Полное и окончательное безобразие. Мемуары. Эссе

1

Дед был в близком родстве с Булгаковыми, Синяниными, Мартосами, Сушковыми. Его бабка была грузинская княжна Баратова, в нем было много южной крови (итальянской, французской, кавказской) и ему было всегда холодно в Москве.

2

В. М. Васнецов, М. А. Врубель, Н. С. Рерих.

3

Ассоциация художников-реалистов.

4

Одна моя родственница по матери в старости подобрала на газоне спившегося матроса Приходько — он был любимым Лениным красным штурмови-ком-балтфлотцем. Он перевозил Ленина из Петербурга в Москву и выполнял его самые рискованные поручения. Приходько стал мужем моей пожилой родственницы, скрывавшей от него, что ее брат Нестор служил у Юденича. Тетка излечила Приходько от алкоголизма и часто привозила его ко мне, и он рассказывал много интересного, в том числе, что он видел эту банку. Ему ее лично показывал сам Ильич, хихикая при этом и подпрыгивая. Приходько люто ненавидел Сталина, загнавшего его на десятилетия в лагеря, где он выжил только благодаря своему железному здоровью.

5

Нынешний город Фрунзе.

6

Отец деда, мой прадед, был традиционным служакой, генерал-майором в отставке. В Москве он встретил своего бывшего ученика-юнкера по Киеву, большевистского поэта-холуя Демьяна Бедного (Придворова), устроившего ему пенсию. Прадед, живя в Киевской крепости, воспитал в Киевских военно-учебных заведениях, где он преподавал, несколько поколений офицеров и военных фельдшеров. У него даже учился будущий красный вождь Щорс, в прошлом — военный фельдшер. Супруга прадеда, дочь кавказского генерала Анищенко, женатого на княжне Баратовой, была по родне связана с киевским офицерством и генералитетом, в революцию воевавшего в армии гетмана Скоропадского и эмигрировавших вместе с ним в Германию.

7

На самом же деле, все они знали свой народ, как южноамериканские плантаторы знают своих цветных рабочих, а то и меньше.

8

Он был 1908 года рождения.

9

П. Н. Милюков писал тогда об общности и схожести русской общины и красных коммун и колхозов.

10

До самых последних дней к ней ездил некий Орановский — вислоусый шляхтич, представлявшийся: «Орановский из Орано, и в гербе подкова». Он был видным деятелем Наркомпроса и знал Н. К. Крупскую.

11

Бабушка увлекалась скандинавской и немецкой литературой и сама писала детские мистические сказки в стиле Метерлинка и Сельмы Лагерлеф. Дед их иллюстрировал, их издавали и до революции, и при нэпе частные издательства.

12

Когда-то русские, когда они были хозяевами своей страны, а не вымирающими оккупированными инородцами вроде североамериканских индейцев, жили по России широко. Никаких прописок тогда не было и в помине, да и большевиков тоже, и золотоордынские методы подавления и привязки рабов Кремля к одному месту не были известны. Наша семья жила в Малороссии, зимой в Москве, Петербурге и Киеве, летом ездили в Крым.

13

К сожалению, все умерли и мне некого спросить, где помещалась основная строгановская моленная, которую я помню.

14

Он был близок с К. А. Тимирязевым и его семьей. Строгановы были также близки с профессором и создателем Вольного университета генералом А. Л. Шанявским и его вдовою, которую они до его смерти опекали.

15

Он имел постоянную полную молодую пассию с хорошей дачей, где устроил мастерскую и где постоянно обретался.

16

Она происходила из потомков французских эмигрантов 18 века.

17

Тетя Катя рассказывала, что граф, так она называла Л. Толстого, при ней курил и, смущаясь, просил ее об этом никому не говорить. Заходя к ней в Москве, когда у нее останавливалась его сестра, граф всегда спрашивал: «Графиня Мария Николаевна дома?» Тетя Катя, ценя талант графа, считала его манерным человеком, умело прикидывавшимся анархистом и великим моралистом, но в душе имевшим величайшую барскую гордыню и презрение к людям, которое он с трудом преодолевал до самой смерти и так и не преодолел.

18

Поздеевский.

19

Садковские.

20

Типа правления императора Франца-Иосифа.

21

Я знаю, что он учился гравюре в Мюнхене, у него дома была целая мастерская.

22

Он умер в преклонных годах своей смертью накануне войны.

23

Парадное тогда было заперто и ходили со двора.

24

Я знаю, что она один раз долго мучилась, жалея уникальную золотую, очень большого веса, чашу и советовалась с моим отцом, какого она времени. Отца она звала Глебом, так как знала его с детства. Оказалось, что чаша не древняя, а предреволюционная, и она пошла на переплавку.

25

Не поминающих безбожных властей и их сатанинское воинство.

26

Где и умер в 1923 году.

27

Когда и где расстреляли отца Сергия — неизвестно, но после 1939 года о нем сведений больше не было. Кто-то говорил, что он дожил до начала войны, когда расстреливали всех потенциальных врагов советской власти.

28

Куда входила не только Московская губерния, но и губернские города в радиусе 200 км — Рязань, Калуга, Владимир.

29

На острове ловили в ловушки семгу и угощали меня прекрасной ухой. Весь остров был забросан водочными бутылками рыбаков из бригады, украдкой продававшей семгу архангелогородцам.

30

И напоминали разговоры диссидентов шестидесятых: «Америка нам поможет». Америка помогла только себе, разоружив распавшийся СССР, а не русским диссидентам, которых умело использовали для достижения глобальных американских целей.

31

Эта его прихожанка посылала ему в лагерь посылки, и он запомнил ее адрес.

32

В те годы на Арбате был рынок, и там княгиня Кугушева и бывший коннозаводчик граф Стенбок-Фермор были очень популярными личностями. Граф Стенбок, продававший сливочное масло, был арбитром всех рыночных склок, а княгиня безбожно торговалась, скупая продукты, и страшно, как марсельский моряк, ругалась по-французски — она вообще говорила на смеси двух языков. Надежда Александровна очень стыдила ее за базарные вульгаризмы, которые она всюду подхватывала.

33

Потом их всех сослали в Сибирь и Казахстан.

34

Недавно она умерла под Рязанью, на своей даче, почти девяноста лет. Наталья Владимировна Козловская постоянно бывала и у Смирновых в Перловке.

35

Потом он, женившись, стал больше бывать в Нарышкинской моленной, где была компания его погодков.

36

Его другом в те годы был его однокашник по средней школе на Никольской, в здании бывшей Греко-латинской академии, Юрий Шепчинский, член эсеровской подпольной молодежной боевой организации, вскоре схваченный ОГПУ и проведший жизнь в тюрьмах, как особо опасный зверь.

37

По его рецептуре работала Ленинградская фабрика «Черная речка».

38

Ее предки были выкупившимися крепостными помещика Скарятина, удавившего своим офицерским шарфом Императора Павла I.

39

К Киселевым ходил некий Виннер, автор книг о технике живописи, скользкий аферист, он пользовался советами профессора. Милитина Григорьевна очень хорошо, в духе раннего МХАТа, показывала его фатоватые замашки. Недалеко от них, на том же Зубовском бульваре, жил обрусевший немец фон Шлиппе, он был до революции предводителем дворянства в одном из уездов Московской губернии. Во время успешного летнего наступления вермахта на Москву он говорил Киселевым, к которым имел обыкновение со скуки ходить: «Почему вы так боитесь сдачи Москвы? Немцы культурный народ, вам, Милитина Григорьевна, совершенно ничего не угрожает». Милитина Григорьевна хорошо передавала немецкий акцент фон Шлиппе.

40

Дом был рядом с прекрасным ампирным особняком Удельного ведомства. Сейчас на месте кисёлевского флигеля и их двора стоит многоэтажный куб издательства «Прогресс».

41

Мы жили на Никольской, в Китай-городе, и были уже вне привычного гнездования круга Киселевой и Строгановой. На Мещанских улицах, на Сретенке, на Мясницкой старая московская интеллигенция и дворянство обычно не жили. Там было раньше много дешевых гостиниц, «меблирашек» и публичных домов.

42

Впрочем, этот провал был не совсем неожиданным. После появления жены Андреева, Аллы Александровны, которой были абсолютно чужды неписаные моральные и поведенческие законы, принятые в среде непоминающих, его старые друзья стали избегать с ним общения, боясь чужого и опасного человека, каким им казалась Алла Александровна. Она вполне оправдала все плохие предчувствия и довела и своего мужа, и его семью до гибели.

43

Хотя раньше, сразу после революции, проклинающих среди непоминающих было больше.

44

Отец Картавцевых был где-то губернатором. У них были хорошие имения и там огромные библиотеки, сожженные крестьянами.

45

У них была комнатка в тоже снесенном длинном трехэтажном доме напротив ресторана «Прага».

46

Я однажды ее провожал, и она подарила мне редкое издание Байрона на английском, с гравюрами середины 19 века.

47

Она жила в доходном доме напротив особняка Тургенева на Остоженке. Дома у нее было много обломков греческих и римских статуй.

48

Голицыных в России всегда было много, этому плодовитому клану принадлежало много земли. Их очень усиленно истребляли большевики, но они все равно плодились в самых страшных условиях.

49

Киселева говорила, что дочь Голицыных выдали за сына советского академика и что вообще советские академики любят жениться на дочерях титулованных бывших.

50

Киселева была очень литературно по-русски начитана, и с ней было интересно говорить. Она все время словами создавала живые образы. И ее мать обладала этими же качествами.

51

Когда-то, в молодости, он служил в гвардии, на германском фронте, был травлен ипритом и стал инвалидом.

52

Киселева говорила, что он — Рюрикович по всем линиям и был когда-то одним из первых красавцев Петербурга. Она видела его фотографию в кирасирской каске и латах, по-видимому, он был синий гатчинский кирасир.

53

Оно и понятно — ненормальное государство разрушало нервную систему людей.

54

Я погодок с бардом из милицейской семьи Высоцким, и мы оба одинаково росли среди ужасных московских хулиганов военной и послевоенной поры. Я один раз даже сидел с ним за одним столиком в ресторане, не зная, кто он, но я был с дамой, а он — с бутылкой.

55

Один мой приятель выбил актеру, игравшему в детском театре В. И. Ленина, глаз из рогатки — Ленин залез на броневик и упал, весь в крови. Зал, полный детей, маленьких каторжников, на это до колик ржал. Спектакль остановили. Другой дружок с шестого этажа расстрелял райкомовскую колонну демонстрации со знаменами свинцовым типографским шрифтом и всех переранил. И это самое невинное, делали вещи и пострашнее, и все почему-то во вред режиму и официозу.

56

Помню, я говорил им, что будет такое время, когда усатых и бородатых идолов выбросят, а о красные знамена будут вытирать ноги. И я дожил до таких времен и видел, как в Татарии дети вытирали ноги о бархатное красное знамя закрытого клуба, и никто из взрослых не остановил их.

57

Та же Зоя Васильевна была когда-то красивой черноглазой девочкой в матроске, отдыхала в Судаке, любила виноград и персики и с наслаждением каталась на яхте с удачливыми инженерами — друзьями ее отца и была тогда счастлива, и, как она сама говорила, впервые ощутила в жаркие крымские дни последнего довоенного августа вкус к жизни. А какие шляпы с множеством цветов и перьев носила тогда Милитина Григорьевна! А согбенный старик из Александрова был членом яхт-клуба, танцевал на балах и дружил с Великим князем Дмитрием Павловичем, убийцей Распутина.

58

Впрочем, мои тогдашние грехи были не очень велики: мне тогда нравилось бывать в ресторанах с золочеными потолками («Савое», «Метрополе» и «Центральном»), слушать, как музыканты настраивают перед вечером свои инструменты и смотреть издалека на красивых женщин. Когда они начинали говорить, то очарование оканчивалось — это были скучные советские мещанки, у которых прекрасно только тело.

59

Однажды я вдруг подошел к незнакомой женщине на улице и сказал ей, что ее брат, которого она ищет со времен войны, жив и она с ним вскоре увидится. Она очень испугалась, дала свой телефон. Я ей позвонил через три дня — пропавший брат нашелся. Мы оба были смущены.

60

Я помню, шел в Левшинском переулке, недалеко от снесенного особняка Добровых, и увидел дружную пару — бывший младоросс Казим-Бек мирно беседует с сыном генерала Кутепова. Оба они работали в Московской Патриархии и, получив зарплату, шли в ресторан на Арбате. Я их из пакостности немного проводил, думая: несомненно, завербованные люди.

61

Иваны Игнатьевичи и Павлы Ивановичи.

62

Правда, у него был радиоприемник, он знал европейские языки и слушал радио.

63

жила попавшая под машину и изуродованная японская черепаховая бульдожка. От нее всегда очень плохо пахло, но за ней ухаживали, как за человеком. Киселева соглашалась со мною, что отношение у славян и индусов к животным схоже, сказываются общие индо-арийские корни.

64

люди. Случилось это и с Киселевой, ей стало трудно передвигаться. И архив стал не нужен.

65

Сейчас, спустя десятилетия, я уже отстраненно смотрю на непоминающих и задаю себе нехорошие вопросы: не была ли изначально порочна имперскость общего коллективного сознания всех членов наших общин? Не зря ли Деникин и Юденич так много говорили о единой и неделимой? Может быть, надо было бороться за русский Тайвань? И не находили ли общего языка последние непоминающие с большевиками в их строительстве красной империи? Все это неприятные вопросы и нехорошие мысли, но я пишу политизированные воспоминания и должен излагать только то, что видел и слышал.

66

Сейчас утюжат американизмом, как раньше утюжили ленинизмом. Загляните в любого подданного советской номенклатуры — одни развалины идеалов его молодости.

67

О ее припадках я знал от отца, на людях этого не было заметно, просто она иногда не принимала и отлеживалась. Это был очень сильный человек.

68

Это им досталось от отца, человека с сильным сибирским характером. Да и мать их была отнюдь не сентиментальна.

69

Нужно учесть, что в разговорах с Киселевой все время мелькали фамилии либеральных историков Кизиветтера, Шильдера, Карташова и других, им подобных, на которых она ссылалась. Лекции Кизиветтера она слушала в молодости, и мне кажется, что он их читал в той частной гимназии, где она начинала учиться.

70

и я ее заверил, что не окажусь среди советских экстремистов, а других здесь нет.

71

Я промолчал на эту ее оценку и резюмировал: «Значит мы все — ирокезы, а ирокезы они тоже люди».

72

В хрущевские годы я жил на юго-западе, и в нашем доме жила еще одна семья непоминающих — старушка с дочерью. Дочь работала, а мать сошла с ума и хотела выброситься из окна. Окно забили досками, и Киселева ездила на юго-запад кормить больную женщину и иногда ко мне заходила. Дочь уже отошла от религии и была обычным инженером. По ее просьбе я иногда покупал продукты для старушки, но она была опасна и все хотела меня ударить тяжелой железкой, которую прятала под подушкой. Когда она украла спички и подожгла квартиру, ее пришлось отправить в психиатрическую лечебницу, где она бросалась на санитаров, как пантера. Я не трусоват, и не зря ее опасался, боясь отворачиваться.

73

Но для воцерковления и примирения с христианством не надо вовлекать в этот процесс другого, реального и несчастного человека. В надмирные устремления к Богу приходят в одиночестве и путем аскезы. А Коваленский эгоистически и, в сущности, подло потревожил стареющую Киселеву. Зоя Васильевна по его наущению даже хотела разменять тесную квартиру на Пресне, но ее родители не согласились, и Коваленский переехал жить в Лефортово к своей давней поклоннице, где я у него бывал. Все эти брачные экзерсисы он проделывал не в 20 и не в 30 лет, а почти в 60, что довольно странно. В Лефортово он написал том своих мемуаров, которые его сожительница с дочерью сожгла после его смерти, от страха перед КГБ, которое прослушивало их телефон. Так что его творчество сжигали дважды — на Лубянке и в Лефортово. Киселева не сожгла бы его архив. Литературно это был очень изощренный человек. Перед смертью он передал мне довоенный цикл «Отроги гор», случайно уцелевший у знакомых.

74

Кличка в КГБ — «Аббат».

75

Приведу примеры моральной гибели двух молодых прихожанок из Киселевской общины. Дочь крупного историка осталась без родителей, неудачно вышла замуж, родила ребенка и развелась. Семья стала ее травить. Это должна быть отдельная глава о том, как бывшие люди, терпя унижении от большевиков, отыгрывались на своих домашних. В целом я очень плохого мнения о потомках дворян, оставшихся в Совдепии — у многих из самосохранения вылезли отовсюду рога и копыта, и они стали намного ужаснее тех удачливых советских евреев, которым они завидовали и ненавидели. Эту разведенную женщину, при моем участии, Киселева устроила в один московский музей, и она стала хорошим реставратором икон. В музее заправляли сергиане, и она стала ходить в их храм и боялась заикнуться, что была из семьи катакомбников. Это было запуганное создание, и радовалась, что смогла кормить ребенка — дома ее травили за каждый кусочек. А фамилия у них у всех довольно известная. И отец ее — автор хороших книг. Другая молодая женщина, у которой была очень красивая мать из белой офицерской семьи, неудачно вышедшая замуж за мерзкого человека, который довел ее до петли, морально погибла при мне. Отец, поганый старикашка, выдал ее замуж, тоже за лысого злобного старика, который ее страшно ревновал и караулил. Старик-отец и старик-муж ее полностью поработили. А она была верующей, любила музыку, Данте, литературу, живопись. Она стала сломленным человеком, погрязшим в комплексах. Вообще, советская жизнь — злобная камнедробилка, где роль камней играют советские люди, превратившиеся за годы советской власти в моральных уродов, которых надо избегать, как прокаженных.

76

Когда отец женился, то между ним и непоминающими образовалась трещина — из песни слова не выкинешь.

77

Там была, например, большая рукопись «Губернаторы России», где Илья Михайлович описал всех губернаторов двух последних царствований вплоть до февральской революции.

78

Моей матери.

79

Может быть, Егору Гайдару, или отнести их в Московскую хоральную синагогу?

80

Александра Васильевна была умная, очень волевая, агрессивная истеричка, помешанная на Второй мировой войне и на возвеличивании генералов Жукова, Белобородова и других сталинских военачальников, спасших Москву от Гитлера. Как какая-нибудь пионерка, она собирала вырезки из «Огонька» о подвигах советских войск. На стене она повесила портрет маршала Жукова. Муж Александры Васильевны был тоже крупным ученым и собирал бабочек, совершенно охладев и к науке, и к жизни. Судя по всему, он был не глуп, но был глубокий пессимист и в Бога не верил. Похоже, и Александра Васильевна в Бога не верила и всячески пресекала любые антисоветские разговоры. Детей у этой четы не было. Парализованную бульдожку они отравили.

81

Наверное, по некоторым документам со временем появятся публикации в лужковских журналах.

82

В столовой висел предреволюционный портрет генерала со звездами и лентами — дяди Величко, известного военного инженера, упоминаемого во многих мемуарах. Семья Величко была из обрусевшей малороссийской шляхты и имела имения в разных губерниях России. Было у них и имение на Оке, между Тарусой и Алексиным, о котором Величко вспоминал с особой теплотой.

83

Эти мысли Величко подтвердились, когда при горбачевской перестройке издали воспоминания философа Н. Ф. Федорова, бывшего хранителя Румянцевской библиотеки, вспоминавшего, что граф хотел подложить «динамитец» и под библиотеку, и под храм Христа. Федоров после этих пожеланий писателя все взорвать более не подавал ему руки. Один старый революционер вспоминал, что когда делали обыск у каких-то родных Толстого в революцию, то обыскивающие, увидев фотографии бородатого графа и узнав, что он — родня обыскиваемым, прекратили обыск и извинились, сказав: «Он [Толстой] для наШей революции сделал больше всех, и мы его родню трогать не смеем».

84

На ее месте краснокирпичная школа.

85

Сейчас, когда я писал эти строки, я туда сходил и увидел пустырь, какие-то будки и пьяных рабочих.

86

Нестеров дружил до революции с Игорем Грабарем, в советское время — агентом Лубянки. Игорь Эммануилович Грабарь был жулик и вор. Кличка у него была Угорь Обмануилович Гробарь. У знакомой нам семьи Голицыных он взял для экспертизы портрет мальчика работы Гейнсборо, скопировал его и вернул владельцам копию. А когда они разобрались в подлоге, пригрозил им, что всю семью вышлет на Север, если рот еще раз раскроют. У одной натурщицы, в годы войны медсестры, была испанская Мадонна круга Мурильо. Она сняла Мадонну со стены рухнувшего дома в Германии и взяла об этом справку у командования. Грабарь запугивал натурщицу Колымой, принуждая продать Мадонну ему за бесценок. Она мне сама все это рассказывала. Грабарь, вместе с несколькими иконописцами-фальсификаторами, создал, при поддержке Лубянки, мастерскую фальшивых икон, которые продавали иностранцам. Так составилась коллекция американского посла в СССР Дэвиса, чья хорошенькая жена нравилась Сталину, и он ей покровительствовал.

87

На чем Корина подловил Генрих Ягода и завербовал его, я не знаю. Ягода жил с невесткой Горького, с нею жил и сам Горький, будучи снохачем. Сын Горького особенно не возражал, но его все равно умертвили люди Ягоды. Потом они же умертвили и самого Горького. А Корин выжил, став агентом Лубянки. Даниил Андреев рассказывал моему отцу, как он попал к Горькому в реквизированный особняк Рябушинского после его возвращения из Италии. Горький когда-то немного ухаживал за матерью Даниила, которую ласково называл «дамой Шурой». С Леонидом Андреевым Горький дружил, публично заявляя, что он — его единственный друг. Горький встретил сына своего друга враждебно и настороженно, явно его опасаясь. Кругом было полно чекистов, и Андреев назвал дом Горького «чекистским обезьянником». Поняв, что на Никитской опасно, Андреев, по совету Строгановой, перестал там бывать. От врачей Строганова знала, что Горькому давали в кислородных подушках газ фосген, отчего его труп был синим.

88

Третьим поручителем за Нестерова был академик архитектуры Алексей Викторович Щусев, тоже плотно связанный с Лубянкой. Он проектировал Мавзолей Ленина и был вхож к Кремлевским владыкам.

89

Так же были окружены и толстовец Чертков, и анархист князь Кропоткин, и писатели Телешев и Вересаев. Их Лубянка держала как «живцов», они были нужны им живые.

90

О последней службе в Успенском соборе Кремля перед его закрытием.

91

Искусствовед Эфрос, увидев этот портрет на выставке, воскликнул: «Этот поп может ударить меня по голове, я его боюсь!» Это он сказал при моем отце, на первой выставке этих портретов, в дни выборов Сергия в Патриархи, в конце войны. Жена Корина играла на фисгармонии, пела канты — знакомые звали ее монашкой, и она тоже, вместе с мужем, стучала на Лубянку. К ним в гости Лубянка направляла различных религиозных деятелей, заехавших в СССР, в частности, настоятеля Лондонского Кентерберийского собора Хюльета Джонсона, который умилялся, что в СССР есть религиозные интеллигенты, слушал музицирование и песнопения супруги и смотрел полотна хозяина. Мастерскую Корина строили по указанию Горького люди Генриха Ягоды. Это была ударная лубянская стройка. Когда-то это был заводик, который перестроили под мастерскую.

92

Перед концом советской власти, при Андропове, в Москве было 700 тысяч осведомителей. А сколько их было при Ежове и Берии? Не счесть алмазов подлости в каменных московских джунглях.

93

Катакомбников НКВД трактовало как антисоветскую религиозную организацию.

94

Среди них я помню художника Зверева, высокого, бравого, красивого мужчину с усиками. Он помогал Корину писать портреты советских военачальников и сам написал картину, где как идолы стояли генералы в орденах.

95

После Симанского остался сейф с драгоценностями и завещанием. Патриарх Пимен захватил этот сейф и не раздал завещанные ценности. Была грязная история, получившая огласку. До Остаповых так же нагло залечили сергиан-ского Митрополита Николая Ярушевича, насильно увезя его в кремлевскую больницу, откуда выдали его тело без внутренностей. Митрополит дрался, и его «санитары» вытащили в окно. Симанский горько плакал над телом друга. Это мне рассказывал очевидец, сам читавший над телом убитого. Вообще, все, что связано с Московской Патриархией, — одна сплошная уголовщина. Все государство, созданное большевиками и продолжающееся по сей день — это огромное зверское бандитство над поруганной и изнасилованной страной. И как часть большевистского бандитизма, Московская Патриархия ничем не отличается от всего остального — грабежи, доносы, убийства, разврат. Алексея Симанского я однажды видел вблизи — размытый, чистый, пахнущий одеколоном аристократ с холодным умным взглядом, похожий на старика-сенатора. Реликтовая, но очень подлая личность, решившая выжить любой ценою. Киселева познакомилась через Шпиллера с родными Симанского, приехавшими из Франции и решившими было навсегда остаться в СССР. Симанский отговорил их это делать, дал им много денег и объяснил им, что даже его уборщица служит в полиции и на него доносит. Родные в ужасе уехали во Францию и больше не ездили к дяде. И еще Симанский сказал на прощание приехавшим, что всю его родню после его смерти отравят, и был в этом прав.

96

Симанский вообще вел свой дневник по-французски и думал тоже. Это рассказывала Киселева, так как для Симанского нашли даму, печатавшую ему по-французски.

97

Такая ситуация была мне знакома по семье моей бабушки, дочери митрофорного протоиерея-миссионера. Он, овдовев, воспитывал семь свои детей и семь осиротевших детей своего рано умершего брата, тоже священника. Некоторые из этих воспитанников стали монахинями, а другие монашествовали в миру, подвизаясь в просвещении и медицине. Моя воспитательница, земский врач тетя Надя, хорошо знала Величко как врача и пользовалась его советами еще до революции, и была довольна, что я к нему хожу.

98

Потом пригнали рабочих, приехал грузовик и все белокаменные надгробия (их было много) куда-то увезли.

99

У Величко в кабинете виСел подцвеченный акварелью рисунок Витберга с изображением Воробьевых гор и туманным силуэтом первого непостроенного Храма Христа. Величко и его гости много говорили о масонстве и самого Витберга, и Александра I, и его убитого отца Павла I, и о судьбе снесенного То-новского храма, который прокляла игуменья снесенного монастыря, бывшего на его месте. Величко вспоминал, как Храм Христа был кафедралом обновленцев и как они там дрались в алтаре, деля деньги. Это место нечисто и еще долго будет нечисто, говорил он.

100

Среди них я помню дворянина Дурново и бывшего гусара, несколько помешанного, моловшего чепуху о дореволюционных петербургских актрисах.

101

В молодости, в германскую войну, он был прапорщиком военного времени, а в советское время служил страховым агентом. Отец его был управляющим у дворян Сабурьевых, родственников несчастной царицы Соломонии, умершей в Суздале, где доселе витает ее дух.

102

Он начинал болеть, жалуясь на печень, потом он умер от рака. Я зашел к нему как-то и увидел в его длинной комнате пролетариев с детьми. Все его вещи они выбросили, а канарейка улетела в форточку.

103

Активную поддержку Патриархом Тихоном тайных посвящений и пострижений в Истинно-Православной Церкви подтвердил и епископ Сергий Дружинин.

104

До пятидесятых годов старики-крестьяне возили ему из Окского имения Величко овощи и фрукты из его конфискованного сада. Везли мешки на плечах, целовали барину руку, а потом целовались в щеку. К моему деду, по дороге в Загорск, заезжали его бывшие хохлушки-горничные и няньки отца из Екате-ринославского хутора, и тоже с ним целовались.

105

Величко был человек читающий, был знаком и с графом Олсуфьевым, и с Успенским, и с академиком Кондаковым до его эмиграции, и с его учеником Сычевым, и с архитекторами Суховым, Барановским, с гравером Добровым. Эти все фамилии я от него слыхал. До революции он был знаком со знатоком усадеб Лукомским. Но к Петербургу как к искусственному городу он всегда относился плохо. Ко всей петербургской культуре, к мирискусникам он был равнодушен. Балеты считал вертепами, где пляшут голые девки.

106

В коллекции были два эскиза Тьеполо.

107

Привезли целый грузовик икон и рукописей, сверху засыпанный овощами для маскировки. Иконы были все небольшие, аналойного размера, а рукописи наново переплетены в старинном стиле с медными застежками.

108

Ко мне Величко был расположен, так как мои тамбовские предки породнились с итальянским скульптором Мартосом, автором памятника Минину и Пожарскому, который Величко считал национальным символом. Моя мать однажды, по моей просьбе, организовала обед, и Величко у нас кушал и хвалил белый соус моей матери.

109

Много мы с ним говорили и о татарах. Наше дворянство наполовину татарское, говорил Величко, и это татарство позволило создать сильную армию. Учил меня Величко и житейской мудрости, довольно лукавой, улыбаясь в свои галльско-малороссийские усы: «Кругом все большей частью глупцы. Вы всегда молчите, не показывайте, что вы умнее их. Глупцы этого не прощают. Миром давно правят жулики, опирающиеся на глупцов. Откровенно говорить можно только с умными людьми и хорошо закрыв двери».

110

Я жил всю жизнь среди людей, но в стороне от них.

111

Когда умер Сталин, то Величко, придя с улицы, где видел, как на Трубной площади давили людей, сказал сестре: «Зоенька, на улице беспорядки, баррикады и казаки избивают людей». Он принял конную милицию за казаков по старой дореволюционной памяти.

112

Но потом сарайчик на откосе сожгли, лаз засыпали, и схорон больше не действовал. Наверное, многие люди вымерли, многие ушли в Заволжье, на Каму, а многие перешли фронт и ушли с вермахтом. Величко как-то обронил о прошедшей войне: «Такие возможности были упущены. Пруссаки проявили в очередной раз свою традиционную узколобость. Поведи они себя по-другому, дошли бы до Урала с музыкой».

113

Мельгунов и князь Жевахов назвали эту охоту «красным террором».

114

В семье Величко жила его воспитанница Тоня — одна из двух сироток, взятых ими после гражданской войны. Иногда там жил племянник Величко, Николай Кириллович —добродушный, похожий на Собакевича инженер, очень далекий и от религии, и от иконописи. Величко он называл «доктором»: «доктор сказал», «доктор купил» и т. д.

115

За старшего в доме осталась Зоя Вадимовна, но она впала в детство. С нею была Тоня и Николай Кириллович. Их всех умело окрутили волки из Патриархии.

116

Плохую роль в дележе наследства сыграл Михаил Иванович Тюлин, гениальный фальсификатор икон 14—15 веков. Он еще до революции поставлял свои иконы Рябушинскому и Васнецову, продавал их и Величко. Был он также основным изготовителем фальшивок в чекистской мастерской Грабаря.

117

Зоя Вадимовна ходила в маразме и только считала связки серебряных боярских пуговиц с бирюзой, и все считала, сколько их осталось, не замечая, что издома вывозили сокровища машинами. Воспитанница Тоня трясла челочкой и сочувствовала передаче икон сергианам, говоря: «Все надо отдать в Епархию. Так сказал Михаил Иванович». В доме Величко появилась масса всяких мародеров, буквально кравших антиквариат. Раньше я этих типов вообще не видел. Как дворянину мне все это было очень противно, и я там старался не бывать. Вся Россия когда-то кому-то принадлежала, и все было расхищено бандитской советской властью и русским народом, давно уже ставшим нацией мародеров. Ни о реституции, ни о люстрации в России никто никогда не вспомнит — ворованное славяне никогда не отдадут, считая это своей кровной добычей. Тоня, на память о Валериане Вадимовиче, подарила мне небольшую подделку Тюлина в старой басме.

118

Глинку, Мусоргского, Чайковского, Рахманинова.

119

До революции среди русской интеллигенции, часто именно провинциальной, был культ Италии — римской, готической, возрожденческой, но не барочной. Роскошного Берниниевского папского Рима никто не любил.

120

Как ни странно, у Марии Михайловны были некоторые барские привычки — она не любила готовить, наводить чистоту и большей частью сидела в кресле и часами с удовольствием говорила о литературе, живописи и о красотах Италии. Мои родители тоже не любили домашней работы и, когда чуть финансово поднялись, тут же завели прислугу. А вот другие дворяне, которых мне пришлось знать, находили даже удовольствие делать черную работу, ссылаясь как на пример на Льва Толстого, выносившего свои помои, и на Николая II, рубившего в ссылке дрова.

121

Когда кто-то готовил в Европе книгу о Мечёвых, Мария Михайловна передала издателям письма-проповеди отца Сергия, которые он ей присылал из ссылки.

122

А обедали они у тогдашнего ленинского наркома здравоохранения Семашко, которого Введенская знала чуть ли не с детства.

123

Она, кстати, знала брата Ивана Бунина, который писал портреты и умер после революции от недоедания. В Елецком уезде у Марии Михайловны была хорошая знакомая, либеральная помещица баронесса Медем. Это была очень красивая, высокая, рыжая, нестарая еще женщина с голубыми глазами. Она, видя одичание крестьян и красный террор, в батистовой сорочке вошла в речку во время ледохода и долго там стояла. Потом она, конечно, умерла.

124

Вся современная цивилизация построена на культе молодого тела и гедонизме и поэтому аморальна в своей основе. Красивое тело — это не более чем эйфористическая иллюзия, способствующая размножению, своего рода весенняя игра природы, эфемерная, как пестрые бабочки-однодневки.

125

Даниила Андреева она как собеседника, равного ей и даже выше, она любила. Он к ней иногда заходил, и они быстро находили общие темы.

126

Все в нашем кругу знали, как умертвил Патриарха дантист, уколов ему в десну яд. Дантист, кстати, был не еврей, а русский и долго потом мучился сделанным, о чем признался на исповеди.

127

Это была эпоха коллективизации.

128

Архитекторов А. Н. Воронихина и И. Е. Старова.

129

Жена с детьми его давно оставила, и один из его сыновей, лысоватый, похожий на царского чиновника, преподавал у нас в СХШ в Лаврушинском литературу и имел за скрипучий противный голос кличку «Тезис». У этого Тезиса жена была толстая, маленькая, с тупым, животным выражением лица и плакала, когда отец Иоанн укорял ее мужа за то, что он не уважает отца-священника. Я это случайно видел, когда гостил в Гребневе, и Тезису было неудобно, что его унижают при его ученике, и он мне невольно завышал отметки. Похоже, он скрывал, кто его отец. Тогда это многие делали. Священство считалось позорной профессией. Зато теперь у сергиан попы заменили парторгов и гордо ходят но улицам в рясах, рядом со своими толстыми, раскормленными матушками в импортной косметике. И еще они любят с визгом тормозить своими иномарками, пугая прохожих, как это делают чеченские мафиози. И те, и другие радостно улыбаются сквозь голубоватые стекла золотыми зубами, пугая робких, как овцы, граждан.

130

В довоенные годы мой отец написал с него очень похожий портрет, он и после войны был такой же, но посуше и чуть попергаментнее.

131

Книги он всегда держал, на случай ареста, у Введенской, в двух ивовых плетеных корзинах.

132

В 1953-1954 годах.

133

Произошло это где-то в 1958-1959 годах.

134

Бывший тогда в ранге замминистра, где — я не знаю.

135

О Чаадаеве и двух статьях Тютчева мы с Введенской часто говорили, а Патриарх Тихон благословлял ее со стен еще при жизни, когда он сидел здесь в заточении.

136

Интересно, что он не знал, кто такой был Чаадаев.

137

У Введенской в Печорах был знакомый монах, которому она верила, и который ей жаловался, что читать нечего.

138

Говорят, что ее укушенная бешеной собакой и умершая от этого в Судаке дочь Вера была несколько помягче, мечтательнее и женственнее.

139

Сталин называл Молотова за усидчивость «железной задницей». Но это к слову.

140

У него были итальянские бронзовые пластины-барельефы и портреты-профили эпохи Возрождения и большая коллекция домонгольских крестов и змеевиков-оберегов из собрания Ханенко и Прахова. Были и византийские золотые перегородчатые эмали — небольшие иконки, как он говорил, с княжеских корон, диадем и лицевых Евангелий. Все это происходило из Южной России, из кладов.

141

Но все это было в прошлом, тогда Величко общался и с обер-прокурором Самариным и другими оппозиционерами.

142

Вездесущего провокатора и прохвоста.

143

Европа и Америка очень плохо обошлись с собственностью русских коллекционеров, убитых в подвалах Чека, — их украденные картины по сей день висят и музеях и особняках миллионеров.

144

Я писал акварелью этюд с портала на паперти собора, а Сычев мне рассказывал, как он ездил с Кондаковым в Равенну и там писал для него копии с мозаик.

145

Крест дал Варганов Сычеву из Суздальского музея.

146

Я тогда учился в СХШ, в Лаврушинском, и писал акварели.

147

В каменном двухэтажном Сестринском корпусе тогда была богадельня, и бритые — от вшивости — старухи, разделившись на две партии, постоянно дрались табуретками и страшно орали матом, отчего поднимали стаи галок. Это было вопиющим диссонансом прекрасному ансамблю храмов.

148

Обсуждая их женскую физиологию как свою собственную — излишне простыми словами.

149

Но мать моя службу отстоять не могла из-за жара свечей — ее уже тогда мучила гипертония.

150

Сын графа Сергея Дмитриевича.

151

У меня есть книга графа «Большие Вязьмы», принадлежавшие тогда Голицыным, написанная хорошим языком.

152

Комиссарчики и их детки много накрали у русской аристократии и церкви и не все сдали в Гохран.

153

Вообще, арабский профиль Пушкина в советской России был так же сакрально обязателен, как профиль Ленина, и поэтому многим изрядно надоел и даже опротивел.

154

Тогда еще вокруг дворца не было ни дома отдыха, ни жилых домов.

155

Сына друга Пушкина.

156

За этим столом когда-то все славянофилы собирались и поминали взятие Второго Рима турками.

157

На этих креслах и около этого стола прошло мое детство и молодость. За этим столом было много выпито молдавского сухого вина и много чего говорено. Отец хорошо заплатил графу, и он подарил ему в презент прижизненный портрет Франца Лефорта работы Видекинда.

158

В свете с 18 века Шереметьевых всегда считали со странностями, после женитьбы их предка на крепостной актрисе Параше Жемчуговой, умершей от чахотки. Граф Павел Сергеевич носил кольцо с локоном Параши, после его смерти кольцо стал носить его сын, Василий Павлович.

159

Это хорошо изображено Репиным на его картине.

160

Это был его винтик.

161

Тогда там рабочих не рисовали, за что институт и был разогнан в старом качестве, и от старого преподавательского состава остался только оформист Добров, непоминающий, и друг Величко.

162

Был он поклонник женского пола, но не очень разборчив. Сестра моей бабушки по отцу вышла замуж за еврейского миллионера, и от этого брака родились красивые еврейки, очень любвеобильные. За одной такой моей еврейской теткой Вася страшно ухаживал, и она еле от него отбилась. Он как увидит красивую женщину — то сразу кидался и прилипал к ней. Он так и не женился.

163

Он рассказывал мне о своем друге, ходившем всегда в солдатском белье и закусывавшем только клюквинками.

164

Этот Вишневский обобрал в Москве всех потомков древних родов, но после его смерти все его собрание скушала и раскрала Лубянка. Только портреты круга Тропинина составили его музей в Замоскворечье, а все остальное исчезло во чреве чекистского монстра.

165

Оказалось, что это мастерская Рембрандта, а вот портрет «Титуса», оказавшийся у Вишневского, а потом на Лубянке, был подлинным Рембрандтом.

166

Где-то он познакомился с какой-то студенткой, его пожалевшей, от нее он завел дочку. Теперь дочка родила ему трех внучек. Типично русские милые лица, и я порадовался, увидев их случайно по телевизору. Показали и пустой Остафьевский дворец, где цыгане-артисты пели романсы в зале-ротонде.

167

Он также получал небольшую пенсию как потомок нескольких поэтов, но в профсоюз потомков классиков не захотел войти, когда мои знакомые, племянники Чехова, захотели такой создать из безобразия.

168

Они считали, что Россия погибла в основном из-за внутренних причин. Извне к гибели ее подталкивала кайзеровская Германия. Левые еврейские интеллигенты играли в гибели России второстепенную роль. Они были не первопричиной, а орудием зла. Евреев в России было численно мало... Но, значит, нужны были русским, очень нужны худшие представители евреев, вроде Пар-вуса и Троцкого. Троцкого русские носили на руках, как Наполеона после Аустерлица. Много пишется о роли в русских делах мировой закулисы, но мало пишется о закулисе русских духовных болезней, а ведь именно в них — основное зло. Беда пришла не из Берлина и Америки, а отсюда, от нас самих. Очаг внутренних болезней очень давно зрел в Москве и Петрограде. Завершение кризиса петровско-романовской монархии произошло в 1917 году.

169

Сын губернатора, библиограф и геральдик, досконально изучивший историю дворянских родов России, Илья Михайлович, вернувшись в Москву, был самым эрудированным человеком в городе по генеалогии. К нему даже обращалась Инюрколлегня по вопросам спорных наследств. Он установил права русских дворян Хомутовых на наследство английских аристократов Хамильтонов, чьи предки заехали в Россию и получили здесь рабскую фамилию.

170

Истоки славянофильства, по взглядам Ильи Михайловича, были в немецком романтизме и немецкой идеалистической философии. Живое христианство, живое православное делание как-то обошло наших славянофилов. Они хотели ославянить петербургскую монархию и втянуть ее в балканские кризисы и освобождение Константинополя. После расовой революции 1917 года, а то, что эта революция была именно расовой, в ходе которой высшая элитарная русская раса (патриции и жрецы) была истреблена низшей русской расой (плебс и рабы), никто в нашей среде не сомневался. Аналогии с Римом и Византией были у всех на устах: варвары захватили Третий Рим, красные вандалы и гунны разрушили православную империю. В свой последний приезд в Москву больной Блок говорил о гуннской сущности большевизма. Это, со слов Коваленского, вошло в обиход. Невольно вспоминаются слова Гумилева, сказанные Одоевцевой о вестготской природе большевизма и слова белого генерала Покровского о скифско-сарматской организации красной Таманской армии, которой он хотел противостоят!» и закрыть ей дорогу.

171

О якобинцах помнили и сами большевики, вешая в алтарях закрытых церквей портреты кровавых собак Франции — Марата и Робеспьера. Тогда не только детей, но и собак называли Маратиками.

172

То же самое произошло и в Монголии Сухэ-Батора, где тоже лишили кочевников тысячелетней культуры, переплавив на патроны их будд и отправив в огонь рукописи и книги.

173

Перекрашенные в демократов коммунисты очень и очень далеки он имперского чиновничества погибшей России, которые, при всех своих недостатках, были искренне верующими людьми и не страдали раздвоением личности, как бывшие обкомовцы, не умеющие правильно креститься.

174

При Войсковом атамане Филимонове, тоже бывшем наполовину Абрамовым.

175

Да и сам Патриарх Тихон и его окружение не были Гермогенами и вели неясную и нечеткую линию, за что и поплатились жизнями.

176

Кто-то привозил, кто-то доставал, хотя и рисковал жизнью. По-видимому, это делали инженеры, которые в тридцатые годы ездили за рубеж: набираться опыта на европейских заводах. В нашей семье тоже был такой инженер, из гусарских корнетов, сделавший карьеру при большевиках и угодивший с Туполевым в казанскую тюремную «шарашку». Я в молодости увлекался одно время символизмом и русскими писателями и историками церкви, которых приютил Митрополит Евлогий в Париже. Эти увлечения не поощряли как декадентские и упадочно-западнические. Уже «тишайшего» Алексея Михайловича осуждали за скрытое западничество, за разгон Земских Соборов, за доверие к Никону. Говорили, что, упразднив Земские Соборы, Алексей Михайлович подрубил корни своей династии, которая по инерции простояла еще 300 лет и упала, как иссохшее дерево, не питаемое народными соками. Петровские реформы рассматривали как раковую опухоль на древе русской государственности.

177

Сталин в эти дни был в панике, своим бандитам-подельникам он тогда сказал: «Мы просрали государство, завещанное нам Лениным. Надо мириться с Гитлером на любых условиях». Как известно, Берия вышел через свои болгарские каналы на контакт с руководством Рейха об условиях «второго Бреста», но Гитлер отверг это предложение, надеясь на скорую победу. Вышло, однако, иначе.

178

Он скрывался под чужой фамилией и выдавал себя за еврея, и научился еврейским словам, и говорил с акцентом, помогая себе руками.

179

Кстати, с Величко моих родителей познакомил я, они раньше не встречались.

180

Две первые умерли.

181

Внешне в молодости очень похожая на актрису Ию Савину в фильме Швейцера «Дама с собачкой». Когда Савина постарела, она стала копией моей матери в 1945 году.

182

Особняк до сих пор цел, он допожарный, одноэтажный, на белокаменном подклете, сохранившемся от допетровского боярского сооружения. Это недалеко от Пречистенки и Храма Христа, в переулке. Рядом с дворницкой была большая подземная белокаменная палата с двумя входами — из кухни и из дворницкой. Раньше в этой палате хранили, как в погребе, припасы, и на потолке были кованые крюки. Я их в детстве видел, меня они почему-то занимали.

183

Так сказать, булгаковский Преображенский.

184

Например, полуголая до пояса дама в шляпе, у которой нет глаз, а вместо рта сидит отвратительное насекомое, а на шее — змея. В общем, чистый ранний сюрреализм.

185

Они считали своей родней Романовых дважды: и по матери Петра I, и по Александру I, бывшему в связи с их прапрабабкой и давшему приплод в их семью.

186

У него был даже гарем в Египте.

187

Дам сестры приглашать не любили.

188

Я сам там, мальчишкой, с удовольствием ел гусей с яблоками и уток с черносливом.

189

Подавали птицу на огромных серебряных подносах. Ужинали при свечах, которые отражались в мутных, очень высоких, ампирных зеркалах между окнами. На святки устраивали костюмированные журфиксы.

190

Но, скорее всего, их веселила их тогдашняя молодость и влюбленность.

191

Сейчас принято только охаивать фашистов, в основном, за евреев, но все забыли, что из двух зол выбирают меньшее, а меньшим злом был тогда фашизм. И Италия, и Германия сейчас процветают, а Россия погибла от красных экспериментов. Если бы не Третий Рейх, то красный Кремль перемолол бы Европу как Россию и устроил бы Соловки и Катынь в каждой европейской стране. Именно Гитлер ненадолго сплотил Европу и нанес Сталину ряд весьма ощутимых ударов.

192

Была и другая причина — моя мать была небольшая женщина, а сестры высокие, и с фигурами манекенщиц. Женщины всегда женщины и любят оттенять себя на контрастах.

193

Роскошную абрамовскую квартиру на Поварской захватила семья родственников деда, Филимоновых, работавшая на красных. Один дядя был Войсковым Кубанским атаманом у Деникина, а другой, дядя Володя, царский генерал, служил у красных, их бабка пустила временно. Красные Филимоновы не отдали бабке даже ее шубу, когда она вернулась, побежав в Чека с воплями: «Буржуи вернулись!». Бабушка до смерти их звала «Филимошки проклятые!»

194

Я видел эту икону и ее помню.

195

Он имел наперсный наградной крест на георгиевской ленте. В Первую мировую войну он вместе с солдатами, по своей охоте, ходил в штыковые атаки и колол австрийцев штыком.

196

Повторяю, ели все очень плотно.

197

Переделали старинное атласное платье начала 19 века.

198

рала Меллер-Закомельского, транссибирскую железную дорогу и много вешал и расстреливал саботажников, мешавших продвижению армии в Россию.

199

Кругом ведь были пролетарские и чужие уши. Большевики — это даже не пролетарии, а обычные мещане всех национальностей. Детей мещан не трогал ни Ленин, ни Сталин. Большевизм — это была диктатура российского мещанства, прикрывавшегося пролетарскими ширмами.

200

Никто не верил тогда, что большевики долго продержатся.

201

В общем, внутренняя эмиграция второго поколения, которое, в принципе, должно было спасти Россию, но не спасло из-за тупости руководства Рейха в русском вопросе. Эта тупость и стоила им головы, они сломали себе шею именно среди одичалых русских полей.

202

Как и их отцы, и деды.

203

Языки-то они все хорошо знали, возможно, среди них кто-то был агентом немецкой разведки. В особняке при наступлении немцев на Москву уже был переодетый в штатское немецкий офицер, перешедший фронт.

204

Причем, подлинные.

205

У меня эта справка о его психастении сохранилась.

206

Так как не хватало винтовок.

207

Надев на себя шоры, он решил ото всего отойти. Любимой его фразой было: «Я ничего не знаю, ничего не понимаю и всего боюсь». Хотя понимал все, но и боялся всего. Он пошел полинии своих либералов-родителей, решивших образовывать русский народ.

208

Она в детстве жила с бонной, которую выслали в Германию в 1914 году. Потом она снова забыла язык.

209

Как потом стало известно, эту конную часть перебили при отступлении к Туле.

210

Эти люди еще наверняка живы, живы их дети и внуки, и я не буду называть их фамилий.

211

Как и у их романовской родни, где тоже вызывали духов вплоть до самой революции.

212

Потом сестры продали какие-то драгоценности и очень выгодно обменяли особняк на три отдельные прекрасные квартиры в кирпичных сталинских домах, в новых районах, и разъехались. Перед разъездом они ужасно перессорились, деля нарышкинские бриллианты. Но суть была не в бриллиантах, а в том, что их жизни были поломаны. Особняк по-прежнему стоит, в нем офис какой-то фирмы, и в окна врезаны кондиционеры.

213

Готовя эту публикацию, я долго думал, сообщить ли известные мне факты о существовании тайной белогвардейской организации «Союз русских офицеров», которая действовала внутри штабов Красной Армии и «органов», ОГПУ—НКВД, занимаясь диверсионной работой и истреблением красных руками наиболее одиозных большевистских фигур.

214

Это было уже при Брежневе.

215

Как и русские ученые, большая часть которых стала работать на большевиков, и был только один химик, который стал бакенщиком, сказав: «Я для них работать не буду, лучше я засуну козлу в задницу свои открытия, чем отдам им».

216

Наша семья, в силу своего либерализма и чудовищной запуганности моих родителей к движению офицеров-диверсантов никакого отношения не имела.

217

Жена и дети, но не родители.

218

Знаю, что был случай казни семьи предателя, когда убили женщину и детей, чтобы другим неповадно было доносить.

219

То есть почти по определению Рональда Рейгана, «империя зла», но задолго до него.

220

Как бы ни старался товарищ Зюганов.

221

Мы с ней общались незадолго до ее смерти.

222

Она была красивой, чернявенькой, из полячек, певичкой Омской оперетты при Адмирале Колчаке.

223

Когда я в шестидесятые годы прочитал у приятелей переведенные главы из книжки Оссендовского «Люди, боги, звери», я сказал им: «Я почти в детстве, лет в 15-16, слышал истории и похлеще».

224

Я был тогда молодой человек, и ему было неудобно меня спаивать, к тому же, на мне лежала обязанность помогать оттаскивать его 120-килограммовую тушу до постели. Жены своей, бывшей певички, он боялся, говоря: «Она всерьез стучит на всех подряд, при ней ничего не говори — она стала очень опасной».

225

От него остались его пейзажи, которые он писал, подражая фонам Рубенса, Гейнсборо и любимого им Констебля, которого он много копировал. Живопись его была поэтому музейного типа, с лессировками.

226

Рядом с кроватью у него лежало Евангелие, «Записные книжки» Ильфа, «Миф двадцатого века» Розенберга и «Протоколы сионских мудрецов» Нилу-са, Плутарх, Плиний-младший, Марк Аврелий и Монтень. Их всех он читал на ночь, засыпая с книгой в руках, приминая их своим брюхом, отчего все страницы были измяты и залиты салом и томатом.

227

Но потом, переключаясь, говорил о Рубенсе, о Волге, о Фешине, о своих девушках до революции, о Петербурге, о Колчаке, которого знал лично, и о многом другом, далеком и от евреев, и от Лубянки. В другое время он был бы обычным барином-интеллигентом, далеким от кровопролития. А так он мстил.

228

Автор скорее всего имеет ввиду фильм А. Зархи (1967).