Пощады не будет никому

Глава 8

Сергей Дорогин проснулся сразу, сон как рукой сняло.

За окном ярко светило солнце, и даже по его золотистым лучам было несложно догадаться, что там, за окном, мороз, звонкий и колючий. Сергей приподнялся на кровати И выглянул в окно. Действительно, снег ослепительно сиял, ярко-голубые тени тянулись от деревьев.

— Зима, зима, — пробормотал он, — крестьянин, торжествуя…

И в самом деле, он услышал стук во дворе. Стук был резкий и звонкий.

«А, старик колет дрова», — догадался Сергей.

Можно было конечно же подняться, быстро одеться, выскочить во двор и помочь Пантелеичу справиться с дровами.

«Зачем он это делает? — подумал Дорогин. — Ведь в доме дров хватит на три зимы, а может, и больше. Привычка к работе?»

Но тут же его мысли переключились. На карниз окна села желтогрудая синица. Она вспыхнула в солнечном луче — яркая, маленькая, крохотная точка.

«Холодно тебе, наверное, — подумал Сергей, — Да, мороз нешуточный».

Он подошел к другому окну, на котором был укреплен градусник.

— Ну и ну! — произнес Сергей.

Ярко-красный столбик застыл у цифры двадцать. Если на улице светло и ясно, то этого нельзя было сказать о внутреннем состоянии Дорогина. У него на душе было смутно и сумеречно, его мысли мгновенно вернулись к тому же, вокруг чего безостановочно крутились все последнее время.

"Это же надо, такая погода, искрится солнце, снег скрипит под ногами, а этот мерзавец Чекан, наверное, радуется!

Ходит себе по улицам, хохочет, пьет водку, а на душе у него праздник. Он живет, живет полноценной жизнью, Наверное, встречается с женщинами, спит с ними, целуется…

Вот я мучусь, несмотря на то что природа так великолепна, а мои дети и моя жена всего этого не видят, для них жизнь, благодаря этому мерзавцу, кончилась. Ну нет, так продолжаться долго не может! И убить этого гада, уничтожить физически — слишком мало, это мизерная плата за те мерзости, которые он сотворил, за то бесконечное горе, которое он принес мне и другим людям. Нет, я не стану его убивать выстрелом в голову или ножом в сердце. Нет, нет, он должен пройти по всем кругам ада, он должен испить чашу мучений до самого конца, до последней капли. И даже этого для подобного мерзавца будет слишком мало", — и Дорогин, тяжело вздохнув, сел на кровать, обнял голову руками и принялся тереть виски.

Он почувствовал, что от тяжелой ночи, от мыслей, которые, как испуганные птицы в тесной клетке, бились у него под черепом, ему стало не по себе.

«Нет, нет, сволочь, подонок, ты не будешь убит сразу! Ты будешь мучиться, корчиться, страдать. И даже если тебе придется страдать сто лет — это ничтожно малая плата за все то, что ты сделал мне. Хотя, скорее всего.., да, да, я в этом убежден, ты меня даже не знал, ты даже не думал о моем существовании. Ради жалких денег, ради каких-то десяти или пятнадцати тысяч ты лишил меня любимых людей, ты лишил меня семьи, ты лишил меня опоры в жизни, лишил смысла жизни. Ох, как мне тяжело, ox!» — Сергей вздохнул, по его щекам текли слезы.

Он, стиснув зубы, подскочил, быстро прошелся по комнате. А затем, чтобы хоть как-то избавиться от навязчивых мыслей, стал отжиматься от пола.

— Раз, два, три, четыре…

Когда он дошел до восьмидесяти и почувствовал боль в суставах и тяжесть в мышцах, он просто-напросто лег на пол. Перевернулся на спину, обессиленно закрыл глаза. И тут же, как и все последнее время в свободные минуты, перед его глазами возникли дети и жена.

— Держись, Сергей, держись, — сказал он сам себе. — Простите, мои любимые, простите, что этот мерзавец все еще жив. Но скоро я до него доберусь, очень скоро!

Быстро позавтракав, приняв душ, Сергей удалился в свою комнату, закрылся и принялся размышлять над тем, какой смертью должен погибнуть Чекан, какие муки он ему уготовит.

«Я слишком мало о нем знаю, чтобы придумать что-то чрезвычайно страшное. Я должен знать о нем все. Я должен знать, чем он дышит, что он ест, с какими женщинами спит, куда ходит, с кем встречается, даже какой бритвой бреется. Только тогда.., только собрав всю информацию, я сделаю свой бросок, смертельный бросок. Я буду наносить удар за ударом, точно и жестоко. Но Чекан — не единственный, есть мерзавцы и кроме него. Мой список длинный, и, если Бог даст, если он не отвернется от меня, я доведу свою месть до конца. И каждый из этого списка выпьет чашу мучений, выпьет до дна».

Дорогин был бледен, руки его подрагивали, губы кривились в судорожной улыбке. И, если бы кто-нибудь сейчас его увидел, он наверняка подумал бы, что этот мужчина болен, что, возможно, он не в себе, что у него с; ное нервное расстройство.

«Успокойся, Сергей, успокойся, — сам себе приказал Дорогин, — все надо делать на трезвую голову, тщательно взвесив, тщательно обдумав, и не пороть горячку. Если ты хочешь довести месть до конца, надо быть осмотрительным, внимательным и хитрым. Быть хитрее и умнее, чем они, чем твои жертвы. Так что успокойся, это самое главное, самое важное. Как это там говорили, по-моему, о Дзержинском или он сам о своих кровавых дружках чекистах говаривал: „У чекиста должно быть горячее сердце, чистые руки и холодная голова“. Вот голова у меня не холодная, она буквально раскалывается, кипит. Но ничего, ничего, я понемногу успокоюсь».

Уже через полчаса Сергей унял эмоции. Его лицо порозовело, а глаза уже не сверкали тем сумасшедшим, зловещим блеском. Он был спокоен, его движения потеряли нервность и суетливость. Каждый шаг, наклон, поворот Рыли выверены и точны, он стал внимателен.

«Ну вот, — сказал он сам себе, — таким ты мне нравишься», — он посмотрел на свое отражение в зеркале:

— Теперь ты похож на спокойного убийцу, на спокойного и бесстрастного мстителя. Сейчас ты соберешься и поедешь в город. И плевать на мороз, плевать на то, что холодно, ты станешь следить за Чеканом.

Попытаешься проникнуть в его квартиру, чтобы как можно больше узнать о нем, ведь вся информация, которую ты соберешь, может оказаться полезной. Денег у тебя, Дорогин, для мщения предостаточно. Вообще, ты сказочно богат, можешь себе позволить все что угодно. Единственное, что ты не можешь, так это оставить в живых своих врагов, ты должен разобраться с каждым из них".

Увидев телефон, Сергей подумал:

«А может, я зря позвонил Чекану? Может, пока не стоило этого делать? — но тут же он сам себя одернул. — Сделанное назад не вернуть, слово — не воробей, выпустил, так уж не жалей. Нет, ты правильно сделал, пусть не спит, пусть мучится. Хотя, может быть, он воспринял твои угрозы как полную ерунду, может, он подумал, что это муж одной из его любовниц или мало ли кого Чекан в своей жизни обидел? Врагов и недоброжелателей, наверное, у него хватает. Ну да что теперь думать, дело сделано».

Москва поразила Сергея Дорогина. По всему было видно, что скоро Новый год и Рождество. Хоть и до этого, в будние дни, она выглядела ухоженной, но сейчас повсюду чувствовалось приближение праздников. Рекламы, казалось, стало раза в три больше. Повсюду висели плакаты и транспаранты, извещающие о предновогодних распродажах, о скидках от пятнадцати до семидесяти процентов. Вся эта реклама зазывала, предлагала, обещала и сулила всевозможные выгоды тем, кто зайдет в торговые центры и в маленькие магазины. Даже те, кто понимал, что все это сущий обман, стремились в магазины. В общем, насос по откачиванию денег из горожан работал вовсю.

На улицах, несмотря на двадцатиградусный мороз, было многолюдно. Тут и там мелькали люди и с искусственными и настоящими елками. В воздухе, кроме запаха бензина, стоял запах хвои.

«Да, хорошо, — подумал Сергей, и его мысли вновь вернулись к погибшей семье. — Вот если бы они были живы, и я, наверное, как тысячи москвичей, стремился бы в какой-нибудь магазин, топтался бы у прилавков, разглядывая всевозможную пеструю мишуру, и размышлял бы, мечтал, что подарить дочери, а что сыну. И естественно, выбирал бы дорогой подарок для жены. Ведь я всегда к Рождеству ей что-нибудь дарил. Иногда это была мелочь, сущая безделица, а иногда подарок случался и дорогой. В общем, я жил так, как позволяли мне средства. А вот детям неизменно покупал дорогие и хорошие подарки, баловал их так, словно знал, что скоро их у меня не станет. Черт подери, — потряс головой Сергей, — если бы я знал, что все сложится так ужасно и трагично, я баловал бы их еще больше. Я плюнул бы на все — на работу, на друзей, не ездил бы ни в какие командировки, а все время отдавал бы им. Я возился бы с сыном, собирал бы из конструкторов замки и автомобили, разговаривал бы с дочкой, отвечал на все ее бестолковые, а иногда и очень мудрые вопросы и забывал бы обо всем».

И тут он усмехнулся, представив детей в том возрасте, в котором они ушли из жизни. Хотя, останься они в живых, сейчас были бы уже почти взрослые и вряд ли их сейчас интересовали бы игрушки.

«Хотя нет, игрушки мальчиков интересуют почти до армии. Правда, игрушки становятся другими».

На смену игрушечным машинкам приходят велосипеды, мотоциклы, магнитофоны, плейеры, компьютеры.

«Я бы обязательно купил сыну компьютер. Пусть бы он сидел перед экраном, нажимал на клавиши, водил мышкой по коврику, выстраивая на экране хитроумные лабиринты и проводя по ним своих компьютерных героев. Виртуальная реальность… — подумал Дорогин, — слово-то какое! Вообще-то, и у меня такое впечатление, что я нахожусь сейчас в какой-то виртуальной реальности. Весь город живет одной жизнью, а у меня мысли заняты абсолютно другим. Я сам иду по лабиринту, который выстроила для меня жизнь, я сам избрал эту дорогу, сам придумал ее. И, пока не дойду по ней до конца, пока не выберусь из лабиринта, моя жизнь лишена смысла. А будет ли смысл, когда я выберусь, и чем займусь тогда?»

Ответа на вопрос Сергей не нашел. Он не мог представить, чем займется потом, когда не станет у него врагов, Когда месть будет закончена и каждому он сумеет воздать по заслугам.

— Ну, держитесь, гады! Держитесь! — губы Сергея Дорогина подрагивали, а руки в перчатках сами сжимались в кулаки.

Он совершенно не чувствовал холода, происходящее вокруг стало ему безразлично, словно бы все творившееся рядом происходило на экране, а он один находится в огромном зрительном зале, как уже бывало на просмотрах, и лишь следит за передвижением выдуманных режиссером и сценаристом героев. Он словно бы смотрел немую ленту, под которую еще не подложен звук, шумы города, крики, вздохи. Лишь в его голове звучали голоса: смех дочери, нежный голос жены, какой-нибудь непутевый вопрос сына.

«Гады, гады, лишили меня самого дорогого!»

Почему-то именно сейчас, накануне Нового года и Рождества, мысли о семье казались просто невыносимыми. Они причиняли ему острую боль, словно бы его сердце протыкали раскаленной иглой. И о чем он ни начинал думать, мысли снова и снова возвращались к потерянной семье.

"Они погибли из-за меня. Если бы я не связался с кино, если бы я не пожелал.., и не возомнил, что в состоянии сделать фильм, и не набрал этих дурацких кредитов.., если бы меня не подставили в банке.., все эти долбанные бизнесмены, пытавшиеся через меня отмыть свои грязные деньги, все было бы хорошо. Сколько этих «если»! Но назад уже повернуть нельзя, надо идти по лабиринту, спотыкаться, вставать на ноги и снова идти вперед к поставленной цели. Надо исправлять ошибки, сделанные еще тогда, в той жизни, ведь теперь мне хорошо известно, кто подлец, а кто друг. А кто же друг? Из старых — единственный человек, Сан Саныч, мудрый старик, который никогда ничего плохого мне не сделал. Надо бы купить ему подарок, — вдруг мелькнула мысль в голове Дорогина, — ведь он тоже не вечен, он тоже может умереть. А что купить старику? — тут же задал вопрос себе Сергей. — Наверное, ему ничего не надо, но получить что-нибудь от меня ему будет, думаю, приятно. Я обязательно придумаю, принесу ему подарок. Мы выпьем с ним водки, закусим капустой. Ведь Сан Саныч уже лет тридцать сам квасит капусту, ставит ее на балконе, а затем, когда появляются гости, капуста превращается в фирменную закуску. Да, старик это умеет делать, капуста у него — самая вкусная, я ни у кого такой не ел. Сан Саныч говорит, что капусту надо ставить в определенные дни, в мужские. Что это за дни — известно только ему одному, скорее всего, сущая ерунда. Просто этим он прикрывает свои секреты. А секретов у Сан Саныча полным-полно. Никто не может так, как он, пустить дым на съемочной площадке. Кажется, захоти он — и дым поплывет против ветра, а взрывы будут такие, словно сбрасывают атомные бомбы. Да, мастер есть мастер. И самое интересное, столько лет прошло, а он, как ребенок, любит кино, наперечет знает всех актеров.

А еще лучше знает тех, кого никогда не бывает на экране крупным планом, тех, кто это кино делает и без кого ничего не произойдет: камеры работать не будут, свет погаснет, пленка остановится".

И тут, проходя по улице, Дорогина осенило. Он увидел киоск, где, как кирпичи в стене, за стеклом лежали видеокассеты.

"Вот чего у Сан Саныча нет. Накуплю ему видеокассет со всеми советскими фильмами, к которым он имел отношение. А к каким он имел отношение? — задумался Сергей, пытаясь вспомнить. — Да практически ко всем, которые снимались на «Мосфильме». Или работал сам, или помогал советами. Черт побери, это же столько фильмов!

Чудесный подарок!"

И Дорогин решил, что для старого пиротехника придется закупить, по меньшей мере, весь этот киоск. Но лишь подошел к киоску, понял, что его ждало разочарование: фильмов прошлых лет, произведенных на знаменитой киностудии «Мосфильм», почти не было. Все заполняла американская дребедень.

«Нет, эти фильмы старик смотреть не любит». Но на всякий случай он наклонился к окошечку, постучал в заиндевевшее стекло. То мгновенно открылось, словно прикосновение было волшебным, а за окошком появилось лицо молодого небритого парня.

— Чего вам?

— Слушай, друг, — негромко произнес Дорогин, — а что у тебя есть из советских фильмов?

— Из советских? — удивленно заморгал глазами парень. — Не знаю, смотреть надо.

— Глянь, пожалуйста.

Парень принялся листать толстую бухгалтерскую книгу.

— Есть штук десять.

— А «мосфильмовские» есть?

— Хрен их знает, «мосфильмовские» они, или одесской студии, или горьковской? Это же все старье, зачем оно вам?

— Да это не мне, — признался Сергей, словно было что-то стыдное в том, что он интересуется старыми фильмами, — это моему старому другу. Он большой любитель советских лент.

— Наверное, очень старый?

— Да уж, наверное, постарше, чем мы вдвоем.

— У меня мало таких найдется, но я знаю киоск в одном квартале отсюда, там моя подруга сидит, она завернутая на советских фильмах, вот у нее навалом этого дерибаса.

— А ты что, сам не любишь советские фильмы?

— Знаешь, мне нравится только один фильм… Он-то настоящий!

— И какой же? — с интересом посмотрел Дорогин на торговца.

— «Белое солнце пустыни».

— А он у тебя есть?

— Дома есть лазерная копия. А тут поставил, месяц простоял, хоть бы кто спросил. Пришлось снять с нашей витрины.

— Так ты говоришь, в квартале отсюда?

— Да, там такой же железный киоск, на нем сверху рекламная кинопленка из жести, с перфорацией, — с видом знатока произнес торговец.

— Понятно, спасибо, — Сергей на всякий случай подробнее уточнил адрес и даже попытался узнать, как зовут знакомую парня.

Тот на стекле нарисовал план квартала, но имени не назвал.

— Ну спасибо.

— Рад бы помочь, да у меня ничего нет. Вот новый фильм с Клином Иствудом, если хочешь, — классная штука.

— Некогда мне боевики смотреть, спасибо за информацию.

— Она девушка ничего, но немного с приветом, другой человек таким кино интересоваться не станет.

Мысль о подарке для Александра Александровича Важенкова, или для Сан Саныча, или для дяди Саши, Сергея развлекла. И он даже представил себе, как вытянется лицо старого пиротехника. Сперва он начнет отказываться, а затем обрадуется.

Ведь кто же не любит получать подарки!

Через десять минут, все время двигаясь в радостно возбужденной праздничной толпе, настроение которой понемногу передалось и ему, Сергей Дорогин добрался до киоска, на котором действительно была укреплена жестяная пленка с перфорацией. Окошко оказалось, несмотря на мороз, приоткрыто на два пальца.

Сергей толкнул стекло окошечка.

— Добрый день, с праздничком вас, — обратился он к рыжей девице.

Из окошка пахнуло теплом, и Сергей догадался, что где-то внизу, в ногах девушки, стоит калорифер.

— Вас тоже, — ответ прозвучал вежливо, но настороженно.

— Я к вам от вашего друга.

— От какого такого друга? — насторожилась девушка, подумав, что мужчине нужна какая-нибудь кино-клубничка, которую и на витрину-то выставлять стыдно, и ее лицо и веснушчатый нос поморщились, а взгляд стал холодноватым. Этого мужчину она видела впервые, а у таких людей, как она, клиентура постоянная, и всех своих покупателей она знала если не по именам, то в лицо — наверняка.

— Мне надо…

И Сергей принялся объяснять, что именно его интересует.

Девчонка лет двадцати шести от роду схватывала на лету. Она действительно оказалась знатоком или, как сказал ее приятель, завернутой на советских фильмах.

Она, не задумываясь, называла киностудии, где произведен тот или иной фильм, называла год выпуска и даже знала, сколько денег заработал на прокате тот или иной фильм, причем в прежних, советских, рублях.

— Всех кассет у меня с собой нет, держу под отечественное кино одну стенку витрины. Но здесь фильмы последних пяти лет, а все, что вас интересует, у меня в другом месте.

— А можно под заказ записать?

Девчонка чуть-чуть насторожилась:

— Знаете, я могу сделать вам все это, переписать, а вдруг вы не придете? Это два-три дня работы, если считать с ночами, это же столько фильмов перегнать!

— Я оставлю аванс, — словно только сейчас догадался, улыбнулся Сергей.

— Ух ты!

— А как же иначе?

Девушка явно обрадовалась. Сергей вытащил из кармана стодолларовую банкноту и спросил:

— Такими деньгами вы берете?

— В общем-то, беру, — почти шепотом произнесла девица и глянула, нет ли кого за спиной Сергея. На провокатора из налоговой инспекции этот мужчина был явно не похож, да и в кино разбирался так, как никто в «наложке» не разбирается.

— Да берите же, глупо себя чувствую.

— Я могу и без аванса.

— На двести.

Две стодолларовые банкноты исчезли так, словно бы их сдуло теплым ветром.

— Зайдите послезавтра, все будет готово. Вот вам мой телефон. Знаете, может, я заболею или что случится— девушка написала несколько телефонных номеров и сказала:

— Может, трубку снимет моя мама, она тоже любит кино, так скажите, что со мной договорились. Сама я коробку из дому не дотащу, если друзья не помогут, это же под сотню кассет будет.

— Я с машиной подъеду, — благодушно улыбнулся Сергей, — так что не переживайте. Этих денег хватит?

— Хватит, хватит.

— Могу рассчитаться до конца сразу.

— Нет, что вы, не стоит, у меня другие принципы работы.

Сергей распрощался с девушкой. Та посмотрела ему вслед.

«Какой интересный мужчина! Может, он артист? Но что-то лица его я не припомню. Но о фильмах говорит как профессионал. Наверное, связан с кино. Может, критик, которому вдруг понадобился архив старого кино, может, пишет книгу, а может, статьи? Ну да ладно, человек хороший. Денег дал сразу же, не стал ни спорить, ни пререкаться. Наверное, сказала бы, что за все про все надо заплатить пятьсот долларов, он бы и заплатил не моргнув глазом. Вот с таких брать лишние деньги не хочется, слишком он какой-то честный, таких теперь почти не бывает. Сразу видно, что на этом он зарабатывать не собирается».

И она, закрыв свой киоск, повесив табличку, что откроется через два часа, пошла домой, чтобы дать поручение своей матери переписывать фильмы по тому списку, который она согласовала с новым странным покупателем.

А Сергей отправился заниматься делом. Ему надо было следить за Чеканом.

«Пока тот жив, покоя мне не будет», — это Сергей понимал отчетливо, как то, что сейчас зима и приближается Новый год. Принесет ли он радость ему, Сергею Дорогину?

Он остановил такси, и водитель, жалуясь на мороз, на то, что утром еле завел мотор, привез Сергея Дорогина именно к тому месту, куда Сергей и стремился. Дорогин занял выжидательную позицию, устроившись на подоконнике подъезда соседнего дома. Из окна были видны окна квартиры, в которой жил Чекан, был виден вход в подъезд. В том, что Чекан дома, Сергей не сомневался, машина с водителем стояла у подъезда. Легкий дым вился из выхлопной трубы.

«Мотор не глушит, — подумал Дорогин, — либо ждет хозяина, либо просто греет, а может, не хочет глушить, боится, что потом мотор не заведется».

В общем, все эти суждения были хоть и банальными, но не далеки от истины. И минут через сорок — Сергей успел выкурить две сигареты — дверь подъезда распахнулась, и из нее вышли двое. Чекана он узнал сразу, а вот второго видел впервые.

Это был мужчина в дорогой зимней шапке, в отличном пальто. Одет с иголочки, во все абсолютно новое, из самых дорогих магазинов, и было видно, что он еще не привык к подобной одежде.

«Кто же он такой?» — подумал Сергей.

Мужчины сели в машину на заднее сиденье. «БМВ» сдала задом, затем развернулась, завизжав тормозами, и полетела, сорвавшись с места, в темную арку.

«Ну вот и хорошо. Скорее всего в квартире никого нет».

Сергей легко поднялся по ступенькам. У него в кармане лежала универсальная отмычка. Чему-чему, а вот обращаться со всевозможными замками тюрьма Сергея научила. Слава Богу, консультанты и специалисты в лагере были отменные, да и производство еще… Производство на зоне было немного странным — сборка дверных замков. Так что в механике дверных и гаражных запоров Сергей волок, а отмычку купил у старого рецидивиста за пару пачек чая.

Отмычка была самодельная, сделанная там же, в лагере. С виду неприглядная, но сделана, как говорится, с умом и с душой. Сергей ее уже неоднократно проверял на замках в доме доктора Рычагова. Не нашлось ни одного, который бы смог ей противостоять, и в отмычке Дорогин не сомневался. Если она открыла все замки в доме Рычагова, то скорее всего сработает и здесь.

«Лишь бы сигнализации не было. Но когда заберусь вовнутрь — посмотрим. Увижу датчики, всегда успею уйти. Милиция раньше чем через пять минут не приедет».

Сергей остановился на площадке и прислушался к звукам за дверьми соседей. Было около часа дня, и в соседних квартирах царила тишина. Дорогин даже удивился, насколько простецкая дверь у Чекана, какие незамысловатые серийные замки на ней стоят. Точно такие же он своими руками собирал на зоне.

Отмычка тускло блеснула в его руках, и острие скрылось в замочной скважине. Сергей четко представлял, какая деталь сейчас цепляет какую, как двигается ригель. Он не сделал ни одного лишнего движения, верхний замок открылся за две секунды — так, словно Дорогин пользовался фирменным ключом.

— Порядок.

Теперь пришла очередь нижнего. Единственное, чего Дорогин опасался, так это того, что замок разболтан. Он знал и эту конструкцию, она была ненадежная, как-никак порошковая металлургия, и если кулачок износился, то замок даже ключом не откроешь. Минуту или чуть больше Сергей орудовал отмычкой, боясь прикладывать силу. Он то погружал ее в замочную скважину до самых пальцев, то выдвигал, нащупывая выступ.

И вот ригель послушно отошел в сторону, зафиксировался. Сергей плавно опустил ручку и медленно потянул наружную дверь на себя — второй за ней не оказалось.

— И тут все удалось.

Оглядевшись, Дорогин нырнул в квартиру и тут же прикрыл дверь. Глянул на косяк, на телефонный аппарат, стоявший на тумбочке. Коробок сигнализации нигде не было видно. Он забежал в комнату, осмотрел балконную дверь.

— И здесь чисто.

Сергей вернулся в прихожую, закрыл оба замка и заблокировал их на всякий случай. Ему необходимо было иметь в запасе хоть немного времени, если вдруг вернется Чекан. На руках у него были тонкие кожаные перчатки, не мешавшие работе.

Сергей быстро прошелся по комнатам, в кухне он сделал открытие: из старой квартиры существовал и черный выход. Он и тут заблокировал замки и только после этого принялся тщательно осматривать квартиру и те вещи, которые ее заполняли. Он еще сам не знал точно, что ищет, но не сомневался: в квартире такого человека, как Чекан, всегда найдется что-то интересное, то, чем хозяин дорожит.

Сергей остановился возле большого разбитого полуосыпавшегося зеркала напротив входа в спальню. Две пули разбили стекло и застряли в стене.

«Что он, тир тут себе устроил с пьяни? — с недоумением подумал Дорогин. — Может, с головой у Чекана не в порядке, в квартире стрелять?»

Разрушение было недавним. Свежие сколы стекла, еще почти не покрытые пылью, несколько неубранных осколков нашлось у самого плинтуса.

«Интересно, в кого это он палил?» — Сергей сделал несколько шагов и понял, что стрелять можно было только стоя вблизи. Из коридора, ведущего на кухню, зеркала видно не было.

И тут Дорогин усмехнулся, точно восстановив картину происшедшего.

«Да, Чекан открыл дверь в спальню и тут же увидел свое отражение. Врагов у него хватает, но есть, пожалуй, один, очень страшный для него. Так что дверь он открывал с пистолетом в руке. Нет, не себя он увидел, глядя на собственное отражение, а меня. И две пули всадил ровно в грудь, — Дорогин смотрел на свое отражение в осколках зеркала. Пулевые отверстия расположились точно на уровне груди. — В сердце целился — и попал. Но только не мне, а себе».

Это немного позабавило Дорогина, и он перешел в гостиную. На столе стояли остатки закуски, грязная посуда. Лишь одна тарелка была идеально чистая — та, на которую Михара клал алмаз. На парадном месте в большом зале стоял старый, видавший виды чемоданчик, неуместный в современном дорогом интерьере. Создавалось впечатление, что его здесь забыл какой-нибудь сантехник.

«А вот это интересно», — Сергей присел на корточки, точно зафиксировал взглядом, как стоял чемоданчик, и затем, положив его на столе, щелкнул замками.

Те легко отскочили, и Дорогин отбросил крышку. Его взгляд тут же остановился на черно-белых фотографиях, которыми оказалась обклеена внутренняя сторона крышки. Он узнал Чекана, узнал и человека, недавно выходившего с ним из квартиры. Немного брезгливо и осторожно Сергей принялся перебирать вещи. Ничего интересного ему на глаза не попалось.

Содержимое чемоданчика наводило на мысль, что человек, им владевший, собрался в командировку в дальние страны, причем ему запретили брать с собой больше чем килограммов пять багажа. Пара теплого белья, ручной вязки носки, меховые рукавицы, два полотенца, несколько, месячной давности, газет, отпечатанных в неблизком от Москвы Магадане.

«Дружок, наверное, со шконок вернулся», — решил Дорогин, захлопывая крышку, его не интересовали вещи, не принадлежавшие Чекану.

В платяном шкафу он увидел старое драповое пальто с изъеденным молью котиковым воротником, толстый шерстяной шарф ручной вязки, свитер с высоким горлом, теплые штаны и летные сапоги-унты, стоптанные, густо намазанные ваксой, причем такой дешевой, что ее запах перебивал даже запах ароматизаторов, лежавших на полке.

Денег в доме Чекана практически не оказалось, если не считать двухсот долларов, брошенных прямо на журнальном столике. Вообще-то, Чекан жил довольно аскетично, Дорогин ожидал встретить здесь куда большую роскошь.

Но все необходимое в доме было.

Одежды имелось именно столько, сколько нужно холостому мужчине, знающему себе цену. Пара дорогих костюмов, штук шесть рубах и дюжина разнообразных галстуков. Ни украшений из золота, ни книг.

— Не читает он, что ли?

Эта квартира поразила Дорогина, ему никогда раньше не приходилось встречаться с тем, чтобы в доме не было ни одной книги.

«Такого быть не может, — подумал Дорогин, — нужно же хоть иногда прочесть пару строк!»

И действительно, он нашел одну книгу на кухне. Та лежала на холодильнике, сверху стояла сковородка, поэтому она сразу и не бросилась в глаза Сергею.

«Конечно же, — усмехнулся Дорогин, — Уголовный кодекс, последнее издание, вот что он читает. И наверное, выучил на память не хуже, чем солдат выучивает устав строевой и караульной службы».

Он быстро пролистал страницы, чтобы убедиться, не проложено ли между ними записки или документа.

Обнаружил справку об освобождении на фамилию Михарского. Брать ее не стал, затем перешел в гостиную. Он уже осмотрел почти всю имевшуюся в квартире мебель, на это ушло не более получаса.

— Пусто у него, будто предвидел мой визит или предчувствовал…

Неосмотренными остались только большой телевизор, на экране которого головы людей выглядели большими, чем в жизни, и тумба с тонированным стеклом под ним.

Дорогин потянул на себя дверцу, та не поддалась, была закрыта на маленький замочек. Но видеомагнитофон весело подмигивал ему из-за стекла красным огоньком — будто приглашал. Пульт лежал на тумбе.

«Интересно, если он читает только уголовный кодекс, то, может, и смотрит что-нибудь подобное?»

На нижней полке лежал ряд кассет с названиями фильмов. Боевики, порнография — все было куплено в киосках. И лишь одна пустая коробка лежала поближе к стеклу. Дорогин, вооружившись двумя пультами, включил телевизор и видеомагнитофон…

И тут же замер: перед ним на экране возникла не очень-то качественная картинка с тайм-кодом в левом нижнем углу — дата и время. На экране он увидел Чекана, замотанного в простыню, стены, обитые вагонкой, ярко-зеленые листья пластмассовых цветов. Чекан стоял с бокалом в руке и что-то говорил. Звука не было, говорил он, обращаясь к двум голым мужикам, сидевшим на деревянной лавке спиной к камере. По бокам стола восседали голые девицы, которые хохотали при каждом слове Чекана.

«Точно, баня», — решил Дорогин, рассмотрев мокрые спины двух блондинок, сидевших поближе к камере. У одной на плече виднелась тюремная татуировка.

Чекан закончил речь и залпом выпил шампанское.

То же самое сделали девицы и мужчины, поднявшиеся, чтобы «принять» стоя, доски лавки красными полосами отпечатались на их распаренных задницах.

— Горячо там было, и как только можно в бане водку пить…

То, что съемка производится скрытой камерой, Дорогин не сомневался. Камера стояла неподвижно, не совершая ни отъездов, ни наездов, планы не укрупнялись, фокус был постоянным.

"Скорее всего она где-то спрятана за деревянной обшивкой, и объектив смотрит на происходящее в какую-нибудь дырку от сучка, хотя может быть и по-другому.

Но кто же ее поставил?"

Затем в кадре надолго замерла стена с пятнами ярко-зеленых пластмассовых листьев и покинутый всеми стол.

Гости, скорее всего, ушли либо в парилку, либо в бассейн. Но раз камеру не выключали, значит, должно быть и продолжение.

— Перемотать надо.

Дорогин нажал на ускорение. Очень долго на экране телевизора стоял один и тот же план, но затем появились люди. Чекан обнимал за плечи мужчину, словно специально развернув его лицом на камеру.

— Э-э, — воскликнул тут же Дорогин, нажимая кнопку паузы.

Это лицо он узнал сразу же, хоть мужчина и был не причесан, с мокрой шевелюрой, хоть на его лице не поблескивали очки.

— Маска, я тебя знаю!

Вскоре в кадре появились и голые девицы.

— Хорошо, хорошо, — глядя на то, как Чекан и его гость развлекаются с девицами, приговаривал Дорогин, — Ну, ну, давайте, давайте.

Гостем Чекана был небезызвестный в столице человек. Очень хорошо его запомнил и Сергей Дорогин. Это был прокурор Юрий Михайлович Прошкин, который и засадил Дорогина за решетку, хотя наверняка понимал, что тот невиновен.

«Вот ты-то мне, мерзавец, и нужен, к тебе я и подбирался. А тут ты сам приплыл ко мне в руки, — глядя на то, как прокурор пытается разобраться сразу с двумя девицами, бормотал Дорогин. — Ну, ну, давай же. Расшевелил я гнездо гадюк, конечно — рука руку моет. Бандиты — прокуроры — банкиры».

Девицы старались изо всех сил, хотя лица их оставались почти безразличными, может, лишь чуть-чуть брезгливыми. Было абсолютно понятно: все, что они делают и чем занимаются, делают лишь из корыстных побуждений, за деньги, — Не завидую я вам, сами скоты, и женщины ваши — суки потливые!

Чекан стоял, привалясь плечом к стене, и смотрел на происходящее так, как режиссер смотрит на то, что происходит на съемочной площадке. Было ясно, он знает, что камера все фиксирует, что все это останется навсегда запечатленным.

«Вот чем вы держите в своих руках прокурора! Понятно, понятно».

Наконец прокурор Прошкин испытал оргазм и брезгливо оттолкнул от себя одну из девиц, а затем ногой в зад ударил вторую. Чекан расхохотался.

Девицы ничуть не обиделись, устроились на лавке и принялись жадно хлебать шампанское. Затем Чекан, указав пальцем в сторону, отправил проституток прочь.

Он сел рядом с распаренным и довольным Юрием Михайловичем, и они принялись о чем-то оживленно беседовать. Прокурор в чем-то не соглашался, спорил, размахивал руками, корчил недовольные гримасы. Чекан каждое свое движение сопровождал жестом, словно рубил рукой воздух.

Наконец Прошкин кивнул. Сразу было видно, кто здесь хозяин, а кто ему лишь прислуживает. Хозяин — Чекан, а прокурор у него на побегушках. И если ломается, не соглашается, то лишь для вида, лишь для того, чтобы набить себе цену и выторговать пару-тройку тысяч за свои гнусные услуги.

Дальше на кассете следовало пустое место — пауза. Затем тайм-код показал, что идет новая запись, хотя дело происходит в том же интерьере и снято под тем же ракурсом. Опять в кадре был Чекан, но уже с незнакомыми Дорогину людьми, опять голые девицы, только на этот раз уже не две, а три. И незнакомых мужчин было двое. Иногда в кадр кто-то входил, принося бутылки и закуски, удалялся. Пьяная оргия казалась бесконечной.

«Сколько же времени я все это смотрю?»

Дорогин взглянул на часы и понял, что он находится в квартире Чекана уже больше часа.

«Пора уходить», — решил он.

Если бы здесь был второй видеомагнитофон, то Дорогин попытался бы переписать кассету прямо в квартире. Но видеомагнитофон был один. Сергей решил, что это сама судьба послала ему в руки удачу, дала такой козырь.

«Этой кассетой я смогу поставить его на колени. Самое главное, что на ней заснят прокурор, который меня очень интересует, который меня отправил в тюрьму, который мне выдвинул обвинение и пришил статью.., к которой я не имею никакого отношения. Ты у меня еще завертишься, твоя жена будет смотреть эту кассету, и твое начальство ее увидит. Так что держись!»

Видеокассета выехала из видеомагнитофона, Сергей кончиком отмычки открыл несложный замочек, сунул кассету в коробку, затем спрятал ее за пазуху. Он понимал: ничего ценнее этой кассеты он здесь не найдет, хоть перероет квартиру сверху донизу, хоть поднимет все плитки паркета и отдерет плинтусы.

Может, здесь где-то и спрятаны деньги, может, где-то есть тайник, в котором хранится оружие, но все это ерунда, кассета дороже всего.

«Странно, почему это Чекан оставил ее, почти на виду, никуда не спрятал? Он, наверное, точно до конца не понимает, что находится у меня в руках. Не понимает, и хрен с ним, слава Богу, хоть я это понимаю и смогу этим воспользоваться».

Он еще раз внимательно осмотрел квартиру, все вернул на прежние места.

«Пора. Может, оставить записку Чекану, пусть подергается? Нет, лучше я буду последовательным и позвоню ему».

Постояв у двери, прислушиваясь к тому, что делается в подъезде, и убедившись, что там никого нет, Сергей вышел на площадку, вбежал наверх и уже оттуда вызвал лифт, он все-таки опасался с кем-нибудь столкнуться.

А самое главное, ему не хотелось встретиться прямо в подъезде с Чеканом.

Все сложилось именно так, как он и рассчитывал. Незамеченным он покинул подъезд и двор. Кассета, лежащая во внутреннем кармане куртки, грела его так, словно это было письмо от матери.