В 1946 г. общая площадь африканских колоний Великобритании составляла около 8 млн. кв. км; в них проживали 80 млн. человек. Британские владения были разбросаны в Западной, Центральной, Восточной, Северо-Восточной и Южной Африке.
По юридическому статусу колониальные владения Англии делились на следующие категории: а) колонии, б) протектораты, в) колонии, включавшие в себя протектораты, г) подопечные территории.
Колонией была, например, Южная Родезия; Уганда, Северная Родезия, Ньясаленд, Британское Сомали, Свазиленд, Басутоленд, Бечуаналенд и Занзибар были протекторатами. Колониями, включавшими в себя протектораты, были Нигерия, Золотой Берег, Сьерра-Леоне, Гамбия и Кения.
Отличие протекторатов от колоний состояло в том, что юридическим основанием для господства Великобритании в протекторатах служили договоры, заключенные британскими империалистами с местными вождями в период раздела Африки. Колониями чаще всего были территории, которые перешли под власть Англии в результате военной оккупации, покупки или соглашения с иностранной державой. Все колонии и некоторые протектораты управлялись Министерством колоний; Бечуаналенд, Басутоленд, Свазиленд — Министерством по делам Содружества[5].
В колонии главой административной власти были губернаторы или генерал-губернаторы, в протекторатах и подопечных территориях — чаще всего верховные комиссары. Однако различие между ними имело по существу чисто символический характер. «Британские администраторы питают столь малое уважение к этим конституционным различиям, — писал Дж. Падмор, — что обращаются с колониями короны, протекторатами и подопечными территориями, как с зависимыми странами, эксплуатируя их и не считаясь с желаниями их жителей» [6].
Формальные расхождения в статусе колоний и протекторатов нисколько не меняли колониальной сущности того и другого вида зависимости. Так, законодательные акты колоний, управляемых губернаторами, назывались «ордонансами», а протекторатов и подопечных территорий — «объявлениями». Хотя жители колонии формально именовались «британскими подданными», а жители протекторатов — «лицами, находящимися под британским покровительством», положение тех и других ничем не отличалось друг от друга.
Английский исследователь Деннинг писал: «В колонии Кения юрисдикция британской короны не ограничена, в протекторате Кения — ограничена. Она ограничена лишь той юрисдикцией, которую корона приобрела по договору, капитуляции, пожалованию, обычаю, молчаливому согласию и другими законными средствами… Но хотя юрисдикция короны в протекторате формально ограничена, однако границы ее могут быть беспредельно расширены и таким образом могут охватывать всю область управления»[7] (курсив наш. — А. X.).
В протекторатах, так же как в колониях, царил режим произвола, жестокой эксплуатации, расовой дискриминации, лишения большинства коренного населения элементарных политических и гражданских прав.
Подопечными территориями Англии в Африке были Танганьика, Камерун и Того, в прошлом германские колонии, которые Лига наций в 1922 г. объявила подмандатными территориями Великобритании.
После окончания второй мировой войны Танганьика, Камерун и Того, согласно решению ООН, были включены в международную систему опеки. Англия сохранила над ними контроль в качестве управляющей власти. Вплоть до провозглашения независимости Камеруна и Танганьики Англия управляла ими на основе соглашений об опеке, утвержденных в 1946 г. Генеральной Ассамблеей ООН. Эти соглашения в соответствии со статьей 766 Устава ООН обязывали Англию способствовать развитию подопечных территорий в сторону самоуправления или независимости.
Однако с первых же шагов своей деятельности в качестве опекунов английские власти стали грубо нарушать соглашения об опеке. Все их усилия были направлены не на то, чтобы «способствовать политическому, экономическому и социальному прогрессу населения территории под опекой, его прогрессу в области образования и его прогрессивному развитию в направлении к самоуправлению или независимости…», как этого требовала статья 766 Устава ООН[8], а на то, чтобы насадить на подопечных территориях колониальные порядки и превратить их в обычные колонии.
Наиболее распространенным типом зависимых территорий в рамках Британской империи, получившей после второй мировой войны название «Содружество наций», были колонии и протектораты.
Британская система административного управления колониями в Африке сложилась в основных чертах еще в конце XIX — начале XX в.
Теоретическим фундаментом этой системы была так называемая доктрина косвенного управления. Эту доктрину разработал и применил на практике в начале нынешнего века один из столпов и идеологов британского империализма Фредерик Лугард. Приглашенный в 1897 г. на службу «Королевской компанией Нигера», он возглавил военную экспедицию против восставших эмиров Северной Нигерии. В 1900 г., после провозглашения Северной Нигерии британским протекторатом, его назначили верховным комиссаром, в 1914 г. — генерал-губернатором Нигерии.
Организуя управление протекторатом, Лугард опирался на опыт, накопленный британскими колонизаторами в результате их долголетней колониальной практики не только в Африке, но и в Азии. В частности, он использовал методы административного управления, которые применял до него Таубмэн Гольди на территориях Северной и Восточной Нигерии в последней четверти XIX в., а также опыт британского администратора Малайи Раффлса в первой половине того же века[9].
Основные принципы разработанной Лугардом косвенной системы управления колониями изложены в его книге «Двойной мандат в Британской Тропической Африке», ставшей своего рода евангелием британского империализма и колониализма[10].
В статье «Задача белого человека в Тропической Африке» (1926 г.) Лугард развил концепцию «исторической миссии» белого человека по руководству представителями других рас. Подобного рода расистские идеи служили теоретическим фундаментом империалистического порабощения и беспощадной эксплуатации народов колоний. Стремясь доказать правомерность неравноправных отношений между метрополиями и колониями, Лугард писал: «Мы должны отказаться от идеи, что методы и политика, оказавшиеся пригодными для нас самих, обязательно пригодны для древних цивилизаций Востока или для эволюции африканских племен»[11].
Статья Лугарда интересна не только как образчик идеологического арсенала, который состоял на вооружении британского империализма в конце XIX — начале XX в., но и как живое свидетельство одного из идеологов английской колониальной экспансии о тех далеко не идиллических методах управления, которые практиковались англичанами на «черном континенте». Доктрина Лугарда была признана и взята на вооружение правящими кругами Великобритании, положившими ее в основу всей колониальной политики в Африке.
Вскоре после введения Лугардом системы косвенного управления в Северной Нигерии его опыт был распространен и на другие британские колонии в Африке. В 1916 г. система косвенного управления была введена в Западной Нигерии. В 1922 г. в Танганьике также было введено косвенное управление взамен прямого управления немецких колонизаторов. Позже система косвенного управления была принята в качестве образца в Восточной Нигерии, Сьерра-Леоне, Северной Родезии, Ньясаленде, некоторых частях Уганды, в северных районах Золотого Берега и других британских колониях и протекторатах[12].
Разработанная Лугардом система административной организации колоний пережила своего творца и сохранялась в почти первозданном виде на протяжении нескольких десятилетий как «святая святых» британского колониализма, пока не была сметена в 50-х годах XX в. послевоенным взрывом национально-освободительного движения.
Вот что писала в опубликованной в 1962 г. книге «Колониальный счет» видный идеолог и апологет британского колониализма М. Перхэм, которая, по словам «Таймс», пользуется в Англии репутацией «главного научного авторитета по всем важным проблемам Африки»: «Косвенное управление было применено как более динамичный и рациональный метод политики. Оно было впервые испробовано Лугардом в Северной Нигерии. Эксперимент был поразительно удачным. Позже классический труд Лугарда „Двойной мандат" помог распространению его системы. В течение 30-х годов почти повсюду в Британской Африке я обнаруживала, что косвенное управление принималось как евангелие. Даже сегодня почти вся Британская Африка еще носит отпечаток этой системы»[13]. В чем же заключается сущность системы косвенного управления, каковы были ее основные черты и особенности?
Краеугольным камнем колониальной доктрины косвенного управления была идея искусственной консервации родо-племенных институтов и традиций с целью превращения феодальных и племенных правителей в социальную опору колонизаторов. В интересах укрепления империалистического господства и увековечения колониального положения африканцев система косвенного управления предусматривала не только сохранение институтов вождей племен и родовых старейшин, но и включение их в аппарат колониальной администрации. Вожди племен, согласно этой системе, должны были выполнять функции колониальных чиновников и брались на содержание колониальными властями.
Касаясь этого вопроса, этнограф Смит, изучавший систему управления в Западной Африке, писал: «Под британским управлением число феодальных владык было уменьшено и они были превращены в местных районных начальников (resident district heads). За исключением начальников мелких деревушек, все они находились на жалованье» [14].
Вплоть до 30-х годов XX в. многие вожди, эмиры и старейшины не получали регулярного жалованья от колониальных властей, но имели право оставлять в свою пользу часть взимаемых ими со своих подданных налогов. Налоги, как правило, устанавливались колониальной администрацией, но за их сбор непосредственно отвечали вожди[15].
Эта система, при которой доходы вождей принимали форму процента от налога, взимаемого колониальными властями, делала вождей целиком зависимыми от английской администрации. Так, в период, когда Лугард был верховным комиссаром Северной Нигерии, он установил местным правителям Йолы, Илорина и Зариа жалованье от 2 тыс. до 2500 ф. ст. в год. Даже правитель маленького эмирата Джемеа получал 4 тыс. ф. ст., что составляло 20 % всех расходов на содержание местной администрации [16].
Проведенная в 30-х годах реформа отменила отчисления от налогов в пользу феодальных вождей и заменила их определенным «жалованьем», выплачиваемым вождям в зависимости от их должности или титула.
Таким образом, вожди были официально низведены до положения обычных колониальных чиновников.
Для колонизаторов система косвенного управления была чрезвычайно удобна, так как позволяла не только значительно уменьшить расходы на содержание административного аппарата, но и использовать освященный традицией авторитет племенных вождей как инструмент политического и идеологического давления на широкие массы коренного населения.
В отличие от системы прямого управления, применявшейся в различной степени и с различным эффектом в колониях французских, бельгийских и других империалистов, британская система косвенного управления не устраняла традиционные институты, а напротив, превращала их в составной элемент колониальной административно-бюрократической структуры.
По словам одного из виднейших деятелей британского колониального аппарата Эндрю Коэна, «косвенное управление или управление местными делами через обычные институты населения района заключается, согласно британской концепции, в том, чтобы полагаться на местные институты больше, чем на централизованную бюрократию».
Следует, однако, подчеркнуть, что племенные вожди включались в колониальную административную систему лишь в качестве ее низшего звена. Они занимались сбором налогов, вербовкой рабочей силы, выполняли всякого рода поручения колониальных властей. В то же время они ни в какой степени не могли повлиять на направление и характер колониальной политики британского империализма в Африке. Решающие рычаги колониальной администрации находились исключительно в руках высших английских колониальных чиновников.
Система косвенного управления позволила английским правящим кругам не только держать под своим контролем широкие массы коренного населения на огромных и часто плохо освоенных территориях своих колоний в Африке, но и опутать их прочными цепями политического, административного, идеологического и психологического влияния.
Видный специалист в области британского колониального управления профессор Лондонского университета О. Элиес называет следующие основные компоненты системы косвенного управления в Западной Африке: «…а) вождь и традиционный совет, действующие в качестве исполнительной и законодательной власти; б) суд вождя, который выслушивает споры и вершит правосудие в соответствии с хорошо установленными принципами смешанного мусульманского и обычного права; в) казначейство вождя, которое функционирует как местное казначейство, собиравшее все обычные налоги, уплачиваемые ему подчиненными вождями и вассалами, а также определенные налоги на землю и скот…» [17].
Буржуазные историки, социологи, юристы, отмечая преимущества косвенной системы управления для колонизаторов, ничего не говорят о тех социальных язвах и пороках, которые таила в себе эта система для широких масс африканского населения колоний.
«Вся система косвенного управления, — пишет О. Элиес, — имела очевидные преимущества… над традиционными институтами управления и администрации» [18].
По мнению М. Перхэм, система косвенного управления имеет исторические заслуги, так как она «устранила шок, вызванный западной аннексией», она была экономной, воспитала в колониальных чиновниках доброжелательное отношение к африканскому обществу и т. д.[19].
Столь щедро рекламируемая апологетами британского империализма система косвенного управления поворачивается неприглядной стороной, если взглянуть на нее с точки зрения эксплуатируемого африканского населения колоний.
Система косвенного управления надолго законсервировала отсталые родо-племенные и патриархальные отношения в африканском обществе, она тормозила политическое и социально-политическое развитие колоний, всецело подчинив это развитие интересам правящего класса метрополии. В результате применения этой системы управления колонизаторам удалось внести раскол в ряды африканского населения и тем самым значительно ослабить его способность к сопротивлению. Колониальное общество стало походить на своего рода иерархическую лестницу, на верхних ступенях которой находились европейцы, ниже их — вожди племен и в самом низу — масса африканского населения. Поставив вождей над массой эксплуатируемого населения и превратив их в своих марионеток, колонизаторы могли с их помощью держать в узде народы колоний. Благодаря этому система косвенного управления, подкрепленная вооруженной силой и колониальным законодательством, на протяжении целого полустолетия была главным гарантом незыблемости колониального владычества Великобритании в Африке. Определяя роль системы косвенного управления в истории колониального господства Англии, известный английский публицист и ученый Дж. Уоддис пишет: «Можно сказать, что в общем в первой половине XX века империализму удалось использовать институт вождей. Система косвенного управления в сочетании со смещением непокорных вождей и поддержкой империалистических войск оказалась в тот период достаточной для ограждения колониальной системы» [20].
Включив местных правителей и племенных вождей в колониальную администрацию, британские империалистические круги нашли ту искомую форму колониального управления, которая обеспечила им получение максимальных выгод от своих африканских владений. Сложный механизм административного управления колониями в Африке был приведен в соответствие с интересами господствующего класса метрополии, в руках которого были сосредоточены все основные рычаги и приводные ремни колониального административного аппарата.
Во главе колониального управления находилось правительство Великобритании, ответственное перед высшим законодательным органом страны — парламентом. Практически главные правительственные функции по управлению колониями были доверены Министерству колоний.
В его обязанности входила подготовка проектов законов для колоний, назначение высших должностных лиц, регламентация и контроль над административно-политической и экономической жизнью колоний, введение новых налогов и контроль за их сбором, регулирование деятельности социальных и культурных организаций, контроль над поддержанием общественного порядка, подготовка конституционных реформ и т. д.
Губернатор колонии подчинялся непосредственно министру колоний и имел чрезвычайно широкие полномочия.
Характеризуя распределение функций по управлению колониями между Министерством колоний и губернаторами, министр колоний Леннокс-Бойд писал: «На всех территориях подавляющее большинство решений принимается губернатором при консультации со своими советниками или исполнительным советом, и, чем более развитую конституцию имеет территория, тем правильнее для министра оставлять все вопросы на усмотрение губернатора… Существуют, однако, некоторые вопросы высокой политики, окончательное решение которых должно оставаться за министром, поскольку в конечном счете он отвечает перед парламентом за порядок, мир и хорошее управление территорией. Но принимая такие решения, министр всегда испрашивает рекомендации соответствующего губернатора»[21].
Вот как характеризует положение губернатора в английской колониальной администрации Эндрю Коэн, который сам был длительное время губернатором Уганды: «Губернатор — главная фигура в колониальной администрации, и он остается ею до той стадии, когда он передает власть выборным министрам. Губернатор занимает ключевую позицию между областной администрацией и местным законодательным органом, с одной стороны, и министром колоний и Министерством колоний — с другой… Как представитель королевы он занимает особо почетное положение, символизируемое его формой, расшитой серебряными галунами, и шляпой, украшенной павлиньим пером» 18.
«Губернатор — центральный институт коронной колониальной системы, — пишет М. Уайт. — Он представитель короля, глава исполнительной власти и обычно президент законодательного органа. Он свой собственный премьер-министр»19.
При губернаторе был секретариат, служивший своего рода техническим департаментом по претворению в жизнь решений губернатора. Секретариат возглавлял главный секретарь, которому подчинялись главы различных департаментов.
Длительное время губернатор был по существу единоличным правителем колоний, на территории которых не существовало никаких законодательных органов. Эта стадия колониальной администрации, по существу диктаторского характера, продолжалась в большинстве английских колоний вплоть до окончания второй мировой войны, а в некоторых колониях (Британское Сомали) — до 50-х годов. Вспоминая об этом времени, один из бывших крупных английских колониальных чиновников в Западной Африке, ныне директор компании «Юнайтед Африка Компани» Ф. Педлер, писал: «Это был золотой век для европейских администраторов. Высшие правители страны, исключая разве только самих эмиров, падали лицом в грязь, когда встречали правительственного чиновника, восклицая при этом: "О хозяин! Пусть твоя жизнь длится вечно!“»[22].
В административном отношении британские колонии были разделены на провинции, которые состояли из дистриктов (районов). Последние в свою очередь обычно делились на локации, объединяющие по нескольку деревень. Во главе провинции находился комиссар провинции, во главе дистрикта — комиссар дистрикта. Поскольку контакты колониальных властей с населением происходили на уровне дистрикта или ниже его, комиссар дистрикта рассматривался английскими юристами и администраторами как ключевая фигура в механизме колониального управления.
Если губернатор был представителем короны в колонии, то комиссар дистрикта был представителем губернатора в сельском районе. Специально изданный статут колониальной службы устанавливал, что «он должен контролировать или регулировать все аспекты труда, торговли, землевладения и выполнять судебные функции»[23].
Во всей своей практической деятельности комиссары дистриктов опирались на институт признанных английскими властями вождей, которым была отведена роль местных правителей, подчиненных английским резидентам.
Комиссары многих дистриктов считались советниками при эмирах и вождях племен. Это дало основание английской буржуазной историографии постоянно безмерно идеализировать фигуру комиссара дистрикта в истории английского колониализма в Африке, изображая его «другом и советником» африканцев, на сердце и умы которых он мог якобы влиять благодаря своему непререкаемому авторитету. «Комиссары дистриктов никогда не были просто сторожевыми псами, — писал проф… Вильям Макмиллан, — долголетняя практика сделала их советниками вождей и народа, средством внедрения новых методов и примером собственного энтузиазма. Они одни были способны примирить африканцев с политикой, предназначенной служить общему благу новой нации, частью которой они стали»[24].
На деле же реальная и неограниченная власть принадлежала именно комиссарам дистриктов, а не вождям, которые, получая ежегодные субсидии от английской колониальной администрации и сохранив право эксплуатации своих подданных, не. смели ни в чем ослушаться представителей английских властей. Ни один важный вопрос не решался без указания английских чиновников. Эмиры и местные вожди даже при решении сугубо местных, внутренних дел, формально находившихся в их компетенции, должны были строго следовать указаниям английских колониальных чиновников. «Не существует двух категорий правителей — британских и местных, работающих отдельно или в сотрудничестве, есть только одно правительство, в котором туземные вожди имеют точно определенные обязанности»[25],— говорилось в одном из английских «политических меморандумов», которыми должны были руководствоваться местные власти в колониях.
Опираясь на вождей, а также на учрежденные законом… 1928 г. советы дистриктов и муниципалитетов, комиссар дистрикта должен был следить за общественным порядком, за сбором налогов, руководить строительством дорог, мостов и других средств связи, контролировать судопроизводство и туземную администрацию.
Вплоть до конца второй мировой войны и в первые послевоенные годы из-за неразвитости коммуникаций и слабой централизации административного аппарата комиссары дистриктов были в значительной степени независимыми. Этому способствовало также действовавшее почти во всех колониях правило о продолжительности службы комиссаров дистриктов в одном и том же районе. По словам Э. Коэна, в бытность его губернатором в Уганде он ввел правило, согласно которому комиссары дистриктов не могли быть отстранены от должности в течение пяти лет без личного приказа губернатора[26].
Английское правительство поощряло значительную независимость местных колониальных чиновников от центральной администрации и даже старалось подвести под нее юридическое основание. Специальный циркуляр Министерства колоний о местном управлении в 1947 г. требовал от колониальных властей предоставления комиссарам дистриктов и их помощникам большей свободы действий в рамках принятой политики. В 1948 г. правительство разослало циркуляр, требующий предоставлять комиссарам дистриктов средства, которые они могут использовать по своему усмотрению на нужды экономического и социального развития соответствующих районов [27].
Все это способствовало превращению комиссара дистрикта в неограниченного и полноправного правителя. Произвол и злоупотребления властью со стороны комиссаров районов достигали таких чудовищных размеров, что в глазах местного населения эти колониальные чиновники представлялись как носители зла и порождение самых ужасных и роковых сил природы. Весьма характерен один случай, с которым столкнулась М. Перхэм во время своих многолетних путешествий по Африке. «Однажды в Танганьике, — пишет М. Перхэм в своей книге „Колониальный счет“, — местные жители пришли к заключению, что чудовищный крокодил, который утаскивал их детей в реку и там умерщвлял, — в действительности их комиссар дистрикта, принимающий другое обличье. Напуганные, они все стали избегать его»[28].
Английские колониальные чиновники делали все от них зависящее, чтобы помешать развитию народного просвещения в колониях. Они прекрасно понимали, что неграмотность и невежество помогают им удерживать в повиновении африканское население. Известный африканист У. Дюбуа еще в 1925 г. в своей статье «Цветные миры» писал, что белый колониальный чиновник в английской Западной Африке «был заинтересован в примитивном, а не в образованном черном. Он боялся и презирал образованных западноафриканцев… Со своей стороны, образованный западноафриканец ненавидел белого колониального лидера как угнетателя»[29]. Усилия колонизаторов, указывает Дюбуа, были направлены на то, чтобы «лишить туземцев всякой возможности к объединению сил или интересов с образованными западноафрнканцами»[30].
Максимальная эксплуатация народов колоний — такова была задача, возложенная на колониальный административный аппарат, главная практическая функция которого состояла в перекачке богатств из колоний в метрополию.
Однако завоевание национальной независимости народами Индии, Бирмы, Цейлона, рост освободительных движений в других районах Британской империи, обострение англо-американской конкурентной борьбы за рынки сбыта, источники сырья и сферы приложения капитала углубляли кризис британской экономики, базирующейся на колониальной системе.
Серьезные политические и экономические последствия для всего дальнейшего развития английского империализма имело также сокращение «невидимых» колониальных доходов — прямой результат достижения независимости Индией, Бирмой и Цейлоном. Это обстоятельство, а также сужение рынков сбыта в условиях усилившейся конкурентной борьбы с объективной неизбежностью побуждало английские монополии идти на модернизацию производства, без чего британский империализм не мог и мечтать о восстановлении и укреплении своих позиций на мировом капиталистическом рынке. А это означало, что английскому империализму предстояло модернизировать некоторые специфические черты, которые присущи ему как империализму колониальному. «Англии, как империалистической нации, — писал Д. Девидрон, — был брошен вызов — преобразовать нынешние отношения господства и подчинения в сотрудничество, основанное на равенстве сторон. Подобно тому как английские капиталисты проявили себя наиболее искусными создателями империи с ее верными стражами, мы, лейбористы, должны показать себя не менее искусными освободителями империи»[31].
Предмет предлагаемого читателю исследования и состоит в том, чтобы ответить на вопросы, изменился ли на третьем этапе общего кризиса капитализма характер британского империализма, отошел ли в прошлое английский колониализм, изменились ли коренным образом взаимоотношения Англии с африканскими странами, ставшими членами Британского Содружества наций взамен Британской империи?
Вложения английских капиталов в Африке рассредоточены на необъятных пространствах Запада, Востока и Юга континента. Но львиная доля британских инвестиций приходится на Центральную и особенно Южную Африку, где сконцентрирован промышленно-экономический и военно-сырьевой потенциал Африканского континента. Разведанные и эксплуатируемые ископаемые богатства этого огромного региона прочно закрепили за ним важную роль одной из крупнейших кладовых стратегического сырья капиталистического мира.
Действующие здесь могущественные монополистические группы, занимающие ключевые позиции в экономике соответствующих африканских стран, носят по существу международный характер, так как в них представлены и тесно взаимно переплетаются английские, американские, южноафриканские, бельгийские, французские, западногерманские, швейцарские, канадские и другие империалистические интересы. Доминируют, однако, английские интересы, тесно связанные многочисленными нитями с ведущими банками и влиятельными финансовыми группами лондонского Сити. По данным южноафриканского торгового банка «Юнион аксептенсез, лтд», вложения иностранных капиталов в ЮАР составляли на конец 1962 г. 3016 млн. южноафриканских рэндов, или свыше 4222 млн. долл.[32]. На английские капиталы приходилось свыше 60 % этой суммы, американские — 11, французские — 6, швейцарские — 4, международные организации ООН — 5 % и т. д. Таким образом, вложения капиталов английских монополий только в ЮАР достигают 1810 млн. южноафриканских рэндов, или свыше 2533 млн. долл.
Хозяйничающие капиталистические монополии извлекают огромные прибыли за счет жестокой эксплуатации дешевого труда рабочих-африканцев. В «Медном поясе» Замбии заработная плата горняка-африканца составляла до последнего времени 805 долл, в год, а рабочего-европейца — около 6000 долл. Доходы капиталистических компаний от вложений в ЮАР и Юго-Западной Африке достигают астрономических размеров. По данным Министерства торговли США, доходы американских компаний от прямых вложений капиталов за границей в период 1958–1961 гг. составляли (в процентах к вложенному капиталу, до вычета налогов): Латинская Америка — 8,0; Канада — 8,4; Япония — 9,8; Швеция — 10,0; Англия — 12,3; Австралия — 15,6; Южная Африка — 17,1. Таким образом, уровень доходов империалистических монополий, действующих в Южной Африке, более чем вдвое превышает соответствующие показатели для традиционных сфер приложения иностранных капиталов в Латинской Америке и Канаде.
Английские колониальные корпорации-гиганты, доминирующие в экономике Южной и Центральной Африки, создавались по преимуществу на заре империализма, на рубеже XX в., когда, по образному выражению В. И. Ленина, «героями дня в Англии были Сесиль Родс и Джозеф Чемберлен, открыто проповедовавшие империализм и применявшие империалистскую политику с наибольшим цинизмом»[33]. Это — английские колониальные монополии «Де Беерс» (1888 г.), «Танганьика кон-сешнз» (1899 г.), «Бритиш Саут Африка» (1889 г.), «Бенгела рейлуэй компани» (1902 г.), англо-бельгийский горнопромышленный концерн «Юнион миньер дю О’Катанга» (1906 г.) и некоторые другие.
Алмазная империя «Де Беерс». Корпорация «Де Беерс консолидейтед майнз» контролирует добычу ювелирных и промышленных камней в важнейших алмазодобывающих районах Африки. Ей принадлежит вся алмазодобывающая промышленность в ЮАР, практически все алмазные разработки в Юго-Западной Африке и частично (в размере 50 %) знаменитый алмазный рудник компании «Уильямсон дайамондс», находящийся в совместном управлении «Де Беерс» и правительства Танзании.
Могущественная английская алмазная монополия через разветвленную сеть своих филиалов и дочерних компаний в Лондоне полностью контролирует сбыт алмазов главных алмазодобывающих стран капиталистического мира. Биржевая оценка только котирующихся активов корпорации составляла, по состоянию на 31 декабря 1963 г., 154,16 млн. южноафриканских рэндов, или 216 млн. долл. Только за один 1963 год чистый доход группы «Де Беерс» равнялся около 7’0 млн. долл.[34]. Продажи африканских алмазов достигают сотен миллионов долларов ежегодно. В 1964 г., например, реализация ювелирных и промышленных алмазов, осуществляемая через Центральную сбытовую организацию в Лондоне, достигла рекордной суммы в 266,37 млн. южноафриканских рэндов, или 372,9 млн. долл.[35].
Алмазы — одна из последних английских сырьевых монополий, которые до второй мировой войны составляли основу экономического могущества Великобритании.
Однако с 60-х годов алмазная империя стала испытывать значительные трудности. Политика компании обеспечивалась долгосрочными пятилетними контрактами на поставки алмазов из Южной и Юго-Западной Африки, Конго (Киншаса), Сьерра-Леоне, Ганы, Анголы и Танганьики, на которые приходилось до 80 % добычи алмазов в странах Африканского континента. Эти контракты, срок действия которых закончился в 1960 г., были возобновлены «Де Беерс» на новый пятилетний срок[36]. Но две независимые африканские республики — Гана и Гвинея — расторгли свои соглашения соответственно с английскими и французскими компаниями. Это пробило первую брешь в монополии «Де Беерс». При этом следует иметь в виду, что добыча ювелирных камней в Гане только за один 1963 год превысила 1,8 млн. каратов. Разрыв Ганой и Гвинеей кабальных соглашений с «Де Беерс» — явление знаменательное, характерное для многих африканских государств, недавно порвавших цепи колониального рабства и стремящихся к экономической эмансипации от засилья иностранных монополий.
Вторую брешь пробивают монополистические группы США. На протяжении последних лет они предпринимали неоднократные попытки подорвать позиции «Де Беерс». Компания «Дженерал электрик компани», контролируемая банкирским домом Морганов, организовала производство искусственных алмазов. Руководство «Де Беерс» быстро разгадало угрозу, таящуюся в американском вызове, и немедленно приступило к энергичным исследованиям, чтобы получить искусственные алмазы путем синтеза. Вскоре технология их изготовления была запатентована «Де Беерс». Англо-американская борьба за алмазы вступила в новую, еще более острую фазу.
Более отдаленные перспективы алмазного картеля внушают явную тревогу английским капиталистам. Неуверенность, испытываемая банкирами и финансистами лондонского Сити, связана, с одной стороны, с научно-техническим прогрессом в изготовлении искусственных промышленных алмазов, уже конкурирующих с натуральными камнями Конго, с другой — с усиливающимся давлением на «Де Беерс» со стороны молодых африканских государств (Гвинея, отчасти Гана, Сьерра-Леоне), сумевших пробить определенную брешь в английской монополии.
Примечательна в этом отношении оценка перспектив «Де Беерс» во влиятельном английском еженедельнике «Экономист», который не так давно с нескрываемым беспокойством констатировал: «Имеется также синтетический процесс „Дженерал электрик" и „Де Беерс", выпускающих небольшие, но высококачественные алмазы, прямо конкурирующие с натуральными камнями Конго. В области сбыта, по-видимому, будет сказываться возрастающее давление на „Де Беерс" со стороны независимых африканских государств, стремящихся к самостоятельной реализации столь ценного продукта» [37].
Итак, возглавляемый «Де Беерс» могущественный алмазный картель подрывается как изнутри (искусственные алмазы), так и извне (конкуренция стран-аутсайдеров). Вместе с тем «Де Беерс» остается одной из последних крепостей былого английского экономического и политического могущества в Африке, а алмазы — крупной статьей валютной выручки Великобритании.
Монополии «Медного пояса». «Медный пояс» Замбии, известный богатейшими месторождениями «красного металла», поставляет 15–16 % добычи меди в капиталистических странах. На севере он граничит с конголезской провинцией Катанга, также знаменитой ископаемыми богатствами. В плане геологическом «Медный пояс» и район Верхней Катанги образуют единый горнопромышленный комплекс, по существу представляющий собой одну из богатейших зон минерального сырья стран капитализма.
Именно поэтому этот отдаленный район Тропической Африки, располагающий уже разведанными огромными запасами рудных богатств, притягивал сюда интересы крупных капиталистических монополий Англии, США, Бельгии, Франции и других больших и малых империалистических держав. Установленные запасы меди на действующих рудниках корпораций и компаний «Медного пояса» достигают огромной цифры в 653 млн. т. Медные руды этого района характеризуются высоким качеством: содержат от 3 до 5 % металла (в североамериканских рудах среднее содержание металла только 0,75 %) [38]. Поэтому высококачественный «красный металл» Замбии неизменно пользуется устойчивым спросом и высоко расценивается на мировом капиталистическом рынке меди.
«Медный пояс» Замбии — объект острой конкурентной борьбы могущественных международных финансовых групп и крупных металлургических монополий Уолл-стрита и лондонского Сити. Вложенные сюда иностранные капиталы, главным образом английские и американские, оценивались, по состоянию на конец 1962 г., в 300 млн. ф. ст., или 840 млн. долл.[39].
Размещенные здесь рудники и шахты, заводы по рафинированию меди и обогатительные фабрики, контролируемые иностранными компаниями и корпорациями, оснащены новейшей техникой с автоматизацией важнейших производственных процессов. «На протяжении последних десятилетий медная промышленность Северной Родезии превратилась в современную отрасль экономики, — свидетельствует влиятельный западногерманский еженедельник „Дер Фольксвирт“. — Выплавка руды осуществляется на месте, на заводах по рафинированию меди. Свыше 70 % руды перерабатывается в электролитную медь и экспортируется более чем в 20 стран мира»[40].
Численность занятой в «Медном поясе» рабочей силы достигает 47 тыс. человек, из которых 39 тыс. составляют горняки-африканцы. Заработная плата африканских рабочих в восемь-девять раз ниже заработной платы рабочих-европейцев. Несмотря на многочисленные лицемерные заявления руководителей хозяйничающих здесь империалистических монополий, положение горнорабочих-африканцев за последние 15–20 лет мало изменилось. По-прежнему европейские рабочие представляют квалифицированную, а африканские — неквалифицированную рабочую силу. Именно жестокая эксплуатация дешевой рабочей силы африканцев дает возможность капиталистическим монополиям производить медь по ценам, позволяющим успешно конкурировать на мировых рынках.
Капиталистические компании, корпорации и фирмы, господствующие в экономике «Медного пояса», невиданно обогащаются на эксплуатации природных богатств Замбии. Крупнейшая из действующих в «Медном поясе» компаний «Нчанга» только за один 1963/64 год получила чистой прибыли (после вычета налогов) 11,23 млн. ф. ст., или 31,45 млн. долл.30.
Ископаемые богатства Замбии, а также мощности по выплавке и рафинированию меди эксплуатируют крупные корпорации, представляющие английские и американские интересы: «Нчанга консолидейтед коппер майнз, лтд» («Нчанга»), Рокана корпорейшн, лтд» («Рокана»), «Бэнкрофт майнз, лтд» («Бэнкрофт»), «Муфулира коппер майнз, лтд» («Муфулира») и «Чибулума майнз, лтд» («Чибулума»).
Перечисленные медные корпорации в свою очередь контролируются двумя мощными «холдингами»: группой «ЗАМАНГЛО» («Замбиен англо америкэн, лтд») и группой РСТ («Роэн селекшн траст»). Каждая из этих двух влиятельных монополистических групп, характеризующих противоречивые устремления и одновременно «партнерство» английских и американских интересов в борьбе за господство в «Медном поясе», требует особого рассмотрения.
«ЗАМАНГЛО», контролируемая могущественной монополистической группой «Англо Америкэн корпорейшн оф Саут Африка», представляет в основном английские интересы, тесно связанные с крупными инвестиционными банками лондонского Сити. Ей принадлежит контрольный пакет акций в трех медедобывающих компаниях: 39 % акционерного капитала «Нчанга», 52,4 %—«Рокана» и 24,5 % — «Бэнкрофт».
Рудники и медеплавильные заводы этих компаний поставляют около 60 % продукции «Медного пояса» Замбии и приблизительно 8—10 % выплавки меди в странах капиталистического мира.
Кроме того, группа «ЗАМАНГЛО» через контролируемую компанию «Рокана» располагает также крупным долевым участием в акционерных капиталах двух других компаний «Медного пояса» — «Муфулира» и «Чибулума». Принадлежащие «ЗАМАНГЛО» корпорации «Нчанга» и «Рокана» совместно владеют также компанией «Рокана коппер рифайнериз, лтд», вырабатывающей электролитную медь. Группа одновременно располагает важным участием в акционерном капитале горнопромышленного треста «Замбиа Брокен-Хилл девелопмент компани, лтд», предприятия которого поставляют цинк, свинец, кадмий.
Объединенный акционерный капитал контролируемых группой «ЗАМАНГЛО» компаний, включая трест «Замбиа Брокен-Хилл», превышал в 1962 г. 70,25 млн. ф. ст. (около 200 млн. долл.), причем биржевая оценка активов группы значительно больше названной цифры.
Ядро группы «ЗАМАНГЛО» образует корпорация «Нчанга», на руднике которой добыча меди в 1963/64 г. составила 212,2 тыс. т[41]. Запасы залегающих здесь медных руд, по компетентной оценке, составляли в 1963 г. 236 млн. т с содержанием металла 4,65 %. Это соответствует приблизительно 25–26 % всех разведанных запасов «красного металла» на территории «Медного пояса» Замбии.
Важные позиции в группе «ЗАМАНГЛО» принадлежат также компании «Рокана», рудники которой поставили в 1963/64 г. около 109 тыс. т меди[42].
Монополистическая группа «ЗАМАНГЛО» систематически усиливает свою экспансию в «Медный пояс» Замбии. В мае 1953 г. она создала новую компанию «Бэнкрофт». Хотя запасы медных руд, эксплуатируемые «Бэнкрофт», более «скромные» по сравнению с рудником «Нчанга», тем не менее и они достигают 82 млн. т со средним содержанием металла 3,66 %.
Компании «Нчанга», «Рокана» и «Бэнкрофт» в административно-техническом отношении полностью автономны, однако их интересы — финансовые, экономические, технические и другие — тесно взаимно переплетаются.
«Рокана», например, располагает важным долевым участием в акционерном капитале «Нчанга» и одновременно владеет крупным пакетом акций компании «Бэнкрофт». В этой связи интересно указать, что три пятых своего дохода «Рокана» получает от эксплуатации своих собственных рудников, а две пятых — за счет интересов в других компаниях, особенно «Нчанга» и «Бэнкрофт».
Корпорация «Нчанга» значительно расширила сферу своих интересов путем приобретения полностью акционерного капитала компании «Бэнкрофт», о чем было официально объявлено в конце 1964 г.[43]. При этом «Нчанга» предоставила «Бэнкрофт» заем на сумму 4 млн. ф. ст. для погашения последней своих финансовых обязательств в отношении «Бритиш Саут Африка компани» и группы «Англо Америкэн корпорейшн оф Саут Африка».
Чистый доход группы «ЗАМАНГЛО» исчисляется ежегодно в десятки миллионов фунтов стерлингов. Чистая прибыль (после вычета налогов) одного только «холдинга» составила в 1963/64 г. 6,95 млн. ф. ст., или около 19,5 млн. долл., а объединенный чистый доход группы в целом достиг в том же финансовом году огромной суммы 24,58 млн. ф. ст., или почти 70 млн. долл.
Президент группы «ЗАМАНГЛО», а также контролируемых ею компаний («Нчанга», «Рокана», «Замбиа Брокен-Хилл») — известный южноафриканский мультимиллионер Гарри Оппенгеймер, одна из виднейших фигур международной финансовой олигархии.
Фактическое оперативное руководство группой «ЗАМАНГЛО» осуществляет так называемый Иоганнесбургский комитет, в состав которого входят виднейшие представители южноафриканского большого бизнеса, на протяжении многих лет тесно связанные с интересами могущественной «Англо Америкэн корпорейшн оф Саут Африка» и, следовательно, с влиятельными финансовыми группами и ведущими банками лондонского Сити.
Монополистическая группа РСТ, учрежденная в 1928 г., представляет в противоположность «ЗАМАНГЛО» главным образом американские интересы, базирующиеся на крупных инвестиционных банках Уолл-стрита.
РСТ, так же как «ЗАМАНГЛО», принадлежит контрольный пакет акций в трех важных корпорациях «Медного пояса»: «Муфулира», «Роэн антилоп» (в 1962 г. «Роэн антилоп» была поглощена РСТ) и «Чибулума», в которых эта могущественная монополистическая группа соответственно располагает 64,7 %; 32,65 % и 64,3 % акционерного капитала.
Кроме того, РСТ контролирует также компании «Балуба майнз, лтд» («Балуба») и «Чамбиши майнз, лтд» («Чамбиши»), богатейшие медные месторождения которых пока зарезервированы и не эксплуатируются.
Группе РСТ принадлежит также трест «Родэзиен селекшн траст эксплорейшн, лтд» (с декабря 1964 г. — «РСТ эксплорейшн»), созданный для геологической разведки главным образом за пределами «Медного пояса». РСТ имеет также филиал «Родэзиен селекшн траст инвестментс, лтд», которому принадлежат некоторые предприятия группы.
Важнейший актив монополистической группы РСТ — корпорация «Муфулира», рудные месторождения которой составляют оценочно 162 млн. т и достигают 17–18 % разведанных запасов на территории «Медного пояса». Только за один 1964 год рудник «Муфулира» поставил свыше 156,5 тыс. т меди[44].
В 1962 г. РСТ поглотила компанию «Роэн антилоп», располагающую резервами медных руд в 86 млн. т. Рудник «Роэн» поставил в 1964 г. около 94 тыс. т меди[45]. В сферу влияния РСТ входит также корпорация «Чибулума», месторождения которой включают наряду с медью также стратегически важный кобальт (среднее содержание меди 4,54 % и кобальта 0,14 %). Поэтому рудные резервы, эксплуатируемые «Чибулума», считаются высококачественными и одними из наиболее перспективных в «Медном поясе». За 1964 г. рудник «Чибулума» поставил около 24 тыс. т меди [46].
В целом рудники, эксплуатируемые РСТ, поставили в 1964 г. около 275 тыс. т меди — более 40 % добычи «Медного пояса», или приблизительно 6,4 % выплавки меди капиталистического мира. Чистый доход (после вычета налогов) группы РСТ в целом, т. е. самого «холдинга» и контролируемых им корпораций «Муфулира», «Чибулума» и др. составил в 1964 г. около 20 млн. ф. ст., или свыше 55 млн. долл.
Командные позиции в группе РСТ принадлежат крупной металлургической монополии Уолл-стрита «Америкэн металл клаймэкс» («АМАКС»), имеющей важные интересы как в Северной Америке (США, Канада), так и далеко за пределами Западного полушария, главным образом в Африке[47]. По оценке журнала «Экономист», около 30 % доходов «АМАКС» приходится на Северную Америку, а свыше 50 % — на Африку. В совете директоров «АМАКС» заседают крупные американские банкиры и промышленники, тесно связанные с влиятельными финансовыми группами Уолл-стрита и интересами международного большого бизнеса. «АМАКС» владеет 46,1 % акционерного капитала группы РСТ, эксплуатирующей богатства «Медного пояса» Замбии.
Конкурентная борьба американских и английских монополий за господство в «Медном поясе» стоит в фокусе напряженной экономической битвы между могущественными монополистическими группами Уолл-стрита и лондонского Сити.
Соединенные Штаты обеспечивают свои потребности в меди преимущественно за счет отечественного производства и лишь частично за счет импорта главным образом из Чили, где американские концерны контролируют всю добычу и выплавку меди. Одновременно США выступают крупным экспортером рафинированной меди — свыше 300 тыс. т ежегодно; три четверти этого количества отгружаются в страны Европы[48]. Но именно здесь, на западноевропейских рынках, американская медь сталкивается с медью из Замбии. В этой конкурентной борьбе бесспорные преимущества (качество, цена) на стороне африканской меди.
Американские медные концерны настойчиво домогаются установления большего контроля над медными ресурсами Замбии. Пока на мировом капиталистическом рынке меди доминируют английские интересы, политика американских медных монополий направлена на подрыв английских и англо-бельгийских позиций в этой области.
После провозглашения независимости Замбии в октябре 1964 г. англо-американская конкурентная борьба в «Медном поясе» еще более обострилась.
Усиление наступательной, экспансионистской политики США в «Медном поясе» связано с некоторыми весьма важными факторами, благоприятными для бизнесменов США.
Как уже отмечалось, монополистическая группа «ЗАМАНГЛО», в совете директоров которой заседают английские и южноафриканские финансовые магнаты, входит в горнопромышленную империю могущественной «Англо Америкэн корпорейшн оф Саут Африка», штаб-квартира которой находится в Иоганнесбурге, на территории расистской Южно-Африканской Республики.
В этом отношении монополисты из РСТ, где доминируют американские интересы, находятся в более выгодном положении, чем их английские конкуренты и партнеры по совместному грабежу природных богатств Замбии. Печать американских монополий многократно подчеркивала, что президент РСТ Рональд Прейн и руководители «АМАКС» всегда были «хорошо расположены» к лидеру африканцев Замбии Кеннетту Каунде. При этом акцентировалось, что Каунда — убежденный противник национализации медной промышленности страны, обеспечивающей Замбии 90 % ее валютной выручки. «РСТ, в капитале которого инвесторы США располагают таким крупным долевым участием, имеет большие основания для оптимизма, — писал за два года до провозглашения независимости Замбии орган американских монополий журнал „Форчун“. — Председатель его правления и президент сэр Рональд Прейн — наиболее откровенный защитник веры в будущее „Медного пояса“… За спокойным принятием Прейном „ветра перемен" кроется убеждение в том, что даже наиболее неискушенное правительство быстро поймет, что невыгодно убивать гусей, несущих „медные яйца"»[49].
В борьбе за укрепление своих позиций в «Медном поясе» американские монополисты из РСТ широко используют анти-колониалистскую фразеологию. На словах они поддерживают требования правительства и профсоюзов Замбии о радикальном пересмотре системы оплаты горняков-африканцев, занятых на рудниках «Медного пояса». В борьбе со своими английскими конкурентами американские монополисты из РСТ демагогически утверждают, что «Группа РСТ, за которой лишь до известной степени и только иногда следовала „Англо Америкэн“, давно прилагала героические усилия для допуска африканцев к квалифицированным профессиям»40.
Однако фальшь и лживость этих заверений монополистов США разоблачает сама американская печать, по свидетельству которой «медные компании полагают, что даже африканские лидеры будут напуганы полным расстройством структуры заработной платы, которая произойдет, если заработки горняков-африканцев внезапно насильственно будут доведены до европейского уровня». По существу американские монополисты из РСТ ничем не отличаются от своих английских коллег из «ЗАМАНГЛО».
Швейцарский журналист, недавно посетивший «Медный пояс», писал: «Только 3 % наемных рабочих-африканцев, занятых на рудниках, посещали среднюю школу. Из них свыше половины полностью или почти неграмотны. Пока все ведущие должности — от директора до мастера — заняты исключительно европейцами»49 [50] [51]. Таков потрясающий результат десятилетий господства в Замбии колонизаторов и неограниченного хозяйничанья здесь империалистических монополий.
Английские монополистические группы, занимающие командные позиции в экономике «Медного пояса», не намерены отказываться от многомиллионных прибылей и крупных капиталов, вложенных в этом важном районе. «Предприятия нашей группы считая с 1953 г. вложили в Северную Родезию, включая реинвестированные прибыли, около 100 млн. ф. ст… Изменения нас не беспокоят, и мы, без сомнения, сможем сотрудничать с будущими правительствами»[52], — заявил Оппенгеймер.
Южнородезийский кризис и монополии «Медного пояса». Провозглашение расистским ржимом Яна Смита фальшивой «независимости» белого меньшинства Южной Родезии 11 ноября 1965 г. создало прямую экономическую угрозу интересам английских и американских монополий, господствующих в «Медном поясе» Замбии.
Экономика Замбии и экономика Южной Родезии тесно связаны и друг от друга зависят. Карибская гидроэлектростанция, расположенная на южнородезийской стороне р. Замбези, является собственностью обеих стран; она обеспечивает поставками электроэнергии рудники и заводы «Медного пояса». Южнородезийская железная дорога, эксплуатируемая компанией «Родезия рейлуэйз», также находится в совладении Замбии и Южной Родезии. Эта дорога, связывающая «Медный пояс» с выходными морскими портами Бейра и Лоуренсу-Маркиш (Мозамбик), имеет жизненно важное значение для экономики Замбии. Крупнейшее угольное месторождение Ванкие в Южной Родезии (контролируется «Англо Америкэн корпорейшн оф Саут Африка») снабжает «Медный пояс» твердым топливом.
Монополии «Медного пояса», опасаясь одностороннего провозглашения «независимости» Южной Родезии, заблаговременно разработали систему мероприятий, призванных обеспечить бесперебойную работу принадлежащих им рудников и заводов.
Электроцентраль Кариба обеспечивает 60 % потребностей в электроэнергии «Медного пояса»; остальное количество поступает от местных теплоцентралей и электростанции Ле Мари-нель (Конго со столицей Киншаса), присоединенной к силовой сети Замбии. По свидетельству лондонской «Таймс», в течение 24 часов местные мощности могут быть увеличены на 60 %, а импорт электроэнергии из Конго — втрое, что даст возможность удовлетворить три четверти общих энергетических потребностей «Медного пояса»[53].
Особое значение для экономики «Медного пояса» имеет контролируемая южнородезийскими расистами железная дорога, по которой замбийская медь транспортируется к выходным портам на побережье Индийского океана. Угрожая Замбии экономическими санкциями, «правительство» Смита имеет в виду прежде всего отрезать «Медный пояс» от этой жизненной для него железнодорожной артерии и, следовательно, от главного выходного порта для замбийской меди — Бейра. Это практически означало бы консервацию и экономический паралич важнейшего для Замбии района.
Важнейшим каналом для эвакуации продукции «Медного пояса» является железная дорога Бенгела, пересекающая Анголу и контролируемая английской монополией «Танганьика консешнз». А транспортные возможности бенгельской дороги ограничены. Министр иностранных дел салазаровской Португалии Франко Ногейра, выступая на пресс-конференции
25 ноября 1965 г., заявил: «Если будет отрезана железная дорога на восток, у Замбии останется выход через Катангу и Анголу на Лобиту (морской порт на Атлантическом побережье Анголы. — М. К.). Однако принадлежащая англичанам железная дорога Бенгела не обладает пропускной способностью, достаточной для одновременных перевозок; и катангского марганца и замбийской меди. Доставка же минералов по воздуху обошлась бы слишком дорого»[54].
В этих сложных условиях группа «Англо Америкэн корпорейшн оф Саут Африка» и «Роэн селекшн траст» совместно с известной американской авиационной фирмой «Локхид» выдвинули план эвакуации замбийской меди воздушным путем в том случае, если железнодорожный путь через Южную Родезию будет отрезан. Этот план предусматривал, что американский транспортный самолет «Геркулес» фирмы «Локхид» будет совершать беспосадочный полет из Ндолы (центр «Медного пояса» Замбии) до Дар-эс-Салама (порт Танганьики на побережье Индийского океана) с 25-тонным грузом меди и отправляться в обратный рейс с аналогичной партией других коммерческих грузов[55].
Комментируя эти проекты монополий, лондонская «Таймс» отмечала, что «один самолет типа „Геркулес" смог бы транспортировать в каждом направлении по 20 тыс. т грузов ежегодно». Далее газета лицемерно указывала: «Это чисто коммерческая операция, полностью независящая от планов правительств Танзании и Замбии, хотя подразумевается, что заинтересованные частные организации готовы сделать все возможное, чтоб помочь Замбии выйти из кризиса, созданного провозглашением независимости Родезии»[56]. В действительности планы монополий «Медного пояса», связанные с эвакуацией замбийской меди в «чрезвычайных обстоятельствах», преследуют эгоистические, корыстные цели. Могущественные международные монополистические группы идут на любые затраты во имя сохранения своих позиций на мировом капиталистическом рынке меди, а значит, и баснословных многомиллионных барышей.
Создавшееся в «Медном поясе» Замбии положение в связи с провозглашением расистской кликой Смита «независимости» Южной Родезии чувствительно ущемляет интересы самой Англии. Специальный корреспондент американской «Нью-Йорк Таймс» в Солсбери Лоуренс Феллоуз писал: «Карибская гидроэлектростанция была построена в основном на английские капиталы и имеет важное экономическое значение не только для Родезии и Замбии, но и для Англии. Станция на Замбези поставляет электроэнергию, применяемую при плавке замбийских медных руд. Эти поставки меди в условиях современной напряженной конъюнктуры на мировом рынке меди имеют для Англии решающее значение»[57]. Перебои в поставках меди из Замбии нанесли бы весьма ощутимый урон интересам крупных, английских монополий — потребителей замбийской меди. Одна из крупных английских монопольных компаний «Бритиш инсулейтед каллендерс кэблс» оценивала свои потребности в меди на 1965 г. в 350 тыс. 7, из которых 140 тыс. т (т. е. 40 %) рассчитывала получить из Замбии[58]. В нормальных условиях все отгрузки замбийской меди осуществлялись бы через Южную Родезию. Президент этой компании заявил: «Хотя и изучались альтернативные маршруты, однако, если будет ограничен транспорт через Родезию, решение будет найти нелегко. Компания изучает вопросы применения алюминия в качестве заменителя меди, если в этом — возникнет необходимость».
Южнородезийский кризис, таким образом, может стать важным фактором в конкурентной борьбе меди и алюминия.
Английский премьер-министр Гарольд Вильсон, выступая в Палате общин 1 декабря 1965 г., заявил: «Медь, производимая в Замбии, и энергия Карибской гидростанции абсолютно жизненно необходимы для Англии, как и для Замбии»[59] [60]. Тот же Вильсон, еще будучи лидером лейбористской оппозиции, как-то сказал: «Все деньги говорят, а большие деньги — громче всего»56. Выступая ярым защитником корыстных интересов могущественных монополий «Медного пояса», Вильсон наглядно иллюстрирует, как в условиях государственно-монополистического капитализма сила монополии соединяется с силой государства в единый механизм, прямо поставленный на службу эгоистическим интересам финансовой олигархии.
Империя «Англо Америкэн корпорейшн оф Саут Африка». Монополистическая группа «Англо Америкэн» занимает командные позиции в экономике Центральной и Южной Африки. Она владеет здесь разветвленной сетью отделений, филиалов и дочерних компаний, находящихся в центре английских интересов в этом огромном регионе, где сконцентрированы богатейшие минеральные ресурсы и промышленный потенциал континента.
Эта могущественная корпорация, созданная полвека назад (в сентябре 1917 г.), располагала первоначальным акционерным капиталом в I млн. ф. ст. В корпорации на паритетных началах участвовали Оппенгеймер и южноафриканские капиталисты, а также американская финансовая группа, возглавляемая банкирским домом Морганов.
«Англо Америкэн», руководимая Эрнестом Оппенгеймером, настойчиво расширяла сферы своих интересов и зоны эксплуатации. После захвата золотоносных земель Восточного и Западного Рэнда «Англо Америкэн» установила свой контроль также над алмазными богатствами Южной Африки. С 1929 г., после того как Оппенгеймер был назначен президентом «Де Беерс», золото «Англо Америкэн» и алмазы «Де Беерс» были прочно объединены под эгидой Оппенгеймера. Сюда следует присоединить также медные богатства Замбии, рудные резервы которой составляют «четверть установленных мировых ресурсов меди, т. е. в круглых цифрах ту же долю, что принадлежит Кувейту в разведанных мировых запасах нефти»[61].
В настоящее время группа «Англо Америкэн» контролирует в Южной и Центральной Африке 135 различных компаний, корпораций и фирм: инвестиционных, золотодобывающих, алмазных, медных, земельных, геологоразведочных и т. п. Сфера влияния «Англо Америкэн» простирается на важнейшие тресты и фирмы в ЮАР, Юго-Западной Африке, Замбии, Родезии и Танганьике.
Рудники, разработки и шахты, принадлежащие «Англо Америкэн», поставляют 32 % добываемых в ЮАР золота, 24 % урана, 43 % угля и 64 % меди, ежегодно получаемой на рудниках Замбии.
Империя «Англо Америкэн», простирающаяся на необъятных пространствах Центра и Юга Африки, не знает государственных границ. По свидетельству органа американских монополий журнала «Форчун», «крупнейшие владения корпорации — золотые, алмазные, медные рудники и угольные шахты. Самая большая ставка группы „Англо Америкэн" — по-прежнему Южно-Африканский Союз с его четырьмя провинциями (Трансвааль, Оранжевая Республика, Капская и Наталь), а также богатая алмазами Юго-Западная Африка. К северу расположены принадлежащие „Англо Америкэн" огромные медные рудники и гигантские угольные шахты Ванкие. Севернее Родезии находится Танганьика. Здесь „Де Беерс" в партнерстве с местным правительством владеет сказочно богатыми алмазными рудниками»[62].
По данным хорошо осведомленного английского журнала «Экономист», инвентарная оценка только котирующихся активов «Англо Америкэн» составляла в 1964 г. 80,7 млн. ф. ст., или 225 млн. долл.; биржевая оценка—170 млн. ф. ст., или 476 млн. долл.[63]. Объединенные активы всех компаний, корпораций, фирм, филиалов и отделений, входящих в группу или контролируемых ею (прямо или косвенно), оценочно составляют свыше 2,5 млрд. долл. Доходы группы «Англо Америкэн» исчисляются ежегодно в десятки миллионов фунтов стерлингов.
«Англо Америкэн» — прежде всего английская корпорация. Интересы финансового капитала США, в частности банка Моргана, были представлены в «Англо Америкэн» главным образом в начальный период ее деятельности. Впоследствии почти все участие монополистического капитала США в «Англо Америкэн» было выкуплено и приобретено банкирами лондонского Сити. В настоящее время из 20 человек, входящих в совет директоров «Англо Америкэн», 19 — англичане или южноафриканцы английского происхождения, 1 — американец, представляющий интересы влиятельной финансовой группы Энгельхарда. Таким образом, само название корпорации — «Англо Америкэн» — до известной степени является анахронизмом.
«Англо Америкэн», занимающая важные позиции в мире большого бизнеса, располагает обширными международными связями. Акции и ценные бумаги корпорации котируются на главных фондовых биржах капиталистического мира: в Лондоне, Нью-Йорке, Париже, Цюрихе и Брюсселе. Монополия Оппенгеймера также тесно связана с крупными инвестиционными банками, кредитными институтами и ведущими финансовыми группами Уолл-стрита и лондонского Сити. Вся многообразная деятельность «Англо Америкэн» финансируется американскими, западногерманскими и швейцарскими банками, выдающими ей кредиты и займы на продолжительные сроки. Крупнейший западногерманский банк «Дейче Банк» во Франкфурте-на-Майне предоставил «Англо Америкэн» заем на сумму 50 млн. западно-германских марок (свыше 12 млн. долл.)[64]. Особенно тесные связи «Англо Америкэн» установила с финансовыми группами и банковскими консорциумами Швейцарии. Синдикат швейцарских банков, возглавляемых «Свис Юнион бэнк», выдал «Англо Америкэн» в 1950 и 1962 гг. два крупных займа, каждый на сумму в 50 млн. швейц, фр. (11,6 млн. долл.). В финансировании группы «Англо Америкэн» и ассоциированных с нею компаний принимают также активное участие банкирские дома Уолл-стрита. Президент корпорации Оппенгеймер в своем отчете акционерам отметил, что южноафриканская компания «Рэнд селекшн корпорейшн», полностью контролируемая «Англо Америкэн», получила в США крупный заем в сумме 30 млн. долл.[65].
Многообразные связи и тесные переплетения интересов «Англо Америкэн» с международными банковско-финансовыми группами подчеркивают ее значение во всемогущей финансовой олигархии капиталистического мира. Опираясь на свое финансовое могущество, группа неуклонно расширяет сферы своего влияния и интересов далеко за пределы Африканского континента.
1964 год характеризовался определенной перегруппировкой сил в лагере могущественных монополистических групп, доминирующих в экономике Центральной и Южной Африки. Эта перегруппировка была прямо связана с провозглашением независимости Замбии. Здесь с 1889 г. хозяйничала британская колониальная компания «Бритиш Саут Африка компани» (БСАК). Эта монополия владела в Замбии «правами на разведку минералов», дарованными ей на заре колониализма британской короной. Основной доход этой компании-паразита составляли так называемые «ройалтис» — арендная плата за присвоенное ей королевской хартией право на недра страны. Только за один 1962/63 год чистая прибыль (после вычета налогов) компании составила свыше 8 млн. ф. ст., из которых приблизительно 80 % приходилось на «ройалтис»[66]. Последнее соглашение, заключенное БСАК с английским правительством, подтвердило ее пресловутые «права» и привилегии на новый срок — до 1 октября 1986 г. Английские капиталисты, заседающие в ее правлении, рассчитывали получить в качестве «ройалтис» до этого срока огромную сумму, превышающую 140 млн. ф. ст., или почти 400 млн. долл.
Создание независимого африканского государства Замбия спутало расчеты капиталистов из БСАК. «Права» и привилегии компании были аннулированы, а ее руководство вынуждено было удовольствоваться сравнительно «скромной» компенсацией в сумме 4 млн. ф. ст., из которых 2 млн. выплачивает английское правительство, а 2 млн. — правительство Замбии[67].
БСАК была тесно связана с группой «Англо Америкэн» особенно с 1961 г., когда она приобрела крупный пакет акций монополии «Де Беерс», входящей в горнопромышленную империю Оппенгеймера. В создавшихся условиях руководство «Англо Америкэн» решило использовать затруднительное положение БСАК путем включения ее в сферу своих интересов.
Лондонская фондовая биржа 18 декабря 1964 г. официально объявила о слиянии трех южноафриканских компаний: «Бритиш Саут Африка компани», «Сентрал майнинг энд инвестмент корпорейшн, лтд» и «Консолидейтед майнз селекшн»[68]. Последние две из названных корпораций входят в группу «Англо Америкэн» и полностью ею контролируются. Вновь созданная компания, принявшая название «Чартер консолидейтед», располагает утвержденным акционерным капиталом в 30 млн. ф. ст., или 84 млн. долл.[69]. Только за один 1963 год чистый доход (после вычета налогов) трех объединившихся компаний составил 10,6 млн. ф. ст., или около 30 млн. долл.
Новый горнопромышленный гигант имеет крупные прямые вложения своих капиталов в ЮАР и Юго-Западной Африке, Замбии и Южной Родезии, а косвенно (через английскую компанию «Танганьика консешнз») имеет также важные интересы в Конго (Киншаса) и Анголе. Активы «Чартер консолидейтед» составляют по инвентарной оценке 142 млн. ф. ст., или 398 млн. долл.[70].
Исключительное значение монополии Оппенгеймера в экономической жизни Южной Африки подчеркивала газета «Таймс»: «Доктор Фервурд управляет страной, которая без рудников не выдвинулась бы в иерархии государств. Господин Оппенгеймер управляет активами, обеспечивающими Южной Африке ее международные позиции».
Симптоматично и, конечно, не случайно то обстоятельство, что возглавляющие корпорацию видные финансисты и промышленники (Эмрис-Эванс, Крауфорд и др.) непосредственно и путем тесной и многолетней личной унии прямо связаны с влиятельными английскими политическими кругами, верхушкой Консервативной партии, с дипломатической и военной иерархией Великобритании. Английские пэры, бывшие дипломаты и министры входят в настоящее время в совет директоров, управляющий делами этой всесильной корпорации.
Могущественная монополия «Англо Америкэн», простирающаяся на необъятные пространства Центральной и Южной Африки — от Ндола до Кейптауна и от Свазиленда до Юго-Западной Африки, — «последняя крепость» британского империализма на Африканском континенте.
«Англо Америкэн» представляет, как уже указывалось, прежде всего интересы английских монополий и банков лондонского Сити, однако за последние пять лет ее финансовая зависимость от Уолл-стрита несомненно возросла.
«Невидимая», но всесильная империя Оппенгеймера, главный оплот и важнейший актив колониализма и неоколониализма в Африке, — серьезное препятствие на пути борьбы африканских народов за социальный прогресс, экономическую эмансипацию, политическое и национальное освобождение.