Николай Гумилев. Полное собрание сочинений в десяти томах. Том пятый. Пьесы 1911–1921

Пьесы 1911–1921

1. Дон-Жуан в Египте

Одноактная пьеса в стихах
Действующие лица

Дон-Жуан.

Лепорелло.

Американец.

Американка, его дочь.

Место действия — внутренность древнего храма на берегу Нила. Время действия — наши дни.

Дон-Жуан

(выходя из глубокой расселины между плит)

Как странно! Где я? Что за бред?

Ага! Я ставлю три червонца,

Что наконец я вижу свет

Земного ласкового солнца.

Но что же делалось с тех пор,

Как я смеялся с донной Анной

И грозный мертвый командор

Мне руку сжал с улыбкой странной?

Да! Мы слетели в глубину,

Как две подстреленные птицы,

И я увидел сатану

Сквозь обагренные зарницы.

Мой командор лежал как пень,

Его схватили, жгли, терзали,

Но ловко я укрылся в тень

И выждал срок в подземной зале.

Когда ж загрезил сатана

С больной усмешкой, с томным взором,

Я подниматься стал со дна

По лестницам и коридорам.

Потел от серного огня,

Дрожал во льдах, и мчались годы,

И духи ада от меня

Бросались в темные проходы.

Ну, добрый старый Дон-Жуан,

Теперь по опыту ты видишь,

Что прав был древний шарлатан,

Сказавший — знай, иди и выйдешь!

(Поворачивается к выходу.)

Теперь на волю! Через вал

Я вижу парус чьей-то лодки;

Я так давно не целовал

Румянца ни одной красотки.

Есть лодка, есть и человек,

А у него сестра, невеста...

Привет, земля, любовных нег

Очаровательное место!

Входит Лепорелло в костюме туриста, за ним Американец и Американка.

Ба, Лепорелло!

Лепорелло

Господин!

Вы здесь? Какая цепь событий!

Как счастлив я...

Дон-Жуан

Ты не один?

Лепорелло

(тихо)

Ах да, пожалуйста, молчите.

Дон-Жуан

Молчать? Зачем?

Лепорелло

(тихо)

Я объясню

Вам всё...

(Обнимая его, громко.)

Ах, друг мой!

Дон-Жуан

Прочь, невежа!

Лепорелло

Ты гонишь?

Дон-Жуан

Ясно, что гоню.

Лепорелло

(Американцу и Американке)

Всё тот же он, манеры те же.

Дон-Жуан

Манеры? Хам!

Лепорелло

(продолжая его обнимать, тихо)

Молчите! О!

Не бейте...

(Громко.)

Ха-ха-ха, не страшно!

(К Американцу и Американке.)

Не изменила жизнь его,

Всё тот же милый, бесшабашный!

Американец

(тихо, Лепорелло)

Но кто он? Как его зовут?

Дон-Жуан

(тихо, ему же)

Скажи, они дружны с тобою?

Американка

(тихо, ему же, указывая на Дон-Жуана)

Как он красив! Зачем он тут?

Лепорелло

(тихо, то тем, то другим)

Сейчас, сейчас, я всё устрою.

(Громко, становясь в позу.)

Я был его секретарем,

Мы с ним скитались по Мадриду

И по Севилье, но потом

Я потерял его из виду.

О праздной молодости дни!

Они бегут, они неверны.

Так гаснут вечером огни

В окне приветливой таверны.

Дон-Жуан

Ну, не для всех.

Лепорелло

(примиряюще)

Да, для меня.

Я стал студентом Саламанки

И позабыл день ото дня

Вино и женские приманки.

Пил воду, ел засохший хлеб,

Спал на соломенном матраце,

Бывало, месяцами слеп

От едкой пыли диссертаций.

Мне повезло не так, как тем,

Каким-нибудь там дон-Жуанам!

Сперва профессором, затем

Я вскоре избран был деканом.

Американец

(почтительно)

Мы знаем, да.

Лепорелло

К студентам строг

И враг беспочвенных утопий,

Я, господа, египтолог,

Известнейший во всей Европе.

Американка

Так говорилось на балах

В Чикаго.

Дон-Жуан

Стоило трудиться!

Лепорелло

И вот, когда я на ногах,

Я наконец могу жениться.

(Представляя Американку.)

Мисс Покэр, грации пример,

Она моя невеста, благо

Вот мистер Покэр, милльонер,

Торговец свиньями в Чикаго.

(Представляя Дон-Жуана.)

Друзья мои, вот Дон-Жуан,

Друг юности моей беспечной,

Он иногда бывает пьян

И малый грубый... но сердечный.

Американец

Что ж, мистер Дон-Жуан, вы нас,

Сойдясь, полюбите наверно...

Скажите мне, который час

На ваших, у меня не верны.

(Указывая на Американку.)

Моя единственная дочь,

Мать умерла, она на воле,

Но с нею я; она точь-в-точь

Моя скончавшаяся Полли.

Теперь уехал я на юг,

Но все не позабыть утраты!

Скажите мне, мой юный друг,

Ужель еще вы не женаты?

Дон-Жуан

(подходя к Американке)

Сеньора!

Американка

(поправляя его)

Мисс.

Дон-Жуан

(настаивая)

Сеньора!

Американка

(по-прежнему)

Мисс!

Я не желаю быть сеньорой!

Дон-Жуан

Сойдемте три ступеньки вниз.

Американка

Вы Дон-Жуан? Ну, тот, который?..

Дон-Жуан

Да, тот, который!

Американка

И с тех пор

Вы в мире первый раз явились?

Дон-Жуан

Да, в первый... старый командор

Вцепился крепко... Вы мне снились.

Американка

Не верю вам.

Дон-Жуан

(мечтательно)

Земля во мгле;

Задумчивое устье Нила,

И я плыву на корабле,

Где вы сидите у ветрила.

Иль чуть заметный свет зари,

Застывший город, звон фонтана,

И вы мне шепчете: — Смотри,

Вот здесь могила дон Жуана.

Лепорелло

(подозрительно)

О чем здесь речь?

Дон-Жуан

О том, что ты

Давно оставил.

Американка

Не мешайте.

Американец

(рассматривая памятник)

Какие странные листы!

Лепорелло подходит к нему.

Американка

(Дон-Жуану)

Как верить вам? Но продолжайте.

Дон-Жуан

Я лгу? Не верите вы мне?

Но знаю я, что ваши плечи —

Я целовал уж их во сне —

Нежны, как восковые свечи.

А эта грудь! Ее хранят

Теперь завистливые ткани,

На ней есть синих жилок ряд

Капризных, милых очертаний.

Поверьте! Мне б хотелось лгать

И быть холодным, быть коварным,

Но только б, только б не страдать

Пред вашим взглядом лучезарным.

Американка

И мне так родственен ваш вид:

Я всё бывала на Моцарте

И любовалась на Мадрид

По старенькой учебной карте.

Американец

(Лепорелло, указывая на саркофаг)

Скажите, мой ученый друг,

Кто здесь положен?

Лепорелло

Сети третий.

(Про себя, глядя на Дон-Жуана и Американку.)

Они ну прямо вон из рук!

Американец

Как вы его назвали?

Лепорелло

Сети.

Американец

Гм, гм!

Лепорелло

(хочет отойти)

Гм, гм! Сейчас.

Американец

Скажите, как

Вы знаете его названье?

Лепорелло

Ах, Боже мой, а этот знак!

Забавно было бы незнанье.

Американец

Да, да, еще бы! Ну, а тот,

На пьедестале с мордой мопса?

Лепорелло

А, это сын луны, бог Тот

И, кажется, времен Хеопса.

Конечно! Сделан лоб горбом,

А темя плоским и покатым.

Таких не делали потом,

Хотя б при Псаметихе пятом.

А вот четвертый Псаметих,

На Сети первого похожий...

А вот еще...

(Отходит с Американцем.)

Дон-Жуан

(Американке)

Он ваш жених?

Американка

Кто?

Дон-Жуан

Лепорелло.

Американка

Ну так что же?

С приданым я, он знаменит

Как самый знающий ученый,

Он никого не удивит,

Причесанный и прирученный.

Пусть для него я молода.

Но сила, юность и отвага

Не посещают никогда

Салонов нашего Чикаго.

Дон-Жуан

Но он лакей, всегда лакей,

В сукне ливрейного кафтана

И в гордой мантии своей,

В пурпурной мантии декана.

Страшась чего-нибудь не знать

Грызясь за почести с другими,

Как пес, он должен защищать

Годами созданное имя.

К природе глух и к жизни слеп,

Моль библиотек позабытых,

Он заключит вас в темный склеп

Крикливых слов и чувств изжитых,

Нет, есть огонь у вас в крови,

Вы перемените причуду...

Американка

Не говорите о любви!

Дон-Жуан

Не говорить? Нет, буду, буду!

Таких, как вы, на свете нет,

Вы — ангел неги и печали...

Американка

Не говорите так, нет, нет.

Пауза.

Ну вот, уж вы и замолчали?

Дон-Жуан

(схватывая ее за руку)

Я вас люблю!

Лепорелло

(Американцу, косясь на Дон-Жуана)

Пройдем сюда.

Я вам скажу про Дон-Жуана;

Мне кажется, на путь труда

Он вступит поздно или рано.

Охотно водится с ним знать,

Как свой он принят в высшем свете.

Ну почему б ему не стать

Адъюнктом в университете?

Но он едва ль не слишком жив,

Чтоб быть в святилище науки.

Так мысль о высшем отложив,

Дадим ему мы дело в руки.

Быть может, пригодится он

Как управляющий в саваннах,

Всегда верхом, вооружен,

В разъездах, в стычках беспрестанных.

Окажется полезен вам

И может сделать положенье.

Ему я это передам

И как прямое предложенье.

Американец бормочет что-то несвязное.

Дон-Жуан

(Американке)

Я вас люблю! Уйдем! Уйдем!

Вы знаете ль, как пахнут розы,

Когда их нюхают вдвоем

И в небесах звенят стрекозы?

Вы знаете ль, как странен луг,

Как призрачен туман молочный,

Когда в него вас вводит друг

Для наслаждений, в час урочный?

Победоносная любовь

Нас коронует без короны

И превращает в пламя кровь

И в песню — лепет исступленный.

Мой конь — удача из удач,

Он белоснежный, величавый,

Когда пускается он вскачь,

То гул копыт зовется славой.

Я был в аду, я сатане

Смотрел в лицо, и вновь я в мире,

И стало только слаще мне,

Мои глаза открылись шире.

И вот теперь я встретил вас,

Единственную во вселенной,

Чтоб стали вы — о сладкий час! —

Моей царицею и пленной.

Я опьянен, я вас люблю,

Так только боги были пьяны,

Как будет сладко кораблю

Нас уносить в иные страны.

Идем, идем!

Американка

Я не хочу!..

Нет, я хочу! О милый, милый!

Дон-Жуан

(обнимая ее)

Тебя я счастью научу

И над твоей умру могилой.

Уходят.

Лепорелло

(оглядываясь)

Но где мисс Покэр, где Жуан?

Американец

Наверное, в соседней зале.

Лепорелло

(хватаясь за голову)

Ах я разиня, ах болван,

Всё прозевал, они бежали.

Американец

Куда?

Лепорелло

Да, верно, на лужок

Иль на тенистую опушку.

Тю-тю! Теперь уж пастушок

Ласкает милую пастушку.

Американец

Да вы с ума сошли!

Лепорелло

Ничуть!

Американец

Идем.

Лепорелло

А шпаги не хотите ль?

Ведь Дон-Жуан не кто-нибудь,

Он сам севильский соблазнитель.

Американец

Но я их видел здесь, минут

Ну пять тому назад, не боле...

(Закрывает лицо руками.)

Когда настанет Страшный Суд,

Что я моей отвечу Полли?

Идем, идем скорей.

Лепорелло

Ей-ей,

Я твердо помню: Лепорелло,

Желаешь — спи, желаешь — пей,

А не в свое не суйся дело.

И был я счастлив, сыт и пьян,

И умирать казалось рано...

О, как хотел бы я, декан,

Опять служить у Дон-Жуана!

2. Обед в Бежецке

Д<митрий> В<ладимирович> К<узьмин>-К<араваев>

Милостивые Государыни и Милостивые Государи!

Я объявляю первый тост

За представительницу дам!

На отсеченье руку дам,

Что выбор прост.

То...

Кнатц

Хорошо он говорит!

Сосед

(соседке)

Позвольте положить?

Соседка

Спасибо.

Д<митрий> В<ладимирович> К<узьмин>-К<араваев>

То... только голос мой дрожит...

Кто-то прожорливый

А говорили, будет рыба.

Д<митрий> В<ладимирович> К<узьмин>-К<араваев>

Она пленительнее всех,

Так важен взгляд, так звонок смех...

Одна из дам

(прихорашиваясь)

Не я ли?

Другая дама

(мило первой)

Едва ли.

Д<митрий> В<ладимирович> К<узьмин>-К<араваев>

Она прекрасна! Перед ней

И роза кажется проста,

Она поет, как соловей,

В тени лаврового куста.

Она глядит, и суждено

Сердцам дрожать, дрожать и ждать,

Она, как сладкое вино,

Дарует людям благодать.

Одна из дам

Да кто ж она? Не мучьте доле!

Д<митрий> В<ладимирович> К<узьмин>-К<араваев>

Мой первый тост: здоровье Оли!

Ура!

Все

Ура! Ура! Ура!

Одна из дам

(с досадой)

Однако к ней судьба добра.

Сосед

(наклоняясь к ней)

А вы другого ждали?

Дама

(холодно)

Как вы сказали?

Кнатц

(в необузданном восторге)

Гип-гип ура! Почтить красу

Я пьяных вишен привезу,

Над роком одержав победу,

В Слепнево сам приеду.

Д<митрий> В<ладимирович> К<узьмин>-К<араваев>

Милостивые Государыни и Милостивые Государи!

Почтив как должно дам прекрасных,

Я предлагаю тост за гласных,

Чтоб от Слепнево до Дубровки

И из Борисково в Слепнево

Дороги всюду были ловки,

Как мною сказанное слово.

Чтоб в мире стало по-иному,

Чтоб было хорошо на свете

И пешему, и верховому,

И всем, сидящим в трундулете!

Ей, Карл, вина!

Карл наполняет бокалы. Все пьют.

3. Игра

Драматическая сцена

Игорный дом в Париже 1813 года.

Действующие лица

Граф, претендент на престол Майорки.

Старый роялист.

Каролина, Берта — девушки легкого поведения.

Толпа играющих.

Граф

Не смейте трогать Каролину,

Сатир проклятый.

Роялист

Ай да граф!

Да вы похожи на картину,

Ахилла позу переняв.

Граф

Молчите! в вас иссякла вера,

И лжив язык, и дух ваш нем,

Вы, друг проклятого Вольтера,

Смеяться рады надо всем.

Не вам любить ее. Вы сгнили,

А я, я верую в мечту...

Роялист

Да, красоту бурбонских лилий

Я выше лилий Бога чту.

Но ваши дерзкие проказы

Не стоят шпаги острия,

Вы нищий, я ей дал алмазы,

Она не ваша, а моя.

Граф

Прелестница из всех прелестниц,

Оставь его, я всё прощу.

Каролина

Но он мне заплатил за месяц,

И платы я не возвращу.

Граф

Ну, значит, нам осталось биться!

Сегодня ж, сударь, на дуэль.

Роялист

Я слишком стар, мой храбрый рыцарь,

И отклоняю ваш картель.

Но вижу, вы склонны к азарту,

И чтоб увидеть, чья возьмет,

Поставим счастие на карту,

Когда позволит банкомет.

Я дам вам ставкой Каролину,

Посмейте молвить, что я скуп,

А вы хотя бы половину

Цены ее прекрасных губ.

Граф

Идет! Я ставлю трон Майорки

И мною собранную рать,

С которой, словно коршун зоркий,

Я царства б мог завоевать.

Как будет странно, страшно, сладко

К столу зеленому припасть

И знать, что эта вот десятка

Мне даст любовь иль вырвет власть.

Каролина

Скажите, вы такой богатый?

Тогда я рада слушать вас...

Граф

Увы, отцовский меч и латы —

Всё, что имею я сейчас.

Роялист

Ага, трудна дорога к раю!

Ну, будет, если вы не трус,

Молчите все, я начинаю.

(Мечет карты.)

Девятка, тройка, двойка, туз.

Берта

О, что ты делаешь, несчастный?

Как исполняешь свой обет?

Роялист

Восьмерка, дама и валет.

Берта

Как рог побед, как вестник чуда

Ты быть обязан... О, позволь

Мне увести тебя отсюда...

Роялист

Король, валет, опять король.

Берта

Бежим скорей, бежим со мною

Туда, где, голову подняв,

Орел кричит привет герою...

Роялист

Десятка ваша бита, граф.

Граф хватается за голову.

Каролина

Я этого не ожидала,

Так проиграть! какой позор!

О чем она ему шептала,

Орел и светоч, что за вздор?

Роялист

Ну полно, юноша, оправьтесь,

Ваш лоб в поту, ваш взор померк

Вы завтра ж будете заправский

В дому нотариуса клерк,

Легко зачесывать височки,

Крестьянам письма сочинять,

Глазеть в окно хозяйской дочки,

Когда она ложится спать,

Писать стихи и на кларнете

Играть — завиднейший удел...

Граф выхватывает пистолет и стреляется.

Берта

А, вот он в огнезарном свете!

4. Актеон

Одноактная пьеса в стихах
Действующие лица

Кадм, царь, строитель Фив.

Эхион, его слуга и друг.

Актеон, сын Кадма.

Агава, жена Эхиона.

Диана.

Крокале, Ранис, Хиале — нимфы Дианы.

Трое юношей, спутники Актеона.

Три пса, преследующие Актеона.

Место действия — долина Гаргафии, покрытая темным кипарисовым лесом. В глубине — пещера аркой. Направо — светлый источник бежит по зеленой лужайке. Наступает вечер.

Входят Кадм и Эхион.

Кадм

Сюда, Эхион, налево! Здесь

Вчера я выломал камень.

Выломал, но не весь.

Он был опутан корнями.

До ночи я не управился — стар!

Холодно было и сыро.

С единорогом лягался кентавр,

Блеяли в чаще сатиры.

А ты всё силен, драконий зуб,

Силен, как прежде, счастливый.

С тобой донесу я упрямый уступ

В наши юные Фивы.

Начинают ворочать камень.

Где же Агава?

Эхион

Жена?

Кадм

Да.

Эхион

Черные руки ломает дриадам.

Кадм

Рубит деревья?

Эхион

Рубит.

Кадм

Для храма?

Эхион

Для храма.

Кадм

(насмешливо)

А храм кому, мой старый дракон?

Эхион

Тебе, господин.

Кадм

(со смехом)

Нет.

Эхион

Ну, так не знаю.

Кадм

Нам не выломать камня.

Эхион

Выломать... с песней.

Кадм

(поет, выворачивая камень)

Отдай мне глыбу, земля! земля!

Я взнесу ее к небу, земля! земля!

И она будет в храме, земля! земля!

Бога чествовать с нами, земля! земля!

Я сказал, ты исполни, слышишь, земля?

Иль испробуешь молний Зевса, земля!

Туша проклятая, кит глухой,

Баба упрямая, ты не хочешь, земля?

Эхион

(поет тотчас вслед за Кадмом)

Белая кровь дракона, черное тело,

Господин приказал приняться за дело.

Зубы дракона, нас было много,

Мы дрались долго, и убито много.

Живые — люди, мертвые — камни,

Мы больше не будем драться.

Земля, помоги мне

Приподнять брата.

Камень поддается; работающие отирают пот и садятся отдыхать; входит Агава.

Агава

Здрасте, мужчины.

Эхион

Здравствуй, жена.

Кадм

Женщина, здравствуй.

Агава

Где же?

Мальчики? Актеон или Пентей?

Кадм

Их нет.

Агава

(насмешливо)

Всё те же.

Значит, на рынке Пентей

Дуракам диктует законы,

Значит, гоняют зверей

В долине псы Актеона.

А вам, старикам, — ничего,

Как только ломать эту гору!

Для вас дороже всего

Еще не построенный город.

Кадм

(с важностью)

Ты, женщина, нас не поймешь.

Агава

Может быть!

Но только и я целый день как в угаре.

(таинственно)

Чтобы мальчикам было где время убить,

Построила я лупанарий.

Актеон

(кричит за сценой)

Сюда, товарищи, за этой чащей

Звучат людские голоса,

Они врываются всё чаще, чаще

В темно-дремучие мои леса.

О, я непрошеным носы отрежу,

Чтоб не распугивали дичь.

Скорей, товарищи, хватай...

(Входя, замечает присутствующих.)

Я брежу.

Отец, простишь мне мой дерзкий клич?

Кадм

(недовольно)

Как, ты, Актеон? Но сегодня тебя я

Поставил следить за прокладкой канала,

А ты всё оставил, медведя гоняя.

Рабов разбежалось, должно быть, немало.

Актеон

(со смущением)

Отец, я виновен.

Кадм

(к нему и к вошедшим юношам)

Ну, полно, к работе!

Болтать будем после мы. Этот камень

На площадь Судилища вы снесете.

(насмешливо)

Даже вашими белыми руками.

Актеон

(подходя к камню)

О, боги, он грязен!

Эхион

Лягушка грязнее!

Актеон

И как он тяжел!

Агава

Мог бы быть тяжелее.

Актеон

(вопросительно)

Отец?

Кадм

Замолчи, он для храма.

Я вижу, как встанет он гордо и прямо.

Актеон

Нет, я его не понесу.

Довольно, лопнуло терпенье.

Я для охоты здесь, в лесу,

Не перетаскивать каменья.

Кадм

(спокойно)

Не хочешь?

Актеон

Нет.

Кадм

(еще спокойнее)

Так будь счастлив,

Как травы, может быть, как звери.

(С внезапной торжественностью.)

Но дух твой не создан по образу Фив,

Семибашенных, белых, будущих Фив,

И к богам тебе заперты двери!

Эхион

(Актеону)

Дитя, я многого не понимаю,

Но слушай, когда говорит господин...

...А я тебе рыжего львенка поймаю

В пещере, которую знаю один.

Агава

(Актеону, с другой стороны)

Скорее, ведь камень совсем не тяжелый,

Его бы, пожалуй, одна я снесла.

Тащи его в город... а город веселый,

Сирийских танцовщиц я там припасла.

Актеон отрицательно качает головой.

Кадм

(резко, Эхиону, указывая на камень)

Берись!

Эхион

(покорно, наклоняясь)

Берусь.

Актеон

Отец, прости,

Мне грустно, что такой ты сирый,

Но руки должен я блюсти

Для лука, девушек и лиры.

И разве надобен богам,

В их радостях разнообразных,

Тобою выстроенный храм

Из плит уродливых и грязных?!

За темной тучею Зевес

Блаженство вечное находит,

И громы, падая с небес,

На небо никогда не всходят.

Золотокудрый Аполлон

Блестит, великолепно-юный,

Но им не плуг изобретен,

А звонко плачущие струны.

А Геба розовая, Пан,

А синеглазая Паллада,

Они не любят наших стран,

И ничего им здесь не надо.

А если надо, то — родник,

Лепечущий темно и странно,

Павлина — Гебе и тростник,

Чтоб флейту вырезать, — для Пана.

Поверь, их знает только тот,

Кто знает лес, лучей отливы,

И бог вовеки не сойдет

В твои безрадостные Фивы.

Кадм, Эхион и Агава с трудом выносят камень.

Первый юноша

Вот здорово!

Второй юноша

Им так и надо.

Третий юноша

Какой ты умный, Актеон!

Так говорить — одна отрада.

Как жаль, что я не обучен.

Актеон

Идите, товарищи, в этот вечер

Мне хочется быть одному.

Мы славно охотились: до новой встречи!

Постойте, я вас обниму.

(обнимает их поочередно)

Первый юноша

Спать завалюсь.

Второй юноша

Напьюсь.

Третий юноша

Вот ловко:

И спать и пить — равно уныло.

(таинственно)

Агава, старая чертовка,

Здесь про танцовщиц говорила.

Актеон

(слегка хмурясь)

Идите же.

Юноши уходят. Актеон один.

Как хорошо вокруг!

Так синевато-бледен теплый воздух,

Так чудно-неожидан каждый звук,

Как будто он рождается на звездах.

Луна стоит безмолвно в вышине,

Исполнена девической тревоги,

И в голубой полощутся волне

Серебряные маленькие ноги.

Я вижу чуть открытый красный рот,

Мученье наше и отраду нашу,

И розовые груди... А живот

Похож на опрокинутую чашу.

Ни облачка... Она совсем одна

И кажется такою беззащитной,

Что отрок пробуждается от сна,

Неопытный еще, но любопытный.

Я лягу здесь, под этот мудрый вяз,

Ведь хоть молчит, но знает он о многом.

Я буду спать, не закрывая глаз,

И, может быть, проснусь наутро богом.

(ложится)

За сценой слышно, как перекликаются серебряные голоса охотящихся девушек.

Голоса охотниц

Аллали,

Аллали,

Кто вдали?

Это лань.

Аллали,

Аллали,

Стрелой повали,

На горло стань.

Аллали,

Аллали,

Псы повели,

Бежит, бежит...

...Теперь лежит,

Аллали,

В пыли.

Входит Диана в костюме охотницы, за нею нимфы.

Крокале

Кто всех усталей?

Ранис

Хиа́ле.

Хиале

(обиженно)

А косы у кого расплелись?

Крокале

(со смехом)

У Рани́с.

Ранис

Ну да, но я первой увидела лань.

Хиале

А я повернула ее у платана.

О, если бы не я, то она...

Крокале

Перестань!

Открыла, настигла, убила Диана.

Диана

(медленно скандируя)

Время нам ноги омыть, расстегните ремни у сандалии,

Сбросьте легкую ткань с ваших измученных плеч.

Девушки начинают раздеваться.

Всех ты искусней, Ранис, распусти мне, пожалуйста, косы.

Простоволосой, как ты, в чистый войду я ручей.

Девушки помогают ей раздеваться и болтают между собой.

Ранис

Я встретила Ио. Бедняжка!

Бежит, а оса над ней.

Крокале

Быть Зевсом любимой — тяжко.

Хиале

(со вздохом)

А Марсом — еще тяжелей.

Ранис

(недоверчиво)

Как, Марс тебя любит?

Хиале

В трущобы

За мной он зашел далеко.

Ранис и Крокале

(с интересом)

Настиг?

Хиале

(скромно)

Нет, конечно.

Крокале

Еще бы,

Сознаться всем нелегко.

В это время Актеон поднимается, протягивает руки к Диане и говорит восторженно, как в бреду.

Актеон

Я знал, что она придет,

Я знал, что я тоже бог,

И мне лишь губ этих мед,

Иного я пить не мог.

И мне снега этих рук,

Алмазы светлых очей,

И мне этот сладкий звук

Ее неспешных речей.

Отец мой не смертный... Мать,

Наверно, любил Зевес,

И сыну решил он дать

Женой усладу небес.

Большие звезды горят.

Земная печаль — как дым.

Я знаю, я стал крылат,

Мой лук, он стал золотым.

Поднимает свой лук, тот ломается и падает с сухим треском.

Актеон смотрит на него с удивлением.

Крокале

Подруги, человек!

Ранис

Скорей,

Стеною станем вкруг богини

И бедной наготой своей

Прикроем вечные святыни.

Крокале

Дерзкий!

Хиале

Я изнемогаю,

От стыда горя...

Кто это?

Ранис

Его я знаю.

Кадма сын, царя.

Диана

Нет, ты ошиблась, Ранис, то не сын благородного Кадма.

Смертный не может зреть светлой моей наготы.

(К Актеону.)

Будь, чем ты должен быть!

Актеон откидывается, и, когда выпрямляется, видно, что у него голова оленя.

Успокойтесь, смотрите, подруги,

Это — добыча стрелы, это — пугливый олень.

Исчезает вместе с нимфами.

Актеон

(один, озирается чутко и неловко)

Кажется, здесь были люди.

А какая вкусная трава,

Какая холодная вода.

Мне хочется здесь пастись.

Но что я говорю?

Я человек, я Актеон...

Нет, я олень, только олень,

Иль это сонные чары?

Появляются странные существа с собачьими головами.

Актеон мечется в ужасе, они набегают на него.

Первый

(вкрадчиво и зловеще)

Ты помнишь пламенные губы?

Перед тобой они, гляди,

Прильни, целуй, кусай их грубо...

Актеон

О, пощади, о, пощади!

Второй

(так же)

Ты помнишь грудь, как плод созрелый?

Перед тобой она, гляди,

Сожми ее рукою смелой...

Актеон

О, пощади, о, пощади!

Третий

(так же)

Ты помнишь ослабевший пояс?

Перед тобою он, гляди.

Сорви его, не беспокоясь...

Актеон

О, пощади, о, пощади!

Все трое

(вместе)

Беги, сок жил твоих отравлен,

Но ты склоняешься, дрожишь,

Ты нашей воле предоставлен

И никуда не убежишь.

Актеон мечется еще немного, потом падает, остальные разбегаются.

Немного погодя входят Эхион и Агава.

Агава

(зовет)

Сыночек, сыночек, иди с нами,

В доме тепло, а здесь сыро.

(Замечает лежащего, наклоняется к нему и отшатывается.)

А сыночек-то в шерсти и с рогами,

Хуже самого последнего сатира.

Занавес

5. Дитя Аллаха

Арабская сказка в трех картинах
Действующие лица

Дервиш.

Пери.

Юноша.

Раб.

Бедуин.

Искандер.

Калиф.

Астролог.

Кади.

Шейх.

Сын Калифа.

Пират.

1-й евнух.

2-й евнух.

Синдбад.

Глашатай.

Гафиз.

Эль-Анка, крылатая девушка.

Ангел смерти.

Единорог.

Три коня.

Верблюды.

Птицы.

Сокол.

Гепарды.

Картина первая

Пустыня. Закат солнца.

Дервиш

(молится)

Благословен Аллах, создавший

Солнцеворот с зимой и летом

И в мраке ночи указавший

Пути планетам и кометам.

Как блещет звездная дорога,

Где для проворного Стрельца

Он выпускает Козерога,

Овна и тучного Тельца!

Велик Аллах, создавший сушу

И океан вокруг создавший,

Мою колеблемую душу

Соблазнами не искушавший.

Я стар, я беден, я незнатен,

Но я люблю тебя, Аллах,

И мне не виден, мне невнятен

Мир, утопающий в грехах.

Пери

(входит)

Ты — дервиш, первый в нашей вере?

Ты сыплешь мудрость, как цветы?

Дервиш

А ты кто, девушка?

Пери

Я — пери.

Дервиш

Небесная, откуда ты?

Пери

Я, пролетая лётом птицы

За самой дальней из планет,

Нашла подкову кобылицы,

Которой правил Магомет.

Дервиш

Стопы твои за то целую!

Да будет жизнь твоя светла!

Пери

Я ту подкову золотую

Аллаху верно отнесла

И так сказала: «Я упрямо,

Творец, молю у ног Твоих —

Пусти меня к сынам Адама,

Стать милой лучшего из них».

И сделал Он меня свободной,

Но, чтобы не ошиблась я,

Дана звездою путеводной

Мне мудрость дивная твоя.

Все семь небес и все четыре

Стихии ведомы тебе:

Скажи, кто первый в этом мире,

Да вверюсь я его судьбе.

Дервиш

Дитя мое, молю, не требуй

Уроков мудрости моей:

Я предался душою небу,

Бегу мятущихся людей.

Но я тебе, ребенку Бога, —

Да славится Его лицо! —

Дам белого единорога

И Соломоново кольцо.

Они — плоды моих молений,

Я в новолунье их достал

Ценою многих искушений,

Смотря в магический кристалл.

Покорный только чистой деве

И сам небесной чистоты,

Единорог ужасен в гневе

Для недостойных красоты.

Кольцо с молитвою Господней

На палец милому надень,

И если слаб он, в преисподней

Еще одна заплачет тень.

Теперь прощай, но знай — повсюду

Я счастья твоего кузнец.

Пери

Твоих щедрот я не забуду,

Благодарю тебя, отец.

Дервиш передает единорога и кольцо, сам удаляется; проходят верблюды, на одном сидит юноша, рядом идет раб.

Юноша

Как я пустыню ненавижу,

Пески, миражи и бурьян!

Раб

Ты видишь девушку?

Юноша

Я вижу,

Остановите караван.

Скорей несите винограду,

Щербет и фиников в меду!

О, девушка, я шел к Багдаду

И, видишь, больше не иду.

Пери

Ты — лучший из сынов Адама?

Юноша

О да, для неги и любви.

Взгляни на взор, смотрящий прямо,

На губы красные мои.

Пери

Ты царь?

Юноша

Для девушек.

Пери

Ты воин?

Юноша

Когда сражаюсь с бурдюком.

Пери

Певец, быть может?

Юноша

Я достоин,

Клянусь, назваться и певцом.

Ведь лютня дочери эмира,

Свирель пастушки молодой,

Гречанки золотая лира

Звучат, взволнованные мной.

От Басры до Бени-Алема,

Поверь, ты не найдешь гарема,

Где не вздыхали бы с тоскою

О ночи сладостной со мною.

Я знаю головокруженье,

Какое дарит наслажденье

Между собой переплетенным

И очарованным влюбленным.

И знаю я слова нежнее,

Чем ветер в розовой аллее,

Слова нежданней и чудесней

Ручья и соловьиной песни.

Твои беспомощные руки,

Пугливые, как серна, очи,

Я знаю, ищут сладкой муки,

Хотят безмолвия и ночи.

Раб

Прикажешь приготовить ложе?

Пери

Любовь, так вот она любовь!

Юноша

Ответь мне, милая, ну, что же?

(Рабу.)

Дурак, конечно приготовь!

Пери

Как в сердце усмирить тревогу?

Мне кажется, что я люблю...

Я белому единорогу

Передаю судьбу мою.

Единорог убивает юношу.

Юноша

(умирая)

Жестокая, я умираю!

И странный звон, и всё в огне...

Уйди, тебя я проклинаю!

Леила нежная, ко мне...

Пери

Что стало с ним? Недвижно тело,

Глаза погасли, кровь течет...

Ах, этого ли я хотела?

Я думала ль, что он умрет?

Раб уносит труп; появляется бедуин на коне.

Бедуин

Я слышал запах свежей крови,

И я погнал сюда коня.

О, нет судьбы моей суровей!

Сражались здесь — и без меня.

Где бой был, девушка?

Пери

Ты воин?

Бедуин

Война — единый мой закон.

Пери

(про себя)

Быть может, он меня достоин:

Он горд, отважен и силен.

Бедуин

Не ты ль была добычей боя?

О, если так, то ты моя!

По праву первого героя

Тобой владею ныне я.

Пери

Ты с девой грубым быть не можешь,

И честным брак да будет наш.

Какой ты выкуп мне предложишь,

Какой подарок брачный дашь?

Бедуин

Дам славу. Слаще жизни слава

На многолюдных площадях,

Когда проходишь величаво

И все склоняются во прах.

Иль в бездне аравийской ночи,

Когда раздастся львиный рев,

И ты на льва поднимешь очи,

И очи вдруг опустит лев.

Я словно царь! Где захочу я,

Там и раскину свой шатер,

В садах эмировых ночуя

И на вершинах диких гор.

Ко мне приходят бедуины,

Бойцы, какими горд Багдад,

Ужасные приходят джинны...

И меч мой пьет, и меч мой рад.

Пери

А если вдруг архангел Божий

За мной иль за тобой придет,

Как защитишься ты?

Бедуин

Он тоже

Окровавленный упадет.

Появляется Искандер.

Искандер

Хвастливый воин попугаю

Подобен. Я сильнее был,

А больше глаз не поднимаю,

И это сделал Азраил.

Пери

Мне страшно.

Бедуин

Кто ты, тень?

Искандер

Искандер

Меня зовет твоя страна,

Но ведают об Александре

И западные племена.

Дана мне тихая могила

И горестное торжество,

Но смертный сон мой возмутило

Твое пустое хвастовство.

Иди, смотри, как убивают

Ничтожных древние бойцы.

Бедуин

Я посмотрю, как умирают

Второю смертью мертвецы.

Бьются. Бедуин падает.

Пери

Ты — первый в мире?

Искандер

Данник мрака,

Последний я, как он теперь.

В грязи живущая собака

Нас двух достойнее, поверь.

Уходит, унося труп.

Пери

Он только что был солнцем страсти,

И вот его уносят тело...

Ужели вестницей несчастий

Я в этот странный мир слетела?..

Появляется охота: пролетают сокола, пробегают гепарды, выезжают калиф и астролог.

Калиф

Не ты ли — лебедь, за которой

Мои помчались сокола,

И не тебя ль гепардов свора,

Как серну, бешено гнала?

Нет, ты прекрасней серн проворных

И величавей лебедей

Под мягкими волнами черных,

Разбросанных твоих кудрей.

Астролог

Мне благосклонная планета,

О пери, сан открыла твой.

Но встань: потомок Магомета,

Калиф, беседует с тобой.

Пери

Ты — первый в мире?

Калиф

Цвет рубина,

Не первым быть бы я не мог:

Ведь тем, кто лучше господина,

Приносят шелковый шнурок.

Астролог

Созвездья утверждают явно,

Что солнце мира — наш калиф.

Калиф

Мой добрый астролог исправно

Мне льстит, подарок получив.

Но правда, блеск моей печати

Дарует смерть и торжество.

Таких богатств, красавиц, рати,

Я знаю, нет ни у кого.

А ты подобна изумруду,

И я люблю тебя одну,

Дочь дяди моего забуду,

Диван, охоту и войну.

Мы будем слушать ветер горный

С высоких каменных террас,

Смотреть на город, нам покорный,

На мир, живущий ради нас.

Пери

Не надо больше испытаний!

Калифа я не погублю.

Калиф

Что говоришь ты, дочь желаний?

Пери

Я повинуюсь и люблю.

Появляется единорог.

Астролог

О звезды, я боюсь!

Калиф

Что это?

Пери

Уйди, ужасный зверь, не тронь!

Единорог склоняется перед конем калифа.

Астролог

От кобылицы Магомета

Калифа происходит конь.

Калиф

Дай губы, милая! Как розы

Шираза, твой пылает рот.

Дай руки белые, как козы

Памирских снеговых высот.

Но что? Сапфир огромный, цельный

Сияет, вправленный в кольцо...

Пери

Молчи! Кольцо мое смертельно!

Не смей смотреть, закрой лицо!

Мне дервиш дал его сегодня,

Промолвив: «Милому надень,

И если слаб он, в преисподней

Еще одна заплачет тень».

Калиф

Надень кольцо мне.

Пери

Умоляю,

Что будет, если ты умрешь?

Астролог

Планеты...

Калиф

Я повелеваю!

Пери

Старик, быть может, молвил ложь...

(Передает кольцо калифу; тот падает.)

И он, и он — во тьме безмерной...

Нет, встань, ты должен, я хочу...

Астролог

Я от наследника наверно

Подарок новый получу.

(Уносит труп.)

Пери

Я в этот мир сошла для плена

Сладчайшего любви земной,

А смерть, как злобная гиена,

Повсюду крадется за мной.

Надежда, мысль о наслажденье —

Всё обмануло, всё ушло...

О, только б заслужить прощенье

Мне за содеянное зло,

Чтоб, возвратясь в сады Аллаха,

Не говорить, краснея, ложь...

Дервиш

(входя)

Вставай, иди за мной без страха,

Ты всё поймешь и всё найдешь.

Картина вторая

Улица Багдада. На заднем плане терраса дворца.

Входят пери и дервиш.

Пери

Устала я. Вожатый строгий,

Не это ли конец пути?

Мои израненные ноги

Не в силах далее идти.

Дервиш

Ты пожелала искупленья,

Перед грехом своим дрожа,

И каждое твое веленье

Твой раб исполнит, госпожа.

О бедная, тебя я выдам

Твоим безжалостным врагам,

Их оскорбленьям, их обидам,

На муку горькую и срам.

Проходят старуха и кади.

Старуха

Привет тебе, мой добрый кади.

Кади

Привет ответный.

Старуха

Говорят,

Что скоро будет здесь, в Багдаде,

Великолепнейший Синдбад;

С ним двести золоченых барок,

Каких еще не видел мир.

Кади

Он, верно, кади даст подарок!

Старуха

А я пойду к нему на пир.

Дервиш

(старухе)

О, госпожа моя, слетела

Печаль на блеск твоих седин,

Как птица хищная.

Старуха

В чем дело?

Дервиш

Твой нежный, твой прекрасный сын...

Старуха

Его нашли в чужом гареме,

Побили? Как довольна я!

Он издевался надо всеми...

Дервиш

Он умер, госпожа моя.

Старуха

Ты шутишь, дервиш, я не верю!

Дервиш

Он шел к Багдаду и в пути

Пустынному попался зверю...

Никто не мог его спасти.

Старуха

А караван?

Дервиш

Его умелый

Слуга до города довел.

Старуха

И все верблюды целы?

Дервиш

Целы.

Старуха

Ну, слава... Нет! О, бездна зол!

Мой сын, он так любил фисташки

И франкских молодых рабынь!

Ты не привез его рубашки,

Пучка травы из тех пустынь?

Кади

Не плачь так громко, Бога ради,

Подумай, караван твой цел,

И ты цела.

Старуха

О добрый кади,

Ты мудрость взял себе в удел.

Но как я буду одинокой

В расцвете сорока трех лет?

Мой муж — больной и кривобокий,

И стар, как время, наш сосед.

У одного видны все ребра,

Другой мешка с овсом тучней...

Когда не ты, мой кади добрый,

То я останусь без детей.

Ты крепок, как орешек твердый...

Кади

(отступая)

О нет! Я много перенес.

Старуха

Как роза, пышет нос твой гордый...

Кади

(отступая)

Мой нос — обыкновенный нос.

Старуха

Я хороша?

Кади

(отступая)

Была когда-то.

Старуха

И взор мой светится.

Кади

(отступая)

Бог с ним!

Старуха

О кади, кади, я богата...

Кади

(останавливается)

Мы после переговорим.

Дервиш

О мертвом вспомни, дочь позора!

Святая месть зовет теперь.

(Указывая на пери.)

Ты видишь девушку, которой

Повиновался дикий зверь.

Старуха

Как, и она теперь в Багдаде

И не боится никого?

Хватай ее, мой добрый кади,

Убийцу сына моего!

Кади

Страшна злодейке будет кара,

Клянусь моею бородой:

Пятьсот три палочных удара,

(В сторону.)

А перед казнью ночь со мной.

Появляется шейх.

Дервиш

Почтенный шейх, откинь суровость,

Склони ко мне твой важный взгляд!

Печальную ты знаешь новость

О том, как твой скончался брат?

Шейх

Что говоришь ты, вестник горя?

Мой брат, могучий бедуин...

Дервиш

Его зарезал, с ним заспоря,

Какой-то странный паладин.

Шейх

Пускай его проказа сгложет!

Нет, я сперва его убью...

Дервиш

Почтенный шейх, никто не может

С ним, сильным, справиться в бою

Шейх

Ответь, я вне себя от гнева,

Чьего он рода, кто такой?

Дервиш

Его рукой владела дева,

Стоящая перед тобой.

Шейх

О месть! О кровь! О духи ночи!

Я разъяренный лев, я слон!

Но что? Мои не видят очи,

Я черным гневом ослеплен...

Дервиш

Вон там. Ее уводит кади.

Шейх

Пусти, собака!

А, нет! Отмщенье только мне!

Кади

Мы в Багдаде,

А не в разбойничьей стране.

Шейх

Я — шейх пустыни и не смею

С тобою, с жирным, говорить!

(Бьет его.)

Кади и старуха убегают.

Но что я буду делать с нею?

Я не могу ее убить.

На шею девушек прекрасных

Не опускаются мечи.

Дервиш

Почтенный шейх, оплот несчастных,

Позволь сказать мне...

Шейх

Замолчи!

Ты, девушка... Молчит... И ясно,

И нежно смотрит, как любовь...

Ответь!.. Нема... Она прекрасна,

Но между нами встала кровь.

Я и люблю, и ненавижу,

И замираю от стыда.

Дервиш

О, господин мой!

Появляется пират.

Шейх

Что я вижу?

Пират Али! Спеши сюда!

Привет тебе, товарищ старый,

Купи невольницу мою.

Пират

Полны невольниц все базары,

Но сто червонцев я даю.

Шейх

Четыреста. Она из рода

Высокого, наверняка.

Пират

Ах, мало ценится порода

Рабыни или бедняка.

Я не Синдбад, отец богатства,

Что возвращается сюда,

Я беден.

Шейх

Ну, во имя братства,

Бери за триста.

Пират

Двести, да.

Шейх

О, блеск грудей молочно-белых

О, тяжесть бедер молодых!

Пират

На итальянских каравеллах

Я находил и не таких.

Шейх

Но там ты дрался.

Пират

Что мне драка?

Так, удовольствие одно,

Зато всё даром.

Шейх

Духи мрака!

Бери за двести, всё равно.

Сын калифа появляется на террасе.

Дервиш

О повелитель правоверных,

Я падаю к твоим ногам.

Сын калифа

Да ты святой не из примерных,

Коль странствуешь по городам.

Дервиш

О, горе!

Сын калифа

Где? Скажи мне прямо!

Мука на рынке дорога?

Иль городскому каймакаму

Друзья наставили рога?

Дервиш

Ты шутишь, светлый!

Сын калифа

Иль жениться

На склоне лет задумал ты

И не найдешь нигде девицы

Тебя достойной красоты?

Дервиш

Калиф, отец твой...

Сын калифа

Знаю, знаю!

Я роздал треть моей казны

За эту весть.

Дервиш

Я продолжаю,

Внимать и сильные должны.

Сын калифа

Как алчны эти астрологи,

Шуты, монахи, мудрецы!

Чревовещатели и йоги —

Такие скучные глупцы!

Дервиш

Убийца кто?

Сын калифа

Не всё равно ли?

Кольцо.

Дервиш

Как речь твоя грешна!

Кольцо — пособник и не боле,

Кольцом владела вот она.

Сын калифа

С ней важный шейх, моряк почтенный,

Она — их, кажется, раба.

Ты палок хочешь, о смиренный,

Или позорного столба?

Дервиш

Ее готов продать пирату

Разбойник старый, бедуин,

А власть и право на расплату,

Калиф, имеешь ты один.

Сын калифа

Ну, хорошо, я рассердился.

Хотя в Багдаде говорят,

Я гневен, что не возвратился

До этих пор мой друг, Синдбад.

Эй, кто там! Евнухи! Бегите,

Ведите девушку сюда,

Кто с ней, тех на кол, да смотрите

Вы ей не сделайте вреда.

Два евнуха сбегают с террасы.

Пират

Как, стража? Я на днях фелуку

Разбил у этого дворца.

Бежим скорей!

Шейх

Товарищ, руку!

И я вчера убил купца.

Убегают.

Стража уводит пери.

Дервиш

Как я приду к небесной двери

И что скажу Царю Высот,

Когда мне вверенная пери

Позорной смертию умрет?

(К сыну калифа.)

Скажи, что сделаешь ты с нею,

Не слишком будешь ли суров?

Сын калифа

Дам ожерелье ей на шею

Из розоватых жемчугов.

Дам камень, вынесенный грифом

С алмазных россыпей луны.

Из-за нее я стал калифом

И господином всей страны.

Дервиш

Как добр ты!

Сын калифа

Но, в пример народу,

Мой суд и благ и справедлив:

Ее тотчас же бросят в воду,

И будет отомщен калиф.

Скрывается.

Появляется Синдбад.

Синдбад

Уж год, как, родину покинув,

Я с песней обошел моря,

И полон мой корабль рубинов,

Даров цейлонского царя.

Я был вельможею Непала,

Убил морского старика,

И Птицу Рок во тьме поймала

Искусная моя рука.

Я торговал за облаками

И в океанской глубине,

Где люди с рыбьими хвостами,

Как божеству, молились мне.

Далеко за полярным кругом,

В пещере джиннов ледяной

Проклятый Эблис был мне другом,

А джиннша страшная — женой.

О, камни белого Багдада!

О, сладкий запах чеснока!

Смеются губы, сердце радо,

Для всех щедра моя рука.

Евнухи выводят пери; появляется глашатай.

Глашатай

Привет вам, граждане Багдада,

Синдбад вернулся наконец!

Идите все на пир Синдбада

Во вновь отстроенный дворец!

(Уходит.)

1-й евнух

Брось девушку, идем, приятель!

2-й евнух

Боюсь калифа, не пойду!

1-й евнух

А птичьи головы в томате,

А бадиджаны, рис в меду!

(Убегает.)

Пробегают кади и старуха.

Кади

Он мечет пригоршни рубинов

В толпящийся кругом народ.

Старуха

С тобой привез он исполинов,

Один особенно урод.

Пробегают; появляются шейх и пират.

Пират

Идти к Синдбаду! Что он мелет?

А стража, судьи!

Шейх

Всё равно!

Скорей! Там всех рабынь поделят

И выпьют лучшее вино.

Уходят.

Появляются сын калифа и астролог.

Сын калифа

К Синдбаду! Ах, с его рассказом

Сравнится ль болтовня твоя?

Астролог

Я просветлю вином мой разум.

Проходят.

2-й евнух

Пожалуй, побегу и я.

(Убегает.)

Дервиш

Они забыли отомщенье,

Непостоянны и во зле.

Скажи, какое искупленье

Найдешь ты, пери, на земле?

Пери

Печаль земная быстротечна

И улетает, словно дым,

Но мертвецы томятся вечно

Под тяжким сводом гробовым.

Картина третья

Сад Гафиза. Утро. Купы роз и жасминов. Большие птицы.

Гафиз

Великий Хизр, отец садов,

В одеждах, как листва, зеленых,

Хранитель звонких родников,

Цветов и трав на пестрых склонах,

На мутно-белых небесах

Раскинул огненную ризу...

Вот солнце! И судил Аллах

О солнце ликовать Гафизу.

Сюда, Коралловая Сеть,

Цветок Граната, Блеск Зарницы,

Дух Мускуса, я буду петь,

А вы мне отвечайте, птицы.

(Поет.)

Фазанокрылый знойный шар

Зажег пожар в небесных долах.

Птицы

Мудрец живет в тени чинар,

Лаская отроков веселых.

Гафиз

Зажег пожар в небесных долах

Царь пурпурный и золотой.

Птицы

Лаская отроков веселых,

Мудрец подъемлет кубок свой.

Гафиз

Царь пурпурный и золотой

Описан в чашечках тюльпанов.

Птицы

Мудрец подъемлет кубок свой,

Ответный слыша звон стаканов.

Гафиз

Описан в чашечках тюльпанов

Его надир, его зенит.

Птицы

Ответный слыша звон стаканов,

Мудрец поет и говорит.

Гафиз

Его надир, его зенит

Собой граничит воздух тонкий.

Птицы

Мудрец поет и говорит,

Смеется, внемлет лютне звонкой.

Гафиз

Собой граничит воздух тонкий,

Сгорает солнце-серафим.

Птицы

Смеется, внемлет лютне звонкой,

Нагая дева перед ним.

Гафиз

Сгорает солнце-серафим

Для верного, для иноверца.

Птицы

Нагая дева перед ним,

Его обрадовано сердце.

Гафиз

Для верного, для иноверца

Шумит спасительный пожар.

Птицы

Его обрадовано сердце,

Фазанокрылый знойный шар.

Входят пери и дервиш.

Пери

Не это ль рай для чистых душ,

Заветные Господни кущи?

Кто этот величавый муж,

Так изумительно поющий?

Как кудри черные сплелись

С гирляндой роз багрово-красных!

Дервиш

Пчела Шираза, князь Гафиз,

Наставник юных и прекрасных.

Пери

О дервиш, убежим скорей,

К чему мне радость этой встречи,

Когда я бремя трех смертей

На слабые взвалила плечи

И три ужасные лица

Мне усмехаются из гроба?

Дервиш

Аллах — защитник пришлеца.

Гафиз

(оборачивается)

Входите и садитесь оба.

Ты плачешь, девушка? О чем?

В саду Гафиза слез не надо,

И ты озарена лучом,

Как розы и жасмины сада.

Я тоже дервиш, но давно

Я изменил свое служенье:

Мои дары Творцу — вино,

Молитвы — песнь о наслажденье.

Дервиш

О Сердце Веры, князь Гафиз,

Ты видишь пери пред собою

Она сошла из рая вниз,

Стать лучшего из нас женою.

И трое сильных, молодых

Из-за нее лежат в могиле.

Раскаянье и скорбь за них.

Ей в сердце когти запустили.

Я твердо знаю, что помочь

Лишь ты, Язык Чудес, ей можешь.

Пускай меня покроет ночь,

Когда и ты ей не поможешь.

Гафиз

Кого же первым увела

Смерть в переходы лабиринта?

Пери

Красавца с голосом орла,

С лицом нежнее гиацинта.

Гафиз

(читает заклинание)

Крыло лучей, в стекло ночей

Ударь, ударь, стекло, разбейся!

Алмазный свет, сапфирный свет

И свет рубиновый, развейся!

Я фениксом, я птицей Рок,

Я алконостом вещим кличу:

Отдай мне юношу-цветок,

О ночь, отдай свою добычу!

Появляется юноша с крылатой девушкой Эль-Анка.

Юноша

Никто не разлучит нас двух,

Эль-Анка, дева-совершенство!

(К Гафизу.)

Напрасно ты мой вырвал дух

Из белоснежных рук блаженства.

Гафиз

Блаженство мыслимо ль в ночи?

Юноша

Такие там пылают светы,

Колеса пламени, лучи,

Каких не ведают поэты.

Гафиз

Быть может, ты теперь в раю?

Юноша

Не счесть обителей Господних,

И душу радуют мою

Восторги дальних преисподних.

Гафиз

(указывая на пери)

Скажи, о ней жалеешь ты?

Юноша

Могу ль тебе я не дивиться?

Ведь не сравнятся и цветы

С моею новою царицей.

Эль-Анка, девушка глубин,

Пускай увидят чужестранцы

В лучах сверкающий рубин,

Твои пленительные танцы.

Эль-Анка танцует.

Пери

Меня прощаешь ты?

Юноша

За что?

За то, что мир мой дивно светел?

За то, что из земных никто

Такую девушку не встретил?

Одна есть просьба у меня:

Проси умильно и приятно,

Чтоб в область белого огня

Гафиз пустил меня обратно.

Пери

Пусти его.

Гафиз

Иди.

Юноша и Эль-Анка уходят.

Один,

Сама ты видела, доволен.

Пери

Увы! Свирепый бедуин

В аду и мукой ада болен.

Гафиз

(читает заклинание)

Пади расплавленным свинцом,

Моя отточенная воля,

В страну, забытую Творцом,

На льдистое ночное поле!

Пройди его, иди туда,

Где опрокинулась долина,

Иди и приведи сюда

Неистового бедуина!

Появляется бедуин.

Бедуин

Мне душно, обессилен я

Напором воздуха земного,

Закон иного бытия

Волшебное разбило слово.

Гафиз

Откуда ты, о страх теней?

Бедуин

Я в черной пропасти блуждаю,

Рогатых львов, крылатых змей,

Орлов железных поражаю.

Они спускаются с высот,

Необычайны и ужасны.

И кровь зеленая течет,

Она пьянее крови красной.

Гафиз

Скажи, печальны мертвецы?

Земную радость любит всякий.

Бедуин

И яростней меня бойцы

Скитаются в том страшном мраке.

Я зрел хромца Тимура там,

Немврода в шкуре леопарда,

Масрура, равного царям,

И Сердце Львиное, Ричарда.

Как рок я выбрал бы иной?

Нет, мне мила моя обитель,

И сам Искандер там со мной,

Мой господин и победитель.

Пери

А я? Скажи, что делать мне?

Как исцелиться от печали?

Бедуин

Живи, чтобы во всей стране

О подвигах моих узнали.

Прекрасна жизнь моя была,

А смерть светла и величава,

Чтобы моя везде прошла,

Как знамена Омара, слава.

(Скрывается.)

Гафиз

Ты видишь, и второй счастлив,

Он не расстанется с могилой.

Пери

А третий, благостный калиф,

Лишенный царства с жизнью милой?

Гафиз

(читает заклинание)

Живое слово, устремись

Туда, где зарожденье слова,

Ни внутрь, ни вглубь, ни вширь, а ввысь

Ты, сила старая, за новой!

Как молния летит на кедр,

Как гриф бросается на грифа,

Пускай из звездно-синих недр

Сойдет на землю дух калифа!

Появляется ангел.

Как! Ангел смерти!

Пери

Брат святой!

Гафиз

Земля, простись с твоим поэтом!

Ангел

Я прихожу не за тобой,

Я — вестник, посланный с ответом.

Ты дух калифа вызвать мнил;

Его ничто не беспокоит,

Источник райский Эльзебил

Забвеньем мира сердце поит.

Он отдыхает на луне,

Вдыхает звезд благоуханье,

Над ним в слепящей вышине

Немолчны клики и бряцанья.

Неслыханное торжество

Вкушает в небе дух-скиталец,

Аллах поставил на него

Своей ноги четвертый палец.

О нет, он не придет на зов,

Его он даже не услышит.

Я рек. Собранье мудрецов

Пускай слова мои запишет.

Сестра, облекшаяся в плоть,

Их распевать заставь поэта,

Чтоб знали люди, как Господь

Взыскал потомка Магомета.

(Скрывается.)

Пери

Как кров приветный кипарис

Дарует птице перелетной,

Так и меня, о князь Гафиз,

Ты снова сделал беззаботной.

Ты петь меня научишь. Пусть

Я новые узнаю песни!

Пленительно взывает грусть,

Но радость говорит чудесней.

Гафиз

Глазами, полными огня,

Я в сердце сладостно ужален.

О пери, пожалей меня,

Я счастлив был, а стал печален.

(Поет.)

Твои глаза, как два агата, пери!

Твои уста красней граната, пери!

Прекрасней нет от древнего Китая

До западного калифата пери.

Я первый в мире, и в садах Эдема

Меня любила ты когда-то, пери.

Но ты бледна, молчишь, не смотришь, разве

Любовью больше не богата пери?

За мудрость, за стихи его, Гафизу

Ужель дана не будет плата — пери?

Блаженство с нею всех блаженств желанней,

И горше всех утрат утрата пери.

Но я не дерзкий нищий, я влюбленный,

Что скажешь, то исполню свято, пери.

Пери

(поет)

Зачем печально так поет Гафиз?

Иль даром мудрецом слывет Гафиз?

Какую девушку не опьянит

Твоих речей сладчайший мед, Гафиз?

Бледна ли я? И ангелы бледны,

Когда по струнам лютни бьет Гафиз.

Молчу? Молчат смущенные уста,

А сердце громче бурных вод, Гафиз.

Я не смотрю? Но солнце ли слепит,

Как тайн язык, чудес оплот, Гафиз?

Средь райских радостей, средь мук земли

Я знала — этот час придет, Гафиз.

Перед тобой стоит твоя раба,

Веди ее под твой намет, Гафиз.

Дервиш

Постой, перед моим Творцом

Я нерадивым не предстану,

Единорогом и кольцом

Тебя испытывать я стану.

Тогда лишь я увижу сам,

Что ни единый не сравнится

С тобой...

Гафиз

Какой ужасный гам

Вдруг подняли смешные птицы!

Подлетает птица.

Ты что, Гранатовый Цветок?

Птица

Гафиз, в Аллахе просиявший,

Вернулся твой единорог,

Три дня тому назад пропавший.

И он вступает на крыльцо,

Неся на золоченом роге

То Соломоново кольцо,

Что ты хранил в своем чертоге.

Гафиз

Я рад, я всё о нем скучал.

Пусть не боится он расплаты.

К тому же он кольцо достал,

Потерянное мной когда-то.

Но тише, будут торжества!

(К дервишу.)

Ты говорил об испытанье,

Отец?

Дервиш

Забудь мои слова.

Целую след твой на прощанье.

(Уходит.)

Гафиз

(к пери)

Ты словно слиток золотой,

Расплавленный в шумящих горнах,

И грудь под легкой пеленой

Свежее пены речек горных.

Твои глаза блестят, губя,

Твое дыханье слаще нарда...

Пери

Ты телу, ждущему тебя,

Страшнее льва и леопарда.

Для бледных губ ужасен ты,

Ты весь, как меч, разящий с силой,

Ты пламя, жгущее цветы,

И ты возьмешь меня, о милый!

Занавес

6. Гондла

Драматическая поэма в четырех действиях
Действующие лица

Старый конунг, один из исландских властителей.

Снорре, Груббе — его ярлы.

Лаге, сын Гер-Педера, Ахти — молодые исландцы.

Гондла, ирландский королевич на воспитании у конунга.

Лера, она же Лаик, знатная исландская девушка.

Вождь ирландского отряда.

Ирландские воины.

Рабы.

Действие происходит в Исландии в IX веке.

Вместо предисловия

I

В Исландии, на этом далеком северном острове, принадлежащем скорее Новому, чем Старому Свету, столкнулись в IX веке две оригинальные, нам одинаково чуждые культуры — норманнская и кельтская. Там, почти под Северным Полярным кругом, встретились скандинавские воины-викинги и ирландские монахи-отшельники, одни вооруженные мечом и боевым топором, другие — монашеским посохом и священною книгою. Эта случайная встреча предопределила, казалось, всю дальнейшую историю острова: историю духовной борьбы меча с Евангелием, которое переродило могучих морских королей IX века в мирных собирателей гагачьего пуха, рыболовов и пастухов наших дней.

С. Н. Сыромятников

II

Первобытный германец возмущает нас своею беспредметной грубостью, этой любовью ко злу, которая делает его умным и сильным только для ненависти и вреда. Богатырь кельтский, напротив, в своих странных уклонениях всегда руководился привычками благоволения и живого сочувствия к слабым. Это чувство — одно из самых глубоких у народов кельтских: они имели жалость даже к самому Иуде...

Ренан

Действие первое

Широкий полутемный коридор рядом с пиршественной залой; несколько окон и дверь в спальню Леры. Поздно.

Сцена первая

Конунг, Снорре, Груббе, Лаге, Ахти выходят из пиршественной залы.

Конунг

Выпит досуха кубок венчальный,

Съеден дочиста свадебный бык,

Отчего ж вы сидели печальны

На торжественном пире владык?

Снорре, Груббе, полярные волки,

Лаге, Ахти, волчата мои,

Что за странные слышал я толки

Пред лицом венценосной любви?

Вы шептались о клятве, о мести,

О короне с чужой головы,

О Гер-Педере... даже к невесте

Подходили угрюмыми вы.

Лаге

У невесты мерцающий взгляд

Был так горько порой затуманен...

Ахти

Что ж! Жених некрасив и горбат

И к тому же еще христианин.

Груббе

Не такого бы ей жениха

Мы средь юношей наших сыскали..

Снорре

Пусть покорна она и тиха,

Но печальнее мы не видали.

Конунг

Вы не любите Гондлы, я знаю,

Может быть, даже сам не люблю,

Но не Гондле я Леру вручаю,

А Ирландии всей королю.

С каждым годом становится туже

Крепкий узел, сжимающий нас,

Слишком злобны норвежские мужи,

У шотландца завистливый глаз.

Даже скрелинги, псы, а не волки,

Нападая ночною порой,

Истребили за морем поселки,

Обретенные некогда мной.

Над своими нас манит победа,

Каждый род ополчился на род,

Нападает сосед на соседа,

Брат на брата с дубиной идет.

Над Исландией тучи нависли,

И она бы погибла, но я

Небывалое дело замыслил —

Дать свободной стране короля.

Там, в Ирландии, жены, как луны,

Мужи ясны, в единстве святом,

Ибо скальдов певучие струны

Не нахвалятся их королем.

Осмотрительно, мудро и тонко

Я давал наставленья послам,

Чтоб оттуда достать лебеденка

Благородного выводка нам.

И Гер-Педер, моряк именитый,

На холодный исландский утес

Из Ирландии, лавром увитой,

Королевского сына привез.

Гондла вырос, и ныне венчают

Гондлу с Лерой Спаситель и Тор,

Это волки союз заключают

С лебедями спокойных озер.

Две страны под единой державой,

Два могучих орлиных крыла,

Устремятся за громкою славой

Непреклонною волей орла.

Груббе

Только кровь в нем, о конунг, не наша,

Слаб в бою он и в играх ленив...

Снорре

Но Ирландия — полная чаша

Виноградников, пастбищ и нив.

Конунг уходит.

Сцена вторая

Снорре, Груббе, Лаге, Ахти хохочут.

Лаге

Гондла! Гондла, властитель великий!

Ахти

Ну, наделал Гер-Педер хлопот!

Снорре

Не признаем его мы владыкой,

Но, быть может, признает народ.

Ахти

А когда мы откроем народу

Всё, что знаем об этом щенке,

Кто такой он, какого он роду,

Где он будет, в дворце иль в реке?

Груббе

Гондлу сжить нам пора бы со света,

Что нам конунг, ведь мы в стороне,

Надоела история эта

Подмененных мальчишек и мне.

Лаге

Конунг стар.

Снорре

Вы же знаете, дети,

Что страшней не найти никого,

Если бы даже десятки столетий

Навалились на плечи его.

Он походкой неспешной, чугунной

Сорок тысяч датчан раздавил

И, единственный в целой подлунной,

На таинственный полюс ступил.

Никогда вы его не могли бы

О пощаде за ложь умолить,

Пусть сожрали Гер-Педера рыбы,

Старый Снорре надеется жить.

Лаге

А безумье сегодняшней свадьбы!

Мы ведь знаем, кто Лерина мать...

Снорре, может быть, это сказать бы?

Снорре

И об этом нам надо молчать.

Груббе

Яд помог бы нам в нашей заботе,

Так, чтоб в смерть перешло забытье.

Лаге

И бывает еще: на охоте

Не туда попадает копье.

Ахти

Нет, я шутку придумал другую:

Гондла все-таки духом высок,

Нанесем ему рану такую

Прямо в сердце, чтоб встать он не мог.

Только Лера окажется в спальне

И погасит огонь ночника,

Я беседой искусной и дальней

Задержу жениха простяка.

Этим временем Лаге к невесте

Проберется и будет молчать,

Женский стыд, с боязливостью вместе,

Не дадут ей обман понять.

И для Гондлы, вы знаете сами,

Станет мир тяжелее тюрьмы...

Над союзом волков с лебедями

Нахохочемся досыта мы.

Снорре

Верно! Этой обиды не может

Самый низкий мужчина снести.

Груббе

Если душу подобное гложет,

То от смерти ее не спасти.

Лаге

И наверное, милая Лера

Свой смирить догадается гнев,

Ведь еще не бывало примера,

Чтоб пленяли горбатые дев.

Ахти

Чу, идут! Расходитесь скорее,

Лаге здесь, остальные сюда!

Груббе

Лет хоть на тридцать будь я свежее,

Я бы с Лаге поспорил тогда.

Скрываются.

Сцена третья

Входят Гондла и Лера.

Гондла

Лера, Лера, надменная дева,

Ты, как прежде, бежишь от меня!

Лера

Я боюсь, как небесного гнева,

Глаз твоих голубого огня.

Гондла

Ты боишься? Возможно ли это?

Ведь не ты ли бывала всегда

Весела, как могучее лето,

И вольна, как морская вода?

И не ты ли охоты водила

На своем вороном скакуне

И цветов никогда не дарила,

Никогда, одинокому мне?

Лера

Вспоминаешь ты Леру дневную,

Что от солнца бывает пьяна,

А печальную Лаик ночную

Знает только седая луна.

Гондла

Лаик... странное, сладкое имя...

Лера

Так звала меня некогда мать,

Из Ирландии родом. Такими

Именами не здесь называть!

Гондла

Это имя мне дивно знакомо,

И такая знакомая ты,

И такая на сердце истома

От сверканья твоей красоты!

Ты не любишь меня, ты смеялась

Над уродливым Гондлой всегда...

Лера

О когда я одна оставалась,

Я так горько рыдала тогда.

Для чего-то слепыми ночами

Уверяла лукавая мгла,

Что не горб у тебя за плечами —

Два серебряно-белых крыла,

И что родина наша не эта

Ненавистная сердцу тюрьма,

А страна, где зеленое лето

Никогда не сменяет зима.

Днем всё иначе. Боги неволят

Леру быть и веселой и злой,

Ликовать, если рубят и колют,

И смеяться над Лаик ночной.

Гондла

Дорогая, какое безумье,

Огневое безумье любовь!

Где вы, долгие годы раздумья,

Чуть запела горячая кровь!

Что мне гордая Лера дневная

На огромном вспененном коне,

Ты не Лера, ты девочка Лаик,

Одинокая в этой стране.

Лера

Как ты бледен и смотришь, маня...

Неужели ты любишь меня?

Гондла

Я так вольно и сладко люблю,

Словно отдал себя кораблю,

А с тобой я еще не слыхал,

Как шумит набегающий вал.

И совсем не морские слова

Ты сказала с волшебной тоской,

Я внимал им, но понял едва,

Я услышал в них ветер морской.

Значит, правда открылась святым,

Что за бредами в нашей крови

И за миром, за миром земным

Есть свободное море любви.

Серафимы стоят у руля

Пестропарусных легких ладей,

А вдали зеленеет земля

В снеговой белизне лебедей.

Сердце слышит, как плещет вода,

Сердце бьется, как птица в руке,

Там Мария, Морская Звезда,

На высоком стоит маяке.

Лера

Ты бледнеешь опять, ты дрожишь...

Что с тобой, королевич мой белый?

Ты прекрасен, когда говоришь,

Ты как Бальдер, бросающий стрелы.

Гондла

Ночь летит и летит на закат,

Ночи летние песни короче,

Вон, за окнами совы кружат,

Эти тихие горлинки ночи.

Ах, к таинственной спальне твоей

Я сегодня пройду за тобою,

И любимая станет моей,

Самой близкой и самой родною.

Лера

Только, милый, не сразу входи,

Умоляю тебя, подожди,

Это глупое сердце в груди,

Что боится еще, пощади.

Скрывается за дверью; входит Ахти.

Сцена четвертая

Гондла и Ахти.

Ахти

Королевич, большую услугу

Ты бы мог мне теперь оказать...

Гондла

Это Ахти? Старинному другу,

Другу детства готов я внимать.

Помнишь, между рябин, по дорожке

Мы взбегали на каменный вал,

Ты так часто мне ставил подножки,

Я срывался, а ты хохотал.

Лаге у него за спиной прокрадывается к Лере.

Ахти

(смеется)

Это Лаге.

Гондла

Конечно, и Лаге.

Он со мной был особенно груб.

Как дивился его я отваге

И улыбке насмешливых губ!

Быстроглазый, большой, смуглолицый,

Всех красивей, сильней и смелей,

Он казался мне хищною птицей,

Ты же — волком исландских полей.

Странно! Был я и хилый и дикий,

Всех боялся и плакал всегда,

А над сильными буду владыкой,

И невеста моя, как звезда.

Ахти

В день, когда ты получишь державу

И властителем станешь вполне,

Ты наверно устроишь облаву

Небывалую в нашей стране?

Гондла

Я люблю, чтоб спокойно бродили

Серны в рощах, щипля зеленя;

Слишком долго и злобно травили,

Точно дикую серну, меня.

Ахти

Ну, тогда ты поднимешь дружину

И войною пойдешь на датчан?

Хорошо королевскому сыну

Опорожнить на поле колчан.

Гондла

Ахти, мальчик жестокий и глупый,

Знай, что больше не будет войны.

Для чего безобразные трупы

На коврах многоцветных весны?

Ахти

Понял. Все мы узнаем на деле,

Что отрадно веселье одно,

Что милы и седые метели,

Если женщины пенят вино.

Гондла

Все вы, сильны, красивы и прямы,

За горбатым пойдете за мной,

Чтобы строить высокие храмы

Над грозящей очам крутизной.

Слышу, слышу, как льется победный,

Мерный благовест с диких высот,

То не колокол гулкий и медный —

Лебединое сердце поет.

Поднимаются тонкие шпили

(Их не ведали наши отцы) —

Лебединых сверкающих крылий

Устремленные в небо концы.

И окажется правдой поверье,

Что земля хороша и свята,

Что она — золотое преддверье

Огнезарного Дома Христа.

(Как бы очнувшись.)

Ты просил о какой-то услуге?

Ахти

Ты уже оказал мне ее.

Что же медлишь нести ты к подруге

Лебединое сердце свое?

(Уходит, смеясь.)

Гондла медленно входит к Лере. Гондла и Лаге вылетают, сцепившись. В дверях Лера в ночной одежде, закрывает лицо руками. Вбегают Снорре, Груббе и Ахти.

Сцена пятая

Гондла, Лера, Снорре, Груббе, Лаге, Ахти.

Лаге

Как? Ты думаешь драться со мною,

Хочешь силу изведать мою?

Так прощайся, цыпленок, с землею,

Потому что тебя я убью.

Бросает Гондлу на пол; его удерживают.

Гондла

Где он, где он, мой камень надгробный!

Как ты в спальню невесты проник?

Кто ты? Волк ненавистный и злобный

Иль мой собственный страшный двойник?

Лаге

Ночью кошки и черные серы,

А отважным удачливый путь!

Что за нежные губы у Леры

И какая высокая грудь...

Снорре

Гондла умер...

Лера

Любимый, любимый,

Я не вынесу этих скорбей,

Ты живи, небесами хранимый,

А меня пожалей и убей.

Гондла

(вдруг поднимаясь)

Нет, я часто пугался пустого,

И сейчас это, может быть, бред.

Старый конунг последнего слова

Не сказал, многознающий, нет!

Боль найдет неожиданной тучей,

И, как туча, рассеется боль...

Гондла умер? Нет, Гондла живучий,

Гондла ваш перед Богом король!

Действие второе

Двор замка, освещенный воткнутыми в стену факелами.

Ночь еще продолжается.

Сцена первая

Конунг сидит в креслах; по обе стороны от него Снорре и Груббе; напротив Лаге и Ахти и отдельно от них Гондла.

Конунг

Разве может быть суд пред рассветом?

Солнце — лучший свидетель судьи.

Королевич, подумав об этом,

Отложи обвиненья твои.

Гондла

Как сумели бы стать правосудием

Правосудные вечно уста!

Словно солнце июльских полудней,

Засияет моя правота.

Насмеявшись над правдой нетленной

И законом исландской земли,

Над моею короной священной

Дерзко руку враги занесли.

Я, как раненый лебедь в овраге,

Мне и муки и смерти больней,

Что сегодня насмешливый Лаге

Спал с прекрасной невестой моей.

Ненавистный, он брата ей ближе,

Он один ее видел нагой...

Защити же меня, защити же,

О могучий, от пытки такой.

Пусть не ведает мщенье предела:

Привяжи его к конским хвостам,

Чтоб его ненасытное тело

Разметалось по острым кустам.

А потом запрети для примера

Даже имя его называть,

Чтобы я и несчастная Лера

Друг на друга посмели взирать.

Конунг

(к Лаге)

Что ты скажешь в свое оправданье,

Человек неправдивый и злой,

И какого ты ждешь наказанья

За поступок неслыханный твой?

Лаге

Государь, я с простыми словами

Появляюсь пред взором судей,

Нас недаром прозвали волками

Здесь, в отчизне твоей и моей.

Что для девушки Гондла? Из меди

Сердце Леры, и голос как рог,

Я же часто косматых медведей

Для нее поднимал из берлог.

Что я сделал, то сделал по праву,

Гондла слаб, я и смел и силен,

Нашим предкам бессмертную славу

Этот волчий доставил закон.

Конунг

(к Снорре и Груббе)

Ярлы, ум ваш и ясен и зорок,

Так судите ж обиду и боль,

Позабыв и что Лаге вам дорог,

И что Гондла ирландский король.

Снорре

Повелось по старинным обычаям,

Если двое полюбят одну,

То, не внемля причудам девичьим,

Начинают друг с другом войну.

Груббе

Это верно! Так было и будет,

Как о правде иной ни кричи!

Если люди людей не рассудят,

Их наверно рассудят мечи.

Конунг

Гондла, слышал решенье такое?

Справедливым считаю и я,

Что выходит герой на героя

И копье не бежит от копья.

Мы твоей подивимся отваге,

Лера доблесть оценит твою,

Если Лаге, могучего Лаге,

Ты повергнешь в открытом бою.

Крепче стой! Я пред всеми отвечу

За огонь в королевской крови.

Неудержно бросается в сечу,

Кто достоин девичьей любви.

Помню, утром сияла пустыня,

Где Марстана я бросил в песок,

Сердце дрогнуло, словно богиня

Протянула мне вспененный рог.

А когда вместе с Эйриком Красным

Я норвежцев погнал ввечеру,

День казался мне столь же прекрасным,

Как на самом роскошном пиру.

Гондла

Конунг, судьи, вы знаете...

Конунг

Что же?

Гондла

Я горбат, вы забыли про то.

По закону калеку не может

К поединку принудить никто.

Конунг

Дело бранное дивно и чудно,

Смерть бежит от стремящихся в бой.

Почему же бывает так трудно

Трусу панцирь надеть боевой?

Гондла

К правосудью, судья, к правосудью!

Удержи эту лживую речь,

Или я королевскою грудью

Упаду на отточенный меч.

Поединок бессмыслен, а славу

Получает в народе простом

Царь, кладущий копье и державу

Покрывающий крепким щитом.

Конунг

Не любовник, не царь и не воин...

Бьется ль сердце в подобной груди?

Ты короны своей недостоин,

Мы тебя не хотим. Уходи.

(Выходит.)

Гондла

(ему вслед)

Волк, и с поступью легкою, волчьей!

Я воды у него попросил,

Он же уксусом, смертною желчью

Мой запекшийся рот оросил.

Сцена вторая

Те же без Конунга.

Гондла

Ярлы, к вам обращается правый,

Обвиненный в неправом суде,

Не теряйте прадедовской славы,

Вновь ее не найдете нигде.

Осужденный судебным решеньем,

Опрокинутый вражьим мечом,

Эгиль голову выкупил пеньем,

Пред норвежским представ королем.

Лютню мне! Лебединые саги

Вам о роде моем я спою.

Если знает такие же Лаге,

Жизнь и честь отнимите мою.

Груббе

Ты не знаешь, какого ты рода,

Несуразный птенец и смешной,

Поливают у нас огороды

Королевскою кровью такой.

Лаге

Где ты принцев видал, чтоб умели

Лишь судиться, играть и рыдать,

Опоздали к девичьей постели

И меча не посмели поднять?

Снорре

Удивил бы тебя я безмерно,

Рассказавши о роде твоем,

Если б ведал, что конунг наверно

Никогда не узнает о том.

Гондла

Лютню! Лютню! Исчезнет злословье,

Как ночного тумана струи,

Лишь польются мои славословья,

Лебединые песни мои.

Ахти

(протягивая лютню)

Эта лютня всегда приносила

Славу самым плохим игрокам,

В ней сокрыта волшебная сила

Сердце радовать даже волкам.

Гондла

(играет и пробует петь)

Разгорается звездное пламя...

Нет, не то! — На морском берегу...

Ах, слова не идут мне на память,

Я играю, а петь не могу.

Ахти

Ну, теперь мы увидим потеху!

Эта лютня из финской страны,

Эту лютню сложили для смеху,

На забаву волкам колдуны.

Знай же: где бы ты ни был, несчастный,

В поле, в доме ли с лютней такой,

Ты повсюду услышишь ужасный

Волчий, тихий, пугающий вой.

Будут волки ходить за тобою

И в глаза тебе зорко глядеть,

Чтобы, занятый дивной игрою,

Ты не мог, ты не смел ослабеть.

Но когда-нибудь ты ослабеешь,

Дрогнешь, лютню опустишь чуть-чуть

И, смятенный, уже не успеешь

Ни вскричать, ни взглянуть, ни вздохнуть.

Волки жаждали этого часа,

Он назначен им был искони,

Лебединого сладкого мяса

Так давно не терзали они.

Слышен волчий вой. Гондла в ужасе убегает, продолжая играть. Остальные прислушиваются.

Лаге

Ты уверен ли в лютне?

Ахти

Еще бы!

Хоть двойное заклятье на ней.

Но от волчьей, от алчущей злобы

Никогда не уйдет дуралей.

Сцена третья

Те же без Гондлы.

Лаге

Что за диво? Неясные звуки

И тревожат меня, и томят.

Снорре

Я как будто проснулся от скуки

И чему-то мучительно рад.

Груббе

Этот Гондла придумает вечно,

Как ему стариков огорчить.

Ахти

Я доволен собой бесконечно,

Но зато не могу не завыть.

Воет; все переглядываются.

Снорре

Брат, ты слышишь? Качается вереск,

Пахнет кровью прохлада лугов.

Груббе

Серый брат мой, ты слышишь? На берег

Вышли козы, боятся волков.

Снорре

Под пушистою шерстью вольнее

Бьется сердце пустынных владык.

Груббе

Зубы белые ранят больнее

Крепкой стали рогатин и пик.

Лаге

Надоели мне эти кафтаны!

Что не станем мы сами собой?

Побежим, побежим на поляны,

Окропленные свежей росой.

Ахти

Задохнемся от радостной злости,

Будем выть в опустелых полях,

Вырывать позабытые кости

На высоких могильных холмах.

Груббе

Гондлу выследим. Лаге нагонит,

Снорре с Ахти наскочат сам друг.

Ахти

Но не прежде чем лютню уронит,

Гондла лютню уронит из рук.

Убегают. Входит Гондла, играя.

Сцена четвертая

Гондла один.

Гондла

Обманули меня. Насмеялись

Над горбатым своим королем.

А когда-то друзьями казались,

Дом их был мой единственный дом.

Вой всё ближе, унылый, грозящий,

Гаснет взор, костенеет рука,

Сердце бьется тревожней и чаще

И такая, такая тоска!

Но зачем я стою у порога,

Если прямо средь дымных полей

Для меня протянулась дорога

К лебединой отчизне моей.

Только стану на берег зеленый,

Крикну: лебеди, где вы? Я тут! —

Колокольные ясные звоны

Нежно сердце мое разобьют.

И, не слушая волчьей угрозы,

Буду близкими я погребен,

Чтоб из губ моих выросли розы,

Из груди многолиственный клен.

А потом лебединая стая

Будет петь надо мною всегда

Про печальную девочку Лаик,

Что моей не была никогда.

Хочет уйти. Вбегает Лера.

Сцена пятая

Гондла и Лера.

Лера

Гондла, Гондла, меня оскорбляли,

Угрожали держать взаперти,

Я свивалась узлом от печали,

Но к тебе не могла не прийти.

Гондла

Ты пришла? Разве ты не слыхала?

Я изгнанник, я всеми травим,

А одна диадема пристала

Ослепительным кудрям твоим.

Лера

Я пока еще Лаик, не Лера,

Я верна обещаньям любви,

Хоть рассветное небо и серо,

Зажигая безумье в крови.

Ах, коснись меня нежной рукою,

Защити от меня же самой,

Не возлюбленной, только сестрою

Я ведь смею идти за тобой.

Опускается перед ним на колени. Гондла поднимает ее.

Гондла

Ты улыбка Господня. Мы оба

Из великой семьи лебедей.

Для тебя я восстал бы из гроба,

За тебя я прощаю людей.

Лера

Ты не знаешь про новое горе:

Мы от гибели были близки,

Я заметила когти у Снорре,

А у Груббе большие клыки.

Все они собрались в ожиданьи,

Помнишь, в старый заброшенный ров,

Там колдун говорит заклинанье,

Чтоб совсем превратить их в волков.

Красной кровью наполнены чаши,

Что-то варится в медных котлах...

Унеси меня к родине нашей

На своих лебединых крылах.

Действие третье

Глухой лес. Июльский полдень.

Сцена первая

Входят Лера и Гондла с лютней.

По-прежнему в отдалении слышен волчий вой.

Лера

С добела раскаленного неба

Словно льются потоки огня...

Ты не взял ни орехов, ни хлеба

И голодной оставил меня.

Гондла

Лаик...

Лера

Нет, называй меня Лерой,

Я живу на земле, не в гробу,

Счастье меряю полною мерой

И за горло хватаю судьбу.

Гондла

Счастья мера, а муки безмерность —

Вот вся жизнь; но я жив, не таю,

Чтоб узнать благородную верность,

Лебединую нежность твою.

Лера

Королевич, условиться надо:

Я не буду твоей никогда,

Между нами навеки преграда

Из девичьего встала стыда.

Нет, я буду могучей, спокойной,

Рассудительной, честной женой

И царицей, короны достойной,

Над твоею великой страной.

Да, царицей! Ты слабый, ты хилый,

Утомлен и тревожен всегда,

А мои непочатые силы

Королевского ищут труда.

Гондла

Я согласен. Пусть Лера дневная

Управляет на троне моем,

С ненаглядною девочкой Лаик

Ночью будем мы плакать вдвоем.

Лера

Только солнце опустится в море

И наступит таинственный час,

За дверьми на тяжелом затворе

Лаик будет сокрыта от глаз.

Гондла

Ты жестока ко мне. Ты не видишь,

Я уже не похож на людей.

Неужели ты также обидишь

И веселых моих лебедей?

Лера

Королевич, поверь, что не хуже

Твоего будет царство мое,

Ведь в Ирландии сильные мужи,

И в руках их могуче копье.

Я приду к ним, как лебедь кровавый,

Напою их бессмертным вином

Боевой ослепительной славы

И заставлю мечтать об одном, —

Чтобы кровь пламенела повсюду,

Чтобы сёла вставали в огне...

Я сама, как валькирия, буду

Перед строем летать на коне.

Гондла

Лера! Нет... что сказать ты хотела?

Вспомни, лебеди верят в Христа...

Горе, если для черного дела

Лебединая кровь пролита.

Лера

Там увидим. А солнце всё злее,

Отдохнуть нам, пожалуй, пора.

Гондла

Я воду принесу посвежее

И посуше ветвей для костра.

(Уходит.)

Сцена вторая

Лера и Лаге, который входит.

Лаге

Лера.

Лера

Дерзкий, ты можешь? Ты смеешь?

Лаге

Да, я смею. Тебя я люблю.

Лера

Дай мне меч твой, дай меч мне скорее,

И тебя я сейчас заколю.

Лаге

Если хочешь, возьми. Мне не внове

Забавляться опасной игрой.

Солнцу летнему хочется крови,

В нас вселяет безумие зной.

Лера

Злобный волк!

Лаге

Мне приятны проклятья.

Жизнь дешевле твоей красоты.

И в последнем предсмертном объятьи

Будешь сжата, единая, ты.

Лера

Что ты хочешь?

Лаге

От Леры и боли.

Лера

Ты меня не любил, ты был груб.

Лаге

Да, тебя не любил я, доколе

Я твоих не почувствовал губ.

Не забыть твоего поцелуя.

Пусть я волк, ты — волчица моя.

И тебя никогда не пущу я

Ни в какие иные края.

Лера

Уходи.

Лаге

Я уйду, но с тобою.

Лера

Гондла может вернуться.

Лаге

Ну что ж?

Иль для Гондлы ты стала рабою,

За горбатым повсюду пойдешь?

Лера

Я жена королевича. Смело

Перед всеми скажу я о том,

И корона Ирландии целой

Наградит мою верность потом.

Лаге

Не отвечу на это ни слова,

Хоть и многое мог бы сказать,

Только муж ли тебе он? Другого

Ты тогда не могла б обнимать.

Лера

Лаге, Лаге, какими словами,

Как меня оскорбить ты готов?

Лаге

Лера, всё, что случается с нами,

Происходит по воле богов.

Сильный Тор опьянил меня страстью,

Фрея в спальню твою привела,

Волк Фенрир с угрожающей пастью

Сторожил, как моей ты была.

Пусть уйдешь ты далёко, пусть кинешь

Небожителей наших и нас.

Но из памяти разве ты вынешь

Тот жестокий и сладостный час?

Лера

Ты был страшен тогда; мне казалось,

Что огонь пожирает меня.

Лаге

Ты смотрела, и ты улыбалась

Веселей и страшнее огня.

Лера

Выжди, Лаге, позволь воцариться

Мне в богатой и сильной стране

И тогда, как кочующий рыцарь,

Приходи откровенно ко мне.

Лаге

Да, но ты поцелуешь сначала,

Поцелуешь меня, как тогда.

Лера

Нет, не надо.

Лаге

Ведь ты обещала...

Лера, помнишь ли прошлое?

Лера

(целуя его)

Да.

Входит Гондла.

Сцена третья

Лера, Лаге, Гондла, потом Груббе.

Гондла

Лаге? Лаге опять? На колени!

Я король, пресмыкайся, змея!

Лера

Нам не надо твоих повелений,

Ведь корона моя, не твоя.

Гондла

(не слушая)

Вот теперь-то добьюсь я ответа

От тебя, возмутившийся раб!

Лаге

Посмотрю, как ты сделаешь это;

Мы в лесу, я с мечом и не слаб.

Гондла

Честь мою не унижу я спором,

Лютню брошу, себя погубя,

И падет небывалым позором

Королевская кровь на тебя.

Лера

(к Лаге)

Уходи же!

Лаге

Но ты обманулась,

Никаких здесь властителей нет!

Эта шутка и так затянулась

На пятнадцать без малого лет.

Гондла

Что за ложь?

Лера

Я понять бы хотела...

Лаге

(указывает на входящего Груббе)

Груббе всё рассказать вам готов.

Очевидец нелепого дела

На одном из старинных судов.

Груббе

Расскажу. Что отрадней былого

Для такого, как я, старика?

Лере в пользу пойдет это слово

И вдобавок унизит щенка.

Помню, помню, как злилась пучина,

Мы с Гер-Педером рвали волну,

Увозя королевского сына

Из Ирландии в волчью страну.

Сам король отпустил лебеденка,

Но Гер-Педер, затейник пустой,

Взял с собой и другого ребенка,

Некрасивого, крови простой.

С ним за это поспорил бы каждый,

Но Гер-Педер был друг мне, не лгу,

Мы варили кита не однажды

С ним, на Страшном живя Берегу.

С нами ехал и маленький Лаге,

Сын любимый Гер-Педера, он

Раз делил с королевичем флаги,

Поднял ссору и, вмиг обозлен,

Бросил бедного мальчика в море.

И беде не сумели помочь

Ни Гер-Педер, ни я и ни Снорре,

Потому что надвинулась ночь.

До утра бушевала пучина

И Гер-Педер молчал до утра, —

Всё он видел, как голову сына

Отсекает удар топора.

А наутро сказал: — Лебеденка

Всё равно мы теперь не вернем,

Так давайте другого ребенка

Королевичем мы назовем. —

Он молил нас, и мы согласились

Неразумного Лаге спасти,

Дальше поплыли, ветры бесились,

Как гуляки, у нас на пути.

Связки молний пылали на небе,

И до тучи доплескивал вал;

Мы гадали по книге, и жребий

На Гер-Педера трижды упал.

И его мы швырнули в пучину,

Но сперва поклялись перед ним,

Что подложному царскому сыну

Мы жестоко за всё отомстим.

Гондла

(быстро)

Кто отец мой?

Груббе

Бродячий, ничтожный

Скальд, забыли теперь про него.

Гондла

Кто же мать моя?

Груббе

Нет, осторожно,

Больше я не скажу ничего.

(К Лере.)

Вот, короной венчан шутовскою,

Он поднять не осмелится глаз.

Лера

Груббе, Лаге, оставьте со мною

Эту... этого... Гондлу сейчас.

Груббе и Лаге выходят.

Сцена четвертая

Лера и Гондла.

Лера

Что же, друг? Ты обманно назвался

Королевичем? Значит, ты вор?

Ты корону мне дать обещался,

А даешь только боль и позор.

Полно! Есть и глумлению мера,

Не превысит ее человек!

Иль ты думал, что глупая Лера,

Как развратница, любит калек?

Что рожденной отцом благородным

Так уже лестно покинуть свой дом

И повсюду идти за негодным

Нищим, может быть, даже рабом?

Где же лютня? Играй. Так уныло

Воют волки в полях и лесах.

Я тебя до сих пор не убила,

Потому что мне дорог твой страх.

Но ничто не бывает, ты знаешь,

Окончательным, даже беда...

Например: если ты утверждаешь,

Что король ты и был им всегда, —

Кто помеха тебе в этом деле?

Снорре? Груббе? Их можно убрать.

Лаге с нами. Мы б верно сумели

Властелинами заново стать.

Гондла

Там, в стране, только духам известной,

Заждались короля своего,

Мой венец не земной, а небесный,

Лаик, терны — алмазы его.

Лера

Так? Ну помни обет мой веселый.

Чуть погаснет на западе луч,

Лаик будет за дверью тяжелой,

И у Лаге окажется ключ.

Он войдет к ней, ее он измучит

Ненасытным желаньем мужским.

Он ее наслаждаться научит,

И смирится она перед ним.

И на месте тоскующей Лаик

Будет Лера и ночью и днем,

Неустанно тебя проклиная,

Называя трусливым щенком.

(Кричит.)

Где вы, сильные, волки, не люди?

Пусть же когти пустынных владык

Вырвут низкое сердце из груди,

Из гортани лукавый язык.

Показываются Снорре, Груббе, Лаге, Ахти.

Вот, смотрите, он голову клонит.

Кто убьет его, будет мне друг...

Ахти

Но не прежде, чем лютню уронит,

Гондла лютню уронит из рук.

Сцена пятая

Лера, Гондла, Снорре, Груббе, Лаге, Ахти.

Лера

Сладко мне улыбнуться героям!

Груббе

Не бывало подобной жары,

Жилы словно наполнены зноем,

И в глазах огневые шары.

Снорре

Мы оленя убили, тяжелый,

Словно лошадь, достанет на всех.

Ахти

Я же браги хмельной и веселой

Захватил полуведерный мех.

Все, кроме Гондлы, садятся.

Лаге

Гондла, живо костер! Поднимаю

Первый кубок за Леру мою.

Снорре, Груббе и Ахти

Пьем за Леру мы все!

Лера

Принимаю

И за Лаге могучего пью.

Ахти

(втаскивая оленью тушу)

Вот олень. Жира, жира-то сколько!

Ну, волкам не пропасть без еды.

Лаге

Сердце — Лере.

Ахти

Конечно, но только

Прежде вымою. Гондла, воды!

Лаге

Ах, вино мне удвоило силы.

Лера

Я любовью и солнцем пьяна.

Этой ночью, не правда ли, милый,

Ты придешь ко мне?

Лаге

(обнимая ее)

Гондла, вина!

Снорре, Груббе и Ахти

Гондла, музыки! Лютня такая

Для чего у тебя, нелюдим?

Целый день проведешь ты, играя,

А под вечер тебя мы съедим.

Лаге

(наклоняясь к Лере)

Как мучительно рот мой находит

Твой кровавый смеющийся рот!

Лера

Посмотрите, горбатый уходит.

Ахти

Ну, далёко от нас не уйдет.

Действие четвертое

Лес на берегу моря. Большие утесы. Вечер.

Сцена первая

Гондла один, потом отряд ирландцев с вождем во главе.

Гондла

Не пойму, это солнце на небе

Или боль просияла моя?

Не пойму, человек или лебедь,

Лебедь с сердцем проколотым я?

Нет, я царь этих дебрей суровых,

И меня коронует Христос

Диадемою листьев кленовых

И росою обрызганных роз.

О, когда бы враги посмотрели,

Как мне кланялась эта скала,

Как молили меня эти ели

Защитить их от всякого зла!

Если сан мой признала природа,

То они ли поспорят о том,

О царе лебединого рода

И с проколотым сердцем при том?

Входят ирландцы.

Вождь

Словно место недавних пожарищ

Этот лес, иль убийств потайных...

Как пройти нам к поселку, товарищ?

Закружились мы в дебрях твоих.

Гондла

Что хотите вы делать в поселке,

Люди-лебеди, братья мои?

Там живут беспощадные волки,

Осквернители милой любви.

Вождь

Он безумный, не будем смеяться

И с собою его уведем.

(К Гондле.)

Знай, нам нужно в поселок пробраться

За своим молодым королем.

Гондла

Я король ваш.

Вождь

Он вовсе безумный.

Гондла

Что, скажите, в родимой стране

Так же ль трубы архангелов шумны,

Звезды так же ль глубоко на дне?

Что Георгий? В заоблачных долах

С Пантелеймоном друг и сейчас?

Двое юношей знатных, веселых,

Утешители ангельских глаз.

Магдалина от скорби предвечной

Отдохнула ли львиной душой?

Брат Христов Иоанн? Он, конечно,

Апокалипсис пишет второй.

Вождь

Бедный ум, возалкавший о чуде,

Все мы молимся этим святым,

Но, простые ирландские люди,

Никогда не входили мы к ним.

Выходят Снорре, Груббе, Лаге, Ахти.

Сцена вторая

Гондла, вождь, ирландские воины, Снорре, Груббе, Лаге, Ахти.

Ахти

Гондла, что же ты бродишь лентяем,

Почему это лютня молчит?

Груббе

Мы немедля тебя растерзаем.

Лаге

Иль играй, или будешь убит.

Гондла

Нет, я больше волкам не играю,

Я живу в огнезарном раю,

Не допрыгнуть вам к этому раю,

Только лютню возьмете свою.

Кидает к их ногам лютню. Они бросаются на него.

Вождь

(ирландцам)

Братья, вступимся, он христианин

И, наверно, из нашей страны.

Ирландцы отбрасывают исландцев.

Снорре

Горе нам!

Груббе

Я повержен.

Лаге

Я ранен.

Ахти

Лебединые клювы сильны.

Вождь

Вы хорьки, вы трусливые души,

На безумного бросились вы,

Разве мало вам крыс и лягушек,

Что хотите его головы!

Снорре

Этот юноша, бледный и странный,

Был судим справедливым судом

И был изгнан. Назвался обманно

Он Ирландии всей королем.

Вождь

Как, не он ли к исландским равнинам

Был когда-то от нас увезен,

Чтобы, выросши, стать господином

Над союзом обоих племен?

Груббе

Не товарищ булыжник орешку!

Двух младенцев Гер-Педер увез,

Королевич погиб, и в насмешку

Королевичем назван был пес.

Вождь

(к Гондле)

Государь, мы тебя не узнали,

Не суди же покорных рабов,

Но скажи, чтобы мы разметали

Этих низких и злобных волков.

Гондла

Я король в небесах, я изведал,

Полюбил огнекрылую боль,

Но вам истину Груббе поведал,

Что в Ирландии я не король.

Вождь

Наступили тяжелые годы,

Как утратили мы короля,

И за призраком легкой свободы

Погналась неразумно земля.

Мы наскучили шумом бесплодным,

И был выбран тогда наконец

Королем на собраньи народном

Вольный скальд, твой великий отец.

Он нам дал небывалую славу

И когда наконец опочил,

Пурпур мантии, скипетр, державу

Он тебе передать поручил.

(Надевает на Гондлу мантию, передает ему скипетр и державу.)

Груббе

Мы еще не слыхали об этом.

Лаге

Значит, все-таки Гондла король,

И корона пронизана светом

На кудрях его, черных как смоль.

Ахти

Ах, двойному заклятью покорный,

Музыкальный, магический ход

Или к гибели страшной и черной,

Или к славе звенящей ведет.

Входит конунг.

Сцена третья

Те же и конунг.

Конунг

Гондла здесь? Не отправился в море?

Не утратили мы короля?

Так зачем же вещало мне горе

Сердце, старое сердце, боля?

Дождь над замком пролился кровавый,

Плавал в воздухе столб огневой,

Перед дверью орел величавый

Пал, растерзанный черной совой.

Эти страшные знаменья ясно

Говорят неземным языком,

Что невинный был изгнан напрасно

И судим был неправым судом.

Гондла

Нет, я звездный король и надзвездный,

Что земле я и что мне земля?

Лебедям короли бесполезны,

И не надо волкам короля!

Груббе

Королевич, старинные были

Затуманили наши умы,

Мы тебя беспощадно травили,

И о правде не ведали мы.

Ты был мальчиком, ныне стал мужем,

И корона, корона — твоя.

Мы тебе так охотно послужим

Острием боевого копья.

Ахти

Правда, Ахти не сыщешь лукавей,

Но прошу о пощаде и я.

Вспомни, Гондла, к короне и славе

Привела тебя лютня моя.

Под знаменами станет твоими

Вся ночная громада волков,

И, клянусь, с лебедями такими

Даже я подружиться готов.

Лаге

Ты мне друга и брата милее,

Я не знаю и сам, почему,

Ты как будто славнейших славнее

И уже непостижен уму.

Если скажешь: в нелепое веруй! —

Тотчас волю исполню твою,

Никогда не увижу я Леру,

Если хочешь, себя я убью.

Снорре

Гондла, Гондла, на все преступленья

Королевскую милость пролей,

Знай, ты можешь простить оскорбленье,

Нанесенное Лере твоей.

Брат с сестрой вы. Морские пираты

Вашу мать в этот край завезли,

Для нее и Гер-Педер когда-то

Взял тебя из ирландской земли.

Все, я помню, она тосковала

И грустила она день и ночь,

Все, я помню, крестить умоляла

Здесь от волка рожденную дочь.

Королевич, подумай, что б стало,

Если б Лера твоею была.

Наша злоба вас двух сохраняла

От богам нестерпимого зла.

Вождь

Поднимается ветер вечерний,

За утесами видно луну,

И по морю из ртути и черни

Мы отправимся в нашу страну.

Не прощают, мы ведаем сами,

За такие обиды и боль,

Хоть союза волков с лебедями

И хотел наш покойный король.

Гондла

Совершилось, я в царской порфире,

Три алмаза в короне горят,

О любви, о прощенье, о мире

Предо мною враги говорят.

Неужели отныне я стану

Властелином на двух островах,

Улыбаясь в лицо океану,

Что их держит на крепких стеблях?

Или просто к стране лебединой,

К милым кленам и розам уйду,

На знакомые сердцу равнины,

О которых я плакал в бреду?

Нет! Мне тягостно, жалко чего-то,

Я о чем-то великом забыл,

И, как черная птица, забота

Грусть навеяла взмахами крыл.

Показывается Лера, прячущаяся за деревьями.

Сцена четвертая

Те же и Лера.

Вождь

Странный лес, всюду шорохи, стоны,

Словно духи в нем бродят всегда;

Вон в траве промелькнуло зеленой...

Это женщина... женщина, да!

(Выводит Леру за руку)

Конунг

Это Лера?

Ахти

Я требую казни!

Лера милою Гондлы была,

А смеялась над ним без боязни,

С нами ела и с Лаге пила.

Груббе

Если женщина мужа не любит,

Эту женщину должно убить!

Снорре

Всякий радостно злую погубит,

Только... Гондлу бы надо спросить.

Лера

(простирая руки к Гондле)

Брат, жених, я тебя умоляю,

Отправляйся с твоими людьми

К лебединому, к белому раю

И корону, корону прими.

А меня, бесконечную чужую

Мысли, сердцу и сну твоему,

Посади меня в башню глухую,

Брось в глубокую яму-тюрьму.

Только так, чтоб вечерней порою

Я слыхала, как молишься ты.

Будет звездами, солнцем, луною

Этот звук для моей слепоты.

Гондла

Вспомнил, вспомнил! Сиянье во взоре,

Небо в лунной волшебной крови

И взволнованный голос, и море,

Да, свободное море любви!

Новый мир, неожиданно милый,

Целый мир открывается нам,

Чтоб земля, как корабль светлокрылый,

Поплыла по спокойным водам.

(Берет у вождя меч и поднимает его рукоятью вверх.)

Лера, конунг и волки, сегодня,

В день, когда увенчали меня,

Я крещу вас во имя Господне,

Как наследников Вечного Дня.

Белым лилиям райского сада

Будет странно увидеть волков...

Конунг

(отступая)

Нет, нам нового Бога не надо!

Снорре, Груббе и Ахти

Мы не выдадим старых богов.

Гондла

Вы колеблетесь? Лаик, скорее!

Лаик, слышишь архангельский хор?

Лера

Ах, мне Бальдера жалко и Фреи,

И мне страшен властительный Тор.

Гондла

Вы отринули таинство Божье,

Вы любить отказались Христа,

Да, я знаю, вам нужно подножье

Для его пресвятого креста!

(Ставит меч себе на грудь.)

Вот оно. Я вином благодати

Опьянился и к смерти готов,

Я монета, которой Создатель

Покупает спасенье волков.

(Закалывается.)

Лаик, Лаик, какое бессилье!

Я одну тебя, Лаик, любил...

Надо мною шумящие крылья

Налетающих ангельских сил.

(Умирает.)

Сцена пятая

Те же перед трупом Гондлы.

Вождь

(наклоняясь над трупом)

Меч пришелся по жизненной жиле,

И ему не поднять головы!

(К исландцам.)

Одного лебеденка убили,

А другого замучили вы.

(Поднимая меч рукоятью вверх.)

Подходите, Христовой любовью

Я крещу, ненавидящих, вас.

Ведь недаром невинною кровью

Этот меч обагрился сейчас.

Исландцы подходят один за другим, целуя рукоять меча.

Конунг

Гондла добыл великую славу

И великую дал нам печаль.

Снорре

Да, к его костяному составу

Подмешала природа и сталь.

Груббе

Я не видел, чтоб так умирали

В час, когда было все торжеством.

Лаге

Наши боги поспорят едва ли

С покоряющим смерть божеством.

Ахти

(прячась за других)

Нет, мне страшны заклятия эти

И в небесный не хочется дом,

Я, пожалуй, десяток столетий

Проживу и земным колдовством.

(Скрывается.)

Вождь

(к Лере)

Что же, девушка? Ты отступила?

Ты не хочешь Нетленного Дня?

Лера

Только Гондлу я в жизни любила,

Только Гондла окрестит меня.

Вождь

Гондла умер.

Лера

Вы знаете сами,

Смерти нет в небесах голубых.

В небесах снеговыми губами

Он коснется до жарких моих.

Он — жених мой и нежный и страстный,

Брат, склонивший задумчиво взор,

Он — король величавый и властный,

Белый лебедь родимых озер.

Да, он мой, ненавистный, любимый,

Мне сказавший однажды: люблю! —

Люди, лебеди иль серафимы,

Приведите к утесам ладью.

Труп сложите в нее осторожно,

Легкий парус надуется сам,

Нас дорогой помчав невозможной

По ночным и широким волнам.

Я одна с королевичем сяду,

И руля я не брошу, пока

Хлещет ветер морскую громаду

И по небу плывут облака.

Так уйдем мы от смерти, от жизни.

— Брат мой, слышишь ли речи мои? —

К неземной, к лебединой отчизне

По свободному морю любви.

7. Отравленная туника. Трагедия в пяти действиях

Действующие лица

Имр, арабский поэт.

Юстиниан, император Византии.

Феодора, императрица.

Зоя, дочь Юстиниана.

Царь Трапезондский.

Евнух, доверенное лицо императора.

Время действия — начало VI в. по Р<ождестве> Х<ристовом>

Место действия — зала Константинопольского дворца.

Действие происходит в течение двадцати четырех часов.

Между третьим и четвертым действиями проходит ночь.

Действие первое

Сцена первая

Имр и Евнух.

Евнух

Ты Имр из Кинда, кажется? Случалось

И мне слыхать о племени твоем.

Оно живет не в кесарских владеньях,

Не в золотой руке Юстиниана,

Но все-таки достаточно известно,

Чтоб я решился выслушать тебя.

Имр

О господин, несчастье и измена —

Вот всё, что видела моя заря.

Родился я к востоку от Йемена,

В семействе Годжра, Киндского царя,

Но слишком дорогим я стал народу

И должен был бежать, и много лет

Ел хлеб чужой и пил чужую воду,

Перед чужим шатром шептал привет

И сделался поэтом, чтоб ласкали

Меня эмиры, шейхи и муллы,

И песни, мною спетые, летали

По всей стране, как рыжие орлы.

И как-то вечером на состязанье

Певец из племени Бену-Ассад

(Так ненавистно мне это названье!)

Запел и на меня направил взгляд:

«Был Годжр из Кинда воин очень сильный,

И сильно плачет Годжрова жена...»

Я понял всё, увидел столб могильный

И умертвил на месте крикуна.

Домой я моего погнал верблюда

И мчался восемь дней, и наконец

Увидел: вместо башен — камней груда,

Обрывки шкур в загоне для овец.

Тогда я, словно раненая птица,

К Константинополю направил путь.

Я думал: Кесарь может согласиться,

Несчастному поможет как-нибудь.

Шесть тысяч копий, да четыре — луков,

Да две — людей, приученных к мечу,

Да сколько надо для отряда вьюков

Я попросить у Кесаря хочу.

Евнух

Зачем же Кесарь вмешиваться будет

В пустые распри чуждых нам народов,

Какую славу или прибыль может

Он получить от этих малых войн?

Имр

Когда Бену-Ассад, народ коварный,

Давно заслуженную примет часть,

То вся страна, навеки благодарна,

Клянусь, признает Кесареву власть.

Евнух

Не знаю я, как отнесется Кесарь

К завоеваньям, часто ненадежным,

Порою трудным и всегда ненужным,

Но доложу. Быть может, ты слыхал,

Что начали мы преобразованье

Всех императорских постановлений

В один обширный, полный свод законов,

Дабы никто в народе не страшился

Ни яда языка, ни злых коварств.

К чему же нам теперь завоеванья?

Но все ж я доложу. Однако прежде

Ответь мне правду: ты не манихей?

Как помышляешь ты о Воплощенье?

Имр

В пустыне думать некогда о Боге.

Там битвы, львы и зыбкие пески.

Но я однажды видел у дороги,

Как черный камень молят старики.

Евнух

Ну что ж! Язычник может быть крещен,

Еретика исправит лишь железо.

Ты знаешь, для похода нужен вождь,

Доместик пеших воинов и конных,

Знакомый и с народом, и с пустыней,

Во всем покорный Кесаревой воле...

Что, если бы мы выбрали тебя?

Имр

С тех пор как я, бродяга безрассудный,

Узнал о том, что мой отец убит,

Я вечно слышу сердцем голос чудный,

Который мне о мщенье говорит.

И этот голос, пламенем пропитан,

В толпе и битве заглушил бы всех,

Как будто тот, кому принадлежит он,

Одет в броню и леопардов мех.

Я клялся не носить духов в фиоле,

Не есть свежины, и не пить вина,

И не касаться женщины, доколе

Моя обида не отомщена.

Евнух

Зачем же ты приехал в Византию,

Смешной дикарь? Таких, как здесь, духов

Из мускуса, из розового масла,

Из амбры и раздавленных левкоев

Ты не найдешь от стран гиперборейских

До смертоносной Суматры и Явы.

На наших празднествах едят быков,

Оливками и медом начиненных,

И перепелок маленьких и нежных,

И вкусных, вкусных, как блаженство рая.

Мы запиваем их вином заветным,

Что от тысячелетий сохранило

Лишь крепость дивную да ароматность

И стало черным и густым, как деготь.

А женщины! Но здесь остановлюсь,

Затем что я принадлежу к священству.

Скажу одно: когда ты сдержишь клятву,

Ты будешь самым стойким из людей,

И мы пошлем тебя тогда не только

В Аравию, а в Индию и даже

К великому и славному Китаю.

(Выходит.)

Входит Зоя.

Сцена вторая

Имр и Зоя.

Зоя

Скажи, не ты ли мой учитель новый,

Прибывший с юга, чтоб меня наставить

В дидактике и тайных свойствах трав?

Имр

Ты, девушка, ошиблась, я другому

Тебя сумел бы лучше научить:

Подкрадываться к вражескому дому

И факел тлеющий в траве влачить;

На белого, как молоко, верблюда

Вскочив, часами пожирать пески

Да в бухте Джедды у морского чуда

Ударом ловким выпускать кишки.

Я б страсти научил тебя беспечной

Да песням об истоме милых глаз

И радости ночной, но их, конечно,

И пела и слыхала ты не раз.

Зоя

Ах, кроме наставлений и обеден,

Я ничего не слышала, ты первый

Заговорил со мною о любви.

Имр

Как, и тебя еще не целовали

И никого не целовала ты?

Зоя

Я целовала гладкие каменья,

Которые выбрасывало море,

Я целовала лепестки жасмина,

Который вырос под моим окошком.

Когда мне становилось очень больно,

Тогда свои я целовала руки,

Меня ж с тех пор, как мать моя скончалась

Никто ни разу не поцеловал.

Имр

Но сколько лет тебе?

Зоя

Уже тринадцать.

Имр

У нас в твои лета выходят замуж

Или любовников заводят. Помню

Одну мою любовь я...

Зоя

Расскажи!

Имр

Плеяды в небе, как на женском платье

Алмазы, были полными огня.

Дозорами ее бродили братья,

И каждый мыслил умертвить меня.

А я прокрался к ней, подобно змею.

Она уже разделась, чтобы лечь,

И молвила: «Не буду я твоею,

Зачем не хочешь ты открытых встреч?»

Но всё ж пошла за мною; мы влачили

Цветную ткань, чтоб замести следы.

Так мы пришли туда, где белых лилий

Вставали чаши посреди воды.

Там голову ее я взял руками,

Она руками стан мой обвила.

Как жарок рот ее, с ее грудями

Сравнятся блеском только зеркала.

Глаза пугливы, как глаза газели,

Стоящей над детенышем своим,

И запах мускуса в моей постели,

Дурманящий, с тех пор неистребим.

Но что с тобою? Почему ты плачешь?

Зоя

Оставь меня, ведь мне не говорили,

Что у меня глаза, как у газели,

Что жарок рот мой, что с моею грудью

Сравнятся блеском только зеркала!

Имр

Клянусь, со дня, когда я стал мужчиной,

Я не встречал еще таких, как ты,

Я не видал еще такой невинной,

Такой победоносной красоты.

Я клятву дал и изменить не смею,

Но ты огнем прошла в моей судьбе.

Уже не можешь ты не быть моею.

Я отомщу и возвращусь к тебе.

Зоя

Не знаешь ты, кто я.

Имр

Останься всё же.

Пусть ты из Рима, я ж простой араб,

Но это не препятствие... быть может,

Отец твой слишком знатен, он сатрап?

Так знай...

Зоя

Я — Зоя, дочь Юстиниана.

Имр выпускает ее. Зоя выходит. Входит Феодора.

Сцена третья

Имр и Феодора.

Феодора

Вот это хорошо! Теперь я знаю,

Зачем приехал ты в Константинополь,

Лирический поэт, ужасный мститель,

Надменно давший клятву воздержанья.

Мы всем должны служить тебе, ты просишь

И войска, и девичьих поцелуев.

Что ж ты молчишь? Ответь! Куда речистей

Ты с падчерицей был моей сейчас.

Имр

И стены здесь имеют уши. Детям

Известно это, я же позабыл

И вот молчу, затем что перед этим,

Быть может, слишком много говорил.

Феодора

Напрасно! Я тебе не враг, я даже

Тебе забавную открою новость,

Что Зоя мной просватана недавно

За Трапезондского царя. Доволен?

Имр

Я, госпожа, не весел и не грустен:

О дочери ли Кесаря помыслить

Осмелится кочующий араб?

Феодора

Быть может, данная тобою клятва

Негаданно пришлась тебе по нраву,

Быть может, перестал ты быть мужчиной

И женских ласк твое не хочет тело?

Имр

Когда о женщине я вспомню вдруг,

Мне кажется, меня как будто душат,

В глазах темно, в ушах неясный звук,

И сердце бьется медленней и глуше.

Феодора

Так в чем же дело? Трапезондский царь

Конечно, полководец знаменитый,

Правитель мудрый и любовник нежный,

Но с Зоею он так всегда застенчив,

Как будто он, а не она невеста.

А девушкам, ты сам отлично знаешь,

По песне судя, нравится другое.

Имр

Ужели, госпожа, сказать ты хочешь,

Что в жены мне дадут царевну Зою?

Феодора

Ну нет, не в жены, что ты перед ней?

А так! И я, пожалуй, помогла бы.

Здесь, во дворце, пустых немало комнат

С бухарскими и смирнскими коврами,

В саду — лужаек с мягкою травою,

Стеной прикрытых от нескромных взглядов.

А у тебя и голод по объятьям,

И стройный стан, и холеные руки,

Певучий говор, пышные сравненья,

Неотразимые для сердца дев.

Ну что ж, согласен?

Имр

Госпожа, я вижу,

Что хочешь ты испытывать меня.

Феодора

Я так и знала, ты мне не поверил.

Но так как ты мне нужен, я открою

Тебе причину замыслов моих.

Однажды эта дерзкая девчонка,

Когда ее ударила я плеткой,

Вдруг побледнела, выпрямилась гордо

И назвала в присутствии служанок

Меня, императрицу Византии,

Александрийской уличной блудницей.

А я на трон не для того вступила,

Чтобы прощать такие оскорбленья.

Пускай она окажется сама

Блудницею, и Трапезондский царь

Откажет опозоренной невесте!

Имр

Прости мне, госпожа моя, с тех пор

Как я пленяю дев моим напевом,

Моя любовь не горе и позор,

А мир и радость приносила девам.

Феодора

Да, страсть твоя, как новое вино,

Шипит и пенится, а толку мало.

Но подождем, и станет молчаливой

Она и пьяной, как вино подвалов.

Пока же помни: Трапезондский царь,

Едва вернувшись, станет мужем Зои.

Он девичий ее развяжет пояс,

Он грудь ее откроет и коснется

Ее колен горячими губами...

А ты, ты будешь здесь один скитаться

Просителем угрюмым и докучным.

(Уходит.)

Входит Трапезондский царь.

Сцена четвертая

Имр и Трапезондский царь.

Царь

Скажи, ты не видал царевны Зои?

Царевна Зоя здесь не проходила?

Имр

Я во дворце сегодня только, даже

И твоего я имени не знаю,

О господин!

Царь

Я — Трапезондский царь!

Ты удивлен?

Имр

Царевны я не видел.

Царь

Хвала Марии! Как людское сердце

Необъяснимо: вдалеке от милой.

Мне кажется, что принял бы я казнь

За звук шагов ее, за шорох платья,

Когда же наступает миг свиданья,

То радуюсь я каждой проволочке.

Имр

(про себя)

Так вот они, блаженные те руки,

Большие, сильные, как у героя,

Так вот они, те жаждущие губы,

Как солнцем, озаряемые смехом,

Ведь мне о них шептала Феодора!

Царь

А ты здесь для чего? Не понимаю,

Зачем вас всех так тянет в Византию

От моря, от пустынь широких в эти

Унылые, чужие вам дворцы!

Когда б не Зоя, разве бы я кинул

Мой маленький, мой несравненный город

С его чудесной сетью узких улиц,

От берега и к берегу бегущих,

С единственною площадью, где часто

Я суд творю под вековым платаном.

Скажи, зачем ты здесь?

Имр

Отец убит!

Я должен мстить, я думаю, что Кесарь

Мне войско даст.

Царь

Вот это речь мужчины!

Мне нравится, когда звенит оружье,

Тогда и взоры делаются ярче,

И кровь стремительней бежит по венам.

Дай руку мне, тебе я помогу.

Имр

Нет, я не дам руки, мы, люди юга,

Не византийцы, не умеем лгать

И веруем, что достоянье друга

Украсть позорно и грешно отнять.

Царь

А что ты у меня отнять собрался?

Ведь я не император Византии,

В моей сокровищнице не найдешь

Ни золота, ни редкостных мозаик,

Там только панцирь моего отца,

Сработанные матерью одежды

Да крест, которым наш апостол Павел

Народ мой в христианство обратил.

Иль ты о городе моем помыслил?

Там жители, когда родился я,

С моим отцом неделю пировали,

Я с их детьми играл еще ребенком,

Там каждый и зубами и когтями

За своего заступится царя.

Что у меня еще есть? Только слава,

Я ею рад с тобою поделиться:

Топи, как я, в шумящем грозно Понте

Славянские раскрашенные струги,

В горах Кавказа над обрывом черным

С одною пикой выходи на тура,

Тогда со мной сравнишься. Я сказал!

Сцена пятая

Евнух и Юстиниан.

Евнух

(входя)

Сам Кесарь!

Имр и царь скрываются. Входит Юстиниан.

Юстиниан

Прибыли послы из Рима?

Евнух

Вчера, порфирородный.

Юстиниан

И письмо

Доставили?

Евнух

Им был прием недобрый

Оказан.

Юстиниан

Так и знал я! Этот Рим,

Гордясь своей языческою славой,

Понять не хочет, что отныне солнце

Для всей земли — один Константинополь.

А что собор святой Софии?

Евнух

Нынче

Еще одна воздвигнута колонна,

И главный мастер слышал серафимов,

Ликующих и сладостно поющих.

Юстиниан

Пятьсот червонцев выдать! Боже, Боже,

Ужели я когда-нибудь войду

В сей храм достроенный и на коленях,

Раб нерадивый, дам Тебе отчет

Во всем, что сделал и чего не сделал?

Миропомазанья великой тайной

Ты приказал мне царский труд, желая,

Чтоб мир стал храмом и над ним повисла,

Как купол, императорская власть,

Твоим крестом увенчанная, Боже,

И я ль тебя в великий час предам?..

(Евнуху.)

До этих пор не кончена туника?

Евнух

Для Трапезондского царя?

Юстиниан

Ну да!

Евнух

Осталось вышить золотом корону,

И, я клянусь, такой туники брачной

Ни на одном не видели царе.

Юстиниан

Ты на три дня ее положишь в яд.

Тебе секрет известен?

Евнух

Государь!

Юстиниан

В чем дело?

Евнух

Я смущен: так, значит, свадьбы

Не будет?

Юстиниан

Почему ты так решаешь?

Евнух

А скорбь невесты?

Юстиниан

Что девичьи слезы

Пред пользой государства! Трапезонд —

Приморский город и весьма торговый.

Он должен быть моим, он ключ к Кавказу.

Я не люблю войны, когда возможно

Устроить дело без пролитья крови.

Пусть Зоя унаследует его,

Дочерней волей управлять я буду.

Еще одной жемчужиной бесценной

Украсится корона Византии.

Евнух

Я понял, государь. Ты мудр и благ.

Действие второе

Сцена первая

Юстиниан, Трапезондский царь, Евнух.

Юстиниан

Наш милый сын, тебя мы снова видим

Вернувшимся из дальнего похода.

Императрица будет очень рада,

И кто-то будет рад еще сильней.

Царь

Как мне благодарить тебя за эти

Слова, таинственные для меня?

О государь, враги твои разбиты,

Болгарские рассеяны полки.

Юстиниан

Я знаю.

Царь

Как ты можешь знать об этом?

Я прибыл первым из всего отряда.

Юстиниан

Ведь ты там был, и этого довольно.

Еще ни разу весть о пораженье

Из уст твоих не долетала к нам.

Евнух

Такая важная для нас победа,

С такой достигнутая быстротой,

Освобождая наши легионы,

Порфирородный, изменить должна

Теченье дел. Весть новая в докладе.

Юстиниан

Так начинай его. Ты, милый сын,

Прислушайся: ты был досель рукою,

Державшей крепкий византийский меч,

Но день придет, и будешь головою,

Надевшей императорский венец.

Я слушаю.

Евнух

К нам с юга прибыл странник.

Раздор в Аравии, там брат на брата,

Сын на отца, и странник утверждает,

Что если в Византии он найдет

Одиннадцать-двенадцать тысяч войска,

То он к твоим ногам положит

Убийством утомленную страну.

Юстиниан

Ну, милый сын, что ты на это скажешь?

Царь

Просителя я видел, он по нраву

Пришелся мне и взором ястребиным,

И грудью крепкой, словно медный щит.

Со мной он говорил немного странно,

Но я его простил. О мой отец,

Ты мне позволишь так назвать тебя?

Пошли в Аравию свои дружины,

Пусть он их поведет и пусть на месте

Сожженного родимого селенья

Он город выстроит себе высокий

С фонтанами, садами и дворцами.

Я нынче слишком счастлив и хочу,

Чтоб были счастливы другие тоже.

Юстиниан

Нет, вижу я, не юношам влюбленным

Решать дела державного правленья.

Быть может, этот странник и сумеет

Водить войска, одерживать победы,

Прославить императорское имя,

Но кто, скажи, нам может поручиться,

Что после не пробудится в нем кровь,

Кровь дикаря, влюбленного в свободу,

Считающего рабство униженьем,

И что победу он не обратит

На выгоду своей страны, не нашей?

Нет, сын мой, византийские полки

Вождя иного, лучшего достойны.

Ты поведешь их, вечный победитель,

Муж дочери моей любимой, Зои.

Назавтра свадьба, и в поход с собою

Ты увезешь и юную царицу.

А свадебный подарок мой, тунику,

Которая доселе не готова,

Возьмешь по окончании похода.

Евнух

Но этот странник хочет мести. Он,

Забытый нами, может быть опасен.

Юстиниан

Тогда пускай он остается здесь,

Заложником под стражею, на случай

Какой-нибудь неведомой измены.

Юстиниан и Евнух уходят.

Входит Зоя.

Сцена вторая

Царь и Зоя.

Царь

Царевна, мне сказали, ты согласна

Со мной увидеться... но, может быть,

Неправда это?.. Я уйду...

Зоя

Останься!

Царь

(смотря в окно)

Широкий ветер сбил буграми пену,

Босфор весь белый... Как бы мне хотелось

Теперь уехать далеко...

Зоя

Куда?

Царь

Не знаю! Я еще страны не видел,

Где б звонкой птицей, розовым кустом

Неведомое счастье промелькнуло.

Я ждал его за каждым перекрестком,

За каждой тучкой, выбежавшей в небо.

И видел лишь насмешливые скалы

Да ясные бесчувственные звезды.

А знаю я — о, как я это знаю! —

Что есть такие страны на земле,

Где человек не ходит, а танцует,

Не знает боли милая любовь.

Зоя

А разве, если любишь, больно?

Царь

Да.

Зоя

А если на небе горят Плеяды,

Как украшения на женском платье?

А если чаши влажных белых лилий

Виденьями поднялись из воды?

Царь

Не знаю, что ты говоришь...

Зоя

И я

Не знаю... Мне приснилось это...

Царь

Уедем вместе, здесь мне душно, Зоя.

Здесь люди хмурятся, хотят чего-то

И говорят не об одной любви.

Да и твоим глазам должно быть больно

Всегда смотреть на яшмовые стены,

И холодно от мрамора ногам.

Зоя

А ты умеешь ездить на верблюде?

Умеешь убивать морских чудовищ?

Ко мне пробраться можешь, словно змей

Когда кругом дозором бродят братья?

Царь

Нет братьев у тебя.

Зоя

А ты мне скажешь,

Что у меня глаза, как у газели,

Что жарок рот мой, что с моею грудью

Сравнятся блеском только зеркала?

Царь

Араб! Ответь, ты видела араба?

Пришелец хмурый говорил с тобой?

О да, я знаю, что слова такие

Лишь он единый мог сказать тебе!

Вот ты дрожишь, как пойманная птица,

И смерть в моей душе... О Зоя, Зоя,

Молю тебя, ответь мне только правду,

Скажи, что он не говорил с тобой.

Зоя

Ах, я не знаю, с кем я говорила:

Высокий, он казался мне виденьем,

Его глаза светились, словно звезды,

Его уста краснели, словно роза,

А речь звучала, как биенье сердца.

Царь

Не правда ли, земли он не касался

Ногой, и за спиной дрожали крылья?

Зоя

Мне кажется, что да.

Царь

Так то был ангел!

Ведь ты святая, Зоя, и, конечно,

Слетают небожители к тебе.

Как ты бледна! Мне нестерпимо видеть

Тебя такой; в свою опочивальню

Вернись скорей и между часословов,

Цветов и ангелов, на чистом ложе

Вкуси покой, но прежде, умоляю,

Прости меня.

Зоя

Мне не за что прощать.

(Уходит.)

Входит Феодора.

Сцена третья

Царь и Феодора.

Царь

Императрица!

Феодора

Я искала Зою,

Я думала, ты с нею говоришь.

Царь

Царевна утомилась разговором

И только что покинула меня.

Феодора

Так, так! Уже до свадьбы утомляешь

Невесту ты, любовник несравненный!

Скажи, о чем же говорил ты с Зоей?

Царь

Прости, императрица, но мне больно

Услышать это трепетное имя

Из уст, которые не сознают

Всего чудесного, что в нем сокрыто.

Феодора

Ко мне несправедлив ты, я люблю

И Зою, и тебя любовью нежной.

Царь

Ни я твоей не чувствую любви,

Ни Зоя. Разве ты мне говорила

О дивной прелести ее, о неге

Ее правдивых глаз и смелых губ,

Об ангелах, какие к ней приходят?

Феодора

А что, день свадьбы Кесарем назначен?

Царь

На завтра.

Феодора

Ну, я рада за тебя!

Об ангелах я, право, не слыхала,

А о других... да что и говорить!

Царь

Императрица, ни царевны Зои,

Ни сердца, полного любовью к ней,

Такою речью ты смутить не можешь.

Феодора

Смутить? Но есть ли что-нибудь дурное

В том, что, с арабом повстречавшись, Зоя

Наслушалась певучих небылиц?

Царь

С арабом?

Феодора

Да, и он ей пел так сладко

О чудищах морских и о верблюдах

И о своих любовных приключеньях

И, кажется, хотел поцеловать.

Но Зоя не позволила, конечно.

Царь

С арабом! Так она мне солгала!

Феодора

Как ты ревнив! Подумай, это странник,

Несчастный нищий, ты же царь, хоть, правда,

Красив он и красивее тебя.

Он может сердце девичье встревожить

Речами хитрыми, присниться ночью

Сияющим, как ангел золотой,

Заставить плакать и бледнеть от страсти,

Но девушка разумная не станет

Любить неведомого пришлеца.

Царь

Оставь меня теперь, ты слишком больно

Мне сделала, и всё ж я верю в Зою.

Я умер бы, когда б не верил ей.

Но тот араб мое узнает мщенье,

Ему бы лучше было не родиться...

Феодора

Смотри, он входит. Сделай, что сказал!

Входит Имр.

Сцена четвертая

Те же и Имр.

Имр

Ага, ты здесь, я требую, ответь!

Ты отправляешься вождем к отряду?

Мне Евнух всё открыл. Ты мог посметь!

Украл мою последнюю отраду!

Царь

Ты с Зоей говорил наедине,

А мне сказал, что ты ее не видел!

Я думал, что ты тигр, а ты гиена,

Прикрытая тигриной пестрой шкурой.

Имр

Ты низкий вор, а упрекаешь сам!

У нищего ты отнял корку хлеба.

Ты думаешь, что так я и отдам

То мщенье, что я выпросил у неба?

Царь

Нечистыми губами ты шептал

Слова нечистые царевне Зое,

И эти наглые глаза смотрели

В безгрешные, как рай, ее глаза!

Имр

Несчастная Аравия моя,

Ужель я сделался твоей бедою?

Бальзам для язв твоих готовил я,

А он, чужой, что сделает с тобою?

Царь

Я разорю дотла твою страну,

Колодцы все засыплю, срою стены,

Я вырублю оазисы, и люди

Названье самое ее забудут!

А ты, ты будешь гнить в цепях, в тюрьме...

Ты даже старцем из нее не выйдешь,

За корку черствую, что раз в неделю

Тебе дадут, меня благословишь.

Имр выхватывает нож и бросается на него. Борются.

Царь одолевает и овладевает ножом.

Имр

Убей меня скорей!

Царь

Убить тебя?

Я низкой кровью рук не запятнаю,

Я убиваю только благородных.

Феодора

Нам дан закон не отомщать обиды,

Припомни, царь, что ты — христианин.

Царь

Да, как сказал я, так и будет! Стража

Его сегодня ж вечером возьмет.

Таким, как он, не место на свободе,

Где солнце светит, где дела свершают

Великие и девушки проходят,

Подобные моей невесте Зое.

Действие третье

Сцена первая

Юстиниан и Феодора.

Феодора

Возлюбленный мой Кесарь, значит, завтра

Царь Трапезондский и царевна Зоя

Венчаются, а мстительный араб

Не войско получает, а оковы?

Я рада, только мне порою больно,

Что узнаю я о твоих решеньях

Не из твоих спокойных, строгих губ,

В глухих ночах целованных так много,

А лишь от Евнуха, от приближенных

Да от болтливых, ветреных служанок.

Юстиниан

Ты знаешь, как стремился я найти

В тебе помощницу делам правленья,

Как верил я в тебя и как любил

И как потом жестоко обманулся.

Ты не жена, ты женщина — и только!

Пускай другие могут забывать,

Но я, я ничего не забываю.

Феодора

Ну вот, опять ты повторяешь басни,

В которые уже никто не верит.

Отец мой был сенатором — бумаги

(Возьми их у хранителя печати,

В них нет подделки, что б ни говорили)

Доказывают это слишком явно.

Юстиниан

Мне всё равно, кто был твоим отцом,

Ведь я твой муж, и этого довольно!

О чем я говорю, ты догадалась?

Феодора

Все женщины такие ж.

Юстиниан

Нет, не все!

Мать Зои, словно лилия Господня,

Небесною сияла чистотой,

И Зоя ей подобна.

Феодора

Так араба

Под стражу?

Юстиниан

Да.

Феодора

Прости меня, прости.

Я десять лет была твоей женою,

И ты за эти десять лет не можешь

Меня, жестокий, упрекнуть ни в чем.

Юстиниан

Нечистой ты взошла ко мне на ложе.

Феодора

Нечистой, да! Но знаешь, почему?

Лишь потому, что я любила много

Тебя, мой Кесарь, мой орел державный.

Я девочкой мечтала о тебе

И прятала твое изображенье.

Когда к ристалищу шел царский поезд,

Кто оторвал бы от окна меня?

Я подкупила твоего раба,

И он мне раз принес песку из сада,

Где вечерами ты бродил один,

О благе Византии размышляя.

Но годы шли, и закипала кровь

Во мне, и наконец я повстречала

Того, кто был и взглядом, и осанкой,

И даже голосом во всем подобен

Тебе, тебе... В народе говорили,

Что мать его покойный твой отец

Однажды ночью взял к себе на ложе.

Ты был далеким, чуждым, недоступным,

А он бледнел и таял от любви.

Я отдалась, но только раз, не больше,

Клянусь! И вскоре после умер он,

В Иллирии в твоих войсках сражаясь.

Юстиниан

Но после ты была в Александрии,

И слухи смутные идут о том.

Феодора

В Александрию к одному святому

Отшельнику мой духовник Панкратий

Послал меня замаливать мой грех.

Юстиниан

Есть поговорка старая, что если

Подозревают женщину во лжи,

Всегда ее подозревают мало.

Феодора

Так прогони меня! Сними немедля

С меня мой сан. Что мне он без любви?

И пусть, как прежде, из окна я буду

За царским поездом твоим следить.

Ты изменился, я осталась та же,

Я — девочка, влюбленная в тебя.

Ударь меня и прогони.

Юстиниан

(протягивая к ней руку)

Дитя!

Феодора

(плача)

Ужели бы я так могла любить,

Когда б тебя я не любила нежно?

Ты ласков вновь со мной; забудем, хочешь,

Раздоры, ревность, будем жить для счастья

И нашего, и всей державы нашей,

Таинственно дарованной нам Богом.

Дай мне твой перстень, тот, с которым можно

И отдавать повсюду приказанья,

И отменять их именем твоим.

Дай мне его залогом примиренья,

Как ты уж мне его давал когда-то

Любви залогом, и я буду верить,

Что я действительно твоя подруга.

(Понизив голос.)

Я знаю всё, я рук твоих касаюсь,

и кровь, что греет их, мне шепчет тайны,

На грудь твою прилягу, и биенье

Мне сердца твоего, как речь, понятно.

Я знаю, что отравлена туника,

Туника Трапезондского царя,

Но не сужу тебя, а покоряюсь.

По мне, убей святого патриарха

И манихейское восставь нечестье,

Я за тобой пойду повсюду, если

Я буду знать, что я близка тебе.

Юстиниан

(отдает перстень)

Дитя, дитя.

Феодора

И уходи теперь.

В моей душе сейчас такое счастье,

Что я должна молиться.

Юстиниан

Я с тобою

Охотно тоже помолюсь.

Феодора

Ну, нет!

Ко мне придет игуменья святая,

И ей с мужчинами нельзя встречаться.

За сценой шум.

Да вот она. Скорее уходи.

Юстиниан уходит. Вбегает Имр, за ним Евнух.

Сцена вторая

Феодора, Имр и Евнух.

Имр

О госпожа, мне передал твой мальчик,

Что ожидаешь ты меня, и я

Явился, но старик безумный этот

Меня пытался заключить в оковы.

Я воина убил, и вот я здесь...

Весь этот город полон вероломства...

Евнух

Императрица, Кесарь приказал,

И я исполнить должен. Умоляю,

Войди к себе, чтобы твоим глазам

Не оскорбиться зрелищем насилья.

Феодора

Постой!

(Имру.)

Скажи, ты что-нибудь решил?

Имр

Решил я с жизнью лишь продать свободу.

Феодора

Царь Трапезондский настоял в совете,

Чтоб ты был взят немедленно под стражу.

Имр

Царь Трапезондский! Я его убью.

Феодора

Убьешь? Но здесь не южная пустыня,

И, наконец, тебя сильнее он.

Евнух

Ну что же, госпожа, сама ты видишь,

Что этот зверь опасен на свободе.

Молю тебя, позволь мне взять его.

Феодора

Постой, еще мгновенье!

(Имру.)

Разве кровью

Смываются подобные обиды?

Имр

А чем они смываются еще?

Евнух

Прости, я должен взять его.

Феодора

Вот перстень.

Ты знаешь, что обозначает он.

Араб не будет заключен в оковы,

Противны мне насилие и злоба,

Я исцелю евангельскою правдой

Его грехом взволнованную душу.

Оставь же нас теперь.

Евнух

Я повинуюсь.

(Уходит.)

Сцена третья

Феодора и Имр.

Феодора

Теперь ты веришь, что во мне найдешь

Надежную заступницу?

Имр

Я верю,

Что льву всегда сопутствует гиена.

Феодора

Ты волен оскорблять меня, с арабом

Мне ни к чему хранить величье сана.

Имр

Веди меня, учи меня, я твой.

Феодора

О чем ты говоришь со мной?

Имр

О Зое!

Я до сих пор забыть ее не мог,

О ней я вспоминаю неустанно.

Так маленький, так красный огонек

Лизнет, исчезнет, а на теле рана.

Феодора

Не понял ты, что я с тобой шутила:

Не обольщают Кесареву дочь.

Имр

Так я один найду свою дорогу.

Прощай!

Феодора

Постой, куда ты, так нельзя!

Ведь глупостей наделаешь ты столько,

Что не поправить их и во сто лет.

Но всё ж мне нравится твоя горячность,

Арабская бунтующая кровь.

Когда б я не была императрицей,

То я б тебя, наверно, полюбила.

Имр

Прощай, к чему слова пустые эти?

Феодора

А вот к чему. Быть может, надлежит

Преступные намеренья оставить

И Зою пощадить. Она невеста

И любит Трапезондского царя.

Имр

Царевна любит?

Феодора

Кажется, они

Уже близки. Она, по крайней мере,

Твои слова поведала ему,

Как хвастал ты, как унижался после,

И он сердился, а она смеялась.

Имр

Хитришь, императрица, ясно вижу,

Что ты хитришь. Обманывай других,

Детей и стариков, в тебя влюбленных,

Сановников лукаво-раболепных,

Но не меня, бродягу из пустыни,

Который верит только облакам,

Да самому себе, да спетой песне.

Ты хочешь страсть мою разжечь? Напрасно!

Она и так горит лесным пожаром,

И я теперь, как тетива у лука,

Натянутая мощною рукой.

Я раз переменил мое решенье

И не могу в другой переменить.

Феодора

Ты нравишься мне, право, я с тобою

Могу не прятаться и не лукавить.

Твоя душа черней беззвездной ночи,

Любовникам и ведьмам дорогой.

Что, если бы тебя я полюбила?

Имр

Предай мне Зою.

Феодора

Правда. Надо мстить

Обоим нам, и я императрица.

Пока уйди и стань за этой дверью.

Сейчас войдет сюда царевна Зоя,

Я с нею буду говорить, как мать,

Журить ее, и ты войдешь, когда

Увидишь, что ее я покидаю.

Имр уходит. Входит Зоя, за ней царь Трапезондский.

Сцена четвертая

Феодора, царь и Зоя.

Феодора

Ты, Зоя?

Зоя

Да, императрица.

Феодора

Как, и ты?

Царь

Да, я. Ты, кажется, смутилась?

Феодора

Я тронута.

Царь

Не время для насмешек.

Теперь я всюду чувствую опасность

Не для себя, а для царевны Зои.

Ее не кину я ни на минуту,

И даже ночью стану я с мечом

Перед дверьми в ее опочивальню.

Феодора

(Зое)

И ты на это согласилась?

Зоя

Да.

Феодора

(царю)

Какую же ты чувствуешь опасность?

Царь

Везде опасность чистым там, где ты.

Феодора

Ты позабыл, что я императрица.

Царь

Я ничего не позабыл, я знаю,

Что там, где ты, — измена и насилье,

Удары потаенные кинжалом,

И яд, и раскаленное железо,

Которым выжигаются глаза.

Араб еще не заключен под стражу?

Феодора

А что тебе за дело до араба?

Царь

Ты думаешь, что эхо этих зал

Тебе одной рассказывает тайны?

Царевну ты назначила арабу,

Ты разжигаешь в нем и страсть и месть,

Он точно тигр, почуявший добычу,

Но я могу смирить, императрица,

И тигра и ползучую змею.

Феодора

Так вот она, хваленая твоя

И царственная кровь, вот доблесть сердца.

И Зоя соглашается с тобой?

Так кто ж она: царевна, для которой

Господь на небе жениха наметил,

Или блудница, и прохожий каждый

Ее унизит или оскорбит?

За чистую ее я принимала

До этих пор...

Царь

Клянусь, она права...

Феодора

Так, значит, вечно будешь ты стоять

С мечом перед ее опочивальней,

Подслушивать, выслеживать, таиться,

То верить, то опять подозревать?

Ты позабудешь дальние походы,

Ты перестанешь управлять страной,

И будут дни твои полыни горче,

И будут ночи, как мученья ада.

Царь

Клянусь, она права! Царевна, ты

Как думаешь?

Зоя

Не знаю.

Феодора

Разве Зоя,

Униженная вечным подозреньем,

Не будет чувствовать себя в тюрьме

И, наконец, однажды не помыслит —

Быть может, я действительно такая? —

А что тогда, ты знаешь.

Царь

Нет, довольно.

Теперь хочу я даже, чтобы к Зое

Слетались диким роем искушенья.

Я вижу, вижу, как она пройдет

Средь них, окружена покровом света,

И, чистая, их даже не заметит.

Феодора

И ты уйдешь со мной, оставя Зою

Наедине с твоим врагом смертельным?

Царь

Царевна, ты оценишь подвиг мой?

Зоя

Не уходи. Мне хорошо и страшно.

Я слышу будто звон далеких арф

Бесчисленных, и ветер слишком знойный

И слишком пряный... я — как облака,

Что тают в полдень в небе просветленном,

И я не знаю, что со мной такое.

Феодора

(Царю)

Как сильно ты любим! Я вспоминаю,

Внимая ей, мои мечты девичьи.

Ужель ты сомневаешься еще?

Тогда ее ты, право, недостоин.

Царь

Достоин я и ухожу. Царевна,

Ты для меня Святых Даров святей.

Христос улыбкой светлой улыбнется,

Когда ты в белый рай его войдешь.

Феодора и царь уходят. Входит Имр.

Сцена пятая

Имр и Зоя.

Зоя

Не подходи ко мне, не подходи,

Молю тебя, не говори ни слова.

Что мне до странной родины твоей

И до судьбы твоей, такой печальной.

Я дома твоего не разоряла,

Я только видела тебя во сне.

Имр

Царевна!

Зоя

Нет, молчи, молчи, молчи.

Твой голос мне напоминает что-то,

О чем давно должна я позабыть.

Имр

Мой дом сожжен, от моего народа

Осталась только кучка беглецов.

И ты, и ты, чьи губы слаще меда,

Становишься среди моих врагов.

Я ухожу.

(Подходит ближе.)

Зоя

Но ты хотел уехать,

Ты мстить хотел, рассказывали мне.

Имр

Я не увижу ни морей, ни степи,

Царь Трапезондский поведет отряд.

Он твой жених, а мне тюрьма и цепи

За то, что я поймал один твой взгляд.

Зоя

Так, значит, я виновна пред тобой?

Имр

Да, ты! И этой силою любовной,

И страшною своею красотой,

И телом ослепительным — виновна.

Зоя

Молчи, молчи, я о словах таких

Мечтала слишком долго и напрасно.

Зачем приходишь ты смущать меня

Своей печалью, красотой и страстью?

Имр

Что клятвы, мною данные? Пути,

Ведущие меня в мои владенья?

Но я в тебе одной могу найти

Небесного замену наслажденья.

Зоя

Уйди, уйди, тебя я не люблю,

И никогда тебя не полюблю я.

Ты слишком страшен, и твои слова

Меня палят, а не внушают нежность.

Имр

(обнимая ее)

Нежна ль орлица к своему орлу,

Когда их брак свершается за тучей?

Нет, глаз твоих томительную мглу

Пронижет страсть, как молнией летучей.

Зоя

Но я невеста, знаешь ты о том.

Я не себе принадлежу, другому.

Подумай, я же Кесарева дочь,

Наследница державной Византии...

Но ты совсем не слушаешь меня,

И все мои слова и возраженья,

Едва сказав, сама я забываю...

О, почему так отступили стены,

Зачем здесь небо, залитое светом,

Широкими горячими лучами?

Я только тучка, ты же — ветер вольный,

По прихоти играющий со мною.

Вот ангел наклонился и глядит,

Хранитель мой и детских игр товарищ...

Зачем он грустен?.. Милый, милый ангел,

Я только тучка, мне легко и сладко.

Имр уносит ее.

Действие четвертое

Сцена первая

Евнух и Имр.

Евнух

Ну, как ты нынче спал на новом месте,

В покое, отведенном для тебя?

Не правда ли, тебе казалось странным,

Что не было с тобой твоей арабки,

Постель не пахнула верблюжьим потом

И не ревели за окном гиены?

Имр

Вся ночь в виденьях странных и чудесных,

Всю ночь душа на дыбе палачей.

Орел кружился в высях неизвестных,

И клекот был — как стук стальных мечей.

Но часто прорывался в грохот стали

Пронзительный и безутешный плач.

И молнии какие-то блистали,

И плач... и сердце прыгало, как мяч.

Был темный стыд, как смерть неотвратимый,

Который горше смерти тяготит...

Вослед за женщиной, такой любимой,

По темным переулкам крался стыд.

Проснулся... Утро было слишком ясно,

И розами был воздух напоен.

Но знаю я, что снился не напрасно

Ужасный и прекрасный этот сон.

Евнух

Конечно, не напрасно: до полудня,

По повелению императрицы,

Свободен ты, а после заключенье,

Где не увидишь ты ни роз, ни солнца.

Я Кесарев приказ исполнить должен.

Имр

О случай, всемогущий, как природа,

Порхающий по воле здесь и там.

Не для себя иль своего народа

Я падаю теперь к твоим стопам,

А лишь для той, что молнией летучей

Во мне зажгла томительную страсть,

Лишь для нее, плясун веселый, случай,

Яви свою божественную власть.

Евнух

Как ты забавно молишься. Люблю

И я сплетенье силлогизмов тонких.

В Египте это общая забава,

Там греки, финикияне, арабы

При помощи логических фигур,

Геометрических сопоставлений

Творят еще неслыханные веры,

Которые живут, как мотыльки,

Лишь день один, но все-таки пленяют.

Скажи, ты не был там?

Имр

В Александрии

Я жил пятнадцать лет тому назад.

Евнух

Как раз когда была там Феодора.

Имр

Какая?

Евнух

Неужели ты не знаешь,

Что так зовут императрицу нашу?

Имр

Как — Феодора? С кудрями как смоль,

С горячим ртом и легкими ногами,

Белее, чем кедровые орешки,

Освобожденные от скорлупы?

Ха-ха... Теперь спасен я!

Евнух

Ты не мог

С ней встретиться, она жила в пустыне,

Там некий старец наставлял ее

В искусстве покаянья и молитвы.

А ты, наверно, пировал в дворцах

Купцов богатых и центурионов,

Бывал на играх и звериных травлях

Да посещал языческие школы.

Однако скоро полдень, нам пора.

К тому же в этот час императрица

Бывает здесь.

Имр

Ее-то мне и надо.

(Набрасывается на Евнуха, валит его, завязывает ему голову его же одеждой, потом выпрямляется и ждет.)

Сцена вторая

Имр и Феодора.

Феодора

(входя)

Ты здесь еще?

Имр

Я здесь, императрица,

Благодарить тебя и день назначить

Венчанья моего с царевной Зоей.

Феодора

Ты помешался, бедный человек.

Имр

(продолжая)

И попросить еще, чтобы в поход

Был я, не Трапезондский царь, отправлен.

Феодора

Но почему ты до сих пор не взят

Под стражу? Где ленивый этот Евнух?

Имр

(указывая на лежащего)

Он здесь, императрица, связан мною

За скучную назойливость свою.

Феодора

Ужель осмелился, безродный нищий,

Ты нашего сановника связать?

Нет, это слишком... кто там! Стража, слуги!

Сюда, сюда! На помощь!

Имр

Феодора,

Что, родинка твоя под левой грудью

По-прежнему похожа на мышонка?

Феодора

Что говоришь ты?

Имр

Видишь этот шрам?

Ты помнишь, как меня ты укусила

В Александрии теплой лунной ночью,

Когда ты танцевала перед нами

И я тебе мой бросил кошелек

С алмазами, не с золотом? Ты помнишь?

Феодора

Ты? Ты тот Имр? Какое наважденье!

Но почему ты здесь? Постой, ты знаешь,

Что я тебя любила одного?

Имр

Ну нет, не одного! В Александрии

Твоей любовью многие хвалились.

Феодора

Я до тебя не знала наслажденья.

Я отдавалась просто, как дитя...

О, как томит меня воспоминанье!

Скажи, меня еще ты любишь?

Имр

Нет.

Феодора

Да, знаю я, незрелая девчонка

С печальным ртом, огромными глазами

Тебе дороже... Так она погибнет!

Имр

Императрица, грустно жить в цепях.

Феодора

В цепях?

Имр

Да, если Кесарь всё узнает,

Ты думаешь, что он тебя простит?

Феодора

И ты решишься женщину предать,

С которой ты изведал наслажденье?

Имр

Я должен девушку спасти, с которой

Судьба моя навеки сплетена.

Феодора

Так что ж мне делать?

Имр

Только покориться.

И вор, столкнувший путника с моста,

Потом его вытаскивает сам,

Узнав в нем неожиданно знакомца.

Феодора

Ты отомстил, а я не отомстила.

Имр

Такая уж удача мне.

Феодора

Ну что ж!

В моей груди опять забилось сердце

Без ненависти, без любви, а только

Послушное ударам мерным бубна,

Стремительно взлетающим ногам

Да стеблям рук, закинутых высоко.

Не правда ль, я неплохо танцевала?

Имр

Ну, в добрый час. Ты поняла меня.

Я ухожу. Но помни, Феодора,

Предательства со мной не удаются.

(Указывая на Евнуха.)

А этого, быть может, умертвить?

Он слышал разговор наш.

Феодора

Нет, не стоит.

Он промолчит, он знает столько тайн,

Что уж они его не обольщают.

Но унеси его скорей. Вот Кесарь.

Имр уносит Евнуха.

Сцена третья

Феодора и Юстиниан.

Юстиниан

(входя)

Кто был сейчас с тобой?

Феодора

Арабский странник.

Юстиниан

Но что он делал?

Феодора

Говорил со мной.

Юстиниан

Свободен он?

Феодора

По моему веленью,

Вот этим подтвержденному кольцом.

Юстиниан

(вырывая кольцо)

Назад, назад кольцо мое!

Феодора

Возьми,

Но только я как должно поступила.

Он был бы здесь опасен и в тюрьме.

Юстиниан

Кому опасен?

Феодора

Мне, одной лишь мне!

Юстиниан

Что ты сказала? Как? Он покушался

На жизнь твою?

Феодора

Ужели ты не видишь,

Как щеки у меня горят, как трудно

Мне говорить об этом пред тобой?

Мне стыдно! ты меня ревнуешь только

К каким-то небывалым прегрешеньям,

А подлинной опасности не видишь.

Юстиниан

Его ты любишь? Отдалась ему?

Феодора

О нет, когда б ему я отдалась,

Мне силы не хватило бы сознаться.

Юстиниан

Так в чем же дело?

Феодора

Мне уж тридцать лет,

А в эти годы к женщинам приходят

Еще неведомые искушенья.

Пускай его отправишь ты в тюрьму,

Я буду думать о тюрьме всечасно.

При каждом шорохе, при каждом стуке

Мне будет чудиться, что это цепи

Звенят на стройных бронзовых ногах.

Убьешь его, и мука будет горше,

Он мертвый станет мне являться ночью,

Ласкать меня, и будут пахнуть тленом

Его мучительные поцелуи.

О мой супруг, тебя любила я,

Как дивный жемчуг, как звезду Востока,

Как розу благовонную, а ты

Меня предашь лукавящему змею.

Юстиниан

Тебе я верю. Верю я всегда,

Когда себя ты обвиняешь.

Феодора

Кесарь,

Одно есть средство защитить меня

От мук и небывалого позора —

Отдай ему начальство над войсками.

Когда я буду знать, что счастлив он

И никогда назад не возвратится,

То страсть моя исчезнет, точно тень

От облака, растопленного солнцем.

Юстиниан

Но этот подвиг мною предназначен

Для Трапезондского царя, и легче

Отнять у льва голодного добычу,

Чем у такого воина поход.

Феодора

Об этом ты не беспокойся: Зое

Уговорить удастся жениха.

Юстиниан

А Зоя тут при чем? Ужель пришелец,

Как и тебя, ее околдовал?

Феодора

Мне тридцать лет, а ей всего тринадцать.

Подумай, что ты говоришь!

Юстиниан

Прости.

Я рад, что ты мне рассказала правду

И Зою защищаешь предо мной.

Да будет так!

Феодора

О дивный, дивный Кесарь,

Меня ты спас, и я тебя люблю

Оба уходят. Входят царь Трапезондский и Зоя.

Сцена четвертая

Царь и Зоя.

Царь

Как хорошо мне, Зоя. Мы с тобою

Роднее стали, ближе. Есть о чем

Нам говорить. Араб? Он был испуган.

Он пред тобою преклонился?

Зоя

Да.

Царь

Что ты ему сказала?

Зоя

Я молчала.

Царь

А он?

Зоя

Молчал и он, лишь звезды пели

Так звонко в сонном небе да крылатый

Склонялся ангел надо мной и плакал...

Послушай: я любовница араба.

Царь

Не знаешь ты сама, что говоришь!

Зоя

Я никогда тебя не уверяла,

Что я тебя люблю, так почему же

Так больно мне? Ведь ты меня простишь?

Царь

Царевна, не испытывай меня,

Не вынесу такого испытанья.

Зоя

Не мучь меня. Не заставляй, чтоб вновь

Я страшное признанье повторила.

Царь

Но как случилось это?

Зоя

Я любила.

Царь

Неведомого нищего пришельца

С гортанным голосом, с угрюмым взглядом,

С повадкой угрожающего зверя

Без тени человеческой души?

Зоя

Не смеешь ты так говорить о нем!

Он нежен, точно знойный ветер юга.

Его слова — как звоны лютни в сердце,

Которое один он понимает.

И царство, им утраченное, было

Исполнено таким великолепьем,

Какого не найдешь и в Византии,

Не только что в несчастном Трапезонде.

Царь

Прости меня! Я воин, а забыл,

Что нет иного права, чем победа.

Зоя

Ты очень больно сделал мне, но всё же

Тебе прощаю я за то, что ты

Поможешь мне. Зачем тебе поход?

И так ты заслужил довольно славы.

Пусть поведет в Аравию войска

Тот, для кого всего дороже мщенье,

Пусть он вернет и дом и трон отцовский,

Чтоб я его женою стать могла.

Царь

И ты меня об этом просишь?

Зоя

Разве

Меня совсем уже не любишь ты?

Царь

Я вспоминаю древнее преданье,

Которое, не помню где, я слышал,

Что женщина не только человек,

А кроткий ангел с демоном свирепым

Таинственно в ней оба совместились.

И с тем, кто дорог ей, она лишь ангел,

Лишь демон для того, кого не любит.

Зоя

Опять меня бранить ты начинаешь.

И на вопрос не отвечаешь мой.

Царь

Какой вопрос?

Зоя

Поход ты уступаешь?

Царь

Еще об этом спрашиваешь ты?

Мой честный меч, широкий и блестящий,

От взгляда моего он потускнеет,

И сильный конь мой выдержит едва ли

Меня с моей чудовищною болью...

Довольно! Пусть ведет поход кто хочет.

Зоя

О, как мне больно за тебя! Как будто

Я в чем-то виновата пред тобой!

Я всё, я всё отдам тебе, но только

Оставь мне радость и любовь мою.

Царь

Мне больше ничего не надо, Зоя.

Действие пятое

Сцена первая

Имр и Зоя.

Имр

Царевна, радуйся, сейчас приказ

За императорской печатью прибыл.

Пятнадцать тысяч воинов: гоплитов,

Копейщиков, и лучников, и готов —

Уже готовы выступить в поход,

И я, и я их поведу, царевна.

Зоя

Ты Зоей звал меня недавно.

Имр

Да.

Прости, царевна, у ворот я видел

Коня огромного, как дикий слон,

И рыжего, как зарево пожара;

Он мой. Когда к нему я подошел,

Он на меня так злобно покосился.

На нем я и поеду во главе

В Аравии невиданного войска.

Зоя

Ты город свой вернешь, в твоем дворце,

Не правда ль, будут бить всегда фонтаны,

И перед ними заплетаться розы,

Большие, точно голова ребенка?

И в роще пальмовой по вечерам,

Где будем мы бродить рука с рукою,

Не правда ль, птицы запоют такие

Магические, синие, как луны,

Что сердцу станет страшно, как тогда,

Когда меня понес ты, и не будет

Печальным больше мой хранитель-ангел?

Имр

Конечно. Только прежде разорю

Осиное гнездо Бену-Ассада.

Мне ведомы становища злодеев:

Копейщиков пущу я по равнине,

Гоплиты будут слева за ручьем.

Когда Бену-Ассад войдет в ущелье,

С утесов лучники его осыпят

Стрелами оперенными, как градом,

А после всё мои докончат готы

С холодными, как их страна, глазами,

С руками крепче молотов кузнечных.

Зоя

И ты тогда за мной вернешься?

Имр

Да.

О как я счастлив! Милый южный ветер,

Когда я шел сюда, лицо мне жег,

И волны горбились среди Босфора,

Те самые, быть может, что стучали

О камни Африки, когда смотрелись

В них пьяные ночным убийством львы.

Но ты грустна как будто?

Зоя

Ты уходишь,

И больно мне.

Имр

В твои ночные сны

Являться буду я окровавленным,

Но не своей, а вражескою кровью.

Я головы владык, мне ненавистных,

Отрубленные, за волосы взяв,

Показывать тебе с усмешкой буду,

И ты тогда поверишь, что недаром

К моей груди вчера припала ты.

Зоя

Но может быть, ты и меня возьмешь

С собой иль сам останешься на время?

Есть у меня враги...

Имр

Не бойся их.

И кто они: царь Трапезондский — воин,

Так он не станет женщинам вредить.

Юстиниан? Но он отец твой. Евнух?

Толстяк, который любит рассужденья.

Ах, да! Императрица Феодора.

Но и она не может быть страшна.

Повыдергал я зубы у ехидны.

Я расскажу тебе о ней...

(Взглядывает в окно.)

Но что там?

Войска проходят... Первая колонна

Уж грузится на первую галеру.

И я не там! Прощай. Пора идти.

Зоя

Еще одно мгновенье...

Имр

Вот гоплиты.

На солнце лиц их различить нельзя,

Так нестерпимо блещут их доспехи.

Иду.

Зоя

Один лишь поцелуй!

Имр

Вот готы.

(Уходит.)

Входит Феодора и стоит, не замеченная Зоей.

Сцена вторая

Зоя и Феодора.

Зоя

Ушел... Как сон, увиденный под утро.

Ушел... И не поцеловал меня.

Теперь пред ним веселые дороги,

Оазисы, пустыни и моря,

И бой... А если он... Но нет, я верю,

Что это невозможно... Невредимым

Вернется он и увезет меня

К священным розам и фонтанам белым.

(Смотрит в окно.)

Там воины проходят, я не знаю,

Как он, где лучники, а где гоплиты,

У всех у них обветренные лица

И поступь тяжкая, как будто шли

Они из Галлии без остановки

И думают до Индии дойти.

Они молчат, бегут за ними дети,

И женщины в изодранных одеждах

Их за руки хватают и целуют,

Как я... как я поцеловать хотела.

Их грозен облик: с плеч спадают шкуры

Медвежьи и тигриные, их руки

Как будто продолженье их мечей.

Но все идут и глаз не опускают,

Идут вперед уверенно и просто,

Как те, кому не следует стыдиться

Измен, предательства и вероломства.

Храните ж, воины, святую доблесть,

Начальника храните своего

И моего возлюбленного.

Феодора

Зоя!

Утешься, дочь моя, ведь твой жених

Остался и сегодня ваша свадьба.

Зоя

Остался он?

Феодора

Войска повел араб.

Зоя

Так он уехал?

Феодора

Зоя, Зоя!

Царь Трапезондский ждет тебя во храме,

А ты — скажу ль? — тоскуешь по арабе.

Зоя

Имр эль-Каис из Кинда — мой жених.

Я не хочу и не возьму другого.

Феодора

Про Имра я дурного не скажу,

Как про меня он говорит... Не так ли?

Молчишь?.. Ну, значит, так! Однако царь

Тебе в мужья твоим отцом назначен,

А ты ведь знаешь нрав Юстиниана:

Он не захочет дать напрасно слово

Иль положить напрасно в яд тунику.

Зоя

Тунику в яд? Какую? Я не знаю!

Феодора

Тунику Трапезондского царя.

Зоя

Зачем?

Феодора

А лишь затем, что Трапезонд —

Приморский город и весьма торговый,

И будешь ты царицей Трапезонда.

Зоя

Из-за меня? Убить того, кому

Уж я однажды сделала так больно

И для кого я жизнь отдать готова,

Чтоб искупить свою вину?.. О горе!..

Феодора

Об этом ты поговори с отцом.

Входит Юстиниан.

Сцена третья

Те же и Юстиниан.

Юстиниан

Мне радостно вас видеть вместе. Мир

В семействе императора — прообраз

Священный государственного мира.

Феодора

Ну, если так, народ восстал и с ревом

Бежит по улицам и площадям,

Пылают зданья, рушатся дворцы,

Под стенами разбойники и волки

Довольные, ища добычи, бродят.

Царевна из твоей выходит воли.

Зоя

Отец, ужели брачная туника

Отравлена?

Юстиниан

Отравлена.

Зоя

Зачем?

Юстиниан

Зачем пылают молнии на небе,

Сжигая достоянье поселян?

Зачем бывают бури и самумы,

Бывают ядовитые цветы?

Дитя мое, законы государства,

Законы человеческой судьбы

Здесь, на земле, которую Господь

Ведет дорогой неисповедимой,

Подобны тем, какие управляют

И тварью, и травою, и песчинкой.

Зоя

Я не хочу, чтоб умер мой жених!

Юстиниан

Казалось мне, что ты его не любишь.

Зоя

Я быть его женою не хочу,

Но если он умрет, и я погибну.

Юстиниан

Ты видишь, Зоя, так же непонятны

Мне замыслы твои, твои желанья,

Как для тебя мои, затем и создал

Господь голубоглазую покорность

И веру ясную, чтоб люди жили

В согласье там, где быть его не может.

Зоя

Отец, ты мудрый, знающий, ты Кесарь,

Помазанник Господень, для тебя

Пути добра и зла, страданья, счастья

Переплелись, ведут тебя ко славе,

Которую ты примешь в небесах

Тогда как я, я — девочка, и только!

Позволь мне доброй быть и быть счастливой!

Юстиниан

Дитя мое, для счастья твоего,

В котором я поклялся пред твоею

Покойной матерью, теперь святой,

От замыслов своих не отступлю я,

Но изменю их. Только злобный бык,

Неодолимую преграду встретив,

Себя калечит, в бой вступая с нею,

А мудрый — стороной ее обходит.

И достигает цели вожделенной.

Царь Трапезондский будет жить, и ты

Его женой не станешь. Пусть по сердцу

Перед тобой появится жених.

Входит Евнух.

Сцена четвертая

Те же и Евнух.

Евнух

Порфирородный! Горе! Горе! Горе!

Позволь мне лучше умертвить себя,

Чем появиться вестником несчастья

И затуманить взор царевны Зои!

Феодора

Опомнись! Скорбь не подобает тем,

Что предстают перед лицом владыки.

Юстиниан

Владыка мира — тоже человек,

И грустному он не мешает плакать.

Скажи мне, что случилось?

Евнух

Повстречал

Я Трапезондского царя, когда

Из этой залы выходил он в полдень.

И хоть еще я не касался пищи,

Взял за руку меня он и повел

Осматривать собор Святой Софии.

Молчал он, только раз спросил меня,

Закопан ли, по скифскому преданью,

Под основаньем храма человек,

Чтобы незыблемо стояли стены

И трещины колонн не расщепляли.

Перекрестился я и отвечал,

Что это суеверье не достойно

Ни императора, ни Византии.

Он усмехнулся краем губ и снова

На остальную замолчал дорогу.

Ты знаешь этот храм, порфирородный.

По узким, шатким лестницам, мосткам,

Среди лесов чудовищных, как ребра

Левиафана или Бегемота,

Мы поднялись туда, где мыслит зодчий

Из глиняных горшков поставить купол.

Мой спутник встал на страшной высоте

Лицом на юг, позолоченный солнцем,

Как некий дух, и начал говорить.

Я слушал, уцепившись за перила.

Он говорил о том, что этот город,

И зданья, и дворцы, и мостовые,

Как все слова, желанья и раздумья,

Которые владеют человеком,

Наследие живым от мертвецов;

Что два есть мира, меж собой неравных:

В одном, обширном, — гении, герои,

Вселенную исполнившие славой,

А в малом — мы, их жалкие потомки,

Необходимости рабы и рока.

Потом сказал, что умереть не страшно,

Раз умерли Геракл и Юлий Цезарь,

Раз умерли Мария и Христос,

И вдруг, произнеся Христово имя,

Ступил вперед, за край стены, где воздух

Пронизан был полуденным пыланьем...

И показалось мне, что он стоит

Над бездной, победив земную тяжесть...

В смятенье страшном я закрыл глаза

На миг один, на половину мига,

Когда же вновь открыл их, пред собой —

О горе! — никого я не увидел.

Как я спустился по мосткам, не помню.

Там, за стеной, уже шумели люди,

Толпясь над грудой мяса и костей

Без образа людского и подобья.

Суровы наши каменщики: их

Любимые забавы — бой звериный,

Кулачный бой и пьянство по ночам.

Но дрогнули обветренные лица,

В глазах угрюмых заблестели слезы

Когда пред ними с плачем я воскликнул,

Что это тело — Трапезондский царь.

Они его любили за веселость,

И за отвагу, и за красоту,

Как я его любил за дух высокий

И за уменье муку выносить.

И даже — расскажу ли? — я услышал,

Как кое-кто из них шептал проклятья,

Смотря на императорский дворец.

Они везде подозревают тайну.

Юстиниан

Немедленно расследовать событья

И тех, кто это делал, задержать!

Мне жаль царя. Теперь за Трапезонд,

Наверно, Персия захочет спорить.

Зоя

Он умер, живший для меня. И я,

Да, только я одна — его убийца.

Юстиниан

Дитя мое, тоска о женихе

Тебя лишает, кажется, рассудка.

Зоя

Убийца! Я ведь видела, что он

Перед словами, сказанными мною,

Дрожал, как под ударами кинжалов

Разбойничьих несчастный пешеход.

И неужели я не понимала,

Что правда — мерзость, если милосердье

К страдающему с нею несовместно?

О, как я оправдаюсь перед Богом,

Как Имру объясню свою вину?

Феодора

Ты говоришь сама, и помни, помни,

Что я твоей не выдавала тайны!

Юстиниан

Какая тайна и при чем здесь Имр?

Зоя

Отец, отец: лишь ты единый можешь

Меня понять, утешить и простить.

Узнай: царю я предпочла араба,

Я сделалась любовницей его.

Но как мне стать арабскою царицей,

Как наслаждаться счастьем средь фонтанов

И пальм, в руках возлюбленных, когда

На мне пятно невинной крови?

Юстиниан

Ты,

Наследница державной Византии,

Ты сделалась любовницей бродяги?

Позор, позор на голову мою,

И горе для тебя, виновной, горе!

Остановить немедленно войска,

Немедленно колесовать араба!

Евнух

Порфирородный, поздно! Видел я,

Как отплыла последняя галера.

Юстиниан

Тогда послать надежного гонца

К начальнику с приказом возвратиться.

Евнух

Иду.

Феодора

Он не послушается.

Юстиниан

Нет?

Тогда... тогда послать ему тунику,

Как знак монаршей милости моей.

Туника не добрей колесованья.

Зоя

Отец, о что ты делаешь со мной

И с тем, кто жизни мне теперь дороже?

Юстиниан

Тебе я отвечаю, потому что

Последний раз я говорю с тобой.

Позора благородной римской крови

Раскаянье простое не омоет.

Ты примешь схиму и в своем покое

Останешься затворницей до смерти,

А он наденет брачную тунику,

За красоту твою поднимет чашу,

Но только чаша выпадет из рук,

Уста увлажнит не вино, а пена.

Он спросит, что с ним, и ответит сам

Себе звериным неумолчным ревом.

Сухой огонь его испепелит,

Ломая кости, разрывая жилы,

И в миг последний неизбежной смерти

Твое он имя страшно проклянет!

(Евнуху.)

Теперь идем!

(Феодоре.)

А ты останься с той,

Кто дочерью была моей, и душу

Ее к приятью схимы приготовь.

(Уходит с Евнухом.)

Сцена пятая

Феодора и Зоя.

Феодора

Теперь вы безопасны для меня.

Затворница заговорить не может,

И мертвый тоже, наступило время

И мне сказать всю правду без утайки.

Тебя я ненавидела всегда

За руки тонкие, за взгляд печальный

И за спокойствие, как бы усталость

Твоих движений и речей твоих.

Ты здесь жила, как птица из породы

Столетья вымершей, и про тебя

Рабы и те с тревогой говорили.

Кровь римская и древняя в тебе,

Во мне плебейская, Бог весть какая.

Ты девушкой была еще вчера,

К которой наклонялся только ангел,

Я знаю все притоны и таверны,

Где нож играет из-за женщин, где

Меня ласкали пьяные матросы.

Но чище я тебя, и пред тобой

Я с ужасом стою и с отвращеньем.

Вся грязь дворцов, твоих пороки предков,

Предательство и низость Византии

В твоем незнающем и детском теле

Живут теперь, как смерть живет порою

В цветке, на чумном кладбище возросшем.

Ты думаешь, ты женщина, а ты —

Отравленная брачная туника,

И каждый шаг твой — гибель, взгляд твой — гибель,

И гибельно твое прикосновенье!

Царь Трапезондский умер, Имр умрет,

А ты живи, благоухая мраком.

Молись! Но я боюсь твоей молитвы,

Она покажется кощунством мне.

(Уходит.)

Зоя стоит несколько мгновений, потом падает на колени, лицом в землю.

Занавес

8. Дерево превращений. Пьеса в трех действиях для детей

Действующие лица

Факир.

Демон Астарот, он же Обезьяна.

Демон Вельзевул.

Змея, она же Судья.

Свинья, она же Лавочник.

Лев, он же Воин.

Действие происходит в Индии.

Первая и третья декорации — сад.

Вторая — площадь города.

Пролог

Конечно, знаете вы, дети,

Не знать того вам было б грех,

Что много чудных стран на свете,

Но Индия чудесней всех.

Она — еще южней Китая,

В нее приехать — труд большой.

Смотрите, вон она какая

И я, индиец, вот какой!

Всего рассказывать не буду,

Скажу: там ангелы парят,

Там бродят демоны повсюду

И по-людскому говорят.

Там молятся о благе мира

Богам и гениям святым

Благочестивые факиры,

Живя под деревом своим.

И если с дерева такого

Плодов покушать золотых,

То будет чудо: черт суровый

Мартышкой сделается вмиг;

Свинья — торговцем, и судьею —

Змея, и злым воякой — лев.

Хотя бы я! Я был козою

И всё скачу, штаны надев.

А если человек решится

Таких попробовать плодов,

Он светлым ангелом умчится

В дворцы заоблачных садов.

Как это делается, сами

Сейчас должны увидеть вы,

Не приставайте к вашей маме

И не чешите головы!

Действие первое

Сцена первая

Факир сидит в молитвенном созерцании.

Демон Астарот старается его развлечь.


Астарот. Хи, хи, хи! Послушай-ка, брат, краб сам себе отгрыз клешню. А райская птица вывела птенцов на радуге, и они скатились в море. Да повернись же, экий ты... Царь Цейлона сделал паштет из носорога для своих старых теток. Хи, хи, хи! Не слушает, молчит. А Вельзевул мне строго-настрого приказал, чтобы я развлекал его и помешал молиться. Ну, послушай, пожалуйста. Пойдем в Китай танцевать с золотыми драконами. Не хочешь? Ну так на Северный полюс — варить уху из кита. Как ни кита, ни Китая? Так погоди же у меня. (Делает угрожающее движение.) Какую руку прежде вывинтить? Который глаз первым закинуть за облако? Ага, попался. И тут не выходит... Что я за несчастный уродился! Других все к грешникам приставляют, а меня вот к праведнику. Попадет мне от Вельзевула. (Плачет.)

Факир. Мне стало жаль тебя. Видишь, я заговорил.

Астарот. Да, а что мне в этом пользы? Только новое доброе дело делаешь, довольно бы, кажется!

Факир. А сделай-ка и ты хоть раз доброе дело. Увидишь, как весело.

Астарот. Как же я сделаю, когда я демон? Вот через мильон мильонов лет, когда наша земля рассыплется и вновь соберется, стану я зверем и попробую. Да ты этого все равно не увидишь. Тогда людьми будут нынешние звери, а люди — ангелами.

Факир. А хотел ли бы ты раньше пройти сквозь назначенное превращенье?

Астарот. Страшно. Вдруг превращусь в гиену, все будут гоняться за мной... убьют. Или в паука... подойдет зима, мух не будет, с голода умрем. Нет, уж я лучше после.

Факир. А не хочешь ли ты сейчас поесть? На этом дереве всего пять плодов. За то, что я тридцать лет хожу сюда молиться, бог Вишну одарил их чудесным свойством. Сорви один и попробуй.

Астарот (срывает плод). Ах, какой ты милый. Вдруг у меня прибавится силы, и я отколочу Вельзевула. Или мои рога сделаются золотыми — куплю на них вина и напьюсь... Что со мной? Что со мной? Я, кажется, становлюсь добрым. Помогите!.. Помогите!.. (Рычит.)

Факир. Да, ты стал добрым пушистым зверем, веселой обезьяной! На мильон мильонов лет ты обогнал своих прежних братьев демонов. Живи и радуйся, может быть, мы еще встретимся. А теперь мне пора. Пойду в город добывать корм для священных голубей бога Вишну. (Уходит.)


Обезьяна бежит за ним, но возвращается в страхе, за нею гонится Змея.

Сцена вторая

Обезьяна мечется по сцене, спасаясь от Змеи. Наконец срывает еще один плод и бросает его в раскрытую пасть врага.

Тот превращается в Судью. Обезьяна прячется за деревом.


Судья. Что это? Только что я ползал, шипел, кусался — и вдруг стал Судьей. Того, кто сыграл со мною такую гадкую штуку, необходимо привлечь к законной ответственности. Параграф двести тридцать седьмой постановлений Общества Покровительства Животным. Лишение прав Участия на городских выборах и смертная казнь. Не могу же я, однако, судиться с обезьяной. Это унизит мое звание. К тому же закон гласит: животные не подлежат ответственности за свои поступки. Всему виною плод, который я проглотил. Очевидно, он обладает силой ускорять превращения. Но с ним судиться было бы еще глупее. О горе мне! Уже три минуты я Судья и еще никому не сделал гадости. Ага, догадался. Под этим деревом всегда сидит Факир, очевидно, он и заколдовал плоды. Попляшет он у меня. Однако мне нужен свидетель. Где бы его найти? Ах, вот идет один. Лучшего мне не нужно.


Вбегает Свинья.

Сцена третья

Судья (подманивает Свинью). Хрюшка, Хрюшка, подойди, я тебе дам почитать интересный процесс. Впрочем, она этого не понимает. Иди ко мне, Хрюшка, посмотри, какой я красивый... Нет, так она ни за что не подойдет. Надо ее чем-нибудь покормить. (Оглядывается, срывает плод и протягивает Свинье. Свинья ест и превращается в Лавочника.) Да, значит, я не ошибся. Все дело было в плоде. Почтенный Лавочник, согласен ли ты свидетельствовать против Факира?

Лавочник. Хрю-хрю! Но чего я хрюкаю, эдак, пожалуй, всех покупателей разгоню. Против какого Факира, господин Судья?

Судья. Против того, который тебя из хорошего, честного зверя превратил в такого мошенника и надувалу.

Лавочник. Что вы говорите, господин Судья? Я каким был, таким и остался.

Судья. Но посмотри, на земле еще валяется твоя прежняя свиная шкура.

Лавочник (поднимает шкуру). Не купите ли? Дешево отдам, себе в убыток.

Судья. Поговорим серьезно. Если удастся засадить Факира, то его дерево с такими вкусными плодами перейдет к тебе. С меня довольно и мщения.

Лавочник. А я и так оборву плоды, и судиться не придется. (Срывает один плод.)

Судья. Остановись! За похищение чужой собственности тебе отрубят руку, сожгут ее, пепел закопают в землю и запретят селиться на этом месте.

Лавочник. Не пугайте, пожалуйста, я и так нервный. А этот все-таки съем. Проголодался.

Судья. Глупый. Съешь — и превратишься в ангела. А куда тебе с таким толстым животом да на небо!

Лавочник (смотря наверх). Это вы верно говорите. Что там за радость — одни облака плавают. Не с кем словом перекинуться. А яблоко я все-таки не брошу. Жалко, даром сгниет. Я уж его лучше продам, в коммерции ничего не должно пропадать.

Судья. Ну, это как хочешь. Идем в город и засудим Факира.


Показывается Лев.

Сцена четвертая

Лавочник. Ай, ай, ай! Господин Судья, господин Судья! Вот кого вы лучше засудите. А то пропали мы оба.

Судья. Ну, это слишком сильно сказано. Я лицо неприкосновенное.


Лев приближается к нему. Судья прячется за Лавочника.


К тому же ты жирнее меня, и этот бедный голодный зверь, конечно, выберет тебя.

Лавочник. О господин Судья, умоляю, позвольте ему съесть вас. А я за это обещаю вам из моей лавки каждый день курицу и две связки бананов!..

Судья. Да ты с ума сошел? Я тебя засажу, если ты дашь этому зверю, жалея себя, растерзать своего Судью!

Лавочник. Ради Бога, согласитесь. Я прибавлю вам еще мешок риса и чашку молока.

Судья. Ага, ты считаешь меня взяточником! Приговариваю тебя за это к смертной казни; ты будешь отдан на съедение этому зверю. Слышишь? Не ломайся же, дай себя съесть.

Лавочник. Господин Судья, мне страшно. Он глядит на меня!.. Ну, хотите, я отдам вам всю мою лавку?

Судья. После произнесения приговора всякие возражения незаконны.

Лавочник. Придется, видно, мне умирать незаконной смертью.


Лев набрасывается на него, но хватает плод, проглатывает его и превращается в Воина.


Воин. Хвала небу, превратившему меня в человека! Прежде я убивал только зубами и когтями, а теперь и стрелы, и копья, и ножи, и топоры — все к моим услугам. Прежде я бегал за моими врагами. Теперь я буду ездить и на слонах, и на верблюдах, и на лодках, и на колесницах. Прежде меня проклинали за убийство, теперь будут прославлять. О великое счастье быть человеком и воином!

Судья. Благородный Воин, позволь мне первому поздравить тебя с таким удачным превращением. Надеюсь, ты никогда больше не напугаешь меня, как сейчас. Ведь только за правое дело поднимаешь ты свой меч.

Воин. А что такое «правое дело»?

Судья. То, которое я тебе укажу.

Воин. А кто ты такой?

Судья. Я тот, который заставляет прославлять тебя за все, что ты сделаешь!

Воин. Если так, будем друзьями.

Лавочник. Примите и меня в свою компанию. Я, правда, человек не храбрый и не ученый, зато у меня есть кошелек, а ведь это в жизни самое главное.

Воин. А ты кто такой?

Лавочник. Я тот, у кого ты можешь получить и оружие, и слонов, и колесницы, и все, что нужно для твоих подвигов.

Воин. Вы тоже превращенные?

Судья и Лавочник. Да.

Воин. И какой только благочестивый муж мог совершить такое великое дело?

Судья. Это Факир. Ты должен его умертвить.

Воин. Умертвить моего благодетеля?

Судья. Или ты должен подчиниться ему.

Воин. Я свободен и никому не подчиняюсь!

Судья. Он заставит. Неужели ты оставишь в живых того, кто выше тебя?

Лавочник. Да, да, убей его. А то придется работать на него или оброк платить.

Воин. Если он точно злой колдун, ему не будет от меня пощады. Он умрет!

Лавочник. И это дерево станет моим. Право, дела устраиваются к лучшему для всех, кроме этого глупца Факира. Идем его искать.


Уходят. Обезьяна грозит им вслед кулаком, потом срывает последний плод и хочет съесть, но задумывается, входит Вельзевул.

Сцена пятая

Вельзевул. Что это! Ни Факира, ни Астарота? Куда бы могли они оба деваться? Одна какая-то обезьяна. Только почему она так боязлива? Прячется, закрывает лицо руками... Эге-ге-ге! Да ведь это же Астарот! По хвосту его узнаю, хвост паленый. Ясно, что Факир превратил его в Обезьяну. Только как? Уж не плодами ли с дерева? Действительно, плодов не хватает. Один только, и тот у Обезьяны. Астарот, Астарот, подойди ко мне, старый товарищ, дай мне яблоко, я тоже хочу превратиться. Не хочешь? Вспоминаешь, как я тебя бил? Так ведь я же это любя. Да ну же, дай! Уж не для Факира ли ты бережешь его? Что, ты киваешь? Я угадал! Нет, этого не будет, я отниму от тебя яблоко, хотя бы пришлось гнаться за тобой через весь свет. Лови!.. Держи!..


Обезьяна убегает, Вельзевул за ней.

Действие второе

Сцена первая

Лавочник (у своей лавки). Благородный Воин, зайдите ко мне, купите что-нибудь. Я припас для вас удивительные вещи.

Воин. Денег нет.

Лавочник. Не может быть, чтобы у такого молодца не было денег. Вам стоит только раз или два мечом взмахнуть, и вы завоюете царство. Вы посмотрите все-таки. Если что-нибудь приглянется, возьмете после.

Воин. Ну, покажи, что у тебя есть.

Лавочник. Вот отличный портфель из крокодиловой кожи; вот перо страуса, очиненное для писанья; красные чернила; мягкие подушки на стулья...

Воин. Да что, Судья я разве, что ты все это мне предлагаешь?

Лавочник. А вы возьмите и подарите что-нибудь Судье. Он сам скупой, ничего для себя не покупает. А вещи лежат.

Воин. Нет, ты лучше покажи что-нибудь по моей части.

Лавочник. Отлично. Вот нож, которым Каин зарезал Авеля. Он вам не нравится. Напрасно. Вот щит, который не пробьет никакое оружие, вы за ним будете как в крепости.


Воин берет щит, тот ломается.


Ай, ай, вы мне его сломали.

Воин. Дай мне щепотку табаку на две полушки.

Лавочник. А как же щит? Он стоит триста золотых!

Воин. Заплачу в другой раз. (Берет табак и уходит.)

Сцена вторая

Лавочник. Ну и дубина же этот Воин. Говорит сквозь зубы, все портит. Вот щит сломал, правда, он был картонный. Все же такая торговля — чистое разорение... Клянусь моим кошельком, первого же покупателя заставлю расплатиться за все, Судья ведь мой приятель.


Входит Факир.


А, вот и Факир. Неужели тот самый? Мой враг? Ну да, он. Ха, ха! Теперь дерево мое!

Факир. Не пожертвуете ли вы щепотку риса для голубей бога Вишну?

Лавочник. С наслаждением, уважаемый Факир, с наслаждением. Позвольте мне вашу чашку.

Факир. Довольно, благодарю.

Лавочник. Берите, берите. Для меня огромная радость услужить вам. Не подкинуть ли горсточку бобов? Молока подлить?

Факир. Голуби не пьют молока.

Лавочник. У меня такое хорошее, что выпьют.

Факир (уходя). Да благословит небо твой дар!

Лавочник. Надеюсь, что в убытке не останусь. Однако куда же вы, постойте, так нельзя, надо платить!

Факир. Я просил подаяния.

Лавочник. Подаяния! Это еще что? Так вы у меня всю лавку заберете, не таковский я! Деньги, или хуже будет!

Факир. Возьмите ваш товар обратно.

Лавочник. Ни под каким видом. Рис просыпался, молоко переболталось. И я разве даром трудился, отвешивая да отмеривая? Ничего назад не возьму! Деньги, деньги и деньги!!!

Факир. Денег у меня нет.

Лавочник. Стара песня. Без денег нечего было и заходить. Это простой злой умысел. Сегодня подаяния просишь, завтра украдешь, послезавтра убьешь, послепослезавтра... Помогите, помогите, режут, колют, убивают!


Входит Судья.

Сцена третья

Судья. Ни один человек не может убить другого, если это не разрешено мною. Объясните, в чем дело, может быть, тогда в самом деле можно будет кого-нибудь убить.

Лавочник. Вот, господин Судья, пришел в мою лавку человек, дай ему того, дай ему другого, пятого, десятого, а как набрал, так и уходить... Деньги, — я говорю. Нет денег! Насилу его задержал. Разве же этак можно?

Судья (Факиру). Это дерзкое покушение на право собственности.

Факир. Я просил милостыню.

Судья (Лавочнику). Ваши слова — преднамеренная дача ложного показания.

Лавочник. Не верьте ему.

Факир. Не верьте ему.

Судья. Я не могу верить или не верить, мое дело знать! Пусть решает судьба. Вас обоих бросят в реку, кто невинен, тот утонет, а виновного вытащат и повесят.

Факир. Значит, оба погибнут?

Судья. Да, но правда спасется.

Лавочник. Господин Судья, господин Судья! Я не хочу ни тонуть, ни быть повешенным.

Судья. Странный ты человек, чего же ты хочешь?

Лавочник. Я жить хочу и немного торговать. (Тихо.) Ведь это же тот самый Факир, из-за которого мы стали людьми. Вспомните, что вы хотели ему отомстить...

Судья. Тогда придумай другое обвинение.

Лавочник. Сейчас. Этот человек сломал мой щит, самый крепкий из всех щитов. (Хныча.) Этот человек избил мою старую тетку и продал ее в рабство за три медных гроша, а она стоила по крайней мере золотой. (Кричит.) Этот человек поджег мою лавку, и я сгорел вместе с ней!!!

Судья. Довольно, довольно! (Факиру.) Скажи мне, добрый человек, ты не обокрал прошлой ночью храм?

Факир. Нет.

Судья. Ну, я рад, что этого не сделал. А то пришлось бы тебя сжечь... Но, может быть, ты вместо этого жарил и ел маленьких детей?

Факир. Никогда.

Судья. Отлично. Значит, тебя можно не четвертовать. А подписи ты подделывал?

Факир. Тоже никогда.

Судья. Я тебе верю. Однако обвинения Лавочника остаются в силе. И, снисходя к твоему почтенному возрасту, я приговариваю тебя к наименьшей мере наказания, к повешению, — заметь, на твоем же собственном дереве. Не благодари меня. С меня довольно сознания исполненного долга.

Лавочник. Вот это хорошо, вот это правильно. Вы сами его и повесите?

Судья. Судья не палач. Предоставлю это сделать тебе.

Лавочник. Ну нет, я боюсь мертвецов.

Судья. Однако кому-нибудь да надо это сделать.


Входит Воин.

Сцена четвертая

Воин. Ты что мне сырой табак продал? Раскуриваю, раскуриваю — ничего не выходит... Вот сломаю тебе спину, как сломал твой негодный щит!

Судья. Щит, значит, сломал Воин. Одно обвинение отпадает. Но по другим наказание остается прежним.

Лавочник. Я думал угодить вам, благородный Воин. Ведь сухой табак — это табак и больше ничего. А сырой — это табак да еще вода напридачу... Летом, в жару, вода преполезная вещь!

Воин. А, ты еще издеваешься! Прощайся с жизнью!

Судья. Погоди. Я вижу, что ты справедливо разгневан, но виноват не Лавочник. Это дождь, пойдя не вовремя, смочил твой табак. А о дожде и о хорошей погоде молится богам Факир. Позволяю тебе взять его и повесить.

Воин. Какой он умный, я даже хорошенько не понимаю, что он говорит. Только все-таки вешать людей я не стану, это не дело воина. (Факиру.) Бери свой меч и защищайся.

Факир. У меня нет меча, и я не умею сражаться.

Воин. Так что же делать?

Факир. Не знаю.

Воин. Придется, видно, мне курить сырой табак...

Судья. Ты меня не понял. Этот человек приговорен мною к повешению, и закон выбрал тебя привести приговор в исполнение.

Лавочник. Да, да, повесить его, благородный Воин, и я подарю вам этот щит, который крепче всего на свете.


Воин отстраняет рукою щит.


Ай, ай, осторожнее, вы его опять сломаете!

Воин. Не могу понять, почему непременно я должен его вешать? Кто его обвиняет?

Судья. Лавочник.

Воин. Так пусть Лавочник его и вешает.

Лавочник. Ни-ни, ни за что! Чтобы он мне снился потом... Ведь это Судья осудит его...

Воин. Так пусть Судья его и вешает.

Судья. Это невозможно. Нет, Воин, как ни спорь, придется тебе соглашаться.

Воин. Скажи хоть ты, мудрый Факир, кому из нас следует повесить тебя?

Факир. Тому, кто хуже других.

Воин. Слава Богу, по крайней мере не мне.

Судья. И не мне, во всяком случае.

Лавочник. Уж не мне ли, который вас всех богаче?


Кричат друг на друга.


Факир. Наступил час, когда мне нужно молиться под моим деревом. Если хотите, идемте со мной, и по дороге сговоритесь.

Воин. Идем!

Действие третье

Сцена первая

Вбегает Обезьяна, за нею Вельзевул. Оба страшно измучены.


Вельзевул. Ой, не могу больше. Если бы не был бессмертным, умер бы. Ведь мы вокруг всей земли обежали: акулы за нами гнались, черные люди, такие страшные, что даже я испугался, хотели нас съесть!.. А как холодно было бежать по Сибири, а как жарко вдоль экватора... Бедные, бедные мои копыта, совсем стерлись. И вся эта мука даром. Так я и не достал яблока. Не отдает его Обезьяна, да и сама не ест. Видно, она действительно стала доброй, бережет для Факира его добро. Запах от нее даже идет какой-то хороший, тошнит меня от него. Ну, а она тоже измучилась... Еле смотрит... Может быть, я ее еще поймаю... Есть здесь поблизости дыра в пекло, сбегаю я туда, хлебну кипящей смолы, да и назад. Я думаю, она не тронется с места... (Уходит.)

Сцена вторая

Входят Факир, Судья, Воин и Лавочник.


Факир. Ну что же? Придумали что-нибудь?

Воин. Да, хуже всех Лавочник.

Лавочник. Нет. Во всяком случае, Судья!

Судья. Не слушай их. Это Воин хуже всех!

Факир. Я вижу, вам самим никак не сговориться. Расскажите мне все о себе, и я, пожалуй, решу ваш вопрос.

Судья. Отлично, но о себе я могу говорить только стихами. Это высокая тема.

Воин и Лавочник. Мы тоже. Мы не хуже тебя.

Факир. Ваш черед потом.

Судья.

Я самый ученый из всех судей,

И добрый боится меня, и злодей,

Я ловким допросом оставлю их с носом,

Проткну их статьей, как шпагой стальной,

И сводом законов прихлопну их вдруг,

Как мух!

Видишь, как я хорошо знаю свое дело. Значит, я самый лучший.

Лавочник. Ну, это мы сейчас увидим. Послушайте-ка меня.

У меня хранится в лавке

Всё, что нужно для людей:

Есть картофель, есть булавки,

Есть и книжки для детей.

Ты без книжек был бы глупым,

Без булавок был бы голым

И, питаясь только супом,

Без картошки — невеселым.

Надувалой и пиявкой

Пусть зовет меня народ,

Я как царь, царю над лавкой...

Вот!..

Ловко я вас всех поддел?

Воин. Я тоже сочинил стихи. Трудно это — лучше с великаном сражаться, но не отставать же от других. Слушайте внимательно, а не то...

Иду я по лесу,

Угрожаю бесу;

Иду я по полю,

Людей беру в неволю.

Иду я по городу,

Всем деру бороду...

Кого ни увижу,

Всех обижу,

Всех замучу...

Значит, я всех лучше! Посмейте-ка сказать, что не правда!

Факир. Простите меня, но я думаю, что ни в одном из вас нет ничего хорошего. Так что никто из вас не лучше, не хуже других. Если уж вы хотите меня повесить, вешайте все вместе.

Лавочник. Верно.

Воин. Как мы сами не догадались?

Судья. Закон не воспрещает этого.


Принимаются вешать Факира. В это время Обезьяна протягивает Факиру плод, он ест его и превращается в Ангела.


Факир. Глупые и злые люди! Лучше бы было вам остаться зверями в вашем прежнем образе, чем быть зверьми в человеческих одеждах. Я прощаю вам все, что вы мне сделали. Но помните, обида, нанесенная Ангелу, не прощается. (Уходит.)

Сцена третья

Лавочник. Что это? Отрастил свои птичьи крылья и ушел. А мы глядим да глазами хлопаем.

Судья. Уж не думает ли Факир, превратившись в Ангела, избавиться от законной ответственности? Я обращусь к жрецам, и они мне его добудут даже с неба.

Воин. Послушайте, может быть, мы в самом деле нехорошо поступили?

Лавочник. Еще бы! Особенно ты. Надо было держать его, а ты выпустил.

Воин. Я не о том...

Лавочник. А я о том. Иди за это ко мне в услуженье, раз ты не задержал моего должника.

Судья. А ты, Лавочник, за то же самое присуждаешься к лишению лавки со всеми товарами, находящимися в ней.

Воин. А я вас просто отколочу за то, что вы мне оба страшно надоели с вашим Факиром.


Свалка. Появляется Вельзевул.

Сцена четвертая

Вельзевул. Ну, теперь Астарот... (Замечая дерущихся.) Это еще что за люди?

Судья (зажатый Воином). Кто там, Ангел?

Лавочник (зажатый тоже). Совсем наоборот. Кто-то с хвостом и с рогами.

Судья. А что ему нужно?

Лавочник. Не знаю. Он подходит.

Вельзевул. Благородный Воин, я вижу, что вы не совсем сошлись во мнениях с этим справедливейшим из судей и великолепнейшим из лавочников. Можно узнать, в чем у вас разногласие?

Воин (отпуская противников). Они приставали ко мне с разными глупостями и говорили, что они лучше меня.

Вельзевул. Как это можно? Скажите, вы много народа убили?

Воин. Много.

Вельзевул. А много городов сожгли?

Воин. Двадцать восемь.

Вельзевул. Ну, вот видите, какой вы смелый! Позвольте, я вам надену почетный браслет, чтобы видно было, что вы лучше всех. (Надевает ему браслет, от которого идет длинная цепь.)

Воин. Это умный человек!

Судья (Вельзевулу). Неужели вы серьезно думаете, что Воин лучше меня?

Вельзевул. А вы многих отправили на казнь, господин Судья?

Судья. Случалось.

Вельзевул. Добрейший Судья, справедливейший и ученейший Судья, разрешите мне опоясать Вас золотым поясом в ознаменование ваших заслуг?

Судья. Не откажусь. Хотя и скромен, но чувствую, что заслужил это.


Вельзевул опоясывает его, оставляя цепь от пояса в своей руке.


Лавочник. Так, значит, я хуже всех? Не верю... Ни за что не поверю.

Вельзевул. А вы, почтеннейший Лавочник, обманывали часто?

Лавочник. Как же без этого?

Вельзевул. И обвешивали и обмеривали?

Лавочник. Всего бывало.

Вельзевул. И наживались?

Лавочник. Еще как!

Вельзевул. Так вот же вам ожерелье за просвещенную торговлю. Оно вроде медали. Позвольте, я его сейчас закреплю.

Лавочник. Вот я и сравнялся со своими товарищами.

Вельзевул. Теперь, господа, скажите, любите ли вы меня?

Все. Любим, любим, любим!..

Вельзевул. Сделайте, что я вас попрошу.

Воин. Убью, кого укажешь!

Судья. Оправдаю за всякое преступление!

Лавочник. Дам в долг товара из лавки!

Вельзевул. Обругайте Ангела, в которого превратился Факир.

Лавочник. Ах он цыпленок этакий с крылышками!

Судья. Я еще расквитаюсь с ним за все его фокусы с превращениями!

Воин. Хотя он и не сделал мне ничего дурного, но раз ты просишь, дрянь он, а не Ангел!

Вельзевул (внезапно рычит). Ага, теперь вы попались! Пойдете со мною в самое пекло. Вот Сатана-то обрадуется. (Вытаскивает всех за цепи.)

Сцена пятая

Обезьяна садится под деревом на место Факира и молитвенно складывает руки.

Занавес

9. Охота на носорога

Действующие лица

Элаи, воин

Нан, молодой мужчина

1-й мужчина

2-й мужчина

Старуха

Аха, Элу — молодые женщины

Лесная поляна. Узловатые лапчатые деревья, перемешанные с пальмами. Под ними трава примята. Посредине поляны большая яма от вывороченного с корнем дерева, носящая следы человеческой работы: бока ее отвесны, земля сложена кругом по краю.

Действие первое

На одной из средних ветвей сидит спящий Элаи. Аха и Элу ползают по земле, выкапывая коренья.


Элу

Нана черный скорпион укусил.

Аха

Нан скорпиона раздавил.

Элу

Корешков больше нет.

Аха

Мои корешки. Не подходи.

Элу

Нана бешеный шакал укусил.

Аха

Шакал к реке убежал. Слышала.

Элу

Нан яму роет.

Аха

Медведь яму роет. Крыса яму. Человеку зачем?

Элу

Нан медведя убил. Много крыс убил.

Аха

Нан длиннорукий охотник.


Входит старуха.


Старуха

Мне корешки.

Элу

Не нашла.

Аха

Съела.

Старуха

(гоняясь за ними)

Белые мухи, змеиные жены, гнилые лужи, мне корешки.

Аха и Элу

Нет! Нет!

Старуха

(останавливаясь над ямой)

Земля рот раскрыла. Голодная. Земля, кого съесть хочешь? Элу? Аха?


Те вскрикивают от страха.


Элу, корешки мне!


Элу отрицательно мотает головой.


Земля Элу хочет.


Элу закрывает голову руками.


Земля хватает Элу. (Тащит ее за колено к яме.) Земля ест Элу. (Толкает ее в яму.) Земля, кого еще хочешь? Аха хочешь?

Аха

Мои корешки вот.

Старуха

Ночью со мной ложишься. Ноги греешь.

Аха

Да, да.

Старуха

У луны большие рога выросли. Ноги плохо греешь — луна бодает.

Аха

Нет, нет.


За сценой крики.


Аха

Нан опять мужчин палкой.

Старуха

Не уходи. Корешков мне накопай.

Аха

Боюсь Нана.


Входят двое мужчин. За ними Нан, колотя их дубиной.


Нан

Ройте яму. Ройте яму.

1-й мужчина

Есть хочется.

Нан

Нан поймал зайца.

2-й мужчина

Заяц маленький.

Нан

Нан убил гиену.

1-й мужчина

Гиена вонючая.

Нан

Ройте яму. Ройте яму.

(Бьет их.)


Они прыгают в яму, оттуда показывается голова Элу.


Элу

Старуха ушла?

Нан

Зачем в яме? Женщинам яму нельзя копать.

Элу

Яма Элу съела.

Нан

Яма маленьких не ест. Яма больших ест. Сильных ест.

Старуха

Нан большой. Нан сильный. Яма Нана ест.

Нан

Нан сделал яму. Яма — друг.

Старуха

Ноги Нана топтали яму. Руки Нана рыли яму. Яма Нану печень съела. Глаза съела.

1-й мужчина

Яма ест Нана.

2-й мужчина

Днем не играет. Ночью не спит.

1-й мужчина

Яму рыть не хочу. Боюсь.

2-й мужчина

Не хочу. Боюсь.

Нан

Ройте яму. Ройте яму.

Старуха

Яма вашу печень ест. Глаза ест.

Нан

Нет! Яма печень Нана съела. Сыта. Все хорошо. Ройте яму. Ройте яму.

Старуха

Не надо ямы.

Нан

Уходи! Зачем не на четвереньках? Мужчина входит, женщина на четвереньках. Дурной глаз. Змея жалит, глаз смотрит. Становись! Уходи!


Старуха и женщины отбегают на четвереньках.


(Мужчинам.) Пойте, пойте.

Мужчины

(роя яму)

Плохо нам. Мы не охотились: Нан приказал. Яму роем. Яма зачем? Приказал. Яма! Страшно нам. Красный лев с неба слез. Пар над водой. Темень в лесу. Слез. Яма! Яма! Холодно...

Элаи

(с ветки)

Горе. Горе. Кто поет. Кто шумит. Укушу голову. Укушу живот. Элаи — старый тигр. Элаи разбудили. Горе. Горе. (Слезает.)

Нан

Не сердись, Элаи. Это Нан, длиннорукий охотник.

Элаи

Лань принес?

Нан

Лань убежала за красную горку. Рыл яму.

Элаи

Горе. Горе. Нан не боится Элаи. Лань убежала. Горе. Горе.

1-й мужчина

Элаи страшный. Бежим.

2-й мужчина

Нан сильный. Копаем.

Элаи

Горе. Горе. Элаи был тигром. Большим, старым. Съел много людей.

Все

А. А. А.

Элаи

Лежал в тростнике. Ел лошадь. Пришел человек. Сильный, старый. Бросил копье. Дух вылетел. Человеку в рот влетел. Человек тигром.

Все

А! А! А!

Элаи

Племя меня вождем. Сильный. Страшный. Умер — и на небо! Красным небесным львом. Днем смотрю. Высоко, высоко. Ночью, в лес. Убиваю врагов. Убиваю Нана. Горе! Горе!

Нан

Нан не обижал Элаи.

Элаи

Не боится.

Нан

Боюсь.

Элаи

Яму роет зачем.

Нан

Яма добрая.

Элаи

Яма злая. Красный небесный лев когтем. Дерево уах. Под корнями яма. Горе. Горе. Вода с неба. Яму роем. Яма большая. Горе. Горе. Нан с палкой. Яму роет. Долго. Долго. Яма страшная. Горе. Горе.

Нан

Яма добрая. Буйвол злой. Буйвол ходит, племя боится. Буйвол Гара затоптал. Мику затоптал. Буйвол в яму упадет. Буйвол жирный. Много мяса. Племя сыто.

Элаи

Буйвол в яму не упадет. Буйвол издох.

Все

А! А! А!

Элаи

Носорога слепни укусили. Бежал по лесу. Страшный. Злой. Буйвол по лесу. Носорог на него. Уах. Буйвол издох. Элаи с дерева смотрел. Не боялся. Элаи храбрый.

1-й мужчина

Яма зачем?

2-й мужчина

Яма не надо.

Нан

Ройте яму! Ройте яму!

Элаи

Буйвол издох.

Нан

Носорог не издох. Носорог в яму.

Все

А! А! А!

Элаи

Носорог сильный. Убить нельзя.

Нан

Нан сильный. Убить можно. Элаи убил тигра. Нан носорога.

Элаи

Дух тигра в Элаи. Племя вождем.

Нан

Дух носорога в Нана. Племя вождем.

Элаи

Горе. Горе. Два вождя, одно племя. Уходи, Нан. Элаи умер — и красный небесный лев. Убивает Нана. (Мужчинам.) Яму не ройте. Уходите. Горе. Горе.

Нан

Ройте яму. Ройте яму. Ройте яму.

1-й мужчина

Элаи не хочет.

2-й мужчина

Элаи страшный.


Уходят.

Элаи

(насмехаясь)

Нан — длиннорукий охотник. Ха, ха. Лань убежала за красную гору. Ха! Ха! Нан, сам рой яму. Племя не хочет ямы. Ха! Ха!


Нан бросается на него. Элаи, отступая, падает в яму. Стонет.


Элу

Яма съела Элаи.

Старуха

Элаи, выходи. Прогоним Нана.

Элаи

(из ямы)

Не могу. Рука в другую сторону.

Старуха

Нан, помоги Элаи.

Нан

Не хочет. Нан убьет Элаи.

Старуха

Элаи — вождь. Быка убьет, мозг — мне. Лань — мозг мне. Нельзя.

Нан

Убьет.

Старуха

(колдуя)

Энилу! Уани! Рог луны из зеленой воды! Корень в небо! Низенький! Зубом! Зубом! Зубом! Нан — гиеной! Ага! Энилу! Уани!

Нан

Нан слушает.

(Выталкивает Элаи.)

Элаи

Злой Нан! Горе! Горе! Красным небесным львом! Старый тигр! Уф!

Нан

(размышляя)

Яма глубокая. Элаи толстый. Носорог толстый. Все хорошо. Все хорошо.

Элаи

Нан, засыпь яму.

Нан

У старого тигра сломалась рука. Нан не боится старого тигра. Яма глубокая. Хорошая яма.


Старуха собирает глину и обмазывает ею руку Элаи.


Элу

Элаи сильный. Толстая рука.

Аха

Нан — длиннорукий охотник.


Нан думает и роняет дубину поперек ямы. Прыгает от радости. Подбирает палки, брошенные мужчинами, и делает над ямой настилку, ломает ветки и покрывает ими яму.

Элу

Нан боится Элаи. Засыпает яму.

Старуха

Нан хитрый.

Элаи

Нан, убери ветки.


Нан оскаливается на него.


Элаи

Старуха, убери ветки.

Старуха

Нан злой. Больно бьет.

Элаи

Аха, убери ветки.

Аха

Нан рычит. Боюсь.

Элаи

Элу, убери ветки.

Элу

Боюсь.

Старуха

Элу молодая, Нан молодой, не бьет Элу. Элу, убери ветки.

Элу

Боюсь.

Старуха

Скажу дереву, дерево задушит Элу.


Элу нерешительно подходит к яме.


Нан

Элу, не трогай веток.

Элу

У меня на боку рана. Залижи ее.

(Поднимает руку и обнимает Нана.)

Нан

Уходи, Элу. (Толкает ее, она припадает к его плечу и рыдает.) Не плачь!

Элу

Нан гонит Элу. Старуха бьет Элу. Элаи бьет. Аха корешки съела. Элу слабая. Нан не гонит Элу.

Нан

(схватывая ее)

Пойдем.

Элу

(вырываясь)

Нет! Нет!

Нан

Тогда уходи!

Элу

(прижимаясь к нему)

Нан не гонит Элу.


Вбегают мужчины.


Мужчины

На деревья! На деревья! Идет носорог! Его кусают слепни. Убил быка. Кишки висят на роге. На деревья! На деревья!


Все лезут на деревья. Только Нан продолжает работу.


Элу

(с дерева)

Нан, сюда.

Нан

(бросается к ней)

Пойдем!

Элу

(прыгая по ветвям)

Нет! Нет!

Конец первого действия

Действие второе

Та же декорация. Светает.

На ветвях фигуры жестикулирующих людей.


1-й мужчина

Носорог пошел к красной горе.

2-й мужчина

Очень злой.

Нан

Упадет в яму. Кишки быка на роге.

Элаи

Не упадет. Сбросил кишки.

Аха

Устала. Ночь на дереве. Пещера теплая.

Элу

В пещеру хочу.

Аха

Слезаю.

Нан

Элу, ко мне.

Элу

Не могу. Старуха держит.

1-й мужчина

Слезть нельзя. Носорог.

Нан

Элу, ко мне.

Элу

Старуха убьет Элу. А! А!

Нан

Нан старуху убьет.


Движение в ветвях.


Старуха

Помогите. Нан лезет.

Все

А! А! А!

Старуха

Уа! Падаю.


Шум паденья.


1-й мужчина

Упала.

Элаи

Носорог растопчет.

Аха

Помогите старухе.

Все

А! А! А!

Элаи

Носорог не упадет. Старуха ветви разбросала.

2-й мужчина

Упадет. Злой.

Элаи

Не упадет. Сбросил кишки.

Нан

Злой. Нан носорога ударит.

Все

А! А! А!

Нан

Ударит. Злой будет. Упадет.

Элаи

Носорога ударить нельзя. Страшный.

Элу

Нан, не ходи. Боюсь.


Нан переползает к ней.


Элаи

Нан остается. Элу хочет. Ха. Ха.


Нан спрыгивает вниз.


Элу

Слез.

Все

А! А! А!

Элаи

Носорог Нана убьет.

Элу

Нан, не ходи.


Нан убегает вправо, откуда слышен треск сучьев.


1-й мужчина

Носорог.

2-й мужчина

За холмом.

1-й мужчина

За пальмами.

Элаи

Старуха, лезь, лезь.

Старуха

(снизу)

Не могу. Ноги отшибла.

Элаи

В яму лезь. Носорог не злой. Не упадет.

Элу

Не лезь. Злой. Нан носорога ударит.

1-й мужчина

Бежит.

2-й мужчина

Вот! Вот!

Элу

Нан!

Элаи

Ударил.

Все

А! А! А!

Элу

Нан! Нан!


Внизу в полутьме показывается бегущий Нан; за ним темная масса.


1-й мужчина

Прыгнул.

Все

А! А! А!


Гул от падения в яму огромного зверя; несколько мгновений тишина.


Нан

Страшно! Страшно!

Элаи

(тихо)

Горе! Горе!


Нан лезет на дерево.


2-й мужчина

Нан носорога ударил.

1-й мужчина

Нан — вождь.

Нан

Страшно! Страшно! Носорог где?

Элу

Носорог в яму.

Элаи

Нан — не вождь. Боится.

2-й мужчина

Нан — вождь.

Нан

Было темно. Терновик за ноги. Сучья в глаза. Было темно. Носорог очень большой, очень большой. Идет, сопит. Темно. Страшно. Палкой по морде. Бежит. Элу! Элу!

Элу

Элу здесь.

1-й мужчина

Нан носорога убил. Дух носорога в Нана.

2-й мужчина

Носорог не умер.

Элаи

Старуха, носорог где?

Старуха

Носорог в яме.

Все

А! А! А!

Нан

Нан не боится.

Старуха

Молчите, говорю с носорогом... (Ползет к яме.) Ты быка убил. Зверь с большим рогом! Энилу уани. Племя яму вырыло. Ты в яму упал, прости племя!

Все

Прости! Прости!

Старуха

Племя вырыло яму. Яма — дом. Хороший, большой дом. Ты в доме живешь. Тебе жену надо. Племя жену даст.

Все

Даст! Даст!

Старуха

Племя жену даст. Молодую жену. Хорошую жену. Племя даст Элу.

Все

Элу! Элу!

Нан

Нан Элу не даст.

Старуха

Слезайте. Носорог хочет.


Все слезают.


Элаи

Держите Элу.

Нан

Не троньте Элу.

Старуха

Держите! Держите! (к Элу.) Жена носорога! Кланяюсь. К мужу идешь. Ласкова будь. Послушна будь. В небесных полях хорошо. Муж будет пастись. Синяя трава, желтая трава. Ты птичкой будешь. Рядом.

(Сталкивает ее в яму.)


Там храпит зверь. Элу вскрикивает, потом стонет.


Все

А! А! А!

(Заглядывают в яму.)

1-й мужчина

На живот наступил.


2-й мужчина

Грудь рвет.

Аха

Умерла.

Элаи

Я голоден. Носорога убьем.

Старуха

Теперь убьем.


Нан разбивает дубиной голову старухе.


Все

А! А! А!

Аха

(наклоняясь к старухе)

Встань! Встань! Голова мягкая.

1-й мужчина

Не дышит.

Элаи

Нан убил человека.

Все

А! А! А!

Нан

Старуха Элу убила.

Элаи

Элу — носорога жена. Нан человека убил. Нан не будет есть, где племя ест. Нан не будет пить, где племя пьет. Нан не будет спать, где племя спит. Племя, за ним! За ним!


Нан бежит. Все гонятся за ним. На сцене одна Аха.


Аха

Нана прогнали. Старуха умерла. Элу — носорога жена. Племя маленькое. Носорог большой. Долго сыта. Долго.


Возвращается Нан.


Нан

Обманул. Побежали за красную гору. Долго не воротятся. Где Элу? (Заглядывает в яму.) Головы нет. Рука одна. Злое племя! У!

Аха

Нан, не убивай Аху.

Нан

Элу! Элу! Дурное племя. Не хочу. Дурной лес. Озеро хорошее. Далеко. Много рыбы. Леса нет. Людей нет. Поймал, съел. Элаи нет. Зачем? Пойду. Хорошее озеро. Далеко. Элу! Элу!

(Уходит.)


Вдали крики племени, возбужденного погоней. Аха начинает выкапывать корешки.


Голос <Нана>

(издали)

Элу! Элу!

10. Жизнь Будды

Сценарий Пролога

Радостный град Тушита; слева деревья Рощи Веселья Нандана. Из домов выходят крылатые существа. Боги выше человеческого роста.

Действующие лица

Бодисатва, Брахма, Индра, Вишну, Сива, Нали (боги). Блаженные.

Пробегает бог, возглашая клич Будды и махая цветочной ветвью. Отовсюду сбегаются блаженные и боги, перед которыми первые расступаются. Последним входит Бодисатва, спрашивая в страхе, не клич ли это Вена. Ему вместо ответа предлагают цветы. Он спрашивает, не клич ли это Миродержца. Отрицательный ответ. «Так значит это клич Будды?» — говорит Бодисатва. — «Кто же будет Буддой?» Все преклоняются перед ним, и боги по очереди говорят о том, что предстоит ему. Бодисатва погружается в размышления о пяти рассмотрениях. Индра говорит о стотысячелетних, браня их. Вишну о достолетних. Брахма говорит, что возраст людей благоприятен. Входят индус, китаец, араб, грек и пр<очие> известные индусам народности, неся щит<ы> с изображением (географическим) своей страны и рассказывают о них. Выбирается индус. Индус говорит о городах Индии: выбирается Капилаваста. Боги по очереди описывают главнейшие касты: выбирается каста кшатриев. Блаженные один за одним рассказывают о лучшей женщине, виденной в их перерождениях — это Махамая. Нали плачет и говорит, что ей жизни всего месяцев. Бодисатва входит в священную рощу. Боги его напутствуют. Мрак.

Занавес
Жизнь Будды. В четырех картинах
Действующие лица

Сидарта, впоследствии Будда

Царь Шуддодана, его отец

Асита, мудрец

Царь Наль, отец Гопа

Девадатта, царевич

Гопа, царевна

Ее кормилица

Мара, злой дух

Брахма, бог

Вожделенье, Ненасытность, Страсть — дочери Мары

Чанна, возничий Сидарты

Ананда, его ученик

Придворные, царевичи, танцовщицы, нищие, монахи, народ

Действие первое

Сад при дворце Шуддоданы

Слуги говорят между собою о приказании охранять Сидарту от тяжелых впечатлений и о близкой свадьбе. Подходит Асита, желая повидать Сидарту. Его не пускают. Он рассказывает тайну Сидарты. — Разгневанный Шуддодана входит с Сидартой и, резко упрекая его, рассказывает об отказе царя Наля выдать за него Гопа. Сидарта предлагает состязанья в пенье, стрельбе и шитье, соглашаясь отдать Гопа тому, кто его победит. Шуддодана, обрадованный, выходит, входит Девадатта и под личиной друга узнает у Сидарты песню, прячет готовое платье и крадет лук Сидарты. Собираются люди для состязанья, Наль, Гопа. Девадатта открывает состязанье, спев песню Сидарты. Никто не смеет выступить против него. Но Сидарта поет новую песню и побеждает. Стреляют из лука. Девадатта стреляет последним, но Сидарта пускает стрелу вслед за ним и расщепляет его стрелу на лету (или Дев<адатта> не в силах натянуть лук Сид<арты)>. Состязанье в шитье. Дев<адатта> показывает приготовленную одежду. Сидарта задрапировывается в кусок материи с такой грацией, что побеждает. Наль передает ему Гопа. Дев<адатта> бросается на них с ножом, спотыкается о лук Сидарты и падает. Сид<арта> его поднимает, он, посрамленный, уходит. Свадьба. Когда все уходят, Сидарта говорит о любви с Гопа.

Действие второе

Зал дворца с окнами на дорогу

Сидарта беседует с Гопа, играет с ребенком. За окном проходит Асита. Чанна объясняет Сидарте старость. Асита падает. Объясненье болезни. Асита умирает. Объясненье смерти. Его подбирают монахи. Объясненье монашества. Тревога Сидарты. Тщетные утешения Гопа. Шуддодана призывает танцовщиц. Танцы, пенье. Сидарта засыпает. Танцовщицы решают сделать то же. Пробужденье Сидарты. Его ужас. Сидарта приказывает Чанне седлать коня, чтобы ехать в горы. Является Мара. Предлагает власть. Сид<арта> отказывается. Говорит, что Девадатта ждет его у ворот с луком. Сидарта не боится. Мара, рассказав, что Дев<адатта> попадет под копыта его коня, напоминает о Гопа. Это сильнее всего. Сидарта заглядывает в дверь Гопа, но не решается войти. Мара клянется всегда следовать за ним.

Действие третье

Пустынная местность в горах

Сидарта, иссохший, в рубище занят созерцаньем на утесе. Ниже его пять нищих разговаривают о нем. Один — переряженный Девадатта. Он хочет увидеть смерть Сидарты от голода. Сид<арта> произносит монолог и вкушает пищу. Нищие, разочарованные, уходят. Дев<адатта> предлагает призвать крестьян и убить Сидарту. Является Мара и приводит своих дочерей. Они пляшут вкруг Сидарты, пытаясь его соблазнить, но напрасно. Мара уговаривает его отказаться от ученья. Сидарта колеблется. Является Брахма, умоляет его учить. Сидарта встает и, видя озлобленных нищих, идущих, чтобы его убить, произносит первое поученье. Пред ним склоняются, Девадатту изгоняют. Нищие становятся его учениками. Один из них Ананда.

Действие четвертое

Площадь городка Кушинара

У стены дворца община Будды, мужчины, женщины. Гопа приходит, прося принять и ее. Будда говорит о близкой смерти. Ананда жалеет о плохом для нее месте. Будда рассказывает о своей прежней жизни в этом прежде богатом городе, где он царствовал, женатый на Гопа. Та, как лунатичка, вторит его рассказу, вспоминая прежнюю жизнь. Девадатта появляется со свитой, чтобы убить Будду. Мара загораживает ему дорогу, говоря, что теперь уже поздно. Тот настаивает. Мара убивает его прикосновеньем. Воины его уносят. Будда произносит последнее наставление и умирает. Ученики с радостными лицами готовят ему погребенье.

11. Гарун Аль-Рашид. По «Тысяча и одной ночи»

Действующие лица

Гарун аль-Рашид, калиф.

Джафар, великий визирь.

Синдбад, купец.

Рыбак.

Сила Сердец, наложница калифа.

Зобейда, первая жена калифа.

Послы Карла Великого, купцы, носильщики, рабыни, слуги, пираты, негр, морской старик и др.

Место действия — Багдад. Время действия — IX век по Р<ождестве> Х<ристовом>.

Действие первое

Картина первая

Базар. Палатки, где торгуют арабы, персы, византийцы, китайцы.

Сцена первая

Проходят покупатели, приценяясь и покупая. Появляется калиф с Джафаром; все расступаются, кланяясь. Они подходят к лотку китайца, который показывает калифу большие листы бумаги. Калиф удивляется.

Джафар объясняет ее назначенье: «На этой вещи, которую недавно изобрели китайцы, можно писать лучше, чем на коже или листе пальмы». Калиф награждает китайца и, довольный, уходит с Джафаром. Оживление возобновляется.

Сцена вторая

Сила Сердец, любимая наложница калифа, влюблена в купца Синдбада. В сопровожденье служанки она приходит на базар, рассматривает товары Синдбада, и между ними разыгрывается любовная сцена, прерываемая приходом других покупателей, наконец Синдбад просит Силу Сердец принять его в ее доме. Она боится. Он успокаивает ее, залезает в тюк материи, и его раб, негр, взвалив тюк на спину, идет за Силой Сердец, которая смеется.

Картина вторая
Сцена первая

Зала в доме Силы Сердец.

Раб вослед за хозяйкой вносит тюк с Синдбадом и, положив его на ковер, удаляется. Сила Сердец продолжает смеяться и, шаля, катает тюк, мешая Синдбаду выбраться. Вдруг вбегает служанка с криком: «О, госпожа, к тебе идет твой господин, калиф». Сила Сердец в ужасе катит в угол тюк с Синдбадом. Входит калиф. Сила Сердец ласкается к нему, поминутно оглядываясь на тюк. Калиф замечает это и спрашивает, что там. Сила Сердец смущается, и калиф направляется в угол. Тогда Сила Сердец начинает прыгать, крича: «Спасите меня, здесь мышь». Калиф поворачивается к ней и начинает ловить мышь. Синдбад пользуется случаем, вылезает из тюка и скрывается за занавесом. Калиф развертывает тюк, видит, что в нем только материя, и, успокоенный, ласкает Силу Сердец. Синдбад выглядывает из-за занавеса, ревнуя.

Картина третья
Сцена первая

Комната Зобейды.

Зобейда, жена калифа, ревнует его к прекрасной наложнице. Она хлопает в ладоши и говорит вошедшей служанке: «Позвать ко мне великого визиря Джафара». Служанка возвращается с Джафаром, который целует землю между рук Зобейды. Зобейда жалуется ему на калифа. Джафар не знает, что делать. Зобейда задумывается, наконец решается и говорит Джафару: «Уведи калифа гулять хотя бы на полдня и остальное предоставь мне». Джафар кланяется и уходит.

Действие второе

Картина первая

Равнина за городом. Вдали река.

Сцена первая

Калиф, Джафар и придворные играют в поло. Калиф останавливается, вспоминая о Силе Сердец (ее фигура на заднем плане). Джафар его утешает и приглашает состязаться в скачке до реки. Калиф согласен, они скачут, калиф впереди.

Сцена вторая

У реки рыбак забрасывает сети. Они зацепились обо что-то на дне, он сбрасывает одежду и ныряет. Тем временем проходит бродяга, хватает одежду и убегает за холм. Въезжает калиф, один. Он сходит с лошади и пьет воду из кувшина рыбака. Рыбак вынырнул с сетью, ищет свою одежду, увидал калифа, замахивается на него огромной дубиной и кричит: «Это ты, сын дьявола, украл мою одежду. Отдавай мне свою — или я тебя убью». Калиф пытается спорить, но уступает и снимает свою верхнюю одежду. Рыбак ее примеряет, она длинна, он обрезает на ней полы. Тем временем калиф сзади оглушает его ударом дубины по голове. Въезжает Джафар и придворные. Калиф со смехом рассказывает им случившееся и приказывает: «Несите этого рыбака в мой дворец и, когда он очнется, до заката солнца повинуйтесь ему как калифу. Клянусь великой клятвой: на это время вся моя власть принадлежит рыбаку». Рыбака уносят.

Сцена третья

Дворец Зобейды.

Зобейда приказывает невольницам: «Приготовьте все для пиршества и пригласите ко мне Силу Сердец». Подходит к потайному шкафчику и поочередно вынимает два флакона, на одном написано «Сон», на другом «Смерть» (флаконы показываются отдельно); после колебанья Зобейда берет флакон с надписью «Смерть». Вносят блюда, кувшины, с одной стороны выстраиваются танцовщицы, с другой — девушки с флейтами и цитрами. Входит Сила Сердец, целуя край платья Зобейды. Та ласково приглашает ее сесть. Пир и праздник. Танцы. Зобейда не решается отравить Силу Сердец, берет из шкафчика второй флакон с надписью «Сон» (он демонстрируется) и выливает содержимое в кубок Силы Сердец, Зобейда приказывает: «Отдайте этот сундук чужестранцам, которые навсегда покидают нашу страну».

Действие третье

Картина первая

Тронный зал во дворце калифа.

Вносят рыбака, одетого калифом, и сажают его на трон. Рыбак шевелится, чихает, очнулся. Все повергаются перед ним ниц. Он тоже повергается ниц, его поднимают и сажают на трон. Джафар выступает, спрашивая: «Что с тобою, о калиф?» Рыбак показывает на голову и хочет бежать. Его почтительно удерживают. Он говорит: «Я, должно быть, сплю. Если я калиф, пусть мне дадут хорошей еды». Это исполняется. Рыбак доволен, но еще сомневается. «Если я калиф, пусть приведут мне мой гарем». Перед ним проводят женщин всех наций. Рыбак волнуется, начинает верить, но говорит, указывая на Джафара: «Пусть этому дадут пятьдесят палочных ударов, тогда я поверю». Это исполняется. Калиф, вне себя от беспокойства, ищет Силу Сердец. Все отговариваются незнаньем.

Картина вторая

Комната в башне магов.

Несколько стариков читают большие книги.

Калиф вбегает к ним, взволнованный: «Где Сила Сердец?» Маги жгут на треножнике травы, в дыму возникает сундук, который приоткрывается, и в нем видна Сила Сердец. Калиф выхватывает меч и начинает ломать сундуки в их комнате. Оттуда показываются нечистые духи в разных видах. Испуганный калиф уходит.

Картина третья

Тронный зал.

К Калифу прибыло посольство Карла Великого.

Входят рыцари и оруженосцы. Их принимает рыбак. Он сперва пугается, когда они салютуют мечами. Ободрившись, выпрашивает разные вещи, которые видит на них. Ему говорят: «О калиф, ты должен отдарить послов». Он колеблется, наконец решается, и по его знаку слуги вносят разные вещи. Слуги Зобейды вносят сундук с Силой Сердец (он, полуприкрытый, демонстрируется на заднем плане) и отдают его послам со словами: «От госпожи нашей Зобейды». Послы уходят. За ними уносят вещи. Вбегает калиф с обнаженным мечом и начинает ломать сундуки. Рыбак думает, что это вор, и кричит: «Убейте его». Придворные колеблются, а Джафар ударом палки сзади оглушает рыбака, которого по знаку калифа переодевают в простое платье и уносят. Калиф приказывает: «Вскрывайте все сундуки во дворце».

Картина четвертая

Улица Багдада перед дворцом.

Слуги вносят рыбака и бросают на землю. Он садится, удивляется и то принимает гордые позы, то щупает себя. Проходит посольство. Рабы с трудом несут поклажу, видя рыбака, хватают его и, несмотря на его протесты и угрозы, заставляют взять на плечи один из сундуков. В нем Сила Сердец (демонстрируется на заднем плане). Рыбак отстает от других и убегает с сундуком. За ним гонятся, но напрасно. На базаре перед лавкой Синдбада он останавливается отдохнуть и садится на сундук. Сила Сердец просыпается и двигается (демонстрируется на заднем плане). Рыбак вскакивает и, продав сундук Синдбаду, убегает. Синдбад освобождает Силу Сердец.

Действие четвертое

Картина первая

Дом Синдбада.

Синдбад женится на Силе Сердец. Праздник, кади совершает формальности брака, записывает его в книгу. Невесту ведут в спальню. Туда же в сопровожденье женщин входит Синдбад. Является Джафар. «Именем калифа приказываю тебе не вступать в брак с Силою Сердец». Все смущены. Синдбад объясняет, что брак уже заключен. Джафар говорит: «Тогда именем калифа приказываю тебе развестись». Синдбад в отчаянье, но должен покориться. Он и Сила Сердец следуют за Джафаром.

Картина вторая

Дворец Зобейды.

Калиф у Зобейды. Та, скрывая свою ревность, спрашивает, что будет, если Синдбад уже женился на Силе Сердец. Калиф отвечает: «Я не могу отнять жену у моего подданного и разведу их». Он уходит. Зобейда зовет. Входит слуга. Зобейда приказывает: «Когда Синдбад пойдет разводиться, схватить его и отдать пиратам. Тогда он будет вне власти калифа, и, пока он жив, калиф не коснется Силы Сердец». Слуга уходит.

Картина третья

Вечер. Улица Багдада.

Джафар ведет Силу Сердец и Синдбада. Вооруженные люди нападают на них и уносят Синдбада. Джафар их преследует. Сила Сердец возвращается в дом Синдбада (на заднем плане). Синдбада приносят в воровской притон у реки. Пираты щупают его, смотрят ему на зубы и наконец покупают и ведут за собой к паруснику.

Картина четвертая

Море.

Корабль в море. На палубе пираты пьют, играют в кости, заставляют Синдбада прислуживать им. Буря. Корабль тонет, пьяные пираты тоже. Синдбад плывет. Воспоминанье о Силе Сердец (на заднем плане).

Картина пятая

Пустынный остров.

Синдбад выходит на берег и встречает почтенного старика. Тот просит перенести его через ручей. Едва очутившись на спине Синдбада, он сжимает его коленями, колотит палкой и заставляет возить по острову, причем рвет с деревьев плоды и ест. Синдбад выжимает в пустую тыкву сок винограда и ставит на солнце. Старик после некоторого времени пьет этот сок, пьянеет и, заснув, падает с плеч Синдбада. Синдбад вновь у моря, машет чалмой, корабль пристает и берет его с собою (на заднем плане). Сила Сердец противостоит уговорам калифа. Синдбад плывет к Багдаду.

Картина шестая

Площадь Багдада.

Проходит глашатай, крича: «Плачьте, правоверные, калиф Гарун аль-Рашид умер». Входит Синдбад. Он притворяется тоже плачущим, но на самом деле смеется. Смеется также рыбак, бродящий на базаре, говоря: «Я сам был калифом и знаю, как это невесело». Его окружает народ и хочет избить. Синдбад выручает его и ведет к себе в дом, где их встречает Сила Сердец. Все трое довольные, с крыши дома они смотрят, как движется погребальный кортеж.

Конец

Реплики выявляются на экране.

Загрузка...