Ползущие

17.

13 декабря, днем

– Слышь, Кол, ты Адэр не видел?

Колу показалось, что Вейлон накурился травки. Ну, глаза красные, остекленевшие, говорит нечетко – в общем, есть признаки.

Уже темнело. Они встретились около «Бургер Кинг», где Кол сидел у металлического столика и при свете ресторанного окна пытался заполнить бланк заявления на работу. Он решил, что уйдет из родительского дома, а значит, ему нужны деньги и, значит, нужна работа. Он бы предпочел работу на катерах, но там почти не было постоянной работы, разве только в береговой охране. Конечно, соблазнительно уйти на флот или в береговую охрану, но Кол чувствовал, что сейчас не имеет права оставлять Адэр одну в городе. Он и сам не знал почему, просто чувствовал.

– Нет, – наконец ответил Кол, вписывая номер местной страховки. – Не видел с тех пор, как она ушла в школу. Лэси заезжала, тоже ее искала, я как раз сюда уходил. И Донни звонил.

– Слышь, брат, – продолжал Вейлон, – туфта какая-то, точно тебе говорю, братан. Типа, нет ее. Надеюсь, она не вместе с Роем.

Кол вскочил на ноги. Его трясло – он решил, что от злости, но все же скорее от страха.

– Мать твою, ты что несешь? Что ты волну гонишь! Или ты знаешь? С ней что-то случилось?

– Ну-ну, потише, брат…

Кол сделал шаг от стола, Вейлон попятился. Кол заорал:

– Ты пришел, бормочешь что-то про мою сестру, как обкурившийся растаман. Ты что, наложил на нее свои грязные лапы, ты, долбаный нью-йоркский наркоман?

– Нет, братан, нет. Фигню несешь. Можешь сам ее спросить, я ее не лапал. Спросишь ее, если… когда мы ее найдем.

Кол глубоко вздохнул.

– Почему ты думаешь, что она… пропала?

– О'кей. Я говорил с Сизеллой. Она, типа: «Странно, Адэр ушла посреди уроков с этой теткой, консультантшей. А я, типа: «Она, типа, поехала с ней к родителям или куда там еще». «Нет, они поехали в другую сторону от дома, за город. А эта стерва Сентаво тоже какая-то чудная». Это Сентаво забрала Адэр с собой.

Кол в упор рассматривал Вейлона.

– О'кей. Ты, ясен перец, обкурился. Но если она уехала, типа, с кем-то из школы, из персонала, я имею в виду, чего тут странного? Вот если бы ее схватил какой-нибудь мужик в маске, ну или там не знаю…

Но Вейлон смотрел не на Кола, а ему через плечо. Кол обернулся и увидел, что за парковкой «Бургера», с той стороны ограды, где были жилые дома, какой-то толстый тип с развевающимися на ветру волосами устанавливал на крыше маленького домика самодельную спутниковую тарелку.

– Меня просто бесит это дерьмо, – заявил Вейлон. – По всему городу люди ставят эти долбаные передатчики или что там еще.

Кол фыркнул:

– О'кей. У тебя паранойя, как у Мейсона. Кстати, об этом мудаке: я схожу за ним, и поедем в его фургоне искать Адэр.

– Хо! Я тоже поеду…

Но тут к ним подъехал «бронко» с кучей грязи на колесах и капоте, женщина за рулем коротко просигналила. У женщины было слегка оплывающее лицо и крашеные платиновые волосы. Кол ее не знал, но догадался, что это мать Вейлона, когда она сказала:

– Вейлон, дорогой, иди сюда, нам надо ехать.

– Что? Куда?

– Я объясню, но, пожалуйста, в машине. Не хочу кричать о своих делах на всю улицу.

Вейлон состроил гримасу и демонстративно замотал головой.

– Ну дела. – И обернулся к Колу: – Значит, ты найдешь Адэр?

– Угу. Поищу Мейсона, а потом с ним будем искать Адэр.

Вейлон спросил (его мать при этих словах склонила голову набок):

– Так у тебя есть сотовый или как?

Кол кивнул.

– При себе. Не знаю только, работает он или нет. Давно не платил. – И, подумав: Вреда не будет, написал номер своего сотового на руке Вейлона, а потом смотрел, как Вейлон залезает в «бронко» и уезжает с матерью. Затем он вернулся к заполнению бланка, но теперь уже небрежно и в спешке. Ему хотелось поскорее найти Мейсона… и Адэр.

Но не прошло и минуты, как в своем фургоне-каблучке объявился Мейсон собственной персоной.

– Хай, братец! Как делишки? Кол смотрел на него в изумлении.

– Что за фигня творится? Народ так и валит… Слышь, Мейсон, мне надо найти Адэр. Не знаешь, где она?

– Наверное, знаю. Тусуется с пацанами. Поехали, я тебя отвезу.

Кол отнес заявление в ресторан и отдал его чернокожему парню постарше, который управлял «Бургер Кингом», бегом выскочил на улицу и уселся в машину рядом с Мейсоном. Тут у него возникло какое-то странное ощущение. Чудно как-то, что Мейсон вдруг объявился. И он знает, где Адэр.

Кол молча пожал плечами. А что ему остается делать? По крайней мере фургон Мейсона хоть раз в жизни не воняет травкой.

А потому он позволил Мейсону увезти себя за город по Квибра-Вэлли-роуд.

13 декабря, вечер

Вейлон фыркнул и покачал головой отработанным жестом изумления.

– Анализ крови? Мам, я же не говорил, что заболел, и в школе ничего не говорили ни про какой анализ.

– В городе чрезвычайная ситуация, – объяснила Вейлону мать. – Из-за той штуки, которая разбилась. Ну, того спутника, ты еще про него все уши прожужжал. Там какие-то токсичные испарения. Надо сделать анализ крови, узнать, не отравился ли ты. В конце концов, ты же ходил туда. Где спутник разбился. И не раз. И во второй раз видел всякую ерунду.

– Конечно, мам. Но мне не почудилось, что я видел. Я все записал. Я собираюсь… – И вдруг замолчал, вспомнив, что не рассказывал матери о том, что видел на месте аварии во второй раз.

Может, она забралась в его файлы? И читает тайком все его записи?

Он повернулся к ней, собираясь нагрубить, потребовать объяснений. Откуда, черт подери, ты знаешь? Но почему-то вдруг побоялся ссориться с ней. Какое-то странное чувство предостерегло его, Вейлон и сам не мог сказать, откуда оно взялось.

Они въезжали на стоянку возле школы, объезжая само здание с тыльной стороны. Площадка выглядел, как склад подержанных автомобилей: масса пустых и темных машин, кое-как приткнутых у школьного спортзала. Задняя дверь спортзала была открыта, в проеме болталась пара подростков, рядом бесстрастно стояли их родители. Пока Вейлон смотрел на них, они продвинулись на шаг внутрь. Значит, там очередь, догадался он. На анализ.

Мать поставила «бронко» возле дверей спортзала, и через минуту они уже стояли в очереди. Вейлон улавливал отдававшийся эхом гул множества людей в большом пространстве зала. Вообще-то на удивление слабый шум. Когда через минуту они с матерью попали внутрь, он понял, что разговаривают друг с другом только дети. В зале пахло пылью, лаком, антисептиком, чуть-чуть потом. Баскетбольные корзины сложены и прижаты к щитам, складные трибуны подтянуты на стену. Перед глазами была огромная, пустая, чуть гудящая комната с длинной цепочкой людей вдоль одной из стен, а возле входа в раздевалки и душевые – две медсестры в белых халатах. Обе – негритянки. Обе работали за столиком с инструментами. Ребенок садился перед ними на стул, они брали кровь, бросали использованные иглы в коробку. Рядом стояли другие коробки, устланные пузырчатой упаковкой, – для маленьких сосудов с кровью.

Бледный полный мальчишка плюхнулся на стул перед столом. На нем были штаны длиной в три четверти, из которых торчали толстые белые икры, «адидасы» без носков, футболка «Master P» без рукавов. И стрижка «под гриб» – на макушке много волос, а сбоку почти ничего. Вейлон знал его по школе: бубнит рэп и называет всех «хрен» и «мудак», но негритянские дети все равно над ним за это смеются.

Толстый парень сидел, открыв рот, а когда ему в руку вогнали иглу, отвернулся и не смотрел, как кровь набирается в большой пластиковый шприц.

Столик, где брали анализы, стоял на той стороне зала, но темно-красный цвет крови в шприце был таким ярким, что казался странным цветком; Вейлон не мог отвести от него глаз.

Он терпеть не мог вида крови, и от этой самодовольной процессии ожидающих у него сжимало желудок. Почему в школе ничего не объявили? А может, и объявили, а он пропустил… Не очень-то он обращает внимание на такие штуки. Но все же почему-то он сомневался, что кто-нибудь что-нибудь объявлял.

Вся эта история заставила его вспомнить прочитанное в интернете: о росте аутизма и какой-то разновидности рака из-за массовой вакцинации в пятидесятых и шестидесятых годах. Из-за незамеченных примесей в вакцине. И там еще говорилось, что замять такую гигантскую ошибку помогли люди из правительства. Целый заговор.

Может, это тоже часть того заговора. Собрали детей, сделают им инъекции, чтобы спрятать некачественную вакцину. Или у них в городе проверяют защиту от биологического оружия, правительство так уже делало.

Может, на самом деле «спутник» и был таким оружием. Устроили катастрофу, чтобы в городе распространился какой-нибудь вирус для биологического оружия. Может, над ними проводят эксперимент?

Но почему проверяют только детей?

Этот массовый анализ крови должен быть связан с каким-то заговором. Слишком уж он внезапный. И никаких объяснений.

Потом цепочка умозаключений Вейлона оборвалась: в зале появился мистер Соренсон – заместитель директора школы. Он вышел из раздевалок со стороны мальчиков. Это был крупный, хотя и довольно стройный мужчина почти шести с половиной футов росту, с широкими плечами, длинной шеей и огромным адамовым яблоком. На нем была желтая рубашка для гольфа и серые слаксы. Взяв один из контейнеров с образцами крови, он вернулся в раздевалку.

Что тут происходит? Мистер Соренсон лично помогает брать анализы?

Многие дети заметно нервничали, некоторые разговаривали со своими соседями в очереди, а вот родители молчали все поголовно, разве только отвечали своим детям. Родители вели себя явно неправильно, неестественно тихо. Многие из них должны хорошо знать друг друга. Тем не менее, никто из них не разговаривал.

– Мам, это ерунда какая-то, все подстроено. Я не хочу делать никаких гребаных анализов, – мотая головой, сказал матери Вейлон.

Мать посмотрела на него с необычным спокойствием. Она казалась энергичной, доброжелательной, расслабленной и пустой. Совсем на нее не похоже. Если она не принимает наркотиков и у нее нет депрессии, она вечно болтает, пытаясь приободриться, знакомится с людьми. Она куда более общительна, чем он когда-нибудь станет.

Но сегодня все иначе. Мать не сказала ни слова. Просто сделала шаг вперед, когда очередь подтянулась, а толстого бледного парня у столика медсестры заменил мальчишка азиатской внешности.

– Мам?

– Да, Вейлон?

– Ничего. Я просто хотел услышать твой голос.

Вейлон смотрел, как бледный пацан подошел к группе подростков, которые уже сдали кровь. Их родители стояли за ними длинной цепочкой у той части стены, где были собраны лавки. Родители молчали, дети тихонько переговаривались друг с другом.

Вейлон огляделся. Спортзал, черт возьми, был просто огромным. Металлические балки у потолка, высокие застекленные окна. Сквозь одно из открытых окон в верхнем дальнем углу Вейлон увидел звезду.

Ему хотелось оказаться там, где светят звезды. И чтобы с ним была Адэр. Хотелось знать, где она.

Вейлон снова посмотрел на мать. Внезапно она показалась ему необычайно замкнутой. Дружелюбной, но очень далекой. Так в чем же дело? Что его беспокоит?

Ничего такого уж особенного он не курил, одна трубочка, и все, но чувствовал себя очень неуютно, словно бы задевал телом острые углы реальности, которая вдруг превратилась в узкий туннель. Например, вот эта леди перед матерью: она такая спокойная, стоит как статуя, вроде бы даже не дышит, но густая каштановая волна ее волос чуть-чуть пульсирует.

О'кей. Он уже привык к таким глюкам после дозы. На самом деле он вовсе не накурился в доску.

Так почему же мама ведет себя так, как будто играет?

– Мам, ты откуда узнала про этот анализ? Ну, тебе кто-нибудь позвонил?

Она долго думала над ответом.

– Да, был звонок. Телефонный звонок. Нам позвонили сюда.

Он смотрел на нее, чувствуя себя все более странно и пытаясь осмыслить ее слова. Вейлон почувствовал озноб, сердце похолодело, и холод распространялся по всему телу. Он никак не мог понять, что с матерью не так. Она говорила странным тоном. И ощущение, что она играет, как на сцене. Может, это все-таки из-за трубки, которую он выкурил?

Снова вышел мистер Соренсон, подошел к бледному толстому мальчишке, взял его за руку.

– Пройдем со мной, Рональд.

Вейлон едва расслышал их голоса. Точно, его зовут Рональд.

Рональд посмотрел на двери раздевалки. Он явно не хотел идти.

– С моей кровью что-то не так?

Другие дети взволнованно зашумели.

– Нет. Все хорошо. Просто надо кое-что проверить. Убедиться. Пошли, ты все увидишь, – спокойно ответил мистер Соренсон.

Он увел Рональда в раздевалку, а очередь еще продвинулась.

Вейлон чувствовал, как колотится его сердце. Казалось, кожа стала слишком мала для его тела.

Может, у меня и правда паранойя, – думал он, – а может, я боюсь очень даже правильно.

И он решился.

– Мам, я пойду найду туалет. Мне надо по-маленькому.

Она бесстрастно на него посмотрела.

– Нет, лучше подождать. – Тут она вдруг нахмурилась. Как будто ей пришло в голову что-то еще.

– Я сейчас. – Вейлон уже удалялся от нее вдоль очереди.

Две чернокожие медсестры были коренастыми женщинами с распрямленными волосами. Одна – совсем черная, другая – светлокожая. Когда Вейлон проходил мимо них в раздевалку, они синхронно подняли головы и смотрели ему вслед.

Раздевалка – комната без окон – на первый взгляд оказалась пуста; единственным свидетельством присутствия человека был запах пота и мыла. В застекленной кабинке учителя физкультуры наискосок от шкафчиков тоже никого не было. И тут он услышал рыдание, эхом отозвавшееся в раздевалке. Плакал мальчишка, тонко, прерывисто. Плакал в душевой.

Вейлон осторожно пошел между рядами. Путь вдоль металлических дверей пустых шкафчиков показался ему бесконечным, словно бы проход удлинялся вперед, выдвигался телескопически. Подойдя к двери душевой, он остановился рассмотреть странного вида машину у самого входа в душевую. Раньше он таких никогда не видел. Она представляла собой треножник высотой с него самого, в середине, между стойками, располагался стеклянный поднос, а в том месте, где стойки сходились, находилось нечто вроде лазера, луч которого смотрел вниз и упирался в чашку Петри с кровью. На боку лазера была небольшая панель индикатора с цифрами, один провод торчал прямо из образца крови. Вейлон подошел к установке поближе, а когда нагнулся и заглянул в чашку Петри, то разглядел маленькие металлические штучки, которые, как криль, плавали кругами в крови.

Вся установка выглядела какой-то самодельной, собранной из деталей, взятых из разных мест. Было совсем не похоже, что она из медицинской лаборатории. Установка низко гудела, как будто сама с собой разговаривала.

Вейлон сделал еще шаг к выложенному плиткой входу и, вытянув шею, заглянул в чистое, геометрически четкое пространство душевых кабин. Мистер Соренсон стоял на коленях около бледного толстого парня, Рональда, и прижимал его к плиткам пола. Сам Рональд лежал на спине. Заместитель директора держал мальчика без особого усилия, хотя Рональд был очень крупным подростком и он вырывался, а тем временем учитель физкультуры, мистер Воксбери, ухватил мальчика за челюсти и силой разжимал их обеими руками.

Мистер Воксбери наклонился над Рональдом, как будто собирался делать ему искусственное дыхание рот в рот. Подросток пытался кричать, но у него вырывался только полузадушенный звук, потому что металлический стержень, который выдвинулся из глотки мистера Воксбери, лез прямо Рональду в рот. В стержне что-то пульсировало, как будто от мистера Воксбери к Рональду переливался поток из миллиона стальных личинок. Крошечные металлические существа забирались прямо в извивающегося мальчика. Потом мистер Соренсон принес коробочку и задрал мальчику рубашку. Из разреза на правой ладони мистера Соренсона что-то выдвинулось. Вспышка, режущий звук, клочья кожи, брызги крови как от двуручной пилы, и мальчишка оказался располосован. Мистер Соренсон что-то вставил в резаную рану, но Вейлон не увидел что. Мистер Соренсон сдвинулся и закрыл Вейлону обзор. Но он все еще видел ноги Рональда они в последний раз дернулись и обмякли.

– Мать твою… – выдохнул Вейлон, даже не заметив, что произнес это вслух.

Мистер Воксбери и мистер Соренсон, вернее, тварь Воксбери и тварь Соренсон, одновременно подняли головы и повернувшись, уставились в его сторону. Соренсон бросил взгляд на Рональда.

– Первая фаза закончится самостоятельно.

Вейлон сделал шаг назад. Мгновение всеобщего замешательства: если он побежит – они бросятся следом, если они бросятся на него – он побежит.

Мистер Воксбери напрягся.

Рональд резко сел и посмотрел на Вейлона с тем же выражением, что и у взрослых. Пустые, но настороженные глаза хищника. Его живот был по-прежнему распорот и раскрыт. За шторой из крови и мускулов что-то звякало и вращалось.

– Эй, мудак! – крикнул Рональд. – Смотри! – И он стал засовывать футболку в штаны, закрывая открытую рану и широко ухмыляясь. – Оказалось, что все о'кей. Я себя чувствую куда лучше. – И одним ловким движением он вскочил на ноги. – Слышь, братан, у меня теперь появились, типа, клевые навыки! Пусть они проверят и твою кровь. И тебе тоже так сделают. Это, типа, круто, вроде как запустить динамик на всю мощь, даже круче.

– А будет еще лучше, – заявил Воксбери. – После расширения, усиления и модификации. Это делается в несколько стадий. Но достаточно быстро, да, Рональд?

– Ага! Я почти ничего не почувствовал. Круто! – Он, казалось, задумался, но потом продолжил: – Видишь ли, молодые, точнее, некоторые из них, только некоторые, не так уж легко поддаются преобразованию во «Всех Нас». Что-то не так с кровью. Есть химические соединения, которые, ну, типа, вырабатываются, когда люди немного больше знают о себе и о всякой туфте вокруг. Смотри, что говорят «Все Мы». Если ты не такого типа, чтобы «присоединиться к нам легко», ну, тогда, парень, анализ крови это покажет, потому что некоторые химикаты, о которых они знают, вырабатываются, типа, как побочный продукт того, что ты, типа, именно такой парень. Но, слышь, если ты сразу, типа, такой, каким был я, – уже наполовину такой, ну, там развлекаться любишь, всякое дерьмо покуриваешь, тогда, парень, ты быстро преобразуешься в одного из них, ну и не будешь потом, типа, меситься. А иначе они должны тебя перезагрузить, должны тебя убить и, типа, разобрать на части. Некоторые из нас могут сразу пройти на самые высокие уровни интерфейса, и вообще, мать твою, нам так больше нравится. Понял, козел, «Всем Нам»!

Рональд шагнул к Вейлону, в его глазах сверкала такая радостная уверенность в своей правоте, что можно было позавидовать.

Вейлон пробормотал:

– Я… я не знаю.

Тут он услышал, что открылась дверь. Он обернулся и увидел распахнутую дверь в комнату со спортивным снаряжением. Сетки, полные баскетбольных мячей, теннисные ракетки, тренировочные футбольные мячи. На каждом предмете пометка СОБСТВЕННОСТЬ СТАРШЕЙ ШКОЛЫ КВИБРЫ. И там тоже лежало тело. Вейлон не видел, кто это, видел только торчащие ноги. Но потом ноги дернулись. Кто бы это ни был, он был жив.

Из комнаты с той стороны, где лежало тело, кто-то вышел. Оказалось, это Клео, девчонка из школы. Подружка Донни. Или бывшая подружка. И она была голая. Абсолютно голая. Линии загара окаймляли более светлые груди и обычно прикрытый трусиками-бикини лобок со светлыми волосами. Она выглядела счастливой и жизнерадостной. Что-то белое капало у нее из уголка рта. Сначала Вейлон подумал, что это слюна, но потом понял, это – сперма.

– Можешь заняться со мной сексом, – предложила девушка. – Гарри уже готов. У нас был невероятный секс. Так что ты можешь получить и секс, и наркотики, и развлечения, а потом стать одним из нас, если тебе нравится такой способ. Преобразование проходит легче, если твой мозг занят такими вещами. – Она говорила спокойно и убедительно, затем подошла к нему и раскрыла объятия.

Вейлон во все глаза смотрел на ее грудь, на розовую раковину ее губ.

А потом повернулся, чтобы бежать.

Его мать тоже здесь оказалась. Она остановила его, сильно ударив по лицу, так что он отлетел назад, стукнулся о дверную раму душа, взвыл от боли и сполз на пол. голова стала тупой и кружилась.

– Ты не послушался меня, маленький говнюк, – сказала мать. – Наконец-то все складывается. Я наконец стала частью чего-то хорошего, а ты хочешь все разрушить. Знай же ублюдок, я тебе не позволю, так и знай, паразит. Они даже предлагают тебе секс, а ты воротишь нос, а сам занимаешься мастурбацией, пока у тебя руки не начинают отваливаться.

– Подержите его, мы сейчас, – произнес мистер Соренсон, и Вейлон услышал, как они приближаются со стороны душевых кабин.

Пока они договаривались, он напрягся, и сознание прояснилось. Потом напряг ноги. Вскочил и головой вперед кинулся на мать. Ударил ее в живот, ожидая встретить там металл, но оказалось, что под кожей у нее мускулы, твердые, но все же эластичные.

Она охнула и шагнула назад, а Вейлон промчался в дверь душевых, швырнул на пол треножник, чтобы задержать преследователей. Огибая мать, он споткнулся, сделал большой прыжок, так что ее пальцы сомкнулись в воздухе как раз под его щиколоткой, а теннисная туфля угодила ей прямо в лицо. Вейлон даже услышал, как хрустнуло у нее в носу под его подошвой.

Он наступил на лицо своей матери, чтобы сбежать.

Но это была не его мать. Это не она.

От этой мысли у Вейлона потемнело в глазах, весь мир для него померк, стал бесцветным, серым и рыхлым.

И тут он услышал такое, что раньше слышал множество раз, но никогда не понимал, насколько мучительным, но бесценным оно было. Голос его мамы! Ее собственный, настоящий, обычный голос! И этот голос кричал:

– Беги, малыш, беги! – Она с усилием смогла повторить еще раз: – Беги!

А он уже и так бежал, но на бегу оглянулся, как футболист, рассчитывающий получить пас. Оглянулся, чтобы увидеть, как дела у мамы, может, она убежит с ним? Но она держала за ноги мистера Воксбери, когда он хотел броситься за Вейлоном, а вместо этого налетел на Соренсона. Воксбери и Соренсон одновременно нагнулись и вцепились ей в глотку так, что хлынула кровь и брызнула на шкафчики.

Вейлон испытал почти облегчение, когда увидел, что она умерла – это существо умерло.

Он уже добежал до двери и переключателей, которые регулировали освещение в спортзале. Слыша за собой топот, он опустил все рычаги вниз. Но в раздевалке свет не погас, только в спортзале.

Ближайшая дверь была закрыта: толстая хромированная цепь, на конце которой висел огромный замок, переплетала ручки. Но цепь не запирала дверь, она просто висела на случай, если понадобится. Вейлон с грохотом потянул за нее, развернулся и тяжелым концом сильно ударил Рональда по лицу, задев ему висок. Рональд упал на бок, изо рта у него посыпались металлические усики, разлетелись и задергались на полу. Завершая поворот, Вейлон махнул цепью и тяжелым замком попал по выключателям света, полностью их разрушив. Энергия победы и адреналин пели у него в крови, он кричал какой-то бессловесный вызов поверженному Рональду, но внутри все вопило: Мама! Моя мама!

Размахивая цепью, он плечом толкнул дверь, распахнул ее настежь и вломился в визжащую темноту спортзала. Тут Вейлон остановился отдышаться.

Было темно, но в слабом свете из дверей раздевалки Вейлон различил, что к нему приближаются белые халаты медсестер, словно одежды невидимых женщин, над линией шеи блестит что-то металлическое. А у входа – взрослые. Взрослые существа. Они тоже двигались в его сторону. Единственный путь на свободу есть только на стене – открытые окна.

Справа от двери находился выключатель. Вейлон видел, как им пользовался сторож. Он со всей силы надавил на него – складные автоматические трибуны загрохотали и стали выдвигаться со стены. По залу заметались слабые зубчатые тени. Люди падали, уползали в стороны.

Вейлон взмахнул цепью и с силой швырнул ее в темноту, туда, где должно быть лицо ближайшей медсестры. Цепь нашла свою жертву. Вейлон слышал, как медсестра вскрикнула и повалилась на вторую медсестру.

Потом Вейлон вспрыгнул на выдвинувшуюся скамейку трибун, которая оказалась к нему ближе всего, и побежал вверх вдоль плывущих алюминиевых лавок, балансируя на грохочущих, сползающих вниз скамейках, как будто развлекался серфингом на механической волне. Но в темноте было плохо видно, лишь небольшой уголок света указывал на открытое окно у самого потолка. Вейлон споткнулся, упал, разбил колено о металлический край трибуны, вскрикнул: «Вот блин!» и снова встал на ноги, хотя трибуны продолжали раскрываться под ним, как аккордеон.

Дети вопили, и Вейлон крикнул:

– Это монстры! Они превращают нас в тварей, они уже не люди! Бегите!

Его голос отдавался эхом, заглушал другие крики, а он все лез, спотыкаясь, вверх.

И вдруг он услышал, как множество голосов повторяют нечто вроде литании, что-то насчет ночного протокола: Ночной протокол, ночной протокол, и внезапно десятки пар маленьких огоньков с длинным узким лучом зажглись в зале. Это были крепко связанные попарно огни с очень узким лучом, похожие на свет миниатюрных фар, а по форме напоминающие…

Глаза.

Глаза взрослых в зале излучали свет. Их глаза светились, но не как у кошек, а как фары или спаренные лазеры. Цвет лучей был различным: от красноватого до зеленого. И они все удлинялись, каждая пара световых лучей шарила по залу, двойной стрелой протыкая пространство, металась, освещала детей. Свет сворачивал то туда, то сюда. Свет искал Вейлона в темноте огромного зала.

Дети плакали.

Они увидели, как засветились в темноте глаза их родителей красно-зеленым светом. Увидели, как эти безжалостные лучи шныряют по залу, устраивая пугающую иллюминацию. Увидели, как их мамы и папы встали на четвереньки, как их руки удлинились металлическими штырями, которые выдвинулись из кистей, как родители стали карабкаться по трибунам, цепляясь за них пальцами со слишком большим количеством фаланг. Родители передвигались по залу, как пантеры, прыгали на десять футов и приземлялись на четвереньки. Мамы и папы превратились в шипящих тварей, то ли людей, то ли собак, которые отбрасывали детей в сторону и кидались на них, делая неестественные, из стороны в сторону, движения челюстями, когда подростки и младшие дети побежали к дверям.

Вейлон с облегчением увидел, что многим детям удалось убежать через дверь. Стараясь их остановить, обезумевшие родители отвлеклись от Вейлона. Но некоторые двинулись следом за ним. Жуткое это было зрелище. Ползучие твари в темноте, разреженной лишь отраженным мерцанием парных лучей и светом собственных двойных фар, пресмыкающиеся создания в домашних платьях, почтовой униформе, деловых костюмах гнались за Вейлоном по остановившимся наконец трибунам. Он метался то вперед, то назад, пытаясь ускользнуть от них, то прижимался к стене, то отскакивал, стремясь добраться до потолка.

На самом верхнем ряду трибун он остановился, чтобы перевести дух, и посмотрел вниз.

В свете лучей из их глаз, которые пересекались, как рапиры, он разглядел многих. Увидел, как к нему лезет мистер Соренсон. И бледный толстый Рональд с месивом вместо лица. И мистер Воксбери с учительским свистком на шее. И миссис Симмонс, учительница английского языка, которая оторвала подол у своего длинного платья, чтобы было легче ползти наверх. Ее жирные ноги выглядели теперь как поршни. И лысый мужик с пивным брюшком в гавайской рубашке не по сезону, служивший управляющим в доме, где они с мамой жили. Тот самый мужик, которого Вейлон подозревал, что он пристает к маме, теперь скалился на него, приближаясь и рывком перескакивая сразу четыре ряда скамеек.

И Вейлон заорал:

– Нет, сукины дети! Нет, мать вашу!

И побежал по верхнему ряду, едва различая его в случайных лучах из глаз чудовищ и в слабом мерцании высокого окна. Вейлон был у самого потолка, добежал до конца скамейки, теперь до полу было почти два этажа – высоко падать, но он прыгнул. Поймал руками наклонный кронштейн баскетбольного щита и стал раскачиваться параллельно балке. Эти щиты с кольцами убирались наверх во время игр; их опускали, когда в бросках практиковались девочки. Сейчас они находились рядом с краем трибун.

Вейлон висел, понимая, что они могут прыгать лучше, чем он, потом раскачался сильнее, перелетел на второй кронштейн, который поддерживал щит, и закинул на него ногу.

Но кто-то из взрослых нажал на выключатель, и щиты отделились от стены и поползли вниз. У Вейлона едва не разжались руки от тряски, как будто механизм пытался стряхнут его с себя. Он схватился одной рукой за растяжку щита, перехватился и, пока щит спускался, полез по кронштейну вверх всматриваясь в темноту в слабом свете открытого окна, которое было его целью.

Он прополз по распорке между кронштейнами, чуть не упал от толчка, когда щит, наконец, остановился, спустился немного вниз, добрался до металлической балки, подтянулся и забрался на нее, слыша, как эти лезут на один из кронштейнов у него за спиной. Он прополз по балке, боясь даже взглянуть вниз, добрался до стены, перелез с балки на раму окна едва-едва приоткрытого для вентиляции, так что проникнуть в него мог только самый худенький человек, да и то изрядно постаравшись. Вейлон лез, обдирая на боках кожу, наконец вывалился на крышу соседнего здания, которая была ниже футов на десять, и шлепнулся на смолистую поверхность. Побежал под дождем, пахнущим влагой, ночью, гудроном и дымом из домов вокруг школы. Бежал к дальнему концу крыши, где был водосток, и поле, и лес, и тропинки, и горный хребет, и все, что было за хребтом.

А среди холмов – городской резервуар с водой.