Пощады не будет никому

Глава 9

Фатима Нариманбекова, семидесятипятилетняя старуха, азербайджанка, вдова профессора архитектуры, который заработал себе имя и состояние в советские времена тем, что проектировал постаменты для памятников вождю революции. Имя архитектора знали немногие, лишь фамилии скульпторов были на слуху у народа.

Фатима свято чтила память мужа, и одну комнату в своей квартире она оставила так, как сложилось при жизни архитектора. Это был его рабочий кабинет. Здесь на застекленных полках стояли искусно выполненные из картона, гипса, дерева макеты памятников, многие из которых украшали не только Москву, но и столицы бывших советских республик.

Именно украшали. Многие из них уже не существовали, времена поменялись, и на тех постаментах, где когда-то стояли Владимиры Ильичи, Дзержинские, Фрунзе, Куйбышевы, сейчас стояли другие скульптуры.

Новые времена старуха Нариманбекова ненавидела люто — всей своей душой, всем своим дряблым худым телом. И если бы у нее имелась такая возможность, если бы ее проклятия, которые она еженощно и каждодневно посылала в небо к Аллаху, были услышаны, то в России уже давным-давно не осталось бы демократов. Все они были бы испепелены от макушки до подошв ботинок гневом этой маленькой крючконосой старухи в больших очках с темными стеклами.

Ее муж умер от сердечного приступа прямо в кабинете, созидая очередной шедевр. Умер прямо на кожаном диване с высокой спинкой, так и не дождавшись врача.

А приступ случился вот почему.

Художественный совет, в который уже входили молодые архитекторы, скульпторы и начинающие политики, зарезал его очередной проект, на который профессор Нариманбеков очень рассчитывал, считая его вершиной всего своего творчества и достойным завершением жизни. Достойного завершения не получилось. Старик, услышав неприятные новости, ничего не ответил, а прямо с трубкой в руке медленно опустился на диван, прижал ладонь к груди, а затем повалился с дивана на пол, прямо на ковер, лицом в пол.

Фатима услышала грохот падающего со стола телефона, вбежала в кабинет мужа, хотя и очень боялась потревожить его во время работы. Она втащила профессора на диван, положила под голову подушку, принялась хвататься за многочисленные бутылочки с таблетками и каплями, готовя сердечное лекарство. Ее муж посинел, почернел, глаза закатились, И только тогда она догадалась вызвать «скорую». А когда та приехала, профессор Нариманбеков был уже мертв, и врачу оставалось лишь констатировать смерть от приступа.

Похороны не получились торжественными, хотя людей, учеников и коллег собралось много. Но все стыдились говорить прочувствованные речи. Хотя даже те, кто являлся недоброжелателем профессора Нариманбекова, пришли на эти похороны. Больше всего собралось азербайджанцев, ведь землякам он всегда помогал, ссужая их деньгами, содействуя устроиться в столице.

Профессора Нариманбекова похоронили на Ваганьковском кладбище, сделав скромную надпись: «Профессор архитектуры».

Денег, оставленных мужем, Фатиме, думалось, хватит до конца ее дней. Так казалось не только ей, так казалось многим жителям бывшего Советского Союза. Но начались всевозможные реформы, инфляция, девальвация, деноминация.., и Фатима сама не заметила, как ее деньги превратились в бумагу. Сумма на сберкнижках мужа осталась той же, но если в прежние времена десять рублей были большими деньгами, то через пять лет на них она не могла уже проехать даже в метро.

А за всю свою жизнь Фатима Нариманбекова не проработала ни единого дня. Как она шутила, когда была помоложе:

«Я за свою жизнь тяжелее кошелька ничего не держала», так оно было на самом деле.

И вот сейчас эта старуха, жена известного человека, доживала свои дни, еле сводя концы с концами. Золото и украшения, подаренные мужем, она давным-давно продала, может, поэтому и выжила. Разменять квартиру — а предложения сыпались и справа, и слева — она не желала, давая на все категорический отказ. Квартирантов не пускала, понимая, что не сможет спокойно жить, если в доме появится кто-нибудь посторонний.

Детей у них не было, а вот родственников имелось множество: двоюродные, троюродные, далекие и еще более дальние. О многих из них она знала лишь понаслышке, На родину она не решилась уехать, хотя ей и предлагали поменять роскошную трехкомнатную квартиру в Москве на хорошую квартиру в Баку с астрономической доплатой, причем в любой валюте. Но и на это старуха не пошла, ведь здесь была комната мужа, которую она превратила в музей.

Фатима жила замкнуто, лишь здороваясь с соседями по подъезду, но никого из них не приглашая за порог своей квартиры. Регулярно на праздники, по старой привычке, она посылала поздравительные открытки всем своим дальним родственникам, о существовании которых знала.

Кому старуха завещала свою квартиру, если, конечно, завещание существовало, было загадкой.

Рафик Магомедов, убивший вора в законе Резаного, замучивший его семью, но так и не сумевший выведать, где же спрятан воровской общак, появился в квартире своей троюродной тетки совершенно неожиданно. Она его, естественно, не узнала, и вид мужчины, стоящего за дверью, ее напугал — уж слишком мрачно и страшно выглядел Рафик.

Но она сразу оттаяла, когда тот заговорил по-азербайджански. Цепочка была снята, дверь широко распахнулась, впуская незваного гостя. Рафик тут же достал из кармана фотографию, на которой был изображен с матерью и многочисленными братьями. Старуха вооружилась очками, подошла к окну и принялась рассматривать фотографию. Свою троюродную сестру она тоже не узнала, зато узнала дом, на фоне которого был сделан снимок.

— Так это ты? — она указала твердым ногтем на мальчонку под гранатовым деревом.

— Я, я, тетя Фатима.

— И что ты здесь делаешь?

Естественно, Рафик не стал рассказывать о тех неприятностях, которые свалились на его голову. Единственным, что сказал Рафик, было:

— У меня большие неприятности, я поживу у вас некоторое время, — словно это давным-давно было решено и договорено.

— Но…

— Надо, очень…

Старуха Фатима даже растерялась. Но потом припомнила, какие неприятности возникают в российской столице у лиц кавказской национальности.

«Раньше такого в Москве не было», — подумала она и согласилась.

— Ну ничего, поживи недельку или, может быть, даже две.

— Хорошо, что вы согласились, тетя Фатима.

— Живи.

Рафик согласно кивнул, затем осмотрелся. Вид квартиры, особенно кухни, привел его в уныние. Он понял, что старуха едва сводит концы с концами. Магомедов подозвал ее к себе, достал из кармана толстую пачку российских денег, разделил ее надвое — так, как разламывают толстую лепешку, половину отдал Фатиме. Такой суммы она не видела уже давным-давно, даже ее руки задрожали, а на глаза навернулись слезы и покатились по морщинистым щекам.

— Возьмите, тетя Фатима.

— Рафик, это так мило с твоей стороны, что ты обо мне заботишься! — от волнения старуха снова перешла на русский.

Рафик закивал.

— Тетя Фатима, мы же свои люди, должны помогать друг другу. Мы же не эти." — и он кивнул на окно, — мы же не русские и должны заботиться друг о друге. Кончатся деньги — скажете, я еще дам. Только вот еще одно, тетушка Фатима… Я понимаю, вам тяжело, но я в город выходить не смогу, даже в магазин. И соседям никому не говорите".

— Рафик, Рафичек, что ты, мальчик мой, — запричитала старуха, — я живу одна уже давным-давно, и никто ко мне не ходит. О том, что ты у меня, никто не узнает. Я же понимаю, прописка.., регистрация-.

Больших грехов за Рафиком она не подозревала.

— Это будет хорошо и очень правильно, иначе у меня будут большие неприятности.

— Я все понимаю, так что не волнуйся, никто о тебе не узнает. Вот сейчас я соберусь и пойду в магазин, принесу поесть, а то дома…

— Я понял.

Старуха пересчитала деньги и почти всю пачку спрятала в комод, взяв себе только две верхние купюры. Она понимала, что этих денег хватит с лихвой, чтобы заполнить холодильник, купить коньяка и фруктов. Ведь, наверное, ее дальний родственник ужасно проголодался.

И она пошла в гастроном.

Рафик прошелся по квартире. Первым делом он спрятал свою сумку, с которой пришел, в диван. С пистолетом он не расставался, его Рафик спрятал за брючный ремень и пониже обтянул свитер.

«Вот так-то будет получше. А эта старуха ничего, на нее, наверное, можно положиться. Интересно, может она доехать до Азербайджана и отыскать моих братьев? Ведь без них мне отсюда не выбраться, а полагаться на чужих людей в моем положении рискованно. Только свои могут мне помочь улизнуть из этой чертовой Москвы. Как близок я уже был к тому, чтобы уехать из Москвы! Но, черт подери, так и не получилось. Машина с азербайджанскими номерами, в которую я забрался, сломалась, надо было делать ремонт.. еще хорошо, что я сумел выбраться незамеченным из фургона. Да, меня сейчас, наверное, ищут, ведь я вдобавок пристрелил мента, а этого они не прощают. И надо же было ему подвернуться под руку, придурок! Но ничего, ничего, Аллах милостив, выберусь и из этой передряги. Они еще обо мне вспомнят, вздрогнут, услышав мое имя!»

Вечером Рафик и старуха Фатима сидели за круглым столом. Впервые за многие годы она накрыла стол в гостиной и выставила гостевую посуду.

— Ешьте, тетушка Фатима, мы же с вами одна семья.

Спасибо вам.

— Это тебе спасибо.

Выпив коньяка, вкусно поужинав, уже за чаем Рафик сказал:

— Тетушка Фатима, у меня к вам просьба. Для того чтобы мне отсюда выбраться, вам придется съездить в Азербайджан.

Старуха всплеснула руками:

— Я до магазина чуть дохожу!

— Другого выхода нет. Вам самое большое, придется пешком спуститься из квартиры на улицу, есть же у меня деньги, закажем такси, билеты на самолет доставят домой. На вас никто не обратит внимания.

— Самолетом я не могу, вон они как бьются!

— Ну тогда поезжайте поездом, — Рафик понял, старуху не переубедить.

— Поездом— старуха постаралась припомнить сюжеты новостей, где бы говорилось об авариях на железных дорогах, но авиакатастрофы явно в них преобладали, — тоже страшно.

— Хотите, купим билеты на все купе, там замок есть.., изнутри замкнетесь.

— Боюсь я.

— Надо, очень надо.

В конце концов, после длинного разговора, старуха дала согласие. Скорее всего на Фатиму повлияли не те доводы, которые приводил Рафик, а то, что у нее появилась возможность, может быть, в последний раз побывать на родине. Увидеть родню, пройтись по тем улицам, где когда-то ходила молодой. Вся поездка щедро оплачивалась, и Рафик пообещал дать старухе столько денег, что ей хватит до конца дней. А это был тоже довольно-таки весомый аргумент.

— А ты позвонить не можешь? — сказала она, взглянув на телефон.

— Куда позвонить? — насторожился Рафик.

— Домой, ну, чтобы братья сами смогли приехать.

— Нет, этого нельзя делать, тетушка, возможно, телефон прослушивается.

— А кто прослушивает?

— Есть кому, — почти ласково сказал о своих врагах Рафик.

— Ну, тебе виднее. Я тебе помогу, — и старуха стала собираться.

А через три дня такси, вызванное к подъезду, завезло ее на вокзал. Перед тем как покинуть квартиру, Фатима закрыла дверь в кабинет своего мужа, а ключ положила в кошелек.

Продуктов было закуплено, как на свадьбу, столько, сколько вмещал старый холодильник, и еще килограммов десять мяса лежало на балконе.

«Так что за продуктами в магазин Рафику ходить не придется». — С волнением старая Фатима покинула свою московскую квартиру, из которой не выбиралась уже лет двадцать пять.

Рафик остался один. Дни проходили в унынии и тоске, в бесплодном ожидании. Телефон молчал, словно был обрезан шнур. Рафик время от времени снимал трубку, чтобы убедиться, работает аппарат или нет. Телефон работал, из трубки слышались гудки.

— Хоть бы позвонил кто…

Звонить самому Рафику было не с руки, да он и не собирался это делать, слишком он был осторожен и понимал, что сейчас его ищут так тщательно и настойчиво, как не искали никогда. Рафику было куда позвонить, и телефоны верных людей он знал. Но понимал, что там уже, вероятно, побывали люди Чекана и милиция. И те и другие для него были смертельно опасны: небось предупредили, что если те не скажут им о визите Рафика или его звонке, пощады не жди.

«И как я так вляпался? Захотел больших денег, дернул меня шайтан попытаться взять воровской общак! И, если бы взял, тогда мне дорога была бы открыта в любую сторону. А так ни денег больших, и неприятности такие, что двумя руками не разгребешь. В общем, положение мое хуже некуда, одна надежда на братьев. Инструкции старой карге я дал четкие, думаю, она передаст мой приказ и мою просьбу слово в слово. Ведь три раза перепроверил, повторяла при мне, ни разу не сбилась. Старая-старая, а память почище, чем у меня. Хотя почему память у нее должна быть плохой? Что, у Фатимы жизнь была тяжелая? Жила себе припеваючи, вот и сохранилась».

Подожди Рафик еще неделю, и его положение могло измениться кардинально. Но, наверное, шайтан толкнул его под локоть, и Рафик, уже несколько месяцев не имевший женщину, но даже не задумывавшийся об этом, понемногу здесь, в квартире старой Фатимы, пришел в себя, набрался сил. Нервы успокоил, отъелся, выбрился, отоспался, в общем, выглядел хоть куда. И тут ему под руку попалась старая газета, нашел он ее на холодильнике. Рафик просмотрел ее всю вдоль и поперек. Газета была бесплатная, такие рассовывают по почтовым ящикам. В этой газете имелись объявления на все случаи жизни. Если хочешь что купить или продать, то пожалуйста, найти работу или нанять работника — тоже пожалуйста. Но самые интересные и любопытные для Рафика объявления содержались в разделе «Встречи и знакомства». Здесь в абсолютно не завуалированном виде проститутки предлагали свои услуги. Выглядело это как экзотический массаж на дому. И Рафик выбрал одно из объявлений:

«Высокая длинноногая блондинка выполнит экзотический массаж на дому по вашему желанию».

Что из себя представлял этот массаж, Рафик знал прекрасно. И как-то вечером, когда не хотелось смотреть телевизор, тем более он был старый, черно-белый, а лежать одному на диване, смотреть в потолок и курить одну за другой сигареты стало уже невмоготу, Рафик подошел к телефону, взял его, подтащил к дивану.

«Ну что, позвонить? — спросил он сам себя. — Чем я рискую? Ничем. Называться не обязательною. Деньги у меня есть, за сотку баксов, думаю, девчонка расстарается, и мне будет хорошо».

Указательный палец скользнул в отверстие диска старомодного аппарата, и Магомедов набрал номер. Некоторое время трубку никто не снимал, затем Рафик услышал вкрадчиво-приятный женский голос.

— Алло, вас слушают.

— Длинноногая блондинка? — спросил Рафик.

— Да. Мой рост сто семьдесят два, бедра — девяносто.

— А ты блондинка?

— Блондинка.

— Крашеная? — спросил Рафик.

— А какая разница, могу стать и брюнеткой, надену парик. А вам кто больше нравится — брюнетки или блондинки? — заискивающим голосом спросила начинающая проститутка.

— Мне нравятся блондинки.

— Тогда я блондинка.

— Одна работаешь или с мужиками, с прикрытием?

— Одна, — поняв по тону Рафика, что видеть кого-то, кроме нее, ему не хочется.

— Тогда, может, приедешь?

— Могу приехать. Только давайте договоримся, я дорогая, массажистка.

— Дорогая — это сколько?

— Час работы — сто.

— Что — сто?

— Условных единиц, — сказала проститутка и расхохоталась.

— Меня это устраивает, если ты умеешь работать.

Ты где живешь?

Девица, которой он звонил, услышала восточный акцент в голосе Рафика и немного насторожилась.

— А ты один будешь?

— Один, совсем один, — сказал Рафик.

— Только учти, твой адрес будет записан, и если что случится, с тобой разберутся.

— Ха-ха, — в ответ послышался смех, веселый и беззаботный, так тяжело давшийся Магомедову.

— Не вижу ничего смешного.

— Ты смешная, хотел бы изнасиловать — словил бы тебя в темном переулке, а не вел бы разговор о деньгах и цвете волос.

— Твой адрес я запишу и оставлю записку.

— — Пиши.

Через полтора часа в дверь позвонили. Рафик припал к дверному глазку, держа в руке пистолет. На площадке действительно стояла высокая девушка — блондинка.

Крашеная она или нет, Рафик не понял, да это его и не интересовало. Он открыл дверь, впуская гостью, и тут же захлопнул.

— Я по объявлению.

— Я объявления не давал, — рассмеялся азербайджанец.

— Но.., это вы звонили, заказ на.., массаж?

— Проходи, не бойся, — чуть грубовато сказал он, осматривая девицу с ног до головы. Да, это было то, что нужно изголодавшемуся мужику.

— Сапоги снять?

— И сапоги тоже.

Уже стояли сумерки, но свет в квартире Рафик не зажигал. Он остановил девушку, когда та хотела щелкнуть выключателем.

— Не люблю при свете, — сказал он, — может быть, потом.

— Как знаешь, — привыкшая ко всяким причудам своих клиентов, согласилась проститутка.

— Как тебя зовут?

— Это важно? — спросила девушка. — Кстати, такси тоже за твой счет, — напомнила она.

— Хорошо, — кивнул Рафик, — в этом доме денег не считают.

Девица засмеялась.

— Но я-то считать буду.

— Давно этим занимаешься? — спросил Рафик.

— А тебя что, такие разговоры заводят? — проститутка расстегнула шубу, повернулась к Магомедову спиной, ожидая, что тот ее примет.

Но Рафик лишь толкнул ее ладонью под зад. Та сама разделась, аккуратно повесила шубу, пригладила мех.

Сапоги, правда, не сняла. Затем вошла в гостиную и осмотрелась. Она поняла сразу, что эта квартира не принадлежит кавказцу. Мебель старая, хоть и добротная, никакой аппаратуры: ни видеомагнитофона, ни музыкального центра, лишь старый черно-белый телевизор, добитая радиола и картины с видами гор на стенах.

Она взглянула на часы и сказала:

— Время пошло, мне все равно, чем мы будем заниматься целый час.

— Почему час? Может, ты мне так понравишься, что останешься на всю ночь?

— Тогда тебе будет скидка. Каждый следующий час идет по полтиннику.

— Лады, — сказал Рафик, указывая на диван. — Выпьешь?

— Не откажусь, только сам не напивайся, не люблю с пьяными кувыркаться. Ты бы хоть музыку какую включил. Тишина, как в могиле.

Рафик подошел к старой радиоле и вдавил желтую кнопку в панель, затем принялся вертеть ручку настройки.

Наконец поймал какую-то гнусную, с точки зрения проститутки, восточную мелодию — барабаны с зурной.

— Повеселее ничего нет?

— Главное, чтобы мне нравилось, — буркнул Магомедов и отправился на кухню.

Вернулся он оттуда с двумя хрустальными фужерами и бутылкой коньяка, длинной и узкой. На сгибе локтя он нес тарелку с большим расколотым гранатом.

— А лимона у тебя нет?

— Есть, почему же."

— Неси, если не жаль.

— Тебе — не жаль.

Рафик принес и лимон. Проститутка уже успела налить коньяк и теперь чистила лимон, словно апельсин, ломая его на дольки. От этого у Рафика потекла слюна.

Он несколько секунд смотрел на стакан, на треть наполненный коньяком, а затем вылил все в стакан девушке и налил себе сам столько же, сколько вылил.

— Боишься, что клофелинчику подсыпала? Это не мой стиль, я работаю честно.

— Все работают честно, — засмеялся Рафик и смех его был угрожающим.

— Красть-то тут у тебя нечего.

Наконец-то он переборол страх, возникший после того, как прозвучал звонок в квартиру.

«Если бы баба кого-то привела, — подумал Магомедов, — они бы вломились за ней следом. Значит, чисто», — Одна работаешь? — спросил Рафик.

— А зачем мне с кем-то делиться? Я по голосу могу понять, приличный человек или нет. Но адресок твой записала на календаре.

— И что, часто тебе приличные попадаются?

— Иногда бывает.

— Давай пей, и не будем тянуть время. Время — деньги и для тебя, и для меня.

— Здесь, что ли? — девушка посмотрела на незастеленный старый кожаный диван, украшенный зеркалом на высокой спинке. — Простыню хоть постели.

— А кто тебе сказал, что мы будем лежать? — усмехнулся Магомедов, сбрасывая свитер.

— Можно и стоя.

— По-всякому.

Девушка тоже стала раздеваться, спеша, потому что боялась, что кавказец начнет срывать с нее одежду и еще что-нибудь попортит. По глазам мужчины она видела — изголодался.

«Вот и хорошо — быстрее кончит».

Она успела раздеться раньше, чем Магомедов стянул свитер через голову.

— Погоди, — она выставила вперед ногу в сапоге со шпилькой, когда Рафик уже двинулся к ней, и схватила сумочку.

— Стоять!

— Чего..

Магомедов инстинктивно дернулся, выхватывая из-за спины пистолет. Девица тихо ойкнула и прикрылась сумочкой.

— Ты что, придурок, я же за презервативом в сумку полезла!

— Не надо, — вкрадчиво произнес Рафик, медленно опуская пистолет и вновь ставя его на предохранитель. — Только в другой раз предупреждай, когда дернешься или икнуть захочешь.

— Нервный ты, однако.., но без презерватива обойдется дороже.

— Мне плевать.

— Деньги вперед, — не опуская ногу, сказала девушка, положив сумку на полочку возле дивана.

Рафик из заднего кармана джинсов вытащил две сотки и бросил их на сумку.

— Это для начала, а там посмотрим.

— Согласна.

— А то — нет…

Рафик прямо-таки набросился на проститутку. Такого старый кожаный диван не испытывал от своего создания. Но сработан он был крепко, и черная хромовая кожа выдержала, хотя спинка так стучала о стену, что картины начали раскачиваться. Но это продолжалось недолго. Изголодавшийся Магомедов кончил так быстро и так много, что даже девица, видавшие виды, изумилась. Она извела на себя целых четыре бумажных салфетки вместо одной, как обычно, и посмотрела на Рафика.

— Ты даешь!

Тот тяжело дышал, затем, не одеваясь, подошел к столу и хлебнул полстакана коньяка. Он хлебнул его так, словно это был остывший чай, а затем, запрокинув голову, выжал в рот половину граната. Сок тек по его волосатым рукам, по шее, по груди.

В квартире стоял полумрак.

— Может, все-таки свет включим? — спросила проститутка.

Рафик почесал затылок, затем подошел к настольной лампе, старой, с черным жестяным абажуром, и, включив ее, направил свет на проститутку, приводившую себя в порядок. Девушка от этого вообще перестала что-либо видеть за пределами полосы света.

— Ты что.., как следователь на допросе?

— Посиди, я на тебя посмотрю.

— Женщины голой никогда не видел?

— Давно не видел.

— В тюрьме сидел?

— Если бы! Кто ж меня посадит? — хохотнул Рафик, устраиваясь на стуле и пристально, по-мужски, разглядывая проститутку.

— Чего ты жмешься? Мне ж посмотреть надо.

— Смотри, с меня не убудет.

— Ноги раздвинь, да пошире.

Девушка чувствовала, сейчас наступает самое трудное, и может, самое неприятное для нее. Утолив первый голод, кавказец наверняка станет действовать изобретательнее, растягивать удовольствие.

— Выпей, — к ней из темноты в конус света протянулась волосатая рука в потеках гранатного сока с половиной стакана коньяка.

— Нет, я не буду, уже и так голова кружится, не выспалась.

— Пей, — голос Рафика теперь звучал с хрипотцой, и это напоминало не просьбу, а приказ.

— Ладно, хотя…

— Я сказал.

Двумя руками проститутка взяла стакан и принялась пить коньяк мелкими глотками, давясь, кашляя.

— Не могу больше, — она отставила стакан.

— Пей до конца, за мое здоровье.

— Здоровья у тебя хватает и без моей выпивки.

В конце концов, мы договаривались трахаться, а не наперегонки пить.

— Не твое дело, я плачу.

Пришлось допить, потому что чувствовалось, еще несколько возражений, и ее ударят.

— Становись, — приказал Рафик. — Да не на пол, а на колени, на диван.

— Не надо.., я так не работаю.

— А ну — стала.

Диван оказался неустойчивым, пружины истошно скрипели.

— Слезь на ковер, как-нибудь пристроишься, — Рафик схватил проститутку за волосы и стащил на пол. — На корточки присядь, сука крашеная.

Она особо не упорствовала, понимая, что станет сопротивляться — клок ее крашеных белых волос останется в обросшем шерстью кулаке кавказца. Огромный член покачивался перед ее глазами.

— Чего смотришь, не знаешь, что делать? — член ткнулся в мокрые губы и замер, — Укусишь — голову откручу, ясно?

— Не могу…

— Можешь. Бери!

— Не получится.

— Дело нехитрое.

— Попробую, но. — Все делай нежно.

Проститутка кивнула и закрыла глаза. Она прекрасно понимала, заводить разговор о деньгах бессмысленно, кавказец думает сейчас только об одном — как удовлетворить свою похоть. Да и с членом во рту особо не поговоришь.

— Умеешь же. Что, брезговала?

Рафик стонал, рычал, мычал. Девушка старалась изо всех сил. Внезапно кавказец резко схватил проститутку и чуть не оторвал ей уши, отстраняя от себя.

— Ты что? — только и успела сказать она, как мужчина уже развернул ее спиной и, буквально переломив надвое, как переламывают ствол охотничьего ружья, заставил ее упереться руками в диван. Затем смачно плюнул на ладонь и намазал густой слюной задний проход.

— Нет, — воскликнула проститутка, — мы так не договаривались, я так не работаю! Нельзя!

— Можно!

— Нельзя!!!

Но тут девушка получила резкий короткий удар по почкам, к тому же почувствовала, что удар мог быть раз в пять мощнее, тут же заткнулась и смирилась со своей участью. А Рафик принялся терзать ее, буквально насилуя. Откуда только брались у него силы и желание. Вся скопившаяся злость, собственное унижение и неудовлетворенная похоть выходили наружу. В общем, можно было сказать, что он действовал, как жеребец, абсолютно не обращая внимания на то, что ощущает кобыла. Боль была нестерпимой, кровь капала на ковер, но девица боялась даже заикаться об этом. Любое ее возражение Рафик обрывал ударом или по почкам, или по шее.

— Молчи, сука! А то убью! — сказал он, отталкивая ее от себя.

Затем он схватил девушку за волосы и поволок в ванную. Там царила кромешная темнота. Рафик ругался, заталкивая ее под душ. Затем щелкнул выключателем. Яркий свет залил помещение. Кровь текла у нее по ногам.

Девица плакала, размазывая тушь, она закрывала лицо руками, боясь, что этот страшный кавказец сейчас начнет бить ее по лицу.

— Не надо, я все сделаю…

А Рафик на всю силу включил, затем резко выключил воду.

— А ну, садись, сука!

Девушка присела, прикрыв голову руками, а Рафик принялся мочиться ей на голову, при этом раскатисто хохоча.

— Рот открой, сука!

— Нет! Нет!

— Зубы выбью!

— Нет!!!

И тут Рафик бросил ее на дно ванны, продолжая мочиться. Когда она попыталась подняться, чтобы дотянуться до крана, Рафик ударил ее в живот и хлестнул тыльной стороной ладони по лицу. Верхняя губа треснула, кровь полилась по подбородку.

Внезапно Рафик охладел, посмотрел на себя в зеркало и буркнул:

— Приводи себя в порядок. Назовешь цену, и мы разойдемся.

Девица быстро умылась, прижгла раны одеколоном, завизжала от боли. Остыв, покрутилась по ванной в поисках фена, но не нашла его. Наспех грязным полотенцем вытерлась и на цыпочках двинулась в гостиную, боясь, что кавказец вновь набросится на нее.

— Проходи, не бойся. Ты ничего, мне понравилась.

Может, завтра продолжим?

— Да-да, хорошо, позвонишь, — говорила проститутка, в мыслях осыпая кавказца самыми страшными ругательствами, какие ей были известны. Самым мягким из них было «ишак мусульманский».

— Врешь, падла.

— Я спешу.

Рафик сидел голый, положив на колено черный пистолет. Проститутка оделась так быстро, как не одевается солдат по тревоге.

— И салфетки свои гнусные тоже убери. Может, выпьешь на дорогу?

— Нет-нет, я пойду, меня мама ждет, — как школьница, оправдывалась проститутка.

— А мама у тебя тоже блондинка длинноногая? Замужем или, как ты, по вызову трахается? Вдвоем меня обслужите? А? Что молчишь?

Двести долларов проститутка зажала в кулаке, боясь, что Рафик отберет их, схватила шубу. Даже не стала ее надевать, принялась возиться с замками, от волнения никак не могла их открыть.

— Куда так спешишь? — абсолютно голый мужчина с пистолетом в руке подошел к двери и схватил девушку за запястье, погнув браслет. — Деньги забыла попросить, я же тебя больше чем на двести баксов трахнул. Но мелких у меня нет, чтобы с тобой правильно рассчитаться. Может, на, двадцатку еще что-нибудь сделаешь?

— Деньги? — переспросила девушка. — Нет-нет, не надо, мы в расчете, хватит тех, что есть…

— За работу полностью платить надо, — голос Рафика вновь стал почти нежным.

Но от этого проститутке сделалось лишь страшнее.

Она почувствовала, что ком подступил к горлу и ее вот-вот вырвет.

Рафик с обувной полки достал еще триста баксов и сжал их в пальцах.

— Сколько я тебе дал, я уже забыл?

— Хватит, достаточно.

— Нет, ты покажи сколько я тебе дал, вдруг мало?

И совсем потеряв рассудок от страха, девушка разжала кулак, в котором лежали смятые двести долларов.

Рафик аккуратно взял их, расправил, добавил к тремстам:

— Полштуки за один вечер. Неплохо. Но за деньгами придешь завтра, можешь даже с утра. Я тебя буду ждать.

А если не придешь — пеняй на себя!

И тут Рафик ловко вырвал сумочку из рук девушки, запустил в нее руку и извлек паспорт, пролистал.

— Вот, теперь я знаю, где ты живешь и как тебя зовут. Если кому-нибудь полслова сболтнешь — пеняй на себя, я тебя раздеру, как жабу! Начну с задницы. А теперь — до завтра. Завтра я с тобой буду нежен. И кстати, учти, такси за мой счет.

Он вытолкал проститутку на площадку, бросил вслед ей сумочку и паспорт, захлопнул дверь. Он был уверен, что все произойдет именно так, как он приказал, ведь он привык, что его приказы исполняются. Но события приняли совершенно другой оборот.

Ира Васильева, а именно так звали проститутку, побоялась возвращаться домой и направилась к своей подруге, такой же проститутке, как и она сама. Та оказалась дома. И Ира в слезах и соплях, сидя на диване, рассказала ей обо всем, что произошло, взяв с нее обещание, что та никому не скажет ни слова. Когда она закончила рассказ, ей стало немного легче. Она напилась крепкого чая, кое-как замазала рассеченную губу.

Валентина Меньшова, к которой приехала Ирина, работала, в отличие от своей подруги, с надежным прикрытием, она отстегивала часть денег ментам. Выслушав про кавказца, Валентина насторожилась. Она вытряхнула свою сумку и достала фотографию, перепечатанную на ксероксе.

— Послушай, Ирка, не этот, случайно? — она показала листок.

Ирину начало трясти:

— Этот! Этот, мать его так, только выбритый! А теперь он с бородой.

— Рафик Магомедов, — сказала Валентина.

— Я не знаю, как его зовут.

— Рафик Магомедов. Погоди, подруга, мы ему устроим траханье!

И дело закрутилось. Валентина Меньшова упала на телефон, принялась вызванивать знакомого опера, именно того, кому она платила за то, что тот ее прикрывал и позволял работать. Созвониться со своим сутенером, носившим капитанские погоны, ей удалось сразу.

— Валя, Валя, погоди… — кричал в трубку капитан Панкратов. — Кто на тебя наехал, что ты орешь?

— Да ничего я не ору. Слушай, Олег, тут моя подруга нашла Магомедова.

— Какого такого Магомедова?

— Ну, помнишь, ты мне фотографию сунул, на ксероксе напечатанную.., кавказец какой-то, Рафиком зовут.

Ты еще говорил, что если кто где из моих знакомых или я его увижу.., чтобы сразу тебе. Это было еще с месяц назад или недели три, я уже, честно говоря, забыла…

— Ты или подруга твоя уже кому-нибудь говорили о нем? — мгновенно изменившимся голосом спросил капитан Панкратов, прижимая трубку к своему уху: он в кабинете находился не один.

— Нет, никому, тебе первому. Ты же мой покровитель, правда, берешь много.

— Ну, девчонка, обрадовала! Теперь молчи, сиди, как будто воды в рот набрала. Я сейчас буду. Где ты, откуда звонишь, от себя? Хорошо, сейчас беру машину и еду. Подругу не отпускай. Через полчаса я буду у вас.

— Ждем.

Капитан Панкратов примчался к Вальке Меньшовой так быстро, как не приехал бы на похороны своего лучшего друга, погибшего от пули бандитов. Он появился возбужденный и тут же выложил перед Ириной Васильевой качественно изготовленные фотографии.

— Ну, голубушка, этот? Это он тебя так отделал? Посмотри, только не ошибись.

— Он, он, сука, — уже осмелев, бормотала Ира Васильева.

— Ну ничего. Адрес помнишь?

— Конечно, помню. Но туда больше я ни ногой.

— А тебе и не придется, я сам им займусь.

Записав адрес и дав строгие указания двум проституткам не болтать и ничего никому не рассказывать, он опрометью бросился из квартиры, слава Богу, машина с мигалкой стояла возле дома. Капитан Панкратов потирал вспотевшие ладони, деньги сами плыли в руки. Он знал, Чекан пообещал десять тысяч штук зеленью тому, кто найдет Магомедова. А десять штук — деньги немалые. Можно было, конечно, поторговаться и сорвать побольше, но зачем рисковать?

Полчаса ушло на то, чтобы связаться с Чеканом. Капитан Панкратов помчался в ночное кафе, где всегда дежурили люди из бригады Чекана. Это был своего рода диспетчерский пункт. Там сидел бригадир, вооруженный сотовым телефоном, и пара «быков». Панкратова встретили не очень дружелюбно, ни менты, ни опера в это кафе старались не соваться. Но уже по одному горящему взгляду Панкратова бригадир понял — дело нешуточное.

— Чекана найди! — выпалил Панкратов, еле переводя дыхание после того, как пробежался по маршам высокой лестницы.

— А зачем тебе Чекан?

— Он тебя еще благодарить будет, быстро!

Прикрываясь рукой от опера, бригадир набрал номер Чекана. Тот ответил сразу же.

— Слышь, Чекан, тут тебя мент ищет.

— Кто он?

— Как твоя фамилия?

— Скажи — Панкратов Олег, капитан, оперуполномоченный, — каждым следующим словом придавал себе вес Олег.

— Панкратов, говорит, опер.

— Ладно, дай ему трубу. Чего он от меня хочет?

Панкратов, заполучив трубку, отошел в угол и шепотом сообщил:

— Я Магомедова нашел.

— Да ну! — протянул Чекан. — И где же он?

— А ты уговор помнишь?

— Я свое слово держу, в отличие от вас, ментов.

— Слушай, Чекан, мне нужны бабки — тебе Магомедов. Только у меня одна просьба.

— Какая?

— Скажу при встрече.

— Жду тебя у въезда в Конюшенный переулок. За пятнадцать минут туда успеешь? — рассмеялся Чекан.

— Успею, я с мигалкой.

— Не люблю я ваши мигалки, — буркнул Чекан, — там сядешь ко мне в машину.

Отдав телефон, Панкратов вновь побежал по лестнице. И не успел Олег пробежать и двух маршей, как телефон в руках бригадира ожил.

— Слышь, Леха, людей собирай, человек десять.

На трех машинах, всех, кто под руками.

— У меня всего семеро под руками, других искать придется.

— Бросай пост, подъезжай к Конюшенному. И чтоб у всех стволы были.

«Ни хрена себе мент дело завернул!» — подумал бригадир, бросая на стол карты, и прикрикнул на своих подручных:

— Живо, все кто здесь — по машинам и поехали! Чекан так сказал.

Возражать никто не стал. Некоторые уже догадывались, с чем связана такая поспешность, ведь уже дважды пытались взять Магомедова, и каждый раз поднимался такой же переполох. Чекан боялся упустить Рафика.

Михара, глядя на просветлевшего лицом Чекана, подмигнул ему:

— Что, выгорело?

— Боюсь сглазить, но вроде менты дураки-дураки, а нашли Магомедова.

— И много денег за вето хотят?

— Я десять штук обещал на это.

— Недорого, — усмехнулся Михара. — А десять штук у тебя с собой есть?

— Я их на это дело в отдельный мешочек положил.

Чекан открыл холодильник, из морозилки достал картонную коробку с надписью «Пельмени», разломил ее над умывальником и успел подхватить заиндевелую пачку денег прежде, чем та упала в мойку.

— Порядок, ровно десять штук. Поедешь? — спросил он у Михары.

— Святое дело.

«БМВ» буквально присела на задние колеса, когда Михара и Чекан сели в салон.

— Гони к Конюшенному, и быстрее!

Ничего не спрашивая, Борис погнал «БМВ». А Чекан уже вынул из рукоятки пистолета обойму и проверил, все ли патроны на месте. Затем ловко ударом ладони всадил ее и крутанул пистолет на пальце.

— Ну, азер, Бог даст, мы с тобой поговорим.

Олег Панкратов уже стоял на перекрестке в расстегнутом полушубке и высматривал машину, которая должна будет ему привезти десять тысяч баксов. И машина выскочила из-за поворота, рванув на красный свет, затормозила, обдав снежной пылью оперуполномоченного. Панкратов еле успел отскочить на тротуар. Передняя дверца открылась, капитан влез в машину и повернулся. На заднем, сиденье расположились двое.

То, что рядом с Чеканом матерый уголовник, к тому же недавно освободившийся и только-только облачившийся в дорогую штатскую одежду, Панкратов сразу понял по взгляду Михары.

— Ну что скажешь, Олег Панкратов, оперуполномоченный? — быстро спросил Чекан.

— Уговор в силе, обещание сдержишь?

— Деньги при мне, — Чекан вытащил из внутреннего кармана пачку баксов. — Говори адрес.

— Погоди, Чекан, знаешь что, я же все-таки на государственной службе…

— Короче, что хочешь, говори поскорей!

— Делай с Магомедовым что хочешь, только пообещай, что оставишь его в живых и отдашь мне.

— Два куша решил срубить? — выдавил из себя Михара, сверкнув золотым зубом. — И бабки, и звезду на погоны? Не подавишься?

— Не помешает, — сказал Олег.

— Ладно, может, мы тебя и уважим, хотя живым отдать не обещаю, — сказал Чекан. — Адрес гони!

— Живым надо…

— Я за ребят своих не отвечаю.

Оперуполномоченный отдал бумажку. Чекан расставался с деньгами легко, так, словно это были не баксы, а колода карт, которую можно купить за гроши в любом киоске.

Панкратов хотел пересчитать, но Михара пробурчал:

— Слушай, мы кидать тебя не будем. Иди, иди с богом, дома посчитаешь.

Панкратов выскочил из машины почти на ходу, та тронулась. И он увидел еще три автомобиля с темными стеклами — два джипа и «тойота», которые последовали за «БМВ» Чекана.

Но ни Чекан, ни Михара, ни Борис, сидевший за рулем, даже не заметили, что еще тогда, когда они выскакивали из подъезда и садились в машину, одновременно с ними из другого конца двора тронулся «опель-кадетт», за рулем которого, зажав сигарету в зубах, сидел крепко сбитый мужчина с неровно подстриженной бородой. Сергей Дорогин видел, как в машину к Чекану подсел капитан милиции, видел три автомобиля с бандитами, пристроившиеся по дороге за «БМВ».

«Интересно, куда они? Наверное, что-то нешуточное».

Он выбрался из своей машины, припарковал ее у гастронома, где стояло много легковых машин, и затем почти бегом побежал ко двору на другую сторону улицы, куда заехали машины с бандитами.

— Ну как, будем дело делать? — спросил Михара, глядя на Чекана.

— Брать, живьем надо брать.

— Квартиры в этих домах я знаю, — сказал Михара, — второго выхода в них нет. Когда-то я одну такую квартиру бомбил. Давно дело было, но помню.

— Спасибо за совет.

— Слушай, Чекан, может, мы пойдем вдвоем, может, не будем никого посылать? Вдвоем мы его и заломаем.

— Э нет, Михара, не тот это человек. Во-первых, боксер, чемпион Азербайджана, во-вторых, зверь. Ему терять нечего.

— Людей положим, — заметил Михара.

— А ты что, сам на пулю нарваться хочешь?

— А может, откроем тихо-тихо, войдем и возьмем его тепленьким, гада? Он же наверняка один.

Они переглянулись.

— Дело говоришь, — сказал Чекан, — не нужно лишний шум поднимать. Надо глянуть, что там за дверь, а потом решим, как дальше действовать. Какой там номер? — осведомился Михара.

Чекан назвал номер.

— Сиди здесь. Тебя он знает, меня нет. Пойду гляну, что к чему, а потом подумаем. Не надо пороть горячку, уйти ему некуда. Из подъезда никого не выпускайте.

Михара выбрался из машины, неторопливо перешел дворовый проезд, сверил табличку с номерами квартир, затем постоял, подумал, словно размышляя, здесь ли живет его приятель или нет. Затем открыл дверь подъезда и не спеша начал подниматься, прислушиваясь к звукам.

Он поднялся на третий этаж.

На площадке расположились три квартиры. Если на одной была хорошая дверь и, судя по коробке, двойная, то в нужной ему квартире дверь была лишь хорошая, но старая, а замки оказались вообще никудышными, такие делали лет двадцать — тридцать тому назад. Михара пригнулся, чтобы его нельзя было увидеть в глазок, припал ухом к двери и стал слушать.

Он стоял в такой позе минут пять, даже спина замлела, ловил ухом звуки, доносившиеся из квартиры.

Сперва работал телевизор, затем смолк, послышались шаги, открылась дверь, совсем близко от входной. Михара понял — это туалет или ванная. Затем он услышал шум воды, спускаемой из бачка. После скрипнула следующая дверь, и зашумела вода в ванной. Струя разбивалась о чугунную ванну, и грохот стоял такой, как возле водопада. Вскоре звук воды сменился, вода струей буравила воду.

«Наверное, набирает ванну», — решил Михара, еще пару минут постоял и понял, что человек закрылся в ванной комнате и сейчас будет принимать ванну. Теперь он уже не медленно шел вниз, а почти бежал, перепрыгивая через несколько ступенек.

Михара открыл дверь машины и поманил Чекана:

— Слушай, этот козел сейчас ванную будет принимать, может, уже принимает. Пошли. Дай мне ствол, — Михара обратился к Борису.

Тот посмотрел на Чекана.

— Давай.

Борис из-под сиденья извлек «ТТ» и нехотя подал Михаре. Тот взял пистолет, сунул в глубокий карман пальто, а из другого кармана вытащил отмычку и, не дожидаясь Чекана, двинулся к подъезду. Тот нагнал его на площадке первого этажа.

— Значит, так, Чекан. Заходим тихо, старайся не дышать. Я открою дверь бесшумно, замки пустяшные.

— Понял.

— Ни звука.

— Ясно, Михара.

За этим разговором они оказались на третьем этаже.

Чекан слушал, кивал, полностью соглашаясь с Михарой.

Теперь нашлось и ему дело. Чекан припал к двери, а Михара принялся осторожно, так, как стоматолог возится с воспаленным зубом, нерв которого обнажен, разбираться с верхним замком. На это дело ушло меньше минуты.

Чекан слышал, как ригель сдвинулся в сторону, и показал Михаре большой палец правой руки.

«Один готов».

Михара вспотел, пот катился по его лбу. Он приложил рукав пальто, промокнул лоб и вытер глаза. Затем перекрестился, и отмычка тихо вошла в прорезь нижнего замка.

— Раз, два, три, — шептал Михара так, словно он прислушивался к пульсу умирающего. — Опа, — вдруг сказал он, понимая, что отмычка поймала бородку.

Он еще что-то поколдовал, делая манипуляции с отмычкой, затем вытащил ее из замка. Отмычка скользнула в карман, беззвучно растворившись в нем. Михара надел перчатки, показал Чекану, чтобы тот сделал до же самое.

Из-за двери слышалось журчание воды, довольное фырканье.

— Совсем рядом, — прошептал Чекан на ухо Михаре, — и кажется, дверь в ванную приоткрыта.

Михара согласно кивнул, затем приложил указательный палец к губам, дескать, молчи, ни звука. В его левой руке появился «ТТ», Михара переложил его в правую, снял с предохранителя, перевел затвор. То же самое сделал и Чекан.

Левая рука Михары легла на дверную ручку и медленно опустила ее вниз. Затем, как бы приподнимая дверь, Михара осторожно потянул ее на себя, и та бесшумно отворилась, но тут же пришлось беззвучно выругаться.

Дверь оказалась закрытой на цепочку.

— Бля, — прошептал Чекан.

Михара сунул пистолет в карман, двумя руками взялся за дверное полотно и кивком головы указал место, где должен стоять Чекан. Тот сразу сориентировался.

Михара коленом уперся в косяк и стал медленно тянуть дверь. Михара был силен необычайно, но он боялся пропустить момент, когда шурупы выскочат из дерева и цепочка звякнет.

Все было проделано артистично, шурупы уже держались в древесине самыми кончиками, когда Михара запустил в щель руку, вырвав их из дверного косяка. Затем он махнул головой, открыл дверь, и абсолютно бесшумно они с Чеканом вдвоем оказались в квартире.

Дверь за собой они закрыли. В прихожей царил полумрак, лишь косая полоса из приоткрытой двери в ванную комнату желтела на потертом паркете и на стене с вытертыми обоями.

— Он там, — стволом пистолета указал на ванную Михара.

— Да.

Они подкрались к двери, держа наготове пистолеты.

Рафик Магомедов нежился в горячей ванной, утопая в густой пене. Пузырьки лопались прямо у него перед глазами, и ему казалось, что это шумит море. Его пистолет лежал рядом, протяни руку — и он окажется в пальцах.

Но протянуть руку Рафик не успел. Дверь резко открылась, и в ванную ввалился Михара, ладонью сбрасывая пистолет Магомедова на пол, а ствол его «ТТ» воткнулся прямо в лоб Рафику, почти утопив того в воде.

— Ну что, козел? — первое, что услышал Рафик, открыв глаза, залепленные густой белой пеной. — Если шевельнешься, мозги вышибу, — спокойно произнес счастливо улыбающийся Михара.

— Попался, козел.

В дверном проеме стоял в расстегнутом пальто Чекан, двумя руками сжимая пистолет. Оба ствола были нацелены на Рафика, а он лежал абсолютно голый, безоружный.

Чекан кивнул головой на пистолет азербайджанца.

Михара ботинком отбросил его прямо к ногам Чекана.

Тот, не сводя глаз с Рафика, наклонился, поднял пистолет, сунул себе в карман.

Ситуация для Рафика сложилась хуже некуда. Можно было, конечно, спрятаться, нырнув под пену, но Магомедов понимал, сделай он хоть малейшее движение, шевельни ногой или рукой, и вот этот мужик, стоящий рядом с ванной, не задумываясь, нажмет на спусковой крючок и выпустит ему в голову пулю. А если не в голову, то в живот или в грудь, и тогда кровь начнет вытекать из него, а пена вместо белой станет розовой. А он будет хватать воздух ртом, как рыба со вспоротым брюхом, и захлебнется водой.

Чекан с минуту наслаждался преимуществом своего положения.

— Ну что, Рафик, попался? Давно я тебе искал, и, наверное, Бог услышал мою молитву. А вот твой Аллах твоих молитв не услышал.

— Достали…

Михара указательным пальцем левой руки потянул за цепочку, вытаскивая затычку. Вода со всхлипываниями стала проваливаться в отверстие. Два бандита стояли, глядя на беспомощного Рафика, и ждали, когда же вся вода сойдет. Михара понимал, рисковать не стоит, и рукояткой пистолета нанес удар кавказцу по затылку. Голова Рафика и все его тело дернулись, он погрузился под пену. Вода еще не успела сойти.

— Буль-буль, козел.

Михара, абсолютно не обращая внимания на то, что на нем дорогое пальто, дорогой пиджак, сунул руку под воду, схватил Магомедова за волосы, вытащил из воды и еще дважды, но уже не так сильно ударил по голове рукояткой пистолета.

— Вот так-то, Чекан, будет получше. А то мало ли чего он надумает.

— Правильно.

Они выволокли Рафика из ванной, для начала связали ему ноги, туго стянув ремнем. А когда Рафик пришел в себя, бросили ему шмотки — рубаху и свитер.

— Одевайся, козел.

Затем Чекан вышел и позвал своих людей. Через полчаса, связанный по рукам и ногам, с голой задницей, Рафик Магомедов лежал за задним сиденьем джипа. Ему в рот заткнули грязную тряпку. Чекан ликовал. Его люди остались обыскивать квартиру, а Рафика повезли в Балашиху, в бомбоубежище, именно там решил разобраться с азербайджанцем Чекан.

Михара это желание Чекана поддержал, понимая, что там, пожалуй, самое надежное место, туда никто чужой не сунется.

— Под землю его спрячем, пусть больше дневного света не увидит.

— Я бы его сразу тут и закопал.

— Земля мерзлая. Чекан!

Бандиты были так рады тому, что без жертв и без выстрелов смогли захватить азербайджанца, что потеряли всякую бдительность и не заметили, как за их кортежем следует «опель-кадетт», который Дорогин на время одолжил у Тамары. Дорогин видел, как Чекан, Михара и его люди выгружали из джипа связанного по рукам и ногам азербайджанца и волокли его в бомбоубежище. Теперь ему стало известно еще больше, теперь он знал еще одно место, где можно отыскать Чекана.