Помета

יד

Совершив благословение после трапезы, я поднялся и сказал жене и детям: ложитесь спать, а я иду в синагогу на "Тикун Лель Шавуот"[34]. Я родился в Бучаче[35], вырос в старом бейт-мидраше, где свято чтут традиции Израиля. Признаюсь, не во всём я следую примеру бучачских стариков. Они читают "Тикун лель Шавуот", а я – книгу "Азhарот"[36] рабби Шломо ибн Гвироля[37], да упокоится душа великого праведника.

Много поэтов было у Израиля, прославлявших Господа, но после завершения ТАНАХа не было у нас поэта, подобного рабби Шломо ибн Гвиролю. Стихи его наполнены горечью Галута – и я, недостойный, могу просить Всевышнего только словами святых поэтов, словами рабейну Шломо, пребывающего в Эдене.

Я уже где-то рассказывал, как отец, память праведника да будет благословенна, привозил каждый год с ярмарки мне, ребенку, новый молитвенник[38]. Однажды я нашел в нем "Просьбу к рабби Шломо ибн Гвиролю". Прочитал и удивился.

Может быть, такой великий цадик, имя которого написано даже в молитвеннике, не всегда может говорить с Господом?

Ведь пишет он: "Дай мне рассвет, Творец, хранитель мой...", а затем, найдя Господа, стоял он, Его "величьем потрясён…" [39](см. перевод).

Цадик снился мне по ночам, стоявший посреди бури, с развевающимися на ветру бородой и цицит.

Праведник – лучший проситель перед Ним, ибо сильнее всех остальных боится он Господа.

Много дней стоял образ рабби Шломо у меня перед глазами: иногда - ребенка, просящего что-то у отца, иногда - старика, уставшего искать Бога, а потом, найдя, застывшего, потрясенного Его величием.

Шли дни, принося лишь новые огорчения...