Полярный конвой. Пушки острова Наварон

Удобно пристроился он у ствола дерева, огляделся и уставился в одну точку, пока не зарябило в глазах от напряжения. Бесконечные минуты он посвятил изучению того, что так долго жаждал увидеть. Жаждал увидеть и пришел разрушить, уничтожить. Он глядел на пушки форта

Наварон.

Город и порт Наварон раскинулись вокруг полумесяца бухты. «Четыре-пять тысяч жителей», – прикинул Меллори. Бухта отделялась от моря узкой горловиной на северо-востоке. Эти морские ворота охраняли орудийные, минометные и пулеметные расчеты. Для ночного времени немцами припасены прожекторы. Все расположено в трех милях от рощи. Меллори видел каждое здание, каждую улицу, каждую шаланду и катер, стоящие у причала. Теперь он знал все и все помнил. И то, как плавно поднимается берег к западу, и как сбегают улочки к самому краю воды, и как на юге берег поднимается резко, почти отвесно, а улочки тянутся параллельно ему вниз, к старому городу.

Он запомнил и утесы на востоке, изрытые, словно оспой, бомбами эскадрильи Торренса. Утесы, вздыбленные на сто пятьдесят футов над водной гладью и застывшие над ней в мрачной неподвижности. Он запомнил огромную гору вулканической породы над утесами, отгороженную от города высокой стеной. И наконец, внушительные ряды зениток, огромные антенны радаров, приземистые, с маленькими окнами казармы форта, сложенные из крупных диких камней, – все, что владычествовало над остальным пейзажем, включая и черную дыру в скале, ниже фантастически нависшего утеса.

Меллори машинально кивал головой, прочно запоминая все..

Вот она какая, крепость, которая вот уже восемнадцать месяцев сводила на нет усилия союзников в этом районе.

Крепость, диктующая всю морскую стратегию в районе

Спорадов с того самого времени, как немцы заняли большинство островов. Крепость, блокирующая все действия флота в треугольнике площадью две тысячи квадратных миль – между Лерадскими островами и турецким побережьем.

Только теперь Меллори понял, как все умно было здесь устроено. Крепость неуязвима для атаки с суши – немцы позаботились об этом. Неуязвима и с воздуха. Меллори убедился: посылать эскадрилью Торренса против этих громадных пушек, защищенных нависшим утесом и рядами зенитных батарей, просто самоубийство. Форт неуязвим и для атаки с моря – об этом позаботились эскадрильи люфтваффе с Самоса. Дженсен был прав: только партизанский диверсионный отряд имел шанс на успех.

Ничтожный, мизерный, но все же шанс. На большее надеяться не следует. И это тоже понимал Меллори.

Он задумчиво опустил бинокль и потер усталые глаза тыльной стороной ладони. Пожалуй, роща была единственным местом на острове, самым близким к форту, откуда можно так хорошо изучить окрестность. Плюс к тому в роще они невидимы и находятся практически в полной безопасности. Но все это заслуга не его, командира отряда, а исключительно Луки. Именно Лука нашел такое отличное место. Меллори криво усмехнулся: каково бы им пришлось без этого маленького человечка.

Они обязаны маленькому греку с печальными глазами и чем-то большим. Ведь именно Лука предложил двинуться от Маргариты вверх по долине, чтобы Андреа имел возможность прихватить взрывчатку из хижины старика Лэри, а заодно и убедиться, что за ними не идут по пятам; что погони нет и тревога еще не объявлена. Здесь они могли вступить в бой и при случае отойти через оливковую рощу к подошве Костоса, укрыться, исчезнуть в камнях. Это он провел их обратно, на север от Маргариты, когда они запутывали следы. Это он остановил их перед деревней, а сам вместе с Панаисом, как призрак в утренних сумерках, проскользнул домой за одеждой. Это он пробрался в гараж немецкого гарнизона, снял свечи зажигания с легкового автомобиля и грузовика – единственного транспорта немцев – и на всякий случай разбил у машин распределительные щитки. Это Лука вывел их по затопленной канаве прямо к контрольному посту. Они легко разоружили часовых, из которых лишь один бодрствовал. Это Лука настоял, чтобы они двигались по заброшенной дороге до тех пор, пока не оказались на шоссе всего в двух милях от города. А через сто ярдов они свернули влево, прошли по длинной наклонной полосе застывшей лавы, не оставлявшей следов, и наконец добрались до оливковой рощи. Перед самым восходом солнца.

Миллер и Андреа, дежурившие утром, сообщили, что видели, как наваронский гарнизон тратил час за часом на повальные обыски в городе. «Это сделает следующий день в два-три раза относительно более безопасным, – прикинул

Меллори. – Вряд ли назавтра немцы повторят обыск, а если и повторят, то уж наверняка не столь тщательно, как сегодня. Лука хорошо выполнил свои обязанности проводника...»

Меллори повернул голову, взглянул на Луку. Грек спал, примостившись на склоне между тремя деревьями. Он не шевельнулся ни разу в течение пяти часов. Меллори и сам смертельно устал – ноги ныли от ходьбы, глаза слипались.

Поэтому он не решился лишить Луку и секунды отдыха.

Грек заслужил свой отдых – он не сомкнул глаз всю прошлую ночь! Да и Панаис тоже. Однако Панаис уже проснулся, откинул длинные черные волосы со лба. Он перешел от сна к бодрствованию быстро, как кошка.

Меллори знал одно – это опасный человек, отчаянный и беспощадный к врагам. Больше он не знал о Панаисе ничего, совершенно ничего. Меллори сомневался: узнает ли он когда-нибудь больше этого...

Выше по склону Андреа устроил сооружение из валежника и веток. Он вбил два шеста футах в пяти друг от друга и заполнял пространство между склоном и шестами до тех пор, пока не получилась более-менее ровная площадка шириной около четырех футов. На нее положили

Энди Стивенса. Его принесли сюда на носилках. Стивенс глаз не сомкнул с тех пор, как их взял в плен обер-лейтенант Турциг. Раненый уже перешел грань, за которой не действуют привычные представления о возможностях человеческого организма. От пораженной гангреной ноги распространялся тошнотворный, отвратительный запах гниения. Меллори и Миллер осмотрели ногу сразу же, как разбили лагерь в роще. Они сняли бинты, глянули бегло, улыбнулись друг другу и заверили Стивенса, что все хорошо и рана затягивается. Однако на самом деле ниже колена нога была совсем черной. .

Меллори поднял бинокль, желая еще раз поглядеть на город, но в это мгновение кто-то скатился по склону и схватил его за руку. Расстроенный, озабоченный, сердитый

Панаис указал на катящийся к западу диск солнца.

— Время, капитан Меллори? – Он говорил по-гречески, голос был низким, свистящим, требовательным. Такой голос и должен быть у мрачного, загадочной внешности человека. – Сколько сейчас времени? – повторил он.

— Половина третьего. Или около этого, – Меллори вопросительно поднял бровь. – Вы чем-то обеспокоены, Панаис?

— Вы должны были разбудить меня несколько часов назад!

«Да, он явно рассержен», – решил Меллори.

— Теперь моя очередь наблюдать.

— Но ведь вы не спали ночь, – заметил Меллори. – Мне показалось просто несправедливым. .

— Теперь моя очередь наблюдать, говорю вам! –

угрюмо настаивал Панаис.

— Ну хорошо. Если вы так настаиваете, – Меллори отлично была известна высокая яростная гордость островитян, чтобы спорить сейчас. – Бог знает что бы мы делали без вас и Луки. Я побуду с вами за компанию.

— Ах, почему вы позволили мне столько спать. – Панаис весь сморщился, в голосе и взгляде отчетливо чувствовалась обида. – Вы не верите мне, Панаису..

— Ох! Да Боже мой! – начал Меллори возбужденно, но сдержался и усмехнулся. – Конечно, мы вам доверяем.

Пожалуй, я все-таки пойду и прилягу. Растормошите меня через час-другой.

— Обязательно, обязательно, – прямо-таки просиял

Панаис. – Конечно, разбужу!

Меллори забрался в середину рощи, выровнял площадочку и растянулся на ней. Несколько секунд лениво наблюдал, как Панаис прохаживается взад и вперед, не выходя на опушку. Потом без всякого интереса смотрел, как Панаис взбирается на дерево, чтобы иметь лучший обзор, и, наконец, решил последовать примеру остальных, пока имеется такая возможность.

— Капитан Меллори! Капитан Меллори! – звучал требовательный голос, а тяжелая рука трясла за плечо. –

Проснитесь! Да проснитесь же!

Меллори шевельнулся и, перевернувшись на спину, быстро раскрыл глаза. Над ним стоял Панаис. На угрюмом лице отражалась тревога. Меллори помотал головой, прогоняя остатки сна, легким движением, быстрым и привычным, встал на ноги.

— В чем дело, Панаис?

— Самолеты! – торопливо ответил тот. – К нам приближается эскадрилья самолетов.

— Самолеты? Какие самолеты? Чьи?

— Не знаю, капитан. Они еще далеко. Но...

— В каком направлении? – оборвал его Меллори.

— Идут с севера.

Оба побежали к опушке. Панаис махнул рукой, указывая направление, и Меллори увидел их – солнце отражалось от плоскости крыльев. «Штукас», – угрюмо определил он. – Семь, нет, восемь. Меньше трех миль отсюда». Самолеты летели на высоте двух с половиной тысяч футов двумя эшелонами – по четыре в каждом. Панаис потянул его за руку.

– Пошли, пошли, капитан Меллори, – возбужденно звал грек. – Нам нельзя терять времени. – Он рывком повернул

Меллори и указал вытянутой рукой на угрюмые скалы, поднимающиеся за рощей. Скалы были невероятно выветрены и изрезаны оврагами. Порой овраги эти кончались так же неожиданно, как и начинались. – Чертова песочница! Мы должны сейчас же бежать туда! Бежим, капитан

Меллори!

— Зачем это? – с удивлением посмотрел на него Меллори. – Нет основания считать, что они ищут нас. Откуда им знать, что мы здесь? Этого не знает никто.

— А мне плевать, – Панаис упрямо стоял на своем. – Я

знаю. Не спрашивайте, откуда я знаю. Я и сам не знаю этого. Лука вам скажет: Панаис знает такие штучки! Я

знаю, капитан Меллори, я знаю!

Меллори секунду непонимающе смотрел на него. Но серьезность и искренность грека не вызывали никакого сомнения. Пулеметная очередь слов перевесила чашу весов в сторону инстинкта против здравого смысла. Почти не сознавая, что делает, Меллори уже бежал по склону.

Спотыкаясь и скользя по осыпи, он следовал за Панаисом.

Все остальные тоже были на ногах. Они чего-то тревожно ожидали, торопливо надевая ранцы и вещмешки и не выпуская из рук оружия.

— Бегите к опушке рощи, вон туда! – крикнул Меллори.

– Быстро! Придется прорываться к проходу в камнях. – Он указал на расщелину в скале, черневшей в сорока ярдах от их лагеря, и про себя благословил Луку за то, что тот нашел такое удобное место. – Ждите, пока я не позову.

Андреа уже бежал вверх по склону. Обхватив огромными ручищами носилки и одеяла вместе с телом умирающего, он ловко петлял меж стволов.

— В чем дело, начальник? – Миллер был на пригорке, рядом с Меллори. – Я ничего не вижу!

— Ты кое-что услышишь, если на секунду прекратишь болтать, – мрачно ответил Меллори. – Посмотри вон туда.

Миллер задрал голову вверх, в направлении вытянутой руки Меллори. И тут же засек самолеты.

— «Штукас»! – недоверчиво вымолвил он. – Целая эскадрилья этих проклятых «штукас»! Не может быть, начальник!

— Может. И еще как, – мрачно возразил Меллори. –

Дженсен говорил, что фрицы сняли их с итальянского фронта. За последние две недели перегнали больше двухсот машин. – Меллори глянул на эскадрилью, которая была уже в полумиле от них. – Перегнали всю эту свору сюда, на

Эгейи.

— Но ведь они не нас ищут, – возразил Миллер.

— Боюсь, что именно нас, – невесело ответил Меллори.

– Оба эшелона бомбардировщиков перестроились в линию.

— Но... но... Но ведь они пролетают мимо...

— Нет, не пролетят, – бесстрастно сказал Меллори. –

Они задержатся. Посмотри на ведущего...

Он не договорил, а первый в эскадрилье Ю-87 уже резко отклонился влево, сделал полуразворот и с воем устремился с небес прямо на рощу.

— Оставьте его в покое! – закричал Меллори, – Не стрелять! – «Штукас» выровнялся над рощей: ничто не могло его остановить, разве только случайное попадание.

Их положение нельзя было назвать блестящим. – Держите руки над головой, головы опустите к земле!

Сам он своему совету не последовал, увлеченный видом стремительного пике бомбардировщика. 500.. 400 футов. . Устрашающее крещендо мощного двигателя болью отозвалось в ушах. «Штукас» быстро выходил из пике, сбросив бомбу.

Бомбу! Меллори опешил и резко сел, сверля глазами небесную голубизну. Не одну – целую дюжину! Бомбы летели кучно. Казалось, будто они касаются друг друга.

Упали в середину рощи, ударяясь об узловатые карликовые деревца, ломая ветви и закапываясь по самые стабилизаторы в мягкую почву.. Зажигалки! Меллори успел отметить, что немцы истратили не меньше половины бомб, которые ожили, забулькали, зашипели, разбрызгивая вокруг сверкающую массу расплавленного магния. Полумрак сразу исчез. Через несколько секунд ослепительное свечение сменилось облаками смердящего дыма, сквозь которые прорывались дрожащие маленькие красные языки пламени и бежали вверх по стволам. Вскоре всю рощу накрыло покрывало огня. «Штукас» набирал высоту. Середина старой и сухой рощи пылала яростным бушующим пламенем. Пришлось уходить.

Миллер толкал Меллори локтем, стараясь привлечь внимание к себе в реве огня.

— Зажигалки, начальник! – объявил он.

— А что же, вы думали, они сбросят? Спички? – коротко спросил Меллори. – Хотят выкурить нас, выжечь, выгнать на равнину. Фугаски в лесу не годятся. Это сработает. 99 шансов из ста. – Он закашлялся и посмотрел слезящимися глазами сквозь пелену едкого дыма. – Где Панаис?

Ответа не последовало.

— Панаис! – позвал Меллори. – Панаис!

— Может быть, он зачем-то вернулся? – Миллер остановился. – Может, мне..

— Займись своим делом! – зло сказал Меллори. – И если что-нибудь случится со Стивенсом, я тебя. . – но Миллер уже исчез, и очень вовремя. А рядом с Меллори стоял кашляющий Андреа.

Секунду Меллори был в нерешительности. Затем рванул вниз по склону, в самое пекло. «Может, Панаис пошел вниз? А английского он не знает. .» Меллори едва прошел пяток ярдов, как пришлось закрыть голову и лицо руками –

жар был невыносимым. Панаис попросту не мог бы там оставаться. В этом пекле он прожил бы всего несколько секунд. Судорожно хватая ртом воздух, с трещащими волосами и тлеющей одеждой, Меллори кое-как выбрался обратно. Натыкаясь на деревья, скользя, падая, вновь поднимаясь, он выбирался по склону на опушку.

Побежал к восточному краю рощи. И там никого. Повернул обратно, в другой конец – к балке, – полуослепший, нахватавшийся едкого перегретого воздуха. Никого.. Так он бегал по роще, пока не стал задыхаться. Не было смысла в дальнейших поисках. Меллори ничего не мог сделать.

Никто не мог бы здесь ничего сделать. Пришлось спасаться самому..

Ревел огонь. В ушах Меллори шумело. Кровь билась толчками в венах. Все время его сопровождал душераздирающий, воющий рев «штукас», выходящих из пике. Отчаянным усилием воли Меллори бросил тело вперед по осыпающемуся гравийному склону, споткнулся и полетел вниз головой на дно овражка.

Ушибся он или нет – этого он не знал и знать не хотел.

Судорожно хватая ртом воздух, вскочил на ноги, и заставил себя двигаться. Все вокруг заполонил гром моторов: эскадрилья снова шла в атаку. Он рухнул на землю, когда первая фугаска подняла столб земли, пыли и дыма чуть впереди, в сорока ярдах от него. Рядом с ним!..

Он снова кое-как поднялся и бросился вверх и вперед.

«Сумасшедший, – горько повторял он. – Сумасшедший!

Чертов сумасшедший! Послать людей на верную смерть!

Он-то должен был об этом подумать! Господи, ему-то следовало это предвидеть! До этого мог додуматься любой младенец! Фрицы и не собирались бомбить рощу. Они видели только то, что было видно. То, что он сам сейчас видит. Они бомбили полосу дыма между рощей и скалами!

Младенец мог бы...» – Земля разверзлась под ногами. .

Кто-то огромный подхватил его и швырнул на землю. Сознание растворилось во мраке..

ГЛАВА 12

Среда.

16.00–18.00

Раз, второй, третий пытался Меллори выбраться из темного оцепенения. И опять проваливался в бездну небытия. Он старался как-то уцепиться за уплывающее сознание, но мозг отказывался служить ему. В голове стоял черный туман. Сознание исчезало, надвигалась вязкая мгла, терялась связь с реальностью, и оставалась только мертвая пустота. Он попытался открыть глаза. Безрезультатно: вокруг все та же тьма. Меллори был в ночи, хотя на небе ярко сияло солнце. В отчаянии он затряс головой.

— Ага! Смотрите-ка! Наконец-то он проявляет признаки жизни! – услышал Меллори тягучий голос янки. – Старый медик Миллер вновь торжествует победу! – На мгновение стало тихо: Миллер умолк, прислушиваясь к удаляющемуся реву моторов. Едкий дым стал щипать ноздри и глаза

Меллори, но плечи обхватила рука, и в ушах снова зазвучал убеждающий голос Миллера. – Попробуйте-ка вот этого, начальник. Выдержанное бренди. Нигде нет такого.

Холодное горлышко бутылки коснулось губ, голова

Меллори откинулась назад. После этой процедуры он сразу сел рывком, давясь, захлебываясь, пытаясь вздохнуть.

Крепкое, огненное озо обожгло рот и горло. Он хотел что-то сказать, но получился нелепый каркающий звук.

Хватая ртом воздух, Меллори с негодованием таращил глаза на неясную фигуру. Перед ним на коленях стоял

Миллер и, в свою очередь, смотрел на него с нескрываемым восхищением.

— Вот видите, начальник. Я же говорил, ничего похожего на это зелье нет. – Он с восторгом замотал головой. –

Сразу пришли в себя! Моментально, как говорят ученые.

Никогда не видел, чтобы контуженный так быстро оправлялся от шока.

— Какого черта ты мне подсунул? – требовательно спросил Меллори. Огонь в горле поутих. Он мог, наконец, свободно вздохнуть. – Хочешь меня отравить? – и сердито затряс головой, пытаясь избавиться от тупой боли и крутящегося тумана, которые все еще держались в его мозгу. –

Чертовски хороший лекарь? Говоришь, шок, а сам первым делом вливаешь дозу спир...

— Вставайте, – хмуро оборвал его Миллер, – иначе получите такой же шок, но похлеще. Через четверть часа братишка фриц прилетит обратно.

— Они улетели. Я уже не слышу моторов «штукас».

— На этот раз немцы нагрянут из города, – так же хмуро сказал Миллер. – Лука только что сообщил. Полдюжины бронетранспортеров и два полевых орудия со стволами длиной в добрый телеграфный столб.

— Ясно. – Меллори повернулся и увидел просвет между скал. Лука говорил, что это место называют «Маленький

Кипр». Чертова песочница, изрытая сотнями пещер. Криво улыбнулся, вспомнив, как ему показалось, будто он ослеп и глаза выбило взрывом. Меллори опять обратился к Миллеру: – Снова беда, Дасти. Одни беды. Спасибо, что привел меня в чувство.

— Пришлось, – коротко ответил Миллер. – Нам бы вас далеко не утащить, начальник.

— Это не самое ровное место в округе, – кивнул Меллори.

— Да, конечно, – согласился Миллер, – но я имел в виду иное. Вас и нести-то некому. Кейси Браун и Панаис ранены, начальник.

— Что? Оба? – Меллори зажмурился и яростно замотал головой. – Боже мой, Дасти, я совсем забыл о бомбах. – Он схватил Миллера за руку. – Что с ними? Как?..

— Что с ними? – Миллер вытащил пачку сигарет и протянул одну Меллори. – Ничего страшного, если под боком госпиталь. Но чертовски жалко, коли им придется лазить по этим проклятым ложбинам и оврагам. В первый раз вижу каньоны, которые имеют такое же вертикальное дно, как и стены.

— Ты еще не сказал мне...

— Извините, начальник, извините. У обоих шрапнельные раны. И почти одинаковые: в левое бедро, чуть выше колена. В одном и том же месте. Кости не повреждены, сухожилия тоже целы. Я только что перевязал ногу Кейси.

Рана у него нехорошая. Он это поймет, когда придется идти.

— А Панаис?

— Сам перевязался, – коротко ответил Миллер. –

Странная личность. Даже не позволил мне взглянуть на рану. Не то что перевязать. Небось прирезал бы, если б я сунулся.

— Лучше к нему не приставать, – посоветовал Меллори.

– У этих островитян имеются странные табу. Всякие запреты и суеверия. Пока-то он жив? Только неизвестно мне еще, как он здесь оказался.

— Он сбежал первым, – пояснил Миллер. – Вместе с

Кейси. Вы их, вероятно, потеряли в дыму.

— А как сюда попал я сам?

— Первый правильный ответ не награждается, – Миллер ткнул пальцем через плечо в сторону огромной фигуры, загораживающей вход в пещеру. – Опять этот молодчик. Я

хотел пойти с ним, но это ему почему-то не очень понравилось. Объяснил, что сомневается, будто легче тащить в гору нас двоих. Я сильно оскорбился, – вздохнул Миллер. –

Видать, я родился не героем, вот и все.

— Еще раз спасибо, Андреа, – улыбнулся Меллори.

— Спасибо! – возмутился Миллер. – Парень спас ему жизнь, а он: «спасибо»!

— После такой переделки не хочется произносить патетических речей, – сухо ответил Меллори. – А как Стивенс?

— Дышит пока.

— Небось там, за углом? – кивнул Меллори в сторону и сморщил нос.

— Да, дело серьезное, – признал Миллер. – Гангрена распространилась выше колена.

Качаясь как пьяный, Меллори встал на ноги и поднял автомат.

— Нет, правда, как он там, Дасти?

— Он уже мертв, но никак не хочет умереть. И все же он умрет к заходу солнца. Бог знает как он протянул до сих пор.

— Это может звучать самоуверенно, но я тоже знаю, –

пробормотал Меллори.

— Первоклассная медицинская помощь? – с надеждой подсказал Миллер.

— Похоже на то, а? – усмехнулся Меллори, глядя на стоящего на коленях Миллера. – Но я вовсе не это имел в виду. Идемте, джентльмены, нам предстоит кое-чем заняться.

— Я гожусь только, чтобы сыпать песок в моторы и подрывать мосты, – заявил Миллер. – Стратегия с тактикой слишком высоки для моего простого ума. Однако мне кажется, что копошащиеся внизу толпы солдат выбрали довольно глупый способ самоубийства. Проще им застрелиться самим.

— Согласен с тобой. – Меллори поудобнее устроился за кучей камней на краю овражка, выходящего к обугленным, дымящимся останкам рощи, и посмотрел вниз на солдат

Альпийского корпуса. Немцы поднимались развернутым строем по крутому, совершенно открытому склону. – Они не дети, чтобы заниматься подобной игрой. Наверное, им это дело самим не нравится.

— Какого же черта тогда они прут на рожон?

— У них нет выбора. С фланга нас не атакуешь, –

Меллори улыбнулся Луке, лежащему рядом с Андреа. –

Лука выбрал отличную позицию. Чтобы зайти с тыла, им придется сделать большой крюк. Потом они целую неделю пробирались бы по дьявольским завалам, которые позади нас. Во-вторых, через час сядет солнце. А они знают, что поймать нас после наступления темноты нет никакой возможности. И, наконец, самая главная причина: коменданта города торопит главное командование. Слишком много у них поставлено на карту, чтобы рисковать. Даже если у нас имеется только один шанс из тысячи добраться до пушек.

Вряд ли немцы позволят эвакуировать Ксерос у себя из-под носа, потерять. .

— А почему бы и нет? – прервал его Миллер, широко разведя руками. – Куча бесполезных камней...

— Они не могут ударить в грязь лицом перед турками, –

терпеливо продолжал Меллори. – Стратегическое значение этих островов в Спорадском архипелаге ничтожно. Однако огромно их политическое значение. Адольфу позарез нужен союзник в этих краях. Поэтому он и отправил сюда самолетами тысячи солдат Альпийского корпуса. А «штукасы» – сотнями. Все, что у него есть, бросил сюда. Хотя они очень нужны на итальянском фронте. Но сначала ведь нужно убедить своего потенциального союзника, что ты –

ставка верная. Только потом можно уговорить его оставить удобное, надежное место на заборе и спрыгнуть на твою сторону.

— Очень интересно, – заметил Миллер. – Ну и что из этого?

— А вот что. Немцы не будут терзаться угрызениями совести, если наши автоматы разнесут в клочья тридцать или сорок их лучших солдат. Это не беда и ничего не стоит, если сидишь где-то далеко, за тысячи миль отсюда, в тихом кабинете. Пусть-ка они подойдут еще ярдов на сто. . Мы с

Лукой начнем с центра, а ты с Андреа приберешь их с флангов.

— Не нравится мне такая работа, начальник, – пожаловался Миллер.

— Не думай, что мне нравится, – спокойно ответил

Меллори. – Убийство людей, которых заставили идти на верную смерть. . Не я придумал. Даже не война виновата.

Но если не мы их, так они нас перебьют, – он умолк и указал на гладкое, словно полированное, море, за которым мирно лежал Ксерос в золотистых лучах катящегося к западу солнца. – А что, по-твоему, нам делать, Дасти?

— Да знаю я, начальник, – неловко признался Миллер. –

И так тошно. – Он напялил шерстяную шапочку до самых бровей и холодным взглядом окинул склон, – Когда же начнется массовое избиение?.

— Еще сто ярдов, говорю тебе, – Меллори опять взглянул вниз, в сторону берега, и довольно улыбнулся, найдя возможность переменить тему. – Никогда не видел, чтобы телеграфные столбы так быстро укорачивались, Дасти.

— Я ведь только повторил слова Луки, – смущенно оправдывался Миллер.

— Что тебе сказал Лука?! – возмутился маленький грек.

– Как перед Богом, майор. Этот американо все врет!

— Наверное, я сам ошибся, – великодушно признался

Миллер, уставился на пушки и наморщил лоб. – Та, первая, это, конечно, миномет. А что за чертовщина вот тот обрубок?

— Тоже миномет, – пояснил Меллори. – Пятиствольная штуковина. Очень вредная. «Небельверфер», или «Стонущий Микки». Воет, как потерянные души в аду. Все коленки превратит в желе, особенно ночью. А нужно больше опасаться вон того. . Шестидюймовый миномет. Наверняка ударит осколочными минами. После этого приходится куски лопатой убирать.

— Отлично, – гаркнул Миллер, – Подбодрите нас еще! –

Но в душе был очень благодарен новозеландцу, потому что тот отвлек его мысли от дела, которым сейчас предстояло заняться. – А почему они не пустят в дело эти штуковины?

— Погоди, еще придет срок, – заверил его Меллори. –

Едва мы откроем огонь и они обнаружат нас...

— Да поможет нам Бог, – пробормотал Миллер. – Так вы сказали, осколочные мины?.. – Он угрюмо замолчал.

— Теперь – в любую секунду, – тихо сказал Меллори. –

Надеюсь, среди наступающих нет нашего друга обер-лейтенанта Турцига. – Он достал бинокль и сразу изумленно замер: Андреа, перегнувшись через Луку, поймал его руку раньше, чем он поднес бинокль к глазам. – В

чем дело, Андреа?

— Я бы не стал пользоваться биноклем, капитан. Он уже выдал нас однажды. Я долго думал и пришел к выводу, что мы себя больше ничем не могли выдать. Свет, отраженный от линз...

— Конечно, конечно! А я-то решил... Кто-то из нас был неосторожен. Да, больше ничего не могло произойти. .

Даже если блеснуло только однажды. Блик сразу засекли немцы. . – Он умолк, что-то припоминая, и криво усмехнулся. – Это могло случиться со мной. . Началось все именно в то время, когда я был на часах. У Панаиса бинокля нет. . – он сокрушенно покачал головой. – Наверняка я был неосторожен.

— Не верю, – откровенно сказал Андреа. – Вы не могли совершить такую ошибку, капитан.

— Не только мог, но и совершил. Поговорим об этом позже. . – Рваная цепь солдат уже достигла нижней границы почерневших и обугленных остатков рощи. – Они довольно близко подошли. Я беру на себя белый шлем в центре, Лука. – Еще не закончив фразы, он услышал, как все трое приготовили автоматы, и почувствовал: волна отвращения подкатила к горлу. Но голос прозвучал достаточно твердо, ибо Меллори сразу успокоился и произнес небрежно: – Ну, хорошо! Дадим им прикурить!

Последние слова его потонули в отрывистом говоре автоматов. Четыре автомата – два брена и два девятимиллиметровых шмайсера! Это был не бой – избиение. Беззащитные солдаты на склоне, изумленные, еще ничего не сообразившие. Они падали, как марионетки, выроненные сумасшедшим кукловодом. Некоторые замирали на месте, другие, нелепо раскинув руки и ноги, катились по склону, будто у них не было суставов, оседали на каменистую почву. Секунды три оставшиеся в живых были в растерянности. Наконец до них дошло все случившееся. Они в отчаянии бросались на землю, ища укрытия от потоков огня. И не находили его.

Частая, отрывистая дробь автоматов одновременно оборвалась. Звук обрезало, как гильотиной. Неожиданная тишина была еще оглушительней и навязчивей, чем грохот стрельбы. Меллори устроился поудобнее. Гравий резко скрипнул под подошвами его башмаков. Он посмотрел вправо. На Андреа с бесстрастным лицом, лишенным всякого выражения. На Луку, в глазах которого стояли слезы.

Услышал тихое бормотание слева и обернулся к Миллеру.

Дико и непрестанно ругаясь, янки колотил кулаком по острой щебенке.

— Еще одного, Господи Боже мой, – его тихий голос походил на молитву. – Все, что я прошу. Еще одного...

— Что с тобой, Дасти? – Меллори дотронулся до его руки.

Миллер искоса взглянул на него. Глаза янки оставались холодными и бездумными. Он не узнавал Меллори. Потом рука его машинально потянулась за сигаретой.

— Я только мечтаю, начальник, – с притворной веселостью ответил он. – Только мечтаю. – Он тряхнул пачкой сигарет. – Хотите одну?. Попадись мне этот бесчеловечный ублюдок, пославший людей сюда, на этот холм, на верную смерть. .

— Хорошо было бы увидеть его в прицеле автомата? –

Улыбка Меллори сразу исчезла, когда тот утвердительно кивнул головой.

— Тут бы он и кончился, – янки рискнул выглянуть из-за большого камня и снова укрылся за ним. – Человек восемьдесят все еще там, начальник, – доложил он. – Эти несчастные ублюдки прямо как страусы, хотят спрятаться за камни величиной с апельсин.. Пусть живут?

— Пусть живут, – с усилием повторил Меллори. Одна мысль об убийстве вызывала у него почти физическое отвращение. – Они не полезут сюда снова. – Неожиданно он умолк и стремительно распластался за камнем. Автоматная очередь прошила скалу над их головами и ушла вверх злым, воющим рикошетом.

— Ну что? Больше, значит, не полезут? – Миллер уже пристраивал шмайсер поудобнее, но Меллори поймал его руку и дернул назад.

— Это не автоматчики. Слушай!

Еще одна очередь, потом еще, а потом они услышали дикую трескотню пулемета, ритмично прерывающуюся почти человеческими вздохами пуль, свистящих в воздухе.

Меллори чувствовал, как шевелятся на голове волосы от потревоженного ими воздуха.

— «Шпандау». Если раз в жизни услышишь «шпандау», то уже не забудешь. Им не стоит заниматься. Немцы наверняка поставили его в кузове грузовика. Вреда оттуда он особого не принесет нам. . Меня больше беспокоят эти чертовы минометы.

— А меня нет, – быстро ответил Миллер. – Они же в нас не стреляют.

— Именно это мне и подозрительно. Что ты скажешь, Андреа?

— То же самое, что и вы, капитан. Они выжидают.

Чертова песочница, как называет Лука это сумасшедшее нагромождение скал. Палить сюда немцы могут только наобум, вслепую.

— Больше они ждать не будут, – хмуро прервал Меллори грека и указал на север. – Вот их глаза.

Над высотами мыса Демирки поначалу были заметны только черточки, но теперь даже невооруженным глазом хорошо видны летящие самолеты. Они медленно плыли над Эгейями на высоте около полутора тысяч футов.

Меллори смотрел на них. С изумлением обернулся к Андреа.

— Не померещилось ли мне, Андреа? – Он указал па первый из двух самолетов, маленький моноплан-истребитель с высоко расположенным крылом. –

Этого не может быть! Ведь это PZL.

— Не может быть, и все-таки это он, – произнес Андреа.

– Старый польский истребитель, какой и у нас имелся до войны, – пояснил он Миллеру. – А другой – старый бельгийский самолет. Мы их называли «брегю». – Андреа прикрыл глаза ладонью от солнца, чтобы получше рассмотреть самолеты, повисшие над их головами. – А я-то думал, что они все были уничтожены во время поражения.

— И я тоже, – отозвался Меллори. – Видать, их кое-как залатали. . Ага! Они нас заметили. Стали ходить по кругу.

На кой черт понадобились немцам эти древние гробы?!

— Я не знаю и знать не хочу, – быстро сказал Миллер. –

Эти чертовы пушки уже наводят на нас. А когда смотришь прямо в их дула, они выглядят намного больше телеграфных столбов. Так вы утверждаете, что осколочные мины?. Давай, начальник, сматывать удочки отсюда.

Итак, им было ясно, что решили делать немцы в короткий остаток этого ноябрьского дня, – они будут играть в эту ужасную игру, в смертельные пятнашки среди лощин и выветрившихся камней Чертовой песочницы. Самолеты руководили этой игрой, планируя над головами тех, за кем охотились немцы, наблюдая за каждым движением отряда.

Они корректировали стрельбу пушек, расположившихся вдоль побережья. Они давали направление роте Альпийского корпуса: солдаты поднялись по склону сразу же, как группа оставила позицию. Пара современных «хейнкелей»

сменила два древних самолета. Андреа пояснил, что PZL не может держаться в воздухе больше часа.

Меллори и его товарищи находились между водой и огнем. Хотя огонь минометов был неточен, но шальные осколочные мины попадали в глубокие ложбины, где скрывалась группа, и потоки металлической смерти метались в узком пространстве среди скал. Иногда мины падали так близко, что группа вынуждена была останавливаться и прятаться в глубине пещер, которыми изрыты склоны каньонов. Там было достаточно безопасно, но такая безопасность иллюзорна, ибо может привести только к окончательному поражению и плену. Они отбивались от наседающего альпенкорпуса короткими стычками, останавливали немцев, но солдаты могли сокращать расстояние, когда преследуемые отступали. Немцы могли накрыть их и в пещере. Меллори и его люди снова и снова вынуждены отходить, чтобы оторваться от преследователей. Они двигались за упрямым Лукой, куда бы он ни вел их. Риск погибнуть от мин был постоянным. Одна мина, описав дугу, упала в лощину и зарылась в землю в двадцати ярдах от

Андреа – самое близкое попадание. Но мина не взорвалась, и это спасло группу: в такой ситуации – один шанс из тысячи. Они обошли мину, держась подальше от опасного гостинца. Затаив дыхание, чуть ли не на цыпочках, проходили они мимо нее.

За полчаса до захода солнца они миновали последний загроможденный валунами склон и остановились. Превращаясь в широкий каньон, овраг поворачивал вправо.

Минометный обстрел прекратился: шестидюймовый, дьявольски ревущий «небельверфер» имел ограниченный радиус действия. Самолеты, правда, все кружили над их головами, но они стали неопасными. Солнце склонилось к горизонту – дно оврагов и ложбин потонуло в тени сумерек. Теперь группу не было видно сверху. Но альпенкорпус

– солдаты, жившие местью за убитых товарищей, – шел по пятам. Хорошо натренированные горные войска. Свежие, сильные, только начавшие тратить запасы своей энергии. А

крошечная группа Меллори совершенно измотана. Долгими днями и бессонными ночами. Тяжелым трудом и событиями последних часов.

Ложбина поворачивала на север под прямым углом.

Здесь, за поворотом, Меллори лег на землю, чтобы подвести итог дня и отдышаться. С притворной небрежностью оглядел товарищей. Картина безрадостная. Как активная боевая группа они никуда не годились. Вот что увидел он: из семи человек – трое ранены. Лицо Брауна посерело и заострилось. Впервые со времени отбытия из Александрии

Кейси Браун стал унылым и безразличным ко всему.

«Плохой признак», – отметил Меллори. Вряд ли Брауну облегчал путь тяжелый передатчик. Категорически и как-то даже свирепо Браун отказался исполнить приказ

Меллори и оставить передатчик. Лука тоже очень измотался. Это заметно. Но теперь Меллори узнал, что слабое сложение ничего не стоит по сравнению с тем боевым духом, который жил в Луке. Заразительная улыбка, никогда не исчезающая с лица, щегольство лихо вздернутых усов –

все это резко контрастировало с печальными, усталыми глазами. Сам Меллори и Миллер тоже устали. Но янки, как и Меллори, несмотря на усталость, мог еще продержаться долго. Стивенс был в сознании. В предвечерних сумерках лицо юноши казалось странно прозрачным, ногти и губы бескровны. Только Андреа, тащивший раненого по каньонам вот уже два бесконечных часа, только он выглядел, как всегда, неутомимым и бодрым.

Меллори сокрушенно покачал головой, достал сигарету и собрался было зажечь спичку, но вспомнил о самолетах, еще кружащих над головой, и выбросил ее. Взгляд его бесцельно блуждал по скалам, громоздившимся на северной стороне каньона. Меллори замер от неожиданной мысли, раскрошив сигарету сжатыми пальцами. Ложбина была не похожа ни на одну из пройденных сегодня. Широкая, совершенно прямая, раза в три длиннее остальных, насколько он мог разглядеть в сумерках. Она кончалась вертикальной стеной.

— Лука! – Меллори вскочил на ноги, забыв об усталости. – Ты знаешь, где мы находимся? Ты знаешь это место?

— А как же, майор, – Лука обиделся. – Разве я не говорил вам, что мы с Панаисом в дни нашей юности...

— Но ведь это же тупик! – воскликнул Меллори. – Мы попали в мышеловку. Нас загнали в ловушку.

Лука дерзко улыбнулся и покрутил кончик уса. Крошка наслаждался.

— Так? Так, значит, майор не доверяет Луке, а? – Он снова улыбнулся и смилостивился, похлопав по каменной стене, пояснил: – Мы с Панаисом весь день сюда шли. В

этой стене множество пещер. Одна из них ведет в другую долину, к прибрежной дороге.

— Так, так, понимаю, – с чувством глубокого облегчения сказал Меллори и снова опустился на землю. – А куда выходит та долина?

— Прямо в ущелье напротив Мейдоса.

— Ущелье далеко от города?

— Милях в пяти, не больше, майор. Может быть, в шести.

— Прекрасно, прекрасно. А ты уверен, что найдешь пещеру?

— Даже через сто лет, даже с головой в бурдюке, –

похвастался Лука.

— Неплохо, – начал было Меллори, но не закончил фразы, сильно подпрыгнул и перевернулся в воздухе, чтобы не упасть на Стивенса. Он тяжело рухнул между

Андреа и Миллером.

Меллори забыл об опасности – немцы заметили его. Из лощины, только что оставленной ими, ударила автоматная очередь и едва не снесла ему голову. Пуля разорвала куртку на левом плече. Миллер сразу оказался рядом и, шаря по широкой спине новозеландца, заботливо ощупывал куртку в поисках раны. Стреляли с небольшого расстояния, ярдов со ста пятидесяти, но, к счастью, пуля лишь оцарапала руку.

— Неосторожно, чертовски неосторожно, – произнес

Меллори. – Я и не предполагал, что они так близко. – Однако он не был спокоен, как могло показаться по его голосу: окажись дуло этого шмайсера всего на долю дюйма правее, не ходить бы ему в живых.

— Ну как, начальник? – Миллер был в недоумении. –

Они...

— Скверные стрелки, – весело заверил его Меллори. –

Они бы не попали и в конюшню. – Он стал разглядывать плечо. – Ненавижу показную браваду, однако на сей раз это действительно лишь царапина. – Он легко поднялся на ноги и поднял автомат. – Извините и все такое, джентльмены, но нам пора идти дальше. Далеко до пещеры, Лука?

Лука потер щетинистый подбородок, улыбка его исчезла неожиданно, он глянул на Меллори и отвел взгляд.

— Лука!

— Да, да, майор, пещера... – Лука снова потер подбородок. – Да, это довольно далеко, в самом конце каньона, –

неловко закончил он.

— В самом конце?.. – спокойно переспросил Меллори.

Лука подавленно кивнул и уставился в землю под ногами.

Кончики его усов уныло обвисли, до того он был понур.

— Здорово, – мрачно произнес Меллори. – Очень здорово. – Он опять уселся на землю, склонил голову, задумался, даже не обратив внимания на Андреа.

Грек выставил свой брен за камень и пустил короткую очередь скорее обескураженно, чем с целью попасть в противника. Помолчали. Лука снова заговорил. Слова его были едва слышны.

— Мне очень, очень, очень жаль. Ужасная вещь. Как перед Богом, майор. . Я никогда бы так не поступил. Но я не знал, что немцы подобрались к нам вплотную.

— Это не твоя вина, Лука, – Меллори тронула откровенная подавленность грека. Он потрогал пальцем разодранную куртку.

— Пожалуйста, сэр, – Стивенс положил руку на плечо

Меллори. – Что случилось, поясните, я не понимаю.

— Зато все остальные отлично понимают, Энди. Все слишком просто. Нам придется полмили идти по ложбине и – нигде никакого укрытия. Альпенкорпусу осталось менее сотни ярдов подниматься по склону. Они сейчас там, откуда мы только что ушли. – Он подождал, пока Андреа выпалит еще одну короткую слепую очередь, и продолжил:

– Немцы будут действовать, как и до этого. Сначала попытаются выяснить, здесь ли мы еще. Как только они узнают, что мы ушли отсюда, то через минуту окажутся здесь. Они нас перестреляют, как в тире, еще на полпути к пещере. Ты же знаешь, что мы не можем идти быстро. У

немцев с собой «шпандау». Они из нас решето сделают.

— Понимаю, сэр, – промолвил Стивенс. – Вы очень ясно все изложили.

— Извини, Энди, но так оно и есть.

— Быть может, оставить двоих для прикрытия, а остальным?.

— А что будет с прикрытием? – сухо прервал его Меллори.

— Ясно, о чем вы говорите. Об этом я не подумал, сэр.

— Зато прикрывающие подумали бы. Проблемка, не так ли?

— Нет никакой проблемы, – объявил Лука. – Майор очень добр. Но это моя вина. И я...

— Это будет чертовски мило с твоей стороны, – грубо оборвал его Миллер, вырвал из рук Луки брен и положил на землю рядом с собой. – Ты слышал, что сказал начальник? Это не твоя вина.

Лука с гневом посмотрел на него и уныло отвел взгляд.

У него был такой вид, будто он вот-вот собирается заплакать. Изумленный неожиданной яростью американца, так не вяжущейся с его характером, Меллори удивленно уставился на Миллера. Дасти был странно молчалив и задумчив в течение прошедшего часа, и Меллори не мог припомнить, чтобы тот произнес хотя бы слово. Однако задуматься над странным поведением янки не оставалось времени.

Кейси Браун приподнял раненую ногу и просительно поглядел на Меллори.

— Не могли бы мы остаться здесь до темноты, а потом отправиться?.

— Не получится. Сейчас полнолуние, на небе – ни облачка. Они прикончат нас. А нам нужно еще сегодня пробраться в город, между заходом солнца и комендантским часом. Последняя наша возможность. Извини, Кейси, но это не годится.

Прошло четверть минуты. Полминуты. Минута. Все молчали. Но вот заговорил Энди Стивенс.

— Знаете, Лука был прав, – мягко, но уверенно произнес он слабым голосом. Эта уверенность заставила всех обернуться к нему. Раненый Стивенс приподнялся, опираясь на локоть. В руках Энди – брен Луки. Никто не заметил, когда он прибрал автомат. – Все очень просто, – продолжал

Стивенс спокойно. – Давайте все взвесим. Гангрена распространилась выше колена. Не так ли, сэр?

Меллори промолчал. Он не знал, как ответить Стивенсу. Полная неожиданность происшедшего вывела его из равновесия.

Он чувствовал, как Миллер умоляюще смотрит на него, словно прося ответить «нет».

— Да или нет? – терпеливо и понимающе повторил вопрос Энди.

Меллори уже понял, что нужно ответить.

— Да, – кивнул он. – Да...

Миллер глядел на него с отчаянием.

— Благодарю вас, сэр, – Стивенс удовлетворенно улыбался, – Большое спасибо. Нет нужды говорить о преимуществах, которые вы получите, если здесь останусь я, – В

его голосе звучала твердость, которой никто раньше не замечал. Так говорит человек, уверенный в себе и отдающий отчет в своих действиях. – Пора бы мне что-нибудь сделать в своей жизни. И – никаких прощаний, пожалуйста.

Оставьте несколько дисков к автомату да две-три гранаты.

И уходите.

— Черт меня побери, если я соглашусь, – Миллер шагнул к мальчишке и замер, увидев направленный в грудь брен.

— Еще шаг, и я тебя пристрелю, – спокойно сказал

Стивенс.

Миллер долго глядел на него. Наконец снова молча сел.

— Я бы так и поступил, знаешь ли, – уверил его Стивенс.

– До свидания, джентльмены, спасибо за все, что вы для меня сделали.

Прошла целая минута в молчаливом оцепенении, но вот

Миллер поднялся. Высокая стройная фигура в разодранной одежде, изможденное худое лицо – весь облик его расплывался в сумерках.

– Пока, детка. Я думаю... ну... может быть, я не так умен, – он взял руку Стивенса, посмотрел сверху вниз в глубоко запавшие глаза, хотел что-то добавить, но передумал. – Еще увидимся, – коротко сказал он, повернулся и тяжело зашагал прочь.

Остальные молча, без слов, гуськом последовали за ним. Все, кроме Андреа. Грек задержался и что-то прошептал парню на ухо. Тот кивнул в ответ и улыбнулся с полным пониманием. А потом остался только Меллори.

Стивенс и ему улыбнулся.

— Спасибо, сэр, что не подвели меня. Вы с Андреа всегда все понимали.

— Все будет хорошо, Энди!

«Господи, – подумал Меллори, – какую глупость, какую бессмыслицу я несу».

— Честно, сэр. У меня все о’кей. – Стивенс довольно улыбнулся. – Никакой боли я не чувствую, все прекрасно.

— Энди, я не...

— Вам пора идти, сэр. Остальные вас ждут. А теперь зажгите мне сигарету и дайте очередь наобум в сторону немцев.

Минут через пять Меллори догнал товарищей. А еще через четверть часа они достигли пещеры, ведущей к берегу острова. На миг остановились у входа, вслушиваясь в беспорядочные автоматные очереди на другом конце каньона. Помолчали и вошли в пещеру.

За их спиной, там, где оставался Стивенс, раздавалась непрерывная пальба..

Энди Стивенс лежал на животе, вглядываясь в темные сумерки гор. Он глубоко затянулся сигаретой, улыбнулся и загнал новую обойму в магазин брена. Боль отпустила его истерзанное тело. Он ее не чувствовал вовсе. Первый раз в жизни Энди Стивенс был счастлив и доволен, как человек полностью умиротворенный. Он больше ничего не боялся.

ГЛАВА 13

Среда. Вечер.

18.00–19.15

Ровно через сорок минут они благополучно проникли в центр города Наварона, пройдя всего в пятидесяти ярдах от главных ворот самого форта.

Стараясь получше разглядеть тяжелые железные ворота и массивную каменную арку над ними, Меллори в десятый раз покачал головой, отгоняя чувство неверия: ведь они добрались, они наконец подобрались к цели или почти подобрались... Все это было в общем-то одно и то же.

«Должен же наступить какой-то просвет в полосе неудач, – думал он. – Ведь закон усреднения явно против злого рока, который постоянно преследовал группу с самого момента высадки на остров. Это просто справедливо,

– повторял он себе вновь и вновь. – Просто справедливо, что, наконец, они здесь».

Но произошло так, что переход из темной долины, где остался один Стивенс, остался на верную смерть, переход в ветхий домишко, старый, скособоченный, приютившийся на восточной стороне городской площади Наварона, был так скор, так легок, что не доставил Меллори чувства облегчения, ибо лежал вне его понимания.

В первые четверть часа им, правда, пришлось не так и легко, вспомнилось Меллори. Только они вошли в пещеру

– раненая нога подвела Панаиса. Грек свалился. Ему было туговато, подумал тогда Меллори. Он видел неумело забинтованную ногу Панаиса, но полутьма скрывала лицо грека. Узнать меру страданий раненого было невозможно.

Панаис просил бросить его. Говорил, что задержит солдат альпенкорпуса, когда немцы преодолеют сопротивление

Стивенса. Но Меллори грубо прервал грека и отказал ему.

Он твердо заявил, что Панаис слишком ценен, чтобы бросать его. И добавил: сомнительно, чтобы немцы нашли именно эту пещеру среди десятка других. Меллори не хотелось говорить с раненым в резком тоне. Однако времени на ласковые увещевания не имелось. Панаис это почувствовал и больше не настаивал. Он не возражал даже, когда

Меллори и Андреа подняли его и помогли прохромать через пещеру. Меллори тогда отметил, что хромота грека была совсем незаметна. То ли из-за их помощи, то ли оттого, что убедился Панаис в невозможности убить еще пару немцев, а потому у него не оставалось причин преувеличивать свою боль.

Едва они вышли из пещеры по другую сторону горы,

едва стали спускаться по заросшему деревьями склону к морю, как Лука жестом приказал всем затихнуть. Меллори одновременно с ним услышал тихий гортанный звук голосов и скрип сапог по гравию, приближающийся к ним.

Группа надежно укрылась в зарослях карликовых деревьев.

Затаилась. Но тут же Меллори чуть не вскрикнул с досады.

Он выругался про себя, услышав сзади приглушенный стон и падение тела, и вернулся назад. Панаис лежал на земле без сознания. Миллер, шедший вместе с греком, объяснил

Меллори, что все произошло случайно, что Панаис налетел на него и ударился толовой о камни. Миллер якобы не мог ничем помочь раненому. Меллори наклонился над лежащим, мелькнуло подозрение: грек такой отъявленный головорез, что способен изобразить несчастный случай, лишь бы получить возможность лишний раз взять на мушку винтовки еще несколько немцев. . Но здесь-то никакого притворства: рваная рана повыше виска была слишком наглядным доказательством.

Немецкий патруль с шумом и разговорами прошел мимо, буквально в нескольких ярдах от них, и скрылся.

Голоса затихли. Лука покачал головой. Ясно, что комендант предпринимает отчаянные попытки блокировать все выходы из Чертовой песочницы. Меллори же считал, что это едва ли так, но спорить не стал. Через пять минут они миновали долину, а еще через пять минут дошли до береговой дороги, где утихомирили двух часовых. Со связанных немцев сняли форму, каски и оружие, а их самих занесли подальше в кусты, чтобы с дороги не заметили сразу.

В Наварон они проникли до смешного легко, но это было и понятно, ибо немцы совсем не ожидали их здесь.

Лука и Меллори, одетые в немецкую форму, расположились в кабине грузовика. Грек занял водительское место.

Вел он автомобиль мастерски, что было чрезвычайной редкостью для жителя заброшенного эгейского острова.

Меллори чуть было не приписал его искусство мистическим силам, но Лука напомнил, что долгое время был личным шофером Эжена Влакоса. До города доехали минут за двенадцать. Лука не только отлично управлялся с автомобилем, но и хорошо знал дорогу, поэтому мог позволить выжать из мощной машины максимальную скорость. Причем надо заметить, что машина шла с выключенными фарами по горной дороге со множеством поворотов.

Несмотря на это, стремительная поездка обошлась без происшествий. Они проскочили мимо нескольких грузовиков, а в двух милях от города встретили отряд из двадцати солдат, построенных в колонну по два. Лука притормозил. Было бы в высшей степени подозрительным увеличивать скорость, угрожая жизни шагавших немцев.

Поэтому Лука включил мощные фары, ослепившие солдат, и громко засигналил. А Меллори, высунувшись из окна кабинки, обругал их на безупречном немецком языке, приказав убираться с дороги к чертям собачьим. Немцы так и сделали, а унтер-офицер приветствовал машину вытянутой вверх рукой.

Сразу после этой встречи они проехали обнесенные высокими заборами огороды, проскочили мимо полуразвалившейся византийской церковки и беленой стены православного монастыря, которые так нелепо соседствовали через дорогу, и сразу оказались в нижней части старого города. Узкие, кривые, плохо освещенные улочки были всего на несколько дюймов шире их машины. Мощенные крупным булыжником, они горбились как старики. Лука направил автомобиль в переулок за аркой по очень крутой дороге, резко затормозил. Они с Меллори осмотрели темную улочку, совершенно безлюдную, хотя до комендантского часа оставалось целых шестьдесят минут. Ступеньки без перил вели вдоль стены.

Неверно державшийся на ногах Панаис повел их вверх по ступенькам, огороженным наверху красивой решеткой, провел через дом, потом по ступенькам куда-то вниз, вывел через темный двор и остановился возле старинного дома.

Автомобиль Лука отвел до того, как они проделали в темноте это путешествие по бесконечным ступеням. Меллори спохватился: Лука не сказал ему, как он решил поступить с машиной.

Глядя в разбитое окно, Меллори от всей души желал, чтобы с маленьким греком ничего не случилось. Лука отлично ориентируется в лабиринте улиц. Он сделал для них так много и сколько еще может сделать! Меллори испытывал чувство глубокой симпатии к Луке. За его неизменную веселость, за неистощимую энергию, за умение быть нужным и за полную самоотреченность. У Меллори теплело сердце, когда он вспоминал маленького обаятельного грека. «О Панаисе этого сказать нельзя», – сердито подумал Меллори. И сразу пожалел об этом: Панаис был Панаисом – требовать от него иного бессмысленно. Он делал для группы ничуть не меньше, чем Лука. Но, нужно сознаться, человечности и теплоты Луки мрачному греку явно недоставало.

Недоставало Панаису и быстрой сообразительности

Луки, расчетливо умеющего в любом случае ухватиться за малейшую возможность. В этом умении Лука достиг подлинной виртуозности. «Вот и сейчас. . именно Лука подал идею занять этот старый, заброшенный дом», – подумал

Меллори. В городе нетрудно отыскать заброшенный дом. С

тех пор как немцы оккупировали старинный замок, обитатели городка сотнями переселились в Маргариту и другие окрестные деревни. Они не могли спокойно смотреть, как в ворота входили и выходили сотни раз на дню марширующие завоеватели.

Вид оккупантов был для горожан невыносим. Вот почему они покинули свои дома и переселились в деревни.

Серо-зеленые мундиры постоянно напоминали, что наваронцы когда-то были свободными и что теперь свобода канула в прошлое. Из города ушло так много жителей, что на площади половину домов, ближайших к крепостным воротам, занимали немецкие офицеры. Это обстоятельство позволяло Меллори наблюдать за жизнью крепости с максимально близкого расстояния. Когда настанет время действовать, им придется преодолеть всего несколько ярдов пространства до крепостной стены. Хотя любой более-менее сообразительный комендант гарнизона всегда готов к неожиданностям, но вряд ли нормальному человеку придет в голову, что диверсионная группа будет так неосторожна и целый день проведет вблизи крепостной стены.

С точки зрения удобств дом не был находкой –

настолько неудобен, насколько можно себе вообразить.

Настоящая развалина.

Западная и южная стороны площади застроены новыми зданиями, вплоть до самой вершины утеса. Дома из беленого камня, из паросского гранита, сложенные на одинаковый для всех островных городов манер. Плоские крыши, которые во время зимних дождей задерживают максимальное количество воды. Балкончики. Деревянные лестницы. Восточная часть площади застроена преимущественно деревянными домишками с крышами из дерна.

Подобные дома скорее встретишь в отдаленных деревушках, чем в городе. Здесь-то и расположилась группа Меллори.

Утоптанный земляной пол был бугрист, неровен. Хозяева использовали один угол комнаты в самых разнообразнейших целях, и не в последнюю очередь – как мусорную свалку. Потолок поддерживали грубо обтесанные, потемневшие от времени, кое-как обшитые досками балки.

Доски обмазаны толстым слоем глины. По опыту в Белых горах Меллори знал, что такая крыша протекает как решето, едва пойдет дождь. Вдоль стены протянулась просторная лежанка в тридцать дюймов высотой, сделанная по образцу и подобию лежанок в эскимосских иглу. Служила она кроватью или диваном – в зависимости от обстоятельств.

Меллори вздрогнул и обернулся: кто-то коснулся его плеча. Рядом стоял чавкающий Миллер с почти пустой бутылкой вина.

— Неплохо бы вам пожрать, начальник, – посоветовал он. – Надо же время от времени набивать брюхо. А я пока покараулю.

— Ты прав, Дасти, спасибо, – Меллори на ощупь двинулся в глубину комнаты.

Темень, хоть глаз выколи. Свет зажечь они не рискнули. Меллори добрался до лежанки. Андреа порылся в рюкзаке и приготовил еду: сыр, сушеные финики, мед, чесночную колбасу, жареные каштаны. Большего Андреа предложить не мог. Меллори был голоден и не желал думать о гастрономических тонкостях, а когда он запил еду местным вином, принесенным Лукой и Панаисом, то приторная сладость отбила все остальные привкусы.

Тщательно прикрыв рукой огонек спички, Меллори закурил сигарету и впервые заговорил о плане проникновения в крепость. Можно было не беспокоиться о том, что их разговор могут услышать: в соседнем доме беспрерывно и монотонно стучала весь вечер пара ткацких станков.

Соседний дом – один из немногих на этой стороне площади, в котором еще кто-то жил. Меллори догадывался, что работающие ткацкие станки – дело рук Луки, хотя не мог представить, каким образом маленькому греку удалось связаться со своими городскими друзьями. Впрочем, для

Меллори было достаточно того, что станки работали. Он принимал все как должное. Поэтому он постарался понятнее и доходчивей изложить суть задачи.

Вопросов ему не задавали, из чего Меллори заключил, что понят отлично. Некоторое время болтали о разной чепухе. Обычно молчаливый Кейси Браун разговорился и горько сетовал на еду, на питье, на свою раненую ногу, на лежанку, которая не позволит ему глаз сомкнуть всю ночь.

Меллори улыбнулся: Кейси явно входил в норму.

— Ну, поболтали – и хватит, джентльмены. – Меллори встал с лежанки, потянулся: «Господи, как я устал!» – Наш единственный, первый и последний, шанс выспаться этой ночью. Дежурим по два часа. Я первый.

— Один? – из другого угла комнаты откликнулся Миллер. – Не кажется ли вам, начальник, что следует дежурить по двое? Один – со стороны площади, другой – во дворе.

Все чертовски измотаны. Кто-то ведь может на посту заснуть, – последние слова он произнес так озабоченно, что

Меллори расхохотался.

— Вряд ли, Дасти! Будем дежурить у окна, а если кто и заснет, то чертовски скоро проснется, шлепнувшись на земляной пол. Мы все так устали. . Зачем же бодрствовать без крайней необходимости? Дежурить будем так. Сначала я, потом ты, за нами – Панаис, потом Кейси и Андреа.

— Да, пожалуй, это лучше, – неохотно согласился

Миллер и вложил в руку Меллори тяжелый предмет – автоматический пистолет с глушителем: самая дорогая для

Миллера вещь. – Эта штука поможет продырявить любого непрошеного посетителя и не разбудить при этом жителей города. – Он прошел в глубь комнаты, зажег сигарету, молча выкурил ее, потом задрал ноги на лежанку. Через пять минут все, кроме настороженного человека у окна, крепко спали.

Минуты через две-три Меллори услышал крадущийся шорох позади дома. Он весь обратился в слух. Стук ткацких станков в соседнем доме давно утих. Вокруг стояла глубокая тишина. Снова послышался шорох. Меллори отчетливо разобрал мягкие шаги в конце коридора, у входной двери.

— Оставайтесь на месте, капитан, – тихо шепнул Андреа. Меллори в сотый раз восхитился способностью гиганта пробуждаться от ничтожнейшего постороннего звука. А вот самая сильная буря не может помешать его крепкому сну! – Я сам посмотрю. Наверное, это Лука.

Действительно, это вернулся Лука. Человечек дышал как рыба, выброшенная на берег. Утомленный до предела, но чрезвычайно довольный, он с благодарностью принял чашку вина, налитую Андреа, и медленно осушил ее до дна.

— Чертовски рад снова видеть тебя, – искренне сказал

Меллори. – Ну как? За тобой не следили?

Лука растянулся во весь рост на лежанке.

— Кто из этих дураков может заметить Луку, хотя бы и в лунную ночь?! А тем более поймать его! – возмущенно воскликнул маленький грек. Он перевел дух и глубоко вздохнул. – Нет, нет, майор! Я знал, что вы будете беспокоиться обо мне, и бежал всю дорогу. . почти всю дорогу, –

поправился он. – Я ведь не так молод, как раньше.

— Всю дорогу бежал? Откуда? – спросил Меллори, он был доволен, что в темноте не видно его улыбку.

— От Вигоса. Это старинный замок, построенный франками много веков назад, милях в двух отсюда по береговой дороге. Я шел только дважды. Примерно по минуте каждый раз. Только на обратном пути. – Меллори показалось: Лука сразу пожалел, что упомянул о возрасте.

— Что же ты там делал? – спросил Меллори.

— Я все думал, когда расстался с вами, – уклонился

Лука от прямого ответа. – Я, я-то ведь всегда думаю, –

пояснил он. – Это моя привычка. Я все думал. Едва солдаты обнаружат пропажу машины возле Чертовой песочницы –

сразу догадаются о нашем исчезновении из того дьявольского места.

— Да, – осторожно согласился Меллори. – Да, они сразу догадаются.

— И тогда они скажут себе: «Ага, у этих проклятых англичан не остается времени». Они поймут, что мы знаем, что у них мало надежды поймать нас на острове. Мы ведь с

Панаисом здесь каждый камень знаем, каждую пещеру, каждую тропу, каждое дерево. Тогда для них останется единственное – не пропустить нас в город. И они перекроют все ведущие в город дороги. А ведь сегодня у нас последняя возможность попасть в город. Вы следите за моими рассуждениями? – с беспокойством спросил он.

— О, я очень стараюсь.

— Но сначала, – Лука сделал драматический жест, – но сначала они захотят убедиться, что нас нет в городе. Они были бы дураками, если бы решили перекрыть дороги после того, как мы проникли в город. Они сперва должны убедиться, что нас нет здесь. А потому – обыск. Повальный обыск. С этим... как вы говорите?.. прочесыванием.

Меллори кивнул, постепенно улавливая нить рассуждений грека.

— Кажется, он прав, Андреа.

— Я тоже так думаю, – упавшим голосом отозвался гигант. – Нужно было это предвидеть заранее. Но, возможно, мы успеем еще спрятаться? На крышах или. .

— Это когда прочесывают-то?! – нетерпеливо прервал

Лука. – Но не беспокойтесь, все хорошо. Я, Лука, все обмозговал. Будет дождь. Скоро луну затянут тучи. Мы можем двигаться в безопасности. Не желаете ли узнать, что я сделал с машиной, майор Меллори? – Лука испытывал невероятное удовольствие.

— Совсем позабыл о ней, – признался Меллори. – Так что ты сделал с машиной?

— Я оставил ее во дворе замка Вигос, вылил весь бензин из бака на мотор. Потом зажег спичку...

— Что?! – поразился Меллори.

— Я зажег спичку. Но, к сожалению, стоял очень близко к машине и лишился бровей, – Лука вздохнул. – А жаль.

Такая хорошая была машина. – Лицо его неожиданно посветлело. – Но, Господи, майор, как великолепно она горела!

Меллори уставился на него.

— Какого черта...

— Все очень просто, – терпеливо пояснил Лука. – Солдаты возле Чертовой песочницы наверняка уже знают о пропаже машины. Увидят огонь. Прибегут. . как это вы говорите?.

— Осмотреть.

— Да. Рассмотреть. Подождут, пока затухнет огонь.

Потом снова осмотрят. Ни тел, ни костей в машине. Начнут обыскивать замок. И что они там найдут?

В комнате наступила тишина.

— Ничего! – нетерпеливо ответил Лука сам себе. – Они не найдут там ничего. И станут прочесывать местность на полмили вокруг. И что же они там найдут? Опять ничего.

Тогда они поймут, что их одурачили, что мы уже в городе.

Они вернутся и начнут обыскивать город.

— С прочесыванием. . – произнес Меллори.

— С прочесыванием. И что же они найдут? – Лука сделал паузу, а затем поспешил закончить, пока это не сделал за него кто-нибудь другой: – И опять ничего не найдут. А

почему? Потому, что к тому времени пойдет дождь, луна скроется, взрывчатка будет спрятана, а мы уйдем!

— Куда уйдем? – ошеломленно спросил Меллори.

— Куда же, кроме замка Вигос, майор Меллори? Никогда они не додумаются искать нас там второй раз.

Некоторое время Меллори молча смотрел на грека, а потом повернулся к Андреа.

— Капитан Дженсен сделал пока всего одну ошибку. Он выбрал в командиры не того, кого следовало бы. Хотя это теперь не столь существенно. . Как мы можем проиграть, когда с нами Лука?!

Меллори осторожно опустил рюкзак на земляную крышу, выпрямился и уставился вверх, в темноту, руками прикрывая глаза от первых капель дождя. Отсюда, с крыши полуразрушенного дома, было видно, что стена крепости возвышается над ними на пятнадцать – двадцать футов.

Самый близкий к крепости дом расположен на противоположной стороне площади, от здания, в котором они устроили временное пристанище. Острые шипы по кромке стены, едва заметные в темноте, угрожающе торчали в разные стороны.

— Вот она, Дасти, – произнес Меллори. – Вот и все.

— Вот и все?! – ужаснулся Миллер. – И мне... и мне придется через нее лезть?

— Тебе уже пришлось пройти через нее, – коротко ответил Меллори. Он улыбнулся, хлопнул Миллера по плечу и пнул ногой лежащий рюкзак. – Бросим вот эту веревку вверх, крючья зацепятся, а ты эдак ловко вскарабкаешься..

— И подохну, истекая кровью, на шести рядах колючей проволоки? – прервал его Миллер. – Лука говорил, что шипы на стене очень длинные и острые.

— Бросим на них палатку, – утешил его Меллори.

— У меня очень нежная кожа, начальник, – пожаловался

Миллер. – Там, где нет пружинного матраца...

— Ну ты его через час найдешь, – безразлично ответил

Меллори. – Лука прикинул, что обыск докатится к северному краю города приблизительно через час. Это даст Луке и Андреа время подготовиться к отвлекающему маневру.

Спрячем-ка наше барахло и – вон отсюда! Положим рюкзаки в угол, завалим землей. Но сначала вытащите-ка веревку. У нас едва ли останется время распаковывать рюкзаки, когда мы сюда снова вернемся.

Миллер опустился на колени, шаря руками по ремням и застежкам, и вдруг беспокойно воскликнул:

— Это не тот карман! – пробормотал он остервенело, но голос его сразу изменился. – Хотя вот, подождите минутку!

— Что там еще стряслось, Дасти?

Миллер ответил не сразу. Несколько секунд рука его обшаривала содержимое кармана. Он выпрямился.

— Бикфордов шнур, начальник, – голос дрожал от гнева, злобного гнева, поразившего Меллори. – Шнур исчез!

— Что?! – Меллори наклонился к нему и стал лихорадочно обшаривать карманы рюкзака. – Не может быть, Дасти! Просто невозможно!. Черт знает что! Ведь я сам его укладывал! Я же сам видел, как ты возился с ним сегодня утром.

— Конечно, начальник, верно вы сказали, – заскрежетал зубами Миллер. – А потом какой-то ублюдок подполз к рюкзаку и незаметно вынул шнур!

— Но это невероятно! – запротестовал Меллори. – Это совершенно невозможно, Дасти! Ты сам застегнул рюкзак.

Я же видел, как ты застегивал его в роще сегодня утром. А

нес рюкзак все время Лука. А Луке я верю, как самому себе, я бы доверил Луке собственную жизнь.

— И я тоже, начальник.

— Наверное, мы ошибаемся, – продолжал Меллори немного спокойнее. – Может быть, шнур ты оставил там, в роще? Мы ведь все чертовски устали.

Миллер как-то странно посмотрел на него, секунду помолчал и снова посыпал ругательствами.

— Это я виноват, начальник. Моя собственная вина!

Проклятье!

— В чем ты еще виноват?. Черт подери, парень, не выдумывай, и я ведь там был. . – Меллори умолк, вскочил на ноги, обернулся в сторону южной оконечности площади и уставился в темноту.

Там раздался одинокий выстрел. Резкий хлопок карабина, хлесткий, звучный. И сразу за ним – высокий тонкий вой рикошетируемой пули. Потом стало тихо. Меллори напряженно застыл, вытянув вперед руку. Десять минут назад они с Миллером оставили там Панаиса. Тот должен дождаться их возвращения и провести к замку Вигос.

Остальные к этому времени уже ушли достаточно далеко от города. Луки там наверняка не должно быть. Указания

Меллори абсолютно точны: спрятать остаток тола под крышей замка и дожидаться возвращения его и Миллера.

Но что-то могло сорваться. Что-то всегда может случиться.

Ловушка? Или засада? Но что за ловушка?

Внезапная прерывистая скороговорка тяжелого пулемета прервала его размышления. Заговорил еще один, легкий пулемет. Оба пулемета умолкли так же внезапно, как и начали. Меллори не мешкал.

— Собирайте все барахло, – энергично зашептал он. –

Заберем с собой. Что-то там не так.

Через полминуты они снова уложили взрывчатку и веревки в рюкзаки, забросили за спину. Согнувшись почти вдвое, стараясь ступать как можно бесшумнее, они побежали по крышам к старому дому. Там должен их встретить

Лука. В нескольких футах от дома заметили силуэт, медленно поднявшийся с крыши им навстречу. Но это был не

Лука. Миллер сообразил, что человек этот был выше Луки ростом. Не останавливаясь, он обрушился стовосьмидесятифунтовой массой тела на неизвестного и резко ударил в солнечное сплетение. Через секунду жилистые руки Миллера сомкнулись на шее неизвестного мертвой хваткой.

Он был бы задушен, ибо янки не собирался ограничиваться полумерами, но что-то заставило Меллори наклониться к сплетенным телам и глянуть в лицо незнакомца.

Он увидел вылезшие из орбит глаза и едва не вскрикнул от неожиданности.

— Дасти, – хрипло прошептал он. – Ради Бога, остановись! Отпусти его! Это Панаис.

Миллер не услышал его шепота. Лицо янки окаменело, голова глубже уходила в плечи, руки сильнее сжимали шею грека и душили его.

— Это же Панаис, дурак ты чертов! Это Панаис, – орал

Меллори шепотом в самое ухо американца. Схватив запястья Миллера, он пытался оторвать руки от горла Панаиса.

Услышал, как застучали пятки Панаиса по дерну крыши, и рванул что есть силы. Подобный звук ему приходилось слышать, когда враг оказывался в железных тисках Андреа.

Было ясно, что Панаис вот-вот отдаст Богу душу, если

Миллер не разожмет рук. Но янки вдруг сообразил, что ошибся, и отпустил грека. Выпрямился и, тяжело дыша, уставился на лежащего человека.

— Что с тобой за чертовщина случилась? – тихо спросил

Меллори. – Ты что, ослеп или оглох? Или то и другое сразу?

— Что-то в этом роде, – Миллер вытер лоб тыльной стороной ладони, лицо его оставалось бесстрастным. –

Извините, начальник, извините.

— Какого черта извиняться передо мной? – Меллори перевел взгляд на Панаиса.

Грек пришел в себя, пытался сесть. Растирая рукой затекшее горло, со свистом хватал воздух.

— Вот, может быть, Панаис оценит...

— Подождем с извинениями, – грубо оборвал его Миллер. Меллори внимательно посмотрел на него, потом обратился с вопросом к Панаису. Выслушал сбивчивый ответ грека. Тому трудно было говорить, губы складывались в жесткую горькую прямую линию. Миллер видел, как поникли плечи новозеландца, и нетерпеливо спросил:

— Ну что там, начальник? Что-нибудь с Лукой, а, начальник?

— Да, – бесстрастно ответил Меллори. – Они едва добрались до окраины, как наткнулись на немецкий патруль.

Лука хотел отвлечь немцев, и пулеметчик прошил ему грудь. Андреа убил пулеметчика и унес Луку. Панаис утверждает, что его друг наверняка умрет.

ГЛАВА 14

Среда. Вечер.

19.15–20.00

Они прошли через город без происшествий и двинулись к замку Вигос, стараясь держаться подальше от главной дороги. Пошел дождь. Сильный и ровный. Земля под ногами раскисла. На распаханных полях ноги вязли по щиколотку. С большим трудом перебрались они через одно из таких полей. Увидели неясный силуэт башни цитадели в миле по прямой, а не в двух, как рассказывал Лука. Теперь они пробирались вдоль забора, огораживающего небольшой участок с землянкой. Тут Меллори услышал Миллера.

Янки впервые заговорил с тех пор, как они покинули городскую площадь в Навароне.

— Мне капут, начальник, – голова янки склонилась на грудь, дышал он тяжело. – Старик Миллер вот-вот отдаст концы, и у него отвалятся ноги. Может, мы устроим здесь перекур, начальник?

Меллори удивленно взглянул на него, почувствовал, как отчаянно ноют его собственные ноги, и неохотно кивнул головой. Не такой Миллер человек, чтобы жаловаться без крайней необходимости. Значит, он действительно падал от усталости.

— Хорошо, Дасти. Минута отдыха не повредит нам, – он быстро перевел разговор на греческий, чтобы Панаис был в курсе, и направился к землянке.

Миллер шагал за ним следом, продолжая жаловаться на свои годы. В землянке Меллори на ощупь пробрался к неизменной лежанке, с удовольствием сел, закурил сигарету и поднял удивленный взор: Миллер расхаживал по комнате, барабаня пальцами по глинобитным стенам.

— Ты чего не садишься? – раздраженно спросил Меллори. – Разве не для этого мы зашли сюда?

— Нет, начальник, не совсем, – сейчас его американский тягучий акцент чувствовался особенно сильно. – Это маленькая уловка, чтобы оказаться здесь. Хочу показать вам пару-тройку особенно любопытных штучек.

— Особенно любопытных? Какого черта ты городишь?!

— Странных и интересных. Потерпите, капитан Меллори, – официальным тоном ответил Миллер. – Всего несколько минут потерпите. Эти минуты для вас не пропадут даром, даю вам слово, капитан Меллори.

— Ну хорошо, – Меллори был заинтригован, но Миллеру он доверял полностью. – Как знаешь. Только не слишком тяни.

— Благодарю, начальник, – официальность трудно давалась Миллеру. – Времени потребуется немного. Здесь имеются свечи или лампа? Вы ведь говорили как-то, что островитяне никогда не оставляют без них даже нежилой дом.

— Да, верно. И этот обычай сослужил нам неплохую службу, – Меллори заглянул под скамью, пошарил там, выпрямился и произнес: – Две-три свечи здесь найдутся.

— Мне нужен свет, начальник. Окон здесь нет. Я сам проверил. О’кей?

— Зажги пока одну, а я выйду наружу и погляжу, не просвечивает ли в щели. – Для Меллори намерения янки были темным лесом, но спокойная уверенность Дасти предупреждала неуместное любопытство. Через минуту

Меллори вернулся. – Снаружи не видно ничего, – сообщил он.

— Вот и прекрасно. Спасибо, начальник, – Миллер зажег вторую свечу, сбросил со спины рюкзак, положил его на лежанку и некоторое время молча стоял рядом.

Меллори взглянул на часы, затем на Миллера.

— Ты собирался мне что-то сообщить, – поторопил он.

— Да, так оно и есть. Я говорил о трех вещицах, – он порылся в рюкзаке и вынул черную коробочку, чуть поменьше спичечной. – Экспонат «А», начальник.

— Что это? – Меллори удивленно поглядел на нее.

— Взрыватель с часовым механизмом, – Миллер стал отворачивать заднюю крышку. – Не работает, – тихо добавил он. – Больше не работает. С часами все в полном порядке, а контакт отогнут назад. Эта штуковина может протикать до второго пришествия и даже фейерверка не устроит.

— Но как это...

— Экспонат «Б», – Миллер вроде бы и не слышал его.

Он открыл коробку с детонаторами, бережно извлек капсюль из специального ватного гнезда и поднес к самым глазам. Потом поглядел на Меллори. – Устройство с гремучей ртутью, начальник. Всего семьдесят семь гранов, но этого достаточно, чтобы оторвало пальцы. Чертовски чуткая штука: стукни слегка, сразу срабатывает, – Он разжал пальцы, и капсюль упал на пол. Меллори инстинктивно зажмурился и откинулся назад, когда американец с размаху ударил по капсюлю тяжелым кованым каблуком. Однако взрыва не последовало. Не случилось буквально ничего. –

Вот. Тоже не слишком хорошо работает, не так ли, начальник? Сто против одного, что и остальные пусты. –

Он достал пачку сигарет, зажег одну, поглядел на вьющийся вокруг свечи дым и только после этого спрятал пачку в карман.

— Ты хотел еще что-то показать мне, – спокойно напомнил Меллори.

— Да, я хотел показать вам и еще кое-что, – голос Дасти был таким ледяным, что у Меллори пробежал холодок между лопаток. – Я хотел показать вам шпика, предателя, самого злостного, увертливого и двуличного ублюдка, которого я когда-нибудь видел. – Янки извлек из кармана бесшумный пистолет и крепко держал его в руке. Дуло пистолета было нацелено прямо в сердце Панаиса. Он продолжал еще спокойнее, чем до этого: – Иуда-предатель ничто по сравнению с этим другом, начальник. Сними-ка куртку, Панаис.

— Что ты вытворяешь? Спятил, что ли? – Меллори направился к нему, злой и ошарашенный, но наткнулся на вытянутую руку Миллера, жесткую, как железная решетка.

– Что за чертова чепуха? Он и английского-то не знает!

— А может, все-таки знает? Вот почему он пулей выскочил из пещеры, когда Кейси сообщил, что услышал снаружи какие-то звуки.. и вот почему он первый сбежал из рощи. Вы же отдавали приказ по-английски? Сними-ка куртку, иуда, или я прострелю тебе руку! Даю две секунды.

Меллори хотел схватить Миллера за руку, но не сделал ни шагу, увидев лицо Панаиса: зубы оскалены, в угольночерных глазах смертельный блеск. Меллори ни разу не видал такой злобы на человеческом лице. Злобы, мгновенно сменившейся болью, тоской и безнадежностью, когда пуля тридцать второго калибра впилась чуть повыше локтя.

— Еще две секунды и – вторую руку, – деревянным голосом сказал Миллер.

Но Панаис уже срывал с себя куртку, не спуская с

Миллера темных звериных глаз. Меллори невольно вздрогнул и поглядел на Миллера. Безразличие. Только это слово и годилось, чтобы передать выражение лица американца. Безразличие. Сам не понимая почему, Меллори почувствовал, как по спине опять побежал холодок.

— Повернись, – пистолет не дрогнул.

Панаис медленно повернулся. Миллер шагнул вперед, схватил воротник рубашки и резким рывком сорвал ее.

— Ба, кто бы мог подумать? – протянул Миллер. –

Удивительно, удивительно! Помните, начальник, нам рассказывали, что этого типа публично пороли немцы на

Крите? Пороли до тех пор, пока не показались ребра. Спина его в ужасном состоянии, не так ли?

Меллори глянул на спину грека и не сказал ничего. Он был выбит из колеи. Мысли мелькали, как в калейдоскопе.

Он пытался осмыслить неожиданную ситуацию. Ни единого шрама, ни единого пятна на темной гладкой коже.

— Ничего удивительного. Просто на нем все заживает как на собаке, – произнес Миллер. – И только я своими мерзкими вывихнутыми мозгами мог додуматься до того, что он был немецким агентом на Крите, стал известен союзникам как член «пятой колонны», потерял значение для немцев и под покровом ночи катером был переброшен обратно в Наварон. Пороли его! Добирался сюда, на

Наварон, через острова в шлюпке! Пыль в глаза, вот что все это!.. – Брезгливо скривив рот, Миллер умолк. – Хотел бы я знать, сколько сребреников он получил там, на Крите, пока немцы не нашли ему другого применения?

— Но, Господи, нельзя же убивать человека только потому, что он враг?! – возразил Меллори. Как ни странно, в нем вовсе не было той решимости, которая слышалась в голосе. – Сколько бы у нас осталось союзников, если бы...

— А, еще не убедились? – Миллер небрежно махнул

Панаису пистолетом. – Заверни-ка левую штанину, предатель. Еще две секунды.

Панаис сразу выполнил приказ. Черные, полные ненависти глаза не отрывались от Миллера. Грек поднял темную материю штанины до колена.

— Повыше!.. Вот так, моя крошка, – подбодрил его

Миллер. – А теперь сними повязку, сразу всю. – Прошло несколько секунд, Миллер сокрушенно покачал головой. –

Страшная рана, начальник, тяжелая рана?!

На темной жилистой ноге не было ни царапины.

— Кажется, теперь я понимаю, что ты имеешь в виду, –

задумчиво произнес Меллори. – Но какого черта...

— Очень просто. Есть по крайней мере четыре причины.

Этот молодчик, этот предатель, скользкий ублюдок! Даже на милю не подползла бы к нему ни одна уважающая себя змея! Он притворился раненым, чтобы остаться в пещере у

Чертовой песочницы, когда мы, четверо, отбивались от солдат альпенкорпуса у рощи.

— Почему? Боялся, что ли?

— Этот молодчик ничего не боится. Он отстал, чтобы оставить записку. Он и потом оставлял записки на видном месте, когда делал вид, что бинтует ногу. В записке сообщалось, где мы выйдем из пещеры, и была любезная просьба к немцам выслать нам навстречу делегацию. И они выслали эту делегацию. Помните? Тот автомобиль, который мы увели у немцев, чтобы проскочить в город. Тогда я впервые заподозрил этого друга. Помните? Он отстал от нас и вскоре догнал. Слишком быстро догнал для человека с подбитой ногой. Но я не был уверен до конца. И только сегодня, на площади, когда я открыл рюкзак...

— Ты назвал только две причины, – напомнил Меллори.

— Вот я и добрался до остальных. Третий номер. Он мог отвалить, как только покажется впереди встречающая делегация. Предатель вовсе не собирался доводить дело до того, чтобы и его ухлопали, раньше чем он получит жалованье. И – четвертый номер. Помните ту трогательную сценку, когда он испрашивал у вас разрешения остаться в сквозной пещере? Что же, разве он собирался покончить с собой?

— Хотел показать немцам нужную пещеру, это ты имеешь в виду?

— Точно. После он совсем отчаялся. Я не был полностью уверен в предательстве, но сильно подозревал. Не знал я, что он предпримет. Поэтому и трахнул его как следует, когда увидел немецкий патруль, пробирающийся по склону.

— Понятно, – спокойно сказал Меллори. – Теперь понятно. – Он в упор посмотрел на Миллера. – Тебе следовало предупредить меня раньше. Ты не имел права...

— Я хотел это сделать, начальник, но не было возможности. Этот молодчик все крутился около. Я хотел было сообщить об этом полчаса назад, когда поднялась стрельба.

Меллори понимающе кивнул.

— А как ты его заподозрил, Дасти?

— По можжевельнику, – коротко ответил Миллер. –

Помните, Турциг сказал о том, что нас выдало? Он упомянул о можжевельнике.

— Правильно, мы ведь жгли можжевельник.

— Конечно, жгли. Но немец утверждал, что учуял запах на Костосе. А ветер весь день дул от Костоса!

— Господи, – пробормотал Меллори. – Конечно, конечно, а я это совсем упустил из виду.

— Но фриц почему-то знал, где мы. Откуда? У него же нет дополнительной пары глаз на затылке, как и у меня их нет. Ему кто-то подсказал. Ему подсказал этот вот приятель. Помните, я упомянул о его разговоре со своими друзьями в Маргарите, когда мы спустились туда за провиантом? – Миллер с отвращением сплюнул. – Все время меня дурачил. Друзья! Я и не подозревал, насколько был прав.

Конечно, это были его друзья, его немецкие друзья! И

жратва, которую он, как утверждал, забрал из немецкой кухни. . Он и вправду ее там взял. Это точно. Входит прямо на кухню и просит еду. А старик Шкода дает ему еще собственный чемодан, чтобы можно было ее туда напихать!

— Но немец, которого он убил по дороге из деревни? Я

уверен. .

— Панаис его действительно убил! – В голосе Миллера была усталая уверенность. – Что значит лишний труп для местного солнышка?! Небось наткнулся на этого ублюдка в темноте, вот и пришлось его прирезать. Местный колорит.

Помните? С ним был и Лука. А он не мог позволить, чтобы

Лука его заподозрил. Он всегда мог обвинить в убийстве

Луку. Этот тип не человек. А помните, как его впихнули в комнату Шкоды? В Маргарите, вместе с Лукой? Как у него текла кровь из раны в голове?

Меллори кивнул.

— Первосортный томатный соус. Тоже небось из кухни коменданта, – мрачно сказал Миллер. – Если бы Шкоде не удалось ничего узнать другими способами, у него все равно оставался напоследок вот этот приятель в качестве подсадной утки. И почему он ни разу не спросил у Луки, где лежит взрывчатка? Даже не представляю.

— Наверное, не догадывался, что Лука о ней знает.

— Может, и так. Но одно он знал и умел прекрасно.

Знал, как пользоваться зеркалом. Передал немцам морзянкой из рощи сведения о нашем лагере. Иначе это никак невозможно сделать, начальник. А сегодня утром он добрался и до моего рюкзака! Вытащил бикфордов шнур.

Расправился с часовыми взрывателями и детонаторами.

Ему могло бы руки оторвать, когда он возился с ними. Бог знает где он научился обращению с подобными штуками.

— На Крите, – сказал Меллори. – Немцы позаботились.

Шпион, который не может быть одновременно ц диверсантом, для них не подходит.

— А он для них был ценен, – тихо сказал Миллер. –

Очень и очень ценен. Они будут скучать без своего приятеля. Этот иуда-предатель считался здесь умницей.

— Да, был. Только не сегодня ночью. Ему стоило бы опасаться, что кто-нибудь из нас обязательно заподозрит его...

— Возможно, он и знал об этом, – прервал Миллер. – Но его ввели в заблуждение. Я думаю, что Лука не ранен. Я

думаю, что этот молодчик уговорил Луку и остался вместо него. Лука его всегда побаивался. Потом он прогулялся к своим дружкам у ворот форта, сказал, чтобы те послали хорошо вооруженный отряд к Вигосу, дабы захватить остальных, и попросил их немного пострелять. Он хорошо разбирался в обстановке. Был нашим преданным другом.

Затем он снова идет через площадь, устраивается на крыше и ждет, когда настанет время подать сигнал своим приятелям: едва увидит, как мы войдем в дом через черный ход.

Но Лука забыл сказать ему, что мы договорились встретиться на крыше, а не в самом доме. Этот друг сидит на крыше и вон из кожи лезет, выслеживая нас, чтобы передать своим приятелям. Десять против одного, что у него в кармане фонарь.

Меллори поднял куртку Панаиса и быстро обыскал карманы.

— Так и есть.

— То-то и оно. – Миллер зажег сигарету, задумчиво глядя, как бежит по спичке огонек до самых его пальцев, потом уставился на Панаиса. – Ну и как ты себя теперь чувствуешь, Панаис, когда знаешь, что умрешь? Теперь ты можешь представить, что испытывали те люди на Крите, которых ты привел к смерти. Теперь ты знаешь, что испытывали парни из воздушных и морских десантов на

Навароне, которые погибли только потому, что считали тебя за своего. Как ты себя чувствуешь, Панаис?

Панаис ничего не ответил. Левой рукой он зажимал рану, безуспешно пытаясь остановить кровь. Он стоял неподвижный, темный, с нечеловеческим оскалом на искаженном ненавистью лице. В нем не замечалось никакого страха, совсем ни капли. Меллори приготовился к последней отчаянной попытке предателя спасти свою жизнь.

Он ни минуты не сомневался, что Панаис обязательно предпримет такую попытку. Но когда взглянул на Миллера, то ему стало ясно, что ничего подобного не произойдет, что это просто исключено, ибо в действиях американца были страстная твердость и неумолимость: неподвижность его руки с пистолетом и каменная тяжесть взгляда предостерегали даже от мысли о возможности такой попытки.

— Арестованному больше нечего сказать, – устало прозвучал голос Миллера. – Полагаю, что сказать должен кое- что я сам. Полагаю, что мне нужно выдать длинную речь и объяснить, что сейчас я и судья, и суд присяжных, и палач. . Но вряд ли это необходимо. Трупы – плохие свидетели. . Быть может, это и не твоя вина, Панаис. Может быть, была какая-то причина, из-за которой ты стал тем, что ты есть. Бог знает. А я не знаю и знать не хочу! И так слишком много трупов. Я убью тебя, Панаис, не задумываясь, и сделаю это сейчас. Так ты ничего не хочешь сказать?.

Предателю нечего было ответить. Злоба и ненависть в черных глазах говорили за него. Миллер коротко кивнул, словно сообразив что-то. Хладнокровно и бесстрастно он дважды выстрелил в сердце Панаиса. Задул свечи, повернулся спиной и был уже на полпути к двери, когда труп предателя глухо ударился об пол.

— Боюсь, что не смогу ничего сделать, Андреа! – Лука устало откинулся к стене и энергично помотал головой. –

Мне очень жаль, Андреа. Узлы слишком тугие.

— Неважно, – Андреа перекатился и сел, не оставляя попыток ослабить путы на ногах и запястьях. – Хитрые они, эти немцы. Мокрые веревки не развяжешь. Их можно только разрезать.

Две минуты назад он сумел добраться до веревок на запястьях Луки и развязал их зубами и своими стальными пальцами в пять-шесть движений.

— Предпримем еще что-нибудь, – утешил он маленького человечка, отвел глаза от Луки и поглядел в дальний угол комнаты, где перед решетчатой дверью слабо мерцала чадящая масляная лампа.

В призрачном и желтом свете лампы можно было разглядеть и Кейси Брауна, брошенного у входа наподобие снопа соломы, спеленутого, как и они, мокрыми веревками, привязанного, как и они, к железным крюкам, вбитым в потолок. Андреа невесело улыбнулся. Снова в плену.

Второй раз за сегодня. И опять они попали в ловушку так же легко и неожиданно. Сопротивляться не было возможности. Они не подозревали о засаде. Их схватили в верхней комнате замка через несколько секунд после того, как

Кейси окончил разговор с Каиром. Немцы точно знали, где их искать. Командир патруля злорадно сообщил им, какую роль играл Панаис. Неожиданность и успех операции стали понятными. Командир патруля был так уверен в себе, что можно было не сомневаться в дальнейшей судьбе Миллера и Меллори. У них не оставалось возможности избежать ловушки. Но в голове Андреа даже случайно не возникла мысль о безвыходности положения. .

Глаза его заскользили по комнате, отмечая каждую деталь, которую можно разглядеть на каменных стенах и полу: крючья, вентиляционные колодцы, тяжелую зарешеченную дверь. Камера, пыточная камера – мог подумать любой, попавший в комнату. Но Андреа и раньше бывал в подобных местах. Дом называли замком, но на самом деле от замка осталась лишь башня, не более. В остальном это был обыкновенный помещичий особняк, построенный вокруг зубчатой башни. Давно почившие франкские аристократы, строившие дом, жили добротно. Не камера это, а просто кладовая. В ней хранили подвешенными на крюки мясо и дичь, оттого в кладовой нет окон и света, так как...

Свет! Андреа уставился на чадящую масляную лампу.

Глаза его сосредоточенно прищурились.

— Лука, – тихо позвал он. Маленький грек обернулся к нему. – Сможешь достать лампу?

— Наверное, смогу. Да, смогу.

— Сними стекло, – прошептал Андреа, – оберни тряпкой: оно горячее. Осторожно раздави об пол. Стекло толстое. Осколками ты разрежешь веревки в минуту.

Мгновение ошарашенный Лука глядел на него непонимающими глазами. Потом утвердительно кивнул. На связанных ногах запрыгал к лампе, протянул руку к стеклу, но сразу отдернул ее: властный металлический лязг раздался всего в нескольких футах от него. Он повернул голову на звук.

Протяни Лука руку – свободно дотронулся бы до ствола маузера, который угрожающе торчал между прутьев дверной решетки. Часовой опять застучал стволом о прутья и закричал что-то непонятное греку.

— Оставь это занятие, Лука, – тихо сказал Андреа спокойным голосом. Ни тени разочарования не слышалось в нем. – Иди обратно. Наш друг, там, за дверью, не очень тобой доволен.

Лука послушно проскакал на место и снова услышал гортанный голос, на этот раз торопливый и встревоженный. Лязгнуло железо – часовой вытащил винтовку из дверной решетки, и его кованые сапоги поспешно загромыхали по каменным плитам коридора.

— Что это стряслось с нашим общим другом? – зазвучал как всегда печальный и усталый голос Кейси Брауна. – Что это его так взволновало?

— У него есть причина для волнения, – улыбнулся Андреа. – Он увидел, что руки Луки не связаны.

— Так почему же он снова не связал их?

— Может быть, он соображает и туго, но совсем не такой дурак, как кажется, – пояснил Андреа. – Он побоялся попасть в ловушку и поэтому побежал за своими приятелями.

Почти тотчас же они услышали глухой стук, словно где-то далеко хлопнули дверью. А затем звук громыхающих по коридорным плитам ног – топот бегущих. Наконец зазвенели связкой ключей, заскрежетал дверной замок, щелкнул, завизжали давно не смазанные ржавые петли, и в комнату ввалились два солдата. Мрачные, угрожающие, с винтовками на изготовку. Некоторое время они не двигались, привыкая к полумраку камеры. Стоящий ближе к двери заговорил:

— Кошмарные вещи, начальник! Как это плачевно!.

Оставили их на минуту одних, и смотрите, что из этого получилось. Вся шайка-лейка связана, как куры на базаре!

Трое узников ошеломленно уставились на солдат в тяжелых сапогах. Первым пришел в себя Браун.

— Так бы и давно, – произнес он. – Мы уж думали, что вы никогда не придете.

— Он хочет сказать, что не надеялся увидеть вас в живых, – спокойно пояснил Андреа. – Я тоже не думал встретить вас целых и невредимых.

— Да, – кивнул Меллори. – Спасибо Миллеру. Он единственный оказался настолько внимательным, что раскусил Панаиса, пока мы все хлопали ушами.

— Где он?! – спросил Лука.

— Панаис-то? – Миллер небрежно махнул рукой. – Мы его оставили одного. С ним несчастный случай произошел.

– Он стоял возле Брауна и аккуратно разрезал веревки, связывающие раненую ногу радиста. Меллори тоже был занят: освобождал от пут Андреа и одновременно пересказывал подробности, успевая в то же время слушать торопливый отчет грека о происшествии в башне. Андреа поднялся на ноги. Растирая затекшие руки, он глядел на насвистывающего Миллера.

— Уж этот мне свист, капитан. Звучит ужасно и, что еще хуже, очень громко. Часовые..

— Не беспокойтесь о них, – мрачно сказал Меллори. –

Они никак не ожидали увидеть нас с Дасти. Были беспечны. – Он взглянул на Брауна, ковылявшего по комнате.

– Как нога, Кейси?

— Отлично, сэр, – обронил Браун небрежно, будто речь шла о чем-то несущественном. – Я связался с Каиром.

Доклад...

— С рапортом придется подождать, Кейси. Нужно поскорее убираться отсюда. Ты в порядке, Лука?

— Мое сердце разбито, майор Меллори. Ведь он мой соотечественник, друг, которому я доверял. .

— С этим тоже придется подождать. Пошли.

— Вы слишком спешите, – посетовал Андреа. Они вышли в коридор, перешагнув через труп часового, мешком валявшегося на каменных плитах. – Конечно, если все они такие, как этот приятель. .

— С этой стороны нет никакой опасности, – нетерпеливо прервал его Меллори. – А вот солдаты в городе.

Они-то, должно быть, уже пронюхали, что мы раскусили

Панаиса, значит, избавились от него. Немцы наверняка сообразят, что мы постараемся улизнуть отсюда. Судите сами, в таком случае они должны быть уже на полпути к замку. А если они придут. . – Он уставился на вдребезги разбитый генератор и останки браунского передатчика в углу прихожей. – Неплохо они над ними поработали, а? –

огорченно сказал он.

— Слава Богу, – небрежно согласился Миллер. – По крайней мере меньше придется тащить, вот что я отвечу.

Если бы только видели, во что превратилась моя спина после этою чертова генератора!.

— Сэр?.. – Браун поймал Меллори за руку: странный поступок для всегда сдержанного младшего офицера.

Меллори изумленно остановился и вопросительно поглядел на радиста. – Сэр, это очень важно. Я имею в виду рапорт. Вы должны выслушать его, сэр.

Его поступок и невероятная серьезность полностью приковали внимание Меллори. Он улыбнулся Брауну.

— Хорошо, Кейси, выкладывайте, – спокойно предложил он. – Вряд ли нам может быть хуже, чем сейчас.

— Может, сэр, – в голосе Кейси звучали усталость и такой надлом, что большой каменный зал показался Меллори еще холоднее. – Боюсь, что может, сэр. Сегодня вечером я связался с Каиром. Отличная слышимость. Сам капитан Дженсен был у передатчика. Он прямо-таки с ума сходил. Он ждал нас целый день. Хотел узнать, как дела. Я

сообщил ему, что в крепость мы еще не проникли, но надеемся попасть туда через час или около этого.

— Продолжайте.

— Дженсен ответил, что это самая лучшая новость, которую он когда-либо слышал. Он сказал еще, что был дезинформирован, что его одурачили, что ударная флотилия немецкого десанта не полезла через Циклады, а прошла прямо. С таким плотным воздушным и морским конвоем, которого еще не видывали в Средиземноморье. Немцы готовы к удару по Ксеросу еще до завтрашнего рассвета.

Он сказал, что наши эсминцы целый день ждали их с юга, но с наступлением темноты отошли к острову. Они ожидают приказания пройти через Мейдосский пролив. Я

спросил его, быть может, что-то случилось, а он ответил, что только не с капитаном Меллори и не с Миллером.

Кроме того, он добавил, что не хочет рисковать жизнями более тысячи людей на Ксеросе только потому, что может ошибиться, – Браун внезапно умолк, остановился и мрачно уставился в пол.

Все стояли молча, не произнося ни звука.

— Продолжайте, – шепотом повторил Меллори. Лицо его побледнело.

— Это все, сэр. Больше ничего он не сказал. Сегодня в полночь эсминцы войдут в пролив. – Браун посмотрел на свои светящиеся часы. – В полночь. Через четыре часа.

— О Господи! Полночь! – Меллори был огорошен. Он вперился в одну точку. Руки сжались в кулаки так, что суставы пальцев побелели. – Они придут сегодня в полночь.

Да поможет им Бог! Теперь им может помочь только Бог.

Только не мы...

ГЛАВА 15

Среда. Вечер.

20.00–21.15

Часы тикали, часы торопили: 8.30, 8.30, 8.30.. Ровно тридцать минут до комендантского часа. Меллори распластался на крыше, прижался к контрфорсу громадной стены крепости. Тихо выругался. Стоит часовому посветить фонариком – и всем им конец. Карниз, по которому ходили часовые, тянулся вдоль наружной стены примерно в четырех футах от верха. Случайный луч фонаря – и они будут обнаружены. И Меллори, и Дасти Миллер, притаившийся прямо за ним с большим автомобильным аккумулятором в руках, оказались бы совершенно беззащитными, если их заметят со стены. Возможно, им и следовало бы остаться с Лукой и Кейси, мастерившими крюк из проволоки на одной из крыш, подальше от крепостной стены. Крюк привязали к бамбуковому шесту, который выдернули из ограды, когда прятались впопыхах за городом. Три грузовика с солдатами пронеслись тогда мимо в направлении замка Вигос.

8.32. «Какого черта копошится там Андреа?» – раздраженно подумал Меллори. Андреа не терял ни секунды напрасно. Не только промедление, но и излишняя суетливость в их ситуации была смерти подобна. Насколько они могли судить, вряд ли внутри форта осталось много солдат.

Они знали, что в эту минуту половина немецкого гарнизона прочесывала город и местность в районе Вигоса.

Меллори посмотрел на свою обожженную руку. Криво улыбнулся. Поджог грузовика – его единственный вклад во вчерашние действия группы. Все остальное сделали или

Миллер, или Андреа. Андреа предложил занять пустующий дом, расположенный среди других домов, занятых немецкими офицерами. Единственный разумный выход из положения. А Миллер, лишившийся взрывателей и бикфордова шнура, неожиданно заявил, что ему необходим аккумулятор. И опять-таки именно Андреа, заслышав надсадный вой грузовика, успел завалить тяжелыми валунами въезд на длинную дорожку, ведущую к башне. Солдаты оставили автомобиль у ворот и побежали к замку.

Преодоление препятствия в виде шофера и его напарника заняло лишь несколько секунд. Чуть больше, чем потребовалось Меллори, чтобы отвинтить клеммы тяжелого аккумулятора, найти укрепленную сзади канистру с бензином и вылить ее содержимое на мотор, кабину и кузов, сразу исчезнувшие в реве и вихре пламени. Как сообщал раньше Лука, облитый бензином грузовик был небезопасен

– ожог на руке Меллори болезненно ныл. Но опять-таки, как и рассказывал Лука, машина горела великолепно. Горящая машина, конечно, сразу подсказала немцам, что группа не в замке. Однако сжечь грузовик было необходимо, чтобы скрыть отсутствие аккумулятора. И все-таки

Меллори слишком хорошо знал противника, чтобы недооценивать опасность: немцы могли догадаться об истинной цели нападения на грузовик быстрее, чем предполагали преследуемые. .

Миллер дернул его за ногу. Он вздрогнул и обернулся.

Американец показал куда-то назад. Меллори увидел Андреа, машущего рукой из люка в дальнем углу крыши.

Гигант грек был, как всегда, по-кошачьи бесшумен. Появился совершенно незаметно. Меллори огорченно покачал головой, разозлившись на собственную рассеянность, забрал у Миллера аккумулятор, велел позвать остальных, а сам медленно и бесшумно пошел по крыше. Ему показалось, что батарея весит не меньше тонны, но Андреа легко подхватил ее, перенес через край люка, сунул под мышку и спустился по лестнице в крохотную прихожую.

Андреа прошел в открытую дверь балкона, нависшего над темной неподвижностью гавани. Меллори шел по пятам. Легонько дотронулся он до плеча грека, когда тот опускал батарею на пол.

— Никаких осложнений? – тихо спросил Меллори.

— Совершенно никаких, Кейт, – Андреа выпрямился. –

Дом пуст. Я так удивился, что обошел его вокруг дважды, чтобы лишний раз убедиться в этом.

— Отлично! Великолепно! Наверное, честная компания рыщет сейчас в поисках нашей группы по всему острову.

Интересно, как они запели бы, узнав, что мы сидим у них в гостиной?

— Никогда не поверили бы, – молниеносно ответил

Андреа. – Здесь они будут нас искать в последнюю очередь.

— Как я хочу, чтобы ты оказался прав! – с жаром произнес Меллори, прошел к решетчатым перилам, глянул вниз, во тьму под ногами, и вздрогнул. Спуск намечался длинный, очень длинный, в добрую сотню футов. Было очень холодно: проклятый, хлещущий как из ведра дождь пронизывал до костей.. Он отступил на шаг и потряс руками перила. – Как ты думаешь, эта штука достаточно крепка?

— Не знаю, Кейт, не знаю, – Андреа пожал плечами. –

Надеюсь, что выдержит.

— Надеюсь, что да, – эхом отозвался Меллори. – Да дело и не в этом. На вид перила крепки. – Он опять далеко высунулся за перила, глянул вверх и чуть вправо. В иссеченном дождем сером ночном мраке едва проглядывалась еще более черная темень – жерло пещеры, в которой находились два больших орудия, две зловещие пушки острова Наварон. Пушки, расположенные всего в сорока футах от них и футов на тридцать выше. А между ними и пушками – стена утеса. Пещера и теперь для них так же недоступна, как луна. Он пошел было с балкона, но услышал шаги прихрамывающего Брауна. – Иди-ка к входной двери, Кейси, и стой там. Лучше у окна. Переднюю дверь не закрывай. Если придут гости, впусти.

— Бить только кулаками и ножом. Не стрелять. Не так ли, сэр? – промолвил Браун.

— Только так, Кейси.

— Хоть это мне оставили, – мрачно произнес Браун и захромал к двери.

Меллори повернулся к Андреа.

— На моих часах без двадцати трех.

— То же и на моих: без двадцати трех десять.

— Какая удача, – усмехнулся Меллори и с улыбкой обратился к Миллеру: – Давай, Дасти. Начали.

…Через пяток минут Меллори и Миллер сидели в таверне на южной стороне городской площади. Стены, столы, стулья и полки хозяин выкрасил в этакий яркий отвратительно-веселенький цвет. Такого же цвета были ящики с бутылками: у всех островитян неизменное правило

– красить винные лавки в синий с красным, а кондитерские

– в зеленый цвет. Несмотря на это, таверна оказалась довольно угрюмым, плохо освещенным помещением, таким же мрачным, как суровые герои войны за Независимость.

Горящие глаза героев с пышными усами глядели с дюжины плакатов, наклеенных на стену на уровне глаз. Между каждой парой плакатов висела реклама фиксового пива.

Впечатление непередаваемое. Меллори вздрогнул, представив, как это все выглядело бы при ином освещении.

Если бы трактирщик не поскупился на него. Но в кабачке, кроме чадящих масляных ламп, поставленных на стойку, не было другого света.

Полумрак вполне устраивал новых посетителей. Их темная одежда, поношенные пиджаки, кушаки и сапоги выглядели весьма заурядно, а черные шапочки – фески, неизвестно где добытые Лукой, были вполне уместны.

Островитяне в таверне – их было человек восемь – носили точно такие же. Одежда вполне подходящая. Трактирщик не обратил на них особого внимания. Даже от хозяина питейного заведения едва ли можно ожидать, что он помнит в лицо всех жителей пятитысячного городка. Патриотически настроенный грек, как его отрекомендовал Лука, даже и бровью не повел бы, появись в трактире немецкие солдаты.

А немцы там были – четверо солдат за столиком у самого прилавка. Меллори и Миллер их не боялись. Лука презрительно назвал этих немцев бандой старух. Меллори догадался, что это штабные писаря, которые приходят сюда каждый вечер.

Миллер закурил вонючую местную сигарету и с отвращением сморщил нос.

— Чертовски странный запах в этом притоне, начальник.

— Выброси сигарету, – посоветовал Меллори.

— Вы не поверите, но запах, который я чую, во много раз хуже сигаретного.

— А! Гашиш, – коротко пояснил Меллори. – Проклятие всех здешних портов. – Он кивнул в угол. – Парни из той дыры дымят им каждый вечер. Ради этого они только и живут.

— Что же, им обязательно нужно дьявольски шуметь, когда они этим занимаются? – брезгливо спросил Миллер.

– Посмотрел бы на такую компанию Тосканини!

Меллори глянул на кучку людей в углу, сгрудившихся вокруг играющего на бузуке – мандолине с длинным грифом. Тот пел нудную, заунывную песню курильщиков гашиша из Пирея. В музыке слышалась какая-то меланхолия, была какая-то восточная привлекательность, но сейчас она действовала на нервы. Чтобы по-настоящему оценить эту песню, нужно быть в определенном состоянии, нужно иметь беззаботное настроение. А Меллори никогда в жизни не чувствовал себя более озабоченным, чем сегодня.

— Да, это довольно мерзко, – заметил он, – но зато мы можем спокойно разговаривать, чего нельзя было бы позволить, если они вдруг встанут, соберутся и уйдут.

— Как я хочу этого! – мрачно сказал Миллер. – Я бы с удовольствием помолчал. – Он принялся брезгливо ковыряться в смеси из маслин, печенки, сыра и яблок, лежащей на тарелке перед ним. Как истинный американец, много лет подряд пивший аперитивы, он не одобрял греческий обычай запивать еду вином. Неожиданно он поднял глаза, погасил сигарету и спросил со стоном: – Ради Бога, начальник, сколько мы еще будем терпеть это?

Меллори глянул на него и отвел глаза. Он точно знал, что испытывает сейчас Миллер, ибо и сам испытывал то же самое. Напряженность ожидания, взвинченность – каждый нерв натянут как струна: многое зависело от последующих нескольких секунд. Не напрасны ли их труды и страдания, погибнут или будут жить люди на Ксеросе, напрасно или не напрасно жил и умер Энди Стивенс, – все решится сейчас, через несколько мгновений. Меллори еще раз глянул на Миллера, увидел его нервные руки, глубокие морщины вокруг глаз, плотно сжатые побелевшие губы –

признаки сосредоточенности, но решил не придавать им значения. Из всех людей, которых он когда-либо знал, спутником в этой ночи можно выбрать только тощего, угрюмого американца. За исключением Андреа. А быть может, и не исключая Андреа. Лучшим диверсантом Южной Европы назвал Миллера тогда, в Александрии, капитан

Дженсен. Он проделал долгий путь сюда исключительно ради сегодняшней ночи. Сегодняшняя ночь – это ночь

Миллера.

Меллори посмотрел на часы.

— Через пятнадцать минут – комендантский час, –

спокойно сказал он. – Ракета будет через двенадцать минут.

Осталось ждать четыре минуты. – Меллори увидел пульсирующую жилку на виске Миллера и невольно подумал: то же самое мог заметить на его лице и американец, Он вспомнил о раненом Кейси Брауне. В доме, из которого они недавно ушли, радисту предстояла ответственная работа, а дверь в самый критический момент останется без охраны.

Кейси будет на балконе. Стоит ему оступиться.. Он заметил, что Миллер как-то странно смотрит на него и криво улыбается.

«Стоят ли остальные двое на постах? – подумал он. –

Должны бы стоять. Немцы давно обыскали верхнюю часть города. Но нельзя предвидеть всего, что может случиться.

Всегда случается что-нибудь неожиданное. И очень даже просто.. »

Меллори опять взглянул на часы. Стрелки ползли как никогда медленно. Он закурил последнюю сигарету, налил последний стакан вина и прислушался к вою доносящейся из угла песни, не вникая в нее толком. Песня курильщиков жалобно замерла. Стакан пуст. Меллори поднялся.

— Вот и все, – произнес он, – Нам снова нужно идти. –

Легко направился к выходу, пожелав присутствующим спокойной ночи. У самой двери остановился, выглянул наружу и озабоченно пошарил по карманам, словно искал чего-то.

Ночь безветренна. Идет дождь. Очень сильный – капли дождя высоко отскакивают от булыжника мостовой.

Насколько можно разглядеть, улица пустынна. Удовлетворенный этим, Меллори крепко выругался и повернул обратно. Лицо приняло сосредоточенное выражение. Он пошел прямо к столу, за которым только что сидел. Рука покоилась в просторном внутреннем кармане куртки.

Мельком взглянув на Дасти, заметил, что тот поднимается, отодвигая стул. Мгновенно остановился. В трех футах от столика немцев. Лицо прояснилось. Рука уже не искала ничего.

— Ни с места! – тихо произнес он по-немецки, и слова его были не менее угрожающи, чем сорокапятимиллиметровый кольт, направленный на солдат. – Мы отчаянные парни. Кто двинется, будет убит.

Солдаты окаменели. Лица их застыли без всякого выражения, глаза расширились от удивления. Неожиданно немец, который сидел ближе к стойке, мигнул и дернул плечом. В тот же миг застонал от боли. В руку его впилась пуля: тихий хлопок бесшумного пистолета Миллера не могли услышать за дверью.