— Он красавец! — проговорил Уилл с восхищением, баюкая сына на руках. Он только что вернулся с ночной рыбалки, вымокший, голодный и разбитый от усталости, но был в восторге, узнав, что Мэри родила ему сына. — И он принес нам удачу! У меня есть большая красивая форель.
Когда Мэри озабоченно взглянула на него, Уилл хмыкнул:
— Все честно. Они дали ее мне из-за ребенка. Я думаю, что у нас все наладится.
Мэри снова успокоилась и улыбнулась. Уилл всегда был ласков с Шарлоттой, с самых первых дней, но сейчас он просто плавился от нежности, когда смотрел на своего собственного ребенка.
— Тебе нравится имя Эммануэль? — спросила Мэри.
— Это очень хорошее имя, — сказал Уилл, нежно посмотрев сначала на сына, потом на нее. — Имя, в котором есть надежда. И я позабочусь о том, чтобы он научился его писать.
Этот день для Мэри был очень счастливым. Дождь закончился, вышло солнце, и Уилл отнес ее к морю и помыл. Между ними в прошлом было много прекрасных моментов, но никогда еще он не проявлял столько нежности и заботы. Он устроил ее поудобнее в самодельной кровати под каучуковым деревом возле хижины, уложил Эммануэля в старую колыбельку Шарлотты, а потом приготовил форель на огне с парой картошек, которые он умудрился где-то раздобыть. Затем, оставив Мэри спать, они с Шарлоттой прогулялись к хирургу Уайту, чтобы сообщить ему о новорожденном.
Мэри не спала, хоть и испытывала приятное чувство сытости. Уилл не принадлежал к числу тех мужчин, которые говорят о любви, но его действия сказали ей о том, что он к ней чувствует. Во время беременности она иногда испытывала вину за то, что загоняет его в ловушку, но сейчас это чувство ушло, когда она увидела его восторг по поводу рождения сына. Сейчас они были настоящей семьей, и, что бы жизнь им не готовила, они справятся с этим вместе.
Позже в тот же день зашел Тенч навестить их.
— Я слышал, у тебя родился малыш, — сказал он, опустив глаза на Мэри, укачивающую малыша под деревом. — Слава Богу, вы оба целы и здоровы.
— Правда, он самый красивый на свете? — спросил Уилл, держа Шарлотту у себя на коленях. — Я никогда не видел более крепкого малыша.
Тенч рассмеялся и наклонился, чтобы погладить ребенка по голове.
— Он весь в тебя, Уилл. Такие же светлые волосы и крепкое тело. Имей в виду, ты должен хорошо о нем заботиться.
— И обо мне тоже! — воскликнула Шарлотта возмущенно.
Они рассмеялись, потому что девочка сегодня явно вбила себе в голову, что на ее место посягают.
— Я всегда буду заботиться о тебе, — пообещал Уилл, подхватывая ее на руки и подбрасывая в воздух. — Ты моя маленькая принцесса!
— Не слишком обращай внимание на слухи, что Уилл собирался тебя бросить, когда закончится его срок, — сказал Тенч Мэри чуть позже, когда Уилл ушел хвастать друзьям, что у него родился сын. — Я не верю, что у него достанет смелости вообще когда-нибудь тебя бросить.
Мэри не удивляло, что до Тенча дошли эти слухи. Люди здесь не останавливались ни перед чем, передавая информацию. Она подумала: интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что ребенок был ее тайным планом, чтобы удержать Уилла?
— Я не слушаю, что говорят люди, — ответила она твердо. Мэри чувствовала себя сегодня такой счастливой, что все остальное не имело значения.
— Ты можешь попросить себе землю, когда Уилл будет свободен, — сказал Тенч.
— Что мы будем делать с этой землей? — спросила Мэри с улыбкой. — Мы не фермеры. Уилл счастлив только тогда, когда рыбачит.
— Тогда он сможет построить себе лодку и начать свою собственную ловлю. Может быть, вы откроете первую рыбную лавку в Новом Южном Уэльсе!
— Может быть, — ответила она. Ей хотелось бы верить, как верил Тенч, что однажды здесь будет настоящий город. Он, похоже, думал, что, когда проблемы уладятся, страна привлечет новых поселенцев для фермерства и торговли, как это произошло в Америке. — И может быть, завтра приплывет корабль с животными, плугами, семенами, фруктовыми деревьями, едой для нас всех, лекарствами и тканью на новую одежду, — сказала Мэри с едва уловимой ноткой сарказма в голосе.
— Корабли скоро будут здесь, — заверил Тенч, как говорил всегда, но на этот раз в его голосе было меньше уверенности. — Я ни за что не поверю, что Англия бросит нас здесь на произвол судьбы.
Эммануэля окрестили через несколько дней, четвертого апреля, под тем же самым деревом, где поженились Мэри и Уилл. Как всегда в подобных случаях, присутствовали все.
Во время свадебной церемонии Мэри считала, что одета плохо, но с тех пор серое платье, в котором она была, износилось до такой степени, что превратилось в лохмотья, и из него сделали платки для Шарлотты. Сменившее его просторное платье, которое ей выдали, — бесформенный мешок из грубого хлопка — износилось не меньше. Одна из более доброжелательных жен морских пехотинцев дала ей красную ленточку для волос и кусок фланели, чтобы сделать одежду для Эммануэля, — иначе Мэри пришлось бы завернуть его в тряпки.
Когда Мэри оглядела собравшихся, она увидела, как сильно сократилось их число с момента приезда. В основном все они тогда были здоровы, и глаза их блестели от возбуждения и дерзости. Она видела в них надежду, даже в те моменты, когда они жаловались на судь6у. Их голоса были громкими, они спорили, дрались, смеялись и толкались, как неугомонные дети. Мэри вспомнила, как однажды подумала, что ни за что не сможет запомнить столько имен.
Но сейчас было легко перечислить всех по именам. Многих забрала смерть, а после последнего переселения на остров Норфолк некоторых каторжников осталось, вероятно, менее ста пятидесяти человек. Увеличилось только количество детей, но на них было больно смотреть: огромные скорбные глаза на бледных, исхудавших лицах, ноги и руки, похожие на маленькие палки. Большинство детей сосало палец от голода.
Ни у кого Мэри не увидела сейчас ясных глаз, даже у офицеров. Никто не толкался, не слышно было громких голосов, только апатичные, изможденные лица, сильно постаревшие от солнца и недоедания. Смех тоже звучал здесь редко, и даже те, кому все еще попадал в руки ром, хотели не веселья, а забытья. Потускнели даже яркие краски одежды, поскольку наряды, в которых некоторые заключенные щеголяли в первый день приезда, давно уже превратились в жалкие лохмотья.
Мэри подумала, что они все стали похожи на эту дикую землю. Такие же унылые и засохшие, как низкорослые кустарники с серо-зеленой смолой, такие же чахлые и безнадежные, как растения, которые они изо всех сил пытались вырастить.
Ей хотелось бы переложить вину на офицеров, но они тоже похудели и выглядели такими же изможденными. Что же касалось морских пехотинцев, Мэри искренне жалела их и их семьи, потому что их пайки были такими же, как у заключенных, их форма превратилась в лохмотья и они умирали так же, как и все остальные.
На следующий день рано утром Ваткин Тенч отправился на Дейвс Поинт посмотреть, не вывесили ли флаг на Южном мысе. Он плохо спал, потому что вчерашние крестины Эммануэля Брайанта сильно расстроили его. Хотя и приятно было видеть, как Мэри и Уилл радуются своему новорожденному сыну, ставшему солнышком в суровые времена, но Тенч понимал: если ребенок не выживет, Мэри будет убита горем.
Тенч хотел бы перестать так волноваться о ней. Он тысячу раз говорил себе, что их связывала только дружба, но правда заключалась в том, что каждый раз, когда он видел Мэри, его чувства становились все сильнее. Его сердце билось быстрее, когда он встречал ее. Тенч чувствовал себя беспомощным, зная, как сильно она нуждается в еде и приличной одежде. Мэри была гордой, не просила поблажек и с оптимизмом переносила все лишения. Она в самом деле умела видеть лучшее в том малом, что имела.
Тенч даже надеялся, что порка ожесточит Уилла, как она ожесточила других мужчин, что он станет настоящим смутьяном и Мэри перестанет быть так предана ему. Но вместо того чтобы разделить их, наказание дало обратный эффект, и малыш Эммануэль стал тому подтверждением.
Если бы только Тенч смог перестать строить пустые планы-мечты забрать Мэри с собой, когда закончится срок его службы! Он понимал, что если бы кто-нибудь узнал о его намерениях найти для них двоих маленький коттедж где-нибудь далеко от Плимута и рассказать семье и друзьям, что Мэри — вдова служившего здесь пехотинца, то над ним бы посмеялись.
Но Тенч продолжал цепляться за эти мечты. Он представлял себе, как Мэри снова расцветет на хорошей еде и каждую ночь будет лежать в его объятиях на пуховой перине. Когда Тенч заходил так далеко в своих фантазиях, то обнаруживал, что возбужден, и представлял, как целует эти маленькие груди, на которые он так часто поглядывал, когда Мэри кормила Шарлотту.
Тенч резко очнулся от своих мыслей, когда увидел, что на флагштоке подняли флаг. Это означало, что корабль либо бросил якорь в бухте, либо был замечен в море.
В огромном волнении он побежал в обсерваторию, где установили телескоп, и поспешно направил его на флагшток. Тенч увидел лишь одного человека, прогуливавшегося у флагштока, И, к своему огромному разочарованию, понял, что вряд ли прибыл корабль из Англии, иначе там было бы более оживленное движение. Скорее всего, это был «Сириус», который возвращался с Норфолка, прежде чем отправиться в Китай.
Тенч бежал всю дорогу обратно, чтобы увидеть капитана Филипа и доложить ему обо всем, и, когда губернатор сказал, что сядет на лодку и поплывет встречать корабль, Тенч уговорил Филипа, чтобы тот позволил ему сопровождать его, потому что, по крайней мере, это отвлекло бы его от обычной рутины и от мыслей о Мэри.
Они прошли половину расстояния до мысов, когда увидели, что к ним с «Провианта» спустили весельный баркас. Тенч узнал Капитана Болла, отчаянно махавшего руками, и его сердце упало.
— Сэр, — сказал он, повернувшись к капитану Филипу, — приготовьтесь к плохим новостям!
Уилл бежал к Мэри по пляжу, где она стирала одежду. Мэри озабоченно подняла голову, услышав топот его ног.
— В чем дело? — закричала она, надеясь вопреки всему, что Уилл сообщит ей о прибывшем с провиантом корабле.
— «Сириус» потерпел кораблекрушение! — крикнул он в ответ.
Уиллу потребовалось некоторое время, чтобы перевести дыхание и объяснить, что он услышал внизу в гавани. «Сириус» как раз спустил лодки, груженные едой, в Сиднейском заливе у острова Норфолк, когда его понесло на подводные скалы. Капитан Хантер попытался предотвратить катастрофу, спустив якорь, но было уже поздно. Еще до того, как якорная цепь натянулась, корабль ударился о коралловый риф, который находился параллельно берегу. Когда вода ворвалась в трюмы, команда срубила мачты, чтобы корабль стал легче и смог удержаться на поверхности, но к этому моменту уже оставалось мало надежды на спасение.
— Они сбросили лини[12], чтобы вытащить людей на берег, — сказал, задыхаясь, Уилл. — Работали, пока не стало темно, так что уже ничего не было видно. На следующее утро вытащат остальное.
Эта новость повергла Мэри в состояние глубокого шока. Потеря «Сириуса» была для колонии смертельной раной. Как они теперь привезут продукты из Китая?
— Все целы? — спросила она. Мэри привязалась к некоторым из женщин и детей, которых послали туда.
Уилл кивнул.
— Слава Богу за это маленькое милосердие. — Потом его лицо расплылось в улыбке. — Нескольких заключенных послали на корабль, чтобы вытащить оставшихся там животных. Каторжники нашли немного грога, зажгли костры и устроили вечеринку.
— Ох, Уилл, — вздохнула Мэри, — это не смешно.
— Мы должны смеяться, иначе до чего мы дойдем? — возразил он с возмущением. — И есть еще одна смешная история. Лейтенанта Кларка сбил с плота заключенный, упавший на плот. Заключенный не умел плавать, и Кларк вытащил его и благополучно доставил на берег. А потом избил палкой за то, что тот подверг его опасности.
Мэри засмеялась. С ее точки зрения, этот поступок был типичным для лейтенанта Кларка, которого она никогда не любила. Мэри считала его подлым лицемером, который провел большую часть первого года, вызывая к себе всех каторжниц, осужденных за проституцию, а потом до смерти надоедал Тенчу и другим офицерам рассказами о своей чудесной жене Бетси, которая осталась дома. А затем, после всего того что он говорил о женщинах-заключенных, у него хватило дерзости завести себе любовницу! Он даже дошел до крайнего цинизма, назвав родившуюся от этой связи девочку Бетси — именем своей любимой жены. Его отослали контролировать остров Норфолк, и Мэри считала, что чем хуже ему там будет, тем лучше.
— А что произойдет теперь с нами? — спросила она Уилла. — «Сириус» был нашим единственным шансом спастись от голодной смерти.
Уилл нахмурился.
— Филип назначил на шесть часов особое совещание между офицерами.
Мэри знала от Тенча, что Филип не любил откровенничать I подчиненными. Он предпочитал держаться особняком, и, если он созвал своих людей, это значило, что он крайне озабочен.
— Впереди нас ждут еще более тяжелые времена, это уж наверняка, — вздохнула Мэри удрученно. — Но давай попробуем найти положительные моменты, Уилл. Если корабль нескоро придет из Англии, Филип станет еще более зависим от твоей рыбной ловли. Пришло время настоять на том, чтобы ты снова брал часть улова себе. Твое умение — это единственная возможность для всех нас.
Капитан Филип действительно был очень озабочен, когда стоял перед собравшимися офицерами в шесть часов. До этого времени он жил надеждой на то, что прибудет корабль из Англии, который решит главную проблему колонии. Но сейчас губернатору пришлось признать тот факт, что нужно принять экстренные меры или стать свидетелем того, как все вымрут от голода.
— Необходимо еще больше урезать рацион, — начал он, и его голос слегка дрожал, потому что он знал, что дневного рациона, состоящего из двух с половиной фунтов муки, двух фунтов очень старой свинины, пинты сухого гороха и фунта несъедобного риса, разделенных на семь человек, явно недостаточно для поддержания жизни. — Мы должны пополнить рацион рыбой и мясом, если не хотим умереть. Мой план состоит в том, чтобы реквизировать все частные лодки для рыбной ловли и сформировать отряды для охоты.
Офицеры в ужасе переглянулись, зная, что им придется вызваться добровольцами. За исключением Тенча, все они считали контроль за такими экспедициями неприятным делом, потому что не любили работать с заключенными.
— Но сэр, вы имеете в виду, что некоторым каторжникам придется дать в руки оружие? — спросил один из старших офицеров, и на его лице с нездоровым румянцем был написан ужас.
— Да, — сказал устало Филип, — Некоторые из них отличные стрелки. Я считаю, что, если мы проявим к ним доверие, они ответят усердным трудом для общего блага.
Он объяснил, что у него не остается другого выбора, как послать «Провиант» в Батавию, в Голландскую Вест-Индию. Капитан Болл зафрахтует там еще один корабль и вернется с продуктами. Филипп Кинг, бывший губернатор острова Норфолк, также поплывет на корабле, чтобы отправить в Англию депеши и отчет капитана Филипа о состоянии колонии.
Офицеров еще больше обеспокоил этот факт, потому что «Провиант» был маленьким кораблем грузоподъемностью всего лишь сто семьдесят тонн и его одиночное плавание в неизвестных водах казалось опасным. Более того, если корабль пропадет в море, у них больше не останется судна, которое смогло бы отвезти продукты поселенцам на остров Норфолк.
Среди офицеров послышался недовольный шепот, но Филин строгим взглядом заставил их замолчать.
— У нас нет выбора, — сказал он резко. — В любом случае, нам нечего везти на остров Норфолк, а если мы оставим корабль в гавани и будем ждать помощи из Англии, которая, возможно, не придет вовсе, — это может иметь катастрофические последствия. Я прошу вас всех поддержать меня.
«Провиант» выплыл из гавани в апреле. Вся колония пребывала в страхе, наблюдая за ним. Офицеры волновались за безопасность корабля и злились на Филипа. Пехотинцы опасались нападения со стороны аборигенов, поскольку боеприпасы значительно сократились. А заключенные смертельно боялись всего.
Перед отплытием «Провианта» ходили слухи, что офицеры и пехотинцы собираются уплыть на нем, бросив заключенных на произвол судьбы. Все каторжники знали, что сами они долго не протянут.
Несмотря на то что самых лучших стрелков отправили на охоту, они подстрелили лишь троих очень маленьких кенгуру. Со всеми дополнительными лодками и людьми и притом, что рыбная ловля стала крайней необходимостью, улов немного улучшился, но потом снова начал уменьшаться. Офицеры получили обратно свои маленькие лодки, и, находясь в крайнем отчаянии, капитан Филип разрешил Уиллу использовать свою собственную лодку.
Мэри была из тех людей, которые никогда не упускают возможности воспользоваться случаем.
— Это может стать нашим единственным шансом, — убеждала она Уилла однажды ночью, когда они лежали в постели. — Эту лодку мы можем использовать для побега.
— Не глупи, — сказал Уилл устало. Он так ослаб от голода и от напряженных попыток обеспечить всех достаточным количеством рыбы, что у него уже не было сил слушать безумные идеи своей жены.
— Я не имею в виду сейчас, — проговорила Мэри, садясь рядом с ним и наклоняясь, чтобы поцеловать его. — Мы не сделаем этого без инструментов, карт и запасов еды. Все, что ты можешь сейчас, — это завоевать доверие губернатора. Выплывай на лодке каждый раз все дальше, но всегда возвращайся. Он доверяет тебе уже сейчас, подумай, как усилится его доверие к тебе, если ты сделаешь вид, что играешь по его правилам.
— Я не вижу, какой в этом смысл, — ответил Уилл раздраженно. — Даже если я добьюсь от него такого доверия, что меня не будут контролировать, я все равно не знаю, в каком направлении плыть, чтобы достичь порта.
— Тенч на днях говорил мне о Голландской Вест-Индии. Там есть оживленный порт, называется Купанг, — произнесла Мэри. — Он сказал, что порт находится над морем на самом краю этого места.
Уилл грубо захохотал.
— Над морем на самом краю этого места! — проговорил он насмешливо. — Да что это за указание направления? Он хоть знает, сколько это лье? Кто-нибудь туда раньше плавал? Не болтай ерунду, девочка!
Мэри тяжело откинулась назад, рассердившись из-за того, что он смеется над ней.
— Я еще не знаю, но обязательно выясню, — сказала она с суровой решимостью. — Нам нужно бежать, Уилл. Если мы этого не сделаем, Эммануэль и Шарлотта погибнут.
— Нет, Мэри, — отмахнулся он, повернувшись к ней спиной. — Они не умрут. Еду привезут, вот увидишь.
— Может, и привезут, — заметила Мэри, но при этом провела пальцем по одному из глубоких шрамов, оставшихся после порки на его спине. — Возможно, детям достаточно повезет, и они переживут все эти эпидемии, их не укусит змея, и не развратят другие заключенные. Но будем надеяться, что ни ты, ни я не проживем достаточно долго, чтобы увидеть, как Эммануэля привязывают к треугольнику, чтобы выпороть.
Мэри почувствовала, как напрягся Уилл под ее пальцами. Она знала, что он все еще видит порку в ночных кошмарах.
— Я убью каждого, кто попытается сделать это с ним, — проговорил Уилл.
— К этому времени ты будешь слишком слаб, — возразила она мягко. — Ты раньше времени состаришься в борьбе за выживание. И я тоже. Поэтому бежать нужно в ближайшее время, пока мы еще в состоянии защитить наших детей.
Уилл тяжело вздохнул.
— Я подумаю над этим.
— А пока ты над этим думаешь, делай то, что я говорю, и завоюй доверие губернатора, — сказала Мэри. — Как только мы этого добьемся, считай, что мы на полпути к успеху.
После того как Уилл заснул, Мэри долго лежала без сна. Она часто размышляла, пока Уилл где-то бродил в своих снах. Возможно, он думает, что запасов в амбарах хватит еще на многие месяцы, но она знает, что это не так. Отправляясь на обед к губернатору, офицеры берут с собой хлеб, а стол в администрации ненамного лучше, чем у заключенных. Однажды вечером они ели собачье мясо!
Пару дней назад умер пожилой заключенный, как раз в тот момент, когда брал свою порцию в амбаре, и, осмотрев его, хирург Уайт обнаружил, что его желудок совершенно пуст. Причинами, благодаря которым у Мэри оставались силы, чтобы бороться, и молоко в груди, чтобы кормить Эммануэля, были дополнительная рыба, которую Уилл приносил домой с дневного улова, и личинки и ягоды, которые показали ей аборигены.
Беннелонг в конце концов сбежал из поселения, когда стали давать меньше еды и рома, к которому он привык. С огородов, даже с огорода губернатора, постоянно воровали овощи, несмотря на серьезную порку, обещанную в случае поимки. Это делали не только заключенные. С поличным поймали моряка с «Провианта» и морского пехотинца. Уилл был вынужден вырыть яму в полу хижины, чтоб держать собственный скудный рацион в безопасности. Так делали контрабандисты в Корнуолле, выкладывая яму деревом, а сверху настилая доски.
И все же Мэри находила силы, чтобы выжить, и умудрялась кормить семью, потому что она не стала предаваться отчаянию, как это делали другие. Мэри сказала Уиллу, что им надо крепко держаться за жизнь и быть услужливыми и любезными по отношению к офицерам, чтобы завоевать их доверие и дождаться, когда придет корабль. Таким образом у них появится возможность получить те вещи, которые им необходимы.
А дни медленно тянулись, и с каждым днем муки голода становились все сильнее. Погода тоже стала очень холодной, и ветер зловеще шелестел в высохших, тонких, как бумага, листьях каучуковых деревьев. Все общественные работы приостановились, потому что ни у кого уже не оставалось сил.
Заключенные просто медленно передвигались с места на место, и на каждом изможденном лице была настоящая печать страдания. По ночам Мэри часто слышала, как маленькие дети скулят от голода. Это был самый ужасный звук, который она когда-либо слышала.
Уилл, казалось, внял совету Мэри, потому что он завоевал огромную популярность среди офицеров и пехотинцев своим прилежанием в ловле рыбы. За это он был вознагражден долей с каждого улова, и ему разрешили самому выбирать себе помощников. Джеймс Мартин, Джейми Кокс и Сэм Берд, его самые близкие друзья, часто отправлялись с ним, и, хотя обычно во время рыбалки присутствовало еще двое пехотинцев, так было не всегда. Уилл часто рыбачил в водах за мысами, иногда заплывая на несколько миль от берега. Еще он завязал дружбу с некоторыми аборигенами, ловившими рыбу на своих каноэ. Часто именно они направляли его к большим косякам.
Уилл часто видел Беннелонга, когда выплывал из гавани. Тот иногда рыбачил на своем каноэ и временами забирался на борт лодки поболтать. Мэри была уверена, что, если ей и Уиллу удастся достать немного спиртного, Беннелонга можно будет легко подкупить, и тогда он поможет им сбежать.
Именно в тот момент, когда казалось, что помощи ждать уже неоткуда, днем третьего июня на Южном мысе был поднят флаг. Когда прокатился слух о том, что идет корабль, началось настоящее безумие. Мэри бросила работу и издала крик восторга. Женщины выходили, ковыляя, из своих хижин и обнимались друг с другом.
Ваткин Тенч вместе с хирургом Уайтом и капитаном Филипом сел в свою лодку и поплыл к мысу. Все трое были так же радостно возбуждены и взволнованы, как и все остальные в колонии, несмотря на ливень и сильный ветер. Когда они подплыли ближе к мысу и увидели большой корабль, сияющий цветами английского флага, Филип пересел на рыбацкую лодку и поплыл обратно, оставляя Тенча и Уайта получить приветствие из дома.
— Посмотри на это волшебное слово на корме, — сказал Уайт, указывая на надпись, сделанную краской: «Лондон». — Я уже начал сомневаться, что увижу когда-нибудь нечто подобное.
Корабль назывался «Леди Джулиана», и из-за сильных ветров он был вынужден бросить якорь в Весеннем заливе, как раз за Северным мысом, но Тенч и Уайт проплыли рядом и поприветствовали офицеров с корабля.
— Вы даже не представляете, как мы рады вас видеть, — выкрикнул Тенч. — Мы боялись, что никогда не получим продуктов, которых с таким нетерпением ждем. Расскажите нам, что у вас на борту, и мы передадим хорошую новость колонии.
— Двести двадцать пять каторжниц, все до одной шлюхи, — выкрикнул в ответ один из офицеров.
Тенч рассмеялся, так как принял это за шутку. Но его смех резко оборвался, когда на палубе появилась кучка светловолосых женщин, которые начали кричать непристойности.
— А продукты вы везете? — заорал Уайт, поняв, что Тенч в таком шоке, что не в состоянии сформулировать дальнейшие вопросы. — А лекарства, которые нам нужны?
— Семьдесят пять бочек муки, — крикнул в ответ офицер с корабля. — Это все. Мы выплыли вместе с «Хранителем», который вез провиант, но его продырявил айсберг.
К наступлению ночи все заключенные были в отчаянии.
Капитан Филип вернулся в гавань с сияющим лицом, подтвердив слова рыбаков, что к ним действительно направляется большой английский корабль и сейчас он стоит в Весеннем заливе.
Заключенные ждали, думая, что лейтенант Тенч и хирург Уайт прибудут через час или два с еще более сияющим видом. Многие поспешно съели остатки своего рациона, полагая, что на следующий день им дадут больше, чем они обычно ели за неделю.
Но Тенч и Уайт вернулись мрачными и молчаливыми и пошли прямо в дом губернатора, не сказав никому ни слова. Когда на обратном пути они сообщили, что на новом корабле находится более двухсот женщин и нет никаких продуктов, им не поверили. Некоторые смеялись, приняв это за шутку. Но все же, когда каторжники увидели, как в дом губернатора спешат другие офицеры, и не услышали радостных криков, они, хоть и не сразу, поверили, что это правда.
Мужчины-заключенные слишком ослабли от голода, и их не интересовала огромная толпа женщин, направляющаяся к ним. Единственной их реакцией был страх того, что рацион урежут еще больше. Но для большинства женщин новость оказалась стихийным бедствием. Плохо уже то, что придется разделить свою пищу с чужими, но мысль о том, что новые женщины уведут их мужчин, была еще хуже.
Отношения с кем-то (законным был этот брак или нет) облегчали муки жизни в колонии. В большинстве случаев они являлись компромиссом, особенно для женщин. Дома в Англии вряд ли кто-то из них выбрал бы себе такого партнера. Но здесь выбор был ограничен. Простые девушки радовались, что их кто-то хочет, более симпатичные находились в большей безопасности, имея защиту, а там, где результатом компромисса стал ребенок, это вносило какой-то смысл в их жизнь.
Мэри занервничала больше остальных, когда услышала новость о «Джулиане», груженном женщинами. Она знала, что не ее красота и не ее ум держали Уилла рядом с ней два года. Он был с ней исключительно потому, что женщин не хватало и, познакомившись поближе с более красивыми женщинами, Уилл обнаружил у большинства из них серьезные проблемы с характером.
И смерть, и высылка людей на остров Норфолк сократили число каторжников в десять раз. Сейчас здесь оставалось не более семидесяти мужчин, и большинство из них были настоящими развалинами. Среди двухсот новых женщин, которые находились взаперти на корабле многие месяцы, почти наверняка найдутся десятки таких, которые положат глаз на Уилла.