Игорь проснулся, когда за окном уже смеркалось. Повернув голову и поморщившись от кольнувшей в шею боли, он почти сразу улыбнулся.
Катя, практически полностью оккупировав его подушку и обняв руками свою, мирно спала рядом. А вот его руки обнимали отнюдь не подушку. Похоже, они с Катей вырубились почти одновременно и проспали не менее пяти часов — об этом красноречиво свидетельствовало неприятное покалывание не только в шее, но и во всем порядком онемевшем теле.
Гоша слегка пошевелил пальцами, дабы определить степень их чувствительности — все было в полном порядке.
Его руки ласково скользнули по нежной гладкой коже девушки.
Гоша позволил себе ещё одну довольную улыбку. Катерина не проснулась, даже не пошевелилась.
Конечно, благороднее было бы выбраться из постели, чтобы не будить её. Однако, особого желания поиграть в благородство он в этот момент не испытывал. Чего нельзя сказать о другом его желании, которое требовало немедленного исполнения, заглушая еле слышный шепот совести.
В конце концов, раз уж они обоюдно решили, преобразовать свой брак из фиктивного в нормальный, то ничего плохого, он сейчас и не сделает.
А они решили? Преобразовать.
Ну, да… наверное. По крайней мере, так ему показалось.
Осторожно заглянув в умиротворенное личико девушки, погруженной в глубокий и спокойный сон, Игорь легко коснулся губами её щеки, скулы, мочки. плавно перемещаясь на шейку.
Затем приподнялся на локте и нежно провел свободной рукой по бархатистой на ощупь коже. Его пальцы легко дотронулись до её нежной груди, нарисовали замысловатый узор на животе, осторожно спустились ниже…
Катя вдруг беспокойно пошевелилась, а потом повернулась на бок, оказавшись лицом к лицу с затаившим дыхание Гошей. Спустя мгновение её глаза медленно раскрылись…
…Ей так не хотелось просыпаться…
Не хотелось расставаться с чудесными ощущениями, подаренными неведомым сном, но упрямый мозг уже дал команду, и сознание медленно, но верно возвращалось к ней. Катя нехотя открыла глаза и тут же зажмурилась, увидев в совершенно невозможной близости от себя улыбающуюся физиономию Гоши Наумова. Шефа и супруга по совместительству. Похоже, уже совсем не фиктивного. То, что произошло несколько часов назад, на пьяный дурман не спишешь.
— Привет… — прошептала она, краснея, вспоминая его ласковые дерзкие руки, губы, своё прерывающееся дыхание, его задыхающийся шепот и ослепительную вспышку наслаждения… Боже!..
Гоша…
Зачем ему в постели Катя Репнина — неопытная неумеха, если он привык к таким как Марго?
— Привет, — по — прежнему, улыбаясь, эхом отозвался Гоша.
— Скажи, что между нами происходит? — Нерешительно спросила она, стараясь не особо откровенно разглядывать его широкую, загорелую грудь. Строгие деловые костюмы и дорогие, тонкого полотна, рубашки придавали фигуре Игоря обманчиво утонченный и элегантный вид. На самом деле утонченностью его фигура явно не обладала, скорее мощью и развитой мускулатурой… — Это же просто сумасшествие какое-то.
В принципе, если бы Катерина не мучила свой ещё не до конца проснувшийся мозг нелепыми в этой ситуации вопросами, она уже давно бы поняла, исключительно по ощущениям, что Гоше не до размышлений и умных мыслей. Потому что в данный момент, он вполне раскованно обнимал её, покрывая нежными поцелуями, её шею.
Засунув куда подальше, проснувшуюся было вместе с ней, природную застенчивость, и глупые вопросы, она обвила руками его шею…
…Выплывая из сладостно-тягучего дурмана наслаждения, Катя медленно приоткрыла глаза.
Оперевшись на локоть, Гоша смотрел на неё светящимся почти возмутительным довольством взглядом и улыбался.
Почему-то на ум пришёл бабушкин кот Маркиз, заполучивший в своё полное распоряжение миску сметаны.
Такого умиротворённого лица, как сейчас, Катя у него не видела уже давно…
«Господи! Да ему же хорошо… — мысленно изумилась она, — просто, по-человечески, по-мужски хорошо…
Ему нравится вот так спокойно лежать рядом и смотреть на меня…
Ну, да… Он — нормальный мужчина, у него иногда возникают… желания. А я…
Я просто подвернулась под руку.
Просто… Или нет?
Ведь ему стоит только позвонить и под руку подвернутся с десяток на все готовых красоток.
А я, как ни крути, в этот разряд не вхожу.
Тогда, как все это объяснить?..»
— Мммм… — Гоша сладко потянулся и улыбнулся ей своей неотразимой улыбкой.
Катерина замерла под его тягучим взглядом, забыв, как дышать.
Голова стала пустой и легкой, а тело вновь зажило своей жизнью, и с головой советоваться явно не собиралось. Да и какие теперь советы…
Она попыталась что-то выдать в ответ, однако, кроме нескольких отказывающихся соединяться в слова букв, вроде «Э» и «А», произнести больше ничего не смогла.
— Как хорошо — то, Катюш… — промурлыкал муженёк, добив её окончательно.
Сердце вдруг забыло, как ему следует биться, заколотившись сначала с бешеной скоростью, а потом, замерев, по телу прошла дрожь…
А он уверенно, по-хозяйски провёл рукой по её щеке, заложив за ухо длинную прядь и, притянув Катерину к себе ещё ближе, запечатлел нежный поцелуй на её шее, потом уделил внимание ключице, груди…
Очередного поцелуя, имевшего все шансы стать прелюдией для нового безумства, Катя избежала, однако с одеялом не совладала. Вздохнув чуть свободнее, когда стало ясно, что Игорь не намерен удерживать её в постели, она позволила себе обернуться и окинуть его подозрительным, как она надеялась, а не томным, взглядом.
Он лежал, облокотившись на подушки, и любовался её обнаженной…
Мамочки!..
Одеяло тут же было возвращено на место и подтянуто до самого носа, а краска на щеках приобрела сочный малиновый оттенок. Одновременно с этим его улыбка стала ещё более широкой, а взгляд жарким, если это вообще было возможно.
Боже…
Гоша не мог на неё так смотреть.
И все-таки он смотрел.
Даже не смотрел — просто пожирал глазами и Катерина интуитивно чувствовала, что желанна…
С этого дня все изменилось. Гоша окончательно переехал в её комнату. Все его вещи вновь перекочевали в огромный стенной шкаф, заполнив всё свободное прежде пространство. Левая половина кровати отныне была в его безраздельном владении, но каждую ночь он неизменно посягал на её, Катину половину.
То есть, на неё саму. И, боже! Как же ей это нравилось…
Они теперь почти всё время были вместе: ходили по магазинам, гуляли по вечерней Москве, пару раз посидели в маленькой уютной кондитерской, где было чудесное шоколадное мороженое и превосходные эклеры…
На длинные майские выходные, они съездили в Питер, и Игорь, наконец-то, смог познакомится с тестем. Наумов не знал, что повлияло на господина Репнина, возможно, мнение его матери (Гоша почему-то подозревал, что главной в этой маленькой семье была как раз Елена Станиславовна), но принял князь зятя весьма радушно. Если в первые часы знакомства между ними и была какая-то, скованность, то после обеда и совместного распития собственноручно приготовленной Дмитрием Александровичем домашней наливки, она куда-то пропала. А уж когда Гоша два раза подряд проиграл ему в шахматы, князь сиял от радости как начищенный пятак и непременно желал познакомиться с Гошиным папой, про увлечение которого историей узнал от него.
Вечером того же дня, они гуляли по Невскому и набережной Мойки, высыпав у чижика — пыжика увесистый мешочек с монетками…
Вообще, перемену в их отношениях Игорь воспринял на удивление легко, как будто для него это было в порядке вещей.
Естественно.
Привычно.
И правильно.
Целовать её, желая доброго утра, в благодарность за вкусный завтрак, поглаженную рубашку или же просто так, потому что в данный момент ему этого хочется. Придерживать за талию во время похода по магазинам. Просто прикасаться к ней. У него это получалось так естественно и непринужденно, что Катя только диву давалось. Любой, не знавший всю правду о них, посчитал бы их обычной влюбленной супружеской парой.
Однако, если у Гоши всё получалось легко и естественно, то у Катерины всё оказалось сложно и запутано.
Привыкнуть, просыпаясь рано поутру, видеть его умиротворенно во сне лицо было невозможно. Пока невозможно или же совсем — она ещё не поняла.
Тяжело было привыкнуть даже к тому, что он рядом. Рядом не как начальник или вынужденный супруг, но как настоящий муж. Привыкнуть к тому, что теперь она имела право коснуться его улыбающихся во сне губ, откинуть со лба непослушные волосы, погладить морщинку, прорезавшую лоб…
Всё это казалось ей сном…
А каждая ночь — волшебной сказкой.
Вот только утренний свет и начинающийся новый день вновь и вновь, постоянно, неизменно вселяли в неё тревогу.
Как долго всё это продлится?
Когда всё закончится?
Но сейчас ей не хотелось об этом думать. Гораздо приятнее было предвкушать вечер, проведенный вдвоем, пусть даже у телевизора. Закутавшись в плед, забраться с ногами на диван и наслаждаться покоем и теплом мужской руки, уверенно обнимавшей её за плечи. А потом почувствовать его губы на своих губах…
Они сидели в уютном ресторанчике, отмечая свою первую совместную дату — месяц их новой, настоящей супружеской жизни, когда у Игоря зазвонил мобильный.
Обычно, он игнорировал внеплановые звонки, находясь наедине с Катей, но тут сразу же взял трубку.
— Да, Артем Геннадьевич… да… и вам добрый вечер… нет, ничего страшного… — Наумов нахмурился и, извинившись, отошел на небольшое расстояние, но Катя все равно могла слышать разговор мужа с неизвестным собеседником.
… - И что, ничего нельзя сделать, — Гоша хмурился все больше, — да, нет проблем, сейчас приеду… да… вам спасибо… до встречи… — он отключился и на мгновение как — будто о чем-то задумался. Но, потом, кивнув каким-то своим мыслям, быстро подошел к столику.
— Кать, — озабоченно сказал он, — ты прости, что вечер складывается не совсем так, как хотелось бы, но мне сейчас нужно уехать. И я бы очень хотел, чтобы ты поехала со мной.
— Конечно, Игорь, я поеду, — ответила до крайности заинтригованная Катя.
Наумов расплатился, и они покинули гостеприимный ресторан.
Ехать пришлось не слишком долго.
По дороге, они заехали круглосуточный супермаркет, откуда Гоша вышел с целой упаковкой швейцарского молочного шоколада, а затем в цветочный магазинчик, где он купил два симпатичных букетика первоцветов, один из которых отдал жене, а второй бережно положил на заднее сиденье.
Гошин внедорожник затормозил у поста охраны крупного медицинского центра и машину без проблем пропустили в больничный городок — видимо номер авто, здесь хорошо знали.
Припарковавшись на больничной стоянке, Игорь помог ей выбраться из салона.
— Кать, это не займет слишком много времени, — как будто оправдываясь, сказал Гоша, — мне просто нужно кое-кого увидеть.
Они беспрепятственно прошли внутрь клиники, где Гошу, как выяснилось, все хорошо знали, поднялись на четвертый этаж и зашли в третью от двери палату.
Посередине помещения, стояла большая функциональная кровать, возле которой сидела нестарая еще женщина, с изможденным лицом. На кровати, почти потерявшись среди горы подушек, лежала девочка лет восьми. На худеньком личике малышки казалось, жили одни большие карие глаза, в ноздре торчала кислородная трубка, голова повязана платком, а таких синяков под глазами Катя не видела еще никогда в своей жизни.
— Добрый вечер, Игорь Андреевич, — при виде входящего в палату Игоря, женщина встала, — подожду снаружи, пока вы… прощаетесь, — едва слышно прошептала она, едва сдерживая рыдания, и направилась к двери.
— Гоша! — Слабо улыбнулась девочка. — Ты все-таки пришел. Я думала, ты не успеешь.
— Привет солнышко, — ласково ответил Наумов, присаживаясь на стул у кровати и беря девочку за руку, — ну как же я мог не прийти к своей малышке, если она позвала меня. И почему такие мрачные мысли? Вот, лучше познакомься. Это Катя — моя жена. — Гоша поднял безвольную ладонь и вложил её в Катину руку. — Катя, это Алсу. Она очень храбрая и мужественная девочка. Мы с ней большие друзья. Правда, детка?
— Какая красивая, — девочка слабо кивнула, соглашаясь с Гошиными словами. — Так жалко, что мы слишком поздно с ней познакомились и не успеем стать друзьями, как с тобой.
— Ну, зачем ты так говоришь, малыш. Все будет хорошо. — Гоша ободряюще улыбнулся. — Смотри, что мы тебе привезли. — Он положил на грудь девочки букетик. — Твои любимые.
Девочка погладила букет рукой, к которой была прикреплена капельница и обессиленно прикрыла глаза.
Гоша судорожно сглотнул и сгорбился на стуле.
— Наклонись ко мне, — едва слышно прошептала Алсу, — я хочу тебе что-то сказать.
Игорь склонился к ней, и она что-то прошептала ему в ухо. Гоша изумленно моргнул и посмотрел на Катерину.
Чуть-чуть приподнявшись на локтях, Алсу чмокнула Гошу в щеку и откинулась на подушку.
— Катя, — обратилась она к едва сдерживающей слезы девушке, — вы присматривайте тут за ним. Он только делает вид, что плохой. На самом деле, Гоша замечательный! И не разрешайте ему ходить зимой без шарфа. У него горло слабое. Моя мама, даст вам свой телефон. Если он заболеет, позвоните ей. У нас на пасеке, очень хороший гречишный мед. Гоша его очень любит. Хорошо?
Катя слабо кивнула.
— А теперь позовите мою маму. Я устала…
Гоша еще раз поцеловал девочку, и они покинули палату.
В коридоре, когда мама Алсу зашла в палату, Гоша, обессиленно сполз по стенке на пол, да там и остался.
— Она ведь умирает, да? — Катя села рядом с мужем.
Это было скорее утверждение, чем вопрос.
Гоша кивнул, уткнувшись лбом в колени, и Катерина сердцем почувствовала, как ему плохо.
— Алсу боролась пять лет… — глухо сказал он, — когда она поступила сюда впервые, ей было десять…
— Я думала, Алсу лет восемь, — Катя была потрясена.
— Ей пятнадцать. Второго марта исполнилось. Это все рак… Она уже третья за этот год… Господи, Катька, сколько же можно их терять?! В последнее время, у меня складывается ощущение, что я никому не могу помочь. Все они уходят… — в Гошином голосе явственно слышались слезы.
— Игорь, — Катя успокаивающе положила руку ему на плечо, — ты не прав. Ты очень помогаешь им… Алсу и другим детям… Ты даешь им надежду. И не твоя вина, что они уходят… На все воля Божья…
— Да что же это за Бог такой! — Игорь в ярости стукнул кулаком по колену, но головы так и не поднял, — который забирает ни в чем не повинных детей, а всяким отморозкам позволяет жить?! Где же его справедливость?
— Богу нужны хорошие, чистые души, — заметила Катя, успокаивающе гладя Гошу по плечу. — А в аду уже, наверное, просто места не осталось, чтобы забирать плохих… — Гош, встань, пожалуйста, с пола. Ты простудишься.
…Они полночи провели в больнице. К Алсу, Гошу больше не пустили, но в каждой палате лежали его маленькие друзья со страшными для их возраста диагнозами и Наумов навестил всех. В десять часов, когда маленькие пациенты были уложены спать и яркие лампы дневного света сменил тусклый свет ночников, они просто сидели в полутемном коридоре. Лишь в три часа утра, когда Алсу не стало, не скрывающий слез Гоша, пообещав матери девочки, договориться в аэропорту с отправкой тела малышки в Казань покинул эту обитель скорби.