Полоний на завтрак Шпионские тайны XX века

По следам советских штирлицев

В № 5 журнала «Родина» за 2007 год появилась очень интересная статья Владимира Макарова и Василия Христофорова «Загадка для «Цеппелина», в которой были впервые опубликованы документы из архива ФСБ, посвященные одной из радиоигр, проведенных чекистами в 1943–1945 годах. Можно предположить, что сюжет этой игры отразился в классике советского военного детектива — романе Вадима Кожевникова «Щит и меч». Действительно, главный герой романа Иоганн Вайс (Иван Белов) напоминает советского разведчика Северова, внедрившегося в немецкую разведшколу и завербовавшего там немецкого разведчика Бойцова. Оба они стали главными персонажами упомянутой советской радиоигры «Загадка». Бойцов же, возможно, послужил прототипом другого героя «Щита и меча» — рижского немца Генриха Шварцкопфа, сотрудника СД и племянника одного из видных нацистских бонз группенфюрера СС Вили Шварцкопфа. В романе Вайс-Белов успешно вербует Генриха, и тот становится убежденным антифашистом, работающим на советскую разведку. В жизни же Бойцов был, как сообщается в справке, цитируемой в статье Макарова и Христофорова, вот каким: «Агент Бойцов, 1922 года рождения, уроженец г. Либава Латвийской ССР. Немец, моряк торгового флота. До 1938 года состоял в «Союзе немецкой молодежи Латвии». В 1941 году был репатриирован из Латвии в Германию. С 1940 года являлся агентом германской разведки в Латвии. Окончил германскую разведшколу в г. Мунки-Ниеми (недалеко от Хельсинки, Финляндия). Лично был знаком с адмиралом Канарисом. В начале войны с СССР дважды перебрасывался в советский тыл в составе диверсионных групп в район Мурманской железной дороги. В декабре 1941 года переведен в «Бюро Целлариуса», а оттуда в группу зондерфюрера Бушмана «Зондерзатц-Ленинград» (цель — захват особо важных документов, прежде всего, органов безопасности). В связи с провалом планов захвата Ленинграда группу Бушмана перевели в Таллин. Инспектировал германские разведшколы. В 1942 году в одной из германских разведшкол познакомился с советским зафронтовым агентом Северовым и был перевербован для разведывательной работы в пользу советской контрразведки». В романе Кожевникова, как мы помним, Генрих Шварцкопф тоже инспектирует разведшколы, где вновь встречается с Вайсом-Беловым, который его и вербует. Морскую профессию Бойцова Кожевников превратил в увлечение Вайса и Генриха парусным спортом и поселил их не в Либаве (Лиепае), а в более знакомой ему Риге. В романе, конечно, вербовка проходит без сучка и задоринки. Но могло ли все так быть в действительности? Судя по биографической справке, Бойцов был вполне убежденным нацистом, давним и успешным агентом Абвера. С чего бы это вдруг он в 1942 году, еще до Сталинграда, разуверился в Гитлере и в победе Германии и проникся симпатиям к Советскому Союзу? Тут у меня закралось подозрение, что радиоигра была двойная. Немцы поняли, кто такой Северов, и Бойцов дал себя завербовать по заданию своего руководства. Оно понимало, что русские будут вести с ним радиоигру через Северова и Бойцова, и решило воспользоваться этим обстоятельством. Ведь если ты знаешь, что поступающие сведения — заведомая дезинформация, то на их основе можно попытаться составить представление о действительном положении вещей. На эту версию работают и некоторые вопросы, которые немцы ставили перед агентами. По легенде двоюродный брат Северова Колесников был крупным чиновником Наркомата путей сообщений, что не мешало ему быть ярым антисоветчиком и мечтать о побеге на Запад. Бойцов и Северов его завербовали, и основную массу сведе-ний черпали из этого источника. И что же немцы хотели выведать у Колесникова? Например, в начале ноября агенты получают такое вот задание: «Постарайтесь узнать истинные цели Сталина на Московской конференции и до какой степени ему удалось убедить союзников в принятии его планов». Простите, но ведь в Абвере и СД сидели отнюдь не дураки. Неужели они не понимали, что даже высокопоставленный чиновник НКПС на такие вопросы никогда не сможет дать достоверные ответы, которые вряд ли знает даже сам нарком Каганович? Зато если немцы знают, что имеют дело с советской радиоигрой, то такие вопросы оказываются вполне логичными. Ответы на них можно оценить примерно так: русские хотят, чтобы мы, немцы, имели бы такое представление о событиях, которые происходили на Московской конференции министров иностранных дел Англии, СССР и США, и это представление, скорее всего, весьма далеко от истины. Ради успеха такой двойной радиоигры легко можно было пожертвовать мелкой сошкой, вроде рядового сотрудника СД Алоиза Гальфе. А вот Бойцова немцы, как видно, стремились эвакуировать в Германию, но чекисты не позволили это сделать. Интересно, как сложились после войны судьбы людей, которых мы знаем пока только по псевдонимам Северов и Бойцов. Если верна моя версия, то Бойцов после войны мог попытаться бежать на Запад. А, быть может, его арестовали. Любопытно, что юридически инкриминировать ему ничего было нельзя. Ведь никаких действий по сбору разведывательной информации он не вел, а только передавал ту дезинформацию, которую ему давала советская контрразведка.

История, которая, возможно легла в основу романа «Щит и меч», заставила меня вспомнить еще об одном советском Штирлице, только мнимом, который считал самым правдивым произведением о разведке именно роман Кожевникова. Недавно в Риге на международной конференции я познакомился с израильским историком Ароном Шнеером, который подарил мне свою книгу «Перчатки без пальцев и драный цилиндр». Это была запись его бесед с человеком, которого он встретил в Иерусалиме и который представился бывшим советским разведчиком-нелегалом в нацистской Германии. У собеседника Шнеера была бурная биография. Он будто бы попал к немцам в 1937 году, во время гражданской войны в Испании, будучи военным советником у республиканцев и перебежав на сторону противника. В Германии он доказал свое родство с родом известного генерала Леонтия Беннигсена, что открыло ему двери аристократических салонов. Затем он служил в лейб-штандарте СС, участвовал в кампаниях 1939–1940 годов в Польше и во Франции, командуя ротой в танковом батальоне лейбштандарта. Под Амьеном в июне 40-го он был тяжело ранен, после чего его демобилизовали. После этого наш разведчик стал уполномоченным концерна Мессершмитта по рабочей силе, набирал в концлагерях рабочих для авиационных заводов, дослужился до штурмбаннфюрера СС, вернулся в лейбштандарт в конце 1944 года, накануне контрнаступления в Арденнах, во время которого сдался в плен американцам. Затем в чине полковника и под фамилией Борис Михайлович Гоглидзе в 1945–1947 работал в советской репарационной миссии во Франции, в 1948–1951 годах был советником торгового атташе в Бельгии, в 1952–1953 годах — представителем в комиссии по ленд-лизу во Франции, в 1953–1956 годах — торговым атташе в Париже, и 1963–1966 годах — там же, но уже советником советского посольства по торговле. Все эти должности были лишь прикрытием для разведдеятель-ности. После 1956 года собеседник Шнеера устроился художником-аниматором на студию «Грузия-фильм», куда и вернулся в 1966 году. Там он, в частности, нарисовал знаменитые в свое время мультфильмы «Приключения Самоделкина» и «Свадьба соек». Это признание позволяет однозначно идентифицировать героя книги как Авенира Михайловича Хускивадзе (Арон сообщил мне, что читатели в письмах после выхода книги такую идентификацию произвели). Умер Хускивадзе в Иерусалиме 24 мая 2000 года. Книга вышла после его смерти.

Авенир Михайлович так отозвался о детективной литературе: «Если что-то и похоже на правду, так это «Щит и меч»».

Книга Шнеера читалась как увлекательный роман. Я прочел ее за два дня в Риге, и у меня сразу же закрались сомнения в достоверности рассказа Хускивадзе. Уж слишком был он похож на советские шпионские романы, а его путь слишком уж был похож на путь Иоганна Вайса, который, правда, дослужился только до гаупштурмфюрера СС, но тоже ездил по лагерям — в поиске кадров для разведшкол. В Москве, когда я добрался до компьютера, сомнения переросли в уверенность. Легко найдя в сети боевое расписание лейбштандарта СС «Адольф Гитлер», я выяснил, что в 1940 году в лейбштандарте никакого танкового батальона не было, так что служить Хускивадзе оказалось просто негде. Да и брали в ту пору в лейбштан-дарт только чистокровных арийских гренадер не ниже 1 м 80 см, а Хускивадзе, как сообщает Шнеер, был низкорослым. Зато в Интернете обнаружилась справка на Хускивадзе как на репрессированного со ссылкой на «Книгу памяти Кемеровской области»: «Хускивадзе Авенир Михайлович: (ГОГЛИДЗЕ) 1918 года рождения; тренер Ленинск-Кузнецкой спортивной школы.

Осужд. 03.03.1952 Военный трибунал ЗапсибВО. Обв. по ст. 58–10 ч. 1, 58-8.

Приговор: 25 лет с поражением в правах на 5 лет. Определением Верховного Суда РСФСР 18.01.56 г. наказание снижено до 5 лет лишения свободы, по ст. 58-8 оправдан, освобожден по указу об амнистии 14.02.56 г.». Тут стоит напомнить, что ст. 58–10 это — антисоветская агитация и пропаганда, а ст. 58-8 — совершение террористических актов.

Замечу, что в Интернете есть указание и на точную дату рождения А.М. Хускивадзе — 5 октября 1918 года. В книге же Шнеера в качестве года рождения мнимого штурмбаннфюрера фигурировал 1912 год. С 1918 же годом начисто рушилась версия о службе Хускивадзе в качестве советника у испанских республиканцев и о его переходе в Испании к немцам. 18-летнего юнца никто бы не послал. Пребывание же его в лагере приходилось на тот период, когда Хускивадзе, по его утверждению, будто бы служил в советских торгпредствах в Бельгии и Франции. Стало ясно, что биографию Авенир Михайлович себе придумал. Что ж, не он первый, не он последний. Вспомним хотя бы известного писателя Владимира Богомолова (Вой-тинского), придумавшего себе героическую военную биографию и службу в СМЕРШе, а на самом деле, как показала журналист Ольга Кучкина, ни дня не воевавшего. Я решил попытаться реконструировать подлинную биографию Авенира Михайловича Хускивадзе, замечательного художника и не менее замечательного рассказчика и фантазера. И направил запрос о нем в Управление ФСБ по Кемеровской области. Ответ пришел очень быстро.

Вот он, датированный 18 декабря 2007 года:

«Уважаемый Борис Вадимович!

На Ваше заявление сообщаем, что в архиве Управления ФСБ России по Кемеровской области находится на хранении архивное уголовное дело (АУД) № П-15717 в отношении Хускивадзе Авенира Михайловича, он же Гоглид-зе Борис Михайлович.

Согласно документам, имеющимся в АУД, Хускивадзе А.М., 1918 года рождения, уроженец г. Москвы, проживавший до ареста в г. Аенинск-Кузнецком Кемеровской области по улице Ленина д. 2, кв. 2, работавший тренером по боксу в спортивной школе, был арестован 14 февраля 1951 года УМГБ по Кемеровской области.

Хускивадзе А.М. был обвинен в том, что «систематически среди окружающих проводил антисоветские разговоры, в которых клеветал на советскую действительность, восхвалял военную мощь Америки и жизнь трудящихся в капиталистических странах, восхвалял уничтоженных врагов народа» (так в деле).

Состав семьи на момент ареста Хускивадзе Авенира Михайловича: отец — Хускивадзе Михаил Сократович, 1882 года рождения; мать — Хускивадзе Екатерина Модестовна, 1882 года рождения; жена — Битная Анна Никодимовна, 1925 года рождения; дочь — Хускивадзе Кармен Авенировна, 1947 года рождения.

Он был осужден Военным трибуналом Западно-Сибирского военного округа 3 марта 1952 года по ст. ст. 58–10 ч.1, 58-8 УК РСФСР к 25 годам исправительно-трудовых лагерей, с поражением в правах на 5 лет, с конфискацией имущества.

Определением Верховного суда СССР 18.01.1956 года приговор Военного трибунала Западно-Сибирского военного округа по ст. 58-8 УК РСФСР отменен, по ст. 58–10 ч. 1 мера наказания снижена до 5 лет ИТЛ, конфискация имущества из приговора исключена. На основании указа «Об амнистии» Хускивадзе А.М. из мест заключения освобожден.

Заключением прокуратуры Кемеровской области 8 февраля 1993 года Хускивадзе А.М. полностью реабилитирован.

В период с 1937 года по 1941 год Хускивадзе А.М. обучался в Тбилисской художественной академии, в 1941 году проходили курсы в Тбилисском артиллерийском училище. В июне 1942 года ушел на фронт добровольцем. 7 июля 1942 года в деревне Аукьяновка Воронежской области при попытке прорваться через кольцо немецких войск, Хускивадзе А.М. был ранен в левое плечо, вследствие чего был взят в плен. В плену находился до апреля 1945 года, после освобождения сменил фамилию и имя (Гоглидзе Борис). С августа 1947 года по июль 1950 года Хускивадзе А.М. проживал в городе Кемерово, работал в Центральной механической мастерской, на шахте «Северная», Кемеровском подковном заводе.

Заместитель начальника Управления Г.П. Удовиченко

(подпись)».

Из этого ответа ясно, что раньше второй половины 1942 года Хускивадзе никак не мог попасть в Германию. И учился он только в Тбилисской художественной академии, тогда как Шнееру говорил, что из Тбилисской перевелся в Ленинградскую художественную академию, а заодно окончил три курса Ленинградского Политехнического института. А вот про Тбилисское артиллерийское училище умолчал, потому что оно в легенду не вписывалось. То, что в Кемеровской области Хускивадзе оказался только в августе 1947 года, заставляет предположить, что он сравнительно поздно был репатриирован из западных зон оккупации Германии или Австрии, может быть, уже в 1946 году. Он мог провести несколько месяцев в фильтрационном лагере в Германии, а потом — в Сибири. Именно такая судьба постигла, например, будущего писателя Юрия Пиляра, бывшего бойца Красной Армии и узника Маутхаузена и будущего писателя Юрия Пиляра. После освобождения он с товарищами несколько месяцев провел в фильтрационном лагере в советской оккупационной зоне в Австрии, а затем для дальнейшей проверки их отправили в один из сибирских лагерей. Между прочим, Пиляр-то как раз был немцем, из рода баронов Пиллар фон Пильхау. Род этот также состоял в родстве и с фельдмаршалом Михаилом Кутузовым. Не исключено, что Хускивадзе был знаком с Пиляром, и это знакомство побудило его придумать немецкую ветвь своей родословной и связать ее с Беннигсеном, который одно время был начальником штаба у Кутузова.

Жена у Хускивадзе тоже оказалась из репрессированных. Согласно базе данных общества «Мемориал», Битная Анна Никодимовна, 1924 года рождения, проживавшая в Смоленском районе, была приговорена Смоленским областным УВД 21 марта 1931 года, по всей вероятности, к ссылке в Сибирь (реабилитировали ее только в 1994 году). Ее, очевидно, осудили в один день вместе с отцом, русским, Никодимом Варфоломеевичем Битным, 1885 года рождения, матерью, Степанидой Антоновной, 1888 года рождения, братом Никодимом, 1921 года рождения и сестрой Степанидой, 1929 года рождения. А жили они в деревне Закалино.

Можно предположить, что Хускивадзе мог встретить свою жену по выходе из лагеря (или познакомился еще будучи в лагере), и это побудило его остаться в Сибири, тем более, что в Европейской части страны бывших пленных прописывали не очень охотно. И, может быть, ему было что скрывать от власти. Вряд ли случайно сразу после войны Хускивадзе сменил свое редкое имя и фамилию. Возможно, скрывал он свою службу у немцев. Но в лейбштандарте Хускивадзе точно не служил, а вот в грузинском легионе СС — вполне мог. Замечу только, что в СС Грузинский легион был переведен вместе с другими восточными легионами лишь в 1944 году, а до этого числился в составе вермахта. Между прочим, о бойцах грузинского легиона Хускивадзе в беседах со Шнеером отзывается очень дурно:

«А.Ш. А со своими земляками вам приходилось встречаться?

А.П. А как же. Особенно в Париже. Кавказцы в основном на западном фронте сражались. Вы видели фильм «Герои острова Тексель»? В прокате — «Распятый остров». Это об одном из грузинских батальонов. Их несколько было: «Дора-1, Дора-2. Я на киностудии беседовал с одним из таких «товарищей», когда этот фильм снимали. Так я прямо и сказал, что их всех перевешать надо было, когда они в Советский Союз вернулись, а не фильм о них снимать. Когда этот батальон дрался с партизанами в Белоруссии, они не восставали? Нет. А в мае 45-го подняли восстание. Пять дней до победы, где вы раньше были?.. И правильно их в лагеря направили, с моей точки зрения — служили немцам. А один, то ли грузинский, то ли армянский батальон сдался вообще в середине мая. Они защищали форт «Линдерман» на западном побережье. Батальон сидел там со дня высадки союзников и не сдавался, а англичане и американцы не хотели людей терять. К ним в 20-х числах привезли немецкого генерала, который объяснил, что война закончилась». Может быть, это своеобразная защитная реакция человека, который сам служил в легионе? Хускивадзе настолько вжился в образ, что относился к грузинам-коллаборационистам так, как к ним и должен был относиться бывший советский разведчик. Между прочим, в конце 1944 года большинство грузинских батальонов из-за низкой боеспособности использовалась в основном на строительстве укреплений, так что Хуски-вадзе легко было скрыть свою службу у немцев и заявить англичанам и американцам, что он — военнопленный, которого использовали на строительных работах.

Арон Шнеер любезно прислал мне фрагменты воспоминаний Владимира Мельникова, встречавшегося с Хускивадзе в лагере. Их пути пересеклись на пересыльном пункте Майкудук Песчлага в Караганде в апреле 1952 года. По словам Мельникова, начальником там был ст. лейтенант или капитан Удодов, «действительно редкая сволочь». Хускивадзе же Мельников характеризовал следующим образом в письме к Шнееру: «Был выдающейся личностью. Я сам был под его обаянием, да и остаюсь сегодня через 50 лет. Но это не значит, что он мне и Вам говорил правду. В лагерях правда шла рядом с вымыслом, придуманной биографией. Иногда преследовалась определенная цель, а чаще человек как бы писал роман, где действующим лицом был сам. Однако А.М. не обязан был рассказывать о себе «правду, только правду и одну правду». Мельников также рассказал, основываясь то ли на рассказах самого Хускивадзе, то ли на лагерной молве, некоторые интересные эпизоды его биографии: «На одном из допросов полковник Баландин стал кричать на него, обвиняя в измене родине; основание — фото в немецкой форме и ударил Авенира. В ответ тот избил полковника. Солагерник Мельникова Владимир Рейхман, сидевший вместе с Хускивадзе в Кемеровской областной тюрьме, вспоминал: «Там разнесся слух, что его забрали в Москву, так как на одном из допросов он отбил печень начальнику следчасти Кемеровского областного управления МГБ полковнику Баландину». Эта история обросла легендами. После истории с избиением Баландина, по словам Мельникова, «Хускивадзе этапировали в Москву. Запросили ГРУ и получили ответ, что никаких претензий нет, что выполнял задания командования. Имеет награды. Статья «измена родине» отпала, остался «террор против представителей органов».

Мельников утверждал: «На его личном деле было написано: «на работы не выводить, склонен к побегу». Когда в апреле 1953 г. нас собрали на этап, Авенир Михайлович надел странное обмундирование, очень удобное. По его словам, это обмундирование английского десантника. В 56-м году, когда Хускивадзе получил постановление об освобождении, он отказался выйти из зоны, пока ему не вернут форму майора. Это вызвало у начальства большой переполох. Но через день-два он получил форму с погонами майора и когда выходил из зоны, начальник лагпункта Удодов взял под козырек. Для меня Хускивадзе остался милым, интеллигентным энциклопедически образованным старшим товарищем».

Арон также прислал мне, за что ему огромная благодарность, фрагмент воспоминаний Марины Перельман, работавшей вместе с Хускивадзе на «Грузия-фильм»:

Дядя Веня (так его называла вся студия) или «Веня» для тех, кто перешагнул 40-летний рубеж, был весьма примечательной фигурой во всех смыслах. Во-первых, внешне. Полностью выбритый череп, манера держаться абсолютно прямо, немного странная походка: из-за ранения.

Веня всегда поддерживал хорошую спортивную форму. Дети и внуки воспитывались соответственно. Здоровое тело нужно было для защиты здорового духа от тех слоев населения, которые признавали и понимали только язык силы. В защите нуждающимся не отказывали.

Для тренировок Веня соорудил в подвальчике спортзал. Да-да, настоящий спортзальчик, с тренажерами собственного изготовления, гирями и штангами. Веня увлекался «культуризмом», как тогда называли bodybilding. В то время власти не поощряли культуризм. Чем-то он не вписывался в идеологию. А в дяди Венину подпольную «качалку» валил народ. Многие со студии тренировались бесплатно.

Вообще, дядя Веня умел помогать, когда надо. Устроил моего сынишку в хороший детский сад напротив работы. Однажды услышал, что я ищу дефицитное лекарство для мамы, отправился в закрытую партийную аптеку и принес мне флакон, сказав, чтобы сообщила, если понадобится еще.

Полагаю, что я была вовсе не единственной, кого он выручал.

Народ любил пошутить и поворчать, как Веня любит всех воспитывать, поучать и т. д.

Рассказы его казались иной раз такими нереальными, слишком из «кина» про Штирлица, Кузнецова или Зорге. Однако, в целом, его любили. Без него студия казалась скучной, он был частью ее лица».

Тут стоит заметить, что человек может ходить полностью бритым не только тогда, когда он склонен к раннему облысению, но и в том случае, если он заинтересован в том, чтобы его не узнали те, кто помнит его с шевелюрой, усами или бородой. Рассказ о том, что Хускивадзе избил следователя полковника Баландина, большого доверия не вызывает. За такое, скорее всего, расстреляли бы. Хотя, может быть, за это дело ему и добавили статью о терроризме, увеличившую его срок до 25 лет. А вот упоминание о фотографии Хускивадзе в немецкой военной форме кажется вполне правдоподобным и может служить доказательством службы Хускивадзе в грузинском легионе. По всей вероятности, в 1946–1947 годах эту службу Авениру Михайловичу удалось утаить от следствия, а теперь каким-то образом нашлась компрометирующая его фотография. Можно также допустить, что из факта службы Хускивадзе у немцев в дальнейшем следователи состряпали дело о терроризме (арестован-то он был за антисоветскую агитацию, в качестве которой сочли восхваление американской военной мощи).

Рассказ о наличии у Хускивадзе потертой военной формы британского десантника выглядит вполне правдоподобно. Хорошо известно, что некоторые советские военнопленные после освобождения завербовались в британскую армию, где успели до репатриации прослужить несколько месяцев. Бывшие советские военнопленные, например, были в составе британского патруля, арестовавшего Гиммлера. Вероятно, Авениру Михайловичу довелось послужить в одной из британских воздушно-десантных дивизий. Другой же рассказ, насчет того, что перед освобождением Хускивадзе потребовал вернуть ему мундир майора, — это расхожая легенда, применяемая к различным известным личностям, например, к Константину Рокоссовскому, который будто бы потребовал, чтобы ему перед освобождением доставили мундир и белого коня. Ни грана правды, разумеется, в таких легендах нет. Очевидно, в лагерных рассказах Хускивадзе присвоил себе майорский чин, а в беседах со Шнеером произвел себя в полковники. На самом деле после выпуска из училища Хускивадзе имел звание не выше лейтенанта, а поскольку провоевал считанные дни, никакого производства получить не мог.

И действительно, в лагере Хускивадзе, по словам Мельникова, излагал несколько иную версию своей биографии, чем в беседах со Шнеером, не менее фантастическую: «Родился он в Петербурге в январе 17 года. Называл себя человеком николаевского засола, задела, розлива. После революции семья жила то в Ленинграде, то в Тбилиси. Отец был членом ЦК компартии Грузии…

Учился Авенир Михайлович в Ленинграде в Технологическом институте на электротехническом факультете и одновременно в Академии художеств, в 1939 г. в Тбилиси открылся факультет связи, и Хускивадзе перевелся туда. В 1940–1941 гг. участвовал в союзных соревнованиях по боксу в легком весе. Выступал под фамилией Гоглидзе, которая стала спортивным псевдонимом. Объяснение простое: отец член ЦК, а сыну морду бьют.

В Красную Армию призван в конце 1940 или начале 1941 г., попал в военную разведку. Подробно рассказывал об отступлении Красной Армии. Дальше работает в немецком тылу… Одна из историй его такова. В 1943 г. немцы отозвали с фронта гауптмана и направили на должность начальнику сборки Фау-2. Этот немец благополучно доехал до варшавы. Когда пересаживался с поезда на поезд, его взяли наши разведчики и убили. Я спросил А. М.:

— Вы его сами убили?

— Нет это сделали другие люди в моем присутствии. А я с его документами поехал на завод, где собирали Фау, и полгода работал. Убитый немец был инженером, выпускник Лейпцигского высшего технического училища (подобно МВТУ им. Баумана). У нас с ним схожие специальности. Все документы, моя подготовка были сделаны заранее. Затем мне приказали исчезнуть. Я взял отпуск и уехал в Бельгию. Меня случайно задержали на эльзасской границе. Хороших документов у меня не было. Мой немецкий язык с русским и грузинским акцентом определили как эльзасский. Поскольку я не называл свою национальность, меня долго допрашивали, а затем отправили в Бухенвальд, как лицо без гражданства.

Я спросил, как протекали допросы, били или нет.

Нет, не били, но следователь постоянно тушил об мои руки сигареты, а курил он без перерыва. И действительно, на руках А.М. были шрамы. По Бухенвальду его знали два человека: подполковник Бонифатьев, командир по-гранполка, попавший в плен раненым.

Стараниями разведки А.М. был переведен из Бухенвальда в какой-то маленький лагерь, откуда ему организовали побег. После войны работал в комиссии по репатриации. Среди немецких военнопленных в американской зоне опознал своего следователя, забрал у американцев и расстрелял. Немец был поражен, узнав в Хускивадзе советского офицера…

Почему-то последнее место службы Венгрия. Какие-то были неприятности. Мне было непонятно, почему он поселился в Ленинск-Кузнецке. Ответ был уклончив: хотел затеряться. Начал работать инженером-механиком в каком-то тресте, но там что-то не заладилось. Тогда ушел в спортивную школу».

Можно предположить, что на этот раз выдуманная дата рождения — январь 1917 г. призвана была показать, что Хускивадзе-Гоглидзе родился еще до Февральской революции.

Вероятно, со стремлением затеряться связана была и смена имени и фамилии. Мельников подтвердил, со слов своего солагерника Владимира Рейхмана, который учился в той школе, где Авенир Михайлович был тренером по боксу, что в Ленинск-Кузнецке его знали под фамилией Гоглидзе.

Между прочим, от советских орденов Хускивадзе избавился почти так же, как и другой фантазер, писатель Владимир Богомолов. Авенир Михайлович будто бы имел два ордена Ленина, ордена Красного Знамени и Красной Звезды, а за службу в германской армии имел два Железных креста. И, по его словам, после трагических событий апреля 1989 года на проспекте Руставели в Тбилиси, «мы с женой после апрельских событий в Тбилиси пришли в ЦК и партбилеты вместе с наградами на стол швырнули». Богомолов же, будто бы в начале 50-х отсидев почти год под следствием по ложному обвинению, после освобождения швырнул возвращенные ему награды в мусорную урну.

Полагаю, что на самом деле весь рассказ о мнимом советском Штирлице-штурмбаннфюрере, как правильно заметил Владимир Мельников, родился во время заключения в лагере. Ведь там от умения красиво сочинить себе биографию, превратив ее в настоящий роман, способный увлечь соседей по бараку, порой зависело выживание (см. «Колымские рассказы» Варлама Шаламова). Вот так и рождаются легенды о Штирлицах. Правильно сказал старый зэк литературовед Марлен Кораллов, встречавшийся с Мельниковым и Хускивадзе в Майкудуке: «Вдоволь наслушавшись тюремно-лагерного трепа, давненько пришел я к выводу, что зэки врут покруче, чем рыбаки и охотники. Врут не все, не всегда, однако же, образуя в России мощный народный пласт, и не случайно, а по мотивам историко-социально-психологическим. Согнутым в три погибели необходим реванш. Как в глазах счастливчиков, кому до сих пор везло проскакивать мимо тюряги, так и в собственных, потускневших. Униженным и оскорбленным надо оставаться личностями. Загремев в лагерь, молодой лейтенант, как правило, жаждет себе присвоить звание капитана. А хорошо бы майора. Командир полка раз-другой нечаянно вспоминает, что приходилось командовать корпусом. А отсидев пяток или семь-девять годков, начинает в это твердо верить. И не пробуй его опровергнуть».

Хускивадзе же, как сообщается в картотеке безвозвратных потерь, ныне доступной в Интернете (http://www. obd-memorial.ru/MemoriaI/Memorial.html), в Красной Армии был всего лишь старшим лейтенантом, заместителем командира батареи 526-го легкого артиллерийского полка. Там же сообщается, что он родился в 1918 г. в Москве и был членом ВЛКСМ (тогда как сам он беседах с Шнеером утверждал, что был членом ВКП(б)). Запрос о нем не позднее января 1944 г. направила Мария Георгиевна Солдатова, проживавшая в Москве по адресу: Авиамоторная улицы, д. 4, корп. 4, кв. 7 и не получавшая писем от него с августа 1942 г. Скорее всего, это была гражданская жена Авенира Михайловича, которой он, по всей вероятности, посылал свой аттестат на получение денежного довольствия. Может быть, откликнется кто-то из ее родственников и поможет прояснить историю Хускивадзе.