Попутчик

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Пикап стоит на холостом ходу неподалеку, пока я иду по длинной дороге, ведущей прочь от дома. Он подползает ближе, только когда забегаю слишком далеко вперед. Я устала от того, что меня отталкивают. Я могу принимать свои собственные решения и страдать от последствий своего собственного выбора. Но он не может этого понять.

— Давай, Селена, залезай.

— Я не сяду в машину, Лекс. Ты хочешь, чтобы я ушла, и я не буду сидеть рядом с тобой, пока ты избавляешься от меня.

— Я не позволю тебе уйти отсюда одной. Помнишь, что говорил о здешних хищниках?

Я закатываю глаза.

— Да, есть хищники похуже тебя. — Я усмехаюсь. — Думаю, я рискну. Может быть, меня возьмет кто-то, у кого нет проблем с обязательствами.

Пикап резко останавливается рядом со мной.

— Боже, твой возраст сказывается. У меня нет проблем с обязательствами.

Я поворачиваюсь на каблуках, чтобы посмотреть на него, темнота начинает окутывать нас, когда солнце садится.

— Мой возраст? Пошел ты. — Мои шаги снова поднимают пыль. Фары освещают мою спину и отбрасывают длинную тень передо мной.

— Меня это не устраивает. Но это то, что должно произойти, — перекрикивает он звук двигателя.

— Тогда пусть это случится! Пока! — Я признаю, что эта вспышка показывает мой возраст, но мне уже все равно. Все это не имеет значения. — Не называй себя хищником, когда не можешь справиться со своей добычей.

— Я прекрасно справляюсь со своей добычей. Когда они, блядь, слушаются, — огрызается он, поднимая пыль, когда снова нажимает на тормоза.

Я смеюсь.

— Если тебе нужна покладистая женщина, я плохой выбор.

— Ты не была покладистой?

Ох, да пошел он. Как он смеет бросать мое прошлое мне в лицо, когда я никогда не бросала его в него. До сих пор.

— Настоящий удар ниже пояса, уголовник.

Я слышу тяжелый выдох из грузовика.

— Я говорю тебе еще раз, Селена, садись в чертов грузовик, чтобы я мог отвезти тебя на автобусную станцию.

Я поворачиваюсь к нему.

— Нет.

Челюсть Лекса тикает, как будто он контролирует каждую унцию того, что внутри него, хочет наказать меня.

— Как быстро может бегать кролик? Хочешь поиграть в игры? Я тоже буду играть. — Его голос низкий и пронизан разочарованием. Его глаза закатываются, чтобы встретиться с моими, и он снова становится свирепым хищником, трансформируясь прямо у меня на глазах. Он ставит грузовик на стоянку, выключает зажигание и выходит, прислоняясь к двери. — Может, ты и быстрее, но я сильнее. Ты устанешь раньше, чем я успею вспотеть.

Я оглядываюсь по сторонам. Мы у черта на куличках. Проволочное ограждение для скота поднимается со всех сторон, и когда темнота окутывает пейзаж, она сливается с чернотой. Темные деревья качаются на ветру. Их листья дрожат, посылая к нам жуткий шелест. Это не похоже на погоню утром, когда небо все еще низко нависало в сером свете. По крайней мере, тогда я могла видеть.

Не думаю, что Лекс причинит мне боль, даже когда он становится грубым в спальне, что-то его сдерживает, но его напряженные мышцы пульсируют, заставляя его выглядеть опасным.

Настоящим, блядь, сумасшедшим.

— Десять, — начинает он считать. — Девять. — В его голосе слышится резкость, которой не было в прошлый раз.

Я еще раз осматриваю пейзаж и отправляюсь через поле позади меня. По памяти пытаюсь вспомнить расположение проволочного ограждения. Не думаю, что оно стоит на моем пути в этом направлении.

— Восемь. Семь. — Его обратный отсчет становится слабее по мере того, как я убегаю.

Высокая трава хлещет меня по лодыжкам. Резко сворачиваю направо, направляясь к деревьям. Они манят своими дрожащими листьями, приглашая меня спрятаться среди листвы и гигантских стволов. Но под их навесами также темнее.

Я слышу вой. Это не животное. Нет, это Лекс… означающий начало охоты.

— Готова или нет, кролик, я иду, — шепчу я. Я смотрю в сторону куда она побежала. Просчитываю ходы, которые, знаю, она сделает. Я не просто охотник, еще и следопыт. Скрытный и умный.

Ускоряю шаг и следую за ней. Здесь так чертовски темно. Я не вижу ее следов, пока они не оказываются прямо передо мной. Когда высокая трава опускается, резко обрываясь, знаю, что она сделала правый поворот, который толкнул ее пятки в то самое место. Что за глупая игра. И все потому, что она назвала меня тем, кто я есть.

Нет, это не из-за ее дерзкого рта. Это из-за ее дерзкого поведения. Если она хочет быть ребенком во всем, я заставлю ее играть в прятки. Ещё не решил, что с ней сделаю, когда поймаю. Потому что я поймаю ее. Сделаю выбор в тот момент, когда она будет в моих руках.

Доставлю ли я ей удовольствие или причиню ей боль?

Острая боль пронзает мое бедро, и я сдерживаю желание закричать. Я смотрю вниз и провожу рукой по забору из колючей проволоки. Искривленная точка соединения является причиной моей травмы. Она сделала хороший разрез в моих джинсах и выпустила теплую кровь на поверхность. Кусок ткани развевается на ветру, прикрепленный к другому острому куску ограждения впереди меня. Я снимаю его с провода и подношу к носу. Он пахнет ею, смешанный с металлическим запахом ее крови.

Она ранена.

Мои глаза сканируют линию деревьев, и замечаю едва заметный просвет в кустах впереди. Я бегу вдоль забора. Если он соединяется с соседним загоном, то увижу его до того, как столкнусь с ним.

— Кролик? — Я кричу, когда достигаю очищенной секции. Она вошла туда. Я чувствую это в своих костях. Мое сердцебиение пульсирует в моем члене, когда погоня дает мне прилив адреналина, которого не чувствовал с тех пор, как был моложе.

Когда стал убийцей.

Чтобы быть ясным, я не стал твердым от убийств, но они выпустили все эти хорошие гормоны, которые заставили меня задуматься, почему больше людей не убивают тех, кого ненавидят. Это окончательное освобождение. Как оргазм для моего мозга. У меня сейчас стояк, потому что мое тело предвкушает момент, когда я прикоснусь к ней.

Продираясь сквозь кустарник, раздвигаю ветки и пробираюсь через темный, тихий лес. Старый я горит под моей кожей. Темные мысли выползают из самых глубоких уголков моего разума, чтобы поспорить со мной. Образы того, что сделаю, когда поймаю ее, проносятся в моих мыслях.

Я хочу трахнуть ее в последний раз.

Лексингтон говорит мне, что мы прижаты спинами к стене. Я должен избавиться от нее, потому что она никогда просто так не уйдет. Мои мысли переплетаются со злыми. Для нее было бы лучше, если бы я просто… покончил с этим. Быстро и безболезненно. Для нее, не для меня. Это разобьет меня изнутри и разрушит иллюзию счастья, которая была у меня с тех пор, как встретил ее. Ну, с тех пор, как взял ее.

Но могу ли я это сделать?

Я разберусь с этим, как только поймаю ее.

Шелестят ветки. Это дезориентирует, и трудно определить, с какой стороны доносился звук. Я оставляю это на усмотрение своего инстинкта, который тянет меня влево. В последовавшей тишине задаюсь вопросом, был ли звук от простого животного, в конце концов. Может быть, даже настоящего кролика. Но это происходит снова, громче и ближе, с шагами позади. Это кролик, все в порядке.

Мой.

Носок моего ботинка зацепляется за корень и толкает меня вперед, мои ладони приземляются на камень. Ее шаги будут тише на камнях, чем на лесной подстилке, усеянной ломкими ветками и сухими листьями. Я ухмыляюсь и поднимаю взгляд. Каменная стена почти сливается с темнотой.

— Очень мудро, маленький кролик, — кричу я наверх. Когда поднимаюсь, понимаю, что ее меньший рост дал ей здесь преимущество.

Жертва 1, Хищник 0.

Я соскальзываю вниз по скале, по пути царапая руки в кровавое месиво.

— Черт, — рычу я.

Я иду вдоль стены камней, пытаясь найти более легкий путь наверх. Как и ожидал, есть след из грязи и сосновых иголок, который, каким бы крутым он ни был, по сравнению с ним — лепешка. Я знаю, что этот подлый маленький кролик там, наверху, прячется и надеется, что я ее не найду.

Или, может быть, она надеется, что я это сделаю.

Если так, то это не очень мудро с ее стороны, потому что понятия не имею, сожру ее, убью или отпущу невредимой.

Не обращая внимания на боль в руках и кровь, стекающую по ноге, добираюсь до вершины и осматриваю новый пейзаж. Он менее густой, чем лесная подстилка, со всех сторон от меня нет массивных деревьев. Скребущий звук привлекает мое внимание к нижней каменной стене. Селена скользит по последнему кусочку осыпи и снова прыгает на лесную подстилку.

Подлый гребаный кролик.

Жертва 2, Хищник 0.

Я горжусь ею, потому что она показывает свой истинный ум и силу. Она не просто послушная женщина. Она не просто чопорная и правильная девушка в модной, блядь, машине. Она проницательна и своенравна. Она из тех, кто может испачкаться и убежать от меня. Теперь она не кажется такой слабой и уязвимой. Жертва не может выжить, будучи слабой. Они выживают благодаря своей хитрости.

Я впиваюсь пальцами в пояс. Как бы ни был расстроен, спускаюсь обратно со скалы, скользя каждые несколько шагов по грязной тропинке. Я иду по ее следам, никто из нас больше не бежит. Мы зависим от нашего ума, а не от скорости.

Нашего такта.

Нашего инстинкта.

Ее следы обрываются, как будто она растворилась в воздухе. Как будто я представлял ее с самого начала. Осматриваюсь, позволяя глазам привыкнуть к новому расположению.

Где ты, кролик?

Мой взгляд падает на стволы деревьев, окаймляющие часть тропинки. Я ставлю ногу на одну слева, другую справа, и, перебирая руками, дерево за деревом, добираюсь до другой стороны, где возобновляются ее следы.

Она чертовски изобретательна, надо отдать ей должное.

Жертва 3, Хищник 0.

Я почти прекращаю охоту как хищник с пустым желудком. Но потом вижу ее. Она низко присела за кустами, глядя в том направлении, откуда, по ее мнению, я приду. Она, вероятно, не ожидала, что я продолжу в том же духе, когда ее следы исчезли. Она недооценивает меня так же, как я недооценивал ее.

Мое дыхание учащается, а сердцебиение грохочет. Под моим языком образуется слюна. Я подкрадываюсь к ней сзади, с каждым тщательным шагом избегая веток под ногами. Как ягуар, крадусь среди теней, чтобы подкрасться к своей следующей еде.

И набрасываюсь.

Я ловлю ее и не утруждаю себя тем, чтобы закрыть ей рот, когда опрокидываю ее на спину и борюсь с молотящими руками и ногами. Никто не услышит звуки, которые она издаст, поэтому позволяю ей кричать. Ее тело погружается в грязь, а я все еще не решил, что с ней делать. Лексингтон хочет поиграть, и темная часть меня борется с искушением сделать больше, чем просто трахнуть ее. Навязчивые звуки моего прошлого шепчут мне в уши. Я рычу.

— Пошел ты, Лекс! — кричит она, пытаясь вырваться из моей хватки на ее запястьях.

— Подлый гребаный кролик.

Она хнычет, когда переворачиваю ее на живот. Стягиваю с нее леггинсы, обнажая ее бледную задницу и бедра.

Я расстегиваю молнию на джинсах и пуговицу.

— Ничего не изменилось, но я собираюсь трахнуть тебя так, как хочу, в последний раз, потому что честно завоевал твое тело.

— Я не хочу, чтобы ты трахал меня, если этот раз будет последним, — говорит она.

Я смеюсь.

— После всего этого, кролик? Я собираюсь тебя трахнуть. Хищник не для того ловит добычу, чтобы отпустить ее. По крайней мере, не очень хороший хищник.

Я приподнимаю ее бедра, плюю в руку и тру по своему члену, прежде чем войти в нее. Она задыхается, когда я трахаю ее грубо, адски, как хочу, с каждым толчком, заставляя мое разочарование и гнев проходить через нее. Я толкаю в нее острые ощущения охоты, неустанно трахая, как будто каждый момент, когда она перехитрила меня, заслуживает момента, когда Лексингтон, человек, которого прячу от нее, даже когда она шепчет его имя, может выйти и поиграть.

— Лекс, — хнычет она, поворачивая голову в сторону, и не знаю, чего она хочет. В этот момент мне все равно.

Я не могу.

Я отвечаю ей, сжимая ее волосы рукой, покрытой кровью и грязью. Когда вытягиваю ее шею, погружаюсь глубже, чем она может вынести. Трахаю ее, как будто ее киска моя, даже зная, что должен вернуть ее. Ее тело напрягается от страха, который ей причинил. Я. А не мужчины, которые, как я боялся, причинят ей боль. Вместо этого я причиняю ей боль — эмоциональную и физическую.

Что хуже, чем мужчины, которые просто сломали бы ее тело.

По ее щеке скатывается слеза, и я борюсь с желанием вытереть ее. Мои бедра вдавливают ее в мягкую землю, и пытаюсь игнорировать те ее части, которые заставят меня отступить, мне нужно что-то почувствовать, чтобы отпустить ее. Игнорирую мягкие волны ее темных волос, липких от пота, крови и грязи. Заставляю себя смотреть поверх ее головы, а не в зажмуренные глаза. Вместо стона боли, который срывается с ее губ с каждым толчком, сосредотачиваюсь на листьях, шелестящих вокруг нас.

Мир замолкает, и тошнотворное эхо всхлипываний разносится вокруг меня. Я не могу продолжать игнорировать эти звуки в этой жуткой тишине. Лексингтон тоже не может их слышать.

Я прекращаю толкаться и упираюсь тазом в ее задницу. Даже когда она не очень хочет, она теплая и привлекательная. Она не плачет и не умоляет меня остановиться, и я не могу не уважать ее страдания и стойкий страх.

Мой член дергается внутри нее, и я хочу продолжать, но потребность утешить ее преодолевает это первобытное желание полакомиться моей последней едой.

— Черт возьми. — Со сдавленным вздохом отпускаю ее волосы. Я разочарован в себе из-за неспособности сделать то, что мне нужно, чтобы заставить ее ненавидеть меня, чтобы она сбежала.

Я выхожу из нее и переворачиваю ее на спину. Моя рука трется о ее порванную футболку, кровь засыхает на огромной ране в ее животе. Грязь растекается по ее бледному торсу. Страх и слезы блестят в ее глазах, но она не напрягается, когда я наклоняюсь над ней. Приподнимаю ее бедра и притягиваю к себе. Она скользкая от грязи, и я оставляю отпечатки своих рук на внутренней стороне ее бедер, когда раздвигаю ее и толкаюсь обратно внутрь. Как бы она ни была напугана, она все еще теплая и влажная для меня.

Она ахает и зарывается пальцами в мягкую землю. Я вгоняю свои бедра в ее, так глубоко, как только могу. Она — единственное, что в моей жизни кажется правильным. Безопасно.

Но не для неё.

— Я не могу продолжать спорить с тобой из-за этого, Селена, — шепчу я. В тот момент, когда смотрю ей в глаза, я слабею. — Мне жаль, что я был груб с тобой, но это ничего не меняет. — Я наклоняюсь и кусаю ее за шею сбоку. Прижимаюсь к ней бедрами и занимаюсь с ней любовью, потому что знаю, что это последний раз, когда я внутри нее. Оборачиваю руку вокруг ее шеи сзади и зарываюсь лицом, когда толкаюсь. — Я хочу, чтобы ты забыла меня после сегодняшней ночи.

— Нет, Лекс. — Она поднимает грудь. — Я не могу забыть тебя. Буду вспоминать тебя всякий раз, когда мои руки коснутся прохладной грязи. Буду думать о тебе, когда листья хрустят под моими ногами. Куда бы я ни бежала, всегда буду представлять, что ты позади меня.

Я сажусь и встречаюсь с ней взглядом.

— Кролик, не говори мне этого. — Как бы сильно я ни хотел жить в ее мыслях вечно, мне нужно, чтобы она отпустила меня. Ворчливый голос в моей голове возвращается, угрожая ее жизни, говоря мне, что если оставлю ее в живых, это причинит еще большую боль. — Что я могу сделать, чтобы ты меня отпустила? Как я могу заставить тебя забыть меня?

— Тебе придется убить меня, — говорит она. Тошнотворно спокойный тон, которым она говорит. Это похоже на меня.

И от этого я чувствую себя еще хуже.

Я оборачиваю руку вокруг передней части ее горла и сжимаю. Она даже не сопротивляется мне, когда ее живот втягивается, а тело просит сделать вдох. Она просто принимает это. Что бы все это для нее ни значило, за это стоит умереть.

Если удержу свою хватку на ее горле еще на несколько секунд, конфликт внутри меня умрет вместе с ней. Однако моя решимость слабеет.

Я отпускаю ее шею, и она хватает ртом воздух.

— Я сказал, что сделаю для тебя все, что угодно, но не могу сделать то, что нужно, — шепчу я. Я делаю сильный толчок в неё, чтобы привлечь полное внимание ко мне. — Пообещай мне одну вещь?

Она кивает, даже не услышав моей просьбы.

— Если нас поймают до того, как мы доберемся до границы, скажи полиции, что я тебя похитил. Скажи им, что издевался над тобой, силой проникал в тебя и угрожал убить. Скажи что угодно против моего имени, чтобы сохранить свое. Если приедет полиция и дерьмо выплывет, не будь волком. Будь маленьким испуганным кроликом и беги.

Она качает головой.

— Обещай мне, кролик. Я не играю с тобой. У тебя все еще есть шанс на свободу.

Она смотрит на меня, ее глаза округляются от грусти. Она притягивает меня к себе и целует.

— Я обещаю, — шепчет она.

Это все, что нужно, чтобы заставить Лексингтона замолчать, и я альтруистично хочу спасти ее от меня или любого другого человека, который может причинить ей боль.

Погоня. Охота. Подвох. Ее обещание.

Может быть, она именно там, где ей нужно быть: место, где ее демоны могут свободно играть с моими. Под бдительным оком волка кролик проживет еще один день.