Попутчица

Эпилог

- Что ты сказала?

В одну секунду у Тимура сел голос. Замерев на месте, он пригвоздил к девушке ошеломлённый взгляд.

- Я сказала, что Рита беременна, - не сдержав тяжелого вздоха, Карина опустилась обратно в кресло. - И я точно знаю, что это твой ребёнок. С Алексом у неё уже чёрт знает сколько ничего не было, и ты единственный мужчина, с которым она...была близка.

- Почему она мне ничего не сказала?

Лишь спустя несколько минут вернув себе возможность говорить, мужчина медленно подошёл обратно к Карине, которая всё это время невольно прятала от него взгляд.

- Я думаю, решив, что ты вернулся в семью, она не хотела снова ставить тебя перед выбором. Не хотела, чтобы ты разрывался между двух огней.

Нельзя точно сказать, сколько Тимур метался из одного конца кабинета в другой, нервно измеряя шагами комнату, но хватило всего какой-то доли секунды, чтобы мужчина резко подорвался с места и побагровев от злости, процедил сквозь стиснутые зубы:

- Я убью её!

- И тебя посадят за двойное убийство. Или ты забыл, что она носит под сердцем твоего малыша? - эти слова поймали мужчину, когда он уже вцепился в ручку двери. Вздрогнув, как от удара, он медленно обернулся, подняв на Карину совершенно растерянный взгляд. Он словно просил у неё помощи, совета, которых не пришлось долго ждать. - Тебе не нужно сейчас срываться и сломя голову лететь к ней, выяснять отношения. Она вся дёрганная и ты на нервах, в таком состоянии вы можете только больше дров наломать.

- И что же мне делать? - вконец растерявшись, тихо спросил Вербицкий.

- Дай ей время. Хоть совсем чуточку. Мне кажется, хватит даже нескольких дней, которые она проведёт без лишнего давления со стороны, только наедине с собой.

- И с мужем, - ядовито усмехнувшись, Тимур даже побледнел от такой мысли.

- С бывшим мужем. И я уверенна, что здесь не за что беспокоиться. Она не смогла его полюбить за все годы брака, думаешь, сейчас что-то изменится?

- Не знаю, - тяжело вздохнув, мужчина опустился обратно в кресло, запрокинув голову и устремив в потолок пустой взгляд. - Зачем-то ведь она с ним поехала.

- Просто в какой-то мере чувствует свою вину, не хочет бросать в трудную минуту и...она сбежала. По-моему, ей было важно именно уехать куда-нибудь подальше от Москвы, от тебя, от всех проблем. Рита трусиха. К сожалению, это так, но...трусость для девушки не такая уж ужасная черта, гораздо страшнее, когда ей подвластен мужчина, - хоть Карина никого конкретно не подразумевала под своими словами, последняя фраза прозвучала очень недвусмысленно. Встав с кресла, девушка прошла к самому концу кабинета и прежде чем выйти, уже в дверях произнесла, - что делать, конечно, решай сам. С кем тебе будет лучше, только ты сам можешь понять, но мне просто хотелось бы, чтобы ты знал: Рита любит тебя. Пускай некоторые её поступки могут заставить думать об обратном, но ей просто нужна поддержка. Одна она не справится.

Прошло, наверное, уже не меньше получаса с тех пор как Вербицкий остался один в своём кабинете, запретив к себе кого-нибудь впускать. Откинувшись на спинку кресла, запрокинув голову кверху и прикрыв глаза, он производил впечатление спящего человека, но всё это время, не пропуская ни секунды, мужчина напряженно думал, что ему делать дальше. Хотелось просто до какого-то чертового безумия хотелось сорваться с места и уехать за ней, немедленно требовать всех объяснений. Сам факт того, что она не просто сбежала со своим мужем, пускай даже и бывшим, но не удосужилась обмолвиться с ним хоть парой слов, выводил Тимура из себя. Он совершено не понимал, чего ему хочется больше: придушить её собственными руками или немедленно вернуть, чтобы больше никогда, НИКОГДА в жизни не отпустить? Но помимо бешеного острейшего желания мчаться за поездом, перехватив его хотя бы на полпути, были события, которые просто не могли позволить Тимуру пойти на поводу у своих эмоций. Во-первых, отлёт в Париж был неизбежен. Чтобы заключить сделку, требовалось личное присутствие Вербицкого и тут уж переиграть ничего невозможно. А он всё-таки не маленький мальчик, который может подвести десятки людей, для которых также важна эта сделка, из-за своих личных проблем. Но, всё-таки если это событие пускай и теоретически, но как-нибудь можно было уладить, то вот новость о ребёнке парализовала мужчину, причём буквально в полном смысле этого слова. Вербицкий уже сам не помнил, сколько вот так неподвижно сидел в своём кресле, прокручивая в голове свалившуюся, словно с небес новость, которая до сих пор толком не могла до него дойти. Ребёнок...у них с Ритой будет ребёнок. По-правде, с появлением Сашки Тимур не хотел больше детей. Он даже не задумывался, что когда-нибудь снова может стать отцом и если уж быть до конца честным, не особо обрадовался, узнав о беременности Карины. Они не планировали заводить ребёнка, хотя когда узнали о его существовании, ни у кого не возникло даже мысли избавить от него. Да и по мере того, как время родов приближалось, Тимур чувствовал, как с каждым днём в душе разгорается какое-то тёплое, очень сильное, затмевающее всё на своём фоне чувство. А уж когда он впервые взял на руки этот маленький, тихо попискивающий комочек...трудно описать все чувства, которые овладели им в тот момент. Единственное, что можно сказать наверняка - это то, что никогда, никогда за всю свою жизнь Тимур не был так счастлив, как в тот момент. Вот и сейчас происходило нечто подобное. Можно даже сказать, что ситуация повторялась. Они с Ритой совершенно не думали о ребёнке, по крайне мере никогда не поднимали разговор на эту тему и вот сейчас выясняется, что скоро они станут родителями. У него будет ещё один ребёнок. Пока в эту новость даже поверить трудно, не то, что уж понять, какие именно чувства, она вызывает. Но сам факт, что у него и Риты будет общая, уже навсегда связывающая их вместе ниточка, которую никто не сможет разорваться...если только...

Внезапно Тимур резко подался вперёд, вцепившись в обивку кресла. Неожиданно пронзившая его с ног до головы мысль, заставила мужчину побледнеть от страха и судорожно начать соображать, что же делать дальше.

'А если она ехала, ничего не сказав мне про ребёнка, потому что хотела снова...снова прервать беременность? Вдруг ей этот малыш не нужен или она опять чего-то испугалась?'.

В одну секунду поднявшись на ноги, Тимур тут же замер, прекрасно понимая, что его порыв уехать за Самсоновой и уехать немедленно, необходимо погасить. Ну не может он сейчас вот так всё бросить. Его жизнь не принадлежит только ему. Сделку в Париже отменить невозможно, да и он хотел сегодня вечером заехать к Саше. Сердце до сих пор было не на месте, даже после того, как ребёнка выписали из больницы.

Когда стрелка на часах успела промотать уже несколько кругов, Тимур, наконец, после судорожных изматывающих раздумий, нашёл единственное на его взгляд возможное решение. Вцепившись в телефонную трубку, он набрал нужный номер.

- Кость, привет, это Вербицкий, узнал? Слушай, у меня к тебе маленькое, но очень важное дельце будет. Какие сто рублей? Ветров, если выполнишь, всё чисто получишь не одну сотню, уж я тебе обещаю. Тут такая ситуация, мне очень срочно в Париж лететь надо, сделка важная должна состояться, а у тебя, кажется до пятнадцатого числа отпуск? Ты сильно занят? Отлично! Тогда можно я тебя припахаю на пару дней? Слушай, ты ещё не забыл службу в органах? Да за человеком одним нужно будет проследить, причём очень качественно. Я должен знать о каждом его шаге. Для меня Кость, это не просто важно, для меня это жизненно необходимо. Сделаешь?

Получив положительный ответ и обсудив всё до последних мелочей, Тимур облегчённо откинулся на спинку кресла. Конечно, в какой-то степени напряжение спало. Ветрова он знал давно, ещё с армии. Тот лет шесть или семь в органах проработал, а потом своё частное охранное агенство открыл. Человек в высшей степени надёжный и очень прозорливый. Даже за мухой, если нужно, мог бы куда угодно пробраться, а уж несколько дней проследить за одной единственной девушкой вообще сущий пустяк. Это с одной стороны, могло позволить Тимуру хоть на немного расслабиться, но вот с другой...на душе всё равно болезненно скрежетало. Хотелось всё переиграть, отмотать время хоть на несколько часов назад, увидеть её, поговорить, объясниться...

'Куда же ты сбежала, маленькая моя? А главное, зачем? От меня ещё можно спрятаться, если очень сильно постараться. Но от себя? Неужели ты думаешь, что на свете есть хоть одно место, где бы ты смогла укрыться от себя?'.

*****

Это утро началось так же, как и пять предыдущих. Измученная ночной бессонницей, я еле сползла с постели, когда солнце, пробиваясь сквозь шторы, неумолимо заставляло щуриться. Поспать удалось всего несколько часов. Глаза слепились уже под самое утро, и то, очередной приступ тошноты, быстро заставил меня подняться с кровати. Я не вошла в круг тех счастливиц, которых миновал токсикоз. Запах едва ли не всей еды неминуемо вызывал приступ рвоты. В итоге, из продуктов в холодильнике у меня осталось только немного овощей, зелёные яблоки, минералка и бородинский хлеб. Последнее вообще неизвестно почему затесалось на моей кухне. Обычно я вообще обходилась без хлеба, иногда только могла позволить себе пару кусочков белой мягенькой горбулки, а бородинский никогда не любила, но вот именно сейчас он меня спасал. Клала на него ломтик свежего огурчика, листья салата, пару долей помидорки и буквально спасалась этим 'чудо-бутербродом'. От голода не страдала и тошноту он тоже не вызывал. Правда бутерброд и распахнутые настежь окна спасали только от приступов токсикоза, а вот от ежесекундно бьющихся в голове мыслей, которые иногда могли довести меня до полного иступления, не спасало ничто.

Приём к специалисту был назначен как раз на тот день, когда мы приехали в город. Сойдя с поезда, мы успели только забросить вещи в квартиру (остановились мы в доме моих родителей, в котором сейчас жили два моих брата - старший со своей семьёй и младший, но в данный момент все они отдыхали в Черногорье) и сразу же, даже не отдохнув после двухдневной тряски на железной дороге, поехали в клинику, где всё прошло не совсем так, как я ожидала. Сначала мы с Алексом попали будто на приём к семейному психотерапевту. Оказавшись в чистом белоснежном кабинете, мы поочерёдно рассказывали сидящему перед нами пожилому, лысому и почему-то очень внушающему своими добрыми понимающими глазами доверие мужчине обо всех проблемах, которые постигли нас в семейной жизни. Причём действительно практически обо всех, а не только о пристрастиях Алекса. Я, неизвестно почему, вдруг открылась постороннему человеку, поведав о причинах моего холодного отношения к бывшему мужу. Конечно, слишком глубоко лезть в душу я никому не позволила, но и на поверхностных отговорках дело не кончилось. Внимательно выслушав меня (а разговор наш длился не меньше часа), доктор принялся за Алекса, причём меня очень вежливо попросили подождать за кабинетом. Почему я не могла присутствовать при разговоре я не особо поняла, но возражать не стала. Если доктор решил, что так будет лучше, зачем мне было вставлять палки ему в колёса? Правда так я думала ровно до того момента пока бродила по клинике, разглядывая коридоры и вообще всё её устройство, а вот когда Алекс вышел ко мне, сообщив, что ему посоветовали на три дня остаться на профилактическое лечение, я впала в ступор. И даже не столько от самого факта, что Алексу всё-таки придётся остаться в клинике (почему-то мне казалось, что мы обойдёмся парой бесед со специалистом), сколько от поведения Колесникова. В его взгляде не было страха или какой-то обречённости, нет, определённый испуг всё-таки проскальзывал, но его затмевала яркая искра совершенно непонятной мне решимости и даже надежды на что-то. Не знаю, о чём они говорили с доктором, но эта беседа произвела на Алекса впечатление. С одной стороны это, конечно, хорошо, он сам захотел остаться в клинике, а не принял этот поступок как вынужденную меру, но вот с другой...я, если честно совершенно не думала, что уехав из Москвы в свой родной город, останусь здесь одна. Два брата сейчас отдыхали в Черногорье, самый старший, Артур, вместе с семьёй уже давно-давно жили в другом городе, а из родственников здесь у меня был только дядя. Правда, самый любимый дядя на свете. Только съездила я к нему пока лишь однажды, в тот самый первый день, как Алекс остался в клинике. И надо сказать, эта встреча далась мне нелегко. После первой волны безумной радости, во время разговора на кухне за кружкой чая пришла какая-то лёгкая грусть. Во-первых, Игорь постарел. С нашей последней встречи прошло уже достаточно много времени, и сейчас я особенно заметила, что он начал сдавать. Начали проскальзывать частые морщинки, волосы впитали седину, хотя все до единого были на месте, что для мужчины редкость, да и физическая форма ещё могла вызывать зависть у людей его возраста. Дядя по-прежнему был ухожен, подтянут, никакого 'пивного' животика и второго подбородка. Он выглядел действительно очень и очень хорошо...для своего возраста. И последняя фраза на меня давила больше всего. Никогда не думала, что так грустно и даже больно замечать, как стареют любимые люди. Невольно начинаешь задумываться о том моменте, когда и твоя молодость будет грустно смотреть тебе вслед...

Но если дядя и изменился, то только внешне. В остальном он был всё тем же весёлым обаятельным мужчиной, с которым можно, и посмеяться над всякой ерундой и поговорить на самые сокровенные темы. Вот и я всего лишь после одного простого вопроса 'как у тебя дела?', всё как ножом отрезала. Точнее, я рассказала про развод и беременность, а вот насчёт Тимура умолчала. Сказала лишь, что жду ребёнка от любимого мужчины, с которым не могу быть, потому что у него есть семья. И сразу же, почувствовав на себя добрый любящий взгляд, стыдливо закрыла лицо ладонями, чуть не разревевшись. Если бы он начал меня обвинять, читать нотации,...но дядя в принципе никогда бы не стал этого делать, тем более я ведь толком и не сказала правды. Не сказала, что в буквальном смысле сбежала от Тимура, умолчав о ребёнке. Тогда бы уж точно, несмотря на всю свою мягкость и лаконичность, Игорь не стеснялся в выражениях. А так он только попытался выяснить подробности, но поняв, что расспросы бесполезны, быстро перевёл разговор на постороннюю тему, начав заваливать меня вопросами о том, как я доехала, как моё самочувствие и всё в этом роде. Узнав, что я остановилась на квартире у родителей, он предложил мне переехать к себе, но я, сославшись, а точнее соврав о том, что мне постоянно нужно быть рядом с Алексом, отказалась. Хотя мне очень хотелось хоть немного побыть с близким человеком, но в таком случае Игорь рано или поздно докопался бы до всего, что произошло в моей жизни. Поэтому мне пришлось вернуться обратно в свою пустую квартиру, где все воспоминания либо болезненно крутились вокруг родителей, либо вокруг Тимура. Долго я там находиться не могла, но и прогулки по городу тоже никакого облечения не давали. Каждое знакомое место заставляло перенестись в прошлое, вспомнить, что вот здесь был мой первый НАСТОЯЩИЙ поцелуй, там Тимур ночью перелазил через забор в чужой дом и рвал мне сирень, а вон в той клинике я сделала аборт. Странно, я ведь не первый раз за прошедшие несколько лет приезжаю в свой родной город, но эти воспоминаний, нахлынули на меня только сейчас, по крайне мере с такой мощной силой. И пускай, я старалась себя успокоить, списывая всё на излишнюю впечатлительность, но глубоко в душе всё равно понимала, что дело совсем в другом.

Больше всего времени я проводила на кладбище. В первый день пришла, чтобы убраться на могилках родителей, положить свежих цветов (хотя братья и Игорь и без меня об этом заботились), а потом просто сидела у мраморной плиты, даже не решаясь ни о чём заговорить. Раньше, когда я приходила к родителям, я рассказывала всё, что происходило у меня в жизни, делилась какими-то радостями, какими-то переживаниями. Может это глупо, но мне всегда становилось после этого легче, а вот сейчас нет. Наверное, потому, что я впервые позволила себе затронуть те самые, давно вычеркнутые из моей памяти воспоминания. Перед глазами вновь промелькнули картины каждой нашей ссоры, каждого скандала. Вот папа отказывается платить за моё обучение, вот рвёт мой паспорт, и я опаздываю на вокзал....Тогда ведь я винила во всём именно родителей. Мне казалось, что из-за них у нас с Тимуром ничего не складывалось. А теперь? Кого мне винить теперь? Самого Тимура, за то, что жил все эти годы нормальной жизнью, завёл семью и теперь не собирается её бросать? А может, стоит покопаться в себе, ответить всего на один единственный вопрос: люблю я его? Если послушать своё сердце, то да, люблю...и очень сильно. Но вот если подумать головой....Когда мне было восемнадцать, я не могла справиться с материальными трудностями, не могла создать рай в шалаше с любимым человеком. Теперь навалившиеся проблемы тоже затмили чувства. Мне было проще сбежать, чем попытаться не то что бороться, а хотя бы не выронить из рук, может быть никуда не собирающееся уходить от меня счастья.

Не знаю, как я выдержала эти три дня наедине со своими мыслями, которым уже почти удалось свести меня с ума. В итоге, когда Алекс вернулся из клиники, я чуть ли не с порога бросилась его обнимать, чувствуя, что ещё никогда не испытывала столько радости при встрече с Колесниковым. Хотя сейчас я была бы счастлива увидеться с кем угодно, лишь бы только снова не оставаться одной.

- Ну как всё прошло? Что тебе сказали? Что вообще было-то?

- Что было? Да ничего особенного, - отхлебнув из кружки чай, Алекс несколько секунд задумчиво вертел в руках печеньку, не поднимая на меня взгляд и разговаривая будто сам с собой. - Нет, ну я походил на какие-то там процедуры, но в основном со мной беседовали разные врачи, в том числе тот самый доктор - Меньшиков, который нас в самом начале принял.

- Ну и что он тебе сказал?

- Да много чего. Знаешь, меня больше всего удивило, что он просто разговаривал со мной о моей жизни, о каких-то вещах, которые вроде даже не касались моих пристрастий. И ещё...со мной общались на равных, не относились как к больному.

- Значит, тебя не положат на лечение?

По лицу Алекса я не могла понять, как именно всё прошло. Вроде мужчина и не был подавлен, но его задумчивый и даже какой-то тяжёлый взгляд не давали особого повода для радости.

- Ну, по-моему, это необязательно. Во всяком случае, мне сказали, что я могу сам справиться со своими проблемами, только...

- Что только? - после длительной паузы насторожилась уже я.

- Меньшиков посоветовал мне не возвращаться в Москву. Он сказал, что чтобы избавиться от пьянства и автоматов мне надо полностью пересмотреть свою жизнь. Начать всё заново, причём лучше это сделать в своём родном городе, с которым у меня связаны только хорошие воспоминания.

- Значит ты остаёшься?

- Наверное, остаюсь. В конце концов, в Москве меня ничего не держит. Там репутацию я себе давно загадил, а здесь ещё можно попытаться что-то построить, только, - как-то неловко замявшись, Алекс резко и будто бы с трудом на это решившись, поднял на меня взгляд, мрачно, но спокойно добавив, - Менькишов посоветовал мне по возможности максимально оградить себя от прежнего круга общения.

Несколько минут мы сидели молча. Мужчина опять опустил взгляд, сложив локти на стол и закрыв лицо ладонями, а я, с трудом шевеля извилинами, тупо пыталась сообразить причину его такого странного состояния. И только, когда до меня наконец дошло, я подняла на мужчину поражённый взгляд.

- То есть ты хочешь,...чтобы я уехала?

- Не хочу, - как-то грубо отрезал Алекс, подняв на меня сердитый взгляд. - Но так, наверное, действительно будет лучше. Причём для нас обоих. Я ведь понимаю, что тебе со мной не в особое удовольствие возиться, да и для меня, наверное, будет правильней одному начать строить свою жизнь заново.

- Значит... - едва шевеля губами, я пыталась совладать со своими чувствами, которые уже начинали брать надо мной вверх, - ты меня отпускаешь?

Удивлённо подняв на меня взгляд, мужчина совершенно просто ответил:

- Я тебя никогда и не держал.

Верно. Чёрт подери, это ведь чистая правда. Меня никто не держал и не держит. Я сама сковала себя цепями, лишив возможности идти, куда я хочу, с кем я хочу,...да и вообще жить так, как я на самом деле хочу.

Так и не дозвонившись до брата, я спрятала телефон в карман, продвинувшись в очереди. То, что Артур не брал трубку, это, конечно, плохо, но думаю, он не расстроиться встречи со мной, тем более сам давно звал в гости. Правда семья у него большая, стеснять не хочется, поэтому остановлюсь я, наверное, в гостинице, а потом...потом поеду, куда глаза глядят. Сойду в каком-нибудь городе, и может быть тоже, как Алекс начну жизнь с чистого листа.

Когда очередь практически растворилась, и передо мной у кассы остался всего один человек, я вдруг испуганно прислонилась к стене, почувствовав какое-то необычное шевеление внутри. Мне показалось, нет, я совершенно уверенна, что это малыш толкнулся,...причём может мне и померещилось, но он будто бы толкнулся со злостью, словно протестую моим планам. Знаю это безумие, знаю, такого просто не может быть, тем более на столь маленьком сроке, но я ведь что-то почувствовала...

- Девушка, - из прострации меня выдернул раздражённый голос девушки за кассой. - Говорите, пожалуйста, не задерживайте очередь.

Ещё несколько минут продолжая стоять на месте, поражённо прикладывая ладонь к животу, я вдруг подняла какой-то безумный взгляд на кассиршу, вмиг севшим голосом спросив:

- А когда ближайший поезд...до Москвы?

*****

Войдя в пустое купе и плотно прикрыв за собой двери, Тимур напряженно прижал мобильный к уху.

- Погоди, ты ничего не путаешь? Села в поезд до Москвы? А когда именно?

- Да вот только что, я же тебе сразу позвал. А ты сам-то где?

- Да я уже сутки как сам в поезде!

- Не понял? Ты же в Париже был?

- Всего два дня, пока сделку заключали. Вчера вернулся и сразу на вокзал, - приоткрыв шторку, мужчина, щурясь, попытался разглядеть местность, мимо которой он проезжал. - Слушай, у меня следующая остановка через сорок минут в Уфе будет. Если я там сойду, ты можешь узнать...

- Когда именно твоя беглянка прибудет на станцию? Хочешь к ней подсесть? - в трубке послышался задорный недвусмысленный смех.

- Так ты узнаешь?

- Ну, я-то, конечно, узнаю, а какой мне с этого резон?

- Я буду тебе должен.

- Жизнью что ли?

- Почти,- усмехнувшись, Тимур уже серьёзно добавил,- семейным счастьем.

*****

Удивительно, но в этот раз дорога в поезде переносилось мной не так уж и сложно. Может быть дело в том, что я ехала ещё меньше суток и устать особо не успела, но скорее всего, мне было намного легче, потому что я наконец отделалась от этой мучительной неизвестности. Я точно знала куда еду и зачем. Не скажу, что одни только мысли о встрече с Тимуром не пугали меня,...но это был какой-то сладкий, поселивший в груди гулкую радость страх. Я боялась и вместе с тем жаждала того момента, когда сойду на станции в Москве, сразу же, возможно только забросив небольшую дорожную сумку Карине, поеду к Тимуру и...всё ему расскажу. Про ребёнка, про то, почему на самом деле уехала. И даже неважно как он отреагирует. Пускай разозлится, пускай прибьёт на месте или выставит вон, отказавшись от меня и не признав ребенка,...но я всё равно расскажу. Не могу больше держать всё в себе. Не могу, постоянно окутывать себя и всех вокруг нитями лжи, даже, если как мне кажется, это будет лучший выход. Нет. Нет, нет и ещё раз нет! Правда лучше. Какой бы страшной она ни была, но жить с правдой всё-таки легче, чем прятаться за стенами обмана, так в конечном итоге можно и замуровать себя.

Хотя поначалу мне казалось, что с соседкой мне повезло (со мной в купе была только одна старушка, постоянно либо пьющая чай, либо читающая какую-то книжку), но уже довольно скоро стало просто дико скучно. Интернет в поезде у меня не ловил, да и телефон был практически весь разряжен, а розетка на весь вагон одна. Книжек с собой у меня тоже не было, поэтому единственное развлечение, которое я нашла - это наблюдать за игрой в карты каких-то двух немного поддатых мужиков в соседнем купе. Надо сказать, что народу там скопилось уже немало (видимо не одна я маялась без дела). А уж, когда я во время остановки на станции в Уфе сгоняла себе за чаем, вернувшись, я даже не нашла свободного места. Пришлось пристроиться за спиной какого-то рослого мужика и смотреть за игрой вполглаза. Не знаю почему, но я больше болела за толстого, как-то глупо, даже по-детски улыбающегося, глядя в свои карты пожилого мужчину, чем за его соперника, на губах которого вечно играла какая-то издевательская усмешка. Но, несмотря на всю мою симпатию к толстячку, почему-то мне было совершенно очевидно, что он проиграет. И поэтому когда мужчина с обречённой и немного глупой улыбкой сложил карты, я совсем не удивилась, хотя немного даже расстроилась, рассерженно буркнув себе под нос:

- Блин, надо было даму червей класть...

- Это бы его не спасло, он бы всё равно проиграл, - вздрогнув, от голоса, прозвучавшего за моей спиной, я резко обернулась...и тут же буквально вросла в пол. - Он с самого начала был обречён, потому что совершенно не верил в себя, в свои силы. Ты кстати именно поэтому всегда лажала. Либо слишком переоценивала себя, либо наоборот садилась за стол в пессимистическом настрое. А здесь в первую очередь нужно хладнокровие.

Я смотрела на возвышающегося надо мной мужчину и не понимала, с ума я сошла или передо мной действительно стоит Тимур, которому хладнокровия сейчас было не занимать. Он смотрел на меня совершенно спокойно, словно между нами вообще ничего не произошло, но как...как такое возможно? Откуда он здесь взялся? Это же бред какой-то!

- Тимур...

- Слушай, а давай сыграем? Давно мы что-то силами не мерились.

По-моему, даже не услышав мои смятые, больше похожие на какие-то мурлыканья слова, Тимур пробрался сквозь толпу в то самое купе, что-то шепнул проигравшему миловидному старичку, взял у него карты и вернулся ко мне. Когда мужчина, крепко сжав в руке мою ладонь, потянул меня за собой, я, забыв обо всём на свете, без всяких дальнейших расспросов поплелась за ним как на заклание.

- Ну что, не будем сильно мудрить? Давай в подкидного! - заведя меня в какое-то купе и усевшись на кровать, Тимур начал раскладывать карты на столе. - Ну, ты чего в дверях застыла? Играть, что ли не хочешь или боишься?

Не знаю почему, но его последние слова меня задели. Хотя я на самом деле чувствовала, как ледяная дрожь пробирает каждую клеточку тела, я всё-таки нашла в себе силы с совершенно спокойным лицом усесться напротив Тимура и взять в руки карты.

- Не боюсь. Я тебя сделаю, - нагло усмехнувшись, я подняла на мужчину дерзкий взгляд.

- Обычно, когда ты садилась со мной за карточный стол, тебе удавалось сделать только в штаны - не менее нагло рассмеялся Тимур, тем самым ещё больше меня поддев.

- Не волнуйся, в этот раз я тебя удивлю. Скучно не будет.

- Жаль, а я так надеялся отоспаться. Во время игры с тобой это всегда получалось, ну да ладно. Какие у нас будут ставки? Как обычно, на желание?

Под его усмехающимся, до жути наглым и самоуверенным взглядом сердце замерло как у кролика перед удавом. Господи, я ведь проиграю, я всегда ему проигрываю...

- Давай.

- Тогда играем?

- Играем, - отрезав себе все пути к отступлению, я подняла карты. Козырь крести - моя любимая масть. Но 'на счастье' у меня оказалось три семёрки - все, кроме крести, шестёрка, десятка и валет. Ни одного козыря.

Руки тряслись. Нервно перебирая в ладонях карты и пытаясь сосредоточиться на игре, я, чувствуя на себе пробивающий до дрожи взгляд Тимура, никак не могла понять,...что происходит? Неужели это всё правда? Он здесь, со мной...он сам приехал, сам меня нашёл, ведь это всё не могло произойти случайно?

- Перевожу.

Тимур подложил мне короля черви, я взяла. У него осталось две карты, у меня три: король черви, король пики и туз пики. Он положил мне даму черви, я покрыла королём черви. Мой ход. У меня две карты, у него одна. Если козырь - я пропала. Дрожащей ладонью положила туз пики, он взял. Взял...Боже мой, он взял! У меня осталась одна карта, у него две и ход мой, а значит...

- Поздравляю, - раскрыв карты, Тимур положил на стол туз пики и даму пики. - На этот раз ты сделала меня, а не в штаны.

Я выиграла...впервые, я выиграла у Тимура! Господи, неужели, правда? А вдруг поддался? Да нет, судя по скрытой сердитости во взгляде, не поддался. Но тогда выходит...

- Твоё желание?

Поначалу я даже ничего не могла сообразить. Сердце бешено колотилось, в горле уже давно пересохло, а взгляд с трудом удалось оторвать от собственных коленок. Дикий и совершенно внезапно свалившийся на меня поток вопросов совершенно не давал связно мыслить. 'Почему он приехал? Как меня нашёл, а главное зачем? Наверное, случайно оказался в этом поезде....У него ведь семья, он остался с ней....А может всё-таки...'.

- Рита, чего ты хочешь?

Чего я хочу? Неужели действительно сказать то, что я желаю больше всего на свете?

- Я хочу, хочу... - подняв на Тимура глаза, я встретилась с его серьёзным, напряжённым и явно чего-то ждущим от меня взглядом и сама не поняла, как смогла вслух произнести то, о чём даже думать не смела. - Я хочу быть с тобой. Хочу уехать с тобой в Москву, хочу жить там вместе, хочу вообще везде и всегда быть вместе.

Всё сказала на одном дыхании и...сразу же опустила глаза. По-моему даже корни волос покрылись густой краской, а я уже тысячу раз успела пожалеть об этом безумном поступке. Зачем? Господи, какой позор! Как я вообще могла такое ляпнуть? Конечно, понятно, почему Тимур молчит. Он явно не ожидал, что я окажусь до такой степени сумасшедшей. Что теперь делать? Как всё исправить?

Так ничего и, не ответив, Тимур встал с кровати, подошёл к двери, распахнув её. Невольно, я и сама подскочила с места, чувствуя, как сердце в груди болезненно сжалось, а к горлу подкатывает комок удушающих слёз. Он уходит? Всё кончено?

- Ну и чего застыла? Я один твои чемоданы буду таскать? - в тот самый момент, когда на глаза уже начали навёртываться слёзы, Тимур улыбнулся, вроде бы строго, но с такой...любовью и нежностью во взгляде, что у меня перехватило дыхание. - И чего ты так поражённо на меня смотришь? Разве не знаешь, что карточный долг - дело чести? Ладно, придётся теперь взять тебя попутчицей...на всю оставшуюся дорогу жизни.

Конец