Политик из кофейни, или судья в ловушке

Нас разлучило ветром и волной,

Но здесь опять мы встретились с женой.

Был в море шторм, на суше — суматоха,

И все же пьеса кончилась не плохо.

Но дамы хмуры — я их рассердил.

Не тем ли, что Насилье осудил,

Направив к этой цели все усилья?

Иль тем, что вовсе не было насилья?

Поэт, в угоду веку своему,

На сцене вывел ужасы. К чему?

И без того у нас любая дама

Насилью — враг, хоть, если молвить прямо,

Она лишь при свидетелях упряма.

Пускай поэт кой-что и сочинил,

Каков, однако, франтов наших пыл!

Ведь если бы со всей их страшной силой

Повел Дон Карлос их на Рим постылый,

Они, землей священной овладев,

Для папы не оставили бы дев.

В святилище папессы Иоанны[32]

Открыли б вход нечистому буяны,

Монашки натерпелись бы обид,

И, как рожден, так был бы Рим убит.

Лукреция[33], верна слепой доктрине,

Пошла на смерть, хоть наблудил Тарквиний,

Нелепая языческая месть!

"Держись за жизнь, коль потеряла честь!"

Так христианка мыслит благонравно.

И будет жить, хоть жаждет смерти явно.

Но пусть прекрасных зрительниц моих

Судьба хранит от происков мужских,

Пусть от насилья — помоги им боже!

Их оградит супружеское ложе[34].