Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 5. Пьесы (1911–1921)

12. Красота Морни

Куммал, вождь фениев.

Дайра, фений, юноша-прозорливец.

Тадж, друид.

Конн, кораль.

Фрейкмор, отец Куммала.

Лухет, друг Конна.

Морни, дочь Таджа.

Райриу, мать Морни.

Ясновидящая.

Богиня Этайна.

Бог Мидер.

Фанн, Либан — волшебные девушки-птицы.

Фении, воины короля.

Горное ущелье. В глубине пещера, завешанная оленьими шкурами, жилище Фрейкмора. Слуги кончают накрывать пиршественные столы.

Куммал сидит на богатом сиденье в ожидании фениев.

(входя)

Куммал Сребророгий, сын Фрейкмора, привет!

Привет, Мальдун-Скиталец! Как идет охота?

(садясь)

В дубовой роще за утесом я встретил ее. Юноша бежит, как олень, высоко поднял голову и смеется. Фении, как рассерженные псы, растянулись за ним.

А Кухулин?

Он впереди бежит, на расстоянии дерева от юноши, но копья не бросает.

Почему?

Разве исчислить причуды Кухулина?

А ты, Мальдун, разве не хочешь позабавиться бегом, бросить копье?

Три года морских скитаний отняли резвость у моих ног. И мои глаза видели столько чудесного, что вид крови не порадует их.

(входя)

Куммал Сребророгий, тебе приношу мою клятву на верность, тебе, а не королю Конну.

Это хорошо, юноша. Фении — свободные люди, им подобает клясться лишь своему вождю.

(входя)

Клянусь клятвой моей страны, этот юноша бежит быстрее ветра и даже быстрее моих коней.

Прибывают фении и рассаживаются за столами.

Я принят в Фианну?

Принят! Принят!

Нет еще! Скажи все условия, Куммал.

Никто не допускается в Фианну, пока не вырыта широкая яма, в которой он должен стоять со своим щитом и ореховой палкой. Девять воинов с девятью копьями подходят на расстояние девяти борозд и сразу бросают в него все девять копий. Если он ранен, несмотря на щит и палку, он не допускается в Фианну.

Это было! Это было!

Было, и копья разлетелись, как листья, брошенные против ветра.

Никто не допускается в Фианну, пока его волосы не заплетены и он не прогнан сквозь несколько лесов большим отрядом фениев, бросающих в него копья на расстоянии дерева. Если он настигнут или ранен, он не допускается в Фианну.

Это было! Это было!

Кухулин мог его ранить и не ранил.

Кто посмел это сказать? А, это Мальдун — миролюбец, простивший убийцам отца своего. Язык злоречный и слабые руки.

Тому, кто три года слушал голос моря, тому кажется бессвязным голос мести. Ты не оскорбил меня, Кухулин, но если хочешь, я буду биться против тебя, конный или пеший, с копьем или секирой.

Я готов.

(Встает.)

Стойте! Как олени весной, вы готовы драться, забыв об охотнике. То-то обрадуется король Конн, услыхав о смерти Кухулина Могучего или Мальдуна-Скитальца.

Прав и Мальдун, прав и Кухулин. Копье могло быть брошено, и копья нельзя было бросить.

Почему? Почему?

Спросите Могучего.

Может быть и правда, только раз или два, не больше, я хотел бросить копье, но я увидел руку, смуглую, как закатное озеро, и лицо, как звезда, в черных кудрях, запрещавшее. Словно давний свой сон вспомнил я и не бросил копья.

Это была Фанн.

И второй раз хотел я бросить копье, но увидел две руки, два крыла лебединых, и лицо нежное, как облако, которое опустится на меня в мой последний час. Мне стало сладко, как будто я умер, и я не бросил копья.

Это была Либан.

Что объясняют нам эти имена из старинных поэм?

Поэт бросает образ в мир, а мир вынашивает образ. Фанн и Либан, волшебные девушки-птицы, живут в Блаженных Полях и слетают на землю.

Я видел реку, которая радугой висела над землей, и я убивал рыб, кидая мое копье вверх; на скалистом острове я видел черных и пятнистых птиц, которые распевали стихи; я плыл в море, подобном облаку, и видел под собой высокие замки и прекрасную страну, и кошку я видел в пустынном городе, которая хранила сокровища и сожгла моего молочного брата, прикоснувшись к нему. Я верю, что Кухулин видел Фанн и Либан, и знаю, что он не мог бросить копья.

Я принят в Фианну?

Нет еще. Куммал, продолжай.

Никто не допускается в Фианну, пока не сделается поэтом и не прочтет двенадцать книг поэзии.

Свободные фении, защитники Эрина, гости Успеха! Какие книги назвать вам из тех, что я прочитал? Назову ли историю Макалпана, бога, сына моря? Когда читаешь ее, молнии рвут небо и громы падают, как утесы. Назову ли поэму о Лугадисе, добром короле, от которой чувствуешь себя и ребенком и старцем вместе? Или стихи Морфезы-друида, сладкие, как мед или сон в полдень на горячем камне? Прорицания ли Макфарлана, Любовь Федельмы и Лозгайре? Может быть, строфы Эна, знавшего прошлое, как вы настоящее? Ужасную гибель Ниабы или истину о Красном Камне, добытом в голове Дракона? Может быть, заклинания Садбы? Прочтя их, знаешь, что умер и родился вновь. Поучения Риагалла Благочестивого? Нет, я назову Песнь Стеклянной Ладьи и Солнце Страны Блаженных.

Он знает! Он знает! Он прочел двенадцать книг.

И песню спою вам, которую сам сложил, песню о красоте Морни. Слушай внимательно ее, Куммал Сребророгий.

(Поет)

Не может быть! Никто не смеет отдавать дочь замуж, не спросив три раза фениев. Этак у нас отнимут и право охоты! Подати платить перестанут!

(вошедший во время пенья, выступает вперед)

Хорошая песня, молодой человек, да припев плох. Хорошо служат фении и друидам повинуются. Привет тебе, Куммал Сребророгий.

(Усаживается.)

Тадж, друид, нет тебе моего привета. Нет сегодня, потому что незваный приходишь ты на праздник Тары, где место одним фениям. Нет и завтра, если правда то, что спел Дайра.

Ты, Куммал, и все фении, разве вы сами выбирали себе короля?

Да, но чтобы он нам служил, а не мы ему.

Или не мудрость друидов питает вас в этом страшном мире, где каждый шаг грозит гибелью, каждой движение — несчастием?

Мудрость друидов — как сорная трава, растет из славных могил. Наша мудрость обновляется ежедневно метко брошенным копьем, ветром ревущим, нежданным звоном стиха.

Молчи, юноша, ты еще не совсем фений. (Таджу.) Но он сказал правду.

Не спорить сюда я пришел, но договориться. Велика сила фениев, но больше ее сила короля.

13. Зеленый тюльпан

Фридрих Шиммельпенник, богатый гаарлемский купец.

Г-жа Шиммельпенник, его жена.

Карл, их сын.

Берта, их племянница.

Хозе Перейра, лиссабонский купец.

Гаарлем, половина XVII ст<олетия>.

Сцена представляет оранжерею в доме Фридриха Шиммельпенника, наполненную тюльпанами всех сортов. Хозяин и Хозе Перейра прогуливаются, рассматривая тюльпаны.

(потирая руки)

(рассеянно)

(внезапно озаряясь)

14

Граф Готфрид, граф Куно, графиня Матильда, Нур-Эддин