Пощады не будет никому

Глава 4

Доктор Геннадий Федорович Рычагов в это время был по горло занят работой и думать не думал, что в его доме Тамара и Сергей занимаются любовью. Нет, не то, чтобы это предположение происходило из области фантастики, — раньше ему приходилось об этом задумываться, — но, убедившись, что все его подозрения беспочвенны, он больше не возвращался к этому вопросу. Сегодня же он думал только о делах.

Рычагов приехал на службу довольно поздно, в такое время утренний обход уже заканчивался. Но так уж было заведено в больнице, что, если даже Рычагов нарушал распорядок, ему и слова не говорили. Тут ценили его талант и понимали, в случае чего, за Геннадия Федоровича есть кому заступиться, его пациентами были многие влиятельные люди.

О том, что караван с немецкой гуманитарной помощью — три микроавтобуса (два, оборудованных под «Скорую помощь», и один пассажирский) и несколько грузовиков — приехал в Клин, было видно из окна его кабинета. Машины стояли во внутреннем дворике, сами же гости пока отсыпались в гостинице и должны были приехать где-то через час.

Обычно Рычагов очень внимательно просматривал список оборудования и медикаментов, доставленных по линии гуманитарной помощи, теперь же он делал это рассеянно. Он уже решил для себя собственное будущее и ни в коей мере не связывал его с этой больницей, знал: спокойно работать здесь не сможет. Пока его терпения еще хватало на то, чтобы прятать большие деньги, но и так на него многие смотрели косо, понимая, что загородный дом, новая, а не подержанная машина куплены не за зарплату.

И хоть сегодня он еще чувствовал себя в безопасности, знал, вечно так продолжаться не будет, всегда найдется завистник, считающий, что сможет заменить его.

Вот тогда и начнется. Припомнят ему и вылеченных бандитов, и исчезнувшие медикаменты. Вселяла надежду предварительная договоренность с немцами, к которым он ездил полтора месяца тому назад. Тогда в дружеском беседе доктор Рычагов намекнул на то, что у него есть деньги для открытия клиники на Западе.

Сперва это было воспринято как шутка, посмеялись, и Рычагову пришлось задействовать все свое знание немецкого языка, чтобы убедить своих партнеров поверить ему. Пообещали помочь, разведать, слава Богу, попались люди сведущие в российских делах, поэтому никто и не стал задавать главного вопроса, который непременно прозвучал бы на Западе: откуда у скромного заведующего отделением появилось несколько миллионов долларов, достаточных для начала собственного дела?

Наиболее серьезно отнесся к предложению — тоже медик по образованию и призванию — Клаус Фишер, служивший когда-то в вооруженных силах ГДР в военном госпитале. После объединения Германии Фишер на некоторое время остался не у дел, но потом нашел для себя золотую жилу — гуманитарный фонд, благо, знакомых в России у него хватало. Денег больших у него не водилось, но жизнь он себе и своей семье обеспечил вполне приличную, да и социальный статус свой поднял.

Если другие, говорившие с русским хирургом, отделывались дежурными обещаниями, что, мол, поможем, наведем справки, Клаус Фишер после застолья сам вызвался подвезти Геннадия Рычагова на такси в гостиницу.

Они проговорили полночи, обговаривая детали будущего проекта. Сам Фишер в прошлом тоже был неплохим хирургом и хотел возобновить практику, не хватало у него для этого лишь денег. Рычагов справедливо рассудил, что толковый помощник ему не помешает, и согласился вести дела совместно. На том и расстались.

Клаус Фишер обещал через месяц пригнать караван с гуманитарной помощью в Клин и слово свое сдержал. Три новенькие машины, две из которых должны были остаться в распоряжении больницы, стояли во внутреннем дворике, скрашивая серую убогость здания.

«Да, конечно, аппарат искусственная почка — это великое дело, — думал Рычагов, скользя взглядом по принтерной распечатке, — но только без меня он здесь проработает недолго. К нему нужны классные специалисты, не только техники, но и врачи. Хотя, может быть…» — ему и в самом деле, хотелось верить, что больница будет действовать не хуже, чем при нем.

— Геннадий Федорович, — медсестра говорила из-за двери, зная, что Рычагов не любит, когда к нему заглядывают, не получив разрешения.

— Да-да, я знаю, обход… — он надел белый колпак, низкий, с тесемками на затылке, застегнул костяные пуговицы халата и, набросив себе на шею стетоскоп, вышел в коридор.

Его уже поджидали студенты, приехавшие на практику. Обход он совершал быстро. Новых больных за эту ночь не прибыло, а старые случаи ему были известны на память. Даже не заглядывая в медицинские карты, он давал советы, а затем, выйдя в коридор, говорил студентам уже не замаскированную, а полную правду о состоянии больных.

Он помрачнел, оказавшись в палате, где убили Резаного. Ему казалось, он вновь видит окровавленные простыни, кровавую лужу возле батареи и распахнутое окно, через которое выскочил Рафик Магомедов.

Он только успел закончить осмотр, когда его нагнала одна из санитарок:

— Геннадий Федорович, немцы из гостиницы приехали, вас ищут.

— Так в чем дело, веди их.

— Директор думал.., в торжественной обстановке… будет лучше..!

— Они к кому приехали, — ледяным тоном поинтересовался Рычагов, — к нему или ко мне?

Санитарка растерялась.

— Как лучше…

И Рычагов подобрел:

— Пусть, если хочет, встречается с ними в торжественной обстановке, а моим гостям, — он сделал ударение на слово «моим», — передайте, я у себя в кабинете.

— Хорошо.

Несмотря на всю свою независимость, Геннадий Федорович такого раньше себе не позволял. На встречу с немцами приехало и городское начальство, и даже пара чиновников из министерства здравоохранения.

«Зря я, наверное, так, — подумал Рычагов, — но слово вылетело — не поймаешь».

Он наблюдал за церемонией передачи оборудования, медикаментов и автомашин из окна своего кабинета, не подходя к нему близко, через планки жалюзи. Любопытные больные тоже высыпали во двор, жались под козырьки здания, курили, пряча сигареты в кулак. Две новенькие «Скорые помощи» сделали круг по двору под аплодисменты присутствующих, третья же машина должна была отвезти завтра гостей обратно в Германию.

Всех из германской делегации Рычагов знал в лицо, но встретиться ему хотелось с одним только Клаусом Фишером. Высокий, под метр девяносто, с яркой рыжей шевелюрой, Клаус стоял неподалеку от директора больницы и взглядом пытался отыскать среди группы людей в белых халатах, представлявших больницу, Рычагова.

Директор, выступая, немного нервничал и то и дело посматривал на окна кабинета Геннадия Федоровича, ;не понимая, почему тот, организовав доставку помощи, не желает участвовать в церемонии. Наконец Клаус догадался поднять голову, и тогда Рычагов, просунув ладонь между планками жалюзи, помахал ему. Тот тут же кивнул, незаметно сделал пару шагов назад и боком вдоль стены, налево и направо бросая «энтшульдиген зи мир битте», пробрался к черному входу.

Исчезновение Клауса директор больницы обнаружил, лишь когда скрипнула пружина и дверь с грохотом захлопнулась, вырвавшись из пальцев господина Фишера.

Рычагов, наблюдавший за этим из окна, тут же заспешил навстречу своему другу. Тот, хоть и бывал здесь не в первый раз, вполне мог заплутать в хитроумных коридорах больницы, которая строилась на протяжении десятилетий без всякого учета перспективы расширения. Высота этажей в соседних корпусах не совпадала, поэтому повсюду в переходах приходилось сооружать ступеньки, пандусы для каталок.

Рычагов не успел пробежать и лестничного марша, как завидел Фишера. Тот чисто по-русски раскинул руки и обнял Геннадия Федоровича, словно тот, как минимум, приходился ему родным братом. Волнуясь, Клаус говорил на какой-то странной смеси русского и немецкого. Он не пытался отыскать в памяти неизвестные ему русские слова, а вставлял немецкие, приделывая к ним чисто русские окончания. А вот к русским словам умудрялся приделывать артикли.

— Ну, как живешь? Деньги-то твои не уплыли?

— Нет, целехоньки, — отвечал Рычагов шепотом, подталкивая гостя в спину, чтобы скорее оказаться в кабинете, где их никто не подслушает.

Закрылась дверь, щелкнул замок. Клаус Фишер осмотрелся:

— Хороший у тебя кабинет получился, большой.

Впечатляет.

— Не без твоей помощи. Половина оборудования и мебели здесь привезена по линии твоего фонда.

Клаус Фишер махнул рукой:

— И мне от этого тоже кое-что перепадает. Главное, что мы с тобой не воруем у нищих, а заодно и хорошее дело делаем.

Рычагов протянул пачку сигарет. Клаус покачал головой:

— Не курю, или ты забыл?

— Помню. Погоди, лучше не рассказывай, — он поднял руку и остановил Клауса, — я вот сейчас попробую догадаться, хорошую ты мне весть привез или плохую.

— Попробуй, — Фишер напустил на себя непроницаемый вид, сдвинул рыжие брови к переносице и взъерошил жесткие волосы.

— Сразу вижу, нормальные новости, иначе бы ты улыбался, как последняя сволочь.

Клаус явно не понял, что имелось в виду под «последней сволочью», но тут же улыбнулся.

— Средние у меня новости, Геннадий.

— В каком смысле?

— Средние они и для меня, и для тебя. Но в общем хорошие.

— Ты нашел человека, который согласен прикрыть создание моей клиники?

— Таких людей сбежится сто человек, если только выйти на площадь и крикнуть, — рассмеялся Клаус. — Примазаться к чужим деньгам — умение не большое, но только веры у меня к ним нет. Понимаешь, Геннадий, у нас немного другая страна. У нас легче заработать деньги, чем украсть.

— Ты хочешь сказать, что у нас в России все наоборот?

— Конечно. Не зарплату же ты и гонорары откладывал, пока скопил миллионы?

Рычагов только собрался оправдываться, как Клаус даже цыкнул на него:

— Не говори мне ничего, главное, что деньги у тебя есть, и я тебе доверяю. Не получится у тебя организовать клинику в Германии, даже в Восточной.

— А в Австрии?

— Ты еще скажи в Швейцарии, — нервно засмеялся Клаус, косясь на дверь, за которой слышались шаги больных и медперсонала.

Торжественная передача во дворе закончилась, и многие медики спешили в конференц-зал, а больные в столовую, где по поводу приезда делегации бесплатно раздавали соки и фрукты.

— У нас тобой обязательно займутся, я не смогу легализовать деньги чисто. В лучшем случае тебе удастся построить клинику, где будут лечиться курды и турки, на такие заведения у нас еще смотрят сквозь пальцы, но настоящую дорогую клинику тебе никто не даст создать, даже если бы у тебя была куча документов, подтверждающих, что деньги в России тобой заработаны честно. Это бы не помогло, потому что у нас все считают, что любой документ в России можно купить за деньги.

— Они недалеки от истины.

— Вот видишь! Но есть вариант… — Клаус подался вперед, оперся локтями о стол и заговорил еще тише, чем прежде. — Я считаю, у нас есть шансы сделать по-другому. Я обо всем договорился. Ты, как я понимаю, человек не очень прихотливый, и жизнью в Чехии, Словакии, Хорватии тебя после России не испугаешь…

— Вообще-то, я рассчитывал…

— И я тоже, — усмехнулся Клаус, — но предложение создать клинику в Словакии со всех сторон выгоднее, чем пробовать это сделать в Германии.

— Почему?

— Там легко легализовать деньги. Они жаждут инвестиций, и им не интересно докапываться до правды.

К тому же, клиентура у нас давно поделена, тебе придется брать ее с боем. А там рынок подобных услуг только становится на ноги, и без большого труда мы сможем в него вклиниться.

— Ты просто так, для примера говоришь о Словакии?

Или есть варианты?

— Нет, почему же, этот вариант я проработал подробно. Если захочешь, то уже через полгода твоя клиника примет первых пациентов.

— А гражданство?

— Это решается за пару дней, особенно если ты приобретешь в стране недвижимость.

— Словакия." — задумчиво проговорил доктор Рычагов.

Эта страна раньше не значилась в его планах. Но он тут же рассудил, что Клаус, сам того не зная, предлагает ему хороший вариант. Обоснуйся он в Германии, даже в Чехии или в Польше, его раньше или позже вычислили бы русские бандиты, которых там полно. И переубедить их, что деньги у него не из воровского общака, Рычагов не смог бы. А Словакия — тихая, спокойная страна, в которой не крутятся большие деньги, и поэтому она малоинтересна для бандитов.

— По-моему, ты меня убедил.

— Словакия! — воодушевился Клаус Фишер.

— Она самая.

— Я даже знаю дом, в котором можно развернуть клинику. Он и строился под больницу в тридцатые годы, потом, при коммунистах, его переделали в штаб военной части. Теперь он пустует, можно выкупить стены за бесценок.

— Фото есть?

— Естественно!

Клаус из внутреннего кармана пальто достал фотоснимок. На фоне невысоких гор виднелся порядком запущенный дом, судя по архитектуре, возведенный в конце двадцатых — начале тридцатых годов. Никаких излишеств, колонн, капителей, фронтонов.., простые четкие линии конструктивизма.

— Сколько?

— Все удовольствие вместе с ремонтом и обустройством прилегающей территории, но я не включаю сюда стоимость оборудования и мебели, обойдется в семьсот тысяч долларов. Самое смешное, Геннадий, что часть оборудования я смогу поставить через линию своего фонда, словакам мы тоже возим гуманитарную помощь.

— Заманчиво.

— Я постарался.

Рычагов сидел, задумчиво разглядывая монументальное серое здание, притаившееся у подножия Татр.

— Легализация денег, — продолжал говорить Клаус, — обойдется тебе процентов десять от суммы. К тому же учти, все пройдет под моим контролем и практически без риска. Бизнесменам, которые проводят легализацию…

— По-нашему, это называется отмыванием денег,. — напомнил Геннадий Федорович.

— Да-да, так вот, отмывка пройдет безболезненно.

Они связаны с властными структурами, там задействованы капиталы людей, близких к президенту, а свое благосостояние они делают на гуманитарной помощи. Так что гарантия стопроцентная.

— Словакия.., почему бы и нет? — пробормотал доктор Рычагов.

«Всегда получается немного не так, как думал. Влюбляешься в одну женщину, женишься на другой, рассчитываешь на одну страну, попадаешь в другую».

— Идет, — он протянул руку Клаусу.

Тот сильно пожал ее.

— Договорились!

— А теперь нам надо придумать, каким образом переправить деньги.

— Я столько всего вожу, Геннадий, через границу, что несколько десятков килограммов наличности проскочат незаметно.

— Но ты, надеюсь, не забыл о своем обещании работать потом со мной вместе с одним условием?

— С каким?

— Чтобы в нашей клинике не было ни одного пациента из России.

Клаус как-то странно вначале посмотрел на Рычагова, наверное, подумал:

«Наверное, он из каких-то идейных соображений решил перестать быть русским».

Но затем рассмеялся, поняв, что скорее всего такое условие связано с происхождением денег. И не жизнь в России надоела Рычагову, а из-за внезапного богатства ему грозит смерть.

— Я постараюсь сделать это как можно скорее, — сказал Клаус.