…Густая тьма над Волгой усилилась низовым туманом, предвестником зари. Он уже упрятал в свою пелену разноцветные огни бакенов, хотя привставшему со своей скамьи Стрижу еще были видны звезды и ущербная, полумесяцем луна. Он даже не видел друзей-рыбаков, хотя они находились в метре-другом. Только какие-то тени, плеск вытягиваемой сети, да иногда по ноге увесисто шлепала отлетевшая слишком далеко от кучи рыбина. Анатолий долго еще слышал гулкие удары ее беснующегося тела по дюралевому днищу лодки.
Где-то вдалеке послышался приглушенный стук двигателя. Стриж забеспокоился, вытянулся еще больше во весь свой небольшой рост, тревожно вглядываясь в темноту. Звук затих. Анатолий облегченно вздохнул, уселся, сжимая рукоять газа лодочного мотора. Но вскоре стук двигателя возник опять, только ближе, в тумане проступили бортовые огни. Он мгновенно понял — самоходная баржа, пустая. Это было самое страшное: у идущей порожняком самоходки нос круто задран вверх, и рулевой в рубке на корме видит только то, что вдали.
— Режь сети! — крикнул Анатолий на нос «Казанки», а сам рванул шнур стартера «Вихря». Двигатель было взревел, но тут же захлебнулся. Стриж даже не поверил сначала. Это был его «Вихрь», старенький, но безотказный, как часы. Он дернул ремень еще раз и еще. Движок даже не схватывал. Совсем остервенев, он рванул ремень изо всех сил и порвал его. А самоходка была уже совсем близко, в каких-то метрах. И он понял, что это все, столкновения не избежать, нос баржи уже закрывал часть звездного неба… Анатолий закричал от ярости и обиды и… проснулся.
В железную дверь его квартиры ожесточенно лупили чем-то тяжелым. Стриж, стряхнув остатки сна и вытерев вспотевший лоб, огляделся по сторонам. Оказывается, он спал прямо в кресле, перед ним на столе стояла кружка давно остывшего чая, в стороне бормотал что-то включенный телевизор. В дверь продолжали наяривать. Анатолий поднялся и пошел в прихожую, разминая руками затекшую шею. В уме он все прокручивал странный сон, удивляясь его ощутимой яркости: даже запах рыбы, и тот как наяву.
— Сейчас, сейчас, — крикнул Стриж, открывая замок и гадая, кто это может быть. "У Ленки свой ключ, да ей еще и рано", — подумал он о жене. Что случилось потом, он даже не понял. Осознал только то, что лежит на полу, руки завернуты назад, и сверху коленкой его прижимает здоровенный жлоб в пятнистой маскировочной форме. Еще несколько таких же шуровали по квартире, переворачивая все вверх дном. Скосив глаза, Стриж увидел у стоящего рядом незваного гостя в руке автомат. "Похоже, ОМОН", — удивился Анатолий.
— Подними его, — приказал кто-то.
Державший выполнил приказ, как пушинку вздернул Стрижа прямо за вывернутые руки. От этой неласковой помощи Анатолий чуть не взвыл. Руки ему задрали так, что рассмотреть он мог разве что свои носки. Затем невидимый помощник запустил пятерню в шевелюру хозяина квартиры и вздернул лицо зашипевшего от боли Стрижа вверх. Некто усатый, мощного сложения, в креповом берете сравнил его лицо с фотографией в паспорте, удовлетворенно кивнул головой.
— Стрижов Анатолий Васильевич? — спросил он.
— Да, — еле прохрипел в ответ Стриж.
— На основании указа президента вы задерживаетесь на трое суток по подозрению в убийстве, — сурово объявил офицер.
"Какое убийство? Они что, рехнулись?" — подумал ошеломленный Стриж.
— Ну что, ничего не нашли? — спросил потерявший всякий интерес к арестанту омоновец своих подчиненных.
— Никак нет, товарищ капитан.
— Что собака?
— Наркотиков нет, — отозвался голос сбоку.
— Товарищ капитан, взгляните.
— Интересно.
Стрижу снова тем же способом помогли поднять голову.
— Откуда это у тебя? — спросил капитан, держа в руках новенькую, не обмятую еще омоновскую форму со всеми знаками различия.
— Ребята подарили, — нехотя ответил Стриж.
— Это какие же такие ребята, а? Назови фамилии, я ведь их всех знаю, — с явной издевкой спросил капитан.
— Из новосибирского ОМОНа…
— Ах вот даже как! Слышь, ребята, сибиряки постарались! — продолжал издеваться капитан. — И за что же тебе ее подарили, за красивые глаза?
Стриж ответил названием своего родного города. После мартовских событий городок этот прогремел на всю страну.
— Товарищ капитан, а тут и медаль есть, "За боевые заслуги".
Примолкший капитан прочитал наградной ордер, повертел в руках медаль, хмыкнул, отдал ее обратно солдату.
— Положь откуда взял. Да отпусти ты его немного! — обратился он к невидимому тюремщику. Тиски разжались, и хотя наручники не слишком радовали Стрижа, но теперь он хоть мог стоять прямо.
— И как же ты туда попал? — продолжил допрос дотошный омоновец.
— В гости ездил, на родину, — спокойно ответил Стриж.
Капитан полистал паспорт. Тот подтверждал факт рождения Стрижа в том самом городке.
— И что, прямо-таки воевал там?
— Пришлось, — коротко ответил Стриж.
— Слушай, а чеченцев и в самом деле целая рота была? — с интересом спросил кто-то сбоку.
— Да ладно, — поморщился Стриж, — это уж журналисты загнули. Человек тридцать, не больше.
— А правда, что у них отбили целую машину со "Стингерами"? — снова вступил в разговор капитан.
— Всего две штуки.
— Форму тебе сразу подарили?
— Нет, потом уже, после того, как их вывели из Чечни. Я два месяца в госпитале провалялся по ранению.
— Понятно. Повесь обратно, — обратился капитан к подчиненному, все еще державшему в руках пятнистую форму. Потом он как-то растерянно глянул на стоявшего сзади Стрижа омоновца, почесал озадаченно висок. Стриж тоже скосил глаза назад, но при его росте увидел только мощную грудь богатыря.
— Ладно, ты извини, что так вот, — капитан неопределенно махнул рукой в сторону разгромленной квартиры. — Дали приказ задержать особо опасного рецидивиста.
Омоновец был явно обескуражен.
— Хорошо, замнем для ясности, — поморщился Стриж. — Лучше скажи, что мне шьют?
— Убийство. Что-то с той девушкой на пляже. Так что извини, но придется тебе проехать с нами.
— Черт с вами, — вздохнул Стриж. — Дайте одеться.
С него сняли наручники, позволили обуться, надеть куртку. Перед выходом капитан снова замялся.
— Извини, брат, надо все по инструкции. Наручники.
Стриж молча протянул руки вперед.
Несмотря на вечер в четырехэтажном здании милиции было полно народа. Стрижа после выполнения всех формальностей препроводили на третий этаж, в самый конец коридора.
— Васильчиков, к тебе что ли? — спросил капитан, открывая дверь.
— А, уже доставили! — обрадовался молодой худощавый лейтенант, кудрявый, с высоким, далеко не командирским голосом. — Хорошо.
— Распишись, — сунул ему какую-то бумагу капитан. Тот расписался, пятнистые ребята уже потянулись к выходу, но тут лейтенант их остановил.
— А почему у него руки не за спиной? — строго обратился он к капитану.
— Чего? — сделал вид, что не понял, омоновец.
— Почему арестованный доставлен не по инструкции? — продолжал качать права лейтенант своим высоким, срывающимся на фальцет голосом. — Руки должны быть за спиной!
Капитан оглянулся на своих подчиненных, сделал жест, требующий чтобы они закрыли дверь, и наклонился через стол к лейтенанту.
— А лейтенанты не должны быть по инструкции сопливыми, — вкрадчивым голосом объяснил он и, уцепив кудрявого за нос двумя пальцами, помотал его голову из стороны в сторону. Затем вытер пальцы о погоны хозяина кабинета и неторопливо вышел, буркнув себе под нос: "Говно еще, а уже указывает".
Теперь Стриж остался один на один с разъяренным лейтенантом. Тот, морщась, подержал несколько секунд свой пострадавший нос пальцами, потом подбежал к прямоугольному зеркалу, висевшему на дверце шкафа, долго разглядывал его.
— Ничего, он у меня за это ответит, я на него рапорт напишу! — плачущим голосом пригрозил лейтенант. Обернувшись, он зло глянул на Стрижа, заметил его усмешку и еще больше осатанел. Резким движением он поднял трубку телефона, набрал номер.
— Олег Палыч? Здравствуйте, это Васильчиков. Стрижов доставлен. Да, минут через пятнадцать, хорошо?
Закончив разговор, он поднялся из-за стола, вытащил из сейфа тоненькую папочку, торжественно положил ее на стол.
— Ну что, крышка тебе, — начал без долгих предисловий. — Колоться сразу будешь?
— В чем это? — спокойно спросил Стриж.
— Сам знаешь, в чем, — весело продолжил кудрявый. — Не дури мне мозги, сумочку-то мы нашли, как ты ее ни прятал.
"Какую еще сумочку?" — с недоумением подумал Анатолий.
— У тебя уже есть судимость за убийство, теперь рецидив, так что на вышку тянешь, — продолжал гнуть свое Васильчиков. — Сознавайся сразу, лучше будет.
В этот момент открылась дверь и вошел еще один лейтенант, невысокий, щупленький, с аккуратными усиками скобочкой. Был он в одной рубашке, но при кобуре.
— Привет, Лень, — обратился он к Васильчикову. — У тебя куревом не разживусь? Я что-то пролетел, двух пачек на день не хватило.
— Курить надо бросать, Сазонов, — покровительственно протянул пачку вошедшему лейтенант, а сам снова обратился к Стрижу. — Ты, парень, если жить хочешь — говори. Через десять минут приедет следователь, он мужик тертый, расколет тебя в два счета. А так оформим как чистосердечное признание.
— Это за что ты его? — спросил гость, порывисто затягиваясь сигаретой.
— Да по той девице с пляжа. Все улики против него, а он еще ерепенится. Девчонку сначала изнасиловал, а потом убил. Экспертиза все уже показала.
— Он что, маньяк? — снова спросил гость.
— Вряд ли. У нее в сумочке пачку долларов нашли. Так что давай не тяни с чистосердечным, — снова обратился лейтенант к Анатолию, — а то с сумочки пальчики твои снимем, и все! К исключительной мере!
Кудрявый просто сиял от счастья и радости, видя такие интересные для подследственного перспективы.
"Дятел! — невежливо подумал о нем Стриж, прикрывая глаза. — Отпечатков не будет, никакой сумочки я и в глаза не видел".
— Может, тебе помочь, Лень? — прозвучал сзади голос усатого лейтенанта.
— Попробуй, — согласился Васильчиков, не поднимая глаз от листа бумаги, в котором что-то усиленно чертил.
— Встать, — приказал Стрижу гость.
Стриж поднялся, увидел среди бумаг на столе ключик от наручников, и тут же резкая боль в почках заставила его вскрикнуть и выгнуться дугой. Покосившись назад, он увидел в руках у усатого лейтенанта пистолет. Тот держал его за ствол, рукояткой к себе, как кастет. Новый взмах рукой, и дикая боль на этот раз заставила Стрижа в голос взвыть.
"Да что он, сволочь, сдурел что ли?! Вот гад!"
Оглянувшись, он встретился взглядом с мучителем. Тот, прищурившись, явно чего-то ждал. В глазах усатого читались нетерпение и издевка человека, уверенного в собственной безнаказанности.
— Ну что, козел, будешь говорить? — спросил Сазонов, облизнув губы.
Хозяин кабинета был несколько обескуражен подобным ходом следствия:
— Коль, ты чего это его так сразу?
— А чего с ним долго возиться, сейчас все скажет, — уверенно заявил усатый и снова ударил. Стриж готов был взорваться. Что наручники, он бы отделал лейтенанта и в них, но за плечами были десять лет жестокой тюремной школы терпения. И Анатолий молил только об одном — скорее бы приехал следователь.
— Коль, да оставь ты его! — взмолился кудрявый Васильчиков и поднялся из-за стола. — Он все равно расколется, против него улик — во! Выше крыши.
Лейтенант открыл досье, начал перебирать какие-то бумаги. А Стриж услышал сзади характерный, лязгающий звук — усатый дослал в казенник патрон. Анатолий чуть повернул голову и увидел в зеркале на дверце шкафа фигуру Сазонова. Тот явно целился ему в спину. И Стриж не выдержал, резко прыгнул в сторону. Грохнул выстрел, пуля, не найдя того, кого надо, угодила в кудрявого лейтенанта, отбросив его назад вместе со стулом. Пока ошалевший стрелок соображал, как же это все произошло, Стриж ударом ноги выбил из его рук оружие, а затем так заехал по лицу сцепленным в замок кулаком, что Сазонов отлетел в угол и отключился.
Анатолий оглянулся по сторонам, схватил стул, сунул его ножкой в ручку двери, а потом уже занялся своими наручниками. Открыть их, даже имея ключ, оказалось не так уж и просто. Справившись, он бросил их на пол и заглянул за стол. Лейтенант лежал там, где упал, взгляд у него был напуганный и недоуменный, рукой он зажимал рану на правом плече. Подмигнув, Стриж вернулся к его приятелю. Встряхнув усатого за грудки, он заставил его открыть глаза.
— Кто велел тебе меня пристрелить?
Лейтенант приоткрыл окровавленный рот, взгляд у него блуждал.
— Ну, говори, сука! — прикрикнул на него Стриж и поднял с пола пистолет.
— Капитан Калинин, — прохрипел испуганно мент.
В дверь торкнулись, затем застучали, взволнованно загомонили несколько голосов. Стриж вскочил на ноги, открыл досье, выдрал из него всю сердцевину, сложил напополам и сунул в карман куртки. Затем он оглянулся на окна. Увы, оба они были забраны решетками. "Ловушка!" — заскрипел зубами Стриж. Взгляд его остановился на заделанном фанерой дверном проеме рядом со шкафом. "Попробую", — и, разбежавшись, Стриж ударил всем телом в белый проем. Тот неожиданно легко поддался, и Анатолий с грохотом ввалился в другую комнату. Он упал на кафельный пол, тут же вскочил. Выглянувшая было из кабинки женщина взвизгнула и спряталась обратно. "Женский туалет, — понял Стриж. — Забавно".
Рассусоливать и извиняться перед дамой было некогда. Подбежав к окну, закрашенному, как это обычно бывает, до половины белилами, он вскочил на подоконник и глянул вниз на улицу. Метрах в двух ниже блестела после недавнего дождя покатая крыша здания гаража, вплотную примыкавшего к милиции.
Стриж попробовал было открыть шпингалет, но тот не поддавался, намертво сцементированный краской за долгие годы своей службы. Сзади раздались какие-то крики. Оглянувшись, Анатолий увидел в проделанном им проеме синие мундиры и, уже не раздумывая, ударом ноги высадил стекло, перекинул тело через подоконник, на секунду повис на руках, а потом спрыгнул на крышу гаража. Жестко фиксировать ноги при приземлении он не стал, просто сложился в кульбите и покатился вниз. На самом краю крыши он хотел затормозить, но, поскользнувшись на мокрой жести, полетел дальше, едва успев одной рукой зацепиться за желоб водостока. Через секунду тот оборвался, но Стриж уже пришел в себя и приземлился на обе ноги.
Вдогонку он услышал пистолетный выстрел, но понял, что это так, для проформы, потому что уже сворачивал в ближайший переулок. Последовать за ним тем же маршрутом никто не решился.
Стриж, прихрамывая (все-таки немного зашиб ступню), шел по старому городу. Приезжие даже плутали в этом лабиринте извилистых улочек. Пока кругом было пустынно, но Стриж не сомневался, что на ноги уже поднята вся милиция. Утешало одно — на город опускался синий осенний вечер. Да и нога, хотя и побаливала, но в меру.
Наконец он вышел туда, куда стремился — на многолюдную набережную. В толпе снующих по магазинам или просто гуляющих людей он почувствовал себя в относительной безопасности. Народ стремился с толком использовать редкое затишье между штормами. С эрой приватизации все первые этажи зданий на набережной заполонили кафе и магазины, забегаловки и рестораны. Сезон кончился, но они по-прежнему заманивали к себе посетителей мягкими огнями неона.
В свое время этот трехсоттысячный город на берегу моря никогда не котировался как первоклассный курорт. Большой порт, крупный промышленный центр. Теперь — другое дело. Кавказ и Крым отпадали, поток отдыхающих увеличивался с каждым годом. Хуже обстояло дело с промышленностью, заводы простаивали, вместе с безработицей, как снежный ком, росли наркомания и преступность.
Стриж зашел в небольшое кафе-мороженое. Оно устраивало его тем, что столики отделялись друг от друга невысокими барьерами. Заказав себе кофе и пирожное, он прошел в дальний угол, сел на всякий случай лицом ко входу. Даже не почувствовав толком вкуса, расправился с кофе и пирожным, вытащил бумаги. Первые листы не дали ему ничего. Девушку на фотографии он не знал, фамилию и имя слышал впервые. Потом шел лист протокола, заполненный крупным, неровным и, как ему показалось, знакомым почерком. Стриж начал читать. С первых же строк кровь прилила к его лицу. Чудовищен был сам смысл написанного, но еще больше его поразили возможные имя и фамилия писавшего. Забегая вперед, он перевернул листок, глянул на подпись и удостоверился, что в самом деле прекрасно знал этого человека. Ведь еще сегодня утром…
…Ближе к рассвету шторм начал стихать. Ветер уже не так яростно набрасывался на вознесшуюся над плоским побережьем спасательную станцию. Ревущие ноты его властного голоса сменились печальными, постанывающими, словно он жаловался, как устал в этой безнадежной схватке с пространством и морем.
Стриж поднял голову от книги, прислушался. Удостоверившись в том, что шторм в самом деле стал стихать, он повеселел — все приятней будет идти домой после суточного дежурства. Подумав, он отодвинул от себя книгу, встал размяться. Если бы кто-нибудь из старых друзей увидел корешки этих книг — очень бы удивился. Тут были одни учебники: психология, анатомия, разные справочники. Студент-заочник Анатолий Стрижов готовился к своей первой в жизни сессии. Трудно на четвертом десятке лет начинать все заново, но он наконец понял, в чем его предназначение. Он заменит ушедшего из жизни первого тренера.
Анатолию нравилось возиться с пацанами. Когда он здесь, на юге, начал вести боксерскую секцию, то делал это в присущей ему манере — делу отдавал всю душу и все время. Скоро он понял, как ему не хватает знаний. И вот тогда Анатолий решил поступить в институт. Как поступал — надо писать другую книгу. Такую стену мог пробить только Стриж с его напором танка, у которого заклинило управление. Судимость, возраст, давно забытые школьные знания — все было против него. А он сумел.
В половине восьмого приехал сменщик Олежка Прилепа. Стриж, упорно долбивший свои учебники, услышал сначала звук мотора его мотоцикла, потом звяканье дверей гаража. Вскоре по крутой железной лестнице зазвенели шаги Олега. Стриж улыбнулся, закрыл учебник, аккуратно положил его сверху других и, крутанувшись на самодельном вертящемся кресле, стал ждать. Еще ни разу за все время совместной работы Олежка не повторился. Удивил он и теперь. Тихонечко приоткрылась дверь, и в комнату «заглянул» череп… в мотоциклетном шлеме.
— Смена пришла! — скрежещущим противным голосом известил необычный рокер и смачно клацнул зубами.
Стриж от хохота чуть не упал с кресла. Отсмеявшись и утерев слезы, он подал руку умелому кукловоду, торжественно застывшему на пороге с черепом в руках.
— Ну как? — спросил Олежка, пожимая протянутую ладонь.
— Класс! Ты сегодня превзошел самого себя, — честно признался Стриж.
Улыбка на лице Прилепы стала еще шире. Он был из породы "солнечных мальчиков". Давно его никто не звал Олегом, просто Олежка и все. Есть люди, с первого взгляда вызывающие доверие и радость, он был именно таким. Ростом выше среднего, гармонично сложенный, с правильными, тонкими чертами лица. Особенно удивительной была улыбка, обворожительная и на редкость заразительная.
Редко кто мог устоять перед его обаянием. Стрижа сначала удивляло, что в свои двадцать девять Олежка не женат. А претендентки роились вокруг, что те пчелы. Но со временем Анатолий понял, что друг просто не создан для совместной жизни. Он был из другой породы. Сто лет назад Олежка носил бы гусарский мундир и гордое прозвище — бретер. Бабник, кутила, игрок — и удачливый. О его карточных фокусах ходили легенды. Заманить его в семейную жизнь — все равно что посадить в клетку ветер.
— Держи, как обещал. — Олежка вытащил из шлема череп, подал его Стрижу.
— О, молодец, спасибо! Ты случайно его не сегодня ночью выкопал?
— Нет, вчера, — отшутился Олежка, выкладывая из сумки все, что нужно человеку для длительного и нудного дежурства — пищу для желудка и ума.
— Сколько с меня? — поинтересовался Анатолий, вертя в руках череп.
— Нисколько, — все с той же улыбочкой ответил Прилепа. — Я его увел у бывшей студентки мединститута.
— А ей что, он уже не нужен?
— Она теперь жена владельца трех ресторанов, а анатомию изучает по лысине своего мужа. Кстати, его, — он показал на череп в руках Стрижа, — зовут Йорик, он мужского пола. Челюсти совсем от другого черепа.
— Не челюсти, друг мой, а мундиболы и максиллы.
— Чего-чего? — переспросил Олег, наливая себе чай из большого, шестилитрового самовара, гордости спасателей.
— Верхние челюсти по-научному максиллы, а нижние… — Стриж сверился с учебником, — мундиболы.
— Ага, — понял Олежка, — значит это я вчера по мундиболам получил?
— Именно, — подтвердил, приглядевшись, Анатолий. На щеке у сменщика проглядывала явная припухлость слегка желтоватого цвета. — И за что такие жертвы?
— А, — с улыбкой махнул рукой Олег, — придурок один не вовремя домой приперся.
— Ты как, в окно прыгал? — смеясь, спросил Стриж.
— Ну еще чего, в дверь. Быстро, правда. Здоровый бугай, я еще дешево отделался.
— А жену, конечно, он задушил?
— Кто? Это она его скорей задушит. Не в первый раз. Вот такая кнопка, — он показал от пола уж совсем что-то метровое, — а вертит им как хочет.
Они с удовольствием попили чайку, поболтали на разные темы. Уже рассвело, шторм и в самом деле утих, только надолго ли? Время такое — сезон штормов.
Попрощавшись, Стриж спустился вниз на первый этаж.
В народе это здание звали просто — башня. Ее построили совсем недавно, года три назад. На другом конце огромного, более чем километрового пляжа стояла еще одна станция, старая, работающая только летом. До туристского бума она вполне удовлетворяла город, но когда пляж удлинили, произошла совсем дикая история, наделавшая много шума по всей стране. Один из отдыхающих в межсезонье после посиделок в ресторане решил показать жене свою удаль и полез купаться. Мужик приехал с севера, здоровый, вот только не учел, что коньяк и холодная вода несовместимы. Метрах в ста от берега у него прихватило сердце. Он смог добраться до ограничительного бакена. Пока искали спасателей, спускали катер, прошло часа полтора. Пловец умер от переохлаждения буквально на глазах у жены. После этого и построили башню, основным отличием которой от старой спасалки был встроенный элинг на втором этаже с наклонными стапелями, уходящими прямо в море. Система лебедок позволяла спускать на воду катер за считанные минуты. На третьем этаже помещалась обзорная комната с большими окнами на три стороны, по размеру гораздо меньшая, чем предыдущий этаж. На образовавшемся балконе летом под тентом любили кайфовать спасатели. Ну, а первый этаж занимала подсобная мастерская с верстаком и тисками, да еще комнатка для подзарядки и хранения аквалангов. Помещать рядом с кислородными баллонами какую-либо технику запрещалось, но ребята потихоньку наглели, а Стриж, тот и совсем "дошел до ручки" — держал там второй месяц свою новенькую «Яву». Собственного гаража у него не было.
Подняться наверх можно было или по хитроумной винтовой лестнице, ведущей сквозь все этажи, или прямо с земли по крутой железной лестнице, отзывающейся наподобие камертона мелодичным звоном на каждый, даже самый легкий шаг.
Стриж вывел свою «Яву», махнул напоследок рукой вышедшему на балкон Олегу и направился на другой конец города. До одиннадцати прозанимался с пацанами из секции, затем час потратил на себя — Анатолий все еще держал хорошую форму, просто так, по многолетней, въевшейся в душу и тело привычке. В первом часу он снова подъехал к башне и уже издалека увидел неподалеку на берегу «скорую», два милицейских «жигуленка», небольшую толпу людей. Загнав мотоцикл, Стриж протиснулся в первый ряд, нашел Олега, толкнул его в бок:
— Что случилось?
— Девушку выбросило на берег, — негромко ответил тот.
— Ты что ли вызвал? — продолжал расспросы Стриж.
— Да. Смотрю что-то темное в волнах, я за бинокль. Тело. Одел гидрокостюм, выволок на берег.
— Что с ней?
— Шею кто-то свернул. На ноге обрывок веревки.
Несмотря на то, что они старались говорить шепотом, на них обернулся какой-то круглолицый капитан-милиционер в легком осеннем плаще. Они невольно примолкли, затем капитан отошел, и на секунду Стриж увидел длинные, русые волосы девушки.
— Спасатель где у нас? — громко обратился к толпе один из милиционеров в штатском.
— Здесь я! — отозвался Олег и подошел к спрашивающему. Стриж поневоле оказался в первом ряду. Недалеко от него остановились двое, тот самый капитан и другой в штатском, вытиравший руки полотенцем.
— Часов двенадцать, не больше, — донеслось до ушей Анатолия.
"Значит, ночью, — высчитал Стриж. — Где-то рядом бросили, или с набережной, или с волнолома".
Подошел Олег.
— Ну что?
— Да протокол подписал. Спрашивали, не было ли у нее каких-нибудь документов, но я не дурак, сразу звонить побежал.
— Как она, красивая?
Олег пожал плечами.
— Наверное. Кожа чистая, молодая, а лицо сильно избито, скорее всего, о камни.
Покойников в жизни своей Стриж повидал немало, тем более утопленников — больше десятка поднял со дна. Но все равно на душе стало муторно, нехорошо.
Они отошли к станции, остановились на минутку. Сквозь тучи даже проглянуло солнышко, а еще Анатолий почувствовал, как подступила усталость. Не давал свежести даже остро пахнущий йодом морской ветер
— Ну ладно, я пошел, — сказал он сменщику, и они пожали друг другу руки.
Добравшись до дома, он первым делом поставил на огонь чайник, по уже устоявшейся привычке, не разогревая, проглотил завтрак. Налил себе очень крепкого чая, слабый он пить не мог: в зоне другого не употребляли, так и втянулся незаметно. Хотя перед сном это и ни к чему, но привычка — страшная штука. Пройдя в зал и усевшись в кресло, обнаружил на журнальном столике короткую Ленкину записку: "Буду поздно, зайду к матери за Верочкой".
Стриж усмехнулся. Отношения между матерью жены и внезапно обретенной внучкой приобретали прямо-таки идиллический характер. А Ленка, честно говоря, боялась прямо противоположного. Стольких трудов стоило ей уговорить мать приехать жить к ним в город, продав свой двухэтажный особняк. Первое время они ютились вместе в однокомнатной квартирке Стрижа. Лена хотела поменять ее с доплатой на большую, но пожив втроем, поняла, что подобный вариант не подарок. В конце концов они разъехались в две двухкомнатные квартиры в разных концах города.
Под запиской лежал большой конверт яркой, кричащей расцветки.
— Ну наконец-то! — радостно вырвалось у Стрижа.
Он с месяц надоедал Ленке, прося ее увеличить их свадебную фотографию, хотел повесить ее на стенку. Елену, даму с утонченным эстетическим вкусом, даже сама идея приводила в ужас. Но Анатолий не отступался.
На фотке были все его друзья. Вот они, стоят рядом. Ленка все-таки надела на свадьбу свои белоснежные туфли на невероятно высоком каблуке. И чуть ли не на голову возвышалась над женихом. По росту ей более подходил Андрей, его Стриж попросил быть свидетелем. Тут он еще совсем бледный, худой. Чеченская пуля в той давней переделке едва не достала сердце. На свадьбу его просто выкрали из госпиталя, без него для Стрижа праздник был бы не праздник. Через месяц они поменяются местами, и уже Стриж будет шафером у Андрея.
И рядом, как всегда, Илья и Сергей, неразлучная парочка. Порой Стриж сильно тосковал по друзьям, вот и хотел иметь перед глазами хотя бы их изображения.
Память невольно перенесла его к весенним событиям на Волге. Приехав в марте на похороны тренера, Стриж то ли случайно, то ли, наоборот, по неизбежной логике, предначертанной ему свыше, оказался в эпицентре кровавой драмы противостояния сил правопорядка и чеченского клана, занимавшихся поставкой оружия и наркотиков. Все кончилось самым настоящим побоищем с применением гранатометов и автоматического оружия, с горящими домами и десятками жертв. Начальство в Москве потом долго било себя кулаком в грудь, громогласно заявляя об удачно проведенной операции. Участие "некоторых штатских", вроде Стрижа и его друзей, старательно замалчивалось. Если бы не Семыкин, ставший все-таки капитаном и получивший орден "За личное мужество" из рук президента, не видать бы им и тех скромных медалей "За боевые заслуги". Но не медаль была важна Стрижу. Дружба, скрепленная испытаниями, дорогого стоит.
Перебирая в памяти все прошедшее, он незаметно заснул. Снились ему ночь, Волга, сгущающийся низовой туман… А разбудил его требовательный стук в дверь.
И вот спустя несколько часов после их прощального рукопожатия у башни перед Стрижом лежит донос, написанный Прилепой.
— Не понимаю! — прошептал Стриж.
Вспомнились Олежкина улыбка, его чистые глаза. Анатолий почувствовал себя обманутым и униженным. Было больно, гораздо больнее, чем когда тот летеха бил пистолетом по почкам. Стрижа предавали не раз и не два, но всегда ощущение было одним — словно перекрыли кислород. И совсем не хотелось жить.
В кафе с шумом и смехом впорхнула стайка девушек, невероятно молодых и красивых. Они расселись чуть впереди, по другую сторону прохода. Отсюда он видел только двух, озорных, хохочущих.
"Как хорошо быть молодым и здоровым, — думал Стриж, — полным надежд и задора. Их еще мало обманывали. Со временем и они изменятся. А жаль. Вот тут у меня, пожалуй, есть преимущество. Я уже битый-перебитый, переживу и это".
Одна из девиц поймала на себе тяжелый взгляд Стрижа, шепнула что-то своим подругам, те с любопытством обернулись на него, прыснули приглушенным смехом. Анатолий опустил глаза, просмотрел до конца все бумаги, снова сунул их во внутренний карман. Затем положил локти на стол, сцепил пальцы в замок и, уткнувшись в них лбом, задумался.
"Что теперь? Куда идти? Меня ищут. Какой-то капитан Калинин очень хочет меня убить. Лучший друг написал на меня донос. Эх, Олежка, лучше бы ты этого не делал. Придется вытрясать из тебя всю правду, иначе так и буду бродить в тумане."
Решившись, он поднялся из-за стола и, уже не обращая внимания на хихикающих девчонок, пошел к выходу. Невысокий, широкоплечий атлет с худощавым, упрямым лицом и пристальным, почти не мигающим взглядом много познавшего в этой жизни человека.
Напрямую к башне он подходить не стал — пространство между нею и набережной довольно хорошо освещалось. Стриж сошел на песок метров за триста и, пробираясь вдоль кромки прибоя, затаился за кабинками для переодевания. Там он долго наблюдал за ярко освещенными окнами башни, но ничего не заметил: ни теней, ни движения. Оглянувшись по сторонам, Стриж бегом преодолел последние пятьдесят метров, подпрыгнул, уцепился за рельсы стапелей, ловко, как кошка, вскарабкался наверх. Там, встав во весь рост, снова подпрыгнул, уцепился за какой-то кронштейн, другой рукой — за решетку и бесшумно спрыгнул на огибающую башню круговую площадку. Пригнувшись, он проскользнул к окнам, осторожно глянул внутрь. Олег был один, спал, опустив голову на кисти рук. Тогда, уже не прячась, Анатолий обогнул будку и дернул железную грохочущую дверь. На лязг закрывающейся двери Олежка вздрогнул, оторвал голову от стола и уставился на Стрижа ничего не понимающим взглядом. Тот понял, что Прилепа мертвецки пьян. В воздухе стоял густой запах перегара и табачного дыма.
— Ну, что скажешь, братан? — Стриж явно выделил последнее слово. Любил Олежка щегольнуть им, даже девушкам знакомым представлял так: "Братан мой Стриж".
— Толян, — узнал Олежка. Он облизал пересохшие губы, на лице вроде бы появилось подобие улыбки, только жалкое, вымученное.
— Прости меня, — хрипловатым голосом продолжил он, — слабак я оказался, сломался.
— На чем они тебя подловили?
— Карты. Месяц назад проиграл три «лимона», ну, думаю, мелочь, не такое отыгрывал. Расписку дал, все честь по чести. А тут полная невезуха, не идет карта и все. Десять дней как включили счетчик.
Он замолк, уставившись в одну точку, и только покачивался всем телом.
— Дальше, — потребовал Стриж.
— Сегодня пришли трое, показали расписку и велели заявить на тебя. Сунули в твой шкаф сумочку с деньгами, показали черновик того, что я должен написать, и заставили вызвать милицию. Я не хотел, видит Бог, не хотел! Но они приставили пушку к виску, и я испугался. Жить захотел, продал тебя.
Олег смолк, опустил голову.
— Ты их знаешь? — спросил Стриж.
— Нет, — слабо мотнул головой Прилепа. — Типичные качки, только один хилый такой, тот, что с пушкой был.
— Кому ты проиграл?
— Живец. Знаешь такого?
— Нет.
— Сутенер. Работает в «Приморской», всегда торчит в баре. Невысокий, с тебя ростом, одевается хорошо, лощеный такой, неприятный. Да ты его сразу отыщешь, рядом всегда три-четыре красотки сидят.
— Ясно, — Стриж вытащил из кармана документы, показал Олегу его пасквиль, затем сжег его в пепельнице.
— Предупреждал я, что не доведут тебя карты до добра, — Стриж говорил негромко, без пафоса, не отрывая от Олежки гневных глаз. — Сколько я таких в зоне видел дурачков. Все фарт прет, а потом или опускали их, или заставляли, как тебя, «торпедой» поработать еще на срок. А ты ловкость рук, ловкость рук. Ну-ка, покажи пару фокусов!
Олег нехотя достал из кармана новенькую колоду. Сначала пальцы не слушались его, потом вроде успокоился. Движения были плавные, отработанные. Длинные, тонкие пальцы безукоризненно раскладывали веером всю колоду, с быстротой автомата тасовали карты, заставляли их исчезать и появляться снова. Стриж, казалось, с удовольствием следил за манипуляциями бывшего друга, только рукой он шарил под столом. Там, на небольшой полочке, еще с лета лежал полуметровый стальной прут, отобранный у парочки заезжих хулиганов, припершихся с какой-то глупой разборкой.
— Молодец, — похвалил Анатолий артиста. — Ну-ка, покажи-ка свою ручку, да не так, положи на стол.
Олег устроил правую ладонь на стол, с недоумением посмотрел на Стрижа. А тот резко, со всей силы обрушил прут на артистичные пальцы Прилепы. Жуткий вопль, казалось, потряс стены, Олежка упал на колени, потом вскочил, кинулся к раковине и сунул ладонь под холодную воду. Пальцы раздувало прямо на глазах.
— Ну вот, теперь мы в расчете. Долго теперь не сможешь ни играть, ни писать. — И, швырнув под стол прут, Стриж шагнул за порог.
Он быстро прошел по короткой асфальтированной дорожке до набережной и свернул на тротуар менее людной ее части, обращенной к морю. Еще немного, и он бы растворился в сумерках, но тут спокойно ехавший по другой стороне дороги милицейский «жигуленок» резко свернул на противоположную полосу движения и, коротко взвизгнув тормозами, остановился рядом.
— Стой! — крикнул один из выпрыгнувших навстречу Стрижу милиционеров.
Всего их было трое, но только один, с погонами ефрейтора, держал в руках короткоствольный автомат. Не дожидаясь, пока им займутся основательно, по полной форме, Стриж прыгнул вперед на ближнего, как раз того, с автоматом. Щуплый, со Стрижа ростом паренек не ожидал, что вид его грозного оружия вызовет так мало почтения, он даже не снял автомат с предохранителя. Сбив ефрейтора с ног, Анатолий прыгнул на багажник машины, затем на дорогу и, в сантиметрах проскользнув мимо капота затормозившего черного «гранд-чероки», перебежал на другую сторону набережной. Сзади неслись крики милиционеров, сочные пожелания пассажиров развернувшегося поперек дороги джипа. Впереди же сияла всеми своими фонарями и витринами пешеходная часть набережной. Но другого пути не было. Из поредевшего, но еще многолюдного потока гуляющих никто не решился преградить дорогу бегущему. Такие уж времена, каждому дорога своя личная безопасность.
Перебежав по прямой самое освещенное место в городе, Стриж нырнул под арку проходного двора и уже через сто метров очутился в царстве темноты. Сзади, уже довольно далеко, доносился нестройный топот милицейских башмаков. Стрелять на набережной преследователи не стали, слишком много там толпилось народа. А вот здесь, в темноте, другое дело. Если и зацепит кого лишнего шальная пуля, оправдание найдется.
— Стой, стрелять буду! — услышал Стриж, и тут же сразу резко бабахнул одиночный выстрел.
"В воздух палят, из "Макарова", — понял Анатолий и на всякий случай свернул в какой-то закоулок между гаражами, оказавшийся на счастье проходным. Попетляв по замысловатому лабиринту, Стриж все-таки не смог оторваться. Кое-где поставленные самими автовладельцами фонари высвечивали его бегущую фигуру. Менты открывали огонь еще три раза, и уже не в воздух.
Свернув в очередной проулок, Анатолий выскочил из района гаражей прямо перед каким-то забором из аккуратных секций сетки-рабицы. С ходу перемахнув через нее и пробежав еще несколько метров, Стриж понял, что оказался на территории детского сада. Лавируя между качелями, скамейками и кустами, он улыбнулся, как это не понял раньше, где находится — именно в этот сад они водили Верочку.
Бежать дальше он не стал. Слева размещался хорошо освещенный сквер, а вот справа, за углом, угольной чернотой царила тьма. Подбежав к деревянной веранде, он вскочил на перила и оттуда, подтянувшись, забросил тело на крышу павильона. Лежать на волнистой поверхности шифера счастье небольшое, но выбирать не приходилось, и Стриж замер, стараясь успокоить дыхание и чутко вслушиваясь в то, что происходило на земле. Сначала это был топот двух пар ног, затем тишина, потом снова топот отставшего милиционера. Дышали все трое тяжело, шумно глотая воздух пересохшими глотками.
"Тренировки никакой, пробежали метров пятьсот и уже готовы", — подумал Стриж. Сам он почти не вспотел.
— Где он? — прохрипел кто-то из преследователей.
Стриж представил, как они вглядываются в освещенный сквер, потом поворачивают головы в другую сторону.
— Туда! — скомандовал основательно севший голос, и тяжелый недружный топот снова нарушил хрупкую музыку ночной тишины.
Стриж, не выдержав, перекатился на живот и, приподняв голову, проследил, как троица свернула за угол, сразу исчезнув в антрацитовой тьме. Вскоре оттуда долетели короткие болезненные вскрики. Стриж улыбнулся. Патрульные не знали того, что знали все, кто водил в этот сад своих детей. Коммунхозники уже два месяца никак не могли собраться закопать оставшуюся после ремонта водопровода громадную яму, доставляя этим огромное беспокойство родителям детей и администрации. Все давно уже кликали этой яме какое-либо несчастье, вот только никто не думал, что пострадают взрослые дяди, да еще при исполнении служебных обязанностей.
Дожидаться конца этой комедии Стриж не стал. Он осторожно спрыгнул вниз и, быстро миновав опасный сквер, двинулся к «Приморской», старейшей гостинице города.
Раньше только в ней селили интуристов, но пару лет назад построили «Парус», элегантнейший отель международного класса. Посетителей и жильцов стало меньше. И если прежде в бар и ресторан «Приморской» простому смертному не стоило бы и соваться, то теперь, да еще и в межсезонье, даже такая скромная птица, как Стриж, вполне могла сойти за клиента.
Швейцар распахнул дверь, Анатолий свернул в сторону бара. Народу было немного, мягко играла светомузыка. Молодой бармен старательно подкидывал и ловил бутылки, пытаясь достичь тех «высот», что добился на этом поприще его знаменитый предшественник по кличке Фокс, перебежавший недавно в более денежный и престижный «Парус».
Стриж прервал его тренировку, заказав любимый томатный сок. Хмыкнув и обслужив его, парень снова увлекся игрой с посудой, мало обращая внимания на окружающих. Анатолий потихоньку огляделся по сторонам. Хорошо помня рассказ Прилепы, он сразу вычислил Живца по его окружению — трем эффектного вида девицам. Они, сидя на своих высоких круглых табуретках, чуть ли не на голову возвышались над своим сутенером. Ну и в остальном Олежка не ошибся, все обрисовал верно. Черные, явно напомаженные волосы, зачесанные волосок к волоску. Смокинг с бабочкой, аккуратные, не лишенные некой приятности черты лица. Отвечая на какой-то игривый вопрос соседки, Живец улыбнулся белозубой «голливудской» улыбкой. В каждом его движении чувствовалась какая-то особенно не понравившаяся Стрижу утонченная лощеность. Анатолий первый раз сталкивался с людьми его профессии, и это еще больше усилило его неприязнь.
Вскоре к Живцу подошел пузатый дядя восточной наружности, коротко перетолковал с ним и, отсчитав деньги, удалился с одной из девиц. Анатолия удивила подобная «нестеснительность». Насколько он знал, раньше вот так сутенеры себя не афишировали. "Ну и времена пошли!" — с горечью подумал Стриж.
Вскоре Живчику приспичило в туалет. Стриж, выждав немного, двинулся туда же. Сутенер уже сделал все, что хотел, и с благодушным видом застегивал ширинку. Стриж подождал, а затем по ходу, не останавливаясь, схватил его рукой за столь оберегаемое место и поволок назад, к кабинкам. Живец было вскрикнул, но Стриж шепотом пригрозил:
— Пикнешь, оторву совсем.
Он затащил его в "отдельный кабинет", переждал минуту, пока в соседней кабине перестанут шуршать бумагой и, постанывая, удалятся прочь, и только потом задал свой вопрос:
— Ты заставил Прилепу написать на меня донос?
Сутенер опешил. Хотя Живец и был смертельно перепуган — у него даже на носу выступил пот, — он явно не представлял, о чем его спрашивают.
— Я не знаю тебя. Какое мне дело, что там Олежка написал?
— Расписка его была у тебя?
— Да.
— Кому ты ее отдал?
Тут сутенер заколебался, похоже, он начал что-то понимать.
— Не тяни, а то я из твоей физиономии такую котлету сделаю!
Он поднес к носу «кота» свой огромный кулак, верно определив самое уязвимое его место. Живец за свое личико готов был отдать все, лишь бы сохранить его лоск в неприкосновенности. И он все-таки решился:
— Шварцу.
— Когда?
— Сегодня днем.
— А зачем? — продолжал свой допрос Стриж.
— Я ему как-то пожаловался, что один спасатель должен мне и не платит, он пообещал заняться этим. А сегодня приехал и забрал расписку. Больше я ничего не знаю.
— Где мне найти Шварца? — спросил Стриж.
Подумав секунду, Живец назвал адрес:
— Морской проспект, двадцать шесть, квартира восемь.
— Хорошо, а теперь запомни — не вздумай отсюда звонить ему. Понял?
Сутенер согласно кивнул, но в глазах его Стриж прочел что-то совсем другое.
— Задержись здесь, выйдешь через пару минут после меня, — проинструктировал Анатолий и, двинув напоследок Живца по ребрам кулаком, покинул столь нужное населению заведение.
Подойдя к стойке, он спросил у бармена, уже уставшего жонглировать и с зеванием протиравшего стойку:
— У вас телефон есть?
— Сломан, — буркнул в ответ парнишка, справедливо полагая, что после такого ответа клиента он потеряет окончательно.
— Жаль, — качнул головой Стриж и двинулся к выходу.
В фойе он подошел к телефону-автомату в прозрачной полусфере. Загородив телом телефон от администратора и швейцара, Анатолий набрал первый пришедший на ум номер. Сделав вид, что оживленно говорит в трубку, он медленно выворачивал, выдавливал диск набора. Вскоре тот поддался, Стриж еще поднажал, и длинные гудки в трубке сменились мертвой тишиной.
— Ну давай, заходи! — радостно проорал он в трубку и, повесив ее на место, вышел из гостиницы.
Снаружи на здании «Приморской» висел еще один автомат. Стриж опасался, что Живец попробует все-таки позвонить из гостиницы, хотя бы по телефону администратора, но тот, видно, не доверил такой серьезный разговор чужим ушам. Убедившись, что телефон в фойе молчит, и выругав мимоходом пораженных служителей гостиницы, он прямиком направился на улицу. Стоящий за углом Стриж слышал даже его взволнованное дыхание, звуки набираемого номера.
— Алло, Вера? Шварц у тебя? Дай ему трубку.
Убедившись, что он не ошибся в своем предположении, Стриж вывернулся из-за угла, схватил сутенера за напомаженные волосы и, давая выход накопившейся злости, ударил лицом о жесткий корпус телефона, потом еще и еще раз. Живец с тихим стоном сполз по стенке и замер, словно прислушиваясь к длинным гудкам в раскачивающейся трубке. Убедившись, что теперь ему долго не будет дела до каких-то там звонков, Анатолий свернул за угол, миновал торец здания и, нырнув под арку проходного двора, словно растворился в темноте.
Двигаясь закоулками в сторону Морского проспекта, Стриж думал о своих врагах. Неведомого капитана Калинина он и в глаза не видел, а вот Шварца повидать довелось. Как-то в июле к башне подъехал черный «БМВ», из него не торопясь вышел человек в черных очках и черных же плавках столь необычного вида, что Стриж, сидевший на балконе спасалки под тентом, аж присвистнул от изумления. В сущности это была одна большая гора мышц. Ростом не ниже метра девяноста, просто необъятный в плечах, он поражал своей атлетически накачанной фигурой. По нему можно было изучать анатомию, настолько четко прорисовывался каждый мускул. Особенно поразила Анатолия шея. Она была необъятной, получалось, что загривок как бы подпирает голову, отчего казалось, что детина стоит слегка пригнувшись или ссутулившись. Волосы, густо посеребренные сединой, торчали вверх жестким ежиком, а виски и затылок были коротко подстрижены. Культурист повернул мясистое, грубое лицо к Стрижу и, небрежно ткнув назад пальцем, крикнул:
— Эй, чучело, присмотри!
Отдав приказание, он развернулся и, не оглядываясь, неторопливо прошествовал на пляж. Каждый шаг, движение ноги или руки вызывали на теле волну перекатывающихся мышц. Детина явно играл на публику.
— О, Шварц пожаловал, — с усмешкой, но и с уважением в голосе прокомментировал "явление Христа народу" вышедший на балкон Олежка. — Чего это он к нам, обычно он у старой башни тусуется?
— Ты его знаешь? Кто он такой? — спросил Стриж, продолжая разглядывать в бинокль монументальную поступь гиганта.
— Да местный Аль Капоне. Рэкет, девочки — все под его присмотром.
— Культурист?
— Ага, фанатик. Мужику за сорок, а он часами в спортзале пашет.
— Заметно. Я думал, такие только у них на Западе есть. На таблетках?
— Говорит, что нет, но ребята сомневаются.
— Шварц, он что, немец? — наивно спросил Анатолий.
Олег аж зашелся от смеха.
— Ты что, Шварц — это сокращенное от Шварценеггера. Арнольд его кумир, он собирает все про него — фильмы, книги, плакаты. А еще жутко любит черный цвет, такой уж у него бзик.
Шварц между тем, не торопясь, двигался по пляжу. Его голова мерно поворачивалась из стороны в сторону, словно Шварц искал кого-то в густой толпе. Все объяснилось очень быстро, достаточно забавно и вместе с тем страшно. Шварц нагнулся и одной рукой поднял за ногу тщедушного вихрастого парня. Тот, как паяц, болтал руками и ногами, а Шварц, судя по выражению его лица, что-то лениво и неторопливо выговаривал ему. Потом он закончил свои наставления, выслушал сбивчивый ответ, что-то переспросил, качнул головой с осуждением. Сцену он закончил эффектно — перехватил левой рукой волосы собеседника и одним движением, без замаха швырнул того метров на десять в "набежавшую волну". После совершенной экзекуции гигант развернулся, буркнул что-то двум всполошившимся бабам явно из провинции, судя по их толщине и купальникам, и так же не спеша, как пришел, двинулся в обратный путь.
— Силен, бык! — с невольным восхищением признал Анатолий.
Поведение культуриста и манера обращения Шварца к нему лично Стрижу не понравились. Но то, что незванный гость обладал просто чудовищной силой, сомнения не вызывало.
Дойдя до «БМВ», Шварц плюхнулся за руль, машина даже просела под его тяжестью, резко хлопнул дверцей и, развернувшись на пятачке перед башней, умчался в город. Позже Стриж встречал его еще несколько раз, и всегда на него словно давило что-то со стороны этого сильного и свирепого человека. За долгие годы суровой лагерной школы Анатолий научился хорошо разбираться в людях. Шварца он отнес к самой опасной категории. Рецепт в отношении таких, как он, был один — держаться как можно дальше.
"Везет, как утопленнику, — с невеселой усмешкой рассуждал про себя Стриж, — уехать за тысячи верст от родного дома и снова попасть в историю. Господи, что за планида такая!? Этот буйвол весит килограммов на пятьдесят больше, а я каким-то способом должен выбить из него всю подноготную этой истории. Почему они вешают на меня убийство девчонки? Как с ним разговаривать? А еще этот мент, капитан Калинин… И зачем им очень хотелось убить меня до допроса, ведь тот летеха явно пытался спровоцировать меня…"
Найдя нужный дом и квартиру, Стриж остановился перед дверью. В голове не было ни одной стоящей идеи, за душой, кроме кулаков, тоже ничего. На секунду Стриж пожалел, что не позаимствовал у усатого лейтенанта его табельный «Макаров». Но, отринув все сомнения, он утопил кнопку дверного звонка.
Долго никто не открывал. Анатолий нажал еще раз. Наконец за дверью послышались шаги, она приоткрылась. На пороге стояла высокая молодая женщина в черном бархатном халате почти до пят. Даже в желтоватом свете тусклой подъездной лампочки было видно, насколько она красива. Большие темные глаза, правильной формы нос, припухлые, чувственные губы, слегка впалые, как у Мэрилин Монро, щеки. И все это в обрамлении роскошной гривы темно-каштановых, завитых крупными волнами волос. Единственное, как показалось Стрижу, что не красило ее — явственно проглядывающая на лице усталость.
— Чего надо? — не очень приветливо спросила она.
— Шварца, — так же коротко ответил Анатолий.
— Нету его, уехал.
— Куда?
— Не знаю.
Она попыталась захлопнуть дверь, но Стриж не позволил ей сделать это, сунув ботинок между дверью и косяком. У дамы от изумления расширились глаза.
— Ты что, парниша, совсем одурел? Рога давно не отшибали? — Голос у нее внезапно стал вульгарным, с характерной протяжкой звуков.
"Э-э, да ты недавно с улицы", — подумал Анатолий.
— И все-таки, — спокойно сказал он, — где Шварц сейчас может быть?
— А тебе это зачем? — неожиданно весело продолжила красавица. — Помереть быстрей желаешь?
— Наоборот, его грохнуть хочу, — повинуясь какому-то неосознанному порыву, ответил Стриж.
Дама смерила его с ног до головы оценивающим взглядом, потом отступила в глубь прихожей.
— Ну заходи, коли так.
Она прошла в зал, уселась в кресло и с интересом уставилась на нежданного гостя. Тот же задержался на пороге, осмотрелся. Гнездышко было уютное, жаль только однокомнатное. Стриж, принявший в первые секунды хозяйку за жену Шварца, сразу резко понизил ее в звании. Конечно, только любовница. О недавнем свидании говорили и столик на колесиках с выпивкой и закуской. Но что особенно поразило Анатолия — кровать, застеленная черным бархатом. "Он действительно вольтанулся на всем черном", — подумал Стриж.
— Ну и за что же вы так жаждете расправиться со Шварцем? — с усмешкой спросила хозяйка гостя.
Тот, по достоинству оценив убранство квартиры и потеряв к нему интерес, расположился в кресле напротив дамы.
— За что? Он подставил меня. Кто-то убил девицу этой ночью, а дело шьют мне. Мало того, какой-то капитан Калинин очень хочет, чтобы меня грохнули сразу, без допроса. А за всем этим, как оказалось, стоит Шварц.
— Значит, вы его убьете? — продолжала допрос красавица.
— Придется. Конечно, лучше притащить вашего культуриста в ментовку и заставить во всем сознаться, но это вряд ли удастся. Вот и думаю, что вся бодяга кончится для него лично очень плохо.
— А для вас?
— У меня нет выбора. Или я раскручу это дело, или… — Он развел руками, усмехнулся.
Дама налила себе в небольшую чашечку кофе, пододвинула столик поближе к Стрижу.
— Угощайтесь.
— Спасибо. — Анатолия действительно одолевала жажда. Налив себе еще кофе, он с удовольствием отхлебнул ароматный напиток. Судя по вкусу, он был заварен из зерен, приготовлен прекрасно. В эпоху сплошной растворимости такое встречается нечасто.
— Уф, как хорошо. — Стриж глянул на дно пустой чашки, припомнил со слов Живца имя хозяйки, спросил:
— Вас, кажется, Вера зовут?
— Да, — подтвердила она.
— Можно еще чашечку?
— Конечно, хоть все пейте.
— Вкуснющий кофе, — похвалил Стриж. — Предпочитаете в зернах?
— Да, и Шварц такой любит, — и спросила: — А как вас зовут?
— Анатолий. Можно просто Стриж.
— Стриж, — улыбнулась Вера. Уличная девчонка, так некстати проявившаяся в прихожей, давно исчезла. Перед Анатолием сидела обаятельная женщина с плавными движениями и жестами. Губы улыбались, глаза блестели, голос стал мягким и волнующим. Даже руки, подпирающие сейчас подбородок, привлекали взор красотой линий.
— Скажите, Толя, вы уже кого-нибудь убивали?
— Да, — коротко ответил Стриж, смакуя кофе, — приходилось.
— И многих вы… — слегка растерялась хозяйка дома.
Стриж задумался, начал плюсовать одного к другому, наконец ответил:
— С десяток будет.
— Вы что, киллер? — расширив глаза, спросила Вера.
— Нет, что вы, — рассмеялся Стриж. — Я никого никогда не хотел убивать. Приходилось. Вот как теперь — хочешь не хочешь, а придется.
Вера откинулась на спинку кресла. Ситуация, казавшаяся ей до этого забавной, перестала быть такой.
— Вы сидели?
— Десять лет, — сухо ответил Стриж.
Она покачала головой.
— Шварц тоже сидел по молодости. Ему не понравилось. Может, вы хотите есть? — Она внезапно переменила тему разговора.
Стриж хотел было отказаться, но желудок тут же напомнил ему о вреде подобной идеи.
— Можно, только по-быстрому.
Вера ушла на кухню, зазвенела там посудой, хлопнула дверцей холодильника. Стриж прислушался, все ждал, что она попытается куда-нибудь позвонить, но похоже, хозяйка и не задумывалась над этим. Вскоре она принесла на подносе два больших бутерброда с ветчиной и сливочным маслом, пару разрезанных сочных помидоров и небольшую салатницу с болгарским лечо. Стриж поблагодарил и в охотку накинулся на еду. Хозяйка смотрела на него, а сама напряженно думала: как ей теперь быть, что делать? Решалась, может быть, самая главная задача ее жизни. На кого поставить, на ее хозяина, владыку или на вот этого невысокого, но очень уверенного в себе парня? Вера подспудно чувствовала, что они не уступают друг другу в некой внутренней силе, гораздо более важной, чем физическая мощь.
— Уф, спасибо! — Стриж благодушно откинулся на спинку кресла, с него даже спала напряженность, которая невольно проглядывала в нем раньше. — Напоили, накормили, с часок бы еще поспать, но некогда.
Они немного помолчали.
— Ну так что, Вера, где мне найти вашего Шварца? — вздохнув, вернулся Стриж к волновавшей его теме.
— Я расскажу, только и ты (она не задумываясь сменила местоимение) расскажи мне все с самого начала. Что там за девушку убили?
Стриж коротко упомянул о самом главном: как, где и почему пристали именно к нему. Потом достал из кармана милицейские документы, протянул Вере паспорт девушки. Та полистала его, всмотрелась в фотографию на паспорте и изменилась в лице. Соскочив с кресла, она достала из ящичка стенки фотокарточку, подала ее Стрижу.
— Это я нашла сегодня, сразу после ухода Шварца. Наверное, выпала у него из кармана.
Снимок был сделан «Поляроидом». Девушка, очень похожая на ту, что они видели на фотографии в паспорте, сидела на ручке кресла и одной рукой обнимала седого, чем-то неуловимо на нее похожего человека в расстегнутом мундире. На погонах у него Стриж разглядел большие генеральские звезды.
— Вот это да! Значит она дочь генерала милиции, — понял Анатолий. — Теперь ясно, почему они так всполошились. Приедет папа, начнет искать убийцу дочери, а его вроде бы уже и нашли. Только вот не уберегли, грохнули невзначай, при попытке к бегству. А по анкетке я им подхожу — судимость по «мокрой» статье, все сходится.
Вера смотрела на него с явным сочувствием.
— Что теперь будешь делать? — спросила она.
— Искать Шварца. Только он может объяснить причину ее смерти. Он или его люди. Так где он? — снова завелся Стриж.
Вера мотнула головой.
— Он никогда не говорит, откуда приехал и куда уедет. Может быть, и делами занимается, может, в ресторан завалился, а может, и домой поехал.
— Где у него дом?
— За городом, в Красном. Там дома "новых русских", вот и он себе не так давно виллу приобрел. Она там стоит самая первая, сразу за скалой, справа. Ночует он всегда там.
— Я найду этот дом?
— Должен, — она пожала плечами. — Слева еще новостройки.
— Хорошо, — кивнул головой Анатолий. — А теперь скажи, почему ты мне решила помочь?
Он глядел на нее в упор, пристально, словно пытался разгадать ее как загадку. Вера не отвела глаз, только улыбнулась, достала из пачки сигарету, закурила. Даже в этом простом действии проглядывалась какая-то завораживающая красота. Выпустив дым, она помолчала еще секунду, словно решаясь на что-то.
— Ты думаешь, это так легко — быть его любовницей? Два года назад он меня подобрал из обычных проституток. Что, корежит? Или нет? — резко спросила она, полоснув Стрижа пламенем глаз. — Всяко приходилось, и под неграми лежала, и какими только…
Она махнула рукой, снова затянулась, продолжила рассказ:
— Я сначала обрадовалась, квартирку мне вот эту купил, обставил, деньгами хорошо снабжает. Только платить за это дорого приходится. Вот, смотри, это он вчера приезжал. — Вера отвернула широкий рукав и показала Анатолию большой синяк чуть повыше локтя. — Летом одеть ничего не могу, хожу как дура, вся затянутая с головы до ног по такой жаре, халатов вот нашила, что б, не дай бог, соседки что-нибудь не заметили. Но главное не в этом.
Она снова затянулась, потом загасила сигарету.
— В последнее время Шварц в настоящего садиста превращается. Его и раньше не особенно интересовало, как там мне, хорошо, плохо, лишь бы ему было хорошо. А теперь сознательно причиняет боль, ему это нравится. Как не сломал еще ничего, удивляюсь, сила дурная. Каждого его приезда жду с ужасом. Ты вот гадаешь, кто эту девицу убил, а я точно знаю, его это манера. Одной рукой, как цыпленку, голову может отвернуть.
Она замолчала. Сидела, опустив голову, на ее лице снова появилось то выражение безнадежной усталости, поразившее Стрижа в первые минуты знакомства.
— Я все надеялась, насытится, отстанет, другую найдет. Нет. — Вера провела рукой по волосам, обнажив высокий, благородных линий лоб, — сам признался: натрахается вроде досыта на стороне, а все равно ко мне как магнитом тянет. Вот поэтому я тебе и хочу помочь. Но если он узнает…
Вера покачала головой, в глазах ее мелькнул неподдельный ужас, и Стриж понял, чего стоит ее простой рассказ.
— Спасибо, Вера. Пытать будут, ни слова про тебя не скажу. А теперь подумай, как эта девица могла попасть к Шварцу?
— Очень просто, он же контролирует всю проституцию в городе. Все сутенеры платят ему дань. Тебе надо встретиться с Лелькой, она дела эти знает досконально.
— Что за Лелька?
— Моя подруга. Мы из одного э-э… города, только она постарше. Ей уже за тридцать, но выглядит как пацанка, маленькая, фигуристая. Ты найдешь ее в «Бригантине». Как зайдешь — сразу ищи самую кроху, веселую-превеселую, и не ошибешься. Пожалуй, я ей даже напишу пару слов, так надежней.
Она принесла листок бумаги, ручку, задумалась на секунду, потом улыбнулась и черкнула на белом листе несколько слов. Свернув записку вчетверо, отдала ее Стрижу.
— А она точно поможет? — засомневался Анатолий.
— Лелька? Должна. Шварца все ненавидят, девочки только будут рады, если беда с ним случится.
Стриж хотел было подняться, но вспомнил еще кое-что.
— Да, Вера, скажи, а про такого капитана Калинина ты не слышала?
— Ну как же! — Она даже рассмеялась. — Начальник отдела борьбы с проституцией.
— Вот как! — усмехнулся Стриж. — Они что же, со Шварцем в одной упряжке?
— Да уж больше года. Прошлой осенью они его крутанули.
— Как?
— Ну, не устоял начальничек. Засняли его с женщиной, а он так боится за свою репутацию. Потом понравилось, в долю вошел.
— Понятно. Кто ж его так раскрутил? — без всякого умысла машинально поинтересовался Анатолий.
— Ну как же, я его и крутанула, — спокойно сказала Вера.
— Да? — удивился Стриж. — И Шварц позволил?
— Ради дела. Что так смотришь, думаешь, как это я смогла? Да просто.
Она поднялась с кресла, отошла в угол, на ходу включив настенный бра. Медленно повернулась, черный бархат плавно соскользнул с ее плеч. У Стрижа просто перехватило дух. Это была красота античной статуи. Узкая, высокая талия, плавно переходящая в широкие бедра, потрясающей красоты ноги, округлые холмики грудей, ниспадающие линии плеч при высокой, красивой шее. "Венера", — пронеслось у него в голове. Стрижа хватил жар, ему показалось, что сейчас он взорвется, но Вера засмеялась, подняла халат и быстро укрылась под черной тканью. Видно было, что она довольна произведенным эффектом.
Уже на выходе, в прихожей, она сказала, все так же лукаво улыбаясь:
— Ну, если останешься жив, заходи, попьем вместе кофейку.
— Может, и зайду, — решительно мотнул головой Анатолий. — Я умирать не собираюсь.
И он быстро сбежал вниз по лестнице.
Командир роты ОМОНа капитан Белоусов возвращался домой. Душу его раздирали досада и обида. Полчаса назад его, как мальчишку, отчитал полковник Седов, начальник ГУВД. А все Васильчиков. Верный своему противному характеру, он, даже весь перевязанный, все-таки настучал на Белоусова. Доложил, что арестованного доставили не по инструкции, вспомнил и про выходку с сопливчиком. И вот итог — вся милиция поднята на ноги, и капитан отправлен домой. Даже пистолет заставили сдать! Что ж, полковник Седов знал, как наказать провинившегося. Для Белоусова, человека дела, подобное наказание похлеще любого выговора.
И еще одно задевало больную струну его души: неужели он ошибся, не разглядел в этом парне явного врага? Владимир Белоусов видел в своей жизни много, в том числе и Афганистан, привык разбираться в людях не по анкетным данным, более доверял своему внутреннему чутью. Этот самый Стрижов не вызвал в нем того гадливого чувства отвращения, подступающего к горлу после очередного шмона по «малинам» или притонам наркоманов. Те люди однозначно воспринимались как подонки и отбросы общества. За Стрижом чувствовалась сила, капитану импонировала еще и его немногословность. Как нехотя он рассказывал про свое участие в заварухе с чеченцами. Другой на его месте лупил бы себя кулаком в грудь и вопил об этом на каждом углу. А еще эта мутная история с выстрелом Сазонова. Ни капитан, ни полковник Седов не поверили в тот жалкий лепет, что им преподнес лейтенант. Работал Сазонов у них в городе недолго, приехал издалека, но про его методы давно поговаривали не очень хорошо. Да и Васильчиков, благо, ранение оказалось не столь тяжелым, красочно расписал начальству всю сцену допроса, не пощадив хлопотливого и заботливого соседа по кабинету. Возникало слишком много вопросов, ответы на них мог дать только беглец. Поэтому Седов, тяжело вздохнув в конце "разбора полетов", скомандовал:
— Белоусову и Сазонову сдать оружие и отбыть домой. Сазонову временно находиться под домашним арестом. Сбежавшего брать живьем, голову откручу, если кто-нибудь по нему выстрелит. Все свободны.
Белоусов попробовал остаться в кабинете, сказать что-то в свое оправдание. Но лучше бы он этого не делал. То, что он услышал от полковника, и формой, и содержанием больше походило на избиение, хотя и моральное. Умел Седов найти и нужные слова, и интонацию.
Шагая по темным улицам, капитан чересчур задумался обо всех неудачах этого дня и на углу своего дома просто врезался в идущего ему навстречу человека.
— Ох, извините! — одновременно, в унисон, сказали они одну и ту же фразу, а Белоусов еще и добавил: — Задумался.
— Ничего, бывает, — ответил Стриж. В момент столкновения мыслями он тоже был очень далек от грешной земли.
Может быть, они так бы мирно и разошлись, но неожиданно в окне прямо над ними ярко вспыхнула лампочка.
— Вот это встреча! — весомо, с чувством протянул капитан и нашарил рукой на поясе кобуру. Ощутив рукой ее пустотелую сущность, Белоусов сморщился от досады.
Стриж осторожно отступил на шаг назад.
— Слушай, капитан, отпусти, а? — попросил Анатолий стараясь держать безопасную дистанцию.
— С чего бы это вдруг? — поинтересовался Белоусов.
— Мне надо выяснить, кто меня так подставил, — проникновенно попытался объяснить Стриж.
— Вот мы и выясним, — ласково протянул капитан, продолжая медленно надвигаться на собеседника.
— Да я знаю, как вы выясните. Один вон мне уже почки отшиб. Кстати, капитан, твоя фамилия случайно не Калинин?
— Нет, — усмехнулся омоновец, — моя фамилия Белоусов.
Беседуя подобным странным образом, они давно уже вышли из зоны света, густые кусты акации подавили последние отблески одинокого фонаря на противоположной стороне улицы, видны были только силуэты да голоса звучали в тишине. Продолжая медленно отодвигаться, Анатолий пяткой наткнулся на выступающий над поверхностью асфальта бордюрный камень. Стриж давно уже все просчитал. Капитан не производил впечатление пай-мальчика, совсем наоборот. Почти на голову выше Стрижа, с мощной фигурой, он без сомнения был опасным противником. К тому же еще и представитель власти…
И все же… Решившись, Стриж резко отпрыгнул назад и во все лопатки припустился бежать вдоль по улице. Сзади раздался звук тяжелого удара о землю, чертыхание — капитан споткнулся о бордюр и, расстянувшись во весь рост, потерял на этом уйму времени. Вскочив, он, прихрамывывая, бросился за Стрижом. Тот почти ушел, но, пробежав метров сто, заметил на ярко освещенном перекрестке патрульную милицейскую машину.
Резко развернувшись, Анатолий перепрыгнул через невысокий заборчик сквера и помчался наискось по газону, поневоле сблизившись с капитаном. Белоусов тоже заметил своих коллег, но звать на помощь не стал.
"Сам возьму, лично!" — с холодным азартом охотника решил он. Забыв об ушибленной ноге, он несся вслед за Стрижом не отставая, но и не приближаясь к нему.
"А капитан в неплохой форме", — подумал Анатолий, оглянувшись назад. Район этот он знал плохо, как, впрочем, и весь город. Не успел еще привыкнуть, разобраться во всех его архитектурных хитростях. Гонка продолжалась уже несколько минут, и не похоже было, чтобы кто-нибудь из участников собирался ее прекращать.
"Во пристал! — чертыхнулся Стриж, на ходу прислушиваясь к гулкому топоту сапожищ преследователя. — Это ж надо — с такими габаритами и так бегать!"
Вскоре они выскочили на другую магистральную улицу, и первое, что Анатолий увидел на ней — четыре силуэта с дубинками в руках, по счастью, удаляющихся от него.
"Не везет, так не везет", — мелькнула у него мысль. Похоже, он оказался в западне: впереди патруль, сзади капитан. Свернув влево, он неизбежно окажется на набережной с ее ярко освещенными витринами и непременной милицией. Оставался только один путь — вправо, в сторону массивного одноэтажного здания студенческой столовой. Метнувшись туда, Стриж свернул за угол, пробежал еще метров двадцать по инерции и только тут понял, как ошибся. С другой стороны к столовой вплотную примыкало здание студенческого общежития, построенное в форме буквы Г. Таким образом, он оказался в тупике, а сзади уже бухали шаги капитана.
Покрутив головой, Стриж метнулся к какой-то невзрачной двери, судя по мусорным бакам рядом с ней, ведущей на кухню. Рванув ее со всей силой, он неожиданно добился нужного результата — дверь лязгнула, зазвенела слетевшим с петли крючком и открылась. Пробежав коротким коридором, Стриж действительно оказался на кухне, о чем он узнал, с грохотом врезавшись впотьмах в какие-то громадные баки. А сзади в слабо освещенном дверном проеме уже виднелась знакомая массивная фигура. Наконец, сориентировавшись в обстановке, Анатолий перемахнул через железный прилавок раздаточного окна и растворился в темной громаде обеденного зала.
Капитан спешить не стал. В отличие от беглеца места эти и столовую он знал отлично. Пару лет он сам жил в общежитии, больше того, здесь работала его будущая жена, к которой он частенько забегал. Вряд ли здесь что-то с тех пор изменилось. Миновать его Стриж не мог. И окна давно уже забрали массивными железными решетками.
Продвигаясь по коридору, капитан искал на стене рукой распределительный щиток. Память его не подвела. Нащупав рубильник, он дернул его вверх. С мягким гудением начали загораться ртутные лампы, волна света постепенно залила здание.
Стриж замер посреди зала за одной из квадратных массивных колонн. По бетонному, с мраморной крошкой полу четко звенели подковки высоких, шнурованных полусапожек капитана. Тот прошел метра три, огляделся.
— Ну, выходи, — в полголоса сказал Белоусов, — все равно ведь достану.
Стриж понимал, что шансов у него почти нет, но сдаваться без боя он не привык.
Капитан только усмехнулся в ответ на красноречивую тишину, вышел назад в коридор, судя по звукам, запер ту дверь, через которую они попали в зал. Затем Стриж услышал еще какой-то непонятный шум и скрежет, но так и не смог понять, чем это занимается преследователь?
Пока омоновец отсутствовал, Анатолий лихорадочно искал выход из создавшегося положения. Наконец он решился перебежать к входной двери, но капитан уже возвращался, и Стриж замер, прижавшись спиной к колонне. Белоусов старался идти тихо, но предательские подковочки выдавали его с головой.
"Приду домой, оторву к чертовой матери!" — с досадой подумал капитан, пытаясь разгадать, за какой из колонн скрывается Стриж. Слева в зале находились гардероб, кабинет заведующей столовой, какие-то подсобки. Но обостренным инстинктом, тем, что у собак называют верхним чутьем, он понимал, что Стриж скрывается именно за колонной.
Белоусов старался уловить какое-то движение, шум, дыхание, но Стриж ничем не выдавал своего присутствия. Даже тени не было видно в этом залитом светом пространстве. Негромкий звук подковочек сместился влево, и Анатолий бесшумно, благо, его кроссовки позволяли это, проскользнул за другую грань колонны, противоположную движению преследователя, потом еще дальше. Теперь они с капитаном поменялись позициями. Секунду Стриж еще колебался, а потом мягкими крупными прыжками рванул обратно к выходу.
Капитан засек его движение краем глаза, резко обернулся. Увидев Стрижа уже вбегающим в коридорчик, он только усмехнулся. Белоусов не зря столько времени провозился у входной двери. Теперь, чтобы открыть ее, надо было отодвинуть в сторону целую пирамиду ящиков с пустыми бутылками. Поняв, что быстро с этим препятствием ему не справиться, Стриж скрипнул от досады зубами и, оглянувшись назад, увидел капитана, уже неспешно входящего в коридор. Тогда Анатолий рванул всю бутылочную баррикаду на себя и, отскочив в сторону, метнулся в какой-то боковой проход. Сзади раздался грохот, лязг бьющейся посуды, чертыхание раздосадованного омоновца. А Стриж, забежав за угол, попал на лестницу, ведущую вниз.
"Подвал. Совсем хорошо", — вздохнул он, но другого пути не было. Судя по грохоту и лязгу сзади, капитан штурмовал баррикаду. Сбежав вниз, Анатолий очутился в тускло освещенном коридорчике. Веяло сыростью, холодом, на бетонном полу матово отсвечивала большая лужа. Справа находились какие-то двери, слева — громоздкая махина большого холодильника. Пробежав до самого конца подвала, Стриж обнаружил там еще одну холодильную камеру, правда, меньших размеров. Запиралась она большой хромированной ручкой, автоматически защелкивающейся при закрывании. В ручку был вставлен фиксирующий штырь с отверстием для замка, которого, впрочем, не было. Выхватив штырь, Стриж примерил его в руке, огляделся по сторонам. В метре от двери, в закутке между двумя камерами, стояла огромная пустая бочка. Она навела его на совсем другую идею. Открыв дверь холодильника, Стриж со всей силой хлопнул ею, а сам отпрыгнул в сторону и укрылся за бочкой. В этой ситуации его небольшой рост был добрым союзником.
Капитан появился вовремя. Он не только услышал звук, но и увидел последнюю фазу закрытия двери. Белоусову захотелось рассмеяться, он даже как-то разочаровался в противнике. Так долго уходить и так бездарно проиграть?! Омоновцу можно было прямо сейчас идти и вызывать «воронок», изнутри дверь холодильника не откроешь. Но капитан решил довести дело до логического и эффектного конца. Широко улыбаясь, он открыл дверь и шагнул на порог, оглядываясь по сторонам. Бесшумно выскользнувший из-за бочки Стриж с разбегу со всей силой поддал капитану ногой под зад и, пока тот летел, с грохотом сшибая на пути ящики с «Нарзаном», захлопнул за омоновцем дверь, не забыв вставить в ручку фиксирующий стержень. Через какую-то секунду дверь содрогнулась от одного тяжелого удара изнутри, другого. Ошалевший Белоусов не щадил себя.
— Капитан, брось ты это! — крикнул ему Стриж, стараясь понять, услышит ли его омоновец. — Все равно ведь не выломаешь.
В дверь еще пару раз увесисто бабахнули, затем Белоусов затих.
— Капитан, ты меня слышишь? — прокричал Стриж, приблизив лицо к щели, там по идее находились резиновые герметизирующие прокладки.
— Ну слышу, — глухо донеслось до него в ответ.
— Вот и хорошо. Ты извини, что так получилось, но мне в самом деле нужно самому во всем этом разобраться. Так что не мешай мне, посиди здесь до утра. Договорились?
Ответом была тишина.
— Вот и хорошо, — довольно подытожил Стриж и, пожелав собеседнику доброй ночи, поспешно покинул негостеприимный подвал и саму столовую.
Белоусов же, оставшись один на один со своей неудачей, обессиленно опустился на перевернутый ящик, достал сигареты, закурил. Затем он медленно огляделся по сторонам. Свет в камере был, кто-то с вечера забыл выключить небольшую, ватт на сорок лампочку. Ему даже повезло, это был не морозильник, а холодильник. Температура почти как на улице, да и он пока что горел лихорадкой погони. На стеллажах стояли торты, пирожные, громоздились ящики с пивом и минералкой. Достав бутылку «Жигулевского», капитан зубами содрал пробку, сделал большой, жадный глоток, опустошив ее чуть ли не на половину. Жар тела он немного остудил, хуже обстояло дело с душой.
— Эх ты, салага! — поименовал себя вслух капитан давно забытым словом. — Как щенка лопоухого, под зад коленом. Ох, смеху-то будет!
И отставив бутылку в сторону, Белоусов обхватил голову руками и застонал.
Вверху в маленькой комнате рядом с гардеробом безмятежно похрапывал, уронив на пол свою любимую "Советскую Россию", сторож дядя Володя. Соседям-пенсионерам, жене, детям и внукам он всегда жаловался на жутчайшую бессонницу.
В «Бригантине» бушевал современный музон. Крутые мальчики и девочки отрывались до предела, выплясывая свои дерганные танцы. Как и советовала Вера, Стриж стал искать самую маленькую из девиц. Найти ее не составило труда. Среди этих акселератов она была как ребенок, только крутая округлость бедер и груди не оставляли сомнения в ее возрасте. Держалась она с какой-то своей компанией, сидевшей за одним из немногочисленных столиков, заметил ее Анатолий, когда она подошла к бару за напитками.
Первое, что разглядел Стриж кроме роста, — длинные русые волосы, тщательно завитые, джинсы и ковбойка, обтянувшая ее крупные груди. Стриж перехватил ее во время второго рейса, взял за руку, развернул к себе.
— Вас Леля зовут? — спросил он, не сомневаясь в ответе.
— Да, а в чем дело? — игриво стрельнула она зелеными глазами.
— Отойдем, разговор есть.
— Хорошо, сейчас, подожди.
Вскоре они устроились у стойки бара. Стриж передал записку Веры. Он прочитал ее еще в подъезде. Текст гласил: "Тетя Надя, помоги этому парню, очень прошу", подпись — «Вера» и чуть ниже еще одно слово: «Сожги». Леля хмыкнула, чиркнула зажигалкой, спалила листок в пепельнице.
— Ну и что вам надо?
— Мне надо узнать, как убили эту девушку? — Стриж осторожно подсунул ей фотографию.
Леля переменилась в лице.
— Ее убили?
— Да. Свернули шею.
Собеседница быстро глянула по сторонам, и Стриж понял, что она тоже в курсе, кто предпочитает подобный вариант расправы.
— Вы из милиции? — сухо спросила девица.
— Нет, совсем наоборот.
— Ну а зачем вам тогда это надо?
— Шварц пытается повесить убийство на меня. У меня нет выхода, надо раскрутить его любой ценой. Или я, или он.
Леля нервно огляделась вокруг.
— Пошли отсюда, здесь не поговоришь.
Она соскочила со своего табурета, быстро подошла к столику и, подхватив со стула коротенькую кожаную курточку, вывела Стрижа на улицу.
Там прилично похолодало, усилился ветер. Анатолий покосился на довольно легкомысленный наряд спутницы. Все объяснилось предельно просто. Зайдя за угол, они свернули к первому же подъезду стоящего торцом к ресторану дома и поднялись на второй этаж.
Квартира у Лели, или Нади, Стриж так и не понял, как же ее зовут, оказалась двухкомнатной.
— Раздевайся! — шепотом приказала она, а сама осторожно проскользнула в закрытую комнату. Но вскоре она вернулась с озабоченным лицом.
— Пойдем на кухню, — так же шепотом велела она.
Поставив на огонь чайник, Леля открыла холодильник, достала початую бутылку водки, остатки какого-то салата, уже нарезанную, на блюдечке, колбасу. Все это она проделала настолько быстро, что Стриж удивленно поднял брови. "Огонь-баба", — коротко охарактеризовал он для себя хозяйку. Напоследок она вытащила две рюмки, спросила, не сильно сомневаясь в ответе:
— Будешь?
— Нет, — качнул головой Стриж.
Леля удивленно глянула на него, хмыкнула, но уговаривать не стала, налила только себе.
— Ты как хочешь, а я Валю помяну, — и хозяйка залпом опрокинула рюмку, сморщилась, стала торопливо заедать.
А Стриж внимательно разглядывал ее. Если бы Вера не сказала ему о возрасте Лели-Нади, он бы никогда в это не поверил. Здесь, в неоновом мертвящем свете, он разглядел несколько морщинок у глаз, небольшие мешки под ними. Но в целом она смотрелась еще хорошо — курносый маленький нос, большие зеленые глаза, очень милое, чисто русское лицо.
— Ты, наверное, в самом деле не из милиции, — пробурчала Надя-Леля, не поднимая глаз.
— Почему? — удивился Стриж.
— Водку не пьешь.
— А! — рассмеялся Анатолий. — Я же тебе сказал — все наоборот, я сейчас в розыске.
— Это за что?
Стрижу пришлось второй раз за вечер рассказать всю историю заканчивающегося дня. Хозяйка прямо-таки заслушалась, не сводя с рассказчика завороженных глаз.
— Да, — подвела она итог после его последних слов. — Крутой ты, однако, парень. Значит, хочешь грохнуть этого козла Шварца? Ну, а мне какой резон помогать тебе в этом?
— Вера сказала, что все девушки ненавидят Шварца, — несколько обескураженно заметил Анатолий.
— Ну это да. Верка вон здоровая как лошадь, и то стонет от него, а каково мне пришлось? Слава Богу, только один раз.
Она помолчала, резким движением открыла пачку сигарет, закурила.
— Это Верке все еще в диковинку, она только три года как на «гастролях», а я уже десять лет в этой мышеловке.
Они помолчали. Потом Стриж решил зайти с другой стороны:
— А вы с Верой в самом деле родня?
— Да. Из одной деревни.
— Из деревни? А она говорила — из города.
— Ну, это он считается городом, а на самом деле деревня-деревней. Верка вон в детстве коз пасла.
— А в эти края вы как попали?
— Замуж вышла. Моряка встретила, красавец, форма классная, разговорчики… А я после школы, глупенькая, наивненькая, в ситцевом платьишке. Приехала, дуреха. А он как уплывет на полгода, и сходи с ума от скуки.
— И что? — продолжал допытываться Стриж.
— Что-что! — сердито отозвалась хозяйка. — Я ведь женщина молодая, веселая, симпатичная. Засохнуть от скуки не дали, муж узнал — не простил. Квартирку разменяли, а там уж все как-то естественным путем пошло. Зарабатывать нашим способом — что может быть естественней для бабы. Скажешь нет? — агрессивно накинулась она на Стрижа.
— Я молчу, — засмеявшись, поднял руки Анатолий.
Женщина помолчала немного, взяла в руки бутылку, подумала, отставила.
— Это ведь вы нас, мужики, развращаете, — сказала она уже спокойнее. — Пока бегала по своей деревне в ситцевом платьишке, вроде ничего и не надо было. А тут все это барахло, комфорт. Раньше ведь как было — муж с плаванья возвращается, мы первым делом куда идем? Не домой, нет, в комиссионку. Товар скинем, ну а потом уж домой. Я на панель в таком возрасте вышла, в каком нынешние уже сходят. Молодняк идет косяком, на любой вкус, в любом возрасте.
— А как же ты? Ты же вон держишься? И выглядишь очень даже хорошо, — не удержался от вопроса Стриж.
Она искоса глянула на него, но решив, что свой комплимент странный гость отпустил от всей души, простила.
— Спасибо, конечно. А насчет того, как я держусь… Пословицу знаешь — "маленькая собачка до старости щенок". Нынешние уже в двенадцать выше меня, длинные, мослистые. Акселерация. А на таких, как я, всегда найдется любитель. С лицом вот ничего поделать не могу, стареет. Хваленые эти кремы, вся реклама — такая дребедень. Знаешь, чего я боюсь больше всего? Подойдет какой-нибудь и скажет: "А эта старушка что тут делает?"
Она снова замолчала, потом чисто механическим движением налила себе рюмку, выпила, смешно сморщилась. Взяла давно потухшую сигарету, закурила снова. Из Нади словно выпустили пар, она как-то обмякла, задумалась. Стриж тоже молчал, не зная, как и про что теперь говорить.
— Пожалуй, я помогу тебе, — вдруг сказала хозяйка. — Вот только что у тебя выйдет, против Шварца, знаешь ли, страшно.
Она еще немного помолчала, ткнула сигарету в пепельницу, взяла в руки фотографию.
— Я с Валей познакомилась не так давно в «Бригантине». Девчонка как девчонка, современная, без комплексов. Молодежь сейчас некоммуникабельностью не страдает, прибилась она к нашей компании. Москвичка, жила в «Приморской». Вечер, другой, третий. Потом встречаю ее на набережной, сидит, на море смотрит. Сама замерзшая, как щегол. Я сразу поняла — что-то случилось. А у нее просто деньги кончились. И так немного было, а тут еще какой-то кавалер остатки выгреб, пока она спала. И вернуться домой не на что, и жить негде. Я привела ее сюда, отогрела, накормила. Для сугрева налила ей, она и понесла все на свете, что за душой, то и на языке. С родителями она разругалась, ну там вообще какая-то дурацкая история. Папа ее в милиции служит, а тут друга ее арестовали за торговлю наркотиками. Она решила, что все это специально подстроено, очень уж ее парень родителям не нравился. В знак протеста в какое-то грязное дело ввязалась, ее с недельку подержали в СИЗО и выпустили. Папа было за ремень, она документы схватила и бегом из дома. Назанимала денег и сюда, на юг. Уж очень Валя море любила. Спрашиваю, что делать думаешь, говорит — не знаю. Домой не хочу, а здесь остаться — ни работы, ни крыши над головой. Три дня она у меня жила, потом я про нее Шварцу рассказала. Вечером в «Бригантине» я ее хорошо подпоила, подошли его люди и увезли Валю. А днем приехал сам Шварц, забрал ее сумочку и велел молчать, забыть, что такая была на этом свете. Он это может, это у него хорошо получается…
Ее передернуло как от озноба.
— Утром она была уже мертва, — негромко сказал Стриж. — Ее бросили в море, после полуночи. И часто ты так вот поставляешь девушек для Шварца?
— Ну, бывает, — не слишком охотно ответила Леля-Надя. — Их ведь сколько слетается на юг для красивой жизни. Познакомишься, прощупаешь, как она, пойдет в нашу компанию добровольно или нет. Шварц за это хорошо платит.
— Вот как! А я думал, ты это просто так постаралась, по дружбе, на общественных началах, — не удержался и съязвил Стриж. Хозяйка вспыхнула в ответ как спичка.
— Ну и что? Если эта дура едет на юг за удовольствиями, то все равно она попадет куда надо и к кому надо. А мне что, деньги лишние?
— За Валю Шварц заплатил?
— Даже накинул сверху, за молчание.
— Почему же ты все-таки решилась мне все рассказать?
— Дура потому что! Ну, и если хочешь знать, пора с этим завязывать. Дочь подрастает, три года уже. Сюда водить не хочу, взрослеет, еще поймет чего. А с крючка Шварц сорваться не даст. Я ему, представить не можешь, сколько уже этих дурочек поставила. Давно бы все бросила, да вложила денежки, которые накопила, в «Хопры» и «МММы». Дура! — решительно закончила она.
— Где он мог ее убить? — перевел разговор на интересующую его тему Стриж.
— В студии скорей всего.
— Что еще за студия?
— Есть такая. Подвальчик под домом, в одной половине спортзал, тренажеры стоят, а в другой половине эта самая студия. Там обычно новеньких и обкатывают.
— Как это?
— Ну как-как. Молча. Все хором и разом. Недели две вздохнуть без боли не можешь.
— А зачем?
— Зачем? Волю сломить, что б не рыпалась потом, знала, что ее ждет. Ну, а во-вторых, там Вадик есть, он из них один такой дохлый. Но зато снимет и смонтирует так, что и сама себя не узнаешь. Девки время от времени уйти пытаются, кто влюбится, кому просто надоест. А кассета эта лежит, ждет, и уже никуда не денешься.
— И где находится эта студия?
Леля-Надя отрицательно мотнула головой.
— Ты не найдешь, тем более ночью.
Подумав, вздохнула:
— Придется сходить с тобой.
Она мигом рассовала все со стола, что в холодильник, что в раковину, тут же перемыла посуду.
— Пошли, — сказала она, вытирая руки.
Перед выходом хозяйка еще забежала в спальню к дочке, вышла оттуда озабоченная. Вот такая, недовольная, она шагнула за порог.
— Так вас как называть, Леля или Надя? — решил все-таки прояснить для себя этот вопрос Стриж.
— Да называй как хочешь, — и поделилась своей заботой: — Что-то мне у дочери горло не нравится, и покашливает.
— Надя, а вы и в самом деле родственница Веры?
— Родная тетка. Собственно, она ко мне сюда и приперлась. Мне как лето, так житья нету от этих родственников. Едут и едут, как будто у меня тут для них пансионат. Я первое время еще как-то скрывала свою профессию, квартиры им находила, а потом… Кому надо, тот всегда узнает. А Верка ко мне каждый год наезжала, все завидовала, как я живу хорошо.
— А она плохо жила?
— Ну, — рассмеялась Надя, — я же говорю — коз пасла. Чисто деревенская жизнь. Папашка ее, наверное, до сих пор на своей «Победе» раскатывает. Но вообще-то она у меня девка неглупая. Как тебе ее светские манеры?
— Ничего, — одобрил Стриж и не удержался, рассказал какой «базар» "племянница" подняла в прихожей. Надя только кивнула головой.
— Вот такой она ко мне и приехала. Жаргон, дешевые манеры, одно слово — Дунька из провинции. Это она уж потом нахваталась, как ходить, как говорить, как за столом себя вести. Ты не представляешь, на лету все схватывает. Раз посмотрит на какую-нибудь манекенщицу и все, походка — копия. Ты видел, как сигарету держит? Я ее спрашиваю: "Вер, откуда?" Она говорит: "Графиня из Италии приезжала, у нас в «Парусе» жила, вот у нее и подсмотрела". Она сейчас голову хоть кому закрутит. По улице идет — мужики аж столбы лбами сносят, ей богу, сама видела!
Стриж рассмеялся. Они шли под ручку, не торопясь. Влюбленная парочка, да и только. Анатолий временами искоса поглядывал на проезжающие патрульные машины, но те пока не проявляли к нему никакого интереса.
— Что ж она на Запад не уехала? Сейчас это модно.
— В свое время зевнула, дурочка была еще. И ведь предлагали: грек один, немец. А когда захотела — не та масть пошла. Все больше арабы да негры. Она и здесь себе найдет, только ей бы от Шварца избавиться.
Вскоре подошли к нужному дому. Сам бы Стриж действительно вряд ли нашел этот неприметный подвал. Вход в него находился не как обычно с торца, а между подъездами. Они спустились вниз по ступенькам, лампочки над дверью не было, но немного света проникало от стоящего во дворе фонаря. Сама же дверь оказалась самой обычной, деревянной, обитой тонкой белой жестью. Стриж потрогал большой висячий замок, с сомнением хмыкнул.
— Ты посильнее его дерни, — посоветовала Надя.
Анатолий пожал плечами, рванул замок вниз раз, другой — и дужка щелкнула и открылась.
— Года два уж собираются купить да все никак, — объяснила, засмеявшись, Надя.
— И не боятся, что грабанут? — удивился Стриж.
— Не-а, хозяин зала — Боцман, правая рука Шварца. Кому охота помирать молодым?
Они вошли внутрь, Надя нашарила на стене выключатель. Вспыхнувший свет показался Стрижу слишком ярким. Мощная, наверное, трехсотваттная лампочка освещала небольшой коридорчик. Слева находились три стандартных двери, справа — большая двустворчатая.
— Тут туалеты и душ, — кивнула влево Надя, — а нам сюда.
Обширное помещение оказалось забито яркими импортными тренажерами на все группы мышц, что особенно поразило Стрижа, помнившего еще первые самодельные качалки. Все стены были заклеены красочными плакатами с Арнольдом и другими идолами бодибилдинга. Они прошли по довольно узкому центральному проходу в дальний конец зала.
— Богато живут, — заметил на ходу Стриж.
— Сам Шварц здесь качается. У него и дома спортзал, а тут он любит поработать на публику, покрасоваться.
В заднюю стену была вмурована большая железная дверь.
— Здесь, — кивнула на нее Надя.
Стриж подергал дверь, оглядел замочную скважину.
— Да, хитрый замочек, так просто не ворвешься.
— А чего вам надо? — страшно и резко громыхнул сзади тяжелый, густой бас. Надя взвизгнула и подпрыгнула на месте. Даже Стриж вздрогнул, настолько неожиданно прозвучал этот голос.
У входа в зал стоял внушительных габаритов мужик, судя по стрижке и фигуре — «качок».
— Че тут делаете, я спрашиваю?! — снова рявкнул он.
— В гости зашли, — брякнул Стриж первое, что пришло в голову.
Верзила двинулся к ним. Надя неожиданно плотно прижалась к Анатолию.
— Это кто? — тихо спросил он.
— Боцман, — еле слышно ответила она.
— Вы чего там шепчетесь? — сказал хозяин, подойдя совсем близко и в упор разглядывая обоих.
— Лелька, ты что ли? — узнал он девушку.
— Я, Боцман, — несмело ответила та.
— И че тебе тут надо, — он глянул на часы, — в полночь?
— Да вот, проходили мимо, человек попросил спортзал показать, тоже заниматься хочет, — неожиданно нашлась что ответить Надя.
— А чего в студию ломитесь? — не унимался Боцман, а сам внимательно разглядывал Стрижа. Его загорелое грубое лицо отражало попытки вспомнить что-то. Надя растерянно глянула на Анатолия, но Боцмана уже не интересовали ее ответы. Он ткнул в сторону Стрижа указательным пальцем и сказал:
— А ты, похоже, та самая птичка, что от ментов сбежала?
— Ну и что? — в ответ усмехнулся Стриж и движением плеча отодвинул девушку от себя.
— Нехорошо огорчать нашу любимую милицию, — сказал Боцман и сделал еще один маленький шажок вперед.
Он ударил мощно и, как, наверное, думал, неожиданно. Но Стриж просчитал все его действия еще до удара, по положению ног и тем небольшим приметам, что даются только с опытом. Он убрал в сторону голову и кулак верзилы с грохотом врезался в железную дверь. Боцман взвыл от боли и ярости. Стриж ответил ударом в солнечное сплетение. Ощущение было такое, словно он бил в стену. Тогда он врезал левой снизу в челюсть, голова качка откинулась назад, Стриж добавил еще справа, хорошо, плотно. Боцман стал заваливаться назад, Анатолий уже вдогонку ударил еще раз.
И не поверил своим глазам. Не отдохнув и секунды на бетонном полу, хозяин спортзала начал подниматься, громоздкий, медлительный. Стриж подскочил и ударил еще раз, Боцман снова упал и опять стал вставать. Стриж поразился. Форму он держал неплохую, каждый день не менее часа работал у груши. Неделю назад у него вечером трое неудачно попросили прикурить. Двоих он завалил с первого удара, а третий успел сбежать. Этот же громила получал удар за ударом и все-таки неумолимо поднимался с пола. Из носа у него текла кровь, глаза помутнели, он пошатывался, но вставал и вставал.
Стриж уже сам осатанел от такой борьбы. По боли в руках он понял, что разбил костяшки пальцев, да это и немудрено — на них были тонкие форсистые перчатки мотогонщика. В какой-то момент он потерял осторожность и сделал лишний шаг вперед. Неожиданный удар ногой отбросил его к самой двери. Стриж зашипел от боли, зажимая колено левой ноги. Подняв голову, он увидел, что Боцман уже поднялся и идет на него. Анатолий метнулся влево, но боль в ноге не позволила ему сделать это быстро. Пальцы Боцмана сомкнулись у него на воротнике. Не оглядываясь, Стриж ударил локтем назад, мало надеясь на успех, но в ответ раздался жуткий вопль, и он почувствовал свободу.
Отпрыгнув за тренажер, Анатолий развернулся лицом к врагу. Теперь он понял, что случилось. Ударив со всей дури по железной двери, Боцман сломал себе пальцы. На время он забыл о боли, но удар локтем пришелся как раз по больному месту и заставил громилу забыть обо всем на свете и разжать пальцы.
— Ну, сука, ты у меня отсюда не выйдешь! — прохрипел Боцман. Сделав два шага назад, он нагнулся и подхватил левой рукой здоровенный гриф от штанги. После этого он двинулся на Стрижа. Между ними оставался какой-то тренажер с одной, но мощной, стойкой. Боцман ударил, Стриж отпрыгнул за стойку. «Качок» попробовал достать его с другой стороны — с тем же успехом. Грохот стоял невероятный. Тогда хозяин спортзала ткнул грифом прямо и чуть было не достиг своей цели, Стриж еле успел отпрыгнуть назад. Боцман взревел и попробовал повторить удар, но Анатолий увернулся, перехватил гриф двумя руками и рванул его к себе, используя стойку тренажера как рычаг. Противник этого не ожидал и выпустил свое оружие.
Теперь уже Стриж имел преимущество. Он сделал ложный выпад, пугнул «бычару». Тот отступил назад, нагнулся, подхватил круглый, двадцатикилограммовый диск штанги, именуемый в народе просто «блин», и с силой запустил им в Стрижа. Это было ужасно. Хотя Боцман и не попал, все-таки бросал левой рукой, но снаряд с такой силой врезался в стену, что штукатурка брызнула во все стороны, а сам «блин» долго еще грохотал и метался по подвалу, пока не затих где-то у входа.
Ошеломленный, Стриж невольно проводил его взглядом, а когда повернул голову, Боцман уже поднимал второй «блин», пристраивая его поудобней в руке. При этом он чуть-чуть помогал себе правой рукой и поэтому постанывал от боли. Стриж отпрыгнул назад, потом перебежал к другому тренажеру, подальше от разъяренного «качка». От этого «блина» он увернулся, хотя тот чуть-чуть не задел его. А вот третий ему пришлось принять на гриф. Удар он погасил, но руки отбило колоссально. Пока Стриж баюкал отбитые ладони, Боцман снова подобрал гриф и, ухмыльнувшись, заявил:
— Ну что, отлетала, пташка?
Они стояли в проходе, Стриж быстро оглянулся и понял, в чем дело: войдя в зал, Боцман запер за собой дверь. В принципе замочек не представлял из себя ничего особенного, простая защелка. Но вот дать Стрижу время открыть ее хозяин спортзала не собирался. Он поудобней пристроил тяжелый гриф в руке и махнул им слева направо. Стриж отпрыгнул назад. Тогда Боцман повторил то же самое справа налево. Анатолий снова увернулся. Все повторялось снова и снова — свист рассекаемого воздуха, отскок Стрижа. Но места у него оставалось все меньше и меньше.
Наконец, он уперся спиной в дверь, чуть-чуть присел, расслабив мышцы, и, как пружина, стал ждать удара, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Боцман усмехнулся, выдержал паузу, а потом, перекинув гриф поудобнее, с торжествующим ревом запустил его как копье, целя в грудь Стрижа. Но того уже не было на месте, реакция спасла его и в этот раз. Гриф же, пробив дверь, застрял в ней. Боцман на несколько секунд застыл, словно не веря своим глазам, потом кинулся к двери. Но пока он возился со своим копьем, Стриж рванулся к лабиринту тренажеров.
Около шведской стенки он обо что-то споткнулся. Опустив глаза, Анатолий увидел у своих ног гантелю, самую обычную, наборную, килограммов на пять. Схватив ее, он пригнулся и затаился за какой-то стойкой.
Боцман выдернул наконец свою железяку. Не обнаружив противника, он медленно шел по проходу, поворачивая, подобно локатору, голову то в одну, то в другую сторону. В центре зала он остановился, перехватил гриф поудобней — ему по-прежнему приходилось действовать только левой рукой, и замер, прислушиваясь. Стрижу ясно был виден затылок Боцмана, он уже примерился, не метнуть ли ему гантелю, но засомневался — далековато, мог и не попасть. Но тут из угла раздался какой-то непонятный звук, и Боцман двинулся туда.
Надя, а шевельнулась от страха именно она, услышав тяжелые шаги, попыталась еще сильнее вжаться в холодную стену. На губах Боцмана появилась дьявольская улыбка, когда он понял, кто сидит в углу.
— А, это ты, шалава, притащила его сюда. Я тебя сейчас на кусочки разорву, возьму за ногу и раздеру пополам.
Детина сделал было шаг к ней, у Нади оборвалось сердце, но тут Боцман как-то странно вздрогнул, открыл рот и, выронив глухо зазвеневший гриф, начал заваливаться назад. Стриж отскочил в сторону, тело «качка» запнулось о стойку тренажера и, перевернувшись, упало лицом вниз. Затылок и шея были залиты густой, темно-красной кровью. Стриж облегченно вздохнул, откинул в сторону окровавленную гантелю.
Тело Боцмана прошила крупная дрожь. "Агония", — подумал Анатолий. Но тот зашевелился, потом, выгнув спину, встал на четвереньки, шатаясь, поднялся на ноги. Стриж с изумлением смотрел на все это, он словно оцепенел. Минуту назад он почувствовал, как крошится под его ударом череп этого человека, а теперь тот стоял перед ним. Не может быть!
Он встретился с Боцманом взглядом, в глазах того мелькнула какая-то искра, по лицу пробежала судорога ненависти. Но тут Боцман дернулся назад, его снова пробила дрожь, и со всего маху громадное могучее тело обрушилось на пол и замерло уже навсегда.
Некоторое время Стриж еще ждал — вдруг это еще не все. Потом перешагнул через тело и подошел к Наде. Та испуганно смотрела на него, всхлипывала, по лицу была размазана вся косметика — тушь, тени, помада. Он присел рядом, зачем-то спросил:
— Испугалась?
Она только кивнула головой и прижалась к его плечу
— Ну ладно, все позади. Пошли, надо линять отсюда. Грохот стоял на весь город, как бы не повязали прямо тут.
Сделав несколько шагов, они подошли к телу Боцмана. Здесь она задержалась.
— Ты что? — удивился Анатолий и понял, что она не может себя заставить перешагнуть через тело. Она боялась Боцмана даже мертвого, никак не могла оторвать глаз от его тяжелого лица, в ореоле лужи крови.
Потеряв терпение, Стриж подхватил Надю на руки и легко перепрыгнул необычную преграду. Опустив ее на пол, он повернулся назад, глянул вниз.
— А ведь у него могут быть ключи от студии? — спросил скорее себя, чем Надю.
— Должны, — подтвердила она.
Связка ключей оказалась в куртке, в боковом кармане с молнией.
— Не сейчас, так потом пригодится, — сказал Анатолий. — Пошли, — поторопил он спутницу.
Они осторожно выбрались наружу и, стараясь не попадать под редкие островки света, пошли от места преступления.
— Странно, почему нет милиции? — удивился Стриж, напряженно прислушивающийся к звукам ночи.
— Вообще-то Боцман приучил жильцов не обращать внимания на грохот внизу. Те сначала пробовали жаловаться, да куда там.
Тут, опровергая ее слова, в сторону спортзала пронеслись две милицейские машины с включенными мигалками. Надя было дернулась, но Стриж прижал ее руку.
— Куда ты, дурочка! Спокойно, главное — не обратить на себя внимание. Давай-ка зайдем вот сюда.
Он затащил ее в освещенный подъезд, критически осмотрел ее лицо.
— У тебя платок есть?
— Да, — кивнула головой еще плохо соображающая Надя.
Стриж долго вытирал платочком следы искусственной красоты, пока его спутница не спохватилась:
— Ой, у меня же зеркало есть!
Достав миниатюрную пудреницу, она глянула на себя и ужаснулась:
— Боже, какой кошмар!
Надя отобрала платочек и быстро уничтожила следы "боевой раскраски", слегка припудрилась, подкрасила губы. Эта простая процедура, похоже, привела ее в чувство. Пряча пудреницу в карман, она пожаловалась Анатолию:
— Вот, сволочи, опять Тайвань вместо фирмы подсунули. Никому нельзя верить…
Стриж засмеялся. Его обрадовало возвращение обычной Надиной язвительности.
— Ну что, пошли? — спросил он.
— Куда?
— Я провожу тебя.
— Хорошо.
Они шли по пустынным улицам, под ручку, спокойной, фланирующей походкой. Надя пару раз искоса глянула на Стрижа. Тот поймал ее взгляд, спросил:
— Ты что?
— Да так, — и помолчав, все-таки спросила: — Ты женат?
— Да, — коротко ответил он.
— И дети есть?
Стриж замешкался. Объяснять ей, что сын от первого брака живет с бывшей женой, а девочку он удочерил, было долго, да и неохота.
— Есть, двое.
Женщина вздохнула.
— Ты чего? — поинтересовался Стриж.
— Завидую. По крайней мере с настоящим мужиком живет.
Стриж вспомнил, сколько Ленке пришлось пережить, и только усмехнулся.
— Не думала, что ты сможешь справиться с Боцманом, молодец, конечно, — продолжила Надя, — но со Шварцем тебе будет трудней.
— Ничего, как-нибудь. Я сейчас тебя провожу и поеду к нему на виллу.
— А ты знаешь куда?
— Да, Вера объяснила.
Надя покачала головой, вздохнула.
— Учти, у него везде телекамеры по углам, и две овчарки во дворе бегают.
— Спасибо за предупреждение, — поблагодарил Стриж.
Вскоре подошли к дому, остановились на секунду.
— Счастливо тебе, — пожелала Надя и, чмокнув в щеку Стрижа, стала медленно подниматься по ступенькам, маленькая, одинокая и не очень избалованная счастьем женщина.
От Надиного подъезда Стриж снова отправился к спасательной станции. Надо было как-то добираться до Красного. Пешком не имело смысла. Он решил еще раз рискнуть и попробовать вывести из гаража при башне свою «Яву». Анатолий чуть было не сунулся туда в открытую, но потом засомневался и в конце концов повторил свой предыдущий маршрут: забрался на башню со стороны моря.
Олег сидел на том же месте, и в той же позе, что и в прошлый раз. Стриж огляделся по сторонам и проскользнул в будку. Войдя, он зажмурился на секунду, привыкая к яркому свету, подошел к столу, хотел было тронуть бывшего друга за плечо, разбудить, даже поднял руку. И только тогда понял, что напарник мертв. Он вовсе не спал, положив голову на стол, у него были свернуты шейные позвонки.
Стриж поневоле оглянулся по сторонам, лоб его покрылся потом. Олежка не был хилым интеллигентом. В прошлом легкоатлет, пятиборец, он и с годами не утратил былой закваски. Временами он присоединялся к Стрижу и совершал вместе с ним длительные пробежки, затем разминался со всей душой. Анатолий вспомнил, как Олежка подхватывал его себе на плечи и спокойно приседал — так раз двадцать. И здоровенному сильному мужику вот так спокойно свернули шею? Стриж качнул головой, прикрыл на секунду глаза. "Пора убираться отсюда. Не дай Бог накроют, еще и Олежку мне припишут".
Он подошел к двери, взялся за ручку и остановился. Что-то задержало его, он не смог ее открыть. Многолетняя практика человека, приговоренного к смерти, обострила его инстинкты, вывела их на уровень подсознания. Стриж представил, как все будет выглядеть со стороны: открывается дверь, полоса света, и в ней черный силуэт человеческой фигуры. Впрочем, что-то еще тревожило его, что-то произошло, пока он находился в здании. Стриж напряг память. Ах да! Звук мотора. Где-то рядом завелся мотоцикл, движок отработал коротко, буквально несколько секунд и снова затих. И Стриж понял, почему. Дорога от набережной к станции шла с легким уклоном. Анатолий тоже иногда при подъезде выключал двигатель и приближался к зданию спасалки накатом. Раз он так даже застал коллегу за очень интересным и интимным занятием.
Нужно было на что-то решаться. Все-таки уйти через дверь или, может, спуститься вниз по винтовой лестнице? Можно еще уйти через окна, но тогда придется тушить свет.
Стриж выбрал другое решение. Он открыл шкаф, вытащил оттуда гидрокостюм, к плечикам, загнув проволоку крючка, пристроил ручку швабры. Чего-то в этом сооружении не хватало. Покрутив головой, Анатолий усмехнулся и пристроил сверху принесенный Олежкой череп. Встав рядом с дверью, он пинком открыл ее и продемонстрировал ночи свое произведение. И в ту же секунду снизу раздался легкий хлопок, череп дернулся, а сзади, в потолке, взлетел фонтанчик отбитой штукатурки. Стриж отшвырнул чучело назад и заорал диким голосом. Прижавшись к стене, он кричал надрывно, просто исходил болью.
Снизу, из темноты, донесся матерок, и железная лестница слегка зазвенела под ногами идущего. Стриж, замолкнув на секунду, услышал этот знакомый звук, еще раз отчаянно крикнул и снова замолк, только постанывал через силу. Спешивший наверх человек до конца уверовал, что все сюрпризы исключены. Вот он шагнул за порог, взгляд его шарил где-то впереди, в глубине помещения. В полусогнутой руке завис длинноствольный пистолет с уродливым набалдашником глушителя. Уйти далеко Стриж ему не дал — коротко и резко ударил киллера в солнечное сплетение, отчего парень захрипел, выронил свою «пушку» и, согнувшись вдвое, стал падать на землю. Упасть у входа Стриж бандиту не позволил, схватил за шиворот и рванул вовнутрь. Пока убийца летел в дальний угол, Анатолий выключил свет, закрыл дверь и, нашарив на полу оружие, двинулся к потерпевшему. Судя по звукам, тому по-прежнему было нехорошо. На ощупь найдя своего противника, Стриж замотал ему руки его же шарфом и привязал к батарее.
Стрелок потихоньку приходил в себя, начал тяжело дышать, попробовал освободиться. Хотя Анатолий и не видел его, но по комплекции, по толщине его рук понял, что перед ним не «качок». "Это, наверное, и есть тот самый Вадик — оператор-монтажер, он же еще и снайпер, оказывается. Многостаночник хренов!" Схватив левой рукой парня за волосы, он приставил к его виску дуло пистолета и шепотом сказал:
— Не дергайся, понял?
Тот затих, чуть кивнул головой.
— Девчонку, что прошлой ночью Шварц убил, ты снимал?
Парень молчал, только тяжело дышал. Глаза Стрижа уже привыкли к полумраку, он видел кудрявые волосы, тонкий, с легкой горбинкой носа профиль лица. Анатолий чуть нажал стволом на висок, парень даже застонал.
— Говори, сучье племя, я знаю, что ты снимал. Где кассета?
— У Шварца дома, — не выдержав боли, почти выкрикнул Вадик.
Стриж ослабил тиски рук.
— За что ее Шварц убил?
— Она после обкатки начала кричать, что всех посадит, вытащила фотографию с папочкой. Шварц рассвирепел, ну и…
— Почему решили подставить меня? — задал следующий вопрос Стриж.
— Мы не думали, что ее опознают. Но у нее «пальчики» оказались в картотеке, там сейчас электронная система связи с Москвой, должен был приехать ее папаша. Он не успокоится, пока не докопается…
Тут Стриж уловил на лестнице звук осторожных шагов. Кто-то двигался вверх, стараясь не шуметь. Но человек был тяжелый, грузный, лестница предательски звенела, от этого он старался идти еще тише, шумно, тяжело дышал. Наконец, он добрался до двери, прислушался. В комнате кто-то явно возился, словно постанывал. Бандит поднял пистолет, рванул на себя дверь. В полумраке шевельнулась какая-то фигура, детина выстрелил раз, другой. Грохот его выстрелов сотряс воздух, и на их фоне совсем потерялся негромкий, упругий хлопок нежданного ответа. Голова стрелявшего дернулась назад, за ней пошло все тело, и он покатился вниз по ступенькам. Стриж, открыв раму до конца, впрыгнул в комнату, щелкнул выключателем, посмотрел назад. «Качок» не промахнулся, обе пули попали в его напарника. Рот его был заткнут его же шапочкой, и Анатолию показалось, что в глазах хитроумного Вадика навеки застыли какое-то непонимание и даже обида.
Включив свет, Стриж, соблюдая все-таки меры предосторожности, спустился вниз по «предательской» лестнице. По ходу он наклонился над телом «качка», присвистнул. Пуля попала точно в лоб.
— Ты смотри, Андрюха был бы доволен, — пробормотал Анатолий, припомнив своего друга, мастера именно в стрельбе из пистолета.
Под его ногами что-то звякнуло, Стриж нагнулся. Это был пистолет Макарова, оружие второго «киллера». Поколебавшись, Стриж отбросил его в сторону — «пушка» Вадика внушала ему больше доверия. Потом чертыхнулся, вспомнил про отпечатки пальцев, нагнулся, попробовал найти пистолет и не смог. Плюнул в сердцах — все к одному.
Потом он исследовал мотоцикл, на котором приехали его убивать. Система была классная — «Судзуки».
"А почему бы мне не прокатиться к Шварцу на этой японской штучке?" — мелькнуло в голове. Мысль понравилась.
Стриж надел громадный, огненно-красный шлем, второй бросил под лестницу и натянул свои форсистые перчатки. Вскоре он мчался по улицам пустынного ночного города в сторону Красного.
Земля на юге, у моря, дороже золота. Используется каждый клочок более или менее пригодной к применению. Когда в России снова появились богатые люди, у них возникла естественная потребность завести себе виллу где-нибудь у моря. Увы, лучшие места давно были заняты санаториями, профилакториями, правительственными дачами. И когда не удавалось скупить их на корню, приходилось осваивать бережок похуже. На месте Красного в свое время находилась грандиозная свалка. Это, наверное, возможно только у нас — свалка с видом на море. Строительный бум начисто перепахал вроде бы безнадежное поле. Деньги могут все, и там, где еще пять лет назад без противогаза нельзя было дышать, вырос целый район роскошных особняков.
Подъезжая к окраине города, Стриж увидел машину ГАИ, рядом другую, просто патрульную. Сердце у него екнуло.
"А ведь это меня ищут", — понял он. Останавливаться было нельзя, но один из гаишников уже повернулся к нему лицом. И Стриж сделал все наоборот — просигналил и поднял руку как бы приветствуя ментов. Гаишник, занесший было уже свой жезл, махнул в ответ и отвернулся к товарищу.
— Что за друг? — спросил тот его.
— Да это Вадик. К Шварцу рулит, — все, кто стоял на этом посту, хорошо знали постоянных «клиентов».
— А тот же уехал.
— Вообще-то да, — удивился гаишник.
Вера дала довольно точный адрес — первый дом справа, с выходом к морю. Те, кто не успел занять себе место получше, довольствовались рядом, с новостройкой. Оглянувшись по сторонам, Стриж загнал мотоцикл в недостроенный особняк и осторожно подобрался поближе к вилле Шварца. Первое, что бросилось ему в глаза, — ярко освещенный двухметровый забор из красного кирпича. Тянулся он метров на сто, не меньше, посередине находились ворота из стального рельефного профиля. Из-за ограды видна была плоская крыша и второй этаж модернового здания виллы. Чем отличалось поместье Шварца от остальных построек в Красном — это тем, что прежний владелец успел урвать себе местечко с деревьями, с самого края свалки. Над забором раскинул ветви росший во дворе гигантский платан, а перед забором, метрах в трех от угла, стоял старый пирамидальный тополь. Приглядевшись, Стриж заметил две телекамеры по углам забора и понял смысл столь расточительного освещения. До моря было совсем недалеко, слышался даже шум прибоя. Справа ограду подпирала высоченная скала, слева размещалось соседнее поместье, еще более обширное, чем вотчина Шварца.
Разглядев все это очень внимательно, Стриж перебежал через дорогу и затаился за тополем. Никто и ничто не отреагировало на это его действие. Тогда он полез наверх, с трудом продираясь сквозь густую поросль пирамидального тополя. Наконец, он забрался достаточно высоко, чтобы лицезреть окрестности. Двор был просто залит светом, а вот окна дома чернели темнотой. И тут Анатолий увидел еще одну телекамеру на крыше дома. Казалось, что она пристально смотрит на него.
"По идее я у них прямо как на ладони, что ж они медлят?" — подумал Стриж.
Он хотел уже слезть вниз, когда из-за угла особняка не спеша вышла крупная овчарка, за ней — другая. Поднявшись на крыльцо дома, они улеглись на две подстилки и замерли, одна сидя, другая — положив голову на лапы. Ветер дул с моря, относя запах Стрижа в другую сторону. Тот подумал минутку, вспомнил детство, улыбнулся и душераздирающе мяукнул. Собаки вскочили, насторожились. Стриж мяукнул еще, они сорвались с места и, подбежав к забору, стали дружно облаивать невидимого кота. Через пять минут он довел псов до изнеможения. Они просто захлебывались лаем, подпрыгивали, стараясь разглядеть невидимого врага. Эта собачья симфония могла вывести из себя кого угодно, но дом по-прежнему не подавал признаков жизни.
На том перекрестке, где стояли гаишники, Шварц и Стриж разминулись совсем ненамного. В ту минуту, когда Стриж на тополе доводил собак, Шварц подошел к своей машине и, открыв дверцу, тяжело опустился на место рядом с водителем. Его душила злоба. В подвал его не пустили, там работала милиция. Сидевший за рулем Шустик, молодой парень лет двадцати, почувствовав настроение хозяина, старался ничем не вызвать его гнев, только косился осторожно на тяжелый профиль Шварца. Свернутый набок нос парня напоминал ему, что может произойти, попадись кто-нибудь под тяжелую руку патрона. В банде Шустик был так себе, пацан на побегушках, мелкая шестерка. Но именно он попался Шварцу под руку, когда позвонила жена Боцмана и, всхлипывая, рассказала о смерти мужа. Сам босс знал, что в таком состоянии не способен вести автомобиль — не соизмерял силу гнева и скорость. Одну машину он таким способом уже разбил, просто чудом оставшись в живых.
Еще он взял с собой случайно оказавшегося в тот вечер на вилле Санька Потехина по кличке Заза. Кто дал такое второе имя русоволосому симпатичному парню, неизвестно, но на свой первый срок он уже шел с ним. Сев малолеткой за банально снятую шапку, Заза уже автоматически с наступлением совершеннолетия перешел во взрослую зону. Здесь его пригрели паханы, и за месяц до конца срока он пырнул прямо на перекличке — что означало высшую блатную смелость — нужного им человека. Получив за это «червонец» и отмотав его до конца, Заза понял, каким был дуриком в чужих руках. За эти десять лет он еще дважды ставил "красную печать", но делал это так осторожно, что уже никто не смог предъявить ему счет.
Выйдя на волю и отдохнув на всю катушку, Санек близко сошелся со Шварцем. Там, где грубый нажим и сила не проходили или натыкались на еще большую силу, вот тогда Шварц пускал в ход Зазу. Делал тот свое дело каждый раз настолько изощренно и неожиданно, что вызывал этим невольное восхищение Шварца. Это позволяло Зазе держаться с культуристом в форме нагловатого хамства, что, как ни странно, даже импонировало Шварцу. Например, Санек частенько напоминал ему, что отмотал в зоне двенадцать лет, а Шварц — только год, да и то по малолетству.
В машине загудел телефон сотовой связи.
— Да, Шварц, — буркнул в трубку культурист, казалось, совсем забывший свою истинную фамилию.
— Леня, здравствуй, — ровно поздоровался спокойный голос.
— А, это ты, Рыба? Чего надо? — не очень вежливо ответил Шварц.
— Зайди завтра в Черноморский банк, сними со счета все свои деньги. По моим данным, он скоро лопнет.
— Сколько там?
— Немного, сорок тысяч.
— Да и черт с ними, мелочь!
— Как хочешь, деньги твои, — безразлично отозвался суховатый голос.
— Ладно, — наконец согласился Шварц. — Зайду. У тебя все?
— Нам бы еще встретиться, поговорить о том предложении парней с севера.
— Слушай, я все уже сказал. Они лезут не в свою кровать.
— И все же кое-что в их предложении интересно… — начал было увещевать далекий собеседник, но тут в дверях ярко освещенного подъезда показались санитары, с трудом несшие носилки с тяжелым телом Боцмана. И Шварц, забыв про прочие скучные дела, подался всем телом вперед, машинально, со всей силы сжав в руке жалобно хрустнувшую трубку. Глянув на руку, Шварц выругался, открыл дверцу и отбросил в сторону покореженные остатки радиотелефона. Подойдя к «скорой», он задержал рукой санитаров, собравшихся было задвинуть носилки внутрь.
— Погодите.
Откинув грязную простыню, он несколько секунд смотрел на застывшее лицо Боцмана, потом прикрыл его и, отвернувшись, молча ушел к своему «БМВ». Оба подручных, увидев его лицо и непривычно ссутулившиеся плечи, не посмели проронить ни звука.
Вокруг Шварца крутилось много людей. Иные из них, вроде Зазы и Шустика, просто кормились из его рук, другие были пристроены в престижные ночные клубы и казино, бары и рестораны. Эти бармены, вышибалы, охранники многим оказались обязаны Шварцу и составляли резервную силу его с виду небольшой банды. Сплачивало их, казалось бы, безобидное увлечение силой и красотой. А подсказал Шварцу этот путь именно Боцман.
Он в свое время действительно ходил на сейнере пять лет боцманом. Недюжинной физической силы, рослый, хозяйственный мужик. При всей кажущейся громоздкости и неторопливости он обладал ловкостью и холодной расчетливостью, не раз выручавшей его в самый тяжелый и страшный шторм. Может, так бы и текла его жизнь ровно и плавно — купил он себе квартиру, женился, родились двое детей, погодки, приобрел «жигули». Но поездить на них ему толком не пришлось. Подвела пьянка. Временами он отводил душу, обычно после длительного рейса, уходя в загул дня на три. Потом месяц мог не брать в рот, возился по хозяйству, находя все новые и новые способы применения своих умелых рук.
Но в тот раз он потерял какой-то невидимый душевный якорь, сцепился с задевшим его парнем и серьезно его изувечил. Хорошо еще, что тот выжил. На суде, да и потом, первые месяцы в зоне, Боцман никак не мог понять, за что ему дали эти семь лет? За какого-то волосатого хипаря, первого приставшего к нему со своим поганым карате? Сам виноват, нечего было блатовать в матросской пивной со своими столичными замашками.
Отсидел он пять лет, год еще провел на химии, но вернулся Боцман домой другим человеком. В голове его словно кто-то переставил знак плюс на минус. Снова пойти на сейнер и честно работать? Да нет, он свое оттрубил на лесоповале. Теперь он отдохнет, будет жить для себя, а не для дяди, рапортующего о выполнении плана.
Тут грянула перестройка, в это время он как раз и познакомился со Шварцем. Если тот был мощью банды, то Боцман — душой и мозгом. Осторожный, осмотрительный, он сначала все тщательно просчитывал, а потом уже пускал в ход свирепую силу Шварца. Трудно сказать, кто из них в банде был по-настоящему главным. Со временем он стал Шварцу даже не другом, скорее братом, причем старшим, его вторым я.
Между тем из подвала показалась фигура в форменном милицейском плаще. Человек оглянулся на застывший без света «БМВ» и, не торопясь, двинулся в сторону набережной.
— Это Калинин, давай за ним, — ткнул в бок локтем Шустика Шварц.
Капитана они догнали за углом. Нервно оглянувшись по сторонам, он быстро нырнул в машину и, неодобрительно покосившись в сторону расплывшегося в фиксатой улыбке соседа, сразу выговорил Шварцу:
— Вы что, подождать не могли? Отошел бы чуть подальше, тогда и подобрали. Далеко не вези, всюду патрули, проверяют машины, сверни в переулок.
Шварц кивком подтвердил, и Шустик загнал машину в короткий тупичок между домами. Затем хозяин обернулся к милиционеру.
— Ну говори, что узнал? Кто убил Боцмана?
— Да что там узнаешь, — с ходу начал врать Калинин. — Все косятся, а Ширшов, следователь прокуратуры, тот прямо спросил, что это я тут делаю. Наплел ему с три короба.
— Ты не юли, говори, кто его убил?
Света в машине не зажигали, лица Шварца капитан не видел, но и от одной интонации его голоса мурашки побежали по коже.
— Ну, похоже, — неуверенно сказал Калинин, — что это тот парень со спасалки.
Шварц протянул руку, схватил капитана за грудки и, притянув поближе, задыхаясь, прохрипел прямо в лицо ему:
— Ты, это ведь ты его нам подсунул!
— Да погоди, может, и не он! — оправдывался капитан, стараясь оторвать от плаща руки Шварца. — Может, это те ребята с севера, вот пальчики снимут, и я точно скажу.
Шварц подержал его еще секунду, потом отшвырнул от себя.
— Придушить бы тебя, гада, да ладно. Нужен еще.
В салоне установилась тишина, каждый думал о своем. Шустик страшно хотел пить, но сейчас его желание было так некстати. Санек уже прикидывал, как понадежней убрать этого мента, мысли Шварца душил растущий гнев. Но в самом плачевном состоянии находился капитан Калинин. Ведь это действительно он придумал всю комбинацию. На пляже, около мертвого тела, он мгновенно узнал Стрижа в толпе. Удивительным даром наделила природа этого невзрачного с виду человека. Он обладал поистине феноменальной памятью. Много лет Калинин добросовестно служил в отделе учета уголовного элемента. Те, кто хотел получить какую-нибудь справку побыстрей, обращались прямо к нему, минуя картотеку. Капитан или мгновенно находил нужное дело, либо просто цитировал данные на нужного ему человека.
На борьбу с проституцией его Седов бросил временно, скорее в виде шутки. Старому служаке полковнику вновь образуемый отдел показался делом если не пустячным, то по крайней мере второстепенным. Отвлекать на этих б…, как выразился Седов, лучшие кадры он не собирался, а тут как раз заявился к нему Калинин с рапортом о повышении по службе. Рапорт этот он написал под диктовку суровой жены, да и носил с собой целую неделю, не решаясь подать на стол начальству.
"Пусть покомандует, — думал полковник, подписывая приказ о назначении Калинина, — снять я его всегда успею". Но капитан неожиданно проявил в новом для себя деле столько рвения и сноровки, что Седов начал уж подумывать, не дать ли ему майора. На самом деле Калинин просто расчищал для Шварца поле деятельности. Мелкие сутенеры, не желающие идти под начало культуриста, теперь устранялись с помощью милиции.
Если бы Калинин знал о последних записях в досье Стрижа, о его участии в заварухе с чеченцами и награде, может, он и не решился бы на всю эту аферу. Но понадеявшись на свою фотографическую память, капитан не соизволил заглянуть в дело и на этом много проиграл.
— В студию они не вломились? — нарушил молчание Шварц.
— Нет, дверь закрыта, а у Боцмана не оказалось ключей.
— Ключей нет?! — резко обернулся назад Шварц. — Черт возьми, все одно к одному!
— Что значит одно к одному? — насторожился Калинин.
— Да мы там кассету оставили, — хмыкнув, ответил Шварц.
Калинина даже пот прошиб.
— Как оставили, ты же говорил, что ее стерли?!
— Да не ту, другую, под потолком.
— Нет, нельзя же так! — Калинин даже подпрыгнул на сиденьи. — Там же все, от начала и до конца!
— Знаю, — нехотя, почесывая ладонью щеку, ответил Шварц. — Перебрали мы тогда, про нее и не вспомнили. Потом уже, вечером, хватились. Боцман за ней и шел.
— Забыли, перебрали, — капитан раскипятился не на шутку, — а сбросили где? Поди у волнолома?
Шварц чуть пожал плечами.
— У волнолома, у волнолома, — со смешком подтвердил Заза.
— Ну, конечно! Там же камни, веревку перетерло часа за два. Господи, наваждение какое-то, не одно так другое, — тяжело вздохнул, подведя итоги Калинин. А про себя подумал: "И Боцмана убили. Тот хоть думал, прежде чем что-то делал, а этот бык совсем неуправляемый, того и гляди мне шею свернет. Ну зачем я во все это влез, зачем?!"
Позднее раскаяние милиционера прервал негромкий, с наигранной ленцой голос Зазы.
— Слышь, пахан, раз тот фраер ключики взял, значит, снова сюда вернется.
Шварц покосился через плечо в его сторону.
— Знаю.
— Может, я его здесь подожду?
— Попробуй, — легко согласился Шварц.
Но тут неожиданно воспротивился Калинин.
— Погодите. Ну-ка, — обратился он к Зазе и Шустику, — выйдите, покурите.
Заза было хмыкнул, но Шварц, обернувшись всем корпусом, только глянул на него, и тот нехотя покинул машину. Укрываясь от ветра, они отошли от автомобиля метров на десять и закурили.
— Тоже мне, парижские тайны! — Заза начал закипать.
— Да ну и хрен с ними, — из-за травмы лица Шустик немного гундосил. — Наше дело телячье.
— Не люблю я такие песни из-за угла, — в обычной своей блатной манере продолжил Заза, внимательно наблюдая за тем, как неясно прорисованный в отдаленном свете уличного фонаря профиль капитана о чем-то горячо толкует неподвижному силуэту обращенного к нему вполоборота Шварца. Вскоре их позвали, но Заза уже знал, что хитрый мент, а они с капитаном взаимно не любили друг друга, в чем-то убедил Шварца.
— Тебя подбросить домой? — раздобрился Шварц, обращаясь к Калинину.
— Не надо, сам дойду.
— Какой ты все-таки пужливый, — усмехнулся Шварц. Рядом ощерился в улыбке Заза.
— Береженого бог бережет, — проворчал в ответ капитан.
— А не береженого конвой стережет, — весело, с глумливой ноткой в голосе подхватил Заза. Капитан, сплюнув в сторону, полез из машины под сдержанный гогот трех глоток.
Он и в самом деле смертельно боялся разоблачения. При таких деньгах, что ему перепадали от Шварца, он давно мог купить себе самую роскошную квартиру. Но из-за боязни по-прежнему жил с женой и дочкой в двухкомнатной «хрущевке». Правда, он сменил свой старый «москвич» на седьмую модель «жигулей», но и ту взял с рук и долго потом рассказывал каждому встречному, как ему повезло приобрести автомобиль почти задаром. Он относился к категории людей, которые хитры и изворотливы от страха. В чем себе не отказывал капитан, так это в еде. В последние полгода он стремительно начал прибавлять в весе, вырастая из всех костюмов.
— Стой, — остановил капитана Шварц. Немного помолчал, словно еще решая что-то, но потом сказал: — Ну ладно. Пригоняй этого своего должника, пусть караулит. Я двух тоже уже отправил на всякий случай к спасалке, Санек подсказал. Пусть и твой работает.
Капитан молча захлопнул дверцу и, пригнувшись, шагнул навстречу ветру. Вскоре его фигура скользнула по набережной в сером пространстве начинающегося ночного шторма.
— Ну что, босс, я сажусь с пушкой у спортзала? — спросил Заза, уже зная ответ.
— Да погоди ты! — отмахнулся от него Шварц. — Для тебя тоже дело найдется, и поважней.
— Понял.
— Поехали домой, — велел Шварц Шустику и устало откинул голову на изголовье сиденья, привычным жестом надел черные очки, как бы отгораживаясь от всего мира. Эта ночь даже ему далась нелегко. Слишком много приходилось думать и решать, заниматься тем, что всегда за него делал Боцман.
Собаки по-прежнему не унимались.
"Похоже, там никого нет", — окончательно решил Стриж и, уже не таясь, слез с тополя и подошел к забору. Вскарабкавшись на него и вызвав этим у овчарок совершенно неистовый приступ ярости, Анатолий еще раз осмотрелся. Он запросто мог бы перестрелять собак, но это сразу бы переполошило вернувшихся хозяев. Еще с тополя он заметил, что ветви гигантского платана во дворе нависают над забором, а с другой стороны заканчиваются совсем близко от выпирающего сбоку балкона. Примерившись, Стриж подпрыгнул вверх и чуть вперед, уцепился за толстую, прогнувшуюся, но выдержавшую его вес ветку. Отдышавшись, он глянул вниз, на беснующихся собак, и, перебирая руками, добрался до ствола дерева. Здесь он вскарабкался с ногами на мощный спасительный сук и перебрался на другую ветку, растущую к дому.
Она оказалась более толстой, видно было, что ее обрубили, освобождая место особняку. Стриж повис на конце ветки, до балкона осталось не более метра, но как преодолеть это пространство? Он завис, беспомощно крутя головой по сторонам. Пришла в голову и не очень хорошая мысль: "Такую идеальную мишень можно и из рогатки подстрелить". Мысль о рогатке навела его на одно интересное воспоминание. Анатолий улыбнулся, а потом начал раскачивать ветку весом своего тела.
В далеком детстве они вот так раскачивались на прибрежных деревьях, а потом прыгали в Волгу. Навык еще не пропал, вскоре он уже носился вверх-вниз по такой крутой амплитуде, что псы едва не доставали зубами его пятки. В душе Стриж молил об одном: лишь бы выдержала ветка! Наконец, он решился: на траектории, ведущей вверх, разжал руки и, развернувшись в воздухе лицом к балкону, полетел вперед. Все-таки он чуть-чуть не рассчитал, его ударило ногами о перила. Вдобавок, столкнувшись с препятствием, голова и туловище резко скапотировали вниз, и Анатолий здорово треснулся головой об пол.
— Хреновый из меня, однако, Тарзан получился, — пробормотал Стриж, со стоном поднимаясь с пола.
Действительно, ударься он о перила немного повыше, могло серьезно пострадать его мужское достоинство.
Хромая, Анатолий добрался до балконной двери. В отличие от обычных, эта была со встроенным в круглую ручку замком. Не сильно надеясь на успех, Стриж повернул ее и оказался в доме.
— Это ж надо, — пробормотал он, — так просто.
Отодвинув тюль, он проковылял дальше, на каком-то столике нашарил лампу, щелкнул выключателем. Розоватый свет неярко высветил помещение. Похоже, что он оказался в спальне. На это прежде всего указывала безразмерная квадратная кровать с низенькой спинкой резного дерева. Весь пол был застлан светло-коричневым паласом с длинным ворсом. На стене висела огромная фотография голой девицы в самой что ни на есть вульгарно-зазывающей позе. И очень заинтересовала Стрижа в этой комнате видеодвойка на подвижном столике с небольшим рядком кассет на нижней полке. Он подошел, нагнулся, перечитал названия фильмов. Все они не позволяли усомниться в жанре кинопродукции — порнуха. Выключив свет, Стриж прошел в соседнюю комнату.
Она больше походила на гостиную. Большой, почти квадратный, зал, метров десять в длину. В нем терялись даже громадный диван и четыре мощных кресла вокруг изящного, но довольно массивного журнального столика. Архитектор, создававший эту виллу, задумал в одном из углов зала разместить зимний сад. От былого замысла при новом владельце осталась только большая пальма.
В другом углу стоял точно такой же подвижный столик с видеодвойкой, как и в спальне. Но сверху, на телевизоре, лежала довольно большая видеокамера «Панасоник», сразу заинтересовавшая Стрижа. Он повертел ее в руках, невзначай нажал на пуск. Услышав, как она заработала, чертыхнулся. Потом все-таки разобрался в незнакомой конструкции, вытащил кассету, прокрутил ее на видике. Увы, там ничего не было, кроме тех кадров, что невзначай заснял Стриж.
Он вздохнул, зачем-то снова вставил ее в видеокамеру, положил «Панасоник» на телевизор и занялся разбором видеобогатства Шварца. Из двадцати с лишним кассет Стриж видел почти половину фильмов и точно мог сказать, что в них играет Арнольд Шварценеггер. Попадались еще кассеты с записями занятий по бодибилдингу. Поставив на всякий случай пару из них, он убедился в соответствии названий фильмов содержанию. "Придется искать дальше, — с легкой досадой подумал Стриж. — Где-то здесь должен быть пульт управления телекамерами, может, там он хранит ту кассету?"
Стоило проверить еще одну дверь на этом этаже, как раз невдалеке от видеодвойки. Стриж нашарил на стене выключатель, зажег свет. Без сомнения, он попал в кабинет, самый настоящий кабинет ученого или писателя. Солидный письменный стол посередине, книжные шкафы с ровными рядами собраний сочинений, картины на стенах и даже небольшая бронзовая статуя женщины классических пропорций в томной позе стыдливой купальщицы. Но главное, что поражало в этой комнате — полная нетронутость интерьера. Ни одна бумажка не лежала на столе, ни одна книжка не была вынута из этих рядов и не нарушала их геометрической пропорции. Анатолий проверил письменный стол — там отсутствовала даже пыль, только слабый запах свежего дерева. Стриж покинул этот псевдокабинет в полнейшем недоумении.
"Похоже, он так и купил этот дом со всеми потрохами. Зачем ему нужен этот кабинет, почему он его не тронул, не переделал?"
Теперь Стриж пошел вниз. Спустившись по витой лестнице, он отыскал сразу три выключателя, нажал на клавишу. Загорелась только одна лампа под потолком, но и того света, что она давала, хватило на то, чтобы осветить помещение и заставить Стрижа рассмеяться. Он словно попал в филиал боцманской «качалки». Тренажеры, тренажеры и опять тренажеры. Вот этот зал, еще больший, чем холл наверху, носил явные следы переделки. При крепеже шведской стенки отбили штукатурку, поцарапали паркетный наборный пол. Анатолий уже двинулся было к одной из дверей, ведущей в другие комнаты, но тут в громадные окна, заменявшие одну из стен, полыхнуло светом, громко залаяли собаки.
Нетрудно было понять, что приехали хозяева. Стриж метнулся было к выключателю, но понял, что трогать его нельзя, поздно. Тогда он рванул наверх, в холле оглянулся по сторонам и решил укрыться в кабинете. Около «двойки» он притормозил, долю секунды подумал, направил объектив видеокамеры в зал и включил ее.
Дверь в кабинет Стриж оставил приоткрытой. Вытащив из кармана пистолет, он снял его с предохранителя и стал ждать.
Вскоре он услышал донесшийся снизу тяжелый голос хозяина.
— Нет, а кто, я что ли? Еще раз оставишь включенным, голову оторву!
"Ага, это они про свет", — понял Стриж. Чертыхаясь, в комнате появился Шварц, громадный, объемный, в неизменных черных очках. Он стащил с себя джинсовую куртку, бросил ее на диван, сам плюхнулся рядом, взялся за телефон. Набрав номер, он снял очки, положил их на столик, прикрыл глаза от яркого света.
— Вера, ты? Слушай, я у тебя фотографию не оставил? Какую? Ну, там одна девица рядом с папашей сидит, «Поляроидом» снято. Нету? Поищи, может, найдешь. Смотри, я за эту фотку и убить могу.
Бросив трубку на рычажки, он отнял от глаз руки и задумался. Впервые Стриж видел его без очков и вот так близко, всего метрах в четырех, чуть сбоку. Анатолий понял, зачем он носит черные очки. Мясистый раздвоенный подбородок, широкие, толстые губы, какой-то бугристый, шишкастый лоб с нависшими кустистыми бровями — все это впечатляло и угнетало. Но вот глаза явно подкачали. Маленькие, невыразительные, почти без ресниц, они придавали его бульдожьей внешности едва ли не комическое выражение. Долго раздумывать Шварц не стал, снова набрал какой-то номер.
— Ну что, нашли? — без предисловий начал он. Выслушав ответ, выругался. — За что вам только деньги платят, дармоеды! Дороги все перекрыли? А этот сидит, ждет? Ну смотри мне, не дай боже опять лопухнется. Да предупреди его, что за кассетой приедут, а то еще своих перестреляет с перепугу. Позвони, если что.
Он снова очень небрежно обошелся с трубкой, повернувшись, крикнул в сторону лестницы:
— Санек, принеси пару пива.
Вскоре рослый парень принес две бутылки пива и большой бокал. Шварц знаком показал ему остаться, а сам, проигнорировав принесенный бокал, прямо из горлышка залпом осушил бутылку. Удовлетворенно ухнув, он пододвинул вторую бутылку расположившемуся в кресле напротив парню и спросил его:
— Слушай, Санек, а может, нам и папашу грохнуть, пока он копать не начал? Кэп даже номер назвал, семьсот седьмой, в «Парусе». Как мент говорит, папаша ее из сыскарей, волчара. К чему нам лишние хлопоты? Если придумать ему достойную смерть? А что, замочить его из его же пушки, и докажи потом, что он не сам себя грохнул. Так сказать, с горя. Как думаешь, сработает?
— Это тебе мент предложил? — хрипловатым, спокойным голосом спросил Санек. По манере говорить и держаться, ленивой расслабленной позе Стриж сразу признал в нем человека оттуда, прошедшего школу зоны. За это говорили и пальчики его левой руки, от татуировок казавшиеся синими. Чувствовалось, что парень держится с культуристом на равных, и это удивляло Анатолия. Не тот человек Шварц, чтобы позволять подобное.
— Ну да, а ты как догадался?
— Сам бы ты до этого никогда не додумался. Только он уже раз нам насоветовал. "Подсадка, дело верное", — парень передразнил кого-то гундосым голосом. — А подсадка возьми да и замочи Боцмана.
— Сука, я за Боцмана полгорода передушу! Кто его, главное, привел туда?
— В студию явно ломился, — подсказал Санек, неторопливо потягивая пиво из высокого бокала.
— Скорее всего. А там ведь вторая кассета. И как мы про нее забыли? Ладно, менты уйдут, съездишь, заберешь, хорошо?
— Придется, — согласился парень.
— Ну а все-таки, Санек, можно взять генерала?
— Любого можно. Я прошлый раз в «Парусе» с крыши работал. Приоделся слесарем, а там за грузовым лифтом лестница идет наверх, замок так себе, для вида. Я пробой выдернул, завязал веревку, спрыгнул с балкона. Крыша там плоская, как раз на уровне балкона.
— Это когда ты того ару замочил? — прервал его Шварц.
— Ну да, научил дядю в ванне нырять, до сих пор благодарит на том свете.
Шварц издал из утробы звук, похожий на квохтанье.
— Санек, что бы я без тебя делал? — признался он, взял в руки бутылку с пивом, поднес к губам. Но тут резко зазвенел телефон.
— Да? — не называя имени, спросил в трубку Шварц. Послушал несколько секунд, потом грохнул об стол бутылку и рявкнул во всю глотку. — Что!!! Вы там совсем охренели, что ли? Вы когда его возьмете? Нет… — тут он перешел на мат и долго поливал им невидимого собеседника. Немного успокоившись, добавил: — Слушай, Калина, это ведь ты нам подсунул эту птичку, так что жми на все кнопки, но убрать его надо до рассвета. Понял? И учти — смерть Боцмана я ставлю тебе в счет, понял?
На другом конце провода кто-то взялся было оправдываться, но разъяренный Шварц, послушав несколько секунд, со всего маха швырнул трубку на телефон. Санек, привстав со своего кресла, глянул на остатки того, что недавно было средством связи, и, снова откинувшись в кресле, вопросительно глянул на босса.
— Зяму и Суслика замочили, — ответил на его немой вопрос Шварц.
— Кто? — не поверил Санек.
— Кто-кто? Дед Пихто! Этот самый, больше некому. Может, он уже и обо мне знает? А? — скорее себя, чем подельника, спросил Шварц.
— Ну это вряд ли. Но как он ребят замочил? — спросил Санек.
— Молча. Обоих положил из пушки, прямо там, на башне.
— А мотоцикл?
Они посмотрели друг на друга.
— Мент ничего про него не сказал, — припомнил Шварц.
— А может, он сюда… — начал было более сообразительный Санек, но тут их разговор прервал ворвавшийся снизу парень в тельняшке.
— Шеф, я сейчас прокрутил пленку, в доме кто-то есть!
Шварц и Санек вскочили на ноги.
— Я же говорил, что гасил свет когда уезжали, — с обидой прогундосил парень и передернул затвор пистолета. То же самое повторил и Санек.
— В разные комнаты, — скомандовал Шварц.
Стриж понял, что терять нельзя ни секунды. Сейчас они вместе и нельзя им давать разойтись. Он выстрелил в гундосого, тот стоял ближе. С трех метров промахнуться трудно. Пуля из убойной пушки покойного Вадима отбросила парня прямо на Шварца. Пока тот соображал, что это был за хлопок и почему его же человек пробует сбить его с ног, Санек все понял. Круто развернувшись, он вскинул свой пистолет, но у Стрижа оказалось полсекунды запаса. Он нажал на спусковую скобу два раза, и обе пули попали в грудь личного киллера Шварца. Сам хозяин дома так и застыл стоя, оружия при нем не было, приходилось молча наблюдать за гибелью своих людей. Отшвырнув от себя тело парня в тельняшке, он замер, глядя на дверь кабинета.
Она с легким скрипом открылась, и Шварц, наконец, увидел своего врага. Рост и комплекция Стрижа вызвали у него усмешку, но вот глаза заставили тут же погасить ее. Шварц глянул себе под ноги, там лежал пистолет убитого первым парня.
— Не балуй, — предупредил его Анатолий и, вытянув руку, прицелился в лоб культуристу. — Катни-ка мне его.
Шварц скривился и с досадой поддал ногой по пистолету. Тот отлетел в дальний угол, но срикошетил от стены и все-таки попал к ногам Стрижа. Анатолий, не торопясь, нагнулся, поднял его, коротко глянул — точно такая же модель, как у него, но без глушителя.
— Так вот ты значит какой, — первым начал разговор Шварц и спокойно уселся на диван. — Ну и что тебе надо?
Он потянулся было к очкам, но Стриж снова вскинул пистолет и коротко приказал:
— Оставь! — Анатолий чувствовал, что Шварц хочет перехватить инициативу. Не хватало еще, чтобы он спрятал глаза за темными стеклами.
Хозяин виллы убрал руки со стола, усмехнулся. Похоже, они хорошо понимали друг друга. Выдержав паузу, Стриж наконец сказал:
— Мне нужна кассета.
— Кассета, — рассмеялся Шварц, — есть у меня кассета, только она пустая. Стерли невзначай.
Анатолий решил пока не заводить разговор про вторую кассету.
— Ну, значит, ты сам все расскажешь папе-генералу.
— Но для этого меня надо к нему увезти. Как, связывать будешь? — Шварц уже в открытую издевался над Стрижом.
— Зачем, ты тут все расскажешь, — Анатолий попятился, стараясь не спускать глаз с «качка», зашел за столик с видеодвойкой, прислушался. Камера работала. Он нагнулся, глянул в видоискатель, чуть сдвинул его в сторону.
— Говори все как было, — приказал Стриж и подошел чуть поближе, стараясь не загораживать объектив.
— Щас, разбежался! — Шварц злобно усмехнулся, он все понял, козыри были у противника. — Я тебе подробности расскажу, а потом ты меня хлопнешь? На-ка выкуси!
И он изобразил огромную фигу.
Стриж понимал, какую игру затеял с ним этот бугай. Вести его в милицию, просто даже сблизиться с ним — и то было подобно самоубийству. Уроки Боцмана не прошли даром. Подумав, Анатолий спросил:
— А где остальные кассеты?
Шварц запираться не стал.
— В сейфе.
— А сейф?
— А сейф ты уж сам найди. — Шварц снова ухмыльнулся. — Чего это я в поддавки с тобой играть буду?
— Давай ключи, — потребовал Анатолий.
Шварц нехотя поднялся, сунул руку в карман, вытащил солидную связку ключей.
— Какой из них? — спросил Стриж.
Тот, перебрав, показал один, довольно хитрой конфигурации.
— Кидай сюда, — велел Анатолий.
Шварц взвесил в руке увесистую связку, но Стриж мгновенно взял его на мушку, и тот нехотя бросил связку как раз посередине между ними.
"Сучара!" — в сердцах подумал Анатолий и, сунув один из пистолетов в карман, двинулся к ключам. Не спуская глаз с противника, он нагнулся, нашарил связку. И все-таки он чуть было не опоздал. Шварц дернулся, в сторону Стрижа полетел журнальный столик. К счастью, Анатолий успел упасть на бок и уклониться. Не вставая на ноги, он выбросил вперед руку с пистолетом в ту сторону, откуда неслось на него с диким ревом громадное тело Шварца, и нажал на спуск. Дом наполнился грохотом выстрелов, оказывается, он держал в руках пистолет без глушителя. Затем на Стрижа обрушилось что-то массивное, и он потерял сознание.
Первое, что он ощутил, очнувшись, — тяжесть, сдавившую его легкие и все тело. Со стоном Стриж выкарабкался из-под мертвой туши Шварца, с облегчением вздохнул полной грудью. Левый глаз не открывался, что-то мешало разлепиться ресницам. Он коснулся рукой, оказалось — кровь. Стриж потрогал лоб, щеки, вроде бы все цело. Тогда он перевернул тело Шварца и покачал головой. Грудь культуриста представляла собой какое-то месиво. И все-таки он успел подмять его.
Стриж, пошатываясь, встал, в голове стоял какой-то звон, его мутило. Он нагнулся, поднял с пола чуть не ставшие роковыми ключи, сунул их в карман. Затем подошел к телекамере, выключил ее. Несколько секунд постоял, думая о том, что ему теперь делать. Смываться отсюда как из заведения Боцмана? Или нет? Хорошенько все просчитав, Стриж решил не торопиться. Вряд ли соседи Шварца будут звонить в милицию.
Спустившись вниз, он первым делом нашел ванну, разделся по пояс и тщательно вымылся. Пришлось смывать кровь с кожаной куртки. Хуже дело обстояло с рубашкой. Поколебавшись, он все-таки попробовал ее отстирать, потом махнул рукой, выкрутил и натянул на голое тело. Его тут же передернуло от холодного прикосновения мокрой материи, но делать нечего — пришлось сушить ее собственным теплом.
Ощутив себя более чистым, Стриж занялся поисками сейфа. Сначала он поднялся в гостиную, огляделся. Тут просто негде было его прятать — голые стены да руины зимнего сада. Тогда он прошел в спальню, покрутился там. И тут его осенило. Ну конечно же — кабинет!
Войдя туда, он включил верхний свет, внимательно огляделся по сторонам. По очереди отодвинул со стен картины — ничего. Затем занялся статуей, так и сяк повертел ее массивный деревянный постамент, простучал его и решил, что нет, не тут. Оставалось одно — книги.
Анатолий открыл первый шкаф, стал по очереди снимать с полок солидные фолианты, простукивал стены. Затем пришла очередь второго шкафа, третьего.
И все-таки он его нашел. Как обычно, вытащил с нижней полки пару книжек, заглянул за них, ничего не обнаружил и хотел было уже закрывать шкаф, когда заметил, что эта полка и верхняя над ней двойные. Освободив ее от книг, Стриж нашел сбоку маленькую черную кнопочку. Он нажал на нее. Ничего не произошло. Снова нажал и попробовал дернуть все это сооружение на себя. Что-то щелкнуло, и полка плавно выдвинулась наружу и вбок. Стриж хмыкнул — за полкой обнаружилась продолговатая стальная дверца. Он поискал в связке ключ, который ему показывал Шварц, сунул его в хитроумную скважину, повернул раз, другой. Замок щелкнул, и дверца открылась. Да, там было именно то, что он искал — кассеты, штук десять, без надписей на корешках. Лежали в сейфе и деньги, четыре пачки стодолларовых купюр, очевидно, резервный фонд Шварца.
Отложив пока деньги, он перенес все кассеты в зал и начал по очереди просматривать. Это было именно то, о чем говорила Надя — очень грамотно состряпанный компромат. Менялись девицы, брюнетки и блондинки, худые и не очень. Что роднило их — какие-то одинаково шальные глаза, и сценарий действия — поцелуи, объятия и так постепенно до групповухи. В одном из эпизодов промелькнула и Вера, он сначала удивился, но потом понял: это еще в самом начале ее деятельности. Прокручивая все в убыстренном темпе, Стриж так и не нашел, что искал — нужную ему кассету с московской девушкой Валей. Похоже было, что покойный Шварц не врал, говоря о том, что стер запись.
Спустившись вниз, Анатолий начал искать, во что бы сложить эти кассеты. Зайдя в одну из комнат, он наткнулся на пульт управления системой охраны. Одна из панелей оказалась разобранной, судя по паяльнику, ее пытались чинить. Стриж по символике понял, что отключена оказалась сигнализация на вторжение в пространство усадьбы. "Повезло, иначе сирены такой бы вой подняли!" Включив запись видеомагнитофона, Анатолий уже со стороны просмотрел свои тарзаньи подвиги. Прокрутив пленку назад, он стер запись и совсем отключил телекамеры.
Сумку он нашел на кухне, там же прихватил чей-то свитер, скорее всего того обидчивого парня в тельняшке. Конечно, для Стрижа он был большеватый, но все же лучше, чем в мокрой рубахе на голое тело да еще на мотоцикле.
Загрузив в сумку кассеты, деньги, оба пистолета, Стриж аккуратно сложил на место книги, закрыл шкаф. По ходу дела он рукавом пробовал стереть свои отпечатки пальцев, потом оставил это безнадежное дело. В доме он наследил более чем предостаточно. Положил он в сумку и кассету из видеокамеры, после чего пошел вниз.
У выхода его ждали две подружки восточноевропейского окраса, радостно виляющие хвостами. Собак вообще-то Стриж любил, но овчарок все-таки пришлось пристрелить, они просто не хотели выпускать его из дома. Вскоре он уже несся на «Судзуки» обратно в город.
Стриж недолго раздумывал, куда ему ехать — конечно, в студию. Менты должны были закончить все свои процедуры, об этом говорил и Шварц.
Остановив мотоцикл за квартал до студии, Стриж не без сожаления простился с красивой машиной. Повесил на руль шлем, подумав, оставил в замке ключ зажигания — может, кому пригодится, а то все равно без присмотра к утру его раскурочат любители легкой наживы. Закинув за плечо сумку, он быстро дошел до спортзала. На двери висел все тот же хитрый замок, только снизу белела полоска бумаги с печатью. Стриж повторил несложную процедуру открывания замка и снова шагнул в тревожную темноту спортзала.
Закрыв дверь, Анатолий осторожно двинулся по коридорчику, шаря рукой по стене в поисках выключателя. Он миновал дверь, ведущую в спортзал, и уже нащупал его, когда какое-то мягкое, едва уловимое движение воздуха заставило Стрижа замереть. И тут же что-то жесткое уперлось ему в затылок.
— Ну, что остановился, включай! — потребовал чей-то голос.
Стриж, изрядно замерзший во время поездки, как-то сразу вспотел, и сердце заколотилось гораздо быстрей.
— Ну! — прикрикнул голос из темноты.
Стриж щелкнул выключателем, в то же мгновение, пользуясь тем, что враг зажмурился от необычно яркого света, резко крутанулся и наугад, он сам был ослеплен, ударом кулака вышиб пистолет. Оставшись на равных, Анатолий с такой яростью начал молотить соперника по лицу, что остановился только тогда, когда тот просто сполз по стенке на пол.
Отдышавшись, Стриж за волосы задрал вверх лицо лежавшего. Этот кусок мяса сейчас не узнала бы и мама родная, но главные приметы все же сохранились — милицейский мундир и усы скобочкой.
Стриж даже рассмеялся.
— А, летеха! Вот и снова свиделись, прошлый раз, видно, понравилось, теперь за добавкой пришел?
Лейтенант все не приходил в себя. Стриж подобрал его пистолет, точно такой же, как и те два, что находились в его сумке, с глушителем. Было ясно, чей заказ исполнял мент. Поняв, что лейтенант еще долго собирается отдыхать, он обшарил его карманы и нашел в боковом наручники.
— Молодец, что захватил, — похвалил Стриж молчаливого «слушателя».
Не сильно церемонясь, он заволок за ноги щуплого лейтенанта в спортзал, протащил сквозь лабиринт тренажеров и остановился около шведской стенки. Защелкнув один из браслетов на руке, Анатолий поднял начавшего приходить в себя милиционера, прислонил его к поперечине.
— Давай-ка, подними лапки вверх, — ласково попросил он шатающегося лейтенанта.
Тот, слабо соображая, о чем его просят, все-таки исполнил просьбу, и Стриж защелкнул второй браслет, приковав таким образом милиционера к шведской стенке. Глянув в мутные глаза лейтенанта, Анатолий решил поговорить с ним позднее, а пока заняться студией. Вернувшись, он прикрыл на всякий случай защелку входной двери, дабы обезопасить себя от сюрпризов, подобных тому, что прошлый раз преподнес ему Боцман.
Около железной двери, ведущей в студию, он покосился на очерченный мелом силуэт на полу, мыслями вернулся к той жестокой драке, снова услышал хруст сминаемого гантелью затылка Боцмана, поморщился. Откинув прочь воспоминания, Стриж вытащил из кармана обе связки ключей, Боцмана и Шварца, нашел там два одинаковых, крестообразных, сунул один из них в скважину, повернул раз, другой. Дверь подалась. Наконец-то он попал в эту загадочную студию.
В небольшой квадратной комнате, пять на пять, размещалось предельно мало мебели: простой старый стол, два довольно ободранных кресла. А главенствовала здесь, безусловно, большая квадратная софа без боковых спинок. Подняв голову, Анатолий увидел то, что ему надо было, видеокамеру. Ее прикрепили под самым потолком на кронштейне. Объектив ее был направлен вниз примерно под углом сорок пять градусов, захватывая в основном софу.
Как добраться до нее? Слишком высоко? Повертев головой Стриж заметил небольшую дверь одного цвета со стеной. Она оказалась запертой, но Анатолий церемониться не стал, вышиб ударом ноги.
Посередине маленькой комнаты стоял самый настоящий монтажный стол. Стриж ради интереса пощелкал тумблерами, но ничего не включилось. Пошарив по комнате, Стриж не обнаружил ни клочка пленки, но зато нашел складную стремянку. Подхватив ее, он прошел в студию, добрался до видеокамеры. Вот она, кассета, у него в руках! Спустившись вниз, Анатолий спрятал драгоценную находку в сумку, туда же, подумав, отправил и пистолет лейтенанта.
"Все до кучи. Бог троицу любит", — размышлял он, вскидывая изрядно потяжелевшую сумку на плечо. Дверь закрывать не стал, пошел по проходу, уже думая о том, что ему делать дальше.
— Эй, товарищ, — негромко окликнул его чей-то голос. Оглянувшись, Стриж чертыхнулся. Он совсем забыл про лейтенанта.
— Как-как ты меня назвал? — спросил он того, подходя поближе. — Совсем недавно ты меня по-другому называл, козлом каким-то, помнишь?
Он зашел за спину мента, расстегнул сумку, взял один из пистолетов за дуло и сильно ударил милиционера по почкам. Усатый взвыл, он уже пожалел, что окликнул Стрижа.
— Это я тебе должок вернул, — пояснил Анатолий. — Надо бы сполна, да ладно уж. Теперь будешь знать, как это приятно, может, что и поймешь.
Пряча пистолет снова в сумку, он мимоходом спросил:
— А что это ты с чужим стволом сюда пришел? Где твой «Макаров»?
С трудом шевеля разбитыми губами, лейтенант ответил:
— Начальство отобрало.
После «хирургического» творчества Стрижа он за счет выбитых зубов стал слегка пришепетывать.
— Тебя опять Калинин прислал? — поинтересовался Анатолий.
— Да, — подтвердил, облизав распухшие губы, мент.
— И на что он тебя купил?
— Я ему должен.
— Ага, поди в картишки? — попробовал отгадать Стриж.
— Нет, занял, на машину не хватало, а отдать не смог.
— Понятно. Значит, ты так колымнуть решил, — усмехнулся Анатолий и собрался уходить.
— Товарищ! — снова окликнул его лейтенант. Стриж обернулся.
— Опусти чуть пониже, стоять трудно.
Стриж перевел взгляд на ноги лейтенанта. Похоже, что тот стоял на цыпочках.
— Ого, у меня оказывается «балерина» получилась, — удивился Анатолий. — Знаешь, что такое «балерина»?
Лейтенант смешался, потом все-таки кивнул головой. Это не было изобретением Стрижа, совсем наоборот, ему пришлось разок «отдохнуть» вот так на решетке карцера одной из зон целую ночь. Когда уставали ноги, приходилось висеть на больно впивающихся в кисти рук наручниках, а потом — снова на цыпочки. Он запомнил эту ночь на всю жизнь, слишком уж долгой она ему показалась.
— А сам ее использовал? — снова задал вопрос Стриж.
Лейтенант мотнул головой, но взгляд свой отвел. "Врешь", — подумал Анатолий.
— Ну вот попробуй, что это такое, и расскажи другим. Не скучай тут.
И, оставив жалобно подвывающего лейтенанта наедине с темнотой спортзала, Стриж покинул подвал, не забыв напоследок аккуратно погасить свет.
Он направился к Наде. Помня о ее больной девчонке, позвонил очень коротко. Вскоре в прихожей зажегся свет, тревожный Надин голос спросил:
— Кто?
— Это я, Надя, Стриж.
Зазвенели запоры, упала цепочка.
— Ты одна? — спросил Стриж, проходя в квартиру.
— Да, — ответила хозяйка. Стриж уловил запах спиртного. Очевидно, Надя таким образом снимала стресс после ужаса, пережитого ею в спортзале Боцмана. Заспанная, с всклокоченными волосами, без косметики, теперь она смотрелась на все свои нелегко прожитые годы.
— Ну что у тебя, как дела? — тревожно спросила она, когда Стриж, скинув обувь и куртку, прошел в зал.
— Все нормально, — ответил он, со стоном откидываясь на спинку дивана.
— Что Шварц?
Стриж молча сложил руки на груди, прикрыл глаза.
— Не может быть?! — ахнула Надя, и сразу улыбка заиграла на ее лице — Как ты сумел?
— Что ж делать, пришлось, — развел руками он. — Я же говорил — или я, или он. Мне повезло больше.
Надя нагнулась, сочно чмокнула Стрижа в щеку и тут же убежала на кухню, крикнув на бегу:
— Я сейчас, мигом.
Вернулась она действительно очень быстро, принесла поднос, на котором дымилась огромная чашка чая, рядом лежали большие бутерброды с колбасой и маслом.
— Ах, как хорошо, горяченькое! — с наслаждением набросился на еду Стриж. Перекусив, он с благодарностью посмотрел на хозяйку, отметил про себя, что та успела за это короткое время причесаться, умыться и даже слегка подкрасить губы.
— Надя, — обратился он к ней, вынимая из сумки последнюю добытую им кассету. — Поставь ее, только перемотай с начала.
Надя недолго возилась со своим видиком, и вскоре они вместе наблюдали последние минуты жизни Вали Андреевой, глупой девчонки из Москвы.
— Она какая-то заторможенная, — поделился своим наблюдением Стриж.
— Да, они подмешивают какие-то таблетки, она сейчас как робот, ничего не соображает.
— А ты откуда знаешь? — поинтересовался Стриж.
Надя несколько замялась.
— Я же сама ей и подсыпала в рюмку, — тихо ответила она и опустила голову.
Стриж глянул на нее, но ничего не сказал, только подумал: "А ведь могла бы и не говорить, свалила бы все на покойников".
На экране дело шло своим чередом, то же примерно, что он уже видел на других кассетах. Только все это выглядело гораздо грубей, без сопровождения томной секс-музыки и крупных планов счастливых женских лиц. В сравнении с первоисточником стала понятна тонкая работа «многостаночника» Вадика. После «обкатки» Валя совсем не выглядела счастливой, наоборот. Действие таблеток, похоже, кончилось, она осталась на софе одна, остальные как-то исчезли из поля зрения видеокамеры. С трудом приподнявшись, Валя повернула в сторону кодлы свое заплаканное лицо и дрожащим голосом начала кричать:
— Я вас всех посажу, всех до единого!
— Заткнись, дура! — лениво ответил ей кто-то. Похоже, вся банда Шварца столпилась у стола и, судя по звукам, «догонялась» спиртным.
— Вот приедет мой папа, он вас всех засадит! — продолжала, всхлипывая, девушка.
— А почему не мама? — пошутил кто-то невидимый. Все дружно заржали.
— А потому что он у меня генерал-лейтенант милиции! — торжествующе прокричала Валя. Увидев у софы свою маленькую сумочку, она вытащила паспорт и выхватила из него фотоснимок. Запись была настолько качественной, что Анатолий даже узнал фотографию.
Между тем в зоне съемок появилась голова Шварца. Похоже, что он вглядывался в снимок. Потом его спина загородила девушку, она тоненько вскрикнула и тут же смолкла. Шварц обернулся, хмыкнул. В одной руке он держал бутылку с пивом. Потом медленно отошел, удаляясь из кадра. На черном бархате смятой кровати осталось неподвижное девичье тело, застывшее в неестественном и неловком положении.
В этот момент Надя всхлипнула и, заливаясь слезами, выбежала из комнаты. Стриж проводил ее взглядом, снова обернулся к экрану. Бесстрастное око видеокамеры продолжало регистрировать всю поднявшуюся затем суматоху, обсуждение, куда, как и когда девать тело. Стриж уже хотел выключить видик, но пульт лежал далеко, а после горячего чая его разморило, подступила усталость, не хотелось даже поднять руку. И тут на экране неожиданно появилось новое действующее лицо. Вернее, сначала только фуражка и погоны. Капитан нагнулся, поднял с софы фотографию, посмотрел, обернулся назад. Стриж мгновенно его узнал: тот самый мент с пляжа, который спрашивал у эксперта о часе смерти девушки. Круглое, слегка одутловатое лицо сорокалетнего мужчины, маленькие, беспокойно бегающие глазки.
— Это же Андреев! — обратился он к появившемуся в кадре Шварцу.
— Ты его знаешь? В самом деле такая большая шишка? — отхлебывая пиво, спросил культурист.
— Да, он как-то приезжал к нам лет пять назад. Тогда он еще не взлетел так высоко, работал в розыске. Это когда раскрутили банду Корейца, ну ты помнишь, дело с пушниной. Ему наши ребята дали кличку Бульдог. Если вцепится — то уже насмерть.
— Она и в самом деле Андреева, — ворвался в разговор голос невидимого до сих пор Боцмана.
— Надька, сука, не могла все до конца узнать! — разъярился Шварц.
— Да не гони ты, — снова лениво протянул Боцман. — Сейчас гирю ей на ноги привяжем, и концы в воду. А там попробуй разберись, кто она, что она…
Когда Надя снова появилась в зале, притихшая, с опухшими, покрасневшими глазами, Стриж уже перемотал пленку обратно, с самого начала.
— Поставь вот эту, — попросил он хозяйку, протягивая кассету, записанную в доме Шварца. Запись вышла эффектная, только сначала и Шварц, и его подельник Саня получились чуть-чуть не в фокусе. Зато финальный бросок Шварца удался на славу. Впечатлял и еще один, последний, кадр — окровавленное лицо Стрижа, протянувшего руку, чтобы выключить камеру.
На Надю просмотр произвел неизгладимое впечатление. Она с таким восхищением посмотрела на Анатолия, что тот невольно почувствовал себя кем-то вроде Ван-Дамма. Отмотав пленку назад, он остановил ее в момент обсуждения планов убийства генерала и выключил видеомагнитофон.
— Да, ты знаешь, что я нашла у себя? — Надя, резко повернувшись, подошла к телефону и, приподняв телефонную книгу, вытащила и подала Стрижу небольшую плоскую записную книжку. — Это Валина. Наверное, звонила куда, или собиралась позвонить.
Стриж полистал страницы. Длинные ряды номеров московских телефонов и короткие имена рядом. Единственное, что ему показалось интересным — собственный телефон владелицы, четко выписанный на первой странице.
"Может, позвонить генералу? Хотя зачем. Во-первых, он давно должен был вылететь сюда, а во-вторых, что я ему скажу? Извини, генерал, но я не убивал твою дочь. Это надо с глазу на глаз".
Отложив книжку, он откинулся на спинку дивана.
— Устал? — участливо спросила Надя.
Стриж только чуть кивнул головой.
— Отдохни немного, поспи, — предложила она.
— Да нет, — поднимаясь, со вздохом ответил Анатолий, — надо довести все это до конца.
— Куда теперь? — спросила Надя.
— В «Парус», номер семьсот семь. Хочу поговорить с Валиным отцом.
— На седьмой этаж так просто не пускают, там своя охрана стоит.
— Значит, сниму номер рядом.
— Дорого.
— Деньги есть, — коротко ответил Стриж.
Надя отрицательно покачала головой.
— Все равно не поселят. Они берегут эти номера для больших людей, миллионеров, политиков, богатых иностранцев. Хотя есть у меня там одна знакомая, когда-то мы очень дружили, вот только работает ли она сегодня?
Полистав телефонный справочник, Надя набрала нужный номер.
— Это «Парус»? Здравствуйте. Нина, это ты что ли? Ну да, Лелька, еще узнала, молодец. Как жизнь, как твой Славка? Ну даешь… — Они еще недолго поболтали о каких-то общих знакомых, Надя рассказала про свою дочь и только потом завела разговор о главном. — Слушай, Нин, мне надо бы одного человека поселить вам в гостиницу буквально на сегодняшнюю ночь. Нет, Нин, только на седьмой этаж. Да, я все понимаю, но ему очень надо. Нет, ничего не произойдет, просто ему надо повидать знакомого. Ну, Ниночка, ну, золотце, не в службу, а в дружбу… Ты даже не представляешь, как это мне надо! Вот спасибо, умница. Нин, я перед тобой в вечном долгу, что хочешь проси. Ну он через полчаса подойдет, передаст привет от меня, хорошо? Целую тебя, милочка!
Довольная Надя со вздохом облегчения положила трубку.
— Фу, еле уломала. Однако к ней теперь на драной козе не подъедешь, тоже мне дама с Амстердама!
— Что ты так бушуешь? — с улыбкой поинтересовался Стриж.
— Да давно ли на панели рядом стояла, и на тебе, Нина Сергеевна! В общем так, подойдешь к администратору. Передашь от меня привет, да не от Нади, а от Лели, понял?
— Понял, — снова улыбнулся Стриж. Его одновременно и забавляла, и удивляла бьющая из этой маленькой женщины энергия. Поднявшись, он вынул из видеомагнитофона кассету, взял и вторую с телевизора. А взамен выложил на диван все кассеты, изъятые им из сейфа Шварца.
— Возьми эти пленки себе, тут весь архив Шварца, то, что ты зовешь компроматом. Делай с ним, что хочешь, лучше сотри все.
Уже в прихожей, одевшись, он ненадолго задумался, потом расстегнул сумку, достал деньги, протянул их Наде.
— Возьми. Меня, скорее всего, арестуют. Половину отдашь моей жене, я ей скажу адрес, остальное оставь себе. И бросай все это…
Он не договорил, но и так было все ясно. Затем он что-то вспомнил.
— Ах да, чуть не забыл, дай-ка мне немного с собой.
Взяв одну пачку, он вытащил из нее несколько купюр, остальное вернул обратно.
Надя держала в руках деньги, и постепенно слезы накапливались в уголках ее глаз. Для нее это были не просто доллары — новая жизнь. Анатолий, больше всего на свете не любивший и боявшийся женских слез, поскорее повернулся и вышел за дверь.
Зябко кутаясь под ударами явно усиливающегося ветра, Стриж быстро добрался до «Паруса». Длинное белоснежное здание гостиницы, выгнутое наподобие паруса под ветром, фасадом выходило на набережную. Построили его с учетом южного климата, номера были прикрыты от солнца обширными лоджиями, опоясывающими здание по периметру.
Зайдя в холл, Стриж без промедления обратился к администратору — высокой блондинке с прекрасно сохранившейся фигурой и строгим выражением лица.
— Здравствуйте, вы Нина Сергеевна?
— Да, я что? — оторвавшись от бумаг и одним взглядом оценив и просчитав посетителя, строго спросила она.
— Вам привет от Нади, то есть от Лели, — смешал все на свете Стриж.
Дама сняла массивные очки, еще раз внимательно осмотрела посетителя. Стриж также скосился в одно из многочисленных зеркал и почувствовал, что не соответствует стандарту постояльцев седьмого этажа. Кожаная куртка и джинсы, совсем новые, изрядно потрепались в эту бурную ночь и выглядели не очень.
— Скажите, а вам обязательно нужен номер в люксе? — неуверенно начала Нина Сергеевна. — Может, вас устроит шестой этаж, там тоже очень хорошие номера.
— Нет, — отрицательно покачал головой Стриж, — только седьмой этаж, хоть самый плохой и самый маленький номер.
— Там плохих нет, — вздохнула она. — Это дорого.
— Сколько? — коротко спросил он.
Она назвала сумму, Стриж отсчитал деньги, положил перед ней на стол.
— Ну хорошо, раз обещала… — со вздохом сказала женщина и открыла журнал регистрации. — Ваш паспорт.
Он протянул документ, и она невольно обратила внимание на его руки, разбитые, в ссадинах. И снова нехорошее предчувствие переполнило душу женщины.
— Только очень вас попрошу, — негромко сказала она, возвращая паспорт, — пожалуйста, без эксцессов.
— Да нет, что вы. Просто мне надо встретиться с одним человеком. Да, вы не подскажете, генерал Андреев приехал или нет?
— Это из семьсот седьмого? Нет, нелетная погода. Ждем.
— Большое спасибо! — вежливо поблагодарил Стриж и, получив ключ и пропуск на этаж, пошел к лифту.
Нина Сергеевна вздохнула, снова попробовала заняться бумагами, но червь тревоги уже поселился у нее в душе. Проклиная все на свете, бурное прошлое и Надьку-Лельку, свою минутную слабость, позволившую этому опасному человеку поселиться в тщательно оберегаемом люксе, она отложила документы и стала ждать. Что-то должно было произойти этой ветреной ночью.
Архитектура «Паруса» была как новаторской, так и традиционной. На первом этаже размещался холл, ресторан, кухня, разного рода подсобные помещения. Наверх вели два лифта: один пассажирский, прямо из холла, а другой — грузовой, в противоположной стороне здания, из кухни. Когда он вышел на седьмом этаже из лифта, его встретили двое могучего телосложения охранников в темно-зеленой форме службы безопасности с фирменным значком «Паруса». Проверили не только пропуск, но и паспорт. Стриж, не торопясь, пошел по коридору, приглядываясь к особенностям этажа люксов. Благодаря легкому закруглению здания — как у настоящего паруса, коридор так же слегка изгибался, и от пассажирского лифта не проглядывалась шахта грузового. Пол был застлан ковровой дорожкой, глушившей звуки шагов, тщательная отделка стен приятным глазу кремовым цветом, одинаково аккуратные солидные двери, покрытые лаком — все это просчитывалось и запоминалось им. Около семьсот седьмого номера он притормозил, оглянулся через плечо — охранники стояли к нему спиной и о чем-то оживленно беседовали. Стриж вставил свой ключ в замок номера, повернул. Увы, дверь не открылась.
— Эй, вам не сюда! — раздался окрик охранника. Один из них направился к Стрижу.
— Да, — сделав предельно глупое лицо, удивился Анатолий. — А я-то думаю, почему не открывается?
— У вас же написано на бирке: семьсот одиннадцатый!
— В самом деле, — снова удивился Стриж. — Чего это мне пришло в голову, что она мне дала семьсот седьмой?
В сопровождении настороженного охранника он проследовал к своему номеру, с третьей попытки попал ключом в замочную скважину, благополучно открыл дверь, чуть-чуть запнувшись за порог, побыстрей захлопнул ее за собой.
— Вот деревня, приедут черт знает откуда, нажрутся, да еще подавай им лучший номер, — проворчал, уходя, охранник.
Убедившись, что все обошлось, Анатолий с облегчением перевел дух. Включив свет, он бросил в кресло сумку и обошел номер. Пришлось по достоинству оценить мягкий уют спальни, изысканный дизайн гостиной и безупречную отделку ванной. В туалете он долго разглядывал биде. Попробовал, как оно действует, с усмешкой отошел. Во всем номере Стриж не обнаружил ни одной отечественной вещи, кроме разве что лампочек. Даже двери на балкон оказались сделанными в Германии, о чем свидетельствовала соответствующая надпись.
Выйдя на сам балкон, Анатолий осмотрелся и понял, что проникнуть в соседний номер отсюда не удастся. Мощная перегородка более чем на полметра выпирала за край перил, а сверху нависал козырек плоской крыши.
Вернувшись в номер, он снял куртку и стал обдумывать свое положение. Что делать? Ждать у себя? Но удастся ли ему вообще свидеться с генералом? Поставят возле номера охрану, а в ней окажутся должники капитана Калинина… Да и неизвестно, появится ли Андреев вообще в этом номере, возможно, сразу займется делом дочери. Одни вопросы.
Взгляд Стрижа остановился на видеодвойке «Филипс» в углу гостиной. Это навело его на определенные мысли. "Придется, видно, действовать с крыши, спасибо покойному Саньку, подсказал."
Одевшись и перекинув сумку через шею, он чуть-чуть приоткрыл дверь и потихоньку выглянул в коридор. Охранники что-то весело обсуждали, сидя друг против друга на высоких табуретах, позаимствованных скорее всего из бара.
"Пройти внаглую, на самом виду? Но я и так уже под подозрением, не получится. Зараза! Ладно, подожду генерала здесь. Лишь бы не поставили около номера охрану. С тремя «пушками» в сумке меня мигом скрутят и слова не дадут сказать".
Время шло, но ничего не менялось. Все словно замерло, даже охранники перестали болтать как заводные и только позевывали, поглядывая на часы. Затем они снова активизировались, один вызвал лифт, и кабина пошла вниз. Его напарник вдруг дернулся, словно что-то вспомнил, и сыпанул вниз по лестнице.
— Боря, бизе не бери, возьми обычное пирожное! — слабо донеслось до Стрижа.
Впрочем, слушал он это уже на бегу, изо всех сил работая ногами, благо, толстая ковровая дорожка гасила звуки его шагов. Забежав за шахту грузового лифта, он перевел дух и осторожно выглянул в коридор. Охранники отсюда не просматривались. Подождав немного, Стриж окончательно убедился, что его побег удался, и поднялся по крутой лестнице, ведущей на крышу. Замок там висел солидный, но Санек не соврал, пробой поддался легко, и вскоре Стрижа уже трепал еще более холодный и сильный на этой высоте ветер.
"Похоже, приличный идет шторм. Все-таки поганая в этих местах зима: ни снега, ни мороза, слякоть и ветер", — совсем некстати подумал он, пробираясь к краю крыши. Добравшись до невысокого парапета, он посидел несколько секунд, укрываясь от ветра, в продолжение предыдущих мыслей представил себе замерзшую Волгу, скрип снега под ногами, хрустальный в своей чистоте морозный воздух. Сердце сжала ностальгия, Анатолий вздохнул и, стараясь сосредоточиться, поднялся из-за парапета навстречу завывающей мелодии шторма.
Защитный козырек, с которого Стрижу предстояло попасть в номер генерала, представлял из себя цельную бетонную плоскость, слегка наклоненную внутрь крыши, очевидно, для стока воды, и покрытую сверху мягким водоотталкивающим материалом. Встав на четвереньки, Анатолий убедился, что это не рубероид, скорее, какой-то пластик.
"Неужели и крышу из импортного материала делали? Сдуреть можно!" — удивился Стриж. Теперь ему надо было определиться с номером. Выручило то, что в его собственном номере, единственном на этаже, горел свет, а еще Стриж припомнил пирамидальный тополь, стоявший как раз напротив его балкона.
"Одиннадцатый, девятый, седьмой", — отсчитал он и, улегшись на край, свесил голову вниз.
"Этот, не этот? Как бы не ошибиться. Когда они теперь еще пирожных захотят?" — подумал Стриж. Словно разрешая его сомнения снизу, из номера на балкон вырвался поток света.
"Кто-то вошел в номер", — понял Анатолий. Немного погодя раздался звук открываемой балконной двери, Стриж по привычке вытянул шею, хотя разглядеть что-либо не представлялось возможным из-за толщины козырька.
— Хорошо, полковник, — расслышал он глуховатый, но твердый мужской голос, — пришлите мне машину через полчаса, я пока приму душ и переоденусь. Вас не задерживаю, занимайтесь своим делом.
— Слушаюсь, товарищ генерал! — бодро ответил другой, хорошо поставленный командирский голос.
Человек, говоривший первым, еще несколько минут оставался на балконе. Стрижу показалось даже, что он расслышал, как тот тяжело вздохнул. Или это все причуды ветра? Затем огонек сигареты прочертил траекторию вниз, и дверь с легким треском закрылась.
"Значит, приехал, — пытался все просчитать Стриж. — Сейчас он распаковывает чемодан, вытаскивает белье, полотенце, бритву, идет в ванну. Надо спускаться, пока он там".
Стриж приподнялся, зачем-то оглянулся по сторонам. Первопроходец этого маршрута, ныне уже покойный, пользовался веревкой. Но где ее взять Стрижу? Тем более непонятно, за что цеплять? Ночь, темно, ни черта не видно. Поколебавшись, Анатолий сдвинул сумку на спину, перекрестился, на секунду замер, потом резко выдохнул воздух, перевернулся на живот и осторожно стал сползать вниз. Вскоре он уже висел над бездной на вытянутых руках, всем телом ощущая резкие порывы ветра. Подумав, Стриж решил раскачаться ногами и впрыгнуть на балкон. Но он не учел коварства импортного синтетического покрытия. При первой же попытке изобразить маятник руки Анатолия соскользнули, и он полетел вниз не успев ни крикнуть, ни даже понять, что произошло.
Погибающего подобным образом можно уже человеком не считать. Это или один большой кусок ужаса, или зверь, пытающийся спастись любой ценой, даже при отключившемся мозге, за счет инстинктов и памяти далеких предков.
Стриж не пролетел и двух метров, пальцы его намертво уцепились в перила ограждения. Тело с размаху ударилось о железо решетки ограждения, у него перехватило дыхание, но пальцы, как клещи, держались за теплое дерево. Восстановив дыхание и чуть-чуть осознав происшедшее, Анатолий силой воли изгнал из головы ощущение разверзшейся снизу бездны и попробовал подтянуться вверх. Это ему удалось со второй попытки, настолько он еще не отошел от шока после падения.
Все-таки вскарабкавшись на балкон, он первым делом посмотрел в окно, потом зачем-то на свои руки, тряхнул головой и, уже забыв о происшедшем, толкнул дверь в комнату. На его счастье она оказалась открыта. Немцы настолько точно подогнали дверь к косяку, что у генерала не возникло мысли повернуть круглую ручку замка.
Осторожно войдя в номер, Стриж перекинул сумку вперед, достал кассеты и, найдя пульт управления, занялся настройкой картинки.
Когда генерал Андреев, вытирая голову полотенцем, вышел из ванной комнаты в зал, первое, что он увидел — лицо дочери на экране телевизора. Сложись все по-другому, генерал первым делом метнулся бы в спальню, где среди одежды лежала кобура с пистолетом. Но лицо дочери, какое-то шальное или пьяное, но все-таки родное, просто парализовало его.
— Здравствуйте, — донесся из угла спокойный, негромкий голос.
Генерал перевел взгляд на человека, сидевшего в объемном кресле, спросил:
— Вы кто?
— Я тот, на кого пытаются свалить убийство вашей дочери, — ответил Стриж тщательно продуманной фразой.
Андреев глянул на него внимательнее, отметил явное сходство с фотографией, показанной начальником милиции еще в машине по дороге из аэропорта. Припомнил он и исходные данные, добавил личные впечатления от неожиданного появления этого человека, исходившую от него явную энергию силы и сделал вывод: «Опасен».
— Что вам надо? — довольно резко спросил генерал.
— Я хочу вам показать, как все было на самом деле и кто виноват в смерти вашей дочери.
Стриж нажал на кнопку пуска. Картинка ожила, зазвучали глуховатые, типичные для закрытых небольших помещений голоса.
— Вы садитесь, — предложил Стриж генералу. — Это надолго.
Андреев как был в трусах, майке, с мокрым полотенцем на шее, так и подошел поближе и устроился на диване, метрах в двух от Анатолия. Несколько минут они молчали. Стриж искоса посматривал на генерала, гадая, чего от него можно ждать. Тот был еще мужик в силе, может быть, чуть за пятьдесят. Седые виски, холодные серые глаза, тело человека, еще недавно поддерживавшего хорошую спортивную форму.
А действие на экране развивалось со всей гнусностью формы и содержания. Из груди Андреева вырвался стон, потом он спросил:
— Зачем это все снималось?
— Такая у них была система. Пленка монтировалась, и девушке поневоле приходилось идти на панель.
— Кто они? — задал другой вопрос генерал.
— Самый главный — вот этот, в черных очках, Шварц. Он контролировал всю проституцию в городе, дҰ и не только ее. Остальные — его шестерки. Вон тот, с камерой, делал монтаж…
— Где они сейчас? — прервал его Андреев. Он не отрывал глаз от экрана, лицо окаменело. Стриж покачал головой.
— Их уже никого нет. Чтобы достать эту пленку, мне пришлось убить всех.
Генерал оторвал глаза от экрана, взглянул на Стрижа, потом отвернулся и снова уставился в экран. Анатолий успел заметить на его щеках мокрые полоски от слез. Когда Валя на экране начала кричать и размахивать фотографией, Андреев заволновался, даже привстал, словно хотел крикнуть дочери: "Зачем! Не надо!", но Шварц уже наклонился над девушкой.
Бесстрастная камера оставила генерала наедине с мертвой дочерью. Андреев снова застонал, закрыл лицо руками и долго сидел так. Анатолий помолчал, дождался нужного ему момента и сказал:
— Генерал, а вот этот еще жив, он из ваших.
Андреев оторвал руки от лица, вытер его полотенцем. На капитана он смотрел уже сухими, холодными глазами.
— Его фамилия Калинин, он шеф полиции нравов, — комментировал все происходящее Стриж. — На самом деле он помогал Шварцу установить монополию в торговле "живым товаром".
Кассета кончилась. Последний кадр так и замер — белое тело на черном бархате. Генерал молча встал, прошел в спальню. Через несколько минут он вернулся одетый по полной форме. Сейчас он очень походил на самого себя с той фотографии, только седины прибавилось.
— Как ты говоришь его фамилия, Калинин? — переспросил он Анатолия, набирая номер телефона.
— Да, — подтвердил Стриж.
— Полковник Седов? — обратился генерал к невидимому собеседнику. — Это Андреев. Скажите, кто у вас возглавляет полицию нравов? Калинин? Пришлите его ко мне. Нет, это не относится к делу о смерти моей дочери, я это так, попутно.
Положив трубку, Андреев обернулся к экрану телевизора, несколько секунд смотрел на дочь, потом взял пульт, отключил изображение. Отойдя в сторону, он пододвинул поближе второе кресло так, что оно оказалось напротив Стрижа, сел в него. Некоторое время он не мог собраться, взгляд был рассеян, видно было, что он думает о чем-то своем. Потом он вздохнул, сказал даже не собеседнику, скорее себе:
— Вот как бывает. За все ошибки приходится платить…
Сдержав еще один тяжелый вздох, он обратился к Стрижу:
— Ну, а теперь рассказывай все с самого начала.
Анатолий глянул в серо-стальные глаза генерала и понял, что говорить придется все, даже про то, о чем он хотел умолчать, о роли Веры и Нади во всей этой истории. Генерал, похоже, обладал, впрочем, как и сам Стриж, хорошо развитым чутьем на ложь.
Закончив свой рассказ, Стриж взял в руки пульт.
— Я хочу вам показать еще одну пленку. Это уже на вилле Шварца. Кстати, это объяснит, как я смог сюда попасть, и вообще, что могло бы случиться.
Он включил запись разговора Шварца со своим киллером с фразы:
— …Слушай, Санек, а может, нам и папашу грохнуть, пока он копать не начал? Кэп даже номер назвал…
Докрутив запись до самого конца, Стриж отключил видик.
— Больше у тебя ничего нет? — с легкой усмешкой спросил генерал.
— Нет, — не понял смысла его усмешки Стриж и насторожился.
— Жаль. Если бы все так фиксировали свои преступления, это сильно облегчило бы нам работу. Ладно, я шучу, — улыбнулся он, поднимаясь с кресла, — вторую часть со своими подвигами смело можешь стереть.
Речь его прервал осторожный стук в дверь. Стриж соскочил с кресла, оглянулся по сторонам.
— Одну минуточку подождите, — громко отозвался Андреев, а сам кивнул Анатолию на балкон. Пока Стриж менял позицию, генерал вытащил одну кассету и поставил другую. Чуть отогнав запись назад, он все отключил и положил пульт на диван. Закончив эти сложные приготовления, Андреев обернулся к двери.
— Войдите! — суровым начальственным голосом рявкнул он.
В комнату вступил Калинин, одетый по-походному: в пятнистой куртке с погонами, при портупее и кобуре.
— Товарищ генерал, капитан Калинин по вашему приказанию прибыл! — бодро доложил он.
— Вольно, капитан. Я вас вызвал вот по какому вопросу… — официально начал генерал, а потом остановился, удивленно оглядел Калинина с головы до ног. — А что это вы, капитан, как будто с фронта пришли? Портупея, кобура? Вы такими способами с девицами боретесь?
Капитан смешался. У него и так тряслись поджилки с той самой минуты, как он узнал про вызов к генералу. Полковник вроде бы обнадежил, что Андреев даже фамилии его не знает, просто ему нужен конкретный руководитель отдела.
— Да нет, — запинаясь, начал он — я, это, помочь найти убийц вашей дочери. Вся милиция мобилизована.
— Вот как, — усмехнулся генерал, — а вы и стрелять умеете?
— Так точно! Из ста выбиваю в среднем восемьдесят, — с гордостью в голосе доложил Калинин.
— Да что вы говорите?! — все тем же насмешливо-высокомерным тоном продолжал Андреев. — Пару лет назад я был с проверкой в одном маленьком городке, так вот у одного местного снайпера в стволе паук паутину сплел. Ну-ка, покажите мне ваш табельный «Макаров».
И генерал протянул руку.
Калинин замешкался, в душе что-то снова дрогнуло, его посетило какое-то нехорошее предчувствие, но генерал дружелюбно улыбался, глаза его искрились смехом. Кроме того, капитан всегда боялся большого начальства, это уже въелось в кожу и кровь, стало частью его души. Расстегнув кобуру, он протянул Андрееву свой пистолет.
— Сейчас посмотрим, а вы пока присаживайтесь, капитан, видик можете посмотреть. Нажмите вон ту кнопку, да-да, пуск.
Пока Калинин разбирался с пультом, генерал отошел в сторону и в самом деле заглянул в ствол пистолета, вытащил обойму, сунул ее назад, снял с предохранителя.
Капитан же, включив видеомагнитофон, несколько секунд смотрел на экран, ничего не понимая. Потом до него дошло, холодная испарина покрыла тело, он просто оцепенел от ужаса. Тут сбоку лязгнул затвор пистолета, его пистолета! Он все понял, сорвался с дивана и с коротким отчаянным криком рванулся на балкон. Но оттуда уже выходил Стриж, они встретились взглядом. Анатолий толкнул его обеими руками так, что Калинин, отлетев назад, упал прямо перед генералом. Быстро перевернувшись, он, стоя на коленях, обхватил ноги Андреева и с подвыванием запричитал:
— Товарищ генерал, господин генерал! Прошу вас, ради всего святого пощадите, я не хотел, я не знал, я уже потом подошел, когда он ее убил!
— Нет здесь генералов, капитан, ни господ, ни товарищей, — негромко ответил ему Андреев и отшвырнул его пинком от своих ног — Есть только несчастный отец своей дочери.
И выстрелил ему в лоб.
Через несколько секунд в дверь застучали.
— Спрячься, — шепнул генерал Стрижу, а сам аккуратно протер платком пистолет и вложил его в руку капитану. Оглянувшись и убедившись, что Стрижа уже в комнате нет, он шагнул к двери и открыл замок.
Вбежавшие охранники просто ошалели от неожиданной картины: один милиционер лежит на полу с простреленным лбом, а другой, в форме генерала, стоит рядом. Не дав им опомниться, Андреев рявкнул на них во всю глотку:
— Смирно!
Двое в зеленой форме дружно щелкнули каблуками, явно проявив свое недавнее армейское прошлое.
— Охрана? — спросил генерал все тем же строгим голосом.
— Так точно! — еще больше вытянулись эти двое.
— Быстро сюда милицию и «скорую», капитан Калинин застрелился. Бегом!
Охранники рванулись так, что чуть не вышибли дверь.
— Стриж! — позвал генерал Анатолия. Тот зашел в комнату с балкона — Иди домой.
— Но я под следствием, — попробовал возразить тот.
— Иди, сынок, иди! — Андреев взял его за плечи и проводил к двери.
— Иди и ничего не бойся.
Стриж достал из кармана похищенные документы, протянул их Андрееву. Они встретились взглядом, генерал кивнул ему.
— До свидания, — тихо попрощался Стриж.
— Счастливо, — уже вдогонку сказал генерал и закрыл дверь.
Оставшись один, он по привычке глянул на часы, засекая время до прибытия наряда милиции, потом подошел к «Филлипсу», сменил кассету, нашел тот момент, когда Стриж начал стрелять, и нажал на кнопку, стирая запись. Перебирая бумаги, оставленные Стрижом, он нашел свою фотографию с дочерью, покачал головой, прошептал тихонько:
— Валя, Валя, как же так…
И снова редкая слеза прокатилась по его щеке.
Из «Паруса» Стриж направился было домой, но тут вспомнил про запертого в холодильнике капитана. По идее его должны были уже освободить, но кто знает?
Взглянув на часы, Стриж все-таки свернул в сторону злосчастной столовой. Он спокойно вошел в ту же самую дверь, постоял несколько секунд, прислушиваясь к голосам, женскому смеху, гулкому грохоту посуды. Никем не замеченный, он проскользнул в коридорчик, ведущий к подвалу, продолжая гадать, в холодильнике пленник или нет? А дела Белоусова обстояли следующим образом.
В четыре часа прозвенел будильник, поднявший сторожа с боевого поста. В это время ему полагалось включать громадные электрические печи, дабы к приходу поваров вода в котлах успела согреться. Выйдя, позевывая, из своей каморки, сторож от изумления вытаращил глаза: громадный зал полыхал во всю мощь. Рысцой пробежавшись по зданию, дядя Володя обнаружил самое главное: открытую дверь и россыпь битой посуды. Сторож метнулся было к телефону, звонить в милицию, но мысль о том, что его самого накажут за этот безмятежный сон, заставила прикусить язычок. Заперев дверь, он еще раз прошелся по объекту, осмотрел кабинет директора столовой, кассу на раздаче питания. Спустился и в подвал, но там его больше интересовал опечатанный большой морозильник. Убедившись, что печать цела, сторож сразу повеселел и бросился на ликвидацию стеклотарной баррикады. Через час интенсивного труда вся битая посуда исчезла в мусорных баках, а ее недостаток хитрый караульный замаскировал, поставив пустые ящики вниз под полные.
Завершив с сознанием исполненного долга все эти операции, он уже солидно и спокойно встретил первых тружениц пищеблока. И хотя любил дядя Володя поболтать с девками о погоде и политике, но в этот раз на работе он не задержался ни секунды. Мало ли чего.
Так что, открыв дверь холодильника, Стриж увидел в неярком свете маломощной лампочки посередине кондитерского благолепия мощную фигуру изрядно замерзшего капитана.
А вот кого меньше всего ожидал увидеть Белоусов, так это своего врага. За бесконечно длящуюся ночь он уже множество раз прокручивал в голове предстоящую картину освобождения. И каждый раз сцена получалась удручающе однообразной. Лязганье ручки, круглые лица баб в белых поварских колпаках, их визг, снова хлопок двери, уже закрывающейся, а немного погодя суровые фигуры коллег по работе. Ну, а уж потом и совсем скучно: расспросы, допросы, стыд и срам. Предаваясь бесконечному унынию, капитан машинально сожрал штук двадцать пирожных, запивая их то пивом, то «Нарзаном». Несколько раз он пробовал задремать, но холод, постепенно проникший вместе с напитками внутрь его могучего организма, не позволил сделать этого. Последние три часа Белоусову даже приходилось несколько раз заняться гимнастикой, до того допекал искусственный мороз. К утру он, измучившись как физически, так и морально, все-таки задремал, и разбудил его звук открывающейся двери.
— Выходи! — мотнул головой Стриж. — Все прояснилось, капитан.
Омоновец поднялся с ящика, пригнувшись, вышел из своего необычного карцера. Анатолий захлопнул за ним дверь, снова вставил фиксатор. Белоусов как-то неуверенно попробовал заломить ему назад руку, но Стриж только отмахнулся от него:
— Да отстань ты! Я же сказал — все прояснилось, настоящего убийцу нашли, меня оправдали. Пошли, по дороге поговорим.
Они уже поднялись наверх и свернули в коридорчик, ведущий к выходу, когда навстречу им попались две румяные от жаркой плиты бабы, одинаково круглые, в белых фартуках и колпаках. Сзади вслед им кто-то крикнул:
— И минералки захватите.
"За пирожными", — понял капитан, глянув на два больших подноса в руках женщин.
— А вы что тут делаете? — нимало не смутившись грозного вида омоновца, накинулась на них та, что постарше.
Белоусов достал из кармана свое удостоверение и сунул его под нос кухарке, сиплым голосом сказал:
— Проверка помещения. Вы никого постороннего в здании не видели?
— А кого ищете? — заволновались женщины.
— Мужчину лет тридцати-сорока, с бородкой клинышком, тут вот залысины, слегка картавит, — начал на ходу сочинять капитан, машинально почему-то давая описание всемирно известной личности мирового масштаба. — Исчез где-то в вашем районе.
— Нет, такого не видели! — дружно, в один голос ответили поварихи.
— Да мы и не открывались еще, — добавила одна.
— Ну хорошо, если что заметите подозрительное, звоните, — сказал, откашлявшись, капитан.
Выйдя на улицу, омоновец первым делом достал сигареты, сунул одну в рот, протянул пачку Стрижу. Тот отрицательно мотнул головой:
— Не курю.
— Молодец, — привычно похвалил Белоусов и только потом, наконец, спросил:
— Ну и кто убил ту девицу?
— Шварц, — коротко ответил Анатолий, позевывая и поглядывая по сторонам. Уже рассвело, но народу на улицах было немного, погода, видно, не способствовала.
— А, как же, — кивнул головой капитан, — известная личность, давно до него добирались. Взяли?
— Нет. Кто-то из своих пристрелил.
— Жаль, — с душой отозвался омоновец. — Его бы посадить, а так все равно что ушел.
Мило беседуя, они добрались до перекрестка с большой будкой ГАИ. Белоусов покосился на Стрижа, тот спокойно мотнул головой:
— Иди, спрашивай.
Капитан чуть ли не рысцой убежал к коллегам, быстро переговорил с ними и уже спокойно вернулся к Стрижу.
— Поздравляю, — с чувством сказал он, протягивая Анатолию руку. — Я полковнику говорил, что во всей этой истории с девицей что-то не то. Мало ли что у человека было в прошлом, а боевые медали у нас за просто так не дают.
— Ты чего это так сипишь? — прервал его сумбурное словоизлияние Стриж.
— Горло что-то болит, и трясет всего, — поежился капитан.
— Ну-ка покажи горло! — потребовал Анатолий.
— Зачем? — опешил омоновец.
— Давай-давай, не спрашивай!
Белоусов, смешно присев на корточки перед низкорослым Стрижом, растянул старательно свою пасть и, выкатив от усердия глаза, застыл в такой позе, пока тот разглядывал луженую глотку вояки.
— Ну, брат, у тебя же типичная ангина. Можешь смело идти в поликлинику, больничный тебе гарантирован. У меня дочь недавно переболела, так что я уж разбираюсь, — пояснил Стриж.
— Это все холодное пиво, — подвел неутешительный итог Белоусов.
— Ну ладно, мне сюда, — показал рукой Анатолий. — Извини, что не дал нормально отдохнуть.
— Бывает. Зато пирожных наелся на всю оставшуюся жизнь.
Немного посмеялись, и уже затем Белоусов спросил, отводя глаза:
— Ты это, никому не говорил про то, как я?.. — он замялся с определением своего необычного плена.
— Нет, не говорил и никому не скажу, — понял его сомнения Стриж.
Белоусов облегченно вздохнул, они пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны.
Шторм бушевал уже вовсю. Оказывается, давно наступило утро, просто сквозь плотную, серую, рваную дерюгу неба пробивался только прозрачно-серый свет. Мгновенно промерзший Стриж, а он плохо переносил морскую зиму, казалось, целую вечность добирался до дому. Глянул на свои окна, потом на часы.
"Ого, восемь. Ленка сейчас на работе, Верочка в саду, опять один в пустой квартире".
Поднявшись на свой этаж, он открыл дверь, снял в прихожей обувь и куртку, сразу прошлепал на кухню, поставил чайник. В ванне содрал с себя всю одежду, сунул ее в мешок с бельем, долго, отчаянно отмывался под душем, словно смывая все пережитое за эту проклятую ночь. Наскоро вытершись, он завернулся в полотенце и, шлепая голыми пятками, прошел на кухню, где неистовствовал обкипевшийся чайник. Налив себе стакан чая покрепче, он повернулся лицом к двери и… встретился взглядом с женой.
Лена стояла в дверном проеме, вся фигура ее, глаза, лицо, высоко поднятые брови казались одним сплошным знаком вопроса.
— Ну и что все это значит? — выдержав длинную паузу, спросила она своим необычно красивым, переливающимся голосом.
— Ба, а ты почему дома? — удивился Стриж.
— Здравствуйте, — рассмеялась Лена, — совсем, бедный, счет времени потерял. Я что, по-твоему, и по выходным работать должна? Сегодня суббота!
— И Вера дома? — зачем-то спросил Анатолий.
— И не только Вера, сын твой у нас ночует, пришел, а отца нет. Черт-те где его носит.
— Андрюшка у нас? — вспыхнул радостью Стриж.
Оксана, первая его жена, редко отпускала сына к нему, чувствовалось, что она ревновала. Уж больно проявлялась любовь Андрея к внезапно появившемуся отцу.
— Иди, посмотри, как спят, — улыбнулась Лена.
Они потихоньку прошли в спальню. Дети лежали на одной кровати, обнявшись, почему-то одетые.
— Заигрались вчера, — шепнула, поясняя Лена, — так и уснули не раздевшись.
Стриж долго не мог налюбоваться спокойными лицами детей, потом со вздохом покинул спальню, прошел до софы, откинулся поперек нее на подушку.
— Ну ты мне хоть что-нибудь объяснишь? — насела на него Лена. — Прихожу домой, в квартире полный разгром. Муж заявляется только утром, весь грязный, усталый, голодный. По бабам что ли опять начал шляться?
Допытываясь, она сверлила его взглядом своих темных глаз. Стриж улыбнулся, настолько эта версия показалась ему забавной.
— У тебя одно на уме.
— Просто я тебя знаю, — сурово заявила Елена.
Стриж снова улыбнулся и неудержимая волна усталости обрушилась на него.
— Ну так где ты был? Милиция всю ночь одолевала, три раза приходили… Что опять натворил?
— Давай потом, — с трудом пробормотал Анатолий. — Я что-то устал.
Через секунду он уже спал. Лена вздохнула, закинула ноги Стрижа на софу, укрыла одеялом. Постояла рядом некоторое время, разглядывая спящего мужа, покачала головой и пошла на кухню. Первым делом она выглянула в окошко. Картина, открывшаяся ей за стеклом, показалась настолько безрадостной, что она сморщилась и, отвернувшись, принялась готовить завтрак. Но даже во время этого простого занятия мысль о блуднях Стрижа не оставляла ее.
— Черного кобеля не отмоешь добела, — пробормотала Лена и яростно принялась взбивать тесто на блины.
А за окном по-прежнему бушевал шторм, самый обычный в сезон штормов.
В это самое утро, в восемь пятнадцать местного времени, из столовой номер шесть вызвали милицию. Чем персоналу столовой не понравился преподаватель местного института Клищенко, поварихи объяснить толком не смогли, лишь твердили, что он похож на беглого преступника.
А человек с виду вроде бы тихий, интеллигентной внешности, к тому же язвенник. Как сам он заявил, в столовую ходит уже три года, потому как пребывает в холостом состоянии, да и живет неподалеку. На всякий случай его забрали, но в горотделе подозрения не подтвердились и доцента все-таки отпустили, даже слегка извинились перед ним.
Придя домой, Клищенко первым делом зачем-то сбрил свою аккуратную бородку клинышком. С тех пор он в столовую ни ногой. Странные там люди, мало ли что им еще взбредет в голову.