Клиффорд Саймак Посетители

1. Одинокая Сосна. Миннесота.

Парикмахер Джордж пощелкал в воздухе ножницами, потом со свистом свел лезвия вместе.

– Я вот что тебе скажу, Френк. Я не понимаю твоего отношения, – сказал он человеку, сидевшему в кресле парикмахерской. – Вчера я прочитал твою статью насчет рыбаков и туристов в резервации. Не буду касаться деталей, но мне кажется, ты не очень-то о них беспокоишься.

– Честно говоря, не особенно, – ответил Френк Нортон. – Не вижу здесь ничего такого. Если люди не хотят платить резервации за лицензию, то пусть ловят рыбу в другом месте.

Нортон был одновременно издателем, редактором, агентом по распространению, корректором и менеджером газеты «Стражник», издаваемой в Одинокой Сосне. Контора газеты располагалась через улицу от парикмахерской.

– Меня это страшно раздражает, – сказал парикмахер. – Нет, зря дали краснокожим право запрещать охоту и рыбную ловлю в резервациях. Они что, не часть Миннесоты или Штатов? Теперь получается, что белый человек уже и права не имеет рыбку там половить, даже по нормальной лицензии, годной во всем штате, кроме, скажите на милость, вонючей резервации краснокожих. Нужно, значит, покупать у местного племени лицензию. Нет, скажу тебе прямо – это не дело!

– Для нас с тобой это дела не меняет, – сказал Нортон. – Если мы хотим порыбачить, то у нас сразу за городом есть хороший ручей, там такие радужницы водятся, прямо перепугаться можно. Настоящая форель.

– Тут дело принципа, – упрямо гнул свое парикмахер. – Они, значит, говорят, что земля принадлежит краснокожим. Принадлежит, черт их возьми! Это ведь не их земля. Мы просто разрешаем им там жить. И вот едете вы в резервацию, а там с вас сдерут три шкуры за лицензию на ловлю рыбы или хотя бы на охоту, будьте уверены. Даже, возможно, больше, чем стоит государственная лицензия. Они сами будут устанавливать пределы и ограничения. Придется нам подчиняться этим законам, как будто мы их принимали.

– Успокойся, Джордж, – примирительно сказал Нортон. – Не думаю, что они станут кого-либо трогать. Наоборот, они хотят, чтобы туда приезжали. И сделают все, чтобы туда приезжали, чтобы приманить рыбаков. Ведь денежки пойдут в их карман.

Парикмахер снова щелкнул ножницами.

– Вот чертовы краснокожие, – пробормотал он. – Вечно поднимают вой насчет унижения их прав. Воображают! Себя зовут не иначе, как коренными американцами. Индейцами уже – ни-ни! Иисус Христос, теперь они коренные американцы! И кричат, что мы у них забрали землю.

Нортон тихонько усмехнулся.

– Ну, если взглянуть на дело с самих истоков, то так оно и есть. Ничего не поделаешь, мы действительно отобрали у них землю. И что бы ты ни говорил, Джордж, пусть это тебе не по душе, но все-таки они коренные американцы. Если они хотят, чтобы их так называли, то, думаю, это их право. Они были тут до нас, и именно мы отобрали у них землю.

– У нас было на это право, – с жаром возразил Джордж. – Земля пропадала без дела. Они не использовали ее. Ну, конечно, время от времени снимали урожай дикого риса или утку подстреливали, или енота убивали ради меха, а может, бобра и его подругу… Но землю-то они по-настоящему не использовали. Она у них пропадала. Не понимали они, как ее использовать. А мы понимали. Вот мы пришли и начали ее использовать. И скажу тебе, Френк, мы имели на это право. Взять землю и начать использовать ее. А теперь нас уже с нее выгоняют! Посмотри, вон земля по ту сторону реки. Более высокие деревья, прямые от волн – стоят там с того момента, когда Христос еще в люльке качался. Ждут, когда их на что-то используют. Есть компании, которые с удовольствием занялись бы этим массивом. И они попробовали через суд получить право на повал этих деревьев, но суд сказал – нет! Нельзя трогать эти деревья, так сказал суд. Лесная служба сказала в суде, что эти тысячи акров национальное состояние, что их нужно сберечь для потомства. Отчего это мы так печемся насчет нашего будущего?!

– Не знаю, – сказал Нортон. – Меня это не удивляет. Там хорошо стоять, а вокруг такая первозданность. Так здорово там просто побродить. Очень мирно на том берегу реки. Хорошо, что у нас есть берег и его деревья. Лес…

– А мне плевать, – пожал плечами парикмахер. – Говорю вам, это не дело. Нас отпихивают, нами руководят. Всякие добрячки-беднячки с жиденькими мозгами вопят на каждом углу, что мы должны помогать им в деле сохранения природы, что мы не должны загрязнять воздух. Не знаю, по-моему, краснокожие сами во всем виноваты. Они – толпа лентяев. Они ни разу в жизни честно не трудились, ни один из них. Лежат себе брюхом кверху и стонут. Они только и делают, что требуют отдать им что-то, что будто бы мы им должны. Сколько мы им ни даем, им все мало. А я скажу ничего мы им вообще не должны, кроме, разве что, хорошего пинка под задницу. Они имели свой шанс – они его прохлопали. Были слишком тупы, слишком ленивы. Вся эта огромная страна была в их полном распоряжении, пока не пришли белые люди, и что они с ней делали раньше? Ничего! А мы… годами мы о них заботимся, и чем больше делаем добра, тем наглее они становятся. И больше требуют – заметь, они уже не просят, а требуют. А какое они имеют право требовать? Кто они такие и что себе позволяют? Попомни мое слово, скоро краснокожие из этой резервации потребуют вернуть им всю Северную Миннесоту, и еще, может быть, кусок Вискосина в придачу. То же самое делают они сейчас в Блейк-хилле. Утверждают, что район Блек-хилл и Биг-хорп принадлежат им. Что-то такое лепечут насчет столетнего договора. Будто бы мы отобрали у них землю, не имея на это никакого права. Просунули билль в Конгресс и в суд еще имеют наглость подавать, требуют вернуть им Блейк-хилл и Биг-хорп, каково? А какой-то судья-тупица возьмет и скажет: правильно, они имеют право на эти земли, а в Конгрессе найдутся яйцеголовые умники, продались краснокожим, они скажут – да, у них есть законное право на эту землю. Белые люди истратили миллионы долларов, привели этот край в приличный вид, а теперь… А что здесь было раньше у этих индейцев? Просто пастбище для буйволов. – Парикмахер для убедительности помахал в воздухе ножницами. – Вот погоди, сам увидишь. То же будет и у нас.

– Твоя беда, Джордж, – беззлобно сказал Нортон, – в том, что ты расист.

– Можешь называть меня, как тебе вздумается, – ответил парикмахер, – потому что мы друзья и я не обижусь. Но я знаю, что такое хорошо и что такое плохо. И я не побоюсь сказать об этом во весь голос. Ты называешь человека расистом только за то, что он верит во что-то, во что не веришь ты. Тебе больше нечего сказать, нет у тебя, значит, других доводов, вот ты и начинаешь обзывать.

Нортон промолчал, а парикмахер, оборвав свой монолог, принялся за работу.

Снаружи дремали на теплом солнце погожего дня два квартала магазинов и деловых контор городишка Одинокая Сосна. Возле обочины стояли несколько автомобилей. Три собаки, бродячие дворняги, совершали неспешный ритуал опознания – три старых друга, встретившиеся на перекрестке. Стеффи Грант, местный бродяжка и пьяница, человек с подмоченной репутацией и в потрепанном костюме, сидел на перевернутом бочонке из-под гвоздей напротив хозяйственного магазина, сосредоточенно покуривая спасенный из сточной канавы окурок сигары. Салли – официантка кафе «Сосна» – неспешно подметала тротуар перед своим заведением. Она явно растягивала время работы, не спеша покидать теплое осеннее солнце и возвращаться в сумерки кафе. У самого конца восточного квартала Кермит Джоунс – местный банкир – подъезжал на автомобиле к станции обслуживания.

Джерри Конклин, студент-биолог, занимавшийся проблемами леса и работающий над диссертацией на соискание докторской степени в университете Миннесоты, остановил свою машину у моста, соединявшего Истривер, то есть берега реки Пайн ниже по течению от города, вытащил футляр с разобранной удочкой (это была специальная удочка для ловли на мух) и занялся тщательной ее сборкой. Несколько месяцев назад он остановился на заправке, направляясь в одно лесничество, и служитель рассказал ему о громадных форелях, что водились в запруде – заводи возле моста. Большой любитель рыбной ловли, особенно на муху, он держал эту информацию в памяти, пока не предоставился случай проверить ее достоверность. Сегодня он специально сделал крюк в несколько миль, возвращаясь из другого лесничества, где в ненарушенных экологических условиях изучал природные системы нетронутого леса белой сосны. Теперь он собирался попытать счастья в заводи возле моста.

Он посмотрел на часы и обнаружил, что может позволить себе не больше получаса удовольствия. Кэт купила билеты на симфонический концерт, которым управлял какой-то гастролирующий дирижер, чье имя он совершенно забыл, и Кэт уже две недели буквально сгорала от нетерпения. Сам он не очень восторгался такой музыкой, но Кэт без ума от симфоний и обидится не на шутку, если он не вернется вовремя в Миннеаполис.

Парикмахер Джордж сказал Френку Нортону, все еще сидящему в кресле:

– Сегодня ты выпускаешь очередной номер. Наверное, приятно бездельничать целую неделю?

– Вот тут ты сильно ошибаешься, – ответил Нортон. – Газета не возникает в готовом виде по щелчку пальцев, даже если это еженедельник. Нужно подготовить отдел объявлений и рекламы, сделать макет, набрать газету и еще много всего нужно сделать, чтобы собрать воедино целый номер.

– А я-то всегда думал, отчего это ты торчишь в нашем городишке? – сказал Джордж. – Молодой журналист, вроде тебя, всегда может отправиться в какое-то место получше. Зачем тебе здесь прозябать? В газетах Миннеаполиса тебе бы всегда нашлось место, стоит только попытаться.

– Не знаю, – ответил Нортон. – Наверное, мне нравится здесь жить. Сам себе хозяин. Сильно не разбогатеешь, конечно, но на жизнь всегда хватит. В большом городе вечно существует опасность затеряться. У меня есть друг в Миннеаполисе, работает в их «Трибюн». Весьма молодой для редактора такой газеты, но очень приличный работник. Его зовут Джонни Гаррисон…

– Вот он бы тебя точно понял, – предположил Джордж.

– Возможно. Не знаю. В первое время было бы нелегко. Сразу в тонкости газетного дела в большом городе трудно вникнуть. Но Джонни, как я тебе уже сказал, работает редактором и получает за это не в пример больше меня. Но и у него свои проблемы. Например, он не может отправиться половить рыбку, когда захочет, как это могу позволить себе я. И не может устроить себе выходной в любой день недели, чтобы потом наверстать упущенное. У него дом, за который нужно платить, семья, требующая больших расходов. Ему приходится преодолевать мили забитых машинами улиц, чтобы добраться до редакции, потом – чтобы вернуться домой. И на нем лежит чертовски огромная ответственность. Да и пьет он гораздо больше моего. И наверняка ему приходится делать массу вещей, которых ему не хотелось бы делать, встречаться и знакомиться с самыми различными людьми, с которыми ему вовсе не хотелось бы знакомиться. Он очень много работает, даже в кругу семьи.

– Конечно, есть свои недостатки, – согласился парикмахер, – как и в любой другой работе.

Сбитая с толку муха настойчиво кружилась и билась о зеркальную поверхность окна парикмахерской, проявляя чудеса тупого упрямства. Вдоль стены тянулась декоративная полка с разноцветными парфюмерными флаконами, редко сейчас используемыми – витрина былых времен. На стене на крючке висела двустволка тридцатого калибра.

За углом на бензоколонке служитель вставил шланг в отверстие бака машины банкира и посмотрел через плечо назад.

– Боже мой, Кермит, вы только посмотрите!

Банкир поднял голову.

Что-то большое и черное низко плыло в небе. Причем совершенно беззвучно. Предмет медленно опускался, заполнив собой половину горизонта.

– Это же НЛО! – воскликнул служитель. – Первый раз вижу такое своими глазами. И притом такой громадный. Никогда не думал, что они такие огромные.

Банкир молчал. Он был слишком потрясен, чтобы ответить, и не мог даже шевельнуться.

Официантка Салли, которая подметала тротуар возле кафе, бросила метлу и пронзительно завопила, а затем побежала, не разбирая дороги.

Стеффи Грант, удивленный внезапным криком, слез, покачнувшись, с бочонка и выгреб на середину улицы. Потом увидел черную громадину, повисшую в небе, и так сильно подался назад, что потерял равновесие. Это было результатом приконченной недавно бутылки дрянного самогона, который гнал Эйб Паркер где-то в лесу. В результате Стеффи переменил вертикальное положение на более устойчивое и сел прямо посредине улицы. Потом в панике тоже поднялся на ноги и бросился бежать. Окурок сигары выпал, но он даже не обернулся, чтобы поднять его. Он начисто забыл про сигару.

Джордж бросил стричь Нортона и подскочил к окну. Он увидел Салли и Стеффи, удирающих в панике, уронил ножницы и метнулся к стене. Схватив ружье, он рванул затвор, дослал патрон в патронник и выпрыгнул на улицу.

Нортон недоуменно поднялся с кресла.

– В чем дело, Джордж? Что происходит? – крикнул он вдогонку. Парикмахер ничего не ответил. Дверь громко щелкнула, захлопываясь за ним.

Нортон рывком распахнул дверь и шагнул на улицу. Парикмахер уже мчался вниз. Навстречу ему бежал заправщик со станции.

– Сюда, Джордж! – вопил заправщик. – Оно ушло в сторону реки. – Он махнул рукой на пустую стоянку.

Джордж ринулся в том направлении. За ним едва поспевали Нортон и заправщик. Сзади всех, пыхтя и отдуваясь, семенил Кермит Джоунс, местный банкир.

Нортон, преодолев пустую стоянку, выскочил на гравийную насыпь, тянущуюся вдоль реки. Поперек реки, накрыв собой мост, лежала гигантская черная коробка – достаточно длинная, чтобы опереться о противоположные берега реки. Длина значительно превышала ширину, высота тоже была впечатляющей. На первый взгляд, эта конструкция была предельно проста – параллелепипед без выступающих частей, выкрашенный самой черной краской, какую только можно представить.

Парикмахер, прибежавший первым, стоял ближе всех к черному гиганту, бесстрашно прижимая к плечу ружье.

– Нет, Джордж, не надо! Не стреляй! – завопил Нортон. – Не стреляй!

Негромко треснул выстрел и почти в тот же момент сверкнул ответный световой заряд со стороны черной громадины. Парикмахер ярко вспыхнул, попав под удар светового пучка, потом свет погас. Дымящийся манекен, еще недавно бывший милым человеком, весь черный и обуглившийся, несколько секунд сохранял подобие человеческой позы… Ружье в его руках раскалилось докрасна, ствол, размягчившись, обвис вниз, как макаронина.

Потом Джордж, бывший парикмахер и житель Одинокой Сосны, рассыпался, превратившись в горстку пепла, все еще дымящуюся и испускающую тонкие завитки отвратительно пахнущего дыма.

Загрузка...