Польская карта

Событие двадцать второе

Засвистели боцманские дудки и на всех русских двадцати кораблях, выстроенных в линию, началась движуха. Канониры и закреплённые за ними на время боя члены экипажа бросились к орудиям. На палубы стали поднимать из крюйт-камеры заряды пороха и снаряды. Для первого залпа почти все Единороги заряжали книппеля и только некоторые гранатами. Как бой пойдёт не известно, а книппеля гарантированно лишат французские корабли возможности маневрировать. Лишившись парусов и такелажа, не порулишь. Проверяли, книппель из 245-мм Единорога с расстояния в полкилометра и самую толстую мачту перерубает… при попадании.

Почему заранее не приготовить, почему нужно носиться сломя голову, когда противник уже в пределах видимости, а, значит, и выстрела? Да, просто всё. Это море. Тут сыро, брызги от волн. А отсыревший порох в картузах по непонятной причине взрываться отказывался. Нельзя заранее пушку заряжать.

Канониры забегали вокруг пушек и лифтов, что подают порох и снаряды из крюйт-камеры, а палубные матросы бросились к мачтам. Нужно было поднимать паруса. Ветер был почти встречный, и это резко снижало манёвренность русского флота. Потому, ставили сейчас только минимум косых парусов, чтобы кораблём хоть как-то управлять можно было. Это по плану не нужно ничего делать, стой на месте и топи меткими выстрелами идущих в ловушку французов, но всём же известно, что все планы хороши только до первого залпа, и пойти может сражение совсем не по плану.

— Что там, Наум Акимыч? — дёрнул за рукав Сенявина, рассматривающего в подзорную трубу длиннющую противника, адмирал Сиверс.

— Пока всё по плану. Идут прямо на наш центр двумя колоннами, даже чуть довернули, чтобы точно в центр вклиниться.

— Ну, и флаг им в руки, как герцог Бирон говорит. Не отвлекаю больше. Командуйте.

— Поднять якоря! Ну, с богом ребятушки. Заряжай.

В современных орудиях главный минус — это откат. Чем больше пушка, и чем больше пороха в заряде, тем больше откат. Физика — это наука. Иван Яковлевич Брехт попытался изготовить к единорогам дульный тормоз. И после почти года экспериментов забросил эту затею. Без высокоточных фрезерных станков получалось всё криво-косо и при срабатывании дульных тормозов орудие переворачивало или сдёргивало с лафета. Из сотни изготовленных тормозов только два работали адекватно. При этом они существенно замедляли и затрудняли заряжание Единорога. И без того длинна ствола велика. Эти два орудия так и остались единственными в русском флоте с дульными тормозами, полностью откат они не гасили, но уменьшали в разы.

Потому, как и всегда раньше, орудия на судах заряжали с меньшей навеской пороха, чем те же орудия в сухопутных войсках. Естественно, и дальность выстрела существенно уменьшалась. Всё из-за размеров корабля. Там на нижних палубах практически нет места для отката, да и на верхней не лишку. Мачты, и… Да, полно всего. Моряки для уменьшения отката и возвращения орудия на место (наката) придумали целую систему из блоков и канатов. При выстреле канаты, не дают пушке катиться, сколько ей захочется, а потом, натягивая канаты, расчёт возвращал орудие на место. Зарядили канониры и, навалившись на канаты вдесятером, подавали пушку назад. Чем меньше орудие, тем легче проводить эту операцию, но и тем меньший урон противнику она может нанести.

Первыми выстрелили на русских кораблях именно те два орудия, что имели дульный тормоз. Они располагались на верхней палубе линейного трёхпалубного корабля «Святой Александр». Бирон все эти замысловатые и иностранные названия для новых кораблей Балтийского флота запретил. Корабли теперь назывались по именам царей и великих князей, когда-либо правящими русским государством. При этом с последними кораблями уже изгаляться пришлось. Кончились известные личности. Пришлось даже повторяться. Почти. Есть трёхпалубный «Пётр первый», и есть двухпалубный «Петр Великий».

До головных французских судов посланные им навстречу чугунные болванки не долети примерно кабельтов.

— Заряжай, — капитан-лейтенант Яков Немцов, внебрачный сын Петра, разысканный Брехтом в Голландии и отправленный старшим артиллерийским офицером на новый корабль и сам схватился за канат, когда канониры вновь зарядили орудие, — подбей чуть колышек, Никитич.

Ничего нового для подъема ствола кроме деревянных колышков пока не придумали.

— Огонь.

Бабах. На этот раз навстречу приблизившейся французской эскадре полетели книппеля.

— Ура! — Немцов в подзорную трубу отлично видел, что оба снаряда попали куда надо. Шедший справа от флагмана с адмиральским вымпелом большой линейный корабль накренился чуть, а потом мачта со всеми парусами реями и канатами стала падать.

— Заряжай!

Бабах. Несколько сотен орудий всех правых бортов русского флота выплюнули в надвигающую французскую эскадру чугунные полушария, скрепленные цепью.

Событие двадцать третье

А в этой самой Лодзи не оказалось в центре замка, кремля или какого другого укрепления. Ратуша была, собор большущий и красивый, а замка нет.

Иван Яковлевич за два дня боёв уличных вымотался вусмерть. Ляхи окрысились и настроили этих баррикад больше двух десятков. И каждую приходилось брать с помощью артиллерии. Жители города, мобилизованные шляхтой, возвели приличные укрепления и тоже взялись за оружие. Холодное в основном, но изредка и пушки рявкали с баррикады, и пищали с мушкетами бухали. Чтобы не класть людей понапрасну, действовали везде почти одинаково, подкатывали на прямую наводку пару Единорогов и прикрываясь прочными деревянными щитами разносили преграду в пух и прах. Последний залп делали шрапнельными гранатами. После чего взвод егерей со штыками наперевес нёсся на полной скорости к остаткам завала и добивал оглушённых и раненых. Когда добрались до ратуши и храма святых Петра и Павла, то понадеявшийся на завершение уличных боёв Брехт был неприятно удивлён. Баррикады были и, с другой стороны, от центра. Пришлось на следующее утро войнушку возобновить и вытеснить противника из города. Там замок и нашёлся. Скажем так — не привычный вид для рыцарского замка. Сделан из красного кирпича и… Красивый, должно быть, был. Башня восьмиугольная высокая с ажурными бойницами наверху, словно кружево. Но всё это великолепие сейчас пребывало в руинах. Шведы пару десятков лет назад качественно по нему артиллерией прошлись. Август Сильный ведь воевал на стороне Петра и против Карла. И в основном Северная война нанесла ущерб не России, а Польше и Прибалтике, на их землях велась. Вот одной из жертв той войны и стал Ленчицкий замок.

В развалинах этого замка и укрылись сторонники Лещинского. Зря это они. Брехт приказал замок окружить. Драпали ляхи, явно не подумав о припасах. Вода и еда у них буквально на следующий день должна кончиться. Полки расположились вокруг замка и начали ужин готовить. Иван Яковлевич больше парламентеров к Потоцкому посылать не стал и тех двух евреев торговцев хватило. Послал привет. Время от времени одна из пушек отправляла в замок шрапнельную гранату. Редко совсем. Раз в час. Чтобы поддерживать защитников в тонусе. Шрапнельных гранат становилось всё меньше и пополнить их за счёт противника не получится. Даже на каменные ядра и то надежда была не велика. Сейчас унификация и стандартизация калибров у артиллерийских орудий ещё толком не проведена и найти среди трофеев ядра диаметром именно 245 мм было почти невозможно. Калибр крупный и не популярный.

Осаждённые в замке конфедераты пару раз огрызнулись малокалиберной пушечкой. Ядра плюхнулись даже до лагеря не долетев. Иван Яковлевич вывод сделал, что пороха у панов только на два выстрела и хватило, да и то по минимуму насыпали, чтобы на два хватило.

Утром следующего дня поляки предприняли вылазку. Рано утром. Надеялись может, что большая часть войска спит и им удастся прорубиться сквозь русских идиотов, не выставивших дозоры даже. Наивные албанские… а… Наивные польские юноши. Выход-то из развалин замка только один и напротив этих ворот за два десятка лет прошедших со времён Северной войны выросли кусты всякие разные, лещина, боярышник колючий, шиповник. Дебри непролазные, одним словом. Тут раньше ров был с водой, который подпитывал небольшой ручеёк, вот на его берегах всё это буйство и зеленело. Скрытно, благо ночь выдалась облачной, туда Брехт переправил, как окончательно стемнело, два взвода егерей, а в лагере осёдланными стояли кони роты башкирских лучников.

Поступили шляхтичи странно, да что там, неразумно поступили. Брехт бы на их месте обмотал лошадям копыта тряпками и ведя их в поводу попытался просочиться вдоль стеночки подальше от входа в замок, а уж потом вскочить можно было на коней в неожиданном месте и пробиться в темноте к лесу. Нет. Кто-то там перемудрил у панов. Они выскочили из ворот на лошадях сразу и в правой руке сабля, а в левой факел.

— Добро пожаловать в реальность! — увидев это самоубийство покачал головой Иван Яковлевич. — Огонь, Ваня.

— Огонь!!! — заорал Салтыков, — Следующий выстрел по готовности.

Бабах, и колючие кусты окутались пороховым дымом, видимым в отблесках пляшущих огнях факелов. Ляхов конных было человек сорок, и пешцы ещё за ними бежали в непонятной психической атаке. Больше шести десятков пуль Петерса вылетело навстречу кавалеристам. Промахнуться с двадцати метров ещё умудриться надо. Тем не менее, с десяток примерно поляков конных уцелел, и они понеслись по дороге прямо на роту башкир. Побросали факелы, поумнев мигом, но поздно, лучники, выпустив несколько сотен стрел за десяток секунд прервали прорыв. За это время егеря успели перезарядить мушкеты и добили поднявших руки пехотинцев. А не видно было. Ночь же. Факелы? А вот чего они факелы вверх поднимали, а народ-то подумал, чтобы дорогу лучше при побеге видно было. Ну, звиняйте, недопоняли.

В крепость ночью не сунулись, вдруг там нашлись благоразумные.

И ведь нашлись, Салтыков, как расцвело, повёл два плутонга егерей к воротам, а со стены по ним жиденькие выстрелы забахали. Немного. Егеря геройствовать не стали и мигом отступили за кусты. Двое раненых. К счастью, легко. Обоих спасли бронежилеты кожаные. Пули их пробили и в тело вошли, но всего лишь кожу разорвав. Шрам останется. Оттащили неудачников к лекарям. Йод остался, обработают рану, зашьют, снова обработают. Полевую медицину Иван Яковлевич за два года на максимум вывел при имеющихся медикаментах. Весь Архангельский край два года собирал водоросли и сушил их, а потом сотни возов тащили всё это в Ригу, где в стеклянных больших ретортах из сухих водорослей пиролизом добывали йод. С зелёнкой хуже. Менделеев Йод в таблицу свою внёс, а зелёнку забыл, как её теперь найти. Настойка бриллиантового зелёного, вот и все познания Брехта о её составе, неужели из бриллиантов делают?

Паны оставшиеся сдались утром следующего дня. Оказалось, вода кончилась, как Брехт и предполагал, даже фляжек с собой у ляхов не было. Антоний Потоцкий — воеводой Бельским и его родственничек — воевода русский Август Чарторыйский были среди сдавшихся. Нужно было вешать их. Только вокруг уже собрались — половина офицеров гвардии. Не поймут. Нельзя так с пленными, а если и можно, то не с этими же — это князья супербогатые. Урчум-бурчум. Убить можно в бою, а с пленным нужно вежество. Хорошо. Предельно вежливо решил с ними герцог Бирон поговорить.

— Добро пожаловать друзья. Как герцог Курляндии и Семигалии хочу вам титулы новые присвоить. Воздать за храбрость и воинские умения. Ты, Анатолий будешь теперь князь Анадырский, а ты Август князь Колымский. Мы постараемся, как можно быстрее, доставить вас господа в ваши новые вотчины. И не благодарите. А да, с чадами и домочадцами. Чтобы не скучно было.

Событие двадцать четвёртое

Лейтенант-генерал ла Люзерн стоя на мостике шестидесятипушечного флагмана «Флёрон» переводил подзорную трубу с одного края выстроившихся бортами к нему русских кораблей на другой и начинал осознавать, что сейчас произойдёт. Рядом капитан Франсуа-Корнелис Баром уже орал команды в блестевший начищенной медью рупор.

— Огонь, собачьи дети!

Канониры поднесли пальники к запальным трубкам и носовые орудия бахнули, полностью перекрыв видимость окутавшим их и весь нос корабля кислым пахнувшим преисподней дымом.

Ветер снёс дым чуть влево, и картина увиденная ла Люзерном его не обрадовала один за одним русские корабли окутывались тем самым дымом. Далеко…

— А-а-а! — лейтенант — генерал обернулся и увидел, как заваливается прямо на корму «Флёрона» фок-мачта.

Срубили книппелем, пронеслось в мозгу командующего эскадрой, и подтверждая это со свистом что-то пронеслось мимо и врезалось в падающую мачту круша рангоут и разрывая паруса в клочья. И ещё, и ещё. Вот на правый борт стала заваливаться и грот-мачта. А книппеля русских продолжали визжать над головой и пары минут не прошло, а флагман уже полностью лишился мачт и, кроме того, на баке занимался пожар. Ошалевшими глазами ла Люзерн оглядел разрушенный красавец корабль и тут его с ног сбил удар. Перевернувшись и выпутавшись из обрывков парусов и канатов, командующий посмотрел вправо. Это самый большой и мощный корабль его эскадры потеряв так же все мачты и управление врезался во «Флёрон». «Меркюр» под командованием шевалье де Гойо тоже горел и пламя поднималось, охватывая паруса и просмолённые канаты сразу в нескольких местах. Русские не просто обездвижили их корабли, но и обстреляли чем-то зажигательным.

Пламя меж тем быстро распространялось по флагману, по нему больше не стреляли, огонь, и ла Люзерн это видел, перенесли по следующим кораблям в надвигающихся на русских колонны. Вскоре мостик был окружен стеной огня и только в одном месте ещё можно было спрыгнуть на палубу. Там несколько матросов во главе с офицером спускали вельбот на воду. Пытались спустить.

— Руби канаты, — из-за спины командующего раздался голос Франсуа. — Канаты руби, сгорим. — сам капитан, перемахнув через перилла, спрыгнул на палубу, и принялся шпагой пытаться перерубить канаты, удерживающие вельбот на талях. Слава богу у одного из матросов нашлась абордажная сабля и дела пошли веселей. Капитан Баром помог перебраться в лодку лейтенант-генералу и сам запрыгнуть туда и тут канаты, удерживающие вельбот, поддались и с начавшего крениться флагмана он стал падать в море. К счастью, крен был уже приличный, и высота, с которой вельбот плюхнулся в серое море была небольшой.

— На вёсла, все на вёсла, а то нас сейчас утащит на дно. — В вельботе было человек двадцать, в основным офицеры, толпившиеся на мостики и канониры с одного из палубных орудий.

Дальше всё было как в тумане. Они успели отплыть от переворачивающегося «Флёрона». Буквально в десятке футов от них он грохнулся на бок и немного пробыв в таком положении стал переворачиваться дальше, демонстрируя недавно просмолённые борта ниже ватерлинии.

— Ставь парус. Виктор, бери багор и отталкивай этих собак, они нас перевернут. — Орал прямо над ухом ошалевшего командующего капитан «Флёрона».

И правда с корабля успело спрыгнуть в воду несколько десятков матросов и офицеров и теперь они цеплялись за борт вельбота на самом деле наклоняя его и грозя перевернуть. Счастливчики тут же принялись баграми и абордажными саблями, лежавшими на дне вельбота, отталкивать бывших сослуживцев. Те посылали им проклятья и пытались вновь ухватиться за борт. Лодка опасно накренилась вновь. Ла Люзерн и сам схватил саблю и стал наносить удары по рукам, обрубая пальцы. Только через пять минут, когда матросы поставили парус им удалось отойти от тонущего «Флёрона». Лейтенант-генерал выпустил сабля и обессиленный плюхнулся на дно вельбота, что-то мешало сидеть. Он отодвинулся чуть и глянул. Окровавленная кисть лейтенанта Мориса, которую он сам и отрубил.

— Прости нас, Господь.

— Кхе. Кхе.