Польская карта

Событие седьмое

С этой проблемой Иван Яковлевич столкнулся почти случайно. Готовили экипажи на те два корабля, что первыми отправлялись в Охотск, параллельно с сухопутной экспедицией Беринга, и Брехт встречался с несколькими иностранными моряками, коих удалось уговорить на это долгое и опасное путешествие. Один из них, когда дошёл разговор до закупок продовольствия в Китае спросил, а восьмерики приготовили.

— Восьмерики? — Бирон, радостно рассказывающий про рис и плов, запнулся.

— Вы, господин герцог влезли не в своё дело, — сплюнул на наборный паркет голландский моряк.

— Я быстро учусь. Слушаю тебя, Филип. — Звали капитана Филип ван Альмонд. И он был внуком, вроде как известного в Нидерландах адмирала.

Капитан, опять сплюнул на пол красивый, Брехт на последних морально волевых удержался, чтобы по губам голландца не шлёпнуть.

— Китайцы не торгуют ни с кем…

— В смысле? — Брехт точно знал про Кантон, Кяхту, Макао.

— Они продают свою продукцию нам. И продают только за золото и серебро. При этом серебро предпочтительней. А из серебра берут, хорошо, стараются брать, только восьмерики. Это Real de a Ocho — более известные, как восьмерики.

— Восьмерики? — Брехт зажмурился, что-то где-то читал или слышал. В какой-то из жизней.

— Может, слышали название «пиастры». Большая монета в восемь реалов. Песо, ещё называют. — Голландец вытащил табакерку и трубку.

— Капитан… Я… Я не курю и дыма не выношу. Поговорим, пойдёте на улицу и курите на здоровье.

— Русские! — Презрения-то сколько. Конечно, курение признак цивилизации. А то, что у дикарей переняли, забыли уже.

Бирон уговорил Синод объявить курильщиков приспешниками Сатаны, а Анна Иоанновна запретила ввоз табака под страхом конфискации имущества и высылки в Сибирь всей семьи. Появились, конечно, контрабандисты, но закон сработал. Десятки выселенных провозили по родным городам и Москве, как боярыню Морозову, и желающих осваивать бесконечные просторы поубавилось. Потом Анна отлучила от двора всех курильщиков и пообещала тоже выслать. Брехт ввёл в армии порку офицеров и солдат за курение. За два года практически побороли. Курильщики ушли в подполье. Их и было-то от силы десяток тысяч на всю страну, а скорее всего и того меньше, не успела зараза, привнесённая Петром, широко распространиться. Теперь уже Анна Иоанновна подписала Указ о высылку в Сибирь всех пойманных за курением. Ещё пару лет и в России этой дурной привычки не останется.

Филип засунул всё это назад в кисет… мешочек такой и сунул в карман кафтана.

— Китайцы не торгуют? А Кантон, Макао? — Брехт не понимал. Может плохой немецкий ван Альмонда? Понял неправильно.

— Сказал же. Они ничего у нас не покупают. Только продают свои товары за серебро. При этом серебро ценится гораздо дороже, чем в Европе. Не так. У нас соотношение золота к серебру по весу приблизительно один к одиннадцати или двенадцати. А у них один к трём. Пытались даже, слышал я, капитаны покупать у них золото за серебро. Но и золота у них не много. И дорога в оба конца. Нет, это не выгодно. Гораздо выгоднее возить чай, шёлк, фарфор, даже тонкую бумажную ткань и тонкую белую бумагу тоже. А покупка, господин герцог, это не торговля. Это — покупка.

— То есть, вообще нет товаров, которые они покупают у европейцев? — Всё это не укладывалось пока в разработанную Иваном Яковлевичем стратегию. Если нельзя продавать товары в Китай и можно только покупать там предметы роскоши за серебро, то на хрен тот Китай вообще нужен.

— Берут немного драгоценности, так их выгоднее продавать дома. Цена не сильно выше, и никуда везти не надо. Знаете, герцог как торговля происходит. Даже на серебро, там церемония целая. Тем европейским купцам, которые прибыли в Китай, не разрешается въезжать в саму страну, всё ограничивается портом Кантон. Здесь товары выгружаются на склады, известные как Тринадцать фабрик, а затем передаются китайским посредникам.

— Товары?

— Слитки серебра, сундуки с монетами, мешочки с драгоценными камнями. Да, немного берут очень качественную шерстяную ткань. Иногда специи, но не все.

— Понял. И дальше?

— Дальше посредники передают это чиновникам. Те оценивают и одаривают купцов в ответ товарами по списку. Там хитрая азиатская история. Мы вроде как приносим дань их императору серебром, а он в ответ одаривает нас. Вообще, европейцев в Китае не любят. Даже ненавидят почти. Мне один иезуит такую историю рассказал. Европейцев часто называют «океанскими дьяволами», особенно это прозвище было в ходу в прошлом столетии, когда торговля только начиналась, но сохранялось за нами до самого последнего времени. Иезуит сказал, что в буддийской религии демоны ада изображаются с рыжими волосами и зелеными глазами. Неудивительно, что к европейцам относились сперва, как к представителям сатаны, ведь многие из них были блондинами со светлыми глазами или ещё хуже — рыжие.

— А меха? — Брехт не хотел этого вопроса задавать, уже понимая ответ, но ситуация с Кяхтой вообще не вписывалась в то, что рассказал голландец. Строго все поперёк. Никто с русских серебро не требовал. Просили именно меха, шерстяную ткань, а теперь ещё и лакрицу.

— Меха? Я слышал. Знаете, что я думаю? Мех — это просто те же деньги. Они, эти косоглазые варвары, считают мех деньгами. Как африканцы бусы тоже считают деньгами.

А ведь похоже. Сейчас идёт, так называемый, Малый Ледниковый Период. В Москве погода, как на Урале в будущем. Кроме ржи толком и не растёт ничего, пшеница часто попадает под возвратные заморозки в начале лета. Озимая рожь их переносит, а яровая пшеница нет. Потому и в Европе, и в Китае в цене меха. Греются. Модно. Раз носит император в Китае или курфюрст в Европе, то и окружению нужно. Купцы, вернувшиеся из Китая из столицы, рассказывали Бирону, что там зимой снег и пронизывающие ветра. Страшно зябко, как они выразились. Именно поэтому меха и шерстяная ткань.

Мех — просто валюта. Ничего нового. В России и сейчас ещё кое-где про сорок сороков куниц или соболей слышно. И у нас не так давно были шкурки валютой. Брехт капитана отпустил и задумался. Как это новое знание можно использовать для организации экспедиции этой и, главное, следующей, гораздо большей по размеру.

Серебро? Да у самих нет. Всё ещё приходится покупать у европейцев талеры и переплавлять. Демидовы ещё не нашли. Да и найдут — панацеей не станет. Нужно много. И вывозить его за рубеж в уплату за предметы роскоши для знати — дурость. Меха? Меха и так идут через Кяхту. Да и в Европе не сильно дешевле. Нет, везти их на кораблях нельзя, тем более, чёрт его знает, как они полтора года в море в сыром трюме переживут. И моль, и черви, и сырость с сопутствующей плесенью, а главное — крысы, эти безбилетные пассажиры любого корабля всё по дороге понадкусывают. Не вариант меха. Тоже самое и шерстяная ткань, если моль, то она и шерсть съест, а если плесень, то чем шерсть от меха отличается. И шерстяная ткань сгниёт. Лакрица? В герметических бочках. Пропаренных в бане перед запечатыванием. Без пара. Просто нужна температура градусов в семьдесят, при которой все насекомые и основная масса бактерий вымрет. Ставим галочку. Только нужно подумать про крыс. Ловушки? Мышеловки? Ещё одну галочку. И всё же, чем расплачиваться за продукты по дороге в Охотск?

Дальше лакрицы не пошло. Ничего не придумывалось. Бирон тогда кинул клич, чтобы ему нашли знатока Китая среди русских. И ведь нашли монаха одного. Точнее — епископа. Он недавно вернулся из Китая. Рассказал его Преосвященство или владыко Епифаний следующее. Одним из положений Нерчинского договора, заключенного в 1689 году между Россией и Китаем, был пункт о том, что русским торговым караванам численностью не более двух сотен человек разрешалось раз в три года пересекать территорию Китая и заходить в Пекин. Другие европейские страны такой привилегии не получили.

Ещё одним из пунктов Нерчинского соглашения было то, что России было позволено основать в Пекине православную миссию, которая должна была удовлетворению духовные потребности казаков, попавших в плен во время приграничной войны. Эти люди и их слуги были привезены в Пекин, и им не было разрешено вернуться на родину после подписания мирного договора. Эта община сохранилась до сего времени, но сейчас в ней преобладают уже метисы от браков казаков с китаянками и просто этнические китайцы, решившие стать христианами. Православная миссия в Пекине построила там храм небольшой и несколько домиков, а сейчас и вообще довольно сильно разрослась, не русский квартал в Пекине, но анклав в несколько сотен человек, среди которых есть и несколько ещё живых казаков. И там полно людей, владеющих не двумя даже, а тремя языками: русским, китайским и маньчжурским. Миссия — как бы полуофициальный орган, представляющий российские власти при императорском дворе. Церковью в России руководит Синод, так что можно смело назвать, что церковь — часть государственной машины управления и подавления. Священники, посланные в Пекин, могут устанавливать контакты с высшими китайскими чиновниками. Они фактически стали неофициальными представителями российских властей за десятки лет до того, как европейцы только попытались основать там свои постоянные представительства. И то иезуиты, как всегда, перегнули палку, решили манипулировать императором Китая. Он им зубы тут же вырвал. И миссии закрыл. Впрочем, англичане обделались не менее знатно. Филип во время беседы поучительную историю про англичан рассказал. Каким-то способом, подкупили должно быть какого мандарина, но англичане узнали, что у китайцев есть полу волшебное средство, которое улучшает пищеварение и оздоравливает организмус. Называется панацейная гигантская трава — ревень.

— Вона чё?! — Брехт привыкший, что этот ревень растёт во всех садах и огородах брови вскинул. Китай, выходит?! А ведь нужно добыть семена.

— Сначала китайцы охотно продавали англичанам ревень, но потом какой-то их чиновник, получивший слишком маленькую взятку или захотевший слишком большую, окрысился на британцев и запретил вывозить ревень из Китая. — голландец, в очередной раз, на этот раз презрительно, сквозь зубы, сплюнул на паркет итальянский. Брехт зажмурился и досчитал до десяти. Зубы ван Альмонду можно выбить, а кто корабли вокруг Африки поведёт. Пусть живёт.

У владыки тоже много интересного после узнал Иван Яковлевич.

— Семена ревеня, можно провести в караване?

— Чего везти, привёз я, в Новодевичий монастырь отдал сёстрам… годов пять назад.

— Гут! А размер нашей миссии в Китае каков?

— Десять человек.

— Ого! И сейчас десять с вашим отъездом.

— Конечно. На замену прибыли…

— Стоять… — Чуть «бояться» не сказал по привычке Иван Яковлевич, — А что со знанием языка?

— Когда я был три года назад, то шестеро-то из десятка сносно говорили, а понимать, так, все понимали.

— И вы?

— И я.

— Владыко. Мы сейчас в Кяхте строим церковь и монастырь. Давайте я выйду на Синод и порекомендую им, как это у вас называется епископство там создать сибирское и вас туда главным отправить. Крестите бурят с тунгусами, школы для их и русских детей открывайте и главное, откроете в Кяхте школу для купцов, ну, проводников, по изучению китайского и маньчжурского языка. Сами торговлишку с китайцами налаживайте. Я вам с собой корней солодки дам несколько телег и Марены Красильной, крокусов. Разводите и торгуйте. Купцам всем наказ дам заботиться о процветании монастыря и церквей.

— Согласен я, — не задумываясь даже ответил владыко Епифаний, — привык я к тем местам. Суетно в Москве. Только поясни Иван Яковлевич, митрополия или епархия будет?

Блин?! Ну, немцу простительно. Бусурманин же не сильно грамотный в этом вопросе.

— А как лучше?

— Митрополия на весь тот край и отдельно епархия китайская, кяхтинская и забайкальская. — Брехт разницу понял. Сейчас, когда нет патриарха, митрополит высший чин в православии, а епархией управляет епископ, ниже чин. Епифаний, как и все люди, не чужд такому пороку как гордыня. Да, пожалуйста.

— Я сегодня же свяжусь с Синодом и предложу вашу кандидатуру владыко на новую забайкальскую митрополию с центром в Кяхте.

— Новые земли — новые люди, в тех землях много людей захотят увидеть свет истинной веры. — Епископ поднялся повернулся в красный угол и троекратно перекрестился. Потом и Брехта поднявшегося перекрестил. Перстня и уж тем более руки священнику Иван Яковлевич целовать не стал. Не то воспитание. Ещё куда ни шло дивчуле ручку надушенную, а тут лапища волосатая. Бр-р.

На прощание Брехт задал вопрос ещё один. Никак не мог понять, почему к русским и голландцам или англичанам разное отношение.

— А мы для них другие, не свои, но и не европейские дьяволы. У нас некоторые обычаи совпадают. В Китае не принято сходу начинать торговлю или о чём-то договариваться. Этому должен предшествовать как бы обряд некий — установления отношений. И в этом обычаи наши и китайцев совпадали. Сначала — совместная трапеза и обмен подарками, знакомство по порядку с членами семьи. Или с купцами. А ужо, когда подарки будут унесены и оценены по достоинству, а совместная трапеза окончена и все отдохнули — тогда можно перейти к делу. А жадные и глупые англичане или с нижних земель торговцы не понимают такой бесполезной траты времени. А с совместной трапезой совсем плохо. Много блюд там не приемлет европейский купец. Про кузнечиков жаренных или червей слышал? Про гадов варёных? Вот и подумай Иван Яковлевич, как хозяин будет относиться к тебе, если ты его угощениями побрезговал. А это дорогие кушания были. От сердца предложены. А ты наплевал им в тарелки на угощения, да на пол ещё. Китайцы очень чистоплотные люди. Как и мусульмане. И очень чувствительны к запаху от человека. Они и по пять раз в день моются. Ну, а про вонь от европейцев сам слышал. Словом — они варвары, а мы почти свои.

В результате в шесть фрегатов ушедших со второй морской экспедицией нагрузили бочки с лакрицей и Мареной красильной — это для торговли, точнее для закупок продовольствия. А ещё, тоже в бочках, на корали доставили мешочки с сушёным шиповником и смородиной. При этом команда обязана была съедать по горсточке шиповника и смородины каждый день. Цингу никто не отменял.

Не все ещё последствия. Герцог Бирон посетил на следующий день после разговора с епископом Новодевичий монастырь. Рассусоливать не стал. Вечно занят, нет времени на душеспасительные беседы. Тем более в то время ещё в православие не перешёл. Даже на Евдокию Лопухину взглянуть не захотел и на школу девочек кружевниц основанную шесть лет назад Петром. Сунул настоятельнице сто рублей золотом в небольшом кисете и попросил:

— Покажите ревень. Лопухи такие из Китая.

— Я знаю, что такое ревень, — ответила бабка невысокого роста с посохом как у волшебников из фильмов.

И показала. Был сентябрь и от ревеня остались, осыпавшиеся с бодыльев, семена и жёлтые лежащие на земле листья. Грядка не сказать, чтобы в запустении была, но и ухоженной не назовёшь, трава плохо выполота и рядом на самом деле рос лопух со своими шишечками колючими. Всего на грядке росло три куста.

— Семена собрать немедленно и мне передадите, пока я у вас чай пью.

Чай был — копорский. Или кипрейный. И потягивая ароматный напиток, Иван Яковлевич задумался, слышал, что через десяток лет, ну, не точно, экспорт этого чая в Англию достигнет приличных размеров. И практически вытеснит в Англии настоящий чай. Кончится плохо. Наглы организуют торговую войну. Всей истории Брехт не помнил, но всплыл в памяти кусочек показавшийся тогда забавным. Англичане объявят, что для перетирания иван-чая русские используют белую глину — очень вредную для здоровья. Этот скандал в газетах проплатит чайная компания, продававшая индийский чай в Англии. И подействует. Люди поверят, закупки чая упадут, а чайная компания избавится от сильного конкурента — русского чая.

— Технологией поделитесь? — сравнивая вкус этого напитка с тем, что сейчас везли из Китая и практически не находя отличий, спросил Иван Яковлевич. Точнее, отличия были. Наш был лучше, чёрного чая нет, а зелёный жасминовый чай — самый дорогой из Поднебесной имел менее насыщенный цветочный аромат. Да, скорее всего в этом не было кофеина. Только про это сейчас знать никто не знает, сейчас оценивают просто вкус.

— Технология? Логос — учить? — О, матушка латынь знает.

— Как делают копорский чай? Весь процесс?

— Ах это? — Настоятельница… Блин она же назвалась, не запомнил, о другом думал. Вот в том домике жила царевна Софья не так давно и перед её окнами повесили кучу стрельцов. — Сестра Марфа принеси листья сушёные.

Возраст не определить, круглое лицо, лучики морщинок у глаз, всё же старушка. Марфа эта принесла почти чёрные, тёмно-коричневые сухие листья в мешочке шёлковом. Не дешёвая упаковка.

— Сначала листья обрывают и высушивают. Опосля их складывают в кадку для ошпаривания кипятком, после чего перекладывали в корыто для перетирания. Получившееся сырье выкладывают на противень и отправляют в печь. Высушенные листки снова разминают…

— Русскую печь?

— Как русскую? Знамо в русскую… А! Нет, Ваше Высочество, не в голландку. В обычную печь, после того как прогорит, там и томятся листочки.

— А перетираете с глиной?

— С глиной? Зачем? Сестры руками перетирают.

— Понятно.

В это время принесли семена ревеня в миске, с комочками земли и прочим мусором. Охренели в корень. А, ну сам сказал, чтобы срочно. Пластинки были жёлтые и явно часть сгнила уже. Брехт не знал, нуждаются ли они в стратификации, о чём и спросил настоятельницу.

— Стратификация семян нужна? Блин блинский, садить нужно осенью или весной?

— Не ведомо мне…

— Понятно. Так. Это приказ. Если нужно Синод письменное указание вам выдаст. В следующем году все семена ревеня собрать. Вам выделят земли несколько гек… десятин. Посадите. Сейчас вам часть оставлю, посадите. Если взойдут весной, мне скажите. Там и решим, весной их сажать или осенью. Будете выращивать ревень на продажу за границу. Прибыль от продажи пополам. Действовать будете совместно с Министерством торговли.

— А…

— Стоп, а вы его зачем выращиваете?

— Черешки вкусные.

— Мать вашу, Родину нашу! Нужны корни. Не вершки, а корешки! Из них лекарство делают, — Брехт задумался, а как продают сейчас, просто кореньями или в порошок растирают, из разговора с владыкою Епифанием, он только понял, что в ревени корни ценятся, как слабительное. Аристократы на Западе загнивающем принимают, обожравшись мяса. Помогать им нужно. — Не ограничено количество корней, все, что вырастите продадим. Мне тут сказали, что пуд кореньев стоит сто рублей примерно. Да, по Иван-чаю… — Брехт потер переносицу, а чего, пусть будет в руках церкви, они умеют хранить секреты и ручонки у них когтистые — выгоды не упустят, — после сбора листьев отправляете людей на сбор кореньев, сушите и перетираете в муку. С добавкою пшеничной муки выпекаете хлеб и продаёте на торгу. Дорого продаёте. Назовите «сдоба монастырская». Я осенью следующей наведаюсь, узнаю, как дела идут.

О сухарях из хлеба, сделанного с добавлением муки из корней кипрея, Брехт слышал от Матрёны. Они не покрывались плесенью. Если это на самом деле так, то лучшего продукта для моряков просто не придумать. Да и военным в походах не помешают. Жаль сейчас уже поздно, придётся целый год ждать.

В тот же день, раз уж в Москве оказался, Брехт и в новый банк заехал с Третьяковым встретиться. Не по банку, по ревеню информация была нужна. Услышанное удивило. И вызвало кучу вопросов к Остерману. Успел же навредить стране пока Бирона не было при Анне Иоанновне. Всего-то полтора месяца хозяйничал, а вреда на десяток лет. К нему в Кремль Иван Яковлевич и ломанулся.

— Я же как лучше хотел, торговлю оживить. — Стал прикидываться опять хворым Андрей Иванович, хватаясь за грудь.

— Андрей Иванович, я тебя предупреждал, снова начнёшь симулировать болезнь какую, и я велю тебя в Сибири от неё вылечить. Всю историю торговли ревенем рассказывай.

— Год не знаю, но очень давно, когда только на Престол сел…

— Ну!

— Нет, не помню, читал Указ. Дам команду найти. Государь Алексей Михайлович запретил частным лицам торговать корнями ревеня под страхом смертной казни.

— И тебе царёв Указ не указ? Да, не дёргайся, дальше давай.

— При Петре I ревень тако же был в ведомстве приказа…

— Прибыль была?

— Документы таможен…

— Андрей Иванович!

— Ревень входил в число главных экспортных товаров России.

— И?!

— Радея о благе Государства, так как прибыль всё время падала, я подготовил Указ, позволявший свободную торговлю этим корнем.

— От имени Анны Иоанновны подготовь другой Указ, который вновь вводит смертную казнь за торговлю ревенем.