Кончается темный век — век кали-юги. Наступает эра, которую нельзя было даже отдаленно предвидеть. «Грядущий хам» Мережковского, реализовавшийся в России, был все-таки «наив-кюнст» рядом с тем, что начало выползать после краха большевизма в Евразии. Постбольшевистская эпоха — эпоха победившей деструкции. Инфернальные силы хаоса приобретают в России мелкие повседневные черты — они привычные морщины на гримасах наступившего ужаса.
В свое время большевизм утвердился как победа уголовных методов политической борьбы. Методы большевизма: обещания политическим партнерам коалиционного участия в правительстве, затем их поголовный расстрел; заражение жен расстрелянных сифилисом; отдание их детей кавказцам и татарам из ЧК на гомосексуальное растерзание. Так уничтожали анархистов, эсеров, просто попутчиков, изменивших присяге царю офицеров, инженеров, некоторых поэтов — красных проституток. Обо всем этом мне рассказывали в шестидесятые годы случайно уцелевшие, вырвавшиеся из застенков всероссийской Лубянки. Потом большевики перебили всех участников этих мясорубок, включая самих убийц. Выжили только некоторые учетчики сапог расстрелянных. Недаром, желая замести следы, НКВД не снимал сапог с расстрелянных польских офицеров в Катыни. В большевистской России мужские трупы считали по сапогам, а женские по сережкам, вырванным с мясом. Рассчет был такой — если целы сапоги, значит, расстреливали немцы.
Генетическая память людей привыкла к ужасу, все эмоции стали простейшие: люди стали живо реагировать, как псы на кусок мяса, на раздвинутые женские ноги и на сохранение целостности хрупкого детского черепа. Все остальные проблемы личности отходили при режиме Ленина-Сталина на третий план. На втором плане было непременное участие в колоннах: быть вечным участником вечного шествия надо было ради поддержания статуса собственной физической безопасности. Идиотизм страха был символом и рычагом движения страны. Сталинские пятилетки двигались и выполнялись одним только страхом. Иных двигателей у этого наконец севшего на мель корабля, именовавшегося СССР, не было. Те, кто сейчас бурно оплакивает сталинский СССР, — это ностальгические вурдалаки: «Ах, как хорошо и удобно было во время оно коллективно сосать кровь невинных жертв».
Гибель СССР сейчас многие воспринимают неправильно — СССР и проглоченная большевиками Россия были очень и очень разными вещами. У наших патриотов в этом вопросе имеется большая, часто искренняя путаница. Капсула с законсервированной Россией в большевистском скотомогильнике была по силе разрушения для красной империи холерным вибрионом или чумной палочкой. Скотомогильник разворошили... Россия — прекрасный белый конь, погребенный среди сгнивших марксистских свиней. Сейчас чуть-чуть только из заваливших ее зловонных ребер показалась белая лебединая шея. Размораживание России идет очень и очень медленно. Она восстанет из пепла не ранее, чем в 2020-х годах. До тех пор будет идти процесс копошения трупных червей и навозных жуков. На месте России мы видим сейчас вспоротое брюхо большевизма с шумно кишащей нечистью.
В этой ситуации особенно умилительны возгласы госпожи Новодворской: «Мы совершаем буржуазную революцию!» Все революции на одну морду — все они щерятся хищными ухмылками гиен. Что Кромвель, что Робеспьер, что Сталин, что Че Гевара — все они отпетая сволочь и очень жаль, что их всех не удавили в очень раннем возрасте. Впрочем, в ребенке трудно определить будущего потрясателя вселенной. В мире должен быть один вечный теократический порядок, и царствования должны различаться только по долговечности династий, а не по периодическим потрясениям, устраиваемым одичавшей чернью. Опыт рухнувшего в одночасье СССР очень многозначителен. Внешне крах наступил скоротечно и неожиданно даже для очень опытных и в общем-то подготовленных людей. Запад такой развал СССР застал вообще врасплох — «произошло перевыполнение плана».
Глубокое отчуждение людей, живущих в России, от социальной, общественной и политической жизни — самое удивительное явление кончающегося двадцатого века. Экзистенциальная отстраненность от страны, от собственной личности не имели аналогов в европейской культуре. Двуполость России, ее амбивалентность всегда всех манили и отталкивали одновременно. Самое поразительное, что Россия и по сей день не приняла технократической западной цивилизации, она осталась скрытой архаичной монархией. Большевики разрушили касты старой России, на месте старых каст они создали свои, но «древность» России все равно неизменна. Ни Россия, ни Индия, ни Китай, ни Тибет и даже ни Япония никогда не будут жить по скрижалям Жака Аттали, они идут совсем иной дорогой.
Всякое традиционное общество состоит из четырех сословий: духовно-сакральная элита (в России условно Сенат и Синод); военная аристократия (дворянство); буржуазия (купечество) и простонародье (рабочие и крестьяне). В России в 1917 году был заключен негласный, замешанный на крови убиваемых союз между кучкой заговорщиков и четвертым сословием, именем которого они и правили. В процессе этого кровавого сожительства интернациональных заговорщиков и русского простонародья родилось вполне законное дитя — номенклатура.
Трансформация номенклатуры в демократов — явление очень своеобразное, очень. Это некая идея пионерского лагеря, где в конце бараков стоит крематорий, в котором в результате различных манипуляций в конце концов детей кремируют, а их прах разводят в сладком компоте в виде пищевой добавки для вновь прибывающих под дудку и барабан. Нечто похожее переживает сейчас Россия — Геббельс и Гитлер руководят денацификацией Германии и создают ХДС, сплошь состоящую из гауляйтеров, то есть секретарей обкомов. Ошибаются и очень ошибаются те, кто искренне думает или кому это выгодно и удобно думать, что в России восстанавливается капитализм, что Россия входит в Европейский дом. Какого цвета этот дом — желтый или с красным фонарем? Все обстоит совсем по-иному. Процесс жизни неостановим. Он как вода. Трансформация номенклатуры и простонародья в нечто иное идет активнейшим образом. Создается пятое деструктивное сословье, рекрутируемое отрицательным выбором.
Плешивый режиссер Станислав Говорухин, ныне публично просящий прощения у другого отмеченного свыше плешивого (М. С. Горбачева), возопил о наступлении великой криминальной революции. Это не совсем точное определение — нет революции, есть долгая уголовная обратная эволюция: человек с 1917 года успешно становится на четвереньки. Спрашивается: где все эти годы жил господин Говорухин и с кем успешно сотрудничал, если он только сейчас заметил криминализацию общества? Просто клан, к которому раньше принадлежал господин Говорухин, заменил другой клан и отодвинул его от кормушки. Вся наша оппозиция, все эти Зюгановы, анпиловы, Руцкие — это оттесненые от кормушки партийные функционеры, вдруг в одночасье ставшие пламенными патриотами.
Прежнее руководство КПСС состояло из людей, рожденных до октября 1917 года. Они все невольно, часто подсознательно обезьянничали и подражали прежним, времен их детства, сакрально-теократическим порядкам, поэтому СССР был в чем-то похож на прежнюю императорскую Россию, что особенно восхищало многих тупиц-советологов, утверждавших из своей гарвардской и йейльской глуши о неизменности России при всех режимах. Умерли старики-паралитики, глотавшие собственные челюсти и ходившие в туалет на костылях, умер вместе с ними и СССР. Горбачев помнил только о тяжелых каменных задах своих колхозных, совхозных, райкомовских, обкомовских начальников. Он буквально на коленях вымолил у больного Андропова перевод в Москву для продолжения своей лизоблюдной карьеры провинциального номенклатурщика. Геронтологическая когорта всех этих Устиновых, черненко, кириленко и прочих егоров кузьмичей была последним хранителем обагренного кровью несчастных Романовых сосуда с огнем Российской империи. После их смерти огонь погас, сосуд империи сменил урыльник. Это все были дети лакеев, влезшие в господское платье. Кто-то, посмотрев бондарчуковскую «Анну Каренину»228, совершенно справедливо заметил, что прислуга в отсутствие хозяев, переодевшись в их костюмы, сыграла толстовскую семейную драму. Сталинско-брежневское государство и было такой пародией на Россию взбесившихся и обожравшихся лакеев. Все, кто видит в сталинской России какое-то величие, — насмерть отравленные кровью невинных маньяки.
Первая мировая война была катастрофой всех этих жюлей верное, золей, Чеховых, амфитеатровых, голсуорсей и прочих Драйзеров. Их герои умирали в грязи и нечистотах Марны, Вердена, Галиции. Сейчас в России много фронтов: на Кавказе, в Молдавии, в Средней Азии. Всюду умирают люди, которых хорошо вооружили и умело стравили. А мы — убогие, тупые, аскетичные, чистые шестидесятники — верили радио «Свобода», лепетали о правах человека, о том, что «Запад нам поможет». Помог, и еще как помог, втирая в раны соль, перец и керосин, а точнее, халявную нефть, отчего все тело Восточной Европы от Вуковара до Карабаха сейчас кровоточит и гноится. Великая цивилизаторская роль Запада (у России две родины), о чем вещал коснеющим языком великий эпилептик, превратилась в пшик. Оказалось, что у России отнюдь не две родины и что мертвые камни Европы — это ее новая Голгофа, и священны они только постоянно проливаемой на них кровью.
В свое время окаменевшие от болезни мозги Ленина разрезали на пластины и стали их изучать в специальном институте, весь научный и административный состав которого потом расстреляли. Если сделать разрез нашей теперешней катастрофы, то мы увидим, что в крахе СССР совершенно нет здорового морального начала. А где нет здорового морального начала, нет и цивилизации, нет и культуры, нет и нормальной конструктивной политики. Трагедия нынешней России в несбывшемся и нереализованном. Почему не реформировали СССР сверху? Почему в нем превалировали криминальные аппетиты номенклатуры, почему здоровые конструктивные силы общества были грубо оттеснены на задний план и победила деструктивная модель? Обо всем этом можно только сожалеть. Истоки этой нестабильности в негласном конкордате четвертого сословия и большевистской шайки. Этот конкордат действует и поныне, это совместное молчаливое дружное разграбление России простонародьем и номенклатурой: номенклатура крадет вагонами, а простонародье — то, что может унести на спине. Брежнев незадолго до смерти, когда он уже плохо слышал даже собственную икоту и перистальтику желудка, все-таки услышал, как кто-то сказал при нем, что советские люди мало получают (то есть у них низкая зарплата), и очень живо среагировал: «Кто теперь живет на зарплату? Все кругом крадут. Я сам, когда был молодой, крал ящики на вокзале». Умный и циничный был правитель Леонид Ильич, прекрасно понимал своих подданных. Такой же конкордат совместной уголовщины есть между режимом Ельцина и массами русского простонародья. С барского стола по-прежнему падают кости.
Вообще, все, что происходит в теперешней России, крайне просто: нет ни демократии, ни оппозиции, нет партий и движений, есть одна уголовщина и прикрытие ее разными мутными идеологиями. Эта уголовная простота удивительна для человека постороннего, не знающего адской кухни русского блатного мира. По большому счету все это очень скучно и тривиально. Заблуждаются только совсем глупенькие и наивные, вроде бывшего депутата Верховного Совета СССР, литературоведа Карякина. Самый умный из демократов профессор Юрий Афанасьев давно все понял и полностью отошел от политики. Около власти в нынешней России остались только криминальные элементы. Номенклатура, перекрашенная в демократов, и окружающие их бизнесмены, среди которых много евреев и полукровок, не смогут долго управлять ситуацией. Они будут неминуемо сметены чисто уголовным миром, состоящим из славян и инородцев. Обычно это выходцы из русской глубинки, обосновавшиеся в Москве, а также потомки татар, калмыков, коми, чувашей, мордвы. Все это физически очень здоровые люди со зверскими физиономиями, людей они убивают автоматически, морали у них вообще нет. Криминальная номенклатура и псевдоци-вилизованные бизнесмены типа Борового, Хакамады, Артема Тарасова и других не могут убивать всех подряд — это все-таки своеобразная интеллигенция. Сейчас они в ужасе — в затылок им дышат чистые уголовники, сросшиеся с юстицией, милицией и бывшим КГБ. Уголовное государство, уголовная власть, которая сейчас формируется в нечто вполне определенное, будет самым неповторимым порождением большевистских традиций. В установлении большевистского террора невиновных не было — невиновные или были убиты, или ушли в глубочайшее подполье. Мельгунов, князь Жеваков и другие все это прекрасно описали, но они не проецировали своих оценок в сегодня. Они все-таки думали: вот приедет барин — барин нас рассудит: красные понесут наказание и т.д. А оказалось все по-иному. Красные сменили шкуру и начали все сначала.
Во всех этих тлетворных процессах некоторыми кругами всячески преувеличивается роль евреев. Евреи, как и всякий народ, неоднородны: на территории СССР, а теперь СНГ, были и есть традиционные верующие евреи (то есть, по аналогии с русскими, «еврейские старообряцы»); русские евреи (люди типа Пастернака, Мандельштама, Бродского, то есть ставшие русскими интеллигентами и усвоившие русское мышление); есть советские евреи (то есть обычные запуганные, как и все разнорасовое население, люди, бегающие из России в Израиль и обратно); еще есть кремлевские евреи, поганая поросль, позорящая древний народ, и их прямые или косвенные потомки, которые и поныне, как воронье, выклевывают глаза жертв у кремлевских виселиц. Мне лично симпатичнее всех среди евреев «вечные жиды», странники и пророки, колесящие по миру и вдыхающие зной Синая и стужу Сибири. Кремлевские евреи всех политических поколений не могли бы вершить свои темные дела, не заключи большевики уголовный конкордат с темными массами русского простнародья, пожелавшего пограбить трупы и поиздеваться над людьми, не марающими рук о чужое доброе: «Грабь награбленное!» При Отрепьеве, Болотникове, Разине и Пугачеве евреев в России вообще не было, а практически большевизм уже существовал.
Темные силы выплеснулись в России наружу. Исподволь, потихоньку, подпольно в СССР, в этом извращенном облике России, зрел новый человек пятого сословия, сословия ничто, тех людей, которые сменят формацию псевдо- и полулюдей, ныне заселяющих просторы Европы. Мы наблюдаем процесс массового вырождения и вымирания личностей. Остатки живой России, закупоренные в большевистском вакууме, как-то дотянули до горбачевской транформации номенклатуры, именовавшейся перестройкой, и дотянув до этого ожидаемого ими всю жизнь момента свободы, когда им вместо чистого воздуха дали вдохнуть глоток иприта, увяли, как срезанные цветы. Новое, что придет на смену нынешнему, только зреет и примет конкретные формы очень нескоро. Эра пятого сословия нивелированных, полностью аморализированных людей только наступает. Эта эра будет очень длительной.
Христианская цивилизация и впавшее в стагнацию русское православие упорно твердят о царстве антихриста, всячески выглядывая и выискивая столь хорошо знакомые приметы. Истоки стихийного массового антисемитизма в России опираются именно на эсхатологические представления: по распространенным среди простонародья взглядам, антихрист воцарится в Иерусалиме, он будет еврей, он воссядет в восстановленном Иерусалимском Храме, некогда разрушенном римлянами, и нынешние евреи в своей массе являются его верными слугами и готовят его воцарение. Именно эти взгляды проповедует митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн, человек, всю жизнь плотно связанный с номенклатурой и ее спецслужбами. Митрополит Иоанн — это воплощение постсоветской православной нетерпимости и узости.
Пятое сословие наиболее активно, если это вообще применимо к ним, именно в России, ведь нигде, кроме России, коммунизм так долго и безнаказанно не господствовал, всюду его сбросили гораздо быстрее. Пресловутый хомо советикус, о котором так много все говорили и писали, есть только точка отсчета, с которой начинается формирование еще более жесткого, маразменного и ублюдочного общества с еще более страшным типом человека. Сейчас проводится еще более отрицательный отбор, чем это было в 1930-е годы. Но только методы этого отбора иные — экономические. Людей, не согласных жить по законам открытого зверства, оставляют умирать с голода на обочине. Трупы в Москве не вывозятся из квартир неделями. Недавно я видел на Комсомольской площади труп бомжа, который просидел у стены целый день с открытыми глазами, кругом торговали водкой и порнографией, и на него не обращали внимания. По Москве бродят стаи выброшенных голодных собак и кошек, которых хозяевам нечем кормить. Сделана ставка на тихое, «мирное» уничтожение тех слоев общества, которые не примут лагерной морали. Когда в переходах метро возникают схватки между бандитами, люди испуганно сторонятся, здоровые мужчины отводят глаза. Загнанность людей в угол приняла беспрецедентные формы.
О том, как формируется пятое сословие недочеловеков в России, надо писать отдельную работу. Вот только никто ее издавать не захочет. Она не нужна никаким политическим силам. Все хотят воспользоваться одичанием народа в собственных целях. Ведь такие массы можно успешно двинуть и под двуглавым орлом, и под красным флагом, и под свастикой на что угодно. Когда расстреливали Верховный Совет, восторженные зрители радовались, когда снаряды попадали в цель. А когда убивали таких же, как они сами, зевак, то все тупо смотрели, как из них вытекает кровь. А одна женщина, показывая ребенку на открытую рану, говорила: «Видишь, сынок, это у него кишки дергаются».
И никто не перевязывал раненых, и все тупо глазели. Убитых же и раненых в бандитских перестрелках люди раздевают до белья, а окровавленную одежду отстирывают и носят. Любимое занятие сейчас — это охота за паралитиками и умирающими: грабить квартиры, пользуясь их беспомощностью. Пулеметные и автоматные очереди по ночам стали обьщенностью. На местах убийства «своих» бандиты ставят букеты цветов. Все с уважением говорят: «Здесь вчера троих чеченов застрелили». Здоровые молодые самки считают для себя честью выходить замуж за мафиози. В тридцатые годы гордились: «У меня зять в органах», теперь же: «У меня зять в мафии». И нынешние, и прежние одинаково ходят, как черти, в коже и выполняют одинаковую функцию запугивателей и террористов.
Понятие «пятое сословие» не изобретено мною, оно предугадано Жозефом де Местром, о нем очень хорошо писал в 1930-е годы смертельно больной туберкулезом Г. Берль в небольшой книге «Пришествие пятого сословия», его взгляды развивал Юлиус Эвола, об этом же писал католический экзистенциалист Габриэль Марсель. Но о пятом сословии боятся писать в нынешней России, так как его искусственно выводят в инкубаторах псевдодемократии. К понятию пятого сословия я пришел сам в своей работе «Абзац России», где рассматривал появление людей — безликих марионеток как самое страшное зло последствий большевизма. Эти люди полностью бездуховны, они легко управляемы, агрессивны, их легко натравить на кого угодно, эти люди — шакалы и гиены, питающиеся трупами раздираемых ими людей высшей породы, презирающими их стадность. К сожалению, история повторяется, и в России, как и при большевиках (тогда по Павлову), искусственно выводится новая порода людей. Конец большевистско-пролетарской эры в России породил новую породу двуногих мутантов.
Года три назад всю Россию буквально потрясли сведения об огромных метровых крысах, радиационных мутантах, живущих в московском метро и в кремлевских подвалах, где рядом с замурованными манускриптами Палеологов и Шнеерсона вывели этих страшных зверей. Оказалось, что это утка, в которую все поверили. После войны, когда я был мальчишкой, вся Москва валила в зоопарк смотреть на двухметровую обезьяну, привезенную с Дальнего Востока, которая питалась пограничниками. Этот пролетарский опыт имеет под собой мистическую, магическую и трагическую основу — в России все возможно, стоит только завладеть средствами массовой информации и начать проливать кровь на улицах. Новый режим установил монополию на пропаганду и в октябре 1993 г. (помните эту страшную цифру у Гюго?) начал проливать кровь на глазах сограждан, расстреляв парламент из пушек.
Оппозиции, качественно иной, чем нынешний режим, в России нет: политические юроды типа Анпилова, Жириновского, Зюганова и Стерлигова опираются на остатки разогнанного СССР и ничего, кроме нового витка маразма, не создадут. Еще ходят по улицам старые злобные мальчики в сапогах, всякие эдички со вздутыми жилами на задроченных лбах и плачут о всем безвременно погибшем советском. Где-то за океаном пишется энциклопедия советской цивилизации, на Брайтон-бич советские евреи поют «Землянку» и «Катюшу», а наша постперестроечная и постсоветская интеллигенция — люди, привыкшие оглядываться на Старую площадь, — с подобострастной улыбкой благополучного женатого многодетного гомосексуалиста творят новую заказную псевдокультуру, как когда-то в сталинские времена творили их отцы о свинарках и пастухах. Новая псевдокультура состоит из полупорнографии, рекламы, затычек «тампакс», всяческого угождения «новым русским», официального чисто обрядового православия, прирученного модернизма, наемной армии в американских кителях и восхваления тяжелых теток с пальцами торговок Романовых-Золотницких-Гоген-цоллернов, которых хотят посадить на русский престол. При такой реставрации президент Ельцин или кто-то подобный будет вечным регентом — хранителем престола. А полный мальчик — царь Георгий — будет учиться в Вест-Пойнте и получит чин полковника американской морской пехоты. Для этих целей уже восстановили Красное крыльцо Грановитой палаты, где совершится коронация нового царя. Идет также дележ земли, заводов, недвижимости; прошла бредовая ваучеризация. Все это я и называю постбольшевистской мезозойей. В этой мезозойе незамешанные честные люди грустно улыбаются от сознания собственного бессилья, видя, как ихтиозавры и саблезубые тигры, грызясь между собою, рвут на части несчастную и так за 74 года террора вконец обобранную страну.
Август-сентябрь 1994г.