Полночные тайны

5

– Как там дела? – шепотом спрашивает Олли, когда вечером мы ждем, пока папа и Клемми накроют стол к ужину.

Я пожимаю плечами. Мне не слишком хочется упоминать о столкновении с сестрой Рамеша. Мне уже стыдно из-за того, как я обошлась с ней, и я знаю, что Олли заставит меня почувствовать себя еще хуже.

– А как «Ди-Эс»?

– Тебе же неинтересно.

– Точно.

Но даже мое безразличие не портит настроения Олли.

– Что на тебя нашло? – спрашиваю я, толкая его ногой.

– Ничего.

– Но что-то случилось, – настаиваю я. – Почему ты такой созерцательный?

Брат строит гримасу.

– Я медитировал.

– Нет, не может быть.

– Курил травку.

– Прекрати!

– Даже не знаю, что тебе сказать, Ферн. Просто я по природе счастливый человек.

Я фыркаю и на время оставляю эту тему. Ясно, что правды от брата мне не добиться. Щеки у него горят, глаза сверкают – такого не было уже много лет. Меня охватывает нехорошее предчувствие. Мне кажется, я знаю, что́ все это значит. Не то чтобы я ревновала… Просто это напоминает мне о Дженни и о странной дружбе с ней Олли. И посмотреть только, куда это завело его… завело нас.

– Ночь ведь не отменяется? – спрашиваю я, и мне самой противна беспомощность в моем тоне.

– Ни за что не пропущу! – быстро отвечает Олли, и мы оба умолкаем, когда папа с шумом ставит на стол перед нами миску с дымящейся запеканкой.

Клемми водружает на середину стола блюдо картофельного пюре и садится на свое место. Я продолжаю наблюдать за Олли, пока мы болтаем ни о чем, но он не смотрит мне в глаза. А я отвлеклась настолько, что не сразу осознаю, как разговор за столом перешел на другую тему.

– Я всегда готова понять… но это была настоящая провокация, – говорит Клемми.

– Какая провокация? – спрашиваю я.

Олли, глянув на меня, качает головой.

– Никто не заслуживает такого избиения, – говорит папа.

Клемми только пожимает плечами, потом поворачивается ко мне.

– Прошлым вечером в Ромфорде была драка.

– Почему?

– О… – Клемми небрежно взмахивает рукой и кладет себе еще порцию запеканки. – Там было человек шесть с одной стороны и столько же с другой.

Что-то в том, как она это произносит, и выражение лиц моих родных заставляет меня насторожиться.

– И кто дрался? – спрашиваю я.

– Да просто компания идиотов, выступавших против собрания «Одного голоса». А сторонникам «Одного голоса» не понравилось, что им помешали. И все вышло из-под контроля.

– Они напали на протестующих?

– Да, – бурчит папа.

– Ну, вообще-то, там ведь было просто тихое собрание, – продолжает Клемми, явно раздраженная тем, что не получила ожидаемой поддержки. – Разве люди уже не могут обсуждать свои взгляды без того, чтобы на них наорали?

– И как сильно они избили протестующих? – тихо спрашивает Олли.

Клемми фыркает и снова сосредотачивается на ужине.

Я смотрю на Олли, вскинув брови. Мы оба понимаем, что́ происходит. Власть Мидраута над умами дотянулась до Клемми. Стремясь поскорее вырваться из ледяной атмосферы, воцарившейся на нашей кухне, я мгновенно доедаю свою порцию.

– Домашнее задание, – поясняю я и бросаюсь наверх.

В тишине своей спальни я ищу сообщения о той драке, уверенная, что Клемми исказила события. Почти мгновенно выскакивает множество заметок. К одной прикреплено фото группы «Одного голоса». Их одежда и прически настолько одинаковы, словно они надели униформу. Протестующие одеты по-разному – тут и джинсы, и куртки с капюшонами, и футболки, – но когда я смотрю на фото двух групп, они сливаются для меня в одно. Если смотреть на выражение их лиц, оно одинаково. Лица искажены, зубы оскалены, глаза холодны.

Стараясь избавиться от чувства, что я несправедлива к протестующим, читаю статью: «Говорят, трое членов протестной группы „Кричи громче“ находятся в критическом состоянии… Партия Себастьяна Мидраута „Один голос“ в последние годы восстала из безвестности, чтобы бросить вызов позиции премьер-министра…»

Я сосредотачиваюсь на фотографии основателя «Кричи громче» Константина Хэйла. При таком затейливом имени выглядит он так, словно не меньше половины жизни прожил на пособия.

«Хэйл проклинает насилие, – говорится в статье. – Мы мирно протестовали против партии с коварными и опасными убеждениями…»

Ну, по крайней мере, это он понял.

Еще немного поисков – и я нахожу видео случившегося. Уже через несколько секунд мне хочется, чтобы я этого не видела. Две группы выкрикивают оскорбления в адрес друг друга, слова теряются в общем шуме. Потом кто-то – я даже не могу сказать, это кто-то из «Одного голоса» или из протестующих, – внезапно бросается вперед. И начинается: кулаки бьют в головы, зубы впиваются в руки, колени колотят в животы, ноги – в ребра… Это какое-то безумие. Я останавливаю видео, но успеваю услышать треск ломающихся костей.

Снизу доносится пронзительный смех Клемми. Я думаю о ее словах – «Это была настоящая провокация» – и морщусь. Она думает, что протестующие заслужили избиения. Я никогда не была особенно привязана к Клемми, но это не значит, что на свой лад она мне не нравилась. Она всегда казалась такой безобидной. А папа… он по крайней мере не согласился с тем, что сотворили сторонники «Одного голоса». Он даже сейчас что-то неодобрительно проворчал, выражая недовольство своей подругой, – это было слышно сквозь отголоски беспечного разговора.

Я невольно гадаю, могла ли я что-то сделать, чтобы привлечь Клемми и папу на свою сторону. И высказываю свои тревоги Олли, когда мы той ночью прибываем в Аннун.

– Как ты думаешь… если бы я была подобрее с Клемми… – начинаю я.

Олли пожимает плечами, что не успокаивает меня, как я надеялась.

– Ну же, – нажимаю я. – Ты ведь читаешь мысли.

– Я не знаю, – вздыхает Олли. – Может быть. Понимаешь, я могу прочитать мысли Клемми только в Аннуне, но возможности не было. Вероятно, она могла бы стать более сочувственной, или больше похожей на папу, если бы ты держалась с ней иначе. Но я думал, что она мне друг, хотя она вроде бы и не делает ничего особенного.

– Но ты выглядишь нормально, – говорю я. – У нее нет причин плохо к тебе относиться.

Тогда Олли смотрит на меня – и это странный, беспокойный взгляд, – а потом снова отворачивается.

– Да, – вздыхает он. – Я нормальный. Отлично.

Мы не идем прямиком к конюшням, а заглядываем сначала в рыцарский зал в надежде поймать Самсона. Конечно же, он там, вместе с Наташей и Неризан. Они приветствуют нас.

– Готовы к маршруту вдоль реки? – спрашивает нас с Олли Самсон. – У Неризан есть одна идея…

– Вообще-то, – перебивает его Олли, – как ты думаешь, мы могли бы догнать вас позже?

Улыбка Самсона гаснет.

– Только до заката, – быстро говорю я. – Мы быстро, обещаю.

– Конечно, – отвечает Самсон, и Неризан кивает.

– Я могу оседлать для вас Лэм и Балиуса, прежде чем отправлюсь с гэвейнами, – предлагает Наташа. – Это вам сбережет время.

– Спасибо, – киваю я, стараясь выглядеть как можно более искренне.

– Идем!

Олли хватает меня за руку, но я чувствую, что необходимо сказать что-то еще.

– Видите ли… – начинаю я, но Самсон кладет руку мне на плечо.

– Тебе незачем объяснять, Ферн, – говорит он. – Вы, ребята, определенно должны в чем-то разобраться, но вы еще не готовы этим делиться. Мы вам верим. Скажете нам, когда – и если – сможете. А до того мы будем вас прикрывать, ладно?

Я, поддавшись порыву, обнимаю его за шею, стараясь не затянуть объятие. А потом резко отодвигаюсь и запрещаю себе оглядываться, когда следом за Олли выхожу из зала. Мы с братом обходим главный холл и спешим по задней лестнице на нижний этаж, где находятся тюрьма и архив. Мы прижимаемся к стене, и я бросаю свой Иммрал за угол, ощущая, что в вестибюле находятся несколько рееви.

– Готов? – шепчу я брату.

– Делай свое дело, – отвечает он и протягивает руку.

Я сжимаю ее, не обращая внимания на электрический удар, который всегда сопровождает соединение двух наших половин Иммрала. Я погружаюсь в свою силу, заставляю инспайров сгуститься вокруг нас вуалью – тот, что отражается от стены за нами, прикрывает нас от чужих взглядов. Мою голову покалывает, словно иголками, когда я тяну Олли вперед. Я не хочу тратить всю мою энергию на эту иллюзию, когда впереди нас ждет патрулирование. Мы проскакиваем мимо рееви и снов и наконец оказываемся у стены рядом с дверью архива. Я тяну вперед руку, уверенная, что вуаль инспайров все еще скрывает меня, и дергаю ручку.

Заперто. Ну, это ненадолго.

Используя усики инспайров, я поворачиваю механизм пыльного замка. Слышится глухой звук, когда замок отпирается, и один из рееви поворачивается в нашу сторону, пытаясь понять, что это за шум. Под прикрытием вуали Олли поднимает свободную руку. И я через наши сплетенные пальцы ощущаю короткий приступ резкой боли, когда брат заглядывает в ум рееви, шарит в нем, пока не находит нужную точку, на которую нужно нажать. Тогда рееви слегка растерянно качает головой и отворачивается. Олли виновато смотрит на меня – ни одному из нас не нравится прилагать свою силу к товарищам, но прямо сейчас куда важнее секретность.

Убедившись, что никто не смотрит в нашу сторону, я поворачиваю ручку, открываю дверь, и мы с братом проскальзываем в пустой архив.

Воздух здесь спертый, как будто миллионы записей и книг, иным из которых тысячи лет, на самом деле дышащие существа и ждут пробуждения. Я позволяю вуали инспайров рассыпаться, уверенная, что мы тут одни.

– Вон туда, – говорит Олли, и мы спешим по проходу к концу стеллажей.

– Стой! – говорю я, показывая на табличку на одной из самых высоких полок. – Это здесь.

Олли раздвигает немного стеллажи, создавая узкий проход между ними. Я иду за ним, глубоко дыша, мои пальцы скользят по табличкам, считывая информацию, и останавливаются на одной из них.

Экскалибур.