Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 5. Пьесы (1911–1921)

Не смейте трогать Каролину

Сатир проклятый!

Сатир проклятый...

Ай да граф!

Да вы похожи на картину,

Ахилла позу переняв.

Достойно дикого монгола

В изящном обществе шуметь,

А вам, наследнику престола

Верно, граф — медведь.

Вот это дичь!

Молчите! В вас иссякла вера,

Язык трещит, а дух ваш нем,

Вы, друг [проклятого] безбожного Вольтера,

Смеяться рады надо всем.

Не вам любить ее, вы сгнили,

А я — я верую в мечту...

Да, красоту бурбонских лилий

Я выше лилий неба чту.

Я выше Божьих лилий чту.

Но ваши дерзкие приказы

К бесценным сводятся словам.

Не стоят шпаги острия.

Вы нищий — я ей дам алмазы

Она пойдет ко мне, не к вам.

Она не ваша, а моя.

Прелестница среди прелестниц,

Оставь его, я всё прощу.

Но он мне заплатил за месяц,

И платы я не возвращу.

Ну, значит, нам осталось биться.

Сегодня ж сударь, на дуэль!

Сегодня ж сударь, на дуэль.

Я слишком стар, мой храбрый рыцарь,

И отклоняю ваш картель.

Но вижу, вы склонны к азарту,

И, чтоб изведать, чья возьмет,

Поставим счастие на карту,

Когда позволит банкомет.

Я дам вам ставкой Каролину —

Посмейте молвить, что я скуп, —

А вы хотя бы половину

Цены прекрасных этих губ.

Идет! Я ставлю трон Майорки

И мною собранную рать,

С которой, словно коршун зоркий,

Я царства мог завоевать.

Я б [цар] мир весь мог завоевать.

Я ставлю горы золотые,

Царей поверженных главу,

Равнины снежные России,

Ее священную Москву.

Как будет жутко, странно, сладко

Как будет жутко, страшно, сладко

К сукну зеленому припасть,

К столу зеленому припасть,

Пока коварная десятка

Венчает здесь любовь и власть.

Скажите, вы такой богатый?

Скажите? Вы такой богатый.

Тогда я рада видеть вас.

Тогда я рада видеть вас...

Увы, отцовский меч и латы —

Всё, что имею я сейчас.

Ага, тесна дорога к раю!

Ага, тесна дорога к раю.

Ну, смирно, если вы не трус.

Молчите все, я начинаю...

Восьмерка, двойка, дама, туз...

О, что ты делаешь, несчастный!

Ведь дивной волею планет

Ты призван быть как светоч ясный...

Ты призван быть как светоч ясный.

Девятка, тройка и валет...

Как звук трубы, как божье чудо

Ты быть обязан! О, позволь

Ты быть обязан... О, позволь

Мне увезти тебя отсюда...

Валет опять валет, король...

Скорей, скорей, спеши за мною

Скорей, скорей, [следи] спеши за мною

Туда, где солнце и волна,

Туда, где место есть герою...

А, вот десятка... и дана.

Вы сплутовали.

Что за шутки?

Что за шутки.

Платите лучше, сударь мой,

А эти ваши прибаутки

Веревкой пахнут и тюрьмой.

Ну вот, я так и ожидала.

Я этого не ожидала.

Он мне противен с этих пор.

Вы мне противны с этих пор.

О чем она ему шептала?

Планета, светоч... Что за вздор!

Э, государь мой, нет причины

Ну, господин мой, нет причины

Вам огорчаться за двоих.

Что вы лишились Каролины —

Так молодой найдет других.

А ваши призрачные царства,

Что вы мечтали покорить, —

Скажу вам просто, без коварства:

Глупей едва ль что может быть.

Ну полно, юноша, оправьтесь,

Ваш лоб в поту и взор померк.

Вы завтра ж будете заправский

В дому нотариуса клерк,

Легко приглаживать височки,

Крестьянам письма сочинять,

Глазеть в окно хозяйской дочки,

Когда она ложится спать!

Когда она ложится спать.

Одни слова на этом свете

Громки, и нету громких дел...

А, вот он, вот он в ярком свете!

Он всё свершил, о чем скорбел!

Разве может быть свадьба удачной,

Разве может быть сладким вино,

Если пасмурен сам новобрачный,

Если мало богов почтено?

Не забыты ни Фрея, ни Бальдер,

Мы сожгли им немало цветов.

И для сильного Одина скальды

Пели столько приятных стихов.

Перестаньте! Нам было бы лучше

И не вспомнить про этот позор,

Тор забыт, необорный, могучий,

Тяжким молотом машущий Тор.

Вижу! Хмурятся страшные брови,

Взор сверкает грозней и грозней,

Хочет теплой, дымящейся крови,

Топором перерубленных шей.

Окровавлены лес и равнина...

Что, провидица, видишь ты вновь?

Вижу я, королевского сына

Обагряет горячая кровь.

Это Гондла!

Конечно, меж нами

Королевичей нету других.

Ну и свадьба!

Не в дружбе с богами,

Оттого и печален жених.

Нет! Слова эти — радость, не горе!

Вы не поняли воли богов!

Вот ключи; из темницы, мой Снорре,

Приведи христианских рабов.

Хочет, хочет железо добычи.

И от крови пьянее вино.

Я люблю этот древний обычай,

Почему-то забытый давно.

Для тебя это может быть внове,

Гондла, то, что увидишь теперь,

Но богов умиришь ты, а крови

Не прольешь королевской, поверь.

Вот! В тюрьму их ручьи протекали,

Там по пояс вода, хоть тони,

И весь год над водою держали

На плечах своих деву они.

Ты даруешь несчастным свободу

В день торжественной свадьбы моей?

Нет, мой Гондла, но Тору в угоду

Здесь ты рабскую кровь <их> пролей.

Горе! Как мы мечтали о смерти

В темноте между слизней и жаб,

Но почуяли веянье тверди —

И наш дух очарованный слаб.

Радость глубже всех горестей наших!

Это мясо? То бык иль кабан?

Что там дивное пенится в чашах?

Я от вида единого пьян.

Дева, что у тебя на одежде

Голубей голубой высоты?

Дай мне тронуть! Мне кажется, прежде

На свободе то были цветы.

Кто вы, бедные?

Мы христиане,

Как и ты, что был Гондлою зван,

Это имя встречали мы ране

У ирландских царей-христиан.

Я — ирландец.

Но веришь ты в Тора,

Богом Одина ты признаешь,

И заслужишь их милости скоро,

Вот мой меч, он острее, чем нож!

Бей! Их муки не надо бояться,

От хорошего взмаха руки

Не заметишь, когда разлетятся,

Как стеклянные, их позвонки.

Бей!

Мне страшно!

Пощады! Пощады!

Есть.

Te Deum! Молите Христа!

Гондла, сжалься!

Я знаю, что надо,

Чтоб земля не была проклята.

Что ты делаешь?

Плох тот властитель,

Что слуге сообщает о том!

Я король ваш, друзья! Захотите ль

Вы восстать пред своим королем?

И запомните: я христианин,

Им родился и стал им сейчас,

Мне дороже простой поселянин

Горделивых и спорящих вас.

Знай, отец мой почтенный, что рядом

Я с прекрасною Лерой стою,

Обвенчай христианским обрядом

И меня и невесту мою,

Но не в доме. Здесь пахнет волками,

И на кровь здесь похоже вино.

Нет, в саду под звездами-свечами,

От которых отвык ты давно.

Если временье благоприятно

Я на таинство это дерзну.

А потом я, король их, обратно

Отпускаю вас в вашу страну.

Рок грозит королевскому сыну,

Неуклонен, кровав и свиреп,

Но в несчастьи ему не покину

Я, провидица вещих судеб.

Гондла бросил нам горькое слово.

И поднять не решился меча.

Ничего не случилось дурного.

Гондла молод и кровь горяча.

Пейте, братья, чтоб браги не стало,

Пусть с невестой гуляет жених,

Или жалко вам пленных? немало

В подземельи найдется других.

Верно, Конунг!

И то, мы не дети,

Не смутят нас пустые слова.

Жаль, на шкуры отличные эти

Не скатилась ничья голова

Вы не любите Гондлу, я знаю

И признаюсь, что сам не люблю

Двадцать лет как Гер-Педер несчастный

На бесплодный исландский утес

Из Ирландии [рощи] дивно-прекрасной,

Благородною волей орла

Кто такой и какого он роду

То конечно он будет в реке.

И подумай, ведь мы в стороне!

О пощаде за ложь умолить...

Хоть и съели Гер-Педера рыбы

Самый низкий мужчина снести!

Если сердце подобное гложет

То его никому не спасти.

И наверное, милая Лера

Не обидится Лаге — что лев

А к тому ж не бывало примера,

Чтоб пленяли горбатые дев

Почему ты бежишь от меня?

Ледяная глухая тюрьма,

Я молилась властительной Фрее,

Чтоб похожею стать на нее,

Но всё дальше ты был и светлее,

Погружаясь в свое забытье.

Как ты бледен и смотришь маня!

Чу! За окнами совы кружат,

Ах! К таинственной спальне твоей

Помнишь, между бузин по дорожке

Ты так часто давал мне подножки,

И усмешке насмешливых губ

Вольным волком исландских полей

На коврах изумрудных весны?

На поля. То не колокол медный

Устремленные в вечность концы

И как туча, рассется боль,

Гондла ваш перед Богом король

От невиданной пытки такой

Господин, я с простыми словами

Здесь, в отчизне моей и твоей

Поразишь ты в открытом бою

Волк, и с поступью легкою волчью...

Столько бегать, стеня и крича,

И поднять не посмели меча.

Лютня, лютню! Исчезнет злословье,

Приз для самых плохих игроков,

Очаровывать даже волков,

Ни взглянуть, ни шепнуть, ни вздохнуть,

Брат, ты слышишь? Качается вереск,

Серый брат мой, ты слышишь? На берег

Вышли козы... боятся волков.

Под пушистою шерстью вольнее

Зубы белые ранят больнее

Но не раньше, чем лютню уронит

Где <провидица?>

Мудрая чует

Сладость древней звериной тоски.

Тихо. Пусть же она наколдует

Когти сильным, и шерсть и клыки.

Человеческой крови не жаль

Принесите котел, разложите

Под котлом три висячих огня,

И один за одним подходите,

Но страшитесь глядеть на меня,

Засучить рукава, как для греба,

Вас укусит священная сталь,

Но косматым властителям дебри.

Тише. В черной постели

Не шевелится месяц,

Сколько сосен и елей,

Столько к месяцу лестниц,

Мертвый вопит, натужаясь,

Захлебнулся он кровью,

Ухмыляется ужас,

Наклоняясь к изголовью.

Тропы узки и колки,

Едки ветры лесные,

И являются волки,

Не простые, другие,

Тише. В черной постели

Не шевелится месяц,

Сколько сосен и елей

Столько к месяцу лестниц.

Вот, я сделала все, что умела,

Воздух душен и сумрак тяжел,

Но еще не окончено дело,

Время в путь, поднимите котел,

Все окончит колдун умудренный

Черной жизни постигнувший суть,

Я печальной и мудрой вороной

Полечу вам указывать путь

Но чего я стою у порога

Пусть истома моя беспредельна,

Говорю и смотрю, как в бреду,

Пусть я ранен и ранен смертельно,

Я пойду, я пойду и дойду.

Только стану на берег зеленый...

Крикну: лебеди, где вы? Я тут...

Я ведь смею пойти за тобой

Белый голубь, ниспосланный Богом,

Неужели ты с нищим пойдешь

По пустынным опасным дорогам,

Где законом дубина и нож?

Мне не жалко, что кончились чары

Что опять я такой, как и все,

И руками наносят удары

Пальцы тонут в девичьей косе

Волки пьяны от крови единой,

Человек же еще от вина.

А как взглянет на наши седины,

Так и волчья веселость смешна

Тише. Слышите шорохи сучьев.

Это Гондла

Нет, только рабы

Ну потешимся: было бы лучше

Им тогда не уйти от судьбы.

Боже, братья, бегите!

Ни с места,

Кто не хочет отведать копья.

Вот моя на сегодня невеста

Этот старец — добыча моя.

Пощадите. Мы видели травы

Свежих листьев волшебную сеть,

Мы счастливей, чем ангелы славы,

И не можем теперь умереть.

Вот увидим.

Грози, но не боле.

Умный волк не покинет следа,

По которому вышел он в поле,

Ты ведь Гондлу упустишь тогда.

Правда, Гондла.

Ну что за помеха

Я порадую иначе вас

Мы на Гондлу напустим для смеха

Этих тварей, которых он спас

Как

Покорны ли вы мне?

Покорны

Только жизнь нам, о царь, сохрани.

Гондла с Лерой в лесу; вы проворно

Отыщите, где скрылись они.

И такую им травлю устройте,

Как устроил бы волк матерой,

За деревьями спрятавшись войте,

Шелестите сухою листвой.

И бегите потом без оглядки,

Для мышей даже пни — корабли,

Чтоб трусливые ваши ухватки

Не позорили волчьей земли.

А измените, я вас достану,

Хоть запрячьтесь вы в море на дно.

Все исполним

А мы на поляну,

Где оставлено наше вино.

Что за зной с раскаленного неба

Словно льются потоки огня!

Вот вся жизнь! Но я жив, не таю,

Ты жестока ко мне, ты же видишь,

Будет царство мое твоего

В их глазах говорит торжество

К ним приду я, как лебедь кровавый,

Лера... нет... что сказать ты хотела?

И они для неправого дела

Не возьмут ни меча, ни щита

Там увидим. Все злее и злее

Этот зной, отдохнуть нам пора

Что ж такого? Тебя я люблю.

Если хочешь, возьми; мне не внове

Злобный волк.

Мне приятны проклятья.

Я не знаю и сам почему,

Я еще раз тебя обниму

Не забыть твоего поцелуя!

Будет так. Но мне должно сначала

Вновь изведать как жарок твой рот

Нет, не надо.

Но ты обещала.

Лера, гордая Лера...

Ну вот.

Лаге! Лаге опять! На колени!

Я король, на колени, змея!

Уходи же.

Но ты обманулась,

Никаких здесь властителей нет,

Снова ложь!

Я понять бы хотела...

Помню выла медведем пучина

Все он думал, что голову сына

Видишь Лера что нет лебеденка,

Есть трусливый и низкий горбун,

На него ты меняешь волчонка,

Что проворен отважен и юн?

Не скажу я тебе ничего

Вот зачем это скальдово семя

Днем беседовать любит с луной

Лаге, Груббе, оставьте на время

Эту... этого... Гондлу со мной

Дай. За что ты даешь мне позор?

Только есть и глумлению мера,

Ничего и не будет известно,

Правде рот мы закроем мечом...

Мой венец не земной, а небесный,

Лаик, Лаик, поделим вдвоем.

Где вы сильные? Волки не люди,

Нет, не прежде чем лютню уронит

Чтоб он лопнул, достанет на всех

Прежде вымою. Гондла, воды.

Ты придешь ко мне?

Гондла, вина.

Твой кровавый пылающий рот!

Лебедь с сердцем проколотым я.

Сохранить их от всякого зла

Гондла, где же ты бродишь лентяем

На безумного бросились вы!

Что хотите его головы?

Этих дерзких и злобных волков

Угасанье старинных династий

Оставляет свободным венец:

Много сильных мечтали о власти,

Только твой ее добыл отец.

Мы еще не слыхали об этом.

Значит, все-таки Гондла король,

И корона пронизана светом

На кудрях его, черных как смоль.

И зачем перед сходкой народной

Плавал в воздухе столп огневой

Ровно в полдень орел благородный

Пал растерзанный черной совой?

Ослабевшим от лет стариком

Что земле я и что мне земля!

Золотое забвенье пролей

Брат с сестрой вы... Морские пираты

Хоть к союзу волков с лебедями

И стремился покойный король.

Совершилось! Я в царской порфире,

Что же? [Стану] Буду владыкою волчьим

И узнаю, как радостна месть,

Мир наполню стенаньем немолчным,

Ведь оружье и воины есть?

Иль быть может, [властителем] торжественно стану

Властелином на двух островах,

Улыбаясь в лицо океану,

Что их держит на крепких стеблях?

Но как будто мне жалко чего-то,

Я как будто о чем-то забыл,

И какая-то злая забота

Охлаждает мой царственный пыл.

Странный лес! Всюду шорохи, стоны,

Это женщина? Женщина, да!

Всяк охотно гадюку погубит,

Лера здесь?

Я тебя умоляю,

К лебединому, нежному раю

Ах, свободное море любви!

Милый. Милый, неслыханно милый,

Новый край открывается нам

Чтоб земля, как корабль легкокрылый

Поплыла по широким волнам

Лера, конунг и волки! Сегодня,

Нет, нам нового бога не надо!

Как? Вы медлите? Лаик, скорее!

Вы любить не хотите Христа!

Вот оно; я вином благодати

Лаик, где ты, какое бессилье

И ему не поднять головы...

Да, к его костяному составу

Я не видел, чтоб так умирали

В час, когда говорит торжество

Наши боги осилят едва ли

Победившее смерть божество.

Ты не хочешь бессменного Дня?

Гондла мертвый

Вы знаете сами,

Он коснется до алых моих.

Был он мой ненавистный, любимый,

Мне сказавший однажды «люблю...»

Люди, лебеди, иль серафимы,

Приведите к утесам ладью

Так творя погребальное дело,

Я слыхала, в стране лебедей,

Отдавая усопшее тело

Не земле, а огню и воде.

Так уйдем же от смерти, от жизни.

Так вот платаны, пальмы, темный грот

Которые я так любил когда-то.

Да и теперь люблю... Но место дам

Рукам, вперед протянутым, как ветви,

И розовым девическим стопам,

Губам, рожденным для святых приветствий.

Я нужен был, чтоб ведала она,

Какое в ней благословенье миру,

И подвиг мой я совершил сполна

И тяжкую слагаю с плеч порфиру.

Я вольной смертью ныне искуплю

Мое слепительное дерзновенье,

С которым я посмел сказать «люблю»

Прекраснейшему из всего творенья.

Ты Имр? Из Кинда, кажется? случалось

Мне говорить о племени твоем.

О, господин, судьба моя печальна,

О, господин, несчастье и измена

Как после ночи пасмурной заря:

В Аравии пленительной и дальней

Я сын был Годжра, Книдского царя.

Я сделался поэтом, чтоб ласкали

Певец из племени Бену-Ассад,

Как ненавистно это мне названье,

Давно заслуженную примет участь,

Но доложу, быть может, ты уж слышал,

Мы выясним, кто мог бы быть вождем.

Нам нужен человек способный, храбрый

Но я однажды видел на дороге

Ну что ж — язычник может быть крещен,

Окончим дело мы сначала: нужен

Для этого возможного похода

Доместик конных воинов и пеших,

Вождь сильный, смелый, крови благородной —

Что, если выбрали тебя?

Смешной дикарь, таких, как здесь, духов

До области Великого Могола.

До Суматры иль смертоносной Явы.

И мы пошлем тогда тебя не только

Он, кажется, смеялся предо мной

И отказал мне, кажется, сначала...

Смиряйся, сердце, и не пред такой

Обидою доселе ты молчало.

Кровь первая отмстит, а ты потом

Мне скажешь, в чем смирению награда;

О, только бы войти в отцовский дом

По трупам воинов Бену-Ассада.

Что это? Яшма, мрамор, хризолит?

Не узнаю того, что мне знакомо,

Какой у них теперь зловещий вид

В покое пышном Кесарева дома.

Меня всего пронизывает дрожь,

Как будто враг стоит за мной жестокий,

И хорошо, что утаил я нож

От обыска под мантией широкой,

Ударом ловким выпускать кишки.

Иль песни петь о ночи наслажденья,

Которая преображает нас

О радости ночной, но их, конечно.

В горящих ангелов... но без сомненья

Ты пела и слыхала их не раз.

Когда мне приходилось очень трудно

У нас в твои года выходят замуж

А я пробрался к ней подобно змею.

За нами ткань, чтоб замести следы.

Блестели чаши посреди воды.

Поднялись чаши посреди воды

И запах мускуса в ее постели

Встает и дикие восторги с ним.

Но ты прекрасна тоже... ты желанья

Во мне зажгла и я тебя возьму

В Аравию, страну благоуханья,

Коль буду дорог сердцу твоему.

Я не встречал еще такой, как ты,

О, замолчи. Мне слишком больно думать,

Что этих слов я больше не услышу

И больше не увижу этих глаз.

Да, клятве изменить я не посмею.

Ты византиянка, а я араб.

Ты римлянка, а я простой араб.

Как будто он, а не она невеста;

Судя по песне, нравится другое.

Листвой прикрытых от нескромных взглядов,

Танцовщицей и уличной блудницей

Меня, императрицу Византии.

Коль не решишь ты, станет мужем Зои,

несчастный и докучливый проситель.

Мне кажется, что я бы принял казнь

За звук ее шагов, за шелест платья,

Угрюмые, чужие вам дворцы!

Я суд чиню под вековым платаном.

И думаем, что достоянье друга

За Каспием, в степи солончаковой

Один гоняйся за толпой ногайцев,

Меня избрал Ты и помазал миром

И царский труд мне дал, желая, чтобы

Весь мир стал храмом и над ним повисла

И я Тебя вовеки не предам.

Состав тебе известен?

Он должен быть моим, он ключ Кавказа.

Дочерней воли я хозяин буду,

Прости меня. Спешу приказ исполнить.

Наш милый сын, тебя мы снова видим

Вернувшимся из тягостных скитаний.

Слова божественные для меня?

Известье о такой победе быстрой,

Порфирородный, изменить должно

Теченье дел; есть новое в докладе.

Так начинай его. Ты, милый сын,

В советах мудрой, разумом людей.

Просителя я видел, он по сердцу

Пришелся мне и взглядом ястребиным

Решать дела державного правленья!

Быть может, этот странник и сумеет

Водить полки, одерживать победы,

Но кто, ответь, нам может поручиться,

И что победы все он обратит

Ты можешь взять и юную царицу,

С гонцом особенным тебе я вышлю.

Забытый нами, может стать опасен.

Уехать? Я скитался очень много

И много видел самых разных стран,

Но ни в одной из них, таких счастливых,

Я счастья моего не находил.

Я ждал его за каждым поворотом,

Я видел лишь смеющиеся скалы,

Иль ясные, бесчувственные звезды.

А знаю я — о, как я это знаю! —

Что страны есть блаженные, иные,

Где все родное, где дышать легко

И где любовь не жалит болью жгучей.

А разве, если любят, больно?

Уедем, Зоя, вместе... здесь мне душно,

Уедем! И тебе я стану миром

С луной и солнцем, ветром и цветами,

Со всею дивной ласкою земною,

Как ты мне стала миром, совместившим

И сонм ширококрылых серафимов

И Триединого Творца всего.

Когда вокруг дозором бродят братья?

Пришелец хмурый говорил с тобой?

Вот ты глядишь, как пойманная птица,

Молю тебя, скажи мне только правду,

Ответь, что он не говорил с тобою!

Его глаза светились словно пламя,

Прости меня за злое подозренье,

Как я посмел тебя унизить им!

И за любовь мою прости! за просьбы

Такие дерзкие прости меня.

Но ты бледна еще, и [сердце рвется] больно видеть

Мне не за что тебя прощать.

Об ангелах, какие к ней приходят.

А что, срок свадьбы Кесарем назначен?

Такою речью ты смутить не в силах.

В том, что с арабом повстречавшись Зоя

Послушала певучих небылиц?

Наслушалась певучих небылиц

Докучный нищий, ты же царь, хоть, правда,

Я так решил.

И делаешь как надо!

Мне евнух все сказал. Ты мог посметь!

То мщенье, что я выпросил у неба?

Нечистыми устами ты шептал

В безгрешные, как рай, ее глаза.

Ужель я сделался твоей судьбою?

А он, чужой, что сделает с тобою!

А ты, ты будешь гнить в цепях, в тюрьме,

Колодцы все засыплю, чтобы люди

И имя самое ее забыли,

Чтоб дикий зверь ту обегал пустыню

И птица хищная кругом летела.

А ты, ты будешь гнить в цепях, в тюрьме,

Ты из нее не выйдешь даже старцем

[И в муках позабудешь — взоры Зои!]

За то, что раз поговорил ты с Зоей!

Я до сих пор забыть ее не мог,

Я думаю о Зое неустанно,

Так маленький, так красный огонек

Лизнет, исчезнет, а на теле рана.

[Я думал] Хотел я честным быть перед собой

И пред тобою, царь, и перед нею,

Но страсть — как месть, и я клянусь судьбой,

Что будет эта девушка моею!

Я черной кровью рук не запятнаю,

Нет, как сказал я, так и будет! Стража

Тебя сегодня ж вечером возьмет.

Таким, как ты не место на свободе,

Где солнце светит, где дела свершаются

Такие как моя невеста Зоя.

В глухих ночах целованных так страстно,

Живое воплощение земли,

Неправо оклеветанной пред Богом,

Нет, мозг твой воспален, любовь убита,

И сжата грудь воспоминаньем вечным

Об оскверненной юности твоей.

Ты знал об этом и женился все же.

Но я не знал, как это будет больно.

Под стражу?

Да.

Прости меня, прости!

Любила я тебя и увидала

Как только раз? Ведь ты его любила

В Александрию к некому святому

Но всё, в чем ты мне раньше признавалась?

Не понял ты, что я тебе лгала?

Зачем?

Тая безумную надежду,

Что все-таки меня захочешь ты.

Так прогони меня! Сними скорее

С меня мой сан! Что он мне без любви?

Вновь когда-то из окна я буду

Ты нежным был и изменился,

Но я не изменилась, я все та же

Когда б тебя я не любила вечно?

Ты нежен вновь со мной; забудем

Все темное и будет жить для счастья

Дай мне твой перстень, тот, с которым можно

На сутки лишь, и буду верить я

Дитя, дитя!

И уходи теперь!

Что я должна молиться...

Я с тобою

О, нет!

Да вот она. Скорее уходи!

Меня пытался заключить [под стражу] в темницу

Весь этот город полон вероломства!

И я исполнить должен; умоляю,

Уйди к себе, чтобы твоим глазам

Не омрачаться зрелищем насилья.

Решил я с жизнью лишь отдать свободу.

Царь Трапезондский? Я его убью!

Убьешь? Но здесь, во-первых, не пустыня

А, во-вторых, тебя сильнее он.

Вот видишь ты сама, императрица

Молю тебя, позволь мне взять его.

Нет, подожди немного!

Прости, я должен взять его.

Вот перстень.

Ты знаешь, что обозначает он.

Араб не будет заключен под стражу,

Оставь же нас теперь.

Я повинуюсь.

Тюрьма? Но разве есть тюрьма такая,

Чтоб из нее не убегали, в сердце

Тая безудержную жажду мщенья?

Нет, лишь одна тюрьма удержит злых —

Господний рай, увиденный однажды.

Оставь же нас вдвоем.

Надежную союзницу?

Ты волен оскорблять меня, пока

С тобой наедине мы, пред арабом

Веди меня, учи меня, я твой!

О чем ты говоришь, не понимаю.

Лизнет, исчезнет, а на теле — рана.

Но ведь я с тобой шутила.

Когда звала тебя на преступленье,

О Зое.

Прощай!

Постой, куда ты? Так нельзя!

Что не исправить их и во сто лет.

Всё рассказала о тебе ему,

Как ты ей декламировал, как хвастал,

Как умолял ее о поцелуе

Как рассказала все ему она?

Так как же бы он мог узнать об этом?

А что он знает, ты свидетель сам.

Она смеялась надо мной?

Сознайся,

Что трудно было бы не посмеяться.

Что хитришь! <так!> Обманывай других,

Сановников трусливо-раболепных,

Она и так шумит лесным пожаром,

И весь я словно тетива у лука,

Натянутая мощною рукой.

Я раз переменил свое решенье

И вновь его переменить не в силах.

Предай мне Зою.

Правда. Надо мстить

Предай мне Зою!

Правда; надо мстить

Уйди, чтобы тебя никто не видел.

Сейчас должна придти царевна Зоя,

Да я! Ты, кажется, смутилась?

Я тронута!

Не время для насмешек.

Теперь я сердцем чувствую опасность

Я с нею не расстанусь целый день

И ночью буду я стоять с мечом

Везде опасность чистым там, где ты!

Ты позабыл, что я императрица!

Удары потаенные кинжалов

Он словно тигр, почуявший добычу,

Но я, клянусь, твои разрушу козни.

Вот, вот она, хваленая твоя

Вот, вот твоя любовь и вера в Зою!

И царственная кровь, вот доблесть сердца!

И Зоя соглашается с тобой!

Так что ж она? Царевна, для которой

Ее унизит или обольстит?

До этих пор...

Клянусь, она права!

Ты позабудешь славные походы,

Ты всюду будешь видеть только Зою

Спешащей на преступное свиданье.

И наконец с растоптанной любовью

Самой себе однажды не промолвит

Быть может, я действительно такая!

А что тогда ты знаешь?

Нет, довольно!

Слетелись диким роем искушенья,

Я жду, что вот сейчас войдет араб.

Ну, что же?

Как решил я, так и будет.

И ты уйдешь со мной, оставив Зою?

Не уходи! Мне хорошо и страшно.

И слишком нежный... я — как облака,

Тогда ее ты, право, не достоин!

Достоин я и ухожу! Царевна,

Господь улыбкой светлой улыбнется,

Уйди, оставь меня, я умоляю,

Мне слишком страшно!

Как, и ты, царевна!

Мой дом сожжен, от моего народа

Осталась только кучка беглецов,

И ты, и ты, чьи губы слаще меда,

Решила быть в числе моих врагов,

Я ухожу.

Не подходи ко мне, не подходи!

Молю тебя, не говори ни слова!

Я ухожу!

Но ты хотел уехать,

Ты мстить хотел, рассказывали мне?

Мне не увидеть ни морей, ни степи,

И страшною твоею красотой,

И этим телом трепетным виновна.

И телом ослепительным — виновна!

Уйди, уйди, я о словах таких

Своей печалью, красотой и страстью.

Что человеку родина? Порог

Дверей, ведущих в звездные селенья.

Но я в тебе одной найти бы мог

Ведущие меня в мои владенья.

Небесного замену наслажденья!

Оставь меня, тебя я не люблю

Лишь страсть пронижет молнией летучей.

Ты ни на что ответить мне не хочешь,

И все слова мои и возраженья,

О, почему вдруг отступили стены,

Веселыми горячими лучами?

Вот ангел наклоняется над нами,

Не правда ли, тебе казалось странно,

Вся ночь в виденьях страшных и чудесных,

И клекот был — как звон стальных мечей.

Там молнии какие-то блистали...

Был темный стыд, как рок неотвратимый,

По переулку темному шел стыд

Проснулся... Небо было слишком ясно,

Где не увидишь ты ни роз, ни неба.

Порхающий незримо здесь и там,

Не для себя иль моего народа

Во мне зажгла таинственную страсть,

Лишь для нее, плясун надмирный , случай

Яви свою божественную власть!

Как ты забавно молишься! Люблю

И я сплетенье силлогизмов тонких;

Что так зовут твою императрицу?

Как Феодора? С черною косой

С горячим ртом и с легкими ногами,

Ха, ха... Теперь спасен я!

Ха, ха! теперь спасен я!

Однако скоро полдень, нам пора!

Тебе проститься с милою свободой,

А мне за стол — я что-то проглодался.

Ты здесь еще?

Прости, императрица,

Я здесь, чтобы благодарить тебя

И попросить назначить день венчанья

Меня с царевной Зоей.

Ты безумен!

За скучную назойливость свою.

Нет, это слишком... кто там? Стража, люди,

Скорей сюда, на помощь!

Что говоришь ты?

Видишь этот шрам?

С алмазами, не с золотом? Ты помнишь?

Ты! Ты тот Имр! Какое наважденье!

Скажи, меня еще ты хочешь?

Нет.

Ах да, еще незрелая девчонка

И ты решишься женщину продать,

Моя судьба навеки сплетена.

Со мною ты безжалостен.

Как ты

С царевной.

Да, я вижу, что мужчины

Жалеют женщин только молодых.

И честных.

Слушай, уступи мне Зою,

Единую соперницу мою

В привязанности Кесаря, и будешь

Ты первым полководцем наших войск,

Сановником империи всемирной.

Танцовщица, ужель забыла ты,

Что я даю, но я не принимаю?

Ты [знаешь] видишь, что игру ты проиграла.

И вор, столкнув прохожего с моста,

Такая уж удача мне.

Ну что ж?

Тебя увидев, я помолодела,

Без ненависти и любви, а только

Стремительно порхающим ногам,

И стеблям рук, закинутых высоко.

Ну в добрый час! Ты поняла меня?

Что уж они его не занимают.

Но уноси его скорей, вот Кесарь.

Что делал здесь он?

Говорил со мной.

Но он в тюрьме.

По моему веленью,

Вот этим подтвержденному кольцом,

Он до сих пор не схвачен.

Дай кольцо мне.

Возьми, но поступила я как надо.

Что хочешь ты сказать? Он покушался

На жизнь твою?

Ужель не слышишь ты,

Как голос мой дрожит, [ужель не видишь] не замечаешь,

Как разгорелись щеки у меня?

К созданьям твоего воображенья

А истинной опасности не видишь.

Его ты любишь? Изменила ты?

О, нет, когда б тебе я изменила,

Мне силы не хватило бы признаться.

Зачем же ты его освободила?

Чтоб от него самой освободиться.

Ты знаешь, мне уж скоро тридцать лет.

Его ты любишь? Отдалась ему?

Мне силы не хватило бы сознаться.

При каждом шорохе, при каждом звуке

Убьешь его, и будет много горше,

Любить меня, и будут пахнуть тленом

О, Кесарь мой, тебя любила я,

Меня предашь лукавящему змию.

Тебе я верю. Верю я всегда,

Одно есть средство защитить меня

Пусти его в Аравию обратно,

Дай войско для победы над врагами.

И никогда ко мне не возвратится,

То страсть моя [растает] исчезнет словно тень

Но все войска поручены уже

Мной Трапезондскому царю, и легче

Об этом ты не беспокойся: Зоя

Уговорить сумеет жениха.

А Зоя почему? Ужель пришелец

Как и тебя, ее обворожил?

Подумай, что ты говоришь.

Я рад, что ты мне правду рассказала

Согласен я.

О, милый, как ты светел.

Пусть делает араб теперь что хочет.

Его уже забыла я, лишь ты

Сияешь мне слепительнее солнца,

Как счастлив я теперь, не правда ль, Зоя,

Мы стали ближе, есть теперь, о чем

Нам говорить. Араб... Он был испуган.

Нам говорить... Араб... Он был испуган?

Так громко в гулком небе, да крылатый

Я никогда тебе не говорила

[Молю, не заставляй], не мучь меня, поверь, ведь я не в силах

Перед тобой признанье повторить.

Не мучь меня! Не заставляй, чтоб вновь

Но как случилось это?

Я любила!

С гортанным диким голосом, с глазами

Голодного и бешеного зверя.

Он нежен, словно знойный ветер юга,

И царство, им потерянное, было

Исполнено такою красотою,

Таким неслыханным великолепьем,

Тебя прощаю я, но только должен,

Когда ты любишь, нам помочь обоим.

Что значит лишний для тебя поход?

Тот, для кого дороже славы мщенье,

Кто должен дом вернуть себе отцовский,

Меня уже совсем не любишь ты?

Что женщина не просто человек,

Но кроткий ангел с демоном свирепым

Таинственно в одной ней совместились,

И тем, кто дорог ей, она лишь ангел,

А на вопрос не отвечаешь мой.

Сраженья, путешествия и слава —

Какие непонятные слова!

И ратный конь мой выдержит едва ли

А воины наверно засмеются,

Увидев пред собой меня такого.

Оставь мне радость и любовь мою!

Поход решен! Двенадцать тысяч войска

С Военного уже поднялись поля.

Уже путем Эгнациовым первый

Прошел отряд и только ждет вождя.

Царь Трапезондский отказался. Эти

Влюбленные причудливы всегда.

И слишком стар мой добрый Велисарий

И, молвить правду, слишком ненадежен.

Тебе вручить желали бы мы потому

Протекторство над нашими войсками,

Когда бы знали, что за ласку нашу

Ты черною изменой не заплатишь.

О, светлый кесарь, песня и измена

В одном и том же сердце не живут.

Чтоб вновь <нрзб.> твои колена ,

<Нрзб.> я снова буду тут.

Две родины для сердца я лелею,

Одна в Аравии, другая здесь,

И с жизнию расстаться я сумею ,

Когда тебе принадлежу не весь.

Я слишком долго жил, чтобы не верить

Словам; чему ж и верить, как не им?

Твой конь стоит оседлан у порога,

И дан приказ признать тебя войскам.

Но чтоб святейший патриарх молиться

Сумел о воинской твоей удаче

Ты должен душу мне открыть и сердце[?].

Ты не предатель, да, араба имя

Достаточною служит в том порукой.

Но много ли, ответь, любил ты женщин?

Пусть патриарх в красе своих седин

Спокойно служит обо мне обедню.

Как все, и я любил лишь раз один:

Полны одной любовью мы, последней.

Он мой! Когда к нему я подошел,

И я не там! Прощай! Пора идти!

Еще одно мгновенье.

Вот гоплиты,

Иду!

Один лишь поцелуй!

Вот Готы!

Ушел... Как сон, увиденный под утро!

Ушел... И не поцеловал меня!

Как я... как я поцеловать хотела!

Так он уехал?

Зоя, Зоя!

А ты, скажу ль? — тоскуешь по арабе!

Тунику в яд? Какую? Я не знаю.

Довольные, ища добычи, бродят...

Казалось мне, что ты его не любишь?

Но изменю их! Только злобный бык,

Перед тобой появится жених!

Ах, яма! Яма!

Страшно нам. Красный лев с неба слез.

Пар над водой. Темень в лесу. Слез.

Ах, яма! Яма!

Белая кровь земли, черное тело!

Тремограст приказал приняться за дело,

Ах, яма! Яма!

Страшно нам, красный лев с неба слез,

Красный лев с неба пошел охотиться в лес.

Ах, яма! Яма!

Палкам больно кусать сухое дно,

Холодно в яме, в яме темно.

Ах, яма! Яма!