Понаехавшие (апрель 2008)

Стасик - хотя кому Стасик, а кому и Станислав Янович, - сидел в президиуме и посасывал черешок вересковой трубки. Трубка стоила долларов триста. Лицо стоило миллион долларов, то ли краденых, то ли фальшивых. Вполоборота, пожалуй, фальшивых, а посмотреть в глаза ежели - все-таки краденых. Из какого-нибудь бюджетного фонда.

Я сказал это Князькову. Тот глянул на меня с неприязненным удивлением и слегка отодвинулся.

Я только вздохнул. Князьков был, в сущности, неплохой парень. Но, вопреки фамилии, холоп.

Холоп, если чего - это не какой-то там подлец, черная душа. Нет. Просто человек, всегда и во всех случаях принимающий сторону сильного, особенно - если сильный силен официально, законно начальствует. Холоп любит всякое начальство и усердствует перед ним. Правда, холоп - плохой подчиненный, скверный слуга. У хорошего слуги есть две добродетели: верность своему хозяину и трудолюбие. У холопа нет своего хозяина, он и работать не любит. Он любит выказывать усердие - причем перед любым, в ком видит силу. Холопу мечтается, что начальник усердие оценит, освободит холопа от работы и возьмет к себе - приедаться, прикармливаться. За это холоп готов терпеть любые неудобства и тем более унижения. К тому же услуга его хоть и некузявиста, зато ничего не стоит. Более того, если холоп получит вдруг какую награду за усердствование, то теряется и начинает гадать, что начальник-то, небось, ненастоящий.

Стас был настоящим начальником, во всяком случае, он так держался. Этого было достаточно, чтобы Князьков его держал за человека, а меня - за врага человека.

Врагов начальства холоп не понимает и чурается. В лучшем случае считает дураками, в худшем - ненавидит как нарушителей правильного порядка. Чаще всего старается держаться от них подальше, отодвигаться, как отодвинулся от меня Князьков. Впрочем, есть опасная разновидность холопов, которых кличут холуями: те любят сами напасть на нарушителя - опять же не столько покорыстоваться, а просто чтобы почувствовать свою причастность к силе и власти: «Ну кто тут на нас с хозяином, вот мы вам сейчас». В таком случае холуй может насвоевольничать, напасть без команды, и не на того, на кого следует. Хотя окоротить холуя проще простого, цук - и вся недолга. Но спускать с поводка холуев иногда все-таки приходится, иначе негулянные зверушки начинают скучать… При Станиславе Яновиче уже завелась пара холуев, но в зале их не было.

Князьков же был все-таки безобидный, беззлобный человек. Он просто боялся, что я замажу его соучастием в неуважении того, кто в силе, вот и показывал - нет-нет-нет, я тут ни при чем.

А само действо было небезынтересным. Это был так называемый кон, он же конвент - так называют профессиональные сборища работников меча и магии, робота и звездолета, то есть литераторов фантастического жанра.

Вручалась премия, присуждаемая то ли от имени, то ли под эгидой, а может и под омофором литобъединения консервативных писателей-фантастов. Консервативная фантастика - это по тем временам (уже не ельцинским, но еще близким) звучало вызывающе оксюморонно. Для закрепления эффекта фантасты-консерваторы поименовали свою организацию «Траншеей». Это был радикальный жест. К тому же других активов, кроме радикальных жестов, у объединения все равно не было. За ним не стояло ни спонсорских денег, ни контактов с какой-нибудь всесильной мэрией или хотя бы влиятельной управой, да и в фэнтезюшной тусовке оно не воспринималось всерьез.

Так что неудивительно, что церемония происходила в подмосковном пансионате, драном, как пенсионерская кошка.

Зато возня вокруг премии была настоящей, это сообщало номинациям цену.

И мой сборничек был тоже номинирован, и меня даже предупредили, что чегой-тоть дадут, какую-нибудь «Малую Траншею» второй степени, как интересному обещающему молодняку, лахедре желтохвостой.

А вот Стасик был кем угодно, но не лахедрой.