты прекрасный хозяин, бережливый и запасливый. Честно говоря, впервые такого вижу!

Антон, зардевшись от похвалы, даже вспотел, и ответил, заносчиво задрав нос:

— А я что говорил? Да ежли меня отмыть, накормить и приголубить, сущий слиток золота увидишь! Настоящий алмаз! Целое сокровище! При том холостое! Вот и предлагаю, не тяни время, пока меня другие не сперли! Эдакое сокровище долго безбабным не залежится. Хватай, покуда мы вдвоем, и ты не опоздала! Я вот он, покуда ничейный!

— Антон! Я понимаю, для кого-то ты впрямь будешь подарком, но мой удел совсем другой. Я не хочу больше заводить семью. Меня одолевает невезение. Мне только стоит привыкнуть, поверить в счастье, как на голову обязательно свалится беда. Ее не передышать, она валит с ног и бьет всех, кто рядом. Не хочу, чтоб ты в этом убедился и тоже пострадал. Надо мною висит какой-то рок, — говорила Варя, едва сдерживая слезы.

— А ты перешагни его! Поверь, у нас с тобой все сладится. Только б мы были вместе! Беда одиноких ловит, беззащитных и слабых, кому в жизни держаться и дорожить нечем.

— Ты не прав! Я любила Виктора и дочку. Но жизнь оказалась неудачной, разлучила судьба всех, никого не спросила и не пощадила. Видно кто-то с детства меня проклял.

— Я буду беречь тебя от бед! — обещал Антон.

— Ты что ж, думаешь, Виктор не берег?

— Варь! Если б он любил, не повесился бы, постарался б выжить хотя бы ради тебя! Ведь на том дне жизнь не закончилась. Он свалил на ваши головы большие горести. Вы остались без защиты. Мужики не должны вот так уходить. Это подло. Он ушел от неприятностей и забот, прикрыв свою слабость пустыми словами про любовь. Ее доказывают жизнью. И я не верю, что другого выхода не было.

— Не смей кощунствовать! Ты не знал моего мужа и не порочь мертвого! Ведь за плечами каждого своя судьба. Не знаешь, что ждет тебя.

— Я ни над кем не глумлюсь. И над твоим мужем — тем более. Но ты же пойми, у каждого в судьбе случаются свои горести. Нешто все должны в петлю лезть? Иль думаешь, меня лихо обходило стороной? Да тоже хватил всякое. Не то крылья, душу опалило. Просто я не люблю жаловаться и грузить свои несчастья на чужие закорки. Едино, что от того легше не сделается. А и зачем? Минуло и слава Богу! — перекрестился человек.

— Да у тебя какая беда могла стрястись? Одной душой живешь. Ни поддержать, ни навредить некому Ты везде и всегда птица вольная!

— Чудачка ты, Варюха! Вот уж правду брешут, что у бабы, чем длиннее волосы, тем меньше мозгов. Я ведь тоже не под забором родился. И меня на свет мать произвела. Знамо депо, отец тоже был. Хватало родни, случалось, в праздники как соберутся, места в доме не хватало, тесно становилось. Это теперь я один, как былинка на пустыре.

— Куда же все подевались?

— А на что тебе рассказывать, да себе душу травить? Ведь ты и теперь, хоть рядом, а далеко от меня. Отговариваешься, отгораживаешься, думаешь, не допер, с чего вот так? Я враз уразумел! Признайся по правде, что не хочешь связаться с работягой, с «черной костью». Тебе культурный нужен, грамотный и богатый, с каким и в ресторан, и в гости показаться не зазорно. Неважно, что он отпетый козел и сволочь, зато он дорогие подарки принесет и деньги не считает. Все от того, что ему они легко даются. Ни то что мне, мозолями. От них одеколонами пахнет, а от меня потом. Куда ж до них достать? С такими жизнь без мороки, в огород не пошлют, все с магазина покупают, а я сам чертоломлю, все своим горбом добываю, ковыряюсь, как жук в навозе и всякую копейку берегу, мне она легко не дается. Я не раскидываюсь подарками. Пусть меня самого за сокровище держат и берегут. Хреновый тот мужик, какого за деньги принимают и признают. В жизни он ничего не стоит. Не хотел бы себе такой доли. Пусть я корявый, и нет у меня в доме золота. Зато сам самородок! Не веришь? Спроси любого!