Попаданка для Ректора. Влюбиться во врага (СИ)

Глава 24. Искупление

- Госпожа Ганна, - подлетает к ней Озорник. Весь расплывается в улыбке и предлагает стул и чаю, но женщина, как стояла на месте, так и стоит.

Минуту прожигает обездвиженную меня взглядом, пока в глазах накапливаются слезы, а затем переводит разочарованный взгляд на Озорника.

- Что здесь происходит, Серафим? – ее дрожащий голос болью отдается в моем сердце. Я закусываю губу, чтобы не заплакать. – Деньги, которые ты мне принес, передала леди Сьерра?

- Госпожа Ганна, тут все намного сложнее, - пытается выкрутиться маг, но слез в глазах несчастной матери становится еще больше. Я не могу смотреть ей в лицо. Не могу.

- Ты! – хрипит она на меня. – Думаешь, мне нужны твои подачки?!

- Госпожа Ганна, не злитесь на нее. Она из лучших побуждений это сделала, - поспешил заверить Озорник. – Поверьте мне. Я не ошибаюсь в людях.

- Серафим, от вас я такого не ожидала, - качает головой женщина. – Как вы могли?

- Леди Сьерра искренне хотела помочь, и я не посмел отказать. Она каждый день приходила и наблюдала за вами, но не решалась войти, - принялся молоть он языком, пытаясь разрулить ситуацию, но делал женщине лишь больнее.

- Серафим, - шепчу я, пытаясь его остановить, но меня никто не слышит.

- У вас большое сердце, госпожа Ганна. Эта девочка не хотела вам зла. Все вышло случайно. Она не виновата. Но очень хочет помочь, - лжет он, а стыдно мне.

- Не виновата?! – смотрит на меня женщина, а я словно язык проглотила. Не могу ей врать. Тесса виновата!

- Я, правда, хочу помочь, - это единственная правда, которую я могу сказать.

Думала, женщина вспыхнет и начнет все врать и метать, но вместо этого она смотрит на меня разбитыми глазами. Озорник шепчет ей что-то на ухо, и она вздрагивает.

- Ну что ж, леди Сьерра, идите за мной, - говорит Ганна, и кивает в сторону выхода. Я тут же бегу за ней. Следую в паре метров от нее, не смея поднимать головы.

Мы приходим во двор, но в дом не заходим. Обходим его со стороны и оказываемся у загонов с живностью. Отдаленно животные напоминают то ли свиней, то ли коз. В шерсти, но с пятачком и пахнут жутко.

Чуть подальше еще отсек с самыми настоящими гусями. С детства их боюсь.

И хозяйка замечает мой страх, замешательство и тающую решимость.

- Что? Задание не для леди? – спрашивает она, ожидая от меня непременного отказа.

- Что нужно делать? – решительно спрашиваю я, чем вызываю легкое удивление.

Понимаю, она хотела меня пристыдить и отогнать, но ситуация повернулась не в ту сторону.

- Корм там. Синяя бочка для вискусов, - это, видимо, козло-свиньи. – Желтая – для гусей. Три ведра первым, два вторым, - говорит она, все еще рассчитывая, что я сбегу.

Но я решительно закатываю рукава, а затем связываю подол платья в узел, чтобы не собрать тут местные ароматные испражнения на ткань.

- Как закончишь кормить, напои. И прибери помет, - кивает она в сторону тачки.

Знаю, что ей моя помощь не желанна, и она усложняет задачу лишь чтобы я скорее сдалась, но я только то и делаю, что киваю и несусь к бочкам, пока не передумали не прогнали.

Корм, зараза, тяжелый, не для слабых ручонок Тессы, но я молчу и тяну ведра куда сказано. Затем иду за водой. Хозяйка смотрит.

Когда животные увлекаются набиванием живота, хватаю не то вилы, не то грабли и начинаю собирать какахи. Присохщие, воняют не сильно, но все равно тошно.

Сдерживаю блевотный порыв и продолжаю. Хозяйка все еще смотрит и никак не комментирует, пока я по неосторожности не задеваю попой калитку.

Она отворяется, и гуси, словно по команде, выскакивают из загона. Вот же блин!

- Стой! – кричит женщина, пытается поймать, но здоровье ей не позволяет.

- Я сама! – заверяю я ее, усаживаю на перевернутое ведро и бегу по огороду.

Ношусь, как сумасшедшая, пытаясь изловить хоть одного. Но они, зараза, проворные еще и летать пытаются, и ловкие как кролики. Это точно гуси?!

Одного загоняю в угол. Почти поймала, но падаю ничком в грязь. Встаю, стираю прелесть с лица и все-таки ловлю.

- Есть! – победно ору я, словно выиграла жизненно важное сражение. Женщина смотрит на меня странно. Вроде не злится.

Точнее, хотела бы злится, но мой вид, мои отчаянные попытки заслужить прощение, сбивают ее с толку. Эта госпожа слишком милосердна. Другая бы меня прибила.

Засовываю гуся «домой», и несусь дальше, пока не излавливаю последнего беглеца.

Уставшая такая, что ноги едва держат, тащу его в загон. Внимание рассеянное, на голове катастрофа, я вся в грязи, босые ноги чавкают мокрой землей.

Наверное, поэтому объявившийся из неоткуда ректор не узнает меня сразу.

- Матушка, - я слышу его голос, и в ужасе оборачиваюсь.

Только не это!

Сначала ректор смотрит на женщину, а потом замечает и замухрышку возле загонов с гусем в руках – меня.

Одной секунды ему не хватает, чтобы сообразить, что тут происходит. Его мозг будто сломался, а глаза смотрят то на лицо, то на босые ноги, то на задратое изгаженное платье.

- Тесса? – наконец-то, узнает меня Редмонд, и карие глаза набираются такой лютой претензии, что я превращаюсь в камень от страха.

Он ведь велел больше сюда не заваляться. А что сделала я?

И что теперь сделает он?

Редмонд:

Мне не давало покоя, что Сьерра согласилась пройти камень правды так легко. Как ее только не уговаривали во время следствия, она то упорно отказывалась, то, вроде как, соглашалась, но в последний момент избегала.

Даже разыграла болезнь, чтобы не явиться в зал суда.

Время шло, и я опасался, что заносчивая девчонка найдет очередной способ сбежать. Но ведь она дала клятву. Более того, меня не покидает мысль, что с Тессой что-то не так.

Что именно, я не знаю наверняка. Но после ночи на берегу относиться к ней так, как раньше сложно. В голову лезут самые странные мысли.

То ее «искусственное дыхание» что бы это не значило, то момент, когда она выпрыгнула впереди меня под шар, ненормальная.

И если до этого Тессе удавалось меня удивлять, то теперь она уже поражала.

Мне не нравилось то, что я начинаю ощущать или попытки ее оправдать в собственной голове. Это ни к чему. И я опять спорю сам с собой.

Неужели прохвостка так хитра, что и мой разум затуманила притворной добротой? Опять-таки, какая притворщица кинется под смерть ради врага?

Нет. Об этом лучше не думать. Это лишнее. Ненужное.

У меня есть цель. Есть обещание, данное себе, Ларетте и ее матери. И слезные глаза Тессы, которая, как оказалось, все же умеет плакать, не пошатнут решимости.

Она должна ответить за собственные поступки.

Письмо из Эдэрха с хорошей новостью пришло как раз вовремя. «Ларетта почти полностью исцелилась и скоро вернется домой».

Я отложил дела, и решил, что эту весть сию же минуту должна узнать Ганна.

- Матушка, - с детства звал ее так ласково. Матерью она мне никогда не была. Но заметила родительницу, скончавшуюся при родах, будучи нянечкой. Жаль, что покинула дом, так рано и, если бы не завещание отца, я, наверное, не стал бы ее искать. И не узнал бы о Ларетте.

Едва вошел во двор, услышал голоса. Странно, несколько месяцев тут было тихо, как на кладбище и вдруг…. Голос женский, звонкий. Кажется мне знакомым, но это никак не укладывается в голове.

Вижу девчонку-замарашку, всю в грязи, босую. Носится с улыбкой по двору, как какая-то крестьянка. Ларетта?

Нет. Тесса. Глазам своим не верю. Что заставило ее, черт возьми, во все это ввязаться?

Почему ее поступки нарушают привычную мне картину, почему выбивают из колеи? Почему мне сложнее отмахиваться от нее?

А главное, что она опять задумала?

Алефтина:

Ни говоря ни слова, ректор хватает меня за руку и тянет с такой силой, что я попросту отрываюсь от земли. Госпожа Ганна пытается ему что-то сказать, но Редмонд и не думает слушать. Идет так быстро, что в ушах лишь свист ветра.

- Когда же ты остановишься, Тесса?! – спрашивает он у меня, когда выводит за калитку. Такой злой, что я попросту теряюсь. – Зачем тебе эта игра? Неужели ты не понимаешь, что делаешь людям больно?! Как ты вообще посмела прийти к матери, чью дочь покалечила?!

- А если это не я? – выпаливают мои губы прежде, чем я успеваю понять. Почему-то мне сейчас очень хочется, чтобы он мне поверил. Чтобы перестал считать той, кем считает. Чтобы увидел меня, а не ту ужасную Тессу, которую знал.

Даже хочу ему все рассказать про обмен и тюрьму, но одумываюсь в последний момент. Что если такой расклад его не устроит?

Что если он решит вернуть сюда хозяйку тела и лично проследить за ее казнью? А я ведь переход обратно не переживу.

- Не ты?!

- Не я! – повторяю я. Озорник правильно сказал, отныне моя жизнь здесь, и надо за нее бороться. Пусть и таким способом, что мне совсем не нравится. – Знаю, что не веришь. Но подожди, и камень правды все покажет.

- Так зачем ждать?! – рычит ректор, вновь хватает меня по-хозяйски за руку и тянет куда-то, да с такой силой, что я едва ли успеваю ноги переставлять.

Наступаю то ли на камень, то ли на ветку и корчусь от боли. Но ректор не видит, он слишком ослеплен своей яростью.

В момент вокруг нас все меняется. Улица превращается в светлый большой холл. Даже до портальной арки не дошел, так зол что растратил энергии куда больше переместившись в неположенном месте. Да еще и настолько быстро, что я и калейдоскопа не успеваю заметить.

Зато вижу обескураженные лица, наблюдающие за этой убогой сценой. За тем, как ректор тащит за собой перепачканную, страшную девчонку, шлепающую грязными босыми ногами по мраморному белому полу.

- Что ты возишься?! – разворачивается он, когда я в очередной раз замедляю ход из-за того, что рана на стопе раздается новой болью.

Смотрит на меня и, кажется, только сейчас осознает, в каком я виде, и, что все вокруг пялятся и вот-вот начнут пальцем тыкать.

Проходится взглядом по перепачканному платью и останавливается на ногах. Тут же отдергивает подол, чтобы избавить меня от стыда, и застывает.

- Что это? – спрашивает он, глядя на следы крови на полу. Я стыдливо поджимаю ногу, но он ее ловит.

Еще миг, и я оказываюсь усаженной на одно из кресел в холе, а он цепляет мою лодыжку, видит рану, но ничего не говорит. Переводит на меня строгий взгляд.

Внутри все вздрагивает, пылает. И я отчаянно пытаюсь заглушить это ненужное запретное чувство. Смотрю на него и не понимаю, что он думает сейчас.

Зол. На меня? На себя? Ему жаль меня? Ему больно за меня? Точнее за ту, кого сам же жаждет запереть в темнице….

- Довольны? – спрашиваю я его, хотя и вижу, что это зрелище все не приносит ректору никакой радости, а наоборот терзает его. Но обида берет нам моим разумом верх. – Чего так смотрите? Сами ведь хотели наказать!

Он не отвечает. Щелчком зажигает пламя на кончике пальца и подносит к ноге. Щиплется, на глаза рвутся слезы, и я дергаюсь.

- Сиди тихо, - приказывает он ледяным голосом, продолжая свое адское лечение, а затем отпускает. Вновь смотрит на меня так, что ничего не могу понять. И потому в голове рождают глупые надежды….

- Господин Спиро? – появляется в коридоре жандарм и с неподдельным удивлением разглядывает… нас. – Эм… Кхм… У вас же назначено на завтра…, - начинает он, но видит убиственный взгляд ректора, и тут же спешит заглянуть в планшет. – Но у нас тут окошко. Вы ведь по-быстрому, можем принять сейчас, если желаете.

- Желаю, - отзывается басом ректор и незамедлительно встает на ноги. Его лицо становится чертовски серьезным и хмурым.

- Проходите, - только и кивает служитель закона, распахивая перед нами дверь в небольшой кабинет, похожий на зал судебных заседаний в уменьшенной версии.

Пара скамеек, трибуны, и в самом центре стойка с белоснежным отточенным камнем, походим на оникс. Это и есть местный детектор лжи?!

Жандарм просит встать рядом, все еще невольно разглядывая мой обескураживающий вид и готовит какие-то бумаги.

А ректор тем временем все больше напоминает море перед десятибалльным штормов. Представляю, как долго он ждал этого дня. Как предвкушает расплату и торжество справедливости.

Вот только я пришла сюда за обратным, и потому чувствую себя последней негодяйкой. Но Озорник правильно сказал, теперь это моя жизнь и надо бороться. До настоящей Тессы ректор не доберется. Она уже, считай, в тюрьме в моем мире, а мне надо спасти себя.

И не только себя. Нужно уже поставить точку в этой черной войне, что плавит светлую душу этого мужчины.

Нет, Тьма не поглотит его, я в это верю. Он выстоит перед чем угодно, однако я не хочу, чтобы он сражался дальше, отравляя себя.

- Один вопрос! Только один! – напоминаю я ректору.

- Большего и не потребуется, - отзывается он, затем кивает в сторону жандарма и велит все зафиксировать.

Он уверен, что сейчас я сознаюсь в своем злодеянии, и уже отсюда не выйду. Его лицо как мертвый камень, вот только мне кажется, что он уже и не желает зла. Или все-таки кажется?

- Тесса Сьерра, вы готовы? – спрашивает жандарм, и я неуверенно киваю. Все еще боюсь, что мой план пойдет под откос. Я ведь не до конца уверена, что детектор меня оправдает. Коленки начинают дрожать. А ректор все замечает, все видит, в том числе и мой страх.

- И так вопрос: вы причастны к пожару, который нанес леди Ларетте Ривз огромный ущерб здоровью? Да или нет? – стреляет в меня вопросом жандарм, и я застываю.