Полярный конвой. Пушки острова Наварон

Еще одна длинная автоматная очередь ударила по камням, только что им оставленным. Полдюжины немцев, пригнувшись, по трое с каждой стороны, спотыкаясь, бросились вперед, вверх по склону. Вот они снова залегли в снег. Андреа опустил голову, потерся грязным заросшим подбородком о тыльную сторону ладони: «Скверно, очень скверно. Чертовски плохо. Эти немецкие лисы никогда не пойдут прямо в атаку». Они продвигались веером в обе стороны. Концы цепи охватывали его полукольцом. Для него это была не очень удачная ситуация, но можно справиться и с таким маневром. Еще раньше он хорошо приметил спасительный овражек, который извивался по склону позади него. Но Андреа не предвидел, что западный край цепи наткнется прямо на пещеру, в которой прятались остальные.

Андреа перевернулся на спину, поглядел на вечернее небо. С каждой минутой становилось темнее. Быстро темнело еще и от тяжело падавшего снега. День угасал. Грек осмотрел вздымающуюся громаду Костоса – лишь несколько скал и выемок перечеркивали однообразие ровного склона. Он еще раз окинул взглядом горы. Автоматы горного батальона снова заговорили. Он увидел, что опять повторяется тот же маневр, и не стал мешкать. Вслепую стреляя вниз, он привстал и бросился на открытое место.

Пальцы сжимали курок, ноги скользили по плотному насту. Опять вскочил и, сделав рывок, оказался под укрытием груды камней. Тридцать пять, тридцать, двадцать ярдов. Ни выстрела. Он поскользнулся на твердой наледи.

Вскочил по-кошачьи. Еще десять ярдов, а он все цел и неуязвим. Нырнул в укрытие, упал на грудь и живот так, что почувствовал ребрами, как судорожно сжались легкие.

Задохнулся.

Пытаясь отдышаться, он снял кожух магазина, вставил новую обойму, успел бегло глянуть на вершину горы, вскочил на ноги – все в какой-то десяток секунд. Держа маузер наперевес, снова стал стрелять не целясь, как попало. Не было смысла целиться, ибо он мог видеть только предательски скользкую землю под ногами да недостижимо далекие впадины на склонах гор. Потом кончились патроны, и маузер стал бесполезен. А каждый автомат, каждая винтовка снизу стреляли. Пули свистели вокруг, ослепляя его взвихренными струйками снега, рикошетя от твердых камней. Но сумерки уже тронули вершину, и Андреа стал только тенью, быстро бегущей тенью на фоне призрачно-смутного горного пейзажа. Разобрать что-либо на монотонном заснеженном склоне было одинаково трудно в любое время. Но непрерывный плотный огонь немцев и сейчас, в сумерках, был опасен. Андреа не мешкал. Невидимые руки злобно дергали его за развевающиеся полы маскхалата. Он бежал почти по прямой. Последние десять футов – и он рухнул в укрытие, вниз лицом.

Распластавшись, он перевернулся на спину, вынул из нагрудного кармана зеркальце и поднял его на вытянутой руке над головой. Сначала Андреа ничего не видел, потому что темнота внизу была гуще, а зеркальце запотело от тепла его тела. Но на холодном воздухе пелена исчезла, и он разглядел двух, трех, потом сразу с полдюжины немцев, неуклюже бежавших вверх по склону. Он увидел и двух крайних солдат, замыкавших правую сторону цепи. Андреа опустил зеркальце и с облегчением вздохнул. Глаза сузились в улыбке. Он глянул в небо, моргнул – первые хлопья падающего снега растаяли на его ресницах. Он снова улыбнулся.

Почти лениво вынул последнюю обойму к маузеру и вложил еще несколько патронов в магазин.

— Начальник, – голос Миллера угрюм.

— Да? В чем дело? – Меллори стряхнул снег с лица, с воротника накидки и стал вглядываться в белое месиво впереди себя.

— Начальник, когда вы учились в школе, вам не приходилось читать рассказы о том, как люди терялись в снежной буре и бродили по кругу день за днем?

— У нас была именно такая книга в Куинстауне, – ответил Меллори.

– Бродили по кругу, пока не умирали, – настаивал

Миллер.

— О, ради Бога, – нетерпеливо произнес Меллори. Ноги его даже в просторных ботинках Стивенса противно ныли.

– Как мы можем плутать по кругу, если все время спускались вниз? Ты думаешь, мы где, на чертовой винтовой лестнице?

Дальше Миллер шел в напряженном молчании. Меллори двигался рядом. Они по щиколотку утопали в мокром липком снегу, падавшем тихо и неустанно в течение последних трех часов, с тех пор, как Андреа увел поисковую партию егерей. Даже в середине зимы в Белых горах, на

Крите, не бывало такого обильного и непрерывного снегопада. «А ведь имеется множество островов вечного солнца, которое их всех еще золотит», – горько подумал он.

Он не предвидел снегопада, когда собирался в деревню

Маргариту за едой и топливом. Но и тогда он не изменил бы решения. Хотя Стивенс теперь не так страдал от боли, он слабел на глазах. Крайняя необходимость вынудила их предпринять этот поход.

Луна и звезды закрыты тяжелыми снежными облаками, и, естественно, мало что можно было разглядеть в любом направлении, даже на расстоянии десятка футов. Потеря компаса делала их беспомощными. Меллори не сомневался, что найдет деревню – это так просто: пойти вниз по склону и шагать до тех пор, пока не наткнешься на ручей, бегущий через всю долину. Затем по ручью двигаться на север, пока не достигнешь Маргариты. Но что будет, если этот снег помешает отыскать на обратном пути крошечную пещерку в громадной горной пустыне...

Меллори едва не вскрикнул – железная рука Миллера ухватила его за локоть, и потянула вниз, в снег. Он прикрыл козырьком ладони глаза от снега и стал вглядываться в бархатное белое покрывало, вихрями поднимающееся перед ним в темноте. Наконец всего в нескольких футах впереди он разглядел темный приземистый силуэт. Оставалось только наскочить на него.

— Это хижина, – тихо сказал он Миллеру на ухо. Он приметил ее еще раньше, после полудня. Хижина на полпути между пещерой и Маргаритой. Почти по прямой линии. Облегченно вздохнул, чувствуя прилив уверенности: через полчаса, а то и раньше они будут в деревне.

— Элементарная координация, мой дорогой капрал, –

пробормотал он. – Потеряться, да еще ходить по кругу!

Чуть больше веры в... – он умолк: пальцы Миллера еще крепче впились в его локоть, а лицо оказалось совсем близко.

— Я слышал голоса, начальник, – едва выдохнул он.

— Ты уверен в этом? – засомневался Меллори, заметив, что пистолет с глушителем все еще в кармане Миллера.

Миллер помедлил.

— К чертям собачьим, начальник, ни в чем я не уверен, –

раздраженно прошептал он. – Последний час я только и делал, что воображал всякую чертовщину. – Он отбросил назад капюшон, чтобы лучше слышать, вытянулся вперед и через секунду снова склонился к Меллори. – Как бы там ни было, я уверен, что слышу что-то.

— Пойдем посмотрим, что там такое, – Меллори снова был на ногах. – Думаю, что ты ошибаешься. Это не могут быть егеря. Они наполовину влезли на Костос, когда мы их видели в последний раз. Такие хижины используются пастухами только в летние месяцы. – Он спустил предохранитель кольта 45-го калибра и медленно, полусогнувшись, двинулся вперед, к ближней стене хижины. Миллер шел рядом.

Они прижались к тонкой, обшитой толем стене и замерли. Через несколько секунд Меллори успокоился.

— В доме никого. Если там кто-то и есть, то ведет себя невероятно тихо, а так не бывает. Ты иди сюда, а я пойду тебе навстречу. У двери остановись. Она со стороны долины. Подальше обходи углы. Это никогда не подводит, если вдруг наткнешься на засаду.

Через минуту они были внутри хижины. Плотно прикрыли дверь. Прикрывая луч фонаря рукой, Меллори проверил все закоулки ветхого строения. Хижина совершенно пуста. Земляной пол, грубый деревянный топчан, развалившаяся плита и ржавый фонарь «летучая мышь» на ней.

Вот и все. Ни стола, ни стула, ни трубы, ни даже окна.

Меллори прошел к плите, поднял фонарь, поболтал им в воздухе.

— Им уже много недель не пользовались, но керосин залит полностью. Очень полезен в нашей чертовой ловушке, если мы теперь вообще ее отыщем. . – Он замер, будто врос в пол. Прислушался. Глаза уставились в пустоту, голова слегка склонилась набок. Мягко, очень бережно он опустил лампу и спокойно прошел к Миллеру. –

Напомни, чтобы я извинился перед тобой, – пробормотал он. – Нас здесь целая группа. Дай мне твою пушку и продолжай говорить.

— Снова этот Кастельроссо, – громко пожаловался

Миллер. Он и бровью не повел. – Это ужасно скучно. Китаец, бьюсь об заклад, на этот раз обязательно китаец. –

Теперь он говорил сам с собой.

С автоматическим пистолетом у пояса Меллори бесшумно отошел от хижины фута на четыре и двинулся в обход. Он обогнул два угла и подошел к третьему, когда краем глаза заметил сзади неясную тень человека, метнувшегося к нему от земли с вытянутой вперед рукой.

Меллори отскочил в сторону, ловко повернулся и с ходу нанес кулаком яростный удар в живот нападавшего. С болезненным стоном, перегнувшись пополам, нападавший бездыханно рухнул на землю. Меллори перебросил пистолет в правую руку и, не мигая, уставился на распростертое тело, на примитивную деревянную дубинку, зажатую рукой в перчатке, на холщовую котомку за спиной.

Он держал упавшего на мушке и ждал. Слишком это было легко, слишком подозрительно. Прошло полминуты, а тело на земле все не двигалось. Меллори коротко шагнул вперед и довольно сильно ударил лежащего по колену. Этот старый прием никогда, как он помнил, не подводил. Боль была короткой и резкой, но – ни звука, ни движения.

Меллори быстро нагнулся, свободной рукой ухватил наплечные лямки котомки, выпрямился и направился к двери хижины, полунеся, полуволоча по земле пойманного. Тот почти ничего не весил. «Даже на Крите пропорционально, конечно, не стоят такие крупные гарнизоны.

Здесь, должно быть, намного меньше остается пищи для островитян, – огорченно думал Меллори. – Видать, и вправду слишком мало». Он пожалел, что ударил так сильно.

Миллер встретил его у раскрытой двери. Молча нагнулся, подхватил человека за щиколотки и помог

Меллори швырнуть его на топчан в дальнем углу хижины.

— Неплохо, начальник, – похвалил он. – Я ничего не слышал. Кто здесь чемпион-тяжеловес?

— Не имею понятия, – Меллори покачал головой. –

Кожа да кости, одни кожа да кости. Закрой дверь, Дасти, и поглядим, что мы тут выловили.

ГЛАВА 8

Вторник.

19.00–00.15

Маленький человечек зашевелился, застонал и кое-как сел. Меллори поддержал его за плечо, тот тряс головой, судорожно глотал, зажмурив глаза, и с трудом пытался прийти в себя – избавиться от гула в голове и радужных кругов перед глазами. Наконец он медленно поднял голову и в слабом отсвете зажженного фонаря оглядел сначала

Меллори, потом Миллера и опять Меллори. Смуглые щеки его приобрели нормальный цвет, тяжелые темные усы возмущенно ощетинились, а глаза потемнели от гнева.

Человечек рывком сбросил руку Меллори со своего плеча.

— Кто вы? – спросил он на чистом, почти без акцента, английском языке.

— Извините, но чем меньше вы узнаете, тем лучше, –

улыбнулся Меллори, стараясь не особенно обидеть человечка. – Это будет лучше для вас же. Как вы себя чувствуете?

Человечек осторожно растер солнечное сплетение и с болезненной гримасой согнул ногу в колене.

— Крепко вы меня двинули.

— Пришлось. – Меллори пошарил рукой позади себя и достал отобранную у человечка дубинку. – Вы ведь пытались огреть меня вот этой штукой. Что же вы хотели?

Чтобы я снял шапку и подставил голову, дабы получить удар посильнее?

— Вы меня развеселили. – Он снова согнул колено и с враждебной подозрительностью глянул на Меллори. – У

меня болит колено, – обвиняюще заявил он.

— Сначала о вас. Зачем дубинка?

— Хотел уложить вас и посмотреть, что вы за тип, –

нетерпеливо пояснил он. – Это единственный безопасный способ. Вдруг вы из горного батальона. А почему мое колено...

— Вы неудачно приземлились, – не моргнув, ответил

Меллори. – Что вы здесь делаете?

— Кто вы? – задал человечек контрвопрос.

Миллер кашлянул и демонстративно глянул на часы.

— Все это очень увлекательно, начальник.

— Ты прав, Дасти. Мы проголодались. – Меллори протянул руку к котомке пойманного, взял ее и перебросил

Миллеру. – Ну-ка посмотри, что там?

Как же! Человечек даже не шелохнулся.

— Еда! – блаженно сказал Миллер. – Великолепный, прекрасный харч! Жареное мясо, хлеб, сыр, вино! – Миллер неохотно закрыл котомку и удивленно посмотрел на пойманного. – Дьявольски подходящее время для пикника.

— Так! Американец, янки, – ухмыльнулся человечек. –

Уже получше.

— Что вы хотите сказать? – подозрительно спросил

Миллер.

— Оглянитесь, – любезно предложил человечек и небрежно кивнул в дальний угол хижины. – Поглядите туда.

Меллори быстро обернулся и увидел, что они в ловушке. Он спокойно дотронулся до руки Миллера.

— Не оглядывайся и не трогай пистолета. Наш приятель,

кажется, не один. – Меллори сжал зубы и выругал себя за собственную тупость: «Голоса. Дасти говорил, что слышит голоса. Видать, я устал сильнее, чем думаю».

Высокий тощий мужчина загородил дверной проем.

Лицо его закрывала тень натянутого на глаза капюшона. В

руках оружие. «Короткий карабин «ли инфельд», – бесстрастно отметил Меллори.

— Не стреляй, – торопливо сказал человечек по-гречески. – Я уверен, что это те, кого мы ищем, Панаис.

Панаис! У Меллори стало легко на душе. Это имя называл Эжен Влакос тогда, в Александрии.

— Неплохой трюк, или как? – улыбнулся человечек

Меллори, и тяжелые усы его забавно поднялись в уголках рта. – Я еще раз спрашиваю, кто вы такие?

— Спецкоманда, – незамедлительно ответил Меллори.

Человечек удовлетворенно кивнул.

— Вас послал капитан Дженсен?

Меллори откинулся на топчан и облегченно вздохнул.

— Мы среди друзей, Дасти. – Он взглянул на стоящего перед ним человечка. – Вы Лука? «У первой оливы на площади в Маргарите...»

Человечек просиял. Поклонился и протянул руку.

— Лука. К вашим услугам, сэр.

— А это – Панаис?

Темный, мрачный, неулыбчивый человек в дверном проеме кивнул молча.

— Они и есть, – маленький человечек сиял от удовольствия. – Лука и Панаис. Так о нас помнят в Александрии и

Каире? – с гордостью спросил он.

— Ну конечно! – Меллори спрятал улыбку. – Они очень высокого мнения о вас. Вы и раньше много помогали в борьбе с немцами.

— И снова поможем, – живо ответил Лука. – Чем можем быть полезны?

— Пища, Лука. Нам требуется пища. Она очень нужна.

— Это у нас имеется, – гордо сказал Лука и указал на котомку. – Мы шли с ней в горы.

— Так вы шли к. . – Меллори был потрясен. – Откуда вы узнали, что мы здесь? Или хотя бы что мы на острове?

Лука жестом остановил его.

— Это было нетрудно. Еще на рассвете немецкие отряды прошли через Маргариту к югу, в горы. Все утро они прочесывали восточный склон Костоса. Мы поняли, что кто-нибудь наверняка высадился. Вот почему рыщут немцы. И еще дошли слухи, что немцы перекрыли тропу через скалы на западе. Они не предполагали, что вы обойдете западный перевал, а вы их одурачили. И вот мы пришли и нашли вас.

— Но вы бы нас никогда не нашли, если...

— Мы бы нашли вас, – уверенно ответил Лука. – Мы с

Панаисом знаем каждый камень, каждый кустик, каждую травинку на Навароне. – Лука поежился и выглянул наружу, в снежную заметь, – Вы не могли выбрать погоду получше?

— Не могли и похуже, – мрачно ответил Меллори.

— Да, прошлая ночь, – согласился Лука. – Никто не мог и ожидать вас прошлой ночью. В такой ветер и дождь.

Никто и не услышал бы самолета. Никому и присниться не могло, что вы спрыгнете с...

— Мы пришли морем, – прервал его Миллер, небрежно махнув рукой, – и вылезли на южном клифе.

— Что? На южном клифе? – Лука не поверил. – Еще никому не удалось взобраться на южный клиф. Это невозможно.

— Примерно так же думали и мы, когда уже наполовину взобрались, – откровенно признался Меллори. – Но тут

Дасти прав. Так оно и было.

Лука отступил на шаг. Лицо ничего не выражало.

— А я говорю, что это невозможно, – категорически заявил он.

— Но он сказал правду, – спокойно заметил Миллер. –

Вы когда-нибудь читаете газеты?

— А как же! Конечно, читаю, – возмутился Лука. – Что же вы думаете, будто я.. как это у вас называется.. неграмотный?

— Тогда вспомните. Незадолго до начала войны, – посоветовал Миллер. – Вспомните об альпинистах в Гималаях. Вы должны были видеть его фотографии не раз и не два, а сотни раз. – Он многозначительно посмотрел на

Меллори. – Только в те времена он был, пожалуй, покрасивее. Да, вы должны помнить. Это Кейт Меллори из Новой Зеландии.

Меллори ничего не сказал. Он видел замешательство

Луки, его вытаращенные глаза и склоненную набок голову.

Что-то всплыло в памяти человечка, лицо осветилось широченной улыбкой, стершей остатки подозрительности.

Лука шагнул вперед, дружественно протягивая руку.

— Клянусь небом, вы правы! Меллори! Конечно, я знаю.

Чемпион, – он схватил руку Меллори и стал трясти ее с великим воодушевлением. – И правда, как говорит американец, вам следует побриться... да и выглядите вы старше.

— Да и чувствую себя стариком, – мрачно сказал Меллори. Кивнул в сторону Миллера. – Это капрал Миллер, американский гражданин.

— Еще один знаменитый альпинист? – с жаром спросил

Лука. – Еще один горный тигр?

— Он поднялся на южный клиф так, как до него никто не поднимался, – откровенно сказал Меллори, взглянул на часы и посмотрел в глаза Луки. – Там, в горах, остальные.

Нам требуется немедленная помощь, Лука. Нам она очень нужна. Прямо сейчас. Знаете, что грозит при поимке за помощь нам?

— Грозит? – Лука презрительно усмехнулся. – Грозит

Луке и Панаису, наваронским лисам? Это немыслимо! Мы призраки ночи, – он забросил котомку за плечи. – Пошли.

Отнесем еду вашим товарищам.

— Минуточку! – остановил его Меллори, и рука опустилась на плечо Луки. – Нам нужны печка и топливо. И

еще нам нужны. .

— Печка! Дрова! – Лука не поверил своим ушам. – Что у вас за друзья там, в горах? Шайка старух?

— А еще нам нужны бинты и лекарства, – терпеливо продолжал Меллори. – Один из наших товарищей в тяжелом состоянии. Мы боимся, что он не выживет.

— Панаис! – гаркнул Лука. – Быстро в деревню! – Теперь Лука говорил по-гречески.

Меллори рассказал, где находится пещера, Лука объяснил все товарищу, а убедившись, что тот понял его, на какой-то момент застыл в нерешительности, подергивая конец уса. Потом поглядел на Меллори.

— А сами вы сумели бы сейчас найти пещеру?

— Бог знает, – откровенно сознался тот. – Честно говоря, вряд ли.

— Тогда я пойду с вами. Видите ли, для Панаиса груз будет слишком велик: я ему велел прихватить одеяла.. и не уверен, что...

— Я пойду с ним, – вызвался Миллер. Ему вспомнился подъем на клиф и длинный переход через горы. – Такая прогулка пойдет мне на пользу.

Лука перевел его слова Панаису, молчащему, по-видимому, из-за полного незнания английского языка.

Но тот неожиданно запротестовал, да так бурно, что Миллер поглядел на него с удивлением.

— Что с этим солнышком? – спросил он Меллори. –

Кажется, он не очень обрадовался.

— Говорит, что сам справится и хочет идти один, – пояснил Меллори. – Утверждает, что ему придется медленнее идти в горах из-за тебя. – Он покачал головой с притворным удивлением. – Словно кто-то может заставить Дасти

Миллера идти медленно!

— Точно! – Лука прямо ощетинился от злости. Он заговорил с Панаисом, помогая словам жестами руки с вытянутым вперед пальцем.

Миллер обернулся и выжидательно поглядел на Меллори.

— Что он ему теперь говорит, начальник?

— Одну правду, – торжественно сказал Меллори. – Говорит, что тот должен гордиться, имея возможность идти с месье Миллером, знаменитым на весь мир американским альпинистом, – Меллори усмехнулся. – Панаис должен быть сегодня на высоте, доказав, что житель Наварона может ходить по горам не хуже и не медленнее других.

— О Господи Боже мой! – простонал Миллер.

— А на обратном пути не забывай подавать руку старине

Панаису там, где покруче.

К счастью, ответ Миллера потерялся в неожиданно сильном порыве ветра и снега.

Порывы ветра усиливались. Резко хлестали густым снегом по склоненным лицам и выбивали слезы из прищуренных глаз. Тяжелый мокрый снег таял сразу, едва касался одежды. Они промокли насквозь, замерзли и окоченели. Липкий, вязкий снег приставал к подошвам, изматывал, наливал ноги свинцом. Они шли очень медленно, спотыкаясь и едва волоча ноги. Видимости никакой – даже собственные ноги не разглядеть. Они двигались в серо-белой бесформенной массе, вихрящейся, плывущей, порывистой, злой. Лука шел по склону наискосок, с той непоколебимой уверенностью, с которой ходят люди по дорожкам собственного сада.

Лука был проворным, как горный козел, и таким же неутомимым. Он непрерывно болтал, всем видом выражая радость человека, снова занятого делом. Неважно каким, лишь бы направленным против врага. Он рассказал Меллори о трех последних нападениях на остров, об их провале. Немцев каким-то образом предупредили заранее о налете с моря. Они ожидали и отряд специальной морской службы. А коммандос, со всем, что у них было, разнесли в пух и прах. Двум же группам парашютистов сильно не повезло, ибо из-за ряда непредвиденных оплошностей самолеты доставили их прямо в руки противника. Он рассказал и о том, как они с Панаисом едва избежали смерти,

пытаясь хоть чем-нибудь помочь парашютистам. Панаиса даже схватили. Но он убил двух часовых и ушел неопознанным. Лука рассказал о расположении немецких войск, о проверочных пунктах, разбросанных по всему острову, о постах на двух единственных дорогах и, наконец, о том немногом, что было ему известно о самом форте Наварон.

«Панаис мог бы рассказать больше, – пояснил он, – Панаис дважды бывал в форте. Однажды провел там целую ночь».

Он знал все закоулки форта и мог рассказать о пушках, контрольных помещениях, бараках, офицерских комнатах, артиллерийском складе, тайниках, о постах охраны.

Меллори тихо присвистнул – они и не надеялись столько узнать. Им еще нужно уйти от преследования, достичь форта и проникнуть в него. Но уж если они туда попадут. . Панаис-то должен знать, как туда проникнуть...

Сам того не замечая, Меллори ускорив шаги еще ниже пригнувшись к земле под яростными порывами ветра.

— Ваш друг Панаис – замечательная личность, – медленно сказал он. – Расскажите о нем еще, Лука.

— Что еще рассказать? – Лука мотнул головой от порыва ветра. – Что я знаю о Панаисе? Кто о нем что знает?

Ему везет как дьяволу. Он отчаянно отважен. Скорее волк пощадит стадо и голодный лев ляжет с ягненком, чем Панаис будет дышать одним воздухом с немцами. Все знают это, но никто ничего не знает о Панаисе. Я благодарен Богу за то, что я не немец, пока Панаис здесь, на острове. Он бьет коварно, ночью, ножом в спину. – Лука остановился. –

Руки его в крови.

Меллори невольно вздрогнул, вспомнив темную мрачную фигуру Панаиса, его бесстрастное лицо, запавшие глаза. Он начинал ему нравиться.

— О нем, конечно, можно сказать и больше, – возразил

Меллори. – Вы же оба с Наварона..

— Да, так и есть.

— Ведь это небольшой остров и вы прожили на нем всю жизнь. .

— А вот здесь-то майор и ошибается! – Повышение

Меллори в звании было собственной идеей Луки. Несмотря на протесты Кейта, он, кажется, решил придерживаться ее до конца. – Я, Лука, долгие годы был за границей, помогал

Влакосу. Месье Влакос, – с гордостью пояснил Лука, –

очень важное лицо.

— Знаю, – кивнул Меллори. – Консул. Я встречался с ним. Отличный человек.

— Вы его встречали? Месье Влакоса? – Ошибиться было трудно: в голосе Луки слышались удовольствие и восторг. – Это здорово. Это великолепно. Вы мне потом расскажете про это. Он великий человек. Говорил я вам про это когда-нибудь?

— Мы говорили о Панаисе, – мягко напомнил Меллори.

— Ах да! Панаис. Я же сказал, что долгое время не был здесь. Когда вернулся, его здесь не было. Отец его умер.

Мать вновь вышла замуж. Панаис уехал к отчиму и двум сводным сестрам на Крит. Его отчим то ли рыбак, то ли фермер. Его убили в бою с немцами невдалеке от Кандии в самом начале войны. Панаис взял лодку и помогал союзникам бежать с Крита. Его поймали немцы. Подвесили за кисти рук на деревенской площади. Там, где жила его семья. Это недалеко от Кастели. Его выпороли так, что были видны ребра и позвоночник. Для острастки другим. И

оставили умирать. Потом сожгли деревню. А семья Панаиса исчезла. Вы понимаете, майор?

— Понимаю, – мрачно сказал Меллори. – Но ведь Панаис..

— Должен был умереть. Но он крепкий парень. Крепче сучка старого граба. Ночью друзья обрезали веревку и спрятали его в горах. Там он был, пока не выздоровел.

Потом снова объявился в Навароне, Бог знает каким образом. Наверное, греб на маленькой лодке от острова к острову. Он никогда не говорит, зачем пришел обратно.

Видать, ему доставляет больше удовольствия убивать немцев на своем родном острове. Не знаю, майор, могу только добавить, что еда, сон, свет, солнце, женщины, вино ничего не значат для этого дьявола. Меньше, чем ничего. –

Лука остановился, – Он подчиняется мне, потому что я слуга Влакоса. Но и я его побаиваюсь. Убивать, убивать и еще убивать – вот смысл его жизни. – Лука замер и втянул воздух, словно ищейка, учуявшая беглеца. Нога об ногу обил снег с ботинок и уверенно двинулся наискось по склону. В правильности направления он не сомневался.

— Далеко еще, Лука?

— Двести ярдов, майор. Не больше. – Лука сдул снег с темных тяжелых усов и выругался. – Я вряд ли пожалею о том, что, наконец, добрался до места.

— Да и я тоже. – Меллори вспомнились ненадежное промозглое укрытие и мокрые камни пещеры почти с любовью.

Становилось все холоднее и холоднее. Ветер набирал скорость. Его стонущий вой разносился окрест. Приходилось сильно сгибаться, чтобы преодолевать его сопротивление. Неожиданно они остановились и глянули друг на друга. Вокруг была только снежная пустыня. Они склонили головы, вслушиваясь.

Никаких подтверждений, что им взаимно послышался неясный звук.

— Вы тоже что-то услышали? – спросил Меллори.

— Это всего-навсего я. – Меллори резко обернулся на басовитый густой голос: громадная белая фигура поднялась из снега. – Молочная цистерна на булыжной мостовой

– ерунда по сравнению с тобой и твоим другом. Снег приглушал ваши голоса. Я засомневался, надо ли стрелять. .

— Откуда ты взялся, Андреа? – Меллори глядел на него с удивлением.

– Шел за дровами, – объяснил Андреа. – Искал дрова.

Поднялся вверх на Костос еще на закате солнца, когда снег немного перестал. Могу поклясться, что видел оттуда хижину в ложбине. Где-то недалеко. Темный квадрат ее отчетливо выделялся на снегу. Так я отправился..

— Вы правы, – перебил его Лука. – Это хижина старого

Лэри, сумасшедшего. Он пас коз. Все его предупреждали, но Лэри не слушался никого и ни с кем не разговаривал, кроме своих коз. Он погиб в хижине от оползня.

– Плохой конец, – промолвил Андреа. – Старина Лэри все-таки согреет нас сегодня ночью. – Он резко остановился, увидев ложбину у самых своих ног. Проворно спрыгнул вниз. Крепкие, как у горной овцы, ноги спружинили. Дважды свистнул и чутко вслушался, ожидая ответа.

Кейси Браун встретил его у входа в пещеру с опущенным автоматом и отодвинул брезентовый полог.

Чадящая сальная свеча, тяжело колыхнувшись языком пламени от внезапного порыва ветра, наполнила пещеру тревожными движениями теней. Свеча догорала. Черный обугленный фитиль склонился почти на самый камень.

Лука снял маскхалат и зажег новый огарок от гаснущего огонька. На миг обе свечи вспыхнули вместе, и Меллори впервые как следует разглядел Луку. Маленькую плотную фигурку в темно-синем пиджачке, обшитом черным шнуром по краю, с узорами на груди. Пиджачок плотно облегал тело и был перехвачен алым кушаком. Смуглое улыбающееся лицо, пышные великолепные усы, которые грек носил как знамя. Улыбчивый кавалер, д’Артаньян в миниатюре, весь увешанный оружием. Меллори увидел окруженные морщинками блеклые глаза, темные, печальные, словно навсегда усталые. Он успел заметить в них невыразимую скорбь. Огарок свечи вспыхнул и погас, а лицо Луки исчезло в тени.

Стивенс лежал, вытянувшись в спальном мешке. Дышал хрипло, часто, отрывисто. Он не спал, когда они вошли, но от еды и питья отказался. Отвернулся к стене.

Забылся тяжелым больным сном. Казалось, он совсем не чувствовал боли. «Плохой признак, – мрачно подумал

Меллори. – Самое худшее». Ему хотелось, чтобы Миллер возвратился поскорее.

Кейси Браун запил последние крошки хлеба добрым глотком вина, поднялся на окоченевшие ноги, отодвинул в сторону полог и грустно уставился в снежную круговерть.

Передернулся, опустил брезент, продел руки в лямки передатчика, собрал в моток веревку, взял фонарь и подстилку. Меллори глянул на часы. Без четверти двенадцать.

Вот-вот наступит время радиосвязи с Каиром.

— Хочешь еще раз попытаться, Кейси? Я бы в такую погоду собаку не выпустил.

— И я тоже, – угрюмо ответил Браун. – Но надо попытаться, сэр. Ночью прием намного лучше. Я собираюсь подняться по склону. Если бы я попытался это сделать днем, меня бы тут же засекли.

— Наверное, ты прав, Кейси. Тебе лучше знать. – Меллори с удивлением посмотрел на него. – А зачем набрал столько лишних вещей?

— Собираюсь накрыть приемник холстиной и сам залезу под нее с фонарем, – объяснил Браун. – А веревку закреплю здесь и размотаю по дороге. Мне все-таки хочется вернуться обратно.

— Неплохо, – одобрил Меллори. – И будь внимательней.

Чуть выше ложбина сужается, превращается в настоящую пропасть.

— Не беспокойтесь обо мне, сэр, – решительно сказал

Браун. – С Кейси Брауном ничего не случится. – Снежный порыв, хлопок брезента, и Браун исчез.

«Если Браун это сделает. .» – Меллори поднялся, натянул капюшон на голову.

– За топливом, джентльмены. К хижине старого Лэри.

Кто за полночную прогулку?.

Андреа и Лука встали одновременно. Меллори покачал головой.

— Хватит одного. Кто-то должен остаться со Стивенсом.

— Он крепко спит, – произнес Андреа. – Вряд ли с ним что произойдет, пока мы ходим за топливом.

— Об этом я не думаю. Но нельзя рисковать. Вдруг он случайно попадет в лапы немцев. Они заставят его говорить, так или иначе. Он в этом не будет повинен. Но все же его заставят говорить. Риск слишком велик.

— Ха! Вряд ли нужно беспокоиться, майор, – сказал

Лука. – На милю вокруг нет ни одного немца, честное слово.

Меллори помедлил и улыбнулся.

— Ты прав. Я стал нервным. – Он нагнулся над Стивенсом и слегка тряхнул его. Парень пошевелился, застонал, медленно открыл глаза. – Мы пойдем за дровами, –

сказал Меллори. – Вернемся через несколько минут. О'кей?

— Конечно, сэр. Что может случиться? Только оставьте пистолет и задуйте свечу. – Он улыбнулся. – И не забудьте предупредить, когда войдете.

Меллори наклонился, задул свечу. Пламя вспыхнуло и погасло. Люди и вещи в пещере утонули в полуночной тьме. Меллори повернулся на каблуках и вышел в летящий, несущийся снег. Андреа и Лука двинулись следом.

Через десяток минут они отыскали полуразрушенную хижину, а еще через пять минут Андреа сорвал дверь с ржавых петель и вместе с топчаном и столом разбил ее на короткие доски. Вскоре они уже несли в каменное убежище столько дров, сколько могли захватить. Ветер, несущийся на север от Костоса, дул им прямо в лицо. Лица окоченели от холода и хлесткого снега, летящего почти со штормовой скоростью. Они облегченно вздохнули, оказавшись в ложбине перед входом в пещеру.

Не поднимая полога, Меллори тихо позвал Стивенса.

Никто не ответил. Он снова позвал. Чутко вслушался в молчание ночи. Повернул голову, быстро глянул на Андреа и Луку. Осторожно положил охапку топлива на снег, вынул кольт и фонарь. Скользнул за полог, одновременно щелкнув предохранителем и кнопкой фонарика.

Луч осветил пол у входа в пещеру, пополз дальше, остановился, снова двинулся в глубину, обшарил самые отдаленные углы, возвратился на середину и замер, словно его зажали в тисках. На полу валялся смятый спальный мешок. Стивенс исчез.

ГЛАВА 9

Вторник. Ночь.

00.15–02.00

— Значит, я ошибся, – промолвил Андреа. – Он не спал.

— Конечно, нет, – угрюмо согласился Меллори. – Он и меня одурачил: слышал, что я говорил. – Его передернуло.

– Теперь-то он знает, почему мы так старательно о нем заботимся. Теперь он знает, что был прав, не желая быть обузой. Представляю, что бы чувствовал я на его месте.

Андреа кивнул утвердительно.

— Нетрудно догадаться, почему он ушел.

Меллори быстро глянул на часы и вышел из пещеры.

— Прошло всего полчаса. Значит, ушел он не более двадцати минут назад. А то и меньше, чтобы случайно не наткнуться на нас. Он может только ползти на руках. За такое время дальше пятидесяти ярдов не уйдет. Мы найдем его в пять минут. Включите фонари и снимите капюшоны: в этой чертовой темени нас никто не обнаружит. Пошарьте вверху на склоне и в середине ложбины.

— Вверх по склону? – Лука держал Меллори за руку повыше локтя, в голосе слышалось удивление. – Но его нога!..

— Говорю вам, вверх по склону, – прервал его Меллори.

– У Стивенса голова на плечах. И черт знает сколько мужества. Больше, чем мы предполагаем. Он думает, что мы недооцениваем его и сочтем, что он выбрал путь легче. –

Меллори остановился на минуту и мрачно продолжал: –

Любой на его месте и в таком состоянии не станет выбирать легкий путь. Пошли.

Они разыскали Стивенса ровно через три минуты. Тот, должно быть, подозревал, что Меллори не обманешь такой простой хитростью. А может быть, услышал, как они спотыкались в темноте, потому что умудрился залезть, как в нору, под навес снежного сугроба возле самого гребня ложбины. Это было идеальное укрытие, но его выдала нога. В мятущемся свете фонаря зоркий глаз Андреа заметил тонкий след крови, темнеющий на снежном насте. Стивенс был без сознания, когда его отыскали. Истощение, холод и страшная боль в ноге доконали его.

Стивенса принесли обратно в пещеру, и Меллори попытался влить ему в рот глоток озо – жгучего, перехватывающего дыхание местного самогона. Стивенс поперхнулся, закашлялся. Брызги полетели изо рта, но кое-что он все же проглотил. Меллори с помощью Андреа подтянул шины на ноге и остановил сочащуюся кровь. Покончив с этим, они набросали на стонущего Стивенса всю сухую одежду, которую только могли найти. Меллори устало присел на камень, вынул из непромокаемого портсигара сигарету. Больше он ничего не мог сделать до тех пор, пока

Дасти Миллер не вернется с Панаисом из деревни. Но и

Дасти в его положении не смог бы сделать большего. Никто ничем не мог помочь Стивенсу.

Лука разложил костер у входа, возле самого полога.

Старые сухие доски горели бездымно, с яростным треском.

Сразу тепло растеклось по пещере, и все подвинулись ближе к огню. С потолка стали сочиться тоненькие струйки воды – таял снег – и растекаться по гравийному полу пещеры. От возрастающей жары пол превратился в болото.

Но для Андреа и Меллори, впервые за последние тридцать часов оказавшихся в тепле, это была совсем малая цена за тепло. Меллори почувствовал, как тепло разливается по телу, каждая мышца расслабилась и заныла. Веки отяжелели и набухли сном.

Прислонившись спиной к стене, он совсем было заснул с дымящейся сигаретой во рту, но тут в пещеру ворвался холодный порыв ветра и вместе с ним появился усталый

Браун. Кейси с трудом освободился от ремней передатчика.

Обычная мрачность сразу покинула его. Глаза засветились при виде костра. С посиневшим лицом, дрожащий от холода, он сгорбился у огня. Молча вытащил неизменную сигарету и задумчиво уставился на языки пламени. Он не обращал внимания на клубы пара, обволакивающие его, на едкий запах спаленной огнем одежды. Он выглядел совершенно подавленным. «Не шутка, – подумал Меллори, –

сидеть целых полчаса без движения на холодной промерзшей вершине». Меллори достал бутылку, налил темного рестимо – местного вина, сильно отдающего смолой, –

и передал кружку Брауну.

— Опрокинь ее в глотку, – посоветовал он. – Так ты не почувствуешь привкуса. – Он пнул ногой ящик передатчика. – Опять не пофартило?

— Поймал, да еще как, сэр. – Браун весь скривился от терпко-приторного вкуса вина, – Прием был первоклассный и здесь, и в Каире.

— Ты пробился! – Меллори весь подался вперед. – Ну и как? Они были рады услышать своих пропавших парней?

— Этого они не сказали. Первое, что они мне передали, был приказ заткнуться и помалкивать, – Браун задумчиво ткнул дымящимся ботинком в костер. – Не спрашивайте как, но им намекнули, что недавно на остров доставили два передвижных пеленгатора.

Меллори выругался.

— Пеленгаторы! Чертовски ловко! – Он мгновенно вспомнил случай из своей кочевой жизни, когда им с Андреа пришлось уходить в Белые горы Крита. – Черт бы их побрал, Кейси! На острове вроде этого, величиной с обеденную тарелку, они засекут нас с закрытыми глазами.

— Эге, сэр, это они смогут, – тяжело кивнул Браун.

— Ты что-нибудь слышал про эти станции, Лука? –

спросил Меллори.

— Ничего, майор. Ничего, – Лука пожал плечами. – Не имею понятия, о чем идет речь.

— Сомневаюсь. Но это вряд ли существенно. Теперь поздно говорить об этом. Давай-ка отдохнем от веселых известий, Кейси.

— Вот это другое дело, сэр! Мне запретили принимать без специального приказа. Я связан кодовыми сокращениями, отрицаниями, подтверждениями, повторениями и все в этом духе. Длительную передачу разрешили лишь в одном случае – когда скрываться будет уже невозможно.

— Как в этой проклятой дыре, на милом Навароне, –

промолвил Меллори. – Мама, я умираю в начищенных ботинках.

— При всем моем уважении к вам, сэр, сейчас не до шуток, – угрюмо сказал Браун. – Десантный флот, в основном катера и лодки, сегодня утром вышел из Пирея, –

продолжал он. – Около четырех часов. Каир ожидает, что сегодня ночью десант будет пробиваться в район Цикладов.

— Это очень проницательно со стороны Каира. Где же еще они могут пробиться? – Меллори закурил вторую сигарету и невидящим взглядом уставился в огонь. – Как бы там ни было, а приятно услышать, что они на подходе. Не так ли, Кейси?

Браун молча кивнул.

— Вот и отлично. Спасибо, что пошел на связь. Теперь покури и немножко поспи, если сможешь. Лука считает, что до рассвета мы должны уйти отсюда к Маргарите.

Зарыться там на целый день (у него на примете какой-то заброшенный колодец), а на следующую ночь двигаться в сторону города Наварона.

— Боже мой! – простонал Браун. – Сегодня сырая пещера. Завтра ночью – заброшенный колодец, быть может, наполовину заполненный водой. Где же мы остановимся в

Навароне? В склепе местного кладбища?

— В нашем положении предложение Луки единственно приемлемое, – сухо сказал Меллори. – Будем надеяться на лучшее. Уйдем отсюда еще до пяти. – Он посмотрел на

Брауна, укладывающегося рядом со Стивенсом, перевел взгляд на Луку.

Маленький человечек сидел на ящике по другую сторону костра, время от времени заворачивал нагретые камни в тряпки, прикладывал их к окоченевшим ногам Стивенса и блаженно грел руки над пламенем. Наконец он почувствовал, что Меллори в упор глядит на него, и поднял глаза.

– Вы чем-то обеспокоены, майор? – проворковал он. –

Вы кажетесь. . как это у вас говорят. . расстроенным. Вам не нравится мой план? Я думал, что вы согласны...

— Ваш план меня не волнует, – откровенно сознался

Меллори. – Я даже о вас не беспокоюсь. Я волнуюсь за тот ящик, на котором сидите. В нем достаточно взрывчатки, чтобы поднять на воздух линкор. А ведь он всего в трех футах от огня. Не слишком это приятно, Лука.

Лука неловко заерзал на сиденье и потянул себя за ус.

— А я слышал, что, если тол бросить в огонь, он сгорит, как сосновое просмоленное полено.

— Истинная правда, – подтвердил Меллори. – Вы можете его ломать, крошить, резать, гнуть, прыгать по нему, колотить кувалдой. И в любом случае только разогреетесь от работы. Но если он начнет потеть в жаркой влажной атмосфере.. Проклятье! В этой дыре становится слишком жарко и сыро.

— Вон его отсюда! – Лука поднялся на ноги и отступил подальше, в глубь пещеры. – Вон его отсюда! – Он немного помедлил. – Если только сырость и снег не...

— Его можно оставить и в морской воде без всякого вреда, – наставительно заметил Меллори. – Но в ящике лежат детонаторы и взрыватели, а они могут отсыреть. Я не говорю уж о ящике с детонаторами, который лежит рядом с

Андреа... Мы уберем все наружу и прикроем палаткой.

— Ха! У меня есть план почище! – воскликнул Лука. –

Хижина старика Лэри. Самое место. Точно! Оттуда можно взять ящик в любое время. А если придется смываться, то о взрывчатке можно не беспокоиться.

Раньше чем Меллори успел возразить, Лука наклонился над ящиком, кряхтя, поднял его и, согнувшись в три погибели, обошел костер. Он не ступил и трех шагов, как

Андреа подошел к нему, отобрал ящик и сунул под мышку.

— Если позволите. .

— Нет, нет! – оскорбился Лука. – Я сам справлюсь! Это мне ничего не стоит.

— Знаю, знаю, – примирительно сказал Андреа, – но взрывчатку необходимо нести особым способом. Меня специально обучали, – пояснил он.

— Вот как? А я и не знал. Тогда делайте так, как нужно.

А я понесу детонаторы. – Честь Луки не была уязвлена, самолюбие было спасено. Он прекратил спор, поднял ящичек и торопливо засеменил вслед за Андреа.

Меллори глянул на часы. Ровно час ночи. «Миллер и

Панаис должны вот-вот вернуться, – подумал он. – Ветер стал стихать. Снег совсем прекратился. Идти будет намного легче, а вот следы на снегу останутся. Они опасны, эти следы. Но не очень. К рассвету сойдем вниз, в долину.

Снега там не должно быть, а если попадемся заснеженное пространство, обойдем по ручью, и следов не останется».

Огонь затухал. Сразу со всех сторон стал подползать холод. Одежда Меллори еще не высохла. Он вздрогнул, подкинул несколько досок в огонь, поглядел, как они разгораются, наполняя пещеру яркой игрой света. Браун уже спал, свернувшись калачиком на подстилке. Стивенс лежал без движения, спиной к нему, дышал часто и прерывисто.

Один Бог знал, сколько ему еще осталось жить: он умирал, как определил Миллер, но ведь это такое неопределенное понятие. Ведь если искалеченный человек решит не умирать, то становится самым стойким и выносливым существом на земле. Меллори и раньше приходилось видеть подобное. Жить, преодолевать страдания, вынести боль от ран – значит утвердить себя перед самим собой и остальными. А Стивенс был очень молод, самолюбив и страдал так, что желание выжить могло стать для него самым важным желанием в мире. Он, конечно, понимал, каким стал калекой. Он слышал, что об этом говорил Меллори.

Он теперь сознавал, что Меллори заботится прежде всего не о его здоровье, а о том, чтобы ненароком не отдать его немцам, которые будут пытать и могут получить сведения о целях группы. Он также знал, что крепко подвел друзей.

Невозможно предугадать, чем кончится борьба противостоящих сил в душе Стивенса. Меллори покачал головой, закурил новую сигарету, вздохнул и придвинулся поближе к огню.

Через пяток минут вернулись Андреа и Лука. Миллер и

Панаис пришли следом за ними. Справедливости ради стоит отметить, что они услышали Миллера, когда тот был еще довольно далеко. Дасти спотыкался, падал, ругался не переставая, карабкаясь вверх по склону с тяжелым, неудобным грузом. Он перевалился через порог пещеры и, совершенно измотанный, рухнул возле костра. Меллори сочувственно ему улыбнулся.

— Ну как, Дасти? Панаис не слишком тебя обременял?

Миллер его не услышал. Он недоуменно уставился на огонь. Челюсть его отвисла и отвисала все больше: до его сознания доходила одна очень существенная мысль.

— Вот дьявольщина! Вы только поглядите! – Он крепко выругался. – А я потратил половину дьявольской ночи,

взбираясь на идиотские горы с плитой и таким количеством керосина, что хватит выкупать слона! И вот что я вижу, –

он набрал полную грудь воздуха, желая рассказать, что именно видит он, но промолчал. Внутри его все клокотало.

— В твоем возрасте человек должен следить за давлением, – посоветовал ему Меллори. – Как вы все обстряпали?

— О’кей, кажется. – В руке Миллера появилась кружка с озо, и лицо его немного просветлело. – Принесли одеяла, аптечку.

— Если позволите, я заверну в эти одеяла нашего молодого друга, – прервал его Андреа.

— А еда? – спросил Меллори.

— Ага. Мы принесли жратвы, начальник. Целую кучу жратвы. Этот малый, Панаис, просто чудо. Хлеб, вино, козий сыр, колбаса с чесноком, рис – что угодно!

— Рис? – настала очередь удивиться Меллори. – Его теперь не достать на островах, Дасти.

— Панаис достанет, – Миллер здорово развеселился. –

Он достал все это на кухне немецкого коменданта. Парень просто взял у Шкоды.

— У немецкого коменданта?! Ты шутишь!

— Простите, начальник, но это святая правда. – Миллер в один глоток осушил полкружки озо и удовлетворенно крякнул. – Бедный старина Миллер болтался у черного хода, и колени его стучали, как кастаньеты Каролины. Он был готов красиво смыться в любом направлении. А в это время сия кроха идет к двери и взламывает замок. У нас в

Штатах он составил бы состояние на ночных взломах. Через пяток минут он притащил этот чертов чемодан. –

Миллер указал на него небрежным жестом. – Не только очистил кладовую коменданта, но и прихватил взаймы ранец, чтобы тащить все эти прекрасные штуки. Я говорю вам, начальник, общение с таким типом доведет меня до сердечного приступа.

— Но... но как же часовые, охрана?

— На ночь их, кажется, сняли. Старина Панаис – как пень. Слова не вымолвит, а если и скажет, то я не пойму.

Теперь нас наверняка ищут вовсю.

— Вас ищут, а вы так и не встретили ни души? – Меллори налил ему еще вина. – Неплохо сработано, Дасти.

— Заслуга Панаиса, не моя. Я только плелся за ним по пятам. . Мы все же наткнулись на его дружков. Вернее, он их откопал. Они, должно быть, ему что-то рассказали.

После этого он бегал возбужденный и пытался что-то мне объяснить, – Миллер беспомощно пожал плечами. – А что он мог! Мы работали на разных волнах.

Меллори мотнул головой в дальний угол пещеры, где голова к голове сидели Лука и Панаис. Лука слушал. Панаис что-то говорил тихо и быстро, жестикулируя обеими руками.

— Он и сейчас чем-то взвинчен, – в раздумье сказал

Меллори и произнес громко: – В чем там дело, Лука?

— Плохо дело, майор, – Лука свирепо дернул себя за ус.

– Скоро придется отсюда уходить. Панаис настаивает, чтобы мы ушли немедленно. Сегодня ночью, часов около четырех, немецкий гарнизон будет проверять все дома в деревне. Так ему сказали.

— Не простая проверка, как я понимаю? – спросил

Меллори.

— Этого не случалось уже много месяцев. Они предполагают, что вы проскользнули мимо патрулей и спрятались в деревне, – рассмеялся Лука. – Я не знаю, что и сказать.

Для вас это ничего не значит, конечно. Вас там не будет.

Окажись вы там, все равно они вас не нашли бы. Однако благоразумнее появиться в Маргарите после проверки, попозже. А вот мы с Панаисом. . Если нас не обнаружат в постелях, нам придется туго.

— Разумеется! Вам следует вернуться в деревню. Это мы должны рисковать. Но у нас имеется в запасе время.

Через час вы уйдете. А пока о форте, – Меллори порылся в нагрудном кармане, извлек карту Эжена Влакоса, повернулся к Панаису и свободно заговорил на островном диалекте. – Давай, Панаис. Говорят, ты знаешь форт не хуже, чем Лука свою огородную грядку. Я уже кое-что знаю, но хотелось бы услышать подробнее о расположении пушек, о складах боеприпасов, энергетических установках, бараках, часовых, расписании караулов, выходах и входах, сигнальной системе, даже о том, где тени гуще, – словом, все-все, что тебе известно. Неважно, насколько мелкими покажутся тебе детали – и о них не забудь сообщить. Если дверь открывается не наружу, а внутрь, ты скажи. И такая деталь может спасти тысячу жизней.

— А как майор собирается проникнуть в форт? – спросил Лука.

— Не знаю. Не могу решить, пока не увижу форт. –

Меллори заметил, что Андреа многозначительно посмотрел на него и сразу отвел взгляд. У них уже имелся план операции. Это был стержень всего дела, и Меллори не хотел говорить о нем без крайней необходимости.

Целых полчаса Меллори и трое греков сидели, согнувшись над картой в неясных отблесках пламени. Меллори проверял все, о чем говорили. Все, до мельчайших подробностей. И все наносил карандашом на карту. Панаису было что рассказать. Казалось невероятным, что человек может столько запомнить, побывав в форте только дважды. Особенно если учесть, что визиты были тайными, ночными. У Панаиса была феноменальная способность запоминать детали. Наверняка его почти фотографическую память подогревала ненависть к немцам. Панаис все говорил и говорил. Меллори убеждался, что надежды на успех операции растут с каждым словом грека.

Проснулся Кейси Браун. Несмотря на смертельную усталость, его разбудило бормотание. Он прошел к Стивенсу. Раненый бредил. Браун сообразил, что делать ему здесь нечего: Миллер чистил и бинтовал раны – единственно возможная помощь Стивенсу. И весьма действенная. Он подошел к костру, послушал, не понимая ничего: четверо говорили по-гречески, и вышел за полог подышать свежим ночным воздухом. Семь человек и постоянно горящий костер начисто съели весь кислород. В пещере было слишком душно.

Через полминуты он поспешно возвратился, плотно прикрыв за собой полог.

— Тихо! – шепнул он, махнув рукой в сторону входа. –

Там что-то движется. Чуть ниже по склону. Я дважды услышал звук.

Панаис тихо выругался и повернулся на пятках, как дикий кот. Обоюдоострый, почти в фут длиной, метательный нож недобро блеснул в его руке. Он исчез за пологом раньше, чем кто-либо успел произнести хоть слово.

Андреа было двинулся следом, но Меллори жестом остановил его.

— Стой, где стоишь, Андреа. Наш друг Панаис слишком горяч, – тихо промолвил он. – Там, быть может, никого и нет. Или ловушка? О черт!

Стивенс довольно громко забормотал.

— Теперь он начнет бредить. Нельзя ли сделать что-нибудь, чтобы...

Но Андреа уже склонился над раненым, взял за руку, гладил лоб и волосы и мягким голосом обращался к нему, как к ребенку. Стивенс не замечал его, продолжал бредить.

Однако постепенно гипнотический эффект возымел действие. Бормотание перешло в шепот, а вскоре и вовсе прекратилось. Стивенс открыл глаза и посмотрел на грека совершенно осмысленно.

— Что это, Андреа? Почему вы...

— Шш-шш-шш, – Меллори поднял руку. – Я что-то слышу.

— Это Панаис, сэр. – Дасти выглянул в щель полога. –

Ползет с гребня в ложбину.

Через несколько секунд Панаис был в пещере, сидел на карточках у огня, всем видом своим выражая отвращение.

— Никого нет, – доложил он. – Видел несколько коз внизу. Вот и все. – Меллори перевел его слова остальным.

— Кажется, это были не козы, – упрямо возразил Браун.

– Это был совсем другой звук.

— Я посмотрю, – вызвался Андреа. – Хочу убедиться.

Но не думаю, чтобы Мрачный мог ошибиться.

Андреа исчез так же быстро и бесшумно, как Панаис.

Через три минуты он вернулся, покачивая головой.

— Панаис прав. Там никого нет. Я не увидел даже коз.

— Видать, это и были козы, Кейси, – сказал Меллори. –

Но мне все это не по душе. Снег почти перестал. Долина, должно быть, кишит немецкими патрулями. Вам двоим пора уходить. Будьте осторожны. Если попытаются вас задержать, стреляйте. Все равно убитых припишут нам.

— Стреляйте! Насмерть! – сухо засмеялся Лука. – Совершенно лишний совет, майор. С нами Мрачный. Он по-другому никогда не стреляет.

— Так. Хорошо. А теперь сматывайтесь! Чертовски жаль, что вы замешаны в это дело. Но раз ввязались, спасибо тысячу раз за все, что вы для нас сделали. Увидимся в шесть тридцать.

— В шесть тридцать, – повторил Лука. – В оливковой роще на берегу ручья. Южнее деревни. Будем ждать.

Через две минуты они исчезли. В пещере стало тихо.

Потрескивали угольки в затухающем костре. Браун встал на часы. Стивенс забылся беспокойным сном. Миллер на минуту склонился над ним, тихонько прошел к Меллори через всю пещеру с мотком смятых бинтов в руке.

— Понюхайте-ка, начальник, – тихо сказал он, протягивая их Кейту.

Меллори втянул ноздрями воздух, резко отдернул голову и сморщил нос от отвращения.

— Боже мой, Дасти! Какая мерзость! – Он умолк, ожидая услышать неизбежный ответ Дасти. Знал, что скажет

Миллер, но все же спросил: – Что это?

— Гангрена, – Миллер тяжело присел рядом, бросил бинты в огонь. В голосе слышались усталость и безразличие. – Газовая гангрена. Распространяется, как лесной пожар. Все равно умрет. Я только время зря теряю.

ГЛАВА 10

Вторник. Ночь.

04.00–06.00

Немцы взяли их, усталых и сонных, после четырех утра.

Они не оказали никакого сопротивления. Неожиданность была полной...

Андреа проснулся первым. Тихий посторонний звук достиг той части его мозга, которая всегда бодрствовала.

Грек повернулся на бок, приподнялся на локте. Рука его по обыкновению быстро и бесшумно потянулась к всегда готовому заряженному маузеру. Но белый луч мощного фонаря, пронзив темноту пещеры, ослепил его. Рука замерла еще до команды, произнесенной тем, кто держал фонарь.

— Ни с места! – слова сказаны почти на безупречном английском. Ледяная угроза звучала в голосе. – При малейшем движении – стреляю.

Включился еще фонарь. Потом еще один. И вся пещера уже была залита светом. Проснувшийся, но лежащий неподвижно Меллори до боли в глазах вглядывался в лучи.

В мощных пучках света он едва видел неясные фигуры у входа, пригнувшиеся, с автоматами в руках.

— Руки за голову! Спиной к стене! – Категоричность и твердая уверенность голоса заставили их немедленно подчиниться. – Посмотрите на них как следует, унтер, –

тоном мирно беседующего человека произнес тот же голос.

Но ни фонарь, ни ствол пистолета не шелохнулись. – У них не дрогнули лица. Даже глазом не моргнули. Опасные люди, унтер. Англичане хорошо выбирают убийц.

Горечь захлестнула Меллори. Во рту скопилась вязкая слюна. Надежда исчезла. Но не совсем. Она имелась до тех пор, пока был жив Андреа. Он подумал о Брауне. Что с ним сейчас? Собрался было узнать о нем, но вовремя остановился.

— Как вам удалось нас найти? – спокойно спросил

Меллори.

— Только дураки жгут можжевельник, – с апломбом сказал офицер. – Мы были на Костосе весь день и часть ночи. Даже мертвый мог бы учуять этот запах.

— На Костосе? – Миллер покачал головой. – Как вы выдержали?

— Хватит! – Офицер сказал кому-то сзади: – Сорвите полог. – Команда была отдана по-немецки. – И прикройте меня с обеих сторон. – Он едва заметно махнул фонарем. –

Ну ладно, вы трое. Выходите и берегитесь. Поверьте, мои люди только и молятся о том, чтобы Господь послал им повод пристрелить вас, чертовы убийцы. – В ненависти немецкого офицера звучала и глубокая убежденность.

Кое-как, очень медленно, с руками на затылке все трое поднялись на ноги. Меллори не сделал и шага, как резкий голос немца остановил его.

— Стоп! – Луч фонаря осветил Стивенса. Тот был без сознания. Офицер резко махнул рукой в сторону Андреа. –

Отойди в сторону, ты. Кто это?

— Не стоит его бояться, – спокойно сказал Меллори. –

Он наш. Тяжело ранен. Умирает.

— Посмотрим, – твердо сказал офицер, – Отойдите в угол пещеры. – Он подождал, пока все трое перешагнут через Стивенса. Присел на корточки и медленно двинулся вперед с пистолетом в одной руке и фонарем в другой, держась ниже линии огня прикрывающих его солдат. В его движениях, поступках и словах были холодный профессионализм и такая неизбежность, что сердце Меллори екнуло.

Офицер резко выбросил вперед руку с пистолетом и сорвал со Стивенса покрывало. Юноша был в агонии. Тело его била крупная дрожь, голова непроизвольно дергалась из стороны в сторону. Офицер быстро наклонился над ним, посмотрел на искаженное гримасой боли лицо, бросил взгляд на забинтованную ногу и на секунду брезгливо сморщил нос, учуяв гнилостный запах гангрены. Потом быстро встал и накрыл тело плащ-палаткой.

— Вы не обманули, – произнес он. – Мы не варвары. Мы не воюем с умирающими. Пусть останется на месте. – Он выпрямился и не торопясь пошел к выходу. – Остальные, выходи.

Снегопад прекратился. Меллори увидел на проясняющемся небе мерцающие звезды. Ветер упал почти до нуля, и стало значительно теплее. «К полудню снег растает», –

подумал Меллори.

Он огляделся вокруг без всякого любопытства, небрежно. Не заметно, чтобы Кейси Браун был поблизости.

Это приободрило Меллори. Младшему офицеру Кейси

Брауну представилась возможность провести самостоятельную операцию. Два ряда орденских колодок (орденов он никогда не носил) убедительно доказывали его смелость. У него солидный стаж и отличная репутация партизана, а в руках – автоматическая винтовка. Если бы он оказался где-нибудь поблизости.. Словно прочитав его мысли, немец не оставил Меллори ни капли надежды.

— Вы интересуетесь своим часовым? – с издевкой спросил он. – Не беспокойтесь, англичане, он недалеко отсюда. Спит на своем посту, и, боюсь, спит слишком крепко.

— Вы убили его? – Пальцы Меллори невольно сжались в кулаки.

Офицер безразлично пожал плечами.

— Право, не знаю. Не могу сказать. Один из моих людей лег на дно балки и стал стонать. Отлично стонал, жалостливо. Даже меня тронул. А этот ваш болван отправился посмотреть. Я оставил еще одного человека наверху. Он держал винтовку за ствол. Уверяю вас, дубинка получилась эффектная.

Меллори медленно разжал кулаки и стал бездумно смотреть вдоль лощины. После того, что случилось ночью, Кейси не хотел опять оказаться в дураках и второй раз кричать «пожар». Конечно, он должен был сначала пойти и проверить. Меллори стало ясно, что Кейси и в первый раз что-то слышал. Но Панаис не похож на человека, который ошибается.. И Андреа тоже никогда не ошибался.. Меллори обернулся к офицеру:

— Ну, куда мы теперь направимся?

— В Маргариту. И очень скоро. Но сначала нужно выяснить одну вещь. – Немец опустил пистолет к поясу и выключил фонарь, который держал в правой руке. – Одна маленькая деталь, англичанин. Где взрывчатка? – выпалил он.

— Взрывчатка? – Меллори в недоумении вскинул брови

– Какая взрывчатка? – безучастно спросил он. И, словно споткнувшись, упал на камни: фонарь в руке немца описал дугу и опустился на его лицо. Удар был крепкий. Меллори приподнял голову, помотал ею, прогоняя радужные круги, медленно поднялся.

— Взрывчатка. – Фонарь снова покачивался перед ним.

Голос немца был бархатистым и мягким. – Я спросил вас, где она?

— Не имею представления, о чем вы говорите, – Меллори выплюнул выбитый зуб и вытер кровь с разбитой губы.

– Вот, значит, как немцы обращаются с военнопленными? –

презрительно спросил он.

Офицер снова ударил его фонарем. Меллори ожидал удара и постарался отклониться. Удар пришелся по скуле, чуть ниже виска. Меллори рухнул в снег. Потом снова медленно приподнялся. Лицо горело. В глазах плыли круги. Окружающее виделось, как через мутное стекло.

— Мы воюем честно, – офицер тяжело дышал, сдерживая ярость. – Мы не нарушаем Женевских соглашений. Но это для солдат, а не для убийц и шпионов...

— Мы не шпионы, – оборвал его Меллори. Ему казалось, что голова вот-вот отвалится.

— Тогда где же ваша форма? – спросил офицер. – Вы шпионы. Я говорю, что вы шпионы и убийцы, которые бьют ножом в спину и перерезают горло, – голос его дрожал от гнева. Негодование было искренним.

— Режут людям горло? – Меллори недоуменно покачал головой. – О чем вы говорите, черт побери?

— Моему денщику, безобидному посыльному, совсем мальчишке, перерезали горло сегодня ночью. Он даже не был вооружен. Мы нашли его всего час назад. . Да я только время теряю! – Он умолк и стал глядеть, как двое людей поднимаются по склону. Меллори замер на секунду, проклиная случай за то, что дорога мальчишки пересеклась с тропинкой Панаиса. Этого никто иной сделать не мог. Он оглянулся, стараясь увидеть то, что привлекло внимание немецкого офицера. Сгорбленная фигурка, подталкиваемая штыком, медленно двигалась вверх по склону, следом за остальными. Меллори облегченно вздохнул. Это был

Кейси Браун. Половина его лица превратилась в кровавую маску. Но он жив. И это главное.

— Так. Садитесь в снег. Все. – Немец обратился к солдатам: – Свяжите им руки.

— Вы что? Решили нас пристрелить? – спокойно спросил Меллори. Это ему нужно знать обязательно: если им оставалось только умереть, они могут умереть во весь рост, глядя смерти прямо в лицо, сражаясь. Но если им не суждено умереть сейчас, то всякая попытка сопротивления была бы самоубийственна. Нужно выжидать. .

— К сожалению, не сейчас. Командир моей группы в

Маргарите гауптман Шкода хотел бы поглядеть на вас сначала. Пожалуй, для вас было бы лучше, если б я пристрелил вас прямо сейчас, на месте. Но есть еще герр комендант в Навароне.. офицер, командующий всем островом, – немец тонко улыбнулся. – Это всего лишь отсрочка, англичанин. Вы будете дрыгать ногами еще до захода солнца. В Навароне мы быстро разделаемся со шпионами.

— Но, герр капитан! – шагнул вперед Андреа с умоляюще поднятыми руками и сразу остановился: два винтовочных дула уперлись ему в грудь.

— Не капитан, а лейтенант, – поправил его офицер. –

Обер-лейтенант Турциг к вашим услугам. Что тебе нужно, жирный? – спросил он презрительно.

— Шпионы! Вы сказали, шпионы. А я не шпион, – зачастил Андреа, опасаясь, что произносит слова недостаточно быстро. – Как перед Богом говорю, я не шпион. Я не ихний, – глаза его были расширены, задыхающийся рот конвульсивно дергался. – Я просто грек, бедный грек. Они заставили меня пойти сюда, как переводчика. Клянусь вам, лейтенант Турциг, клянусь.

— Ах ты, желтый ублюдок! – злобно прорычал Миллер и тут же застонал от боли, получив прикладом по спине, чуть выше почек. Он споткнулся, упал на четвереньки. И

только тогда сообразил, что Андреа притворяется: Меллори достаточно было сказать всего полдюжины слов по-гречески, чтобы разоблачить ложь Андреа. Миллер перевернулся в снегу и слабо потряс кулаком, пытаясь выдать гримасу боли за ярость. – Ах ты, двуличный макаронник, предатель, проклятая свинья. Я тебя... – Миллер снова повалился в снег, получив удар в ухо тяжелым лыжным ботинком.

Меллори безмолвствовал. Он даже не поглядел в сторону Миллера. Стиснув зубы, сжав кулаки, глядел он на

Андреа суженными щелками глаз. Он знал, что за ним наблюдает лейтенант, и чувствовал, что нужно до конца поддерживать Андреа. Он не догадывался, какую игру затеял Андреа, но, не колеблясь, стал бы подыгрывать Андреа до самой смерти.

— Так, – задумчиво произнес Турциг, – воры выходят из строя. Так. . так? – Меллори почудились в его голосе нотки сомнения: лейтенант не хотел рисковать. – Неважно, жирный. Ты уже выбрал дорогу вместе с этими. Твой жребий брошен. Как это говорят англичане? Постелил постель – ложись в нее... – Он равнодушно взглянул на громадного Андреа. – Для тебя, вероятно, придется заказывать специальную виселицу.

— Нет, нет, нет! – в страхе закричал Андреа на самой высокой ноте. – Я говорил вам правду! Я не ихний, лейтенант Турциг! Как перед Богом, я не ихний! – Он горестно заломил руки, а большое лунообразное лицо исказилось страданием. – Почему я должен умирать без всякой вины?

Я не хотел идти сюда. Я не военный, лейтенант Турциг!

— Это я вижу, – сухо сказал Турциг. – Нужно порядочно шкуры, чтобы покрыть мешок желе такого размера. И

каждый дюйм ее тебе дорог. – Он посмотрел на Меллори, потом на Миллера, все еще лежащего ничком в снегу. – Не могу поздравить твоих друзей с подобным выбором.

— Я вам все расскажу, лейтенант, все-все! – возбужденно напирал Андреа, желая убедить немца в своей искренности. – Я не друг союзников. Я вам это докажу, а потом, возможно..

— Ах ты, проклятый иуда! – Меллори заставил себя броситься вперед, но два дюжих солдата схватили его и вывернули руки за спину.

Секунду он сопротивлялся, потом выразительно посмотрел на Андреа.

– Если посмеешь открыть свою пасть, обещаю тебе, что не доживешь до...

— Спокойно, – голос Турцига был холоден. – С меня хватит дешевой мелодрамы. Еще слово, и ты будешь валяться рядом со своим другом. – Секунду он смотрел на

Меллори молча, потом обернулся к Андреа. – Я ничего не обещаю. Я послушаю, что ты нам скажешь. – Он не пытался скрыть отвращения.

— Рассудите сами, – явное облегчение, надежда, серьезность и уверенность слышались в словах Андреа. Он помолчал, драматически простер руку в сторону Миллера и

Брауна. – Здесь нет ни одного рядового. Все они люди

Джелико. Из специальной морской службы.

— Ты мне лучше расскажи о том, про что я сам не могу догадаться, – рявкнул Турциг. – Этот английский граф много месяцев торчит у нас под кожей как заноза. Если это все, что ты собирался сказать, жирный...

— Погодите! – Андреа поднял руку. – И все же они не обычные люди, а специально подобранные. Ударный отряд, как они себя называют. Прилетели вечером прошлого воскресенья из Александрии в Кастельроссо. Тем же вечером они отплыли из Кастельроссо на моторной лодке.

— На торпедном катере, – кивнул Турциг. – Это мы знаем. Продолжай.

— Вы знаете? Откуда?

— Неважно. Поспеши.

— Конечно, лейтенант, конечно, – ни одним движением

Андреа не выдал чувства облегчения, которое он испытал.

Николаи, конечно, предупредил немцев. Но он наверняка не перечислил их поименно. Немцы, разумеется, не знали о присутствии в группе гиганта грека. Действительно, почему бы шпион должен был предупреждать о нем особо?

Если бы он так поступил, то для Андреа это означало бы конец комедии. – Торпедный катер высадил их где-то на островах севернее Родоса. Не знаю где. Там они украли каик. Проплыли на нем через турецкие воды. Там они встретили большой немецкий патрульный катер и потопили его... – Андреа сделал эффектную паузу. – Я был на расстоянии около полумили от того места. На рыбачьей лодке.

Турциг подался вперед.

— Как им удалось потопить такую большую лодку? –

Как ни странно, он даже не сомневался, что катер потоплен.

— Они притворились безобидными рыбаками. Такими, как я. Немцы с катера перед этим остановили и обыскали меня, – импровизировал Андреа подробности. – Так вот.

Ваш патрульный катер подошел к ихнему каику совсем близко. Потом вдруг с обеих сторон стали стрелять автоматы, а в катер полетели два ящика. Пух-х! – Андреа сделал драматический жест. – Все было кончено.

— Мы думали. . – тихо сказал Турциг. – Ну продолжай.

— Что вы думали, лейтенант? – Глаза Турцига сузились, и Андреа поспешно продолжал: – Ихнего переводчика убили в бою. Они хитростью заставили меня заговорить по-английски: я много лет прожил на Кипре. Схватили меня, а сыновьям моим велели плыть на лодке домой.

— А зачем им понадобился переводчик? – подозрительно спросил Турциг. – Многие английские офицеры говорят по-гречески.

— Я как раз подхожу к этому, – нетерпеливо продолжал

Андреа. – Ради Бога, как я могу окончить свой рассказ, если вы меня все время перебиваете? Так. Где я остановился?

Они заставили меня плыть с ними, а потом у них сломался мотор. Я не знаю, что случилось. Меня держали внизу. Мне кажется, что были мы где-то в бухточке, чинили мотор. А

потом они пьянствовали. Вы и не поверите, лейтенант, что люди, которые идут на такое отчаянное дело, могут напиваться. А потом мы поплыли снова.

— Напротив, я тебе верю, – кивнул головой Турциг, соображая что-то про себя. – Я тебе верю.

— Да? – Андреа сразу приободрился. – Так вот. Мы попали в страшный шторм. Лодка разбилась о южный утес этого острова. И мы влезли на...

— Стоп! – Турциг резко откинулся назад, и в глазах его мелькнуло недоверие. – Я почти поверил тебе. Я верил тебе, потому что нам известно больше, чем ты думаешь.

Пока ты говорил правду. Но сейчас.. Ты хитер, жирный.

Но не настолько, как сам считаешь. Ты забыл об одной штуке, а может быть, и вовсе не знаешь о ней. Мы из

Вюртембергского горного батальона. Мы-то знаем горы, приятель, получше, чем любые другие войска в мире.

Сам-то я пруссак. Но взбирался на все стоющие вершины в

Альпах и Трансильвании. Это я тебе говорю. На южный клиф взобраться совершенно невозможно. Абсолютно невозможно.

— Для вас, может, и невозможно, – грустно покачал головой Андреа. – Эти чертовы союзники вас еще побьют.

— Объясни! – отрывисто приказал Турциг.

— Так вот. Они знали, что вы знаете, что южный клиф не одолеть. Вот они и решили на него взобраться. Вы и подумать не могли о такой возможности. Вы и не предполагали, что группа высадится на Наварон именно таким путем. Но союзники пошли ва-банк и отыскали человека, который может возглавить такую экспедицию.

По-гречески он не говорит. Но это не имело значения, потому что единственное, чего они хотели, чтобы человек этот лазил по горам. Поэтому они выбрали величайшего альпиниста нашего времени. – Андреа сделал эффектную паузу и драматически простер вперед руку: – И они выбрали вот этого человека, лейтенант Турциг. Вы сами альпинист и должны его знать. Его зовут Меллори. Кейт

Меллори из Новой Зеландии.

Раздалось резкое восклицание. Щелкнул выключатель.

Турциг сделал два шага вперед и поднес фонарь к самому лицу Меллори. Неподвижно вглядывался он в стоящего перед ним человека. Меллори пытался отвернуться. Фонарь медленно опустился. Узкий луч описал полукруг перед ногами пленного. Один, два, три. . Раз десять. Турциг задумчиво кивнул головой.

— Конечно же, – промолвил он наконец. – Меллори.

Кейт Меллори! Конечно, я знаю его. У меня в отделении нет ни одного парня, который хотя бы не слышал о нем, –

он покачал головой. – Я-то должен был его сразу узнать! –

Некоторое время он стоял с опущенной головой, бесцельно тыча носком тяжелого ботинка в мягкий снег. – До войны и даже теперь, во время войны, я был бы горд знакомством с вами. Был бы рад с вами увидеться. Но не здесь. Мне бы хотелось, чтобы они послали кого-нибудь другого! – Он помедлил, хотел еще что-то добавить, но передумал, промолчал. Устало обернулся к Андреа. – Приношу свои извинения, жирный. Ты и вправду не врешь. Продолжай!

— Конечно! – Широкое лунообразное лицо Андреа расплылось в глупой и удовлетворенной улыбке. – Мы поднялись на клиф, как я уже сказал, хотя тот парень, что в пещере, сильно покалечился. И утихомирили одного часового. Меллори убил его, – не моргнув глазом, добавил

Андреа. – Это был честный бой. Почти всю ночь мы шли через перевал и потом нашли вот эту пещеру. Мы были полумертвыми от голода и холода. С того времени мы здесь и сидим.

— И за это время ничего не случилось?

— Наоборот, – Андреа испытывал невероятное внутреннее напряжение. – К нам пришли два человека. Не знаю, кто они были. Они все время прятали лица. Я не знаю, откуда они пришли.

— Хорошо, что ты вспомнил об этом. Я узнал плиту, принадлежащую гауптману Шкоде, – мрачно сказал Турциг. – Это навело меня на мысль, что здесь еще кто-то был.

— Вот как! – Андреа поднял бровь, с вежливым удивлением на лице произнес: – Я этого не знал. Ну, они поговорили немного и...

— Ты не слышал, о чем они говорили? – оборвал его

Турциг. Вопрос бы задан так естественно и к месту, что у

Меллори перехватило дыхание. Подвел к этому лейтенант отлично. Андреа попадется обязательно.. Но в эту ночь грек был в ударе.

— Подслушать их! – Андреа сложил губы в умоляющую гримасу и выразительно глянул на небеса. – Лейтенант

Турциг, сколько я могу повторять: я просто переводчик.

Они могли разговаривать только через меня. Конечно, я знаю, о чем они говорили! Они собираются взорвать большие пушки в гавани.

— А я и не считал, что они явились сюда на курорт, –

ядовито сказал Турциг.

— А, но вы ведь не знаете, что у них есть план форта. Вы не знаете, что Ксерос будет захвачен в субботу. Вы не знаете, что они все время в контакте с Каиром. У них радио.

Вы не знаете, что английские миноносцы пройдут в пятницу ночью через Мейдосский пролив. Тогда, когда замолчат орудия. Вы не знаете...

— Хватит! – Турциг хлопнул в ладони, лицо его осветилось возбуждением. – Так. Значит, королевский флот?

Прекрасно, великолепно! Вот это я и хотел от тебя услышать. Ну, хватит. Побереги свое красноречие для гауптмана Шкоды. Он ждет нас. Пора отправляться. Но еще одна деталь. Взрывчатка. Где она?

Плечи Андреа уныло опустились. Он вытянул руки вперед ладонями.

— Увы, лейтенант Турциг, я не знаю. Они ее вынесли и спрятали куда-то. Кто-то сказал, что в пещере чересчур жарко. – Он махнул в сторону западного перевала, в сторону, прямо противоположную хижине Лэри. – Кажется, вон туда. Но я не уверен. Они мне не сказали, – он с горечью взглянул на Меллори. – Все британцы одинаковы!

Никому не доверяют.

— Бог видит, я не могу их винить за это! – выразительно сказал Турциг и с отвращением поглядел на Андреа. –

Больше чем когда-нибудь я желал бы видеть, как ты болтаешься на самой высокой виселице Наварона. Но господин комендант человек добрый и награждает информаторов. Ты, возможно, еще поживешь, чтобы предать еще несколько товарищей.

— Спасибо, спасибо! Я всегда знал, что вы справедливый человек. Я обещаю вам, лейтенант Турциг, что...

— Заткнись! – презрительно оборвал его немец. Он перешел на немецкий. – Унтер, прикажите связать этих людей. Да не забудьте и этого жирного! Потом мы его развяжем, чтобы он отнес раненого на пост. Оставьте одного часового. Остальные идут со мной. Мы должны отыскать взрывчатку.

— А разве нельзя кого-нибудь из них заставить сказать, где она, герр лейтенант? – отважился вмешаться унтер.

— Единственный, кто сказал бы, не может этого сделать.

Он уже выложил все, что знает. А остальные.. я ошибся в них, унтер. – Он обернулся к Меллори, – Ошибка, герр

Меллори. Мы все очень устали. Я почти сожалею, что ударил вас. – Он резко повернулся и быстро вскарабкался на гребень лощины. Через две минуты только одинокий солдат остался на посту.

Меллори в десятый раз беспокойно передвинулся, пытаясь ослабить веревку, связывающую руки за спиной. И в десятый раз осознал тщетность этих попыток. Как он только не извивался, как он только не изворачивался!

Мокрый снег холодом проникал сквозь одежду. Он продрог до костей. Непрерывно дрожал. Но человек, вязавший узлы, знал свое дело. Меллори раздраженно подумал: уж не собирается ли Турциг со своими людьми провести всю ночь в поисках взрывчатки? Прошло более получаса с тех пор, как немцы ушли.

Он окончательно успокоился, откинулся в снежный пух, покрывший склон лощины. Задумчиво посмотрел на

Андреа, который сидел прямо перед ним. Грек, извиваясь всем телом, пытался порвать веревку одним титаническим усилием, натягивал ее так, что она почти исчезала, врезаясь в кисти рук. Он начал это бесполезное дело сразу, как только часовой приказал им сесть в снег. Наконец, расслабив плечи, и он сдался. Сидел спокойно. Утешая себя тем, что с выражением крайней обиды смотрел на часового.

Всем видом он показывал, что с ним обошлись несправедливо.

«Прекрасная работа, – раздумывал Меллори. – Тем более замечательная, что она разыграна по ходу действия.

Андреа сказал так много правды, так много того, что можно проверить. Верить во все остальное, им сказанное, нужно сразу, автоматически. Так и сделал Турциг. Но ему не сообщили ничего важного, этому немцу. Ничего, что немцы не могли узнать и без них. Разве вот об эвакуации гарнизона Ксероса на кораблях королевского флота. .»

Меллори неохотно вспомнил, что у него возникло опасение за игру Андреа, когда тот упомянул о Ксеросе. Но грек оказался на высоте. Скорее всего немец и сам бы до этого додумался. Нападение англичан на Наварон и налет немцев на Ксерос слишком совпадают по времени и взаимно связаны. А их спасение сейчас зависело только от точности, с которой сыграет свою роль Андреа. Насколько хорошо он выдаст себя за того, кем прикинулся. И соответственно от степени относительной свободы, которую он получил бы таким путем. Меллори не сомневался, что именно упоминание о Ксеросе склонило чашу весов в пользу Андреа.

Даже то, что Андреа назвал субботу днем нападения, имело большое значение, ибо это вполне реальная дата, назначенная поначалу Дженсеном. Наверняка эту дату передали англичанам агенты немецкой контрразведки, справедливо полагавшие, что такую информацию союзники получат рано или поздно. Скрыть подготовку нападения от шпионов союзников практически невозможно. Если бы Андреа о миноносцах не упомянул, ему вряд ли удалось до конца убедить Турцига. Тогда они наверняка кончили бы на виселицах Наварона, а пушки остались целехонькие и перетопили со временем весь королевский флот.

Меллори тяжело вздохнул, отвел глаза от Андреа и оглядел остальных. Браун и пришедший в сознание Миллер сидели со связанными руками, выпрямившись, неподвижно глядя в снег перед собой. Они отрешенно поматывали головами. Меллори отлично понимал, каково им сейчас приходилось. Но и у него самого вся правая половина лица ныла и болела. «Вокруг ничего! Ничего, кроме разбитых голов», – с горечью отметил Меллори. Он подумал и о Стивенсе: каково ему там! Лениво глянул мимо часового в сторону темного входа в пещеру. И застыл в непостижимом удивлении.

Медленно, с бесконечной осторожностью заставил себя отвести глаза в другую сторону, заставил себя казаться безразличным и равнодушно глядеть на часового. Немец расположился на ящике передатчика и держал палец на спусковом крючке шмайсера, лежащего у него на коленях.

«Господи, хоть бы он не оглянулся, – снова и снова повторял про себя Меллори. – Пусть он посидит так еще немного, еще хоть чуть-чуть».

Несмотря на все старания, взгляд его упорно возвращался к черному отверстию пещеры.

Энди Стивенс медленно выползал оттуда. В неясном свете звезд было заметно, чего стоило ему каждое движение. Дюйм за дюймом полз он на животе, таща неимоверный груз искалеченной ноги. Он опирался руками, подтягивался и продвигался немного вперед. Голова и плечи бессильно опускались на мокрый снег после каждого такого нечеловеческого усилия. Каждое его движение было поистине героическим.

«Хотя парень совсем измотан болью и обессилен, голова у него все-таки работает», – подумал Меллори. Плечи и спину Стивенс укрыл белой простыней. В руке альпеншток. Он, должно быть, слышал хотя бы часть того, что говорил Турциг. В пещере оставалось два или три автомата, и он мог бы пристрелить часового оттуда, но сообразил, что на выстрел прибегут немцы и будут в пещере раньше, чем он освободит друзей.

Стивенсу оставалось ползти пять ярдов. Самое большее пять ярдов. В ложбине, где их оставили, дул южный ветер.

Звук его – шепот в ночи. Больше ни звука. Ни звука. Разве еще их дыхание.. «Немец непременно услышит Стивенса, когда тот подползет поближе, – думал Меллори с отчаянием. – Наверняка услышит. .»

Меллори опустил голову и громко закашлялся. Долго, беспокойно. Немец поглядел на него сначала с удивлением, потом с раздражением.

— Ну-ка, замолчи, – приказал часовой по-немецки. –

Сейчас же прекрати кашлять.

— Нusten?

Нusten? Кашлять, да? Не могу! –

по-английски возразил Меллори. Опять закашлялся. Еще громче и еще продолжительнее, чем раньше. – Это вина твоего обер-лейтенанта, – выпалил он. – Выбил мне несколько зубов. . – И Меллори снова изобразил приступ кашля. Через минуту он с трудом остановился. – Разве я виноват, что захлебываюсь собственной кровью? – вызывающе спросил он.

Стивенс был почти рядом – менее чем в десяти футах.

Но его мизерные запасы сил истощились целиком. Он уже не мог подтягиваться на полную длину рук и преодолевал каждый раз только жалкие дюймы. Видно, он окончательно обессилел. Замер. Минуту лежал без движения. Меллори показалось, что он потерял сознание. Но вот Стивенс снова подтянулся. На этот раз на полную длину рук. Опять стал продвигаться вперед и снова неожиданно и тяжело рухнул в снег. Меллори громко закашлялся. Но не успел отвлечь внимание немца. Часовой вскочил, повернулся всем телом и направил злой зрачок шмайсера на неподвижное тело, распростертое у самых ног. Увидев, что его тревога напрасна, немец успокоился, сообразил, кто это, и опустил ствол автомата.

— Так, – тихо сказал он. – Птенчик выпорхнул из гнезда.

Бедный птенчик!

Меллори весь сжался, когда часовой взмахнул автоматом, будто бы готовый разбить беззащитную голову Стивенса. Но немец оказался не таким жестоким. Его жест был скорее символическим. Он остановил приклад всего в нескольких дюймах от измученного лица Стивенса. Наклонился. Бережно, почти по-отечески, забрал из рук раненого альпеншток. Потом осторожно поднял Стивенса за плечи.

Свернул и положил под голову потерявшего сознание юноши белую простыню, с удивлением покачал головой и вернулся к ящику, на котором сидел до этого.

Гауптман Шкода – маленький, тощий человечек лет сорока. Аккуратный, подтянутый, очень злой. Что-то враждебно-недоброе выражала его вытянутая жилистая шея, торчащая из набитых ватой плеч мундира. Что-то отталкивающее было в невероятно маленькой яйцевидной головке, маячащей сверху на тощем тельце. Когда его тонкие бескровные губы расходились в улыбке – а это случалось довольно часто, – открывался прекрасный набор зубов. Улыбка вовсе не освещала лицо, наоборот, подчеркивала желтизну кожи, неестественно натянутой на остром носу и скулах, сморщенной возле сабельного шрама, пересекавшего левую щеку от брови до подбородка. И –

улыбался он или нет – глаза оставались всегда одинаковыми: неподвижными, черными, пустыми. В этот ранний час – не было еще и шести – гауптман уже тщательно одет, свежевыбрит, волосы, прямо зачесанные назад, влажно блестят. Он сидел за широким столом, и видеть его можно было только по пояс. Но всякий мог с уверенностью предположить, что отутюженные стрелки брюк и до блеска начищенные сапоги будут безупречны. Кроме стола, в комнате не было ничего – только скамейки вдоль стен.

Шкода улыбнулся обер-лейтенанту Турцигу, когда тот окончил доклад. Откинулся назад, поставил локти на ручки кресла и, перебирая тощими пальцами под подбородком, благодушно улыбался, скользя взглядом по комнате. Ленивые пустые глаза ничего не упустили: двое часовых у двери, еще двое – позади связанных пленных. . Андреа, сидящий на скамейке возле Стивенса..

— Отлично сделано, обер-лейтенант Турциг, – промурлыкал он. – Очень, очень умело. – В задумчивости посмотрел он на стоящих перед ним людей, на их лица в запекшейся крови, перевел взгляд на лежащего без сознания Стивенса, снова улыбнулся и позволил себе слегка приподнять брови. – Какие-нибудь осложнения, Турциг?

Пленные были не слишком... э-э-э. . дружелюбными?

— Они не оказали сопротивления, герр гауптман, абсолютно никакого сопротивления, – холодно ответил

Турциг. Тон, манера говорить были педантичными, корректными, но скрытая враждебность и антипатия светились в его глазах. – Мои люди, возможно, проявили излишний энтузиазм. Но мы не хотели ошибиться.

— Правильно, лейтенант, совершенно верно, – одобрил

Шкода. – Эти люди опасны, а рисковать мы не можем. – Он оттолкнул назад кресло, легко поднялся на ноги, обогнул стол и остановился перед Андреа. – Может быть, и с этим нужно было поступить так же, лейтенант?

— Он опасен только для своих друзей, – коротко возразил Турциг. – Все так, как я вам говорю, герр. Чтобы спасти шкуру, он мать родную готов предать.

— И претендует на дружбу с нами? – задумчиво произнес Шкода. – Это один из наших храбрых союзников, а? –

Он протянул тонкую холеную руку с печаткой тяжелого перстня и злобно ударил Андреа по щеке.

Андреа вскрикнул от боли, протянул ладонь к окровавленному лицу и отпрянул в сторону, закрыв голову локтями.

— Внушительное приобретение для армии третьего рейха, – промолвил Шкода. – Вы не ошиблись, лейтенант.

Трус. Инстинктивная реакция на удар – безошибочный признак этого. Любопытно, – вслух раздумывал он, – как часто трусами бывают крупные мужчины. Часть процесса природной компенсации, полагаю я. . Как тебя зовут, мой храбрый друг?

— Папагос, – угрюмо пробормотал Андреа. – Петер Папагос. – Он оторвал ладонь от щеки, посмотрел на нее медленно расширявшимися от ужаса глазами и сразу стал вытирать о штанину торопливыми, судорожными движениями. На лице его было заметное всем отвращение.

Шкода, забавляясь, наблюдал за ним.

— Не выносите вида крови, Папагос, а? – предположил он. – И особенно своей?

Несколько минут прошло в молчании. Вдруг Андреа вскинул голову. Лицо его исказилось. Казалось, он вот-вот заплачет.

— Я только бедный рыбак, ваша честь! – начал он. – Вы смеетесь надо мной, говорите, что я не выношу вида крови.

Это правда. Я не люблю войну и страдания. Я не хочу ничего этого. – Его огромные кулачищи просительно прижаты к груди, лицо сморщилось. Отчаяние было мастерски разыграно, и Меллори поймал себя на том, что почти принял все за чистую монету. – Почему меня не оставили в покое? Видит Бог, я не военный!..

— Весьма неточное заявление, – сухо оборвал его

Шкода. – Факт этот совершенно очевиден для всех присутствующих в комнате. – Он постучал нефритовым мундштуком по крышке стола. Глаза гауптмана были задумчивы. – Ты называешь себя рыбаком?.

— Он проклятый предатель! – перебил Меллори немца, который слишком заинтересовался Андреа.

Шкода тут же обернулся, встал напротив Меллори, сложил руки за спиной. И, покачиваясь с пяток на носки, оглядел его с головы до ног.

— Так! – задумчиво сказал он. – Великий Кейт Меллори!

Совсем иначе объяснил все наш жирный приятель вон там, на скамейке, а, лейтенант? – И, не ожидая ответа, продолжал допрос: – Какое у вас звание, а, Меллори?

— Капитан, – коротко ответил Меллори.

— Капитан Меллори, так? Капитан Кейт Меллори, величайший альпинист нашего времени. Кумир предвоенной

Европы. Победитель самых невероятных горных пиков, –

Шкода сокрушенно покачал головой. – И подумать только, так кончается слава. Вряд ли потомство признает ваше последнее восхождение величайшим: на виселицу в Навароне ведет всего десять ступеней, – Шкода улыбнулся. – Не очень веселая мысль, а?

— Я не думал об этом, – вежливо ответил новозеландец.

– Меня остановило ваше лицо, – он нахмурился. – Уверен, что уже видел его где-то... – Он умолк.

— Неужто? – заинтересовался Шкода. – Может быть, в

Бернских Альпах? До войны я часто. .

— Да, вспомнил! – Лицо Меллори просветлело. Он затеял рискованную игру, но все, что отвлекало внимание от

Андреа, было оправданным. Сияющими глазами он уставился на Шкоду. – Три месяца назад, в зоопарке Кипра.

Марабу, пойманный где-то в Судане. Старый и паршивый марабу, как мне показалось на первый взгляд, – продолжал

Меллори извиняющимся тоном, – у него была такая же тощая шея и такой же крючковатый нос, такая же лысая голова...

Меллори умолк, откинулся назад, пытаясь увернуться от кулака. Лицо Шкоды перекосилось, зубы гневно оскалились. Немец нанес ему прямой удар. Но хотя гауптман вложил в кулак всю свою силу, Меллори совсем не пострадал. Он покачнулся, сразу же выпрямился. И в тот же миг рухнул гауптман Шкода, закричав от боли: тяжелый ботинок Меллори сбил его с ног. Удар пришелся чуть повыше колена, в бедро. Немец сразу вскочил с пола, как кошка. Бросился вперед и снова упал: ушибленная нога подвернулась. Мгновение в комнате царила тишина.

Шкода, придерживаясь за край стола, тяжело поднялся и сморщился от боли. Рот сжат в прямую жесткую белую линию. Сабельный шрам багровел на болезненно-желтом лице, утратившем свой обычный цвет. Ни на кого не глядя, Шкода медленно направился вокруг стола на свое место.

Шарканье его рук по коже кресла било прямо по натянутым нервам пленников. Молчание не предвещало ничего доброго.

Меллори не двигался. Абсолютно спокойно наблюдая за немцем, он ругал себя в душе за собственную глупость.

Не оставалось сомнения, что Шкода его убьет. Однако

Меллори не собирался умирать. Он знал, что раньше умрут

Шкода и Андреа. Шкода – от ножа Андреа, Андреа – от пуль часовых. Нож – единственное оружие, оставшееся у грека, Андреа сделал вид, что вытирает кровь с лица рукавом. Его пальцы были в нескольких дюймах от ножен.

«Дурак, дурак собачий», – снова и снова повторял про себя

Меллори. Он скосил глаза на ближайшего часового. Тот стоял футах в шести-семи от него. «Часовой прикончит раньше, чем успеешь добраться до него, – подумал Меллори. – Очередь шмайсера разрежет пополам. Но надо попытаться, – решил Меллори. – Надо помочь Андреа любым способом».

Шкода выдвинул ящик, вытащил пистолет.

«Автоматический, – машинально отметил Меллори. –

Маленькая вороненая курносая игрушка. Опасная игрушка.

Именно такой пистолет и должен иметь Шкода...»

Гауптман неторопливо нажал кнопку, вынул и проверил обойму, ладонью вогнал ее обратно в магазин, щелкнул предохранителем и только после этого взглянул на Меллори. Глаза его ничуть не изменились. Они были холодны, темны и пусты, как обычно. Меллори бросил взгляд на

Андреа и заставил себя опустить глаза. «Так вот, – подумал он в ярости, – вот как умирают чертовы дураки, такие, как я». Неожиданно он успокоился. Опять скосил глаза в сторону Андреа. Заметил, что громадная лапа грека опускается и в ней нет ножа.

Возле стола послышалась возня. Меллори оглянулся: Турциг прижал руку Шкоды с пистолетом к зеленому сукну.

— Только не это, – просительно сказал Турциг. – Только не это.

— Уберите руки, – прошипел Шкода. Его неподвижные пустые глаза сверлили Меллори. – Уберите руки, говорю вам, если не хотите отправиться на тот свет вместе с капитаном Меллори.

— Вы его не можете убить, герр гауптман, – настаивал

Турциг. – Приказ герра коменданта достаточно ясен, гауптман Шкода. Командира группы нужно доставить живым.

— Его могли убить при попытке к бегству, – низким голосом сказал Шкода.

— Это не получится, – покачал головой Турциг. – Придется убить их всех. Иначе они скажут, как было дело, – он отпустил руку Шкоды, – Господин комендант приказал доставить командира живого, но не указал, насколько живым и в каком состоянии. – Он доверительно понизил голос. – У нас могли возникнуть какие-то осложнения, когда мы пытались заставить капитана Меллори говорить,

– пояснил он.

— Как? Как вы сказали? – Отвратительная улыбка неожиданно блеснула на лице Шкоды, и он пришел в равновесие. – Вы слишком усердны, лейтенант. Напомните мне, чтобы я поговорил с вами на эту тему. Вы меня недооцениваете: это я и хотел сделать – заставить Меллори говорить под страхом смерти. А вы все испортили. – Лицо его улыбалось, голос звучал легко. Но у Меллори не было на этот счет иллюзий: молодой лейтенант из горного батальона фактически спас ему жизнь. С таким человеком, как Турциг, можно легко подружиться, если бы не эта проклятая война. Шкода снова стоял перед ним. Пистолет остался на столе.

— Ну ладно. Оставим глупости. Не правда ли, капитан

Меллори? – Белые зубы немца так и сияли в тусклом свете электрической открытой лампочки. – Ведь у нас впереди еще целая ночь.

Меллори посмотрел на него и отвернулся. В караульном помещении было душно, но он почувствовал, как неприятный холодок пробежал по телу. Стоящий перед ним немец весь был пропитан злобой. Меллори видел это.

— Но-но-но, теперь-то мы стали неразговорчивы, а, мой друг? – Он что-то замурлыкал под нос, потом резко вскинул голову, улыбка стала еще шире. – Где взрывчатка, капитан Меллори?

— Взрывчатка? – Меллори вопросительно поднял бровь.

– Не знаю, о чем вы говорите.

— Так. Значит, не помните?

— Я не знаю, о чем вы говорите.

— Так, – Шкода снова что-то замурлыкал и подошел к

Миллеру. – Ну, а вы, друг мой?

— Конечно, я помню, – весело сказал Миллер. – Капитан ошибся.

— Вот и умница, – проворковал Шкода. Но Меллори мог поклясться, что в голосе немца звучали нотки разочарования. – Продолжайте, друг мой.

— Капитан Меллори не замечает деталей, – растягивая слова, сказал Миллер. – В тот день я был с ним. Он оскорбил благородную птицу. Это был гриф, а не марабу...

На секунду улыбка исчезла с лица Шкоды. Потом снова появилась. Мертво застывшая, безжизненная, будто нарисованная.

— Они очень и очень остроумные люди. Не правда ли, Турциг? Как сказали бы англичане, прямо комедианты из мюзик-холла. Пусть посмеются, пока могут. Пока петля палача не затянется... – Он посмотрел на Кейси Брауна. –

Может быть, вы?..

— Почему бы вам не запрыгнуть на самого себя с разбегу?

— Запрыгнуть на самого себя? Я что-то не понимаю идиомы. Но сомневаюсь, что это комплимент. – Шкода выбрал сигарету из плоского портсигара, задумчиво постучал ею по ногтю большого пальца. – Хм, нельзя сказать, что они собираются с нами сотрудничать, лейтенант Турциг.

— Этих людей не заставишь говорить, герр гауптман, – в голосе Турцига слышалась твердая уверенность.

— Возможно, и так, возможно, и так, – в тоне Шкоды не было превосходства. – Как бы то ни было, я получу информацию, которая нужна. Буквально через пять минут. –

Он подошел к столу, нажал кнопку, вставил сигарету в нефритовый мундштук и облокотился на стол. В его движениях были надменность и небрежная презрительность.

Даже в том, как он скрестил ноги в сияющих сапогах.

Неожиданно открылась боковая дверь, и, подталкиваемые стволами винтовок, в комнату вошли двое. У Меллори перехватило дыхание, ногти яростно впились в ладони.

Лука и Панаис. Лука и Панаис, связанные, истекающие кровью. У Луки – рана под глазом. У Панаиса пробит череп. Значит, их тоже схватили, несмотря на его предостережение! Оба в жилетах. Лука без своей богато расшитой куртки и алого кушака – станта. Не было на нем и того маленького арсенала оружия, который он носил. Выглядел он странно – жалко и скорбно. Странно потому, что лицо его покраснело от гнева, а усы топорщились яростнее обычного. Меллори равнодушным взглядом окинул маленького человечка. Лицо Луки тоже не выразило ничего.

— Ну же, капитан Меллори, – укоризненно сказал

Шкода, – у вас и двух слов не нашлось, чтобы поприветствовать своих старых друзей. Нет? Или вы слишком удивлены? – ласково предположил он. – Или вы не ожидали такой скорой встречи? А, капитан Меллори?

— Дешевый трюк! – презрительно ответил Меллори. – Я

никогда не встречал этих людей, – его взгляд скрестился со взглядом Панаиса. В глазах грека была черная ненависть, яростное недоброжелательство. И в этом было что-то отвратительное.

— Конечно, нет, – устало вздохнул Шкода. – О, конечно же, нет! Человеческая память так коротка, не правда ли, капитан Меллори? – Вздох его был явно притворным.

Шкода наслаждался, как кошка, играющая с мышью. – И

все-таки попробуем еще раз. – Он подошел к скамье, на которой лежал Стивенс, сорвал одеяло и, прежде чем кто-либо смог догадаться о его намерениях, ударил ребром ладони по искалеченной ноге. Тело Стивенса содрогнулось в конвульсии, но сам он даже не застонал. Он был в полном сознании и улыбался Шкоде.. Кровь сочилась по подбородку из прикушенной нижней губы.

— Вы не должны были так поступать, гауптман Шкода,

– произнес Меллори почти шепотом, прозвучавшим неестественно громко в гробовом молчании комнаты. – Вы умрете за это, гауптман Шкода.

— Так. . Да, я умру. – Немец снова ударил по сломанной ноге Стивенса и снова без результата. – Теперь мне придется умереть дважды, а, капитан Меллори? Этот молодой человек очень мужествен. Но у англичан мягкие сердца, не так ли, мой дорогой капитан? – Его рука плавно соскользнула вниз и обхватила ногу раненого за перевязанную лодыжку. – В вашем распоряжении ровно пять секунд. Вы должны сказать мне правду, Меллори. Иначе мне придется переставить шины. . Gott im Himmel25! Что происходит с этим здоровым болваном?!

Андреа сделал несколько шагов вперед. Он стоял в ярде от Шкоды, неверно покачиваясь на ногах.

— Выпустите! – Грек часто и отрывисто дышал, голова свесилась на грудь. Одной рукой он схватился за живот, а

25 Господь небесный! (нем.)

другой держался за горло. – Я не могу этого вынести!

Воздуху! Воздуху! Мне нужен воздух!

— Ах нет, мой дорогой Папагос! Ты останешься здесь и будешь наслаждаться.. Капрал! Быстро! – Глаза Андреа закатились, были видны только белки. – Этот болван собирается потерять сознание! Уберите его, пока он не свалился!

Меллори скользнул глазами по двум часовым, поспешившим вперед, по лицу Луки, полному невообразимого презрения. Взглянул на Миллера и Брауна. Веко янки едва заметно мигнуло, голова Брауна слегка качнулась в сторону. Двое часовых с винтовками за плечами подошли сзади к Андреа. Меллори скользнул взглядом влево. Ближайший к нему часовой стоял менее чем в шести футах, погруженный в необычное зрелище полуобморочного и стонущего гиганта. Автомат немца слегка покачивался на боку. «Можно ударить в пах раньше, чем он успеет им воспользоваться.. »

Меллори завороженно наблюдал, как руки Андреа скользили по плечам поддерживающих его солдат, как они обхватили их тела.. Грек держал часовых в руках. Мышцы

Огромного плеча резко сократились, а Меллори молниеносно бросил свое тело назад, в сторону часового. Плечом, с яростной силой ударил немца в живот, прямо в солнечное сплетение. Конвульсивное «ах», удар о деревянную стену, и Меллори сразу смекнул, что некоторое время часовой будет абсолютно неподвижен. И, уже падая на пол, Меллори услышал глухой звук стукнувшихся друг о друга голов. . Он успел увидеть и четвертого часового, еле шевелившегося под тяжестью тел Миллера и Брауна. Андреа в это время выхватил автомат у часового справа. Сжав шмайсер огромными руками, грек наставил оружие на

Шкоду. Бесчувственное тело часового еще не упало наземь, а гауптман был под прицелом.

Все в комнате замерли. Не слышалось ни звука. Тишина обрушилась неожиданная и полная, но такая оглушительная после переполоха. Неожиданное потрясение привело немцев в оцепенение, близкое к шоку.

Внезапно тишина сменилась резким высоким стаккато, заполнившим небольшое пространство комнаты. Андреа молча и решительно всадил в сердце гауптмана Шкоды три пули подряд. Удар подбросил хилое тело немца над полом и швырнул на стену. Долю секунды гауптман походил на распятие, пригвожденное к стене, потом сник, кулем осел на землю: уродливая разбитая кукла, стукнувшаяся бездумной головой о край скамьи. Глаза немца оставались по-прежнему широко раскрытыми. Темные и пустые, какими были и при жизни.

Шмайсер описал плавную дугу. Турциг и сержант были на мушке. Вот Андреа, нагнувшись к ножнам на поясе

Шкоды, вынул нож, перерезал веревки на запястье Меллори.

— Подержите, пожалуйста, автомат, капитан.

Меллори дважды согнул затекшие кисти, кивнул и молча взял автомат. Тремя большими прыжками Андреа преодолел расстояние до двери в прихожую, прижался к стене, жестом попросил Меллори держаться подальше.

Дверь внезапно распахнулась настежь. В дверном проеме Андреа увидел дуло винтовки.

— Обер-лейтенант Турциг! Was ist los? Wer schoss26?..–

Голос оборвался стоном, когда Андреа с размаху ударил подошвой ботинка в дверь. Через секунду грек был в прихожей, поймал падающее тело, оттащил его от двери и заглянул в соседнее помещение. После краткого осмотра закрыл дверь и защелкнул щеколду.

— Там больше никого, капитан, – доложил Андреа. –

Кажется, всего один тюремный надзиратель.

— Отлично. Разрежь веревки у остальных, Андреа. – Он резко повернулся к Луке и улыбнулся, увидев комическое изумление на лице маленького человечка, расплывающееся в широченную улыбку.

— Где находятся остальные, Лука? Солдаты, конечно.

— В помещении, что в центре блока, майор. Это офицерские комнаты.

— Блока? Ты имеешь в виду...

— Проволочное ограждение, – коротко ответил Лука. –

Десять футов высоты вокруг всего здания.

— Выходы?

— Всего один. Два часовых.

— Хорошо, Андреа, всех немцев – в другую комнату.

Нет, вы, лейтенант, сядьте вот здесь, – он показал жестом на кресло возле стола. – Кто-нибудь обязательно придет.

Скажете, что вы убили одного из нас при попытке к бегству. А потом пошлете за часовыми, которые у ворот.

Турциг секунду молчал. Невидящим взглядом проводил он Андреа, волочащего тела двух бесчувственных солдат. Криво улыбнулся.

26 Что случилось? Кто стрелял? (нем.)

— Мне очень жаль, но придется вас разочаровать, капитан Меллори. Слишком много потеряно из-за моей слепоты и глупости. Я этого не сделаю.

— Андреа, – мягко окликнул Меллори.

— Да? – Андреа остановился в дверях.

— Я слышу, кажется, кто-то идет. Имеется ли выход из боковой комнаты?

Андреа молча кивнул.

— Наружу. К передней двери. Возьми нож. Если лейтенант. . – он сказал это сам себе, потому что Андреа уже вышел, выскользнул через черный ход. Беззвучно, как призрак.

— Вы сделаете то, что я скажу, – тихо произнес Меллори и встал возле дверей в боковую комнату. Отсюда он хорошо видел и главную дверь, и проход между боковой стеной и второй дверью. Его автомат держал Турцига на мушке. – Если вы откажетесь, Андреа убьет человека у двери… Потом мы убьем вас и всех солдат в помещении. А

потом перережем охранников у ворот. Девять трупов. И все ваше упрямство будет напрасно, потому что мы обязательно уйдем. А вот и он, – Меллори говорил шепотом, глаза его безжалостно блестели на жестком лице. – Девять трупов, лейтенант, вот сколько будет стоить ваше уязвленное самолюбие. – Последние слова Меллори нарочно сказал по-немецки, очень бегло и правильно. Рот его дернулся в ухмылке, когда он увидел безвольно опущенные плечи Турцига. Он выиграл. Турциг рассчитывал, что

Меллори не знает немецкого. Теперь для него такой надежды не оставалось.

Дверь распахнулась. На пороге появился тяжело дышащий солдат. С оружием, но одетый только в майку и брюки. Было видно, что ему холодно.

— Лейтенант, лейтенант, мы слышали выстрелы...

— Ничего особенного, сержант, – Турциг склонил голову над открытым ящиком стола. Он сделал вид, что ищет там что-то. Ему нужно было как-то оправдать тот факт, что он оказался в пустой комнате. – Один из пленных пытался бежать. Мы его остановили.

— Может быть, дежурного врача позвать?

— Кажется, мы остановили его навсегда, – устало сказал

Турциг. – Утром можете его зарыть. А пока прикажи часовым у ворот зайти сюда на минуту. Сам иди спать, не то еще умрешь от простуды.

— Сказать что-нибудь сменному часовому?

— Конечно, не надо, – нетерпеливо возразил Турциг. – Я

их зову всего на минуту. Кроме того, люди, которых нужно охранять, находятся здесь. – Губы его на секунду сжались, когда он вдруг понял случайную иронию своих слов. – И

поспешите, у нас же не целая ночь впереди. – Он подождал, пока замер в отдалении торопливый топот сапог, и твердо взглянул на Меллори. – Вы удовлетворены?

— Абсолютно. Приношу вам самые искренние извинения, – спокойно сказал Меллори. – Я бы не хотел поступать так с вами, – он глянул на дверь: в комнату вошел Андреа. –

Андреа, спроси у Луки и Панаиса, нет ли телефонного коммутатора в этом блоке? Скажи, чтобы разбили его, если имеется. И трубки пусть все разобьют. – Он улыбнулся. – А

потом скорее возвращайся, чтобы встретить гостей. В делегации встречающих я без тебя буду как без рук.

Турциг проводил глазами широченную спину Андреа.

— Да, капитан Шкода был прав. Мне еще многому нужно научиться, – в его голосе не чувствовалось ни горечи, ни враждебности. – Этот громила меня совершенно одурачил.

— Не вы первый, – заверил немца Меллори. – Он одурачил стольких, что даже я не знаю. . Не вы первый, – повторил он, – но, кажется, вы счастливее всех прежних.

— Потому что я еще жив?

— Потому что вы все еще живы, – повторил Меллори.

Менее чем через десяток минут двое часовых, охранявших ворота, присоединились к своим приятелям в боковой комнатке. Связанные, обезоруженные, с кляпами во рту. Проделана была операция их пленения так бесшумно и умело, с такой стремительностью, что Турциг невольно восхитился, хотя ему самому было отчего приуныть.

Надежно связанный по рукам и ногам, он лежал в углу комнаты. Пока без кляпа.

— Теперь я понимаю, почему английское командование выбрало именно вас, капитан Меллори. Если кто и сможет преуспеть в этой операции, то только вы. Но и вы потерпите крах. Невозможное остается невозможным. И

все-таки ваша команда просто великолепна.

— Перебьемся, – скромно сказал Меллори, последний раз оглядел помещение и улыбнулся Стивенсу. – Ну, готовы вновь отправиться в путешествие, молодой человек?

Или вы считаете, что оно становится слишком однообразным?

— С вами готов куда угодно, сэр, – лежа на носилках, откуда-то добытых хлопотливым Лукой, он счастливо вздохнул. – На этот раз у меня будет первоклассное путешествие, какое и подобает офицеру. Настоящая роскошь.

Мне буквально все равно, куда мы теперь отправимся.

— Говори за себя, – угрюмо оборвал его Миллер: он первым должен был нести тяжелые носилки. Однако умильно изогнутые брови лишали его слова оскорбительного оттенка.

— Вот и хорошо. Отправляемся. И еще одна штука. Где ваша рация, лейтенант Турциг?

— Чтобы и ее разбили, как я полагаю?

— Именно.

— Не имею ни малейшего представления.

— А если я прикажу размозжить вам голову?

— Это вы не сделаете, – безрадостно улыбнулся Турциг.

– В других обстоятельствах вы, может быть, и прихлопнули бы меня, как муху. Но человека, который отказался отвечать на подобные вопросы, вы убивать не станете.

— Не так уж и много вам придется усваивать, как считал ваш покойный, недоброй памяти капитан, – признался

Меллори. – Это все не существенно для нас. Жаль, что вам приходится заниматься таким грязным делом. Надеюсь, что больше мы с вами не встретимся. По крайней мере до конца войны. Как знать, может быть, мы еще пойдем в одной связке. . – он жестом приказал Луке заткнуть Турцигу рот кляпом и быстро вышел из помещения.

Через две минуты группа Меллори была далеко от бараков и совершенно затерялась в темноте оливковых рощ, протянувшихся на юг от Маргариты. Через много часов после того, как они прошли рощи, забрезжил рассвет.

Черный силуэт Костоса четко обозначился в сером свете наступающего дня. Ветер дул с юга. Теплый, тихий. Снег на отрогах холмов стал таять.

ГЛАВА 11

Среда.

14.00–16.00

Весь день они пролежали в густой низкорослой оливковой роще. Деревца упрямо цеплялись за щебень крутого склона. Невдалеке было место, которое Лука называл

Чертовой песочницей. Укрытие оказалось плохим, неудобным, но лучшего они не нашли. Здесь хотя бы можно спрятаться, а рядом – удобная площадка для обороны.

Легкий ветерок дул с моря, но солнце за день прогрело камни гор. Роща давала тень и спасала от солнечных лучей, льющихся с утра до сумерек с безоблачного неба. Отсюда открывался великолепный вид на залитые солнцем, мерцающие Эгейи.

Вдали, слева от них, постепенно пропадая в переливающейся от синего до фиолетового голубизне моря, вытянулись Лерадские острова. На самом близком из них, Мейдосе, были отчетливо видны одинокие белые, сверкающие под солнцем рыбацкие домики. Узкую полоску воды и должны проскочить корабли королевского флота.

Это произойдет всего через день или через два.. Справа, изгибаясь наподобие ятагана, – берег Турции. Однообразный, без всяких примет. Северный край его оканчивается пиком мыса Демирки. Мыс далеко выступал в спокойную голубизну Эгейев. И еще дальше, к северу, будто выплывающий из морской глуби, лежал остров Ксерос.

Казалось, он таял в пурпурной дали.

Этот вид захватывал дыхание, заставлял сильнее биться сердце. Великолепная панорама, раскинувшаяся в просторе залитого солнцем моря! Но Меллори не стал любоваться прекрасным пейзажем. Он удостоил его лишь беглым коротким взглядом, когда встал на вахту минут тридцать назад.