Порученец царя. Персиянка

Послесловие

Ночь заканчивалась. Рассветало позади, а кони неторопливо вышагивали к ночному ещё западу. Голова Антона от размеренного покачивания медленно спадала к груди, после чего он вздрагивал, вскидывал её и в который раз пытался бороться с лукавыми нашёптываниями сна. Удача же выспался за предыдущие сутки, когда таким способом коротал время в потёмках корабельного склада. И теперь его одолевали походные думы.

Там, куда они направлялись, могли повстречаться ногайские кочевые орды. Ногайцы всегда были склонны к дикому грабежу, признавая лишь силу оружия, и по возможности их надо было избегать. А дальше был Дон с казачьими поселениями, неспокойный и волнуемый слухами и сказочными преувеличениями о разинской атаманской удали, которая размахнулась вопреки грозному предупреждению царской власти. К тем поселениям за ними по пятам спешила весть о новой волне буйств и похождений удачливого вождя. И без семи пядей во лбу можно было предсказать, что за этим последует. Надо было заранее обдумать, с какими словами и как встречаться с многочисленными шайками движимых жаждой разбоя молодцев, которые устремятся с Дона на Волгу, под предводительство Разина.

Немного мучило сознание вины, что не удалось выполнить царского поручения. Никогда ещё с ним не случалось такого провала. В Москве теперь ждать ничего хорошего не приходилось, домыслы врагов перевесят любое оправдание. Да и оправдываться не хотелось, потому как было не в чем. Он смутно осознавал, что столкнулся с таким противостоянием стихийных сил, которое не смирить намерением царя привлечь казачьего вождя на свою сторону. Эти силы, как пылинку, отмели прочь даже его, со всей его сравнимой с дьявольской ловкостью и изворотливостью, они справились с безмерной властью на Разина изумительной красоты персиянки. Порождённые обстоятельствами они неумолимо втягивали государство в тяжелейшую войну за собственное выживание. И война эта неизбежно, своими не подвластными человеку законами сталкивала московскую власть с верной древним преданиям народной казачьей вольницей. Он увидел лишь начало этого страшного, обильного кровью столкновения и не желал быть ни за ту, ни за другую сторону. Во всяком случае, теперь и в ближайшее время. Он лучше послужит царю в тылу внешних, извечных врагов.

Вспомнилась Дарья. Но впечатления о ней потускнели. Да и вряд ли она будет ждать его. Кто он для неё? Как ни крутись, а всего-то царский порученец, смелый и смышлёный, но непоседливый и беспокойный. Найдёт кого-нибудь знатного древней породой, быстро забудет. На душе после такого вывода стало легче. Он глубоко вдохнул, осмотрелся. На глазах светало, и степная ширь становилась необъятнее, постепенно открывала взору свою привольность и бескрайность. Чаруя, она влекла заглянуть туда, в немыслимую, ещё неизведанную даль, где смыкались земля и небосклон и где бывать ещё не доводилось. Волнение крови пробежало по всему телу от этого вызова любопытству и предприимчивости. Вдалеке послышалось или почудилось ржанье лошадей. Затем стали видны крытая повозка и непонятно, с какой целью, окружающие её всадники.

Пришпоренный и огретый плетью аргамак удивился, взвился от обиды, но затем, как будто понял наездника и согласился с ним, гордо тряхнул головой и сорвался в бег.

– Вперёд! – не оглядываясь, всей грудью выкрикнул Удача.

Антон встрепенулся и испуганно осмотрелся. Муть изумления и тревоги стала размываться в его глазах. Он расправил плечи, повеселел и свистнул разбойником. Потом гикнул, щедро угостил круп жеребца плетью, и тот охотно отозвался на призыв к неистовой скачке ради поджидающей впереди неизвестности.