Полет почтового голубя

Глава 4 Тихо шурша мятым шелком

— Я слышал, что в Африке есть молодые люди, которым удается пробраться на взлетную полосу аэродрома, спрятаться в отсеке для шасси самолета и таким образом добраться до Европы. Это правда? — спросил господин Ли.

Еугенио сделал глоток чая.

— Совершенно верно, — ответил он, — хотя власти стараются не слишком это афишировать. Естественно, что эти молодые люди прибывают к месту назначения в глубокой коме или уже мертвыми. Некоторых придавливает насмерть убирающимся шасси, другие замерзают, так как температура на высоте девять тысяч метров опускается до сорока градусов ниже нуля, третьи умирают от недостатка кислорода, поскольку воздух там очень разрежен. Это, конечно же, ужасно.

— Действительно, ужасно, — огорченно произнес господин Ли. — У нас такое невозможно, так как наши аэропорты оборудованы системами слежения, а правила посадки намного строже, но если бы подобная возможность практически существовала, я думаю, что некоторые молодые люди совершили бы такую попытку.

Еугенио и господин Ли сидели друг напротив друга в просторной светлой комнате, со вкусом обставленной мебелью и украшенной различными безделушками. Некоторые из них были явно старинными и очень дорогими. Дом находился на улочке, перпендикулярной улице Антикваров, где у господина Ли был свой магазин. Окна комнаты выходили во внутренний дворик. Тишина была полной. На низком столике из акации стояли две чашки с дымящимся чаем. «Лон Цинь» — «Колодец дракона», — объяснил господин Ли, — мой любимый. Его трудно найти. Существует множество подделок, и даже тот, что продается в большинстве магазинов, не настоящий «Лон Цинь», а просто остатки других сортов чая, изготовленных той же компанией. Но у меня есть свои поставщики», — добавил он, хитровато улыбнувшись.

— Молодые люди в Китае думают только о деньгах, — продолжил господин Ли, — хотя, конечно же, не все. Видите ли, современный Китай — это страна семей с одним ребенком. Точнее, она должна быть такой, — поправился он. — Закон, устанавливающий контроль за рождаемостью, соблюдается в основном в городах. В деревнях по-прежнему рожают много детей. Но пахотные земли не могут расширяться до бесконечности. Все, что пригодно для вспашки, уже вспахано — в нашей стране нет лишних земель. Поэтому города, как фонари, притягивают деревенских бабочек. Миллионы крестьян наводняют пригороды, живут в ужасных условиях, однако работу зачастую так и не находят. Говорят, у нас сто миллионов безработных. Вероятно, их даже в два раза больше, особенно среди молодежи. Я знаю, что многие мечтают об одном: уехать за границу, в Соединенные Штаты, причем на любых условиях.

— Это вовсе не значит, что там им будет лучше, — заметил Еугенио.

— Может быть, но они этого не знают. Точно так же, как молодые африканцы не знают, что их ждет высоко в небе.

Чай был великолепен. Через открытое окно, в которое проникал тусклый свет угасающего дня, до Еугенио доносились непонятные певучие возгласы ребятишек, играющих в соседнем дворе. Господин Ли был морщинистым старцем, любезным и улыбчивым, с лицом, усеянным темными пятнышками. Из-за искривления позвоночника он ходил немного прихрамывая и наклонившись вправо. На нем был элегантный темный костюм, дополненный неброским галстуком. В течение многих лет он преподавал курс восточных цивилизаций в университете Париж IV и прекрасно знал язык и культуру Франции.

Еугенио раздумывал, как поделикатнее приступить к делу. Шуази-Легран не сказал, было ли известно его китайским друзьям, что Еугенио не знаком с Анн-Лор, что видел ее только на фотографии, да и то лишь раз — в день, когда ему была поручена эта миссия, — и абсолютно ничего не знал об обстоятельствах ее исчезновения. Он решил дать возможность своим собеседникам вести разговор по их усмотрению. В конце концов, они были предупреждены о цели его визита и знали, что и когда ему сообщить. Пока же господин Ли не упомянул ни Шуази-Леграна, ни его дочь, и Еугенио не слишком понимал, что тот хотел сказать своей историей о молодых китайцах, желающих покинуть страну. Тихо шурша мятым шелком, в комнату вошла очень маленькая женщина, завернутая в великолепное серебристо-красное переливающееся кимоно.

— Госпожа Ли, — представил ее господин Ли. — Она очень плохо говорит по-французски, так что извините ее.

Госпожа Ли грациозно и величественно поклонилась.

— Добро пожаловать к нам, наш французский друг, — сказала она приятным меццо-сопрано, который Еугенио счел довольно удивительным у женщины ее возраста и размеров.

Он кивнул головой в знак благодарности, улыбнулся и отпил глоток чая.

— Моя жена знала Анн-Лор, — продолжил господин Ли. — Я же видел ее всего лишь раз, почти год назад. Симпатичная молодая девушка. Очень милая.

Госпожа Ли села напротив Еугенио. От нее пахло незнакомыми ему тяжелыми, приторно-сладкими духами. Это была пожилая женщина с гладкой кожей и крошечными зубами, безукоризненно белыми и правильной формы. Еугенио почувствовал себя не в своей тарелке. В тот момент, когда господин Ли совершенно естественно заговорил с ним об Анн-Лор, хотя ничто в их разговоре до сих пор не предрасполагало к этому и никто из них не сделал ни малейшего намека на Шуази-Леграна или его дочь, Еугенио начал невольно подумывать, что вся эта история была тихой и опасной формой помешательства со слишком расплывчатыми симптомами. Ему даже стало казаться, что у стен есть уши или, по крайней мере, комната нашпигована скрытыми глазками видеокамер, микрофонами, спрятанными под обивкой, за французскими фарфоровыми вазами и статуэтками из черного дерева. Внезапно его охватило странное беспокойство.

— Вы ищете Анн-Лор? — спросила госпожа Ли с вежливой улыбкой.

Еугенио слегка кивнул и тоже ответил ей улыбкой. Она старательно выговаривала каждый слог под ободряющим и доброжелательным взглядом мужа, который одобрительно покачивал головой при каждом произнесенном ею слове.

— Я часто с ней встречалась, — продолжила госпожа Ли с ужасным акцентом. — Она ходила на курсы китайского языка в институте.

— Это учебный центр для иностранцев, — пояснил господин Ли, — где можно выучить китайский язык и освоить каллиграфию. Моя жена там преподает.

Госпожа Ли утвердительно кивнула.

— Она перестала посещать занятия два месяца назад. Очень милая девушка.

— Вам известно, где она жила? — спросил Еугенио.

— Нет, может быть, в институте… Она была… замкнутой, you know[4].

Чуть смутившись, господин Ли тихонько засмеялся, будто хотел тем самым подчеркнуть англицизм, вырвавшийся у его жены.

— Я не слишком много о ней знаю, — заметил Еугенио. — Вы ничего не можете рассказать мне о ее интересах, поведении?

Господин Ли обратился по-китайски к своей жене, которая вначале неодобрительно поджала губы, но в конце концов, кажется, сдалась. Тогда господин Ли объяснил:

— Моя жена не осмеливается вам сказать, что у девушки была связь… связь с другим студентом института, итальянцем по имени Пьетро.

— А как фамилия этого Пьетро?

— Кажется, Савелли, — сказала госпожа Ли. — Он тоже больше не появляется, — разочарованно добавила она. — Возвратился в Италию. Симпатичный молодой человек, тоже очень милый.

Разочарование, проступившее на лице Еугенио, видимо, было столь велико, что господин Ли поторопился его успокоить:

— Не волнуйтесь, вы ее найдете. Чтобы достичь заветной цели, иногда следует поменьше знать о ней. Будьте уверены, если бы почтового голубя выучили географии, он бы никогда не прибыл к месту назначения.

Госпожа Ли с грустным видом кивнула. Последний луч солнца проник через окно и высветил контуры столика из темного дерева, стоящего в другом конце комнаты. Дети уже ушли со двора, и теперь в доме царила тишина, едва нарушаемая приглушенным шумом бульвара. Время от времени слышался странный крик какой-то птицы, возможно, козодоя, подумал Еугенио. Господин Ли встал, неловко прихрамывая, доковылял до тускло освещенного стола и зажег ароматизированную палочку. Затем протянул Еугенио лист бумаги, на котором был написан адрес.

— Это институт, — сказал он. — Вы можете обратиться туда от имени моей жены или от меня лично. Может, там вам расскажут что-нибудь еще. Мы действительно сожалеем, что больше ничем не можем вам помочь.

Спустя несколько минут Еугенио уже медленно шел по Люличану, разглядывая витрины лавок, заполненные вазами, статуэтками и другими безделушками, однако ничто не вызывало в нем особого интереса. Солнце скрылось, и теперь вокруг разливался странный голубоватый свет. Еугенио думал о фотографии Анн-Лор, которую дал ему Шуази-Легран. Девушка с кукольным личиком, черными волосами и глазами. Впрочем, довольно обычное лицо, ничего примечательного. Он говорил себе, что если теория господина Ли о почтовом голубе верна, то он обязательно найдет Анн-Лор, так как на данный момент не располагает о ней никакими сведениями.

Неожиданно прямо перед собой, посреди улицы, он увидел старика в некоем подобии коляски — безногого калеку, продававшего крошечные оловянные фигурки крестьян и солдат. Он знаком попросил Еугенио подойти. Фигурки были выполнены довольно тщательно и аккуратно. Марианне они наверняка бы понравились. На старике был старомодный рабочий комбинезон и кепка-маоцзедунка. Он улыбнулся Еугенио беззубым ртом.

— Fifty yuans only[5], — зазывно произнес он.

Это была мизерная сумма для Еугенио, но чересчур большая за такой крошечный предмет. Решив немного поторговаться, он показал на фигурку крестьянина в черных штанах, соломенной шляпе и белой рубашке и сказал: «Ten»[6], что было для него смехотворной суммой, но все же большей, чем ожидал старик.

— Ten, o'key, — весело произнес старик, не став спорить, и быстро завернул фигурку в газетную бумагу. — Looking for the young girl?[7] — по-прежнему улыбаясь, внезапно спросил он.

От неожиданности Еугенио вздрогнул. Он сделал вид, что плохо понял.

— Young girl, — повторил старик. — Mister Li. Yes?

Еугенио удивленно округлил глаза и слегка кивнул головой в знак того, что готов слушать. Но старик молчал, словно воды в рот набрал, и с улыбкой продолжал смотреть на него. Вдруг до Еугенио дошло, что в одной руке старик держит пакет с фигуркой, а раскрытую ладонь протянул к нему. Он понял и добавил сорок юаней.

— Ваншулу стрит, two[8], two, two, — произнес старик.

Затем протянул Еугенио его покупку, сунул в карман пятьдесят юаней и, попрощавшись кивком головы, покатил прочь в своей коляске.