Полет почтового голубя

Глава 15 Ароматы гвоздики и апельсина

Мадемуазель И Пинь была молодой высокой женщиной, очень худой, с немного выдающейся вперед челюстью, и страшно близорукой, если судить по толстым линзам ее очков. Цветастое платье подчеркивало ее прекрасно развитую для китаянки грудь. Наверняка в ее роду были тибетки, подумал Еугенио, который где-то читал, будто у некоторых тибеток были очень пышные груди, что давало пищу разнообразным фантазиям у китайцев-мужчин. И Пинь была профессиональным гидом, и именно как гид — бесстрастный и вежливый — она повсюду сопровождала Еугенио. Вначале они отправились в отель, и пока Еугенио устраивался в номере, она ожидала его в холле, листая женский журнал типа «Современной женщины», затем проводила его на место раскопок терракотовой армии. Когда они подъехали туда в такси, несколько нищих, в большинстве своем очень молодых, кинулись к ним навстречу. И Пинь отогнала их, как воробьев, что-то крикнув довольно жестким тоном. Однако один старик не захотел уходить и начал жутко кричать, угрожая им кулаками. Увидев его вблизи, Еугенио отшатнулся. Череп старика был проломлен и прямо посередине срезан под прямым углом параллельно виску, так что казалось, будто у него всего одно полушарие. И Пинь продолжала с ним говорить резким тоном, потом, подойдя ближе, сунула ему в руку старую затасканную купюру, похожую на кусок тряпки. В конце концов старик, чертыхаясь, удалился.

— Бедный старик, — сказал Еугенио. — Что с ним случилось?

— Он не старик, — ответила И Пинь. — Ему еще нет и тридцати. Это из-за несчастного случая он так быстро состарился. Он работал на стройке, и мешок с кирпичами упал ему прямо на голову. Больше он не может работать.

Еугенио смотрел, как «старик», ковыляя, направился к туристическому автобусу.

— Знаете, среди деревенских много калек, — продолжила И Пинь, — хотя здесь еще не деревня, далеко не деревня. Однако условия, в которых живут эти люди, вас поразили бы. Если хотите, мы можем съездить посмотреть. Это жилища троглодитов, без воды и электричества, в крошечных гротах, вырезанных в скале, с одним входом. Там живут целыми деревнями, с козами и курами, детьми, которые не ходят в школу, несчастными стариками и безработными взрослыми, в большинстве своем бывшими крестьянами. Однако земли во всем районе запрещается обрабатывать из-за раскопок терракотовой армии, которые неизвестно когда закончатся.

Ненастоящий старик приставал теперь к целой группе японцев, которые его фотографировали.

— В общем, во имя культуры запрещается культивировать, — подытожил Еугенио, но его игра слов осталась незамеченной, И Пинь ее не поддержала.

За обедом, на который им подали несколько видов равиоли, они немного поговорили о терракотовой армии, затем переключились на Париж, где И Пинь побывала всего один раз и надеялась еще вернуться, так как ей очень понравились французские мода и духи. Их разговор часто прерывался долгими паузами, но И Пинь это не смущало — она явно предпочитала мечтать в тишине, чем изо всех сил пытаться вести беседу. Впрочем, это устраивало и Еугенио, который, однако, повторял себе, что рано или поздно нужно заговорить об Анн-Лор. После обеда они прогулялись вокруг пагоды Дикого гуся и по старой части Сианя, обнесенной гигантскими толстыми стенами. День был великолепен. Легкий бриз нес с собой ароматы гвоздики и апельсина. Еугенио казалось, что люди на улицах беспричинно улыбаются. Затем на узкие улочки быстро опустилась темнота и на фасадах старых домов зажглись тысячи бумажных фонариков. Это создавало обманчивые перспективы, странную игру теней и света, призрачных огней, из-за чего задние дворики неожиданно принимали вид больших площадей, в которых с трудом можно было распознать крошечные патио, а тени на некоторых улочках только подчеркивали, увеличивая и отражая как в зеркале иллюминацию на других улицах.

Еугенио вернулся в отель, договорившись с И Пинь встретиться там позднее, чтобы поужинать. Ему еще нужно было написать Марианне, поправить одну-две статьи и дождаться телефонного звонка Шуази-Леграна. На душе его было легко, и он чувствовал себя удовлетворенным. Вспомнив о Чжоу Енлине, он подумал, что весь день ощущал себя необычайно пористым.