Помолвлены понарошку (СИ)

34

Прошло всего пару минут, но на улице нас уже подстерегала лохматая шайка в полном сборе. Я дрожала не то от холода, не то от сопереживания своему босоножку. Он подпрыгивал в слюнявой пасти Биэра, раз за разом налетая на белоснежные клыки, что блестели в ночи, словно острие ножа, которым разделывают человечину в фильмах ужасов.

Тяжело сглотнула. А ведь если бы не Бен, я могла бы сейчас быть на его месте.

Мы проделали безумно длинный путь. Порой мои ноги бастовали, отказываясь выполнять свою работу и двигать тельце вперед. В такие моменты Бену приходилось брать на себя роль полицейского, прекращающего несанкционированный бунт. Дубинки и наручников не было, конечно, но у моего друга имелись и другие весьма действенные методы.

Отлично, теперь в воображении разыгралась картина Бена с наручниками и внушительной «дубинкой»: губы украшает улыбка, тело — отсутствие какой-либо одежды…

Зашибись. Давайте дружно скажем спасибо моей прекрасной фантазии и паршивому вибратору. Вот чтобы я еще хоть раз повелась на россказни продавцов!

Когда мы наконец зашли (а кое-кто рыжий влетел) в главный дом, я резко выпустила воздух, опираясь руками на колени. Сердце изо всех сил колотилось в груди. Оно было в шоке, что все еще может это делать.

— Теперь и мне захотелось пампушек, — задумчиво произнес Бен. — Биэр так смачно уплетал твой босоножек, что волей-неволей заурчит в животе.

Я медленно подняла на него угрожающий взгляд. Ухмылка сияла на губах мужчины.

— Ты, должно быть, хочешь отблагодарить меня за сопровождение? — будто не замечая предостережения на моем лице, спросил Бен. — Меня устроит поцелуй.

Он закрыл глаза и постучал пальцем по щеке:

— Вот сюда.

С полминуты я не шевелилась. Мне казалось, ему следовало понять, что нельзя издеваться над переживающим потерю (пусть даже простого босоножка), а потом требовать от него поцелуй. Однако Бен терпеливо ждал свою награду, и я засомневалась. В конце концов, он ведь провел деву мимо дракона. За это рыцарям полагается полцарства или хотя бы поцелуй, так?

Я выдохнула, зажмурилась и потянулась к Бену, но вместо колючей щеки мои губы встретили его губы.

Следовало тут же отпрянуть, но ноги устроили новый бунт, как, впрочем, и все тело. Бен едва коснулся ладонью моего носа, щеки, скользнул на шею — он и не думал отстранятся. Подушечки пальцев медленными круговыми движениями нежили кожу в районе сонной артерии. Та активно пульсировала в такт ускорившемуся ритму сердца, но поспешила отозваться на ласку, пуская сотню токов по телу.

Внезапно до меня дошло, что это все лишь сон. Я не просыпалась посреди ночи — на меня это не похоже. Все происходящее — очередная разыгравшаяся фантазия отравленного кислородом мозга.

Стоило мне в это поверить, и уста открылись навстречу потаенному желанию, а тело плотнее прижалось к Бену. Как и во всех предшествующих мечтаниях, мужчина ответил на мой поцелуй, углубляя его, втягивая меня в водоворот сладостных ощущений, заставляя полностью отдаться чувствам.

Одна рука Бена обвила тонкую талию, вторая — запуталась в карамельных волосах. Запах его кожи кружил голову, мягкость губ заставляла чувствовать себя любимой, настойчивость языка — желанной. Я позволила ладоням бессовестно бродить по накаченным плечам, временами поглаживая, сжимая, хватая и притягивая мужчину к себе.

То был дурман, дарящий безмятежность. Блаженство в чистом виде. Сладкий сон, в котором не место логике.

В жизни, конечно, Бен ни за что не поцеловал бы меня так: упоительно, жадно, всерьез… Но как же приятно грезить, каково бы это было.

Я знала, что будет дальше, и тело гудело, изнывая в предвкушении.

Вот пальцы одной руки Бена окончательно тонут в волосах, слегка оттягивают их, подстраивая положение головы для удобства поцелуя. Вторая горячая ладонь опускается ниже, обжигает талию, сжимает ягодицу, привлекая к себе, позволяя ощутить всю твердость намерений мужчины…

Однако девичьего смеха, пусть и приглушенного, не должно было быть в моем сне, раз тот приобрел эротический оттенок. Сетуя на воображение, что не удосужилось оставить нас с Беном наедине, я прервала танец губ, открыла глаза.

Моргнула раз, и еще раз — хмельная дымка рассеялась, но на устах все так же пылал след от скользившего по ним языка, что стремился понять, каковы они на вкус, и тут же с напором проникал в рот, продолжая исследовать, властвовать, доводить до исступления.

Реальность обрушилась на меня, словно телевизор, выкинутый из окна. Казалось, вот-вот перед глазами замельтешит белый шум.

Губы Бена оставались приоткрыты, ликерные глаза впивались в мои, руки удерживали мое тело в непосредственной близости от его, накрывая жаром, заставляя сердце биться теперь уже в паническом припадке.

Лучше б правда телевизором прихлопнуло!