Видно было, что моей семье рассказ нравился.
Я продолжал.
Большая синагога была истинным украшением нашего города, даже вельможи народов мира знали о ее великолепии.
Каждый Шавуот от графа Потоцкого присылали полную телегу с саженцами деревьев. В городе жила одна семья, отвечавшая за посадку и уход за ними.
Рассказал я и о нашем клойзе[31].
Все знают, что сейчас я завсегдатай нашего старого бейт-мидраша[32], но, прежде чем раскинуть шатры Торы здесь, мальчишкой я долго просиживал в клойзе нашего города. Очень много чего есть мне рассказать о тех днях. Расскажу лишь о том, что связано с Шавуотом.
За день до праздника пошел я с друзьями в лес и принес множество зеленых веток. У моей мамы, да упокоится душа её с миром, я взял веревки и подвесил их на потолке в форме Щита Давида. Потом я положил собранные ветки на эти верёвки.
Не хочу перед вами хвастаться, но всё же... Даже старики из клойза качали головами и говорили: "Да... красота..."[33].
А старики из клойза никогда зря ничего не говорят.
Жене и детям я не стал рассказывать о грустных стихах, сочиненных после праздника, когда увидел я листья, опадающие со Щита Давида.
Проснулось сердце мое и душа вспомнила ещё: например, бумажные розы, которые приклеивали к оконным стеклам. Так делала городская беднота, тщательно соблюдая традиции отцов. Владельцы домов соблюдали их без особой тщательности и роз на стёкла не клеили. Враг убил и тех и этих.
Много чего еще я рассказал своим домочадцам о Шавуоте и моем городе, всегда добавляя "тогда".
Все-таки мне удалось завершить свое повествование без надрыва в голосе.
Милостив Всевышний с Израилем – вспоминая былое величие, души наши не разрываются от горя. Так было и с моей душой, когда рассказывал о том, что было "тогда".